ВСЮ НОЧЬ МЕЛА МЕТЕЛЬ, ветер в печной трубе завывал с такой силой, что Елизавета не могла заснуть: то ей казалось, что вокруг дома кто-то ходит, то ей слышалось, что хлопнула входная дверь, и в подполе что-то заскребло… Женщина насторожилась, подтянула к шее пуховое одеяло и вслушалась в ночную тишину. «Наверное, показалось», – успокоилась хозяйка и постаралась отогнать тревожные мысли. Не успела она закрыть глаза, как в дальнем углу дома скрипнули половицы. «Что это?» – прислушалась женщина и отдернула занавеску, отгораживавшую закуток, где она спала, от общей комнаты. В этот момент в печной трубе что-то загрохотало и посыпалось, словно в нее бросили горсть песка с камнями. «Это неспроста… – опечалилась Елизавета. – Хоть бы крышу ветром не снесло, ишь, какие сильные порывы…»
– Мама, ты не спишь?.. – спросила Роза.
Елизавета приподняла голову над подушкой и прошептала:
– Дочка, ты?
– Угу… – всхлипнула девушка.
– Почему ты не спишь?
– Не знаю, – Роза уткнулась лицом в подушку и заплакала.
– Случилось что? – забеспокоилась женщина.
– На сердце тревожно, всю ночь кручусь с бока на бок… – глотая слезы, ответила девушка.
Елизавета отбросила одеяло, всунула ноги в валенки, стоявшие рядом с кроватью, и тихо, чтобы не разбудить брата, подошла к кровати дочери.
– Чего плачешь?
– Ваню жалко…
– Ивана? – удивилась хозяйка.
– Угу!..
Елизавета в недоумении посмотрела на дочь:
– А разве с ним что не так?
Роза ничего не ответила и заплакала.
– Что с тобой? – разволновалась хозяйка. – Толком объяснить можешь?
Роза вытерла ладонью слезы и голосом, полным скорби, произнесла:
– Не надо ему ехать на лесозаготовку…
Елизавета села на кровать дочери и с тревогой спросила:
– Почему?
– Как подумаю, что он уедет, такая тоска к сердцу подступает, что хоть криком кричи, и чем больше об этом думаю, тем больше его жаль.
– Ничего не понимаю… – растерялась хозяйка. – Почему ты меня не разбудила?.. – женщина прижала дочь к своей груди и поцеловала. – Не расстраивайся, нет на то причины.
– Есть! – всхлипнула Роза.
– Да с чего ты взяла?
– Чувствую я это – понимаешь?
– Не говори глупостей, сама расстроилась и в мое сердце тревогу посеяла… Спи!
Роза вытерла слезы и прижалась щекой к груди матери, она не знала, как описать то, что творилось в ее душе.
– Давай запрем Ваньку дома… – предложила девушка и с надеждой заглянула матери в глаза.
– Что ты такое говоришь, как это – запрем? Спи, утро вечера мудренее…
– Это только в сказках так бывает, – насупилась Роза, огорчившись, что мать не желает ее слушать.
«Почему взрослые считают, что дети говорят всякий вздор? – с грустью подумала девушка. – Как мне объяснить, что Ивану нельзя уезжать из дома?»
– Мамочка, придумай что-нибудь, ты же умная… – взмолилась девушка.
– Вот заладила… Далась тебе его поездка… Спи, скоро светать начнет.
Женщина обняла дочку и погладила по распущенным волосам.
– Какая ты у нас красавица… – любуясь дочерью, произнесла Елизавета. – Совсем взрослая стала, чует мое сердце – от женихов не будет отбоя, только ты не торопись, приглядись ко всем, ты ведь у нас одна, а желающих посвататься к тебе будет много, нам с отцом не все равно, за кого тебя замуж отдавать…
– Какие женихи? Мне школу заканчивать надо, – рассердилась Роза, – я тебе об Иване говорю, а ты мне про женихов талдычишь, не время мне о них думать.
