Современная философия не перестаёт обращаться к известной библейской заповеди «Не произноси ложного свидетельства на ближнего своего» (Исход 20:16), чтобы рассмотреть её различные смыслы и выяснить границы применения. Большинству людей (в том числе и философам) не очень нравится однозначное требование «не лги», а потому они пытаются найти различные оправдания своим слабостям, порокам и просто своему эгоизму. Как уйти от обязательного исполнения этой заповеди или морального закона? Над этим размышляют многие наши современники и предлагают соблазнительные рецепты и различные толкования. О них мы будем ещё говорить, но в начале стоит внимательно отнестись к этой библейской заповеди.
По мнению большинства комментаторов Ветхого Завета, эта заповедь имеет непосредственное отношение к юридической или судебной практике, которая существовала во времена Моисея. В судебных разбирательствах показания свидетелей играют решающую роль, а потому они не должны быть лживыми, так как от них зависит вынесение справедливого приговора. В то же время в заповеди не говорится, чтобы человек всегда был правдив в своих показаниях. Поэтому нам нужно чётко различить два требования: «не лги» и «всегда будь правдив». Конечно, можно предположить, что юридический характер заповеди требует и правдивости в свидетельских показаниях, но человеческая жизнь очень сложна, а правдивость бывает не всегда удобной и полезной, тем более, когда речь идёт о судебном деле, в котором участвуют близкие люди или родственники.
Вдумываясь в слова этой заповеди, возникает вопрос: кого имеет ввиду Моисей под «своими ближними»? Только ли своих соплеменников, сородичей, единоверцев, или любого человека, о действиях которого мы обязаны заявить на суде? Этот вопрос является дискуссионным в ветхозаветной литературе, но он получает ясное решение в Новом Завете, где Иисус Христос не делает различия между людьми по национальности, вере, полу, социальному положению и другим признакам. Вместе с тем уже в Ветхом Завете заповедь «не лги» получает более широкое применение: не только судебно-юридическое, но и социально-экономическое. Человек не должен обманывать своего ближнего при заключении договоров или при других торговых сделках. Человеческим долгом является сохранение истины не только в делах, связанных с именем Бога (на исповеди или клятве на Библии), но и в обыденной жизни, в повседневных разговорах и отношениях с другими людьми.
Девятая заповедь, данная Моисею запрещает не только лжесвидетельство, но и лживые клятвы (Левит 19:11—12), проклятия (Осия 4:1—2), клевету (Левит 19:16), т.е. любое публичное высказывание, которое совершается не с чистым сердцем, не по совести. Редким случаем исполнения этой заповеди была история жизни библейского героя Иова.
Серо-каменные стены, вросшие в тёмный потолок, заставляли думать о смерти. Искалеченное, обезображенное тело мужчины изредка вздрагивало, корёжилось и через мгновение застывало. Подходившие люди спрашивали друг друга:
– Он ли это? И отвечали себе:
– Какая ужасная судьба настигла его
Глаза мужчины приоткрывались на некоторое время, в них читался страшный вопрос к Всевышнему: «Объяви мне, за что ты со мною борешься?»
Обессиленное тело сжималось от боли, но глаза смотрели куда-то вверх, их блеск выдавал огромное напряжение ума. Ни жена, ни дети не могли успокоить взгляд, требующий ответа, потому что их уже не было.
– Да, я остался один. Меня лишили всего. Даже тело не хочет слушаться меня. Но Он должен ответить на мой вопрос! Иначе зачем Он тогда…
Острая боль пронзила сознание, и мужчина забылся.
Стоявшие рядом друзья тихо помолились и вышли из комнаты.
– Странный этот Иов – сказал Моний. – Не могу его понять. Зачем это глупое упрямство, почти ребяческая дерзость, а главное – такое бесчувствие? Ведь он похоронил всю семью, всех близких, остался нищим, беспомощным калекой. И всё это ради какой-то правды. Как мне жаль Иова. Как мы славно играли с ним в кости и в мяч. У меня даже разболелась голова при виде его мучений.
– Да, он возроптал напрасно – молвил Фавий. – На небеса он вздумал посягнуть, к Всевысшнему с вопросом обратился. Не богохульство ль то? Не грех ли непрощённый?
Георгий не сдержался:
– В уме ли он, наш славный друг Иов!? Я не могу понять – во сне иль наяву, я вижу его тень. Быть может нам проснуться стоит, и окунуться головой в кадушку.
