Бам!
Железный прут должен разбить мне голову, но я успеваю уклониться, и металл лишь скользит по ней. Кожа на голове лопается, идет кровь, но я не падаю, и это главное. Мой друг, с которым мы вместе вышли из зала, сразу убегает, даже не пытаясь мне помочь. Меня продолжают бить прутами сразу четверо незнакомых парней; попадают, но я остаюсь на ногах, хотя и только чудом. Бросаю одного из них через бедро, второго сбиваю ударом и убегаю со всех ног через закоулки.
И мне не было стыдно оттого, что я бежал быстрее зайца. Я не собирался оставаться в этом дворе навсегда.
За что меня били? Вообще-то могли бы и просто так. Это же Зеленогорск, маленький городок в Красноярском крае, который жил по правилам девяностых годов, даже когда те давно закончились. Но тут был повод. Почти вся местная молодежь тогда условно делилась на «спортсменов» и «блатных», которые постоянно воевали между собой. Дрались, делили что-то, хотя по факту ничего не имели. А дележки того, чего нет, как правило, самые агрессивные.
Я оказался в группировке «спортсменов». И мы с этим другом, который впоследствии меня бросил, поймали на улице двух из так называемых блатных. Избили их среди белого дня. Но не просто так: это было лишь справедливым возмездием. Они, к счастью, не умерли – мой брат-милиционер рассказал, что одного из них отвезли в больницу.
Нападение на нас с железными прутами было ответной акцией. Избили меня от души: вся голова была в ссадинах, рука размолоченная. Но каким-то чудом не оказалось ни переломов, ни сотрясений, поэтому на следующий день я кое-как приполз на тренировку, хотя тренироваться, конечно, не мог. О чем я сразу же сказал тренеру Василию Ефимовичу, которого я всегда по-свойски называл Васей.
И тут я увидел в глазах тренера безразличие. Он наверняка подумал что-то вроде: «Очередной дурачок, который загубит свою жизнь». Сам Вася – человек общественный, уникальный: всю жизнь в пожарной части работал сутки через трое, и вот в эти трое он самозабвенно мучил людей на тренировках. Вася просто не понимал, как можно тратить время на, как он говорил, ерунду.
И вот, увидев меня, похожего на чудовище Франкенштейна, он покачал головой и сказал:
– Слава, ты молодой и талантливый парень, у тебя все впереди. Захочешь – сможешь сделать себе имя в спорте, деньги заработать. Так зачем тебе эта грязь, разборки нелепые? Хочешь во всей этой ерунде навсегда погрязнуть?
Я хотел было что-то сказать в свое оправдание, поднял голову и увидел в дверях Васину спину. Он ушел, не дожидаясь моего ответа. Поэтому продолжать разговор мне пришлось с самим собой. Я еще минут двадцать сидел и думал: «Что со мной происходит? Я же вроде хотел стать звездой спорта, куда-то уехать… Вместо этого, избитый какими-то уродами, тупо сижу в зале, не способный даже тренироваться».
Это был переломный момент в моей юной жизни. Если бы я тогда бросил все и вернулся к своим уличным «друзьям», я, возможно, лишил бы себя удовольствия пожить еще немного на белом свете. И уж наверняка лишил бы вас удовольствия читать эти строки, а такая перспектива мне совсем не по душе.
Я учился в ПТУ, но образование меня, конечно, не слишком интересовало. Я был просто неплохим дзюдоистом, только-только начинал свой путь в боевом самбо, был крупным и драчливым парнем, которого знал весь город. Кое-кто даже считал меня будущей звездой спорта, хотя сам я зачастую в этом сомневался. Однако спорт я любил искренне.
Вот только никак меня не отпускали уличные разборки, дискотеки, разного рода движухи…
Василий Ефимович давно ушел, я встал и побрел закрывать зал, располагавшийся в подвале. Кроме меня, там оставался мой друг, тоже лысый и малость неадекватный, тоже, как и я, из «спортсменов». Он начал предлагать мне куда-то пойти, потусоваться. Но я уже твердо решил: хватит страдать ерундой. Прав Вася. Я ведь давно хотел порвать с этой уличной историей, просто, наверное, не понимал этого.