– Придет пора – не так заговоришь, я это к тому, что коли тебе кто по сердцу придется, так ты не торопись, сначала разберись, что за человек, потом решай…
Роза насупилась и отодвинулась от матери.
– Чего отвернулась? – спросила Елизавета.
– Спать хочу, – буркнула Роза.
– Спи, хотя какой уж теперь сон…
Елизавета легла рядом с дочкой, закрыла глаза и попробовала уснуть, но сон не шел. «Чего зря лежать? Надо вставать», – решила женщина, встала, зажгла керосиновую лампу и стала заниматься домашними делами. Время от времени она с тревогой посматривала на дочь и размышляла над ее словами. «Что на девчонку нашло? Может, что чувствует? Девичье сердце – прозорливое, это у взрослого человека душа со временем грубеет и становится нечувствительной к проявлениям жизни, а в юные годы сердечные очи на многое смотрят иначе. Может, на самом деле попробовать отговорить Ивана от поездки? Кто знает, может, Роза хочет оградить его от чего худого… Как же, станет он меня слушать, будем надеяться, что все обойдется». Занимаясь домашними делами, хозяйка не заметила, как пришло время будить сына.
Утро выдалось хмурое и унылое, дул колкий порывистый ветер. Сугробы за ночь намело такие, что Елизавета не смогла открыть входную дверь, чтобы выйти подоить корову. «Этого не хватало…» – расстроилась женщина, при этом дурное предчувствие, зародившееся в ее душе после разговора с дочерью, усилилось. «Недобрый знак, – подумала хозяйка, – будто кто-то специально дверь снаружи подпер. Что делать, как мне отговорить сына от поездки?» Елизавета уперлась плечом в дверь и еще раз нажала, но она не открывалась.
– Что ты скажешь… – растерялась женщина. – Надо отбросить снег снаружи – иначе из дома не выберемся. Пойду, разбужу Панкрата, может, что придумает…
Елизавета сняла со стены фонарь и вернулась в комнату. «Летучая мышь» тусклым светом осветила скромное жилище Варенковых, а старая кукушка на стене прокуковала четыре раза, оповестив домочадцев, что настало утро. «Надо поторапливаться», – подумала хозяйка и подошла к постели брата. Осторожно тронув мужчину за плечо, женщина тихо позвала:
– Панкрат, просыпайся, надо входную дверь от снега освободить…
Мужчина засопел, натянул на голову пуховое одеяло и повернулся к женщине спиной.
– Вставай, говорю… – более настойчиво повторила хозяйка.
Мужчина повернулся и, зевнув, спросил:
– Что – так сильно замело?
– Очень, я и так, и этак старалась открыть – никак…
– Который час? – поинтересовался мужчина.
– Четыре, времени до отъезда Ивана осталось немного, надо успеть управиться. А может, он не поедет?..
Панкрат откинул одеяло, дотянулся босыми ногами до валенок, стоявших у кровати, всунул в них свои костлявые волосатые ноги и, подойдя к ведру с водой, спросил:
– Почему он не поедет?
Елизавета подала брату его любимую кружку и с надеждой произнесла:
– За ночь такие сугробы намело, что по дорогам не проехать. Как он на полуторке до лесозаготовки доберется?..
Мужчина зачерпнул из ведра холодной колодезной воды, сделал несколько глотков и, утолив жажду, ответил:
– Доедет, да и не один он будет – Баренцева с ним посылают.
– Леньку? – обрадовалась женщина. – Хорошо, он парень смышленый, Ивана в беде не бросит…
Панкрат искоса глянул на сестру:
– Чего зря паникуешь, он что – маленький? Вон какой бугай вымахал…
Елизавета в смущении отвела взгляд и тихо произнесла:
– Тревожусь я что-то, может, пусть он лучше дома побудет?
– Ты что? Его люди ждут… Не знаю, что на тебя нашло, только ерунду ты говоришь.