Молчание усилило вопросы. Советы близких были рядом, беспомощно толкаясь друг о друга. Друг гибнет, а ответа нет.
С пробуждением сознания Иов понял, что ещё жив.
– Раз Он не взял меня к себе, значит я могу спрашивать, на это у меня пока есть силы. Неужели ради Бога мне нужно сказать неправду, как учат меня друзья, и для Него сотворить ложь?
Мучительный вопрос разрывал сознание, угрожая безумием, и порождал цепочку таких же вопросов и малоутешительных ответов:
– Почему беззаконные живут, достигают старости, да и силами крепки? Часто ли угасает светильник у беззаконных, и находит на них беда, и Он даёт им в удел страдания во гневе своём? Несправедлив он ко мне. Не заслуженно наказан я. Лишён я справедливого суда. Но доколе жив я, не скажут уста мои неправды, и язык мой не произнесёт лжи! Разве не знает Он помыслы и дела мои? Разве Он может быть доволен своей несправедливостью?
Голубое небо в окне сумрачной комнаты приковало его взгляд. Кусочки лёгких облаков напоминали о жизни, о той прежней жизни, которую не хотелось вспоминать.
– Как оценить её без справедливого суда? Пусть взвесят меня на весах правды, и Бог узнает мою непорочность!
В комнату вошёл пожилой мужчина, старший брат жены. Его звали Даниил. Он тихо присел у ног Иова и взял в руки его ладонь, покрытую кровоточащими язвами.
– Ты тоже будешь меня упрашивать? Или ты пришёл разрывать мне сердце? – проговорил Иов.
Не поднимая глаз, Даниил медленно положил обезображенную ладонь на кровать.
– Почему ты молчишь? Ты тоже осуждаешь мои препирания с Ним? Так, знай же, крепко держал я правду и не отпущу её, не укорит меня сердце до конца дней моих. Перестань меня жалеть. Скажи мне.
Даниил поднял голову и тихо произнёс:
– Не я тебе судья, Иов. Ты сам ответишь. Жди своего часа.
Слеза покатилась по щеке Иова. Он вспомнил жену и детей, счастливый дом, запах праздничного пирога и радостные лица гостей.
– Я не в чём не виноват – выговорил он, утирая слёзы.
Старик тихо произнёс:
– Я скоро уйду. Мне нужно многое сделать дома.
Иов приподнялся и посмотрел на его руки.
– Не приходи ко мне, пока не решишь для себя.
Начало смеркаться. Боли усилились, Иов начал терять сознание.
Комментарий
Библейская история Иова является редким примером абсолютной правдивости во всём Ветхом Завете. В этой истории человек должен пережить казалось бы непосильное испытание, придуманное самим Сатаной – должен лишиться всех благ земной жизни, кроме чистой совести. Он должен пройти страшное испытание: «Кожу за кожу, за жизнь свою отдаст человек всё, что есть у него» [Иов. 2:4]. Жребий пал на самого добродетельного, достойного и счастливого мужа, который должен был ответить за весь род человеческий – на что способен человек?
Неожиданные несчастья потрясают Иова и вызывают естественное сострадание у его друзей. Они хотят утешить, поддержать несчастного друга, призывая его к покаянию перед всемогущим Судьёй. Если Бог справедлив, то все беды – это справедливые наказания за какие-либо грехи (явные и неявные, вольные и невольные). По этому поводу точно замечает немецкий философ XVIII века И. Кант: «Друзья Иова придерживаются той системы, которая все беды в мире объясняет, исходя из справедливости Господней, так же как и многообразные наказания за совершенные преступления; и хотя они не могут назвать ничего такого, что бы этому несчастному мужу можно было поставить в вину, они все же уверены, что могут судить а priori, что какие-то прегрешения за ним, стало быть, имеются, иначе по справедливости Господней не могло бы случиться так, чтобы он был несчастлив»1.
Неужели смертный человек может усомниться в справедливости Божией, да ещё и решиться вступить в прения с Ним? Неужели человек будет отстаивать свою правоту, несмотря ни на что – ни на беды, ни на страдания близких и собственное страшное самопожертвование? Это испытание не для слабых, не для пугливых. Материальное благополучие, счастье уходят на задний план, уступая место голосу совести: «Невинен я; не хочу знать души моей, презираю жизнь мою. Все одно; поэтому я сказал, что Он губит и непорочного и невиновного» [Иов. 9:21; 22].
