Белые искры снега - читать онлайн

Все герои и события вымышлены, совпадения случайны.

Как бы ты ни бегал от меня, я все равно тебя найду.

Твоя судьба, с любовью

Пролог

Музыкой этого пространства была тишина.

Цветом – космический оттенок беспечного бежевого.

Запахом – пролитое кем-то на снег ванильное молоко мороза.

А границ… границ тут не было вовсе. Хотя, возможно, их просто не было видно. Только летала, рассекая замершее пространство, пьянящая свобода.

Огромное пространство без горизонта. Без времени. Без суеты. Тут было, где расправить крылья – бесконечная сверкающая даль так и манила опробовать ее, обещая захватывающий дух полет.

Только те, у кого трепетали крылья за спиной, тут не летали. А те, кто ими не обладал, тем более не задерживались надолго. Да и что им было делать на осколках миллионов тонких зеркал, беспечно, словно облака, плывущих в разные стороны, одновременно и хаотично, и упорядоченно? Плыть вместе с ними в неизвестность? Играть с лучами потерянного слепящего солнца? Стать его бликом и затеряться среди отражений?

И все же на одном из осколков с потекшими краями стояли две неясные фигуры, скрытые витающим тут же туманом, какие бывают у водопадов. Казалось, силуэты их сами сотканы из застывшего тумана – только более плотного, ослепительно-белого.

Крыльев у них не было.

Они разговаривали – с затаенной болью, но с нежностью и непонятной надеждой, и неясно было, то ли только они слышат друг друга, то ли все это зеркально-свободное пространство стало свидетелем их мучительно короткой беседы.

– Я найду тебя, чего бы мне это ни стоило. – Слова вырывались легкой дымкой, оседающей на соседних зеркальных осколках.

– А что если мы не узнаем друг друга?

– Не беспокойся. Я узнаю тебя.

– Мне страшно.

– Просто поверь. Ты ведь веришь мне?

– Верю! И обязательно узнаю – там, внизу.

– Мы оба узнаем. Ну же, улыбнись. Я хочу запомнить твою улыбку.

Их пальцы соприкоснулись, и легкий болезненный ток пробежал по телам.

– Мне не хочется отпускать тебя. – Каждое слово им обоим давалось с трудом.

– Придется. Ты же знаешь…

Бескрылые приблизились друг ко другу, словно готовы