Елизавета вздохнула и с тяжелым сердцем отправилась будить сына. «Почему все так в жизни? – размышляла женщина. – Сердце хочет одно, а рассудок диктует другое, так всю жизнь и выбираешь между одним и другим… Как мне отговорить сына от поездки? Хоть самой поперек дороги ложись…» Елизавета подошла к кровати Ивана и тихо прошептала: «Где б ты ни был, сынок, пусть моя материнская любовь хранит тебя…» Иван улыбнулся, открыл глаза и увидел мать.
– Пора? Встаю… – произнес парень.
Елизавета погладила сына по взъерошенным волосам и, потупив взор, ответила:
– Доброе утро, сынок… Как спалось?
– Спасибо, хорошо, – улыбнулся парень и спросил, что она шептала. – Я точно не расслышал, но помню, что-то хорошее…
Елизавета сконфузилась и попробовала отговориться:
– Я только сказала, чтоб ты просыпался.
Парень внимательно посмотрел на женщину, на то, как она прячет от него глаза, и сказал:
– Что-то ты темнишь, мать…
– Одевайся, завтракать пора, – ответила хозяйка и стала накрывать на стол.
Иван не заставил себя долго ждать – быстро встал, умылся, оделся и сел завтракать. Елизавета украдкой глянула на сына, встретилась с ним взглядом, и в этот момент в сердце у нее так защемило, что она едва сдержала слезы. Иван заметил перемену в настроении матери и насторожился.
– Что с тобой? – поинтересовался парень. – Где дядя Панкрат?
– Снег от входной двери отгребает…
– Почему меня не разбудили? Как он из дома выбрался?
– Поднялся в сенях по лестнице на чердак и через торцевую дверь выбрался наружу.
– Он снег отгребает, а я – ем?..
– Ничего, ты еще наработаешься, все дороги замело, не знаю, как доедете…
– Не волнуйся, все будет путем.
– Больно уж ты прыткий… – вздохнула женщина.
– Ты это о чем?
– Ты бы осторожней там, мало ли что… Постарайся держаться рядом с отцом…
– Не волнуйся, я там буду не один, а насчет отца – не знаю, мы с ним в разных бригадах будем.
– Жаль, – опечалилась Елизавета, – народ там собран разный, никто не знает, у кого что на уме…
– Что со мной может случиться? Я же рубаха-парень… – улыбнулся Иван.
Елизавета взяла большую плетеную корзину, сложила в нее продукты, приготовленные сыну в дорогу, и поставила на стол.
– Что здесь? – поинтересовался парень.
Женщина пояснила, что собрала ему в дорогу провизию:
– Не так богато, как хотелось бы, но голод утолить хватит.
– Не надо, нам сказали, что в столовой кормить будут, – ответил парень, – побежал я, не хочу опаздывать. Скажи Розе, чтоб тебя слушалась, не то приеду и уши надеру… – Иван бросил беглый взгляд на кровать сестры.
Ему показалось странным, что девушка не захотела его проводить. «Чего это она с головой укрылась?» – насторожился парень, он еще раз бросил взгляд на постель сестры и спросил:
– Она, случайно, там не задохнется?
– Действительно, чего она так укуталась? – удивилась Елизавета.
Женщина подошла к кровати дочери, приподняла край одеяла и вместо спящей девушки обнаружила скрученный тулуп Ивана.
– Это еще что, а где она сама? – опешила Елизавета и в растерянности посмотрела на сына.
– Как где? – удивился Иван. – Разве ее там нет? – парень подбежал к кровати сестры и заглянул под одеяло.
Мать и сын в растерянности посмотрели друг на друга.
– Ничего не понимаю, она же совсем недавно была на месте, мы с ней полночи проговорили, – взволнованно произнесла Елизавета, – куда она могла подеваться, а главное – когда? Я все время была в комнате, если не считать времени, когда выходила на веранду…
– Долго ты там была? – поинтересовался парень.
– Минут десять…
– За это время можно одеться и выйти из дома.