Друзья желают ему счастья, возвращения утерянного благополучия и ради этого предлагают допустить лицемерие перед Богом, вызвать у Него сострадание к несправедливой участи, смирить гордыню и в полной мере унизиться до ничтожной твари. На что Иов отвечает: «Надлежало ли вам ради Бога говорить неправду и для Него сотворить ложь? Надлежало ли Вам быть лицеприятными к Нему и за Бога так препираться? Хорошо ли будет, когда Он испытает вас? Обманите ли Его, как обманывают человека?» [Иов. 13:7—9]. И далее взывает он: «Замолчите передо мною, и я буду говорить, что бы ни постигло меня» [Иов. 13:13].
По сути, Иов ведёт постоянный разговор не с друзьями, а с самим вседержителем; он позволяет себе дерзость упрямства и мужество противостоять самому Богу. Есть ли у человека такая сила? Пожалуй, что есть: «Не скажут уста мои неправды, и язык мой не произнесет лжи!… Крепко держал Я правду мою и не отпущу ее; не укорит меня сердце во все дни мои» [Иов. 27:4; 6]. Простительно и справедливо ли его самооправдание? Наверное, да, ведь он говорит как честный человек, который не знает за собой вины, его прямота пугает малодушных и слабых, но она угодна Богу. Иначе и быть не может, поясняет шотландский философ XVIII века Шефстбери: «Замечательный характер бога истины! – если он должен обижаться на нас за то, что мы отказались прикрыть ложью наше разумение, как бы много в нас ни лгало, и если он должен быть довольным нами оттого, что мы верим наугад во что придется и вопреки разуму…»2.
Получается, что Иов более «верно» говорит Богу, чем его друзья, хотя ему приходиться больше оправдывать себя, чем Высшую справедливость. Его правдивость оказывается самоценной, пренебрегающей всякой полезностью и благополучием, она героически жертвенна и несчастна, но её ценность иного порядка, чем все материальные блага и сама земная жизнь. Это поистине дьявольское испытание, которое заставляет человека делать свой выбор и открывать свои внутренние устои. Не то ли мы слышим от Иисуса Христа, когда он говорит «Я есть путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через меня» [Иоанн. 14:6]. Высочайшее самопожертвование, которое демонстрируют и Иов, и Иисус Христос, ради служения истине – правде, может рассматриваться как идеал, недосягаемый для большинства людей, идеал, требующий отречения от собственной естественной жизни и, возможно, представляющий собой способ богослужения.
Героические страдания Иова могли бы привести к глубокому сомнению в справедливости Бога, если бы не благополучный, чудесный итог: «И благословил Бог последние дни Иова более, нежели прежние…» [Иов. 42:12], «После того Иов жил сто сорок лет, и видел сыновей своих и сыновей сыновних до четвертого рода; И умер Иов в старости, насыщенный днями» [Иов. 42:16, 17].
Чудесным образом Бог вознаградил честного человека и показал всем, что ему угодна искренность сердца и отвратительно лицемерие и всякая симуляция. А если бы чуда не произошло, как это бывает в обычной жизни? Если бы Иов просто умер от мучительных страданий, не раскаявшись в своих возможных преступлениях? Это обстоятельство лишь укрепило бы веру друзей в порочность человеческого рода и необходимость вымаливать милости перед Всемогущим. А другого честного человека могло бы привести к мысли о несправедливости бытия и отсутствии Провидения.
В библейской истории всё заканчивается благополучно для правдивого человека. Он мужественно доказал свою непорочность перед лицом Бога и получил вознаграждение. Однако его, как пишет Кант, «перед любым судом догматической теологии: перед синодом, инквизицией, преподобным классисом… ждала бы, вероятно, горькая участь»3. Правдолюбец, бросающий вызов Высшей справедливости, нарушает веру в порядок и целесообразность любых наказаний. Он препятствует работе системы господства и подчинения, вносит сомнения, смуту, а потому от него лучше побыстрее избавиться или использовать в интересах власти.
В искренности всегда заинтересованы тираны. Они требуют от своих подданных полной открытости, чтобы во время устранять любую угрозу собственному господству. Наглядным примером могут служить трагические судьбы российских декабристов, которые по совести рассказывали на допросах о своих единомышленниках.
Зачем тогда нужна честность живым людям, если она мешает сохранению установленного общественного порядка? Тем более, если нет всемогущего Бога, то искренность