Я бросил свою компанию лжеспортсменов, залечил раны, вернулся к полноценным тренировкам и вскоре поехал на чемпионат Сибири по боевому самбо. И выиграл его! Это было первым успехом на новом поприще. Победа в чемпионате Сибири давала право выступить в чемпионате России, где формировалась сборная страны для участия в чемпионатах мира и Европы. Чемпионат России проходил в Санкт-Петербурге, соревновались сильнейшие спортсмены, большинство из которых я раньше видел только на экране. И, к удивлению многих, (даже, наверное, и к моему удивлению) мне удалось завоевать серебро, а для дебюта на таком уровне это было очень престижно.
Моя карьера резко пошла на взлет. В составе сборной страны я отправился на чемпионат Европы, в Грузию, где в финале мне удалось победить действующего чемпиона мира, да еще и досрочно! И домой я уже возвращался чемпионом Европы и мастером спорта международного класса.
Когда я вернулся со сборов – весь такой крутой, в фирменной экипировке, – Вася смотрел на меня уже совсем другим взглядом. Пожал мне руку.
Вот только тогда я полностью вышел из всей этой истории.
Потом, спустя годы, я встречал старых знакомых, «блатных», с которыми когда-то конфликтовал, и они мне говорили:
– Ты красавчик, что вышел из всего этого, молодец. У тебя жизнь сложилась, а мог бы закончить как твой друг…
Что верно, то верно. Мог. Этот самый мой друг, отчаянный парень, загремел на двадцать один год. Одно время мы были с ним близки, в гости друг к другу много раз ходили.
Конечно, справедливость я понимал по-своему, оттого и постоянно дрался. Например, приходили какие-то новые люди на дискотеку с друзьями, подругами. Вроде спокойные ребята, но до них сразу кто-то начинает докапываться, провоцировать. Потом это все переходило в банальное избиение. Мимо такого я пройти не мог. Есть же правило: если ты видишь несправедливость, но не препятствуешь, значит, ты в ней участвуешь. И я ходил, старался разруливать. Я был как муравей, санитар леса. Ходил, смотрел, кто как себя ведет. Если видел что-то, что мне не нравилось и что я считал несправедливым, я подходил, пытался разрулить ситуацию… а там уже и до драки было недалеко.
Около нашего любимого заведения – дискотеки «Контакт» – находился пустырь. Ни покрытия, ни софитов, ни тем более телекамер, поясов и гонораров там не было, но он служил мне «рингом». Если кто-то становился агрессивен, я, когда уже понимал, что диалога не получится, предлагал выйти туда и на пустыре сразу делал сопернику заднюю подножку, а дальше – как пойдет. И так по нескольку раз, вплоть до рекордных четырех потасовок за одну ночь. Схватки я заканчивал очень быстро и никогда в них не проигрывал.
Лишь однажды «бой» на пустыре длился очень долго. Соперник, Егор, был бугай – то ли кандидат в мастера, то ли мастер спорта по греко-римской борьбе. Причем бились мы уже не первый раз. Мы были знакомы, и однажды вышло так, что мы, вроде бы нормально разговаривая, отчего-то повздорили. И он прогибом бросил меня головой прямо на плитку. Меня вообще впервые смогли на улице бросить! Я вывернулся, стал душить Егора приемом, он сдался. Тогда все быстро прошло, а вот на пустыре мы лупились так долго, что развести нас смогла только полиция.
Ножами или чем-то еще меня бить не пытались. Бутылками же атаковали постоянно, особенно любили кидаться ими в меня. Идешь, сталкиваешься плечами, начинаешь что-то говорить, а человек, например, уже знает, что я боец. Поворачиваюсь – бам! – уже бутылкой прилетает.
Это может звучать странно, но я считал все эти истории чем-то вроде расплаты за свое стремление к справедливости.
В моем представлении справедливости как будто бы и не могло быть просто так, она обязательно должна была сопровождаться для меня каким-то вызовом, стычкой.
И уж обязательно – тем или иным ущербом.
Не могу объяснить, почему я так считал. Одно могу сказать точно: справедливость живет во мне с детства. Наверное, она просто бродила по улицам нашего городка, заглядывала во дворы и на лестничные площадки в поисках души, готовой стоять за нее горой, – и почему-то выбрала для этой цели меня.
Странный выбор. Но я не жалею, что так вышло.
Мои детство и юность прошли в доме номер шесть на улице Строителей, в ничем не примечательной сорок первой квартире. А вот квартиру напротив нашей, сорок четвертую, в городе знали все – это был настоящий притон. На ее двери даже замка не было: любому и так было ясно, что соваться туда не стоит. Всех владельцев этой квартиры рано или поздно убивали. Сначала убили пожилых хозяев. Потом – их детей, уже взрослых. Кого-то в пьяной драке зарубили, кого-то на улице зарезали.