– Как? Входная дверь заблокирована, я не смогла ее открыть, не в щель же девчонка прошмыгнула…
– Нет, конечно, а вот выйти из дома тем же путем, что Панкрат, могла, – парень взял тулуп, накинул себе на плечи, снял с гвоздя ушанку и, поцеловав мать, сказал:
– Не знаю, что она задумала, только не нравится мне это… Ладно, некогда мне этим заниматься, скоро все выяснится. Наверное, снова с подругами что-то замышляет… Пойду я, не то опоздаю…
Елизавета бросилась к сыну и навзрыд заплакала. Парень растерялся и, обняв мать, ласково произнес:
– Что ты? Я же всего на две недели уезжаю, а ты плачешь, будто навеки расстаемся…
Женщина обвила шею сына руками и во весь голос запричитала:
– Сыночек, миленький, не уезжай!!!
Парень оторопел:
– Вернусь я, никуда не денусь, пусти – мне пора…
В этот момент в сенях послышались шаги, и в комнату вошел Панкрат. Тулуп мужчины был расстегнут, в правой руке он держал фонарь, а в левой – ушанку.
– Все, племянник, придется тебе дома сидеть, – переступив через порог, произнес мужчина, – лестницу чердачную то ли ветром от стены дома отбросило, то ли кто ее умышленно к забору оттащил… Темно, ничего не видно, но чьи-то следы на снегу все же просматриваются…
Иван и Елизавета в растерянности переглянулись.
– Так ты что, все это время был на чердаке? – удивилась женщина. – Я думала, что ты дверь откапываешь, а ты с чердака следы на снегу рассматривал…
– Рассматривал, и что? – ответил Панкрат. – Надо же мне было выяснить обстановку. Я хотел спуститься по чердачной лестнице вниз и пойти откапывать дверь…
– Так чего не пошел? – возмутилась хозяйка.
– Дошел до торцовой двери на чердаке, открыл ее и хотел спуститься вниз. Гляжу – а лестницы нет…
– Куда она могла подеваться? – опешила женщина.
– Вот и я задумался, куда? Стал я сверху внимательно все рассматривать, вижу – она в сугробе у плетня лежит, а от нее в сторону бани чьи-то едва различимые следы ведут. Так что, племянник, поездка твоя накрылась…
Иван растерялся:
– Как ты думаешь, чьи это следы: взрослого или ребенка?
– Шут их знает, на них не написано, да и не видно их почти, снегом замело…
– Ладно, некогда мне с вами разговаривать, – засуетился Иван.
Елизавета увидела, что сын собирается уходить, и окончательно расстроилась.
– Сынок, милый, ты же видишь – все против поездки, останься дома…
Иван в недоумении глянул на мать:
– Ты что? Меня комсомольская организация направила… Как я могу не поехать? Вы что – дезертиром хотите меня сделать, как я буду людям в глаза смотреть? Нет, так дело не пойдет, не знаю, что на вас нашло, только не бывать по-вашему, в сугроб с крыши прыгну, а все равно уйду.
Панкрат не мог взять в толк, что за страсти разыгрались в доме.
– Не кипятись, никуда лесозаготовка не денется, сегодня не поедешь – завтра уедешь, какая разница?.. – попробовал образумить племянника мужчина.
Эти слова окончательно вывели Ивана из себя.
– Вы что, сговорились? Не знаю, что вы задумали, только если по-хорошему меня не отпустите, иначе уйду! – парень громко хлопнул дверью и выбежал из комнаты.
– Сынок, вернись! – в отчаянье крикнула Елизавета и выбежала вслед за парнем.
– Ну и дела… – покачал головой Панкрат и поспешил за сестрой и племянником. – Пойду, помогу ему, не то покалечится…
Иван вышел в сени, взобрался по лестнице на чердак, пробрался в темноте к двери в торце крыши, открыл ее и собрался прыгнуть, в этот момент его окликнул Панкрат:
– Погодь, племянник, помогу.
Парень оглянулся.
– Здесь невысоко, – услышал он хрипловатый голос Панкрата, – я захватил в доме веревку, завяжем ее за печную трубу, а свободный конец спустим вниз… Ничего, не из таких ситуаций выбирались… Ишь, что удумали… Уговорами остановить не смогли – решили хитростью взять. Настоящий бабий заговор… Ничего, мы не лыком шиты, нас на мякине не проведешь. Для вольного сокола затворов не существует, – мужчина пробрался к трубе, обмотал вокруг нее веревку и протянул свободный конец Ивану.
– Бросай вниз и спускайся, я подстрахую…
Иван не заставил себя долго ждать и сделал, как велел Панкрат.
В это время Роза сидела в укрытии возле бани и с горечью в сердце наблюдала, как брат, держась руками за спущенную с чердака веревку, благополучно спустился вниз.
– Зачем? – со слезами на глазах, прошептала девушка. – Я так хорошо все придумала…
– Ты как? – донесся до ее слуха крик Панкрата.
– Нормально! – ответил Иван. – Пойду, отброшу снег от входной двери и сразу же в МТС.
– Счастливого пути! Смотри, не озоруй…
– Не волнуйся, все будет путем, спасибо, что помог…
– Мы же с тобой одной крови, ты мне как сын…
Ивану приятно было слышать эти слова из уст родственника. «Что ни говори, а мужская солидарность – сила», – улыбнулся парень.
Роза была в полном отчаяньи – ее план провалился, из своего укрытия она видела, как Панкрат спустил на веревке корзину с провизией и вещмешок брата. Парень принял их, взял у стены дома деревянную лопату и пошел отгребать снег от входной двери.
«Все старания насмарку, – опечалилась девушка, – зачем Панкрат взялся помогать Ивану?..» Роза вытерла варежкой слезы и вышла из-под навеса. «Эх, Ваня, вечно ты все по-своему делаешь… Думаешь, если старше меня, значит – умнее? Иногда стоило бы и меня послушать». Девушка пробралась по сугробам к дому, выглянула из-за угла и увидела, что брат отбросил от входной двери снег и собирается уходить. Роза перегородила Ивану дорогу и сквозь слезы произнесла:
– Не уезжай! Прошу тебя…
Парень сердито глянул на сестру:
– Уйди, глаза б мои тебя не видели…
Девушка заплакала и бросилась парню на грудь.
– Останься, умоляю!
Иван растерялся и беспомощно опустил руки.
– Что с вами? Вы что – с ума сошли? Уйди с дороги! Я комсомолец и обязан выполнять то, что мне поручено…
Роза перестала плакать и посмотрела брату в глаза.
– Ты не единственный, есть другие, пусть они едут… – шмыгнула носом девушка.
Иван отстранил сестру и с горечью произнес:
– Они уже ездили, теперь мой черед, не могу я остаться – понимаешь? Люди не поймут. Вместо того, чтобы плакать – лучше обними меня и скажи что-нибудь хорошее…
Роза поняла, что уговорами брата не остановить, понурила голову и тихо всхлипнула.
– Опять… – разозлился парень. – Ступай домой – замерзнешь… Надо же, что придумала – в доме меня запереть решила…
– Я думала – так будет лучше, – всхлипнула девушка, – но ты прав, комсомолец должен быть там, куда его посылает комсомольская организация.
Роза перестала плакать и сделала шаг в сторону. Сердце ее разрывалось от боли, она явно ощущала, что Ивану грозит опасность, когда и при каких обстоятельствах это произойдет – она не знала, чувствовала только, что Иван в это время будет вдали от дома.
Иван ушел… Пройдя немного по переулку, он на мгновенье остановился и оглянулся – Роза стояла на прежнем месте и махала брату рукой. Сердце парня встрепенулось, он с грустью посмотрел на сестру и крикнул:
– Ступай домой! Смотри, как метет… – и скрылся за снеговой завесой.
Роза не думала уходить, она стояла посреди засыпанного снегом переулка и пристально смотрела брату вслед.
– Чего стоишь? – услышала она голос матери.
Девушка вздрогнула и оглянулась. Только сейчас она заметила, что с ног до головы запорошена снегом. Елизавета подошла к дочери, обняла ее за плечи и ласково произнесла:
– Пойдем, не ровен час – простынешь…
Роза склонила голову к плечу матери и молча побрела домой.