Вообще, странный был подъезд, очень опасный. Например, выше жил один душевнобольной. Он постоянно ходил к нам, потому что у нас был телефон – чуть ли не один на весь подъезд. Однажды приперся в костюме. А костюм насквозь мокрый. Похоже, он его постирал руками и сразу отправился к нам звонить, другой одежды не нашлось.
Тогда было смешно. Но однажды он пошел в эту сорок четвертую квартиру и убил сразу двух человек. За это его посадили, но почему-то только на восемь лет.
Еще один сосед убил своего отца, а потом сам повесился.
В общем, жутко было. Спишь ночью, а тебе – бух, бух в дверь. И слышно, что на лестничной площадке что-то происходит. Крики, ругань… Потом выходишь – на полу кровь. В подвале нашего подъезда обитали бомжи (конечно, неадекватные, и выкурить их из подвала не удавалось долго) и наркоманы постоянно тусили. Наш дом словно был местом, где всякая нечисть могла отдохнуть.
Я недавно ездил туда. Родители там давно уже не живут. Притона тоже нет, дверь сменили, ничто не напоминает о прошлом. На меня сразу нахлынуло чувство ностальгии, все вспомнилось. Маргиналы, драки, убийства. И когда что-то случалось, все бежали к нам, долбили в дверь – позвонить в милицию, еще куда-то позвонить. Я был маленький, не понимал, что происходит, но чувствовал, что творится неладное.
Спустя годы, когда я уже был взрослым, я как-то побывал там, около дома, где прошло мое детство, и на той самой лестничной площадке. И, несмотря на все страсти, которые там когда-то кипели, что-то в душе шевельнулось. Чувство былого счастья. Даже благодарности за то время, а кому или чему – не знаю…
Страсти кипели не только на лестничной площадке, но и в моей собственной юношеской жизни, и историй можно рассказать не на одну книгу.
Однажды я повздорил с мужиком в кафе «Глобус», и что-то более ерундовое трудно даже вообразить. Это кафе располагалось недалеко от моего дома, я там часто бывал. И вот как-то раз повстречался мне там подвыпивший мужичок. Он расхаживал по кафе и вел себя как самое настоящее быдло – хамил посетителям и персоналу, причем ну очень грубо. Мое понимание справедливости в тот момент заключалось в том, что, по представлениям нормальных людей, в таком месте так себя вести нельзя. И я ему сделал замечание, призвал его вести себя поскромнее.
На мою просьбу он отреагировал крайне болезненно, сказав, что вышвырнет меня из кафе и что я вообще никто, чтобы делать замечания ему, великому.
Я чего-то подобного и ожидал (ответный наезд – самое логичное, что может быть в такой ситуации) и предложил продолжить дискуссию на улице. Мы вышли, я по привычке сделал ему заднюю подножку, но этого оказалось недостаточно – дебошир не успокоился, пытался вырваться и встать, крыл меня отборным матом. И мне ничего не оставалось, кроме как врезать ему разок-другой по его хамской физиономии. Он ушел в аут, и я на секунду даже испугался – не отправил ли я его в такой аут, из которого не возвращаются? Приехала полиция, но мужик, к счастью, остался жив, даже не сильно пострадал.
И оказалось, что этот быдлан – отец моей бывшей одноклассницы. Она мне сразу написала: «Ты мразь, избил моего отца…»
Пришлось объяснять в ответ, что мразь тут вовсе не я.
Потом приходили полицейские, говорили с тренером, но каким-то чудом я вышел сухим из воды. На меня вообще, как правило, не писали заявлений, и почему так – не понимаю. Может, жалели, а может, не хотели шумихи… Но один раз все же настрочили. Причем прилетело откуда я вообще не ждал. Ситуация была безобидной: мне было шестнадцать, я поругался с какой-то теткой на лестничной площадке, а она нажаловалась в полицию, будто бы я ее избил, хотя этого не было и быть не могло: при всей своей юношеской отмороженности я никогда бы не поднял руку на женщину.
К счастью, все обошлось, хотя к детской колонии я тогда действительно был близок. Но вот стоило мне начать «месить людей в кашу» – и все полностью сходило с рук. Шли однажды в компании с дискотеки, забежали в подъезд погреться – и тут вышла какая-то дура, иначе не назовешь, и начала на нас орать.
– Да мы сейчас немножечко погреемся и дальше пойдем, – пытался я успокоить ее. – Мы даже не курим тут.
Она от этого почему-то взбесилась, ушла в квартиру, а вернулась с каким-то мужиком, вооруженным бейсбольной битой. Мужик сразу полез на нас. Выбора не оставалось – пришлось ему втащить. А биту мы на память прихватили с собой, в качестве трофея.
Вспоминаю сейчас такие эпизоды – и мне становится действительно страшно.
Ведь мы легко могли кого-то убить и даже не заметить этого. Бросил я человека, он ударился головой о ступеньку или камень – и все. Смерть.
Убил бы и до сих пор сидел бы в тюрьме. Разве мало бывает случайных встреч, после которых одна жизнь прерывается, а другая ломается?
И таких историй, в которых меня просто чудом проносило, было множество. Поэтому и считаю себя везунчиком – ведь все могло сложиться иначе.
Вспомните историю известного бойца Расула Мирзаева. Он парню буквально пощечину дал, один удар. Тот упал и умер: трагедия. А сколько у меня людей падало! Я даже на голове у кого-то прыгал, но с обладателями этих голов не случалось ничего трагичного.
Конечно, били и меня самого. Причем не только в юношеские годы, но и в детстве, что тоже сказалось на моем восприятии мира. Одну историю я запомнил навсегда. Мне было лет десять, я гулял с одним моим товарищем – вообще говоря, довольно странным пареньком. Гуляли мы далеко, на другой улице. Зашли на территорию детского садика посидеть – тогда все тусили на детских площадках, верандах садиков, качелях и тому подобном.
Тут появилась бабка, стала на нас орать, выгонять нас. А мы дети, нам весело, хиханьки да хаханьки. И тогда она нажаловалась компании каких-то откровенных ушлепков, бухавших у подъезда.
Они подорвались и погнались за нами. Мы, перепугавшись, побежали в разные стороны. Как-то нам удалось оторваться, я уже шел к своему дому. Мимо ехал на велике какой-то парень, остановился и спросил:
– Ты чего? Случилось что-то?
Я объяснил, что за нами гнались. Он мне посочувствовал.
– Знаешь что, – говорит, – давай-ка подвезу тебя до дома. Так безопаснее.
Я сел к нему на раму велосипеда, мы поехали. И смотрю я – куда-то не туда едем.
– Куда это мы? – спрашиваю.
– Все нормально, мы просто путь срежем, тут покороче…
Словом, привез он меня прямо к этим ушлепкам, от которых мы убегали, – он из их компании был. Самые настоящие дворовые отморозки, на голову отшибленные.
Их главный задал мне только один вопрос:
– Ну что, бабушку, значит, обидели?
– Да никого мы не обижали, мы просто пошути…
На этом разговор закончился – он со всей силы вмазал мне кулаком в лицо.
Били меня по-настоящему, зверски, всей компанией. Домой я приковылял весь синий.
Наверное, это тоже повлияло на мои дальнейшие поиски справедливости всегда и во всем. Ведь нельзя бить детей, даже если они шутят над кем-то. Вообще нельзя бить детей, никаких и ни за что. Так всегда было, и я всегда это знал. Но выяснилось, что этого не знали, да и не хотели знать отморозки, способные после жалоб какой-то выжившей из ума бабки не в шутку, а по-настоящему избивать ребенка.
Я, десятилетний, лежал на земле, голову заволокло туманом, из глаз сыпались искры от ударов этих козлов.
И одновременно я же как будто стоял рядом, и у меня словно не было ни возраста, ни боли. Какой-то другой я смотрел на них со стороны и безмолвно, отчаянно вопил:
– Вы что?! Это же неправильно! Как можно бить ребенка???
Но даже если бы это кричал тот я, что лежал на земле и тщетно пытался защититься от их ударов, они бы меня не услышали, потому что слишком уж громко орали:
– Это! Наша! Бабушка!!!
Как будто это что-то меняло.
Я вернулся домой, и родители, увидев меня, были шокированы. Потом повезли в больницу. Я так никому и не признался в том, что именно произошло.
Если сегодня случается что-то подобное, то это попадает на камеру, вызывает резонанс. Соцсети, блогеры, журналисты, телепередачи, возбуждение дела, постановка его на особый контроль…
А тогда это было в порядке вещей. И не только из-за отсутствия камер наблюдения.
Избили ребенка и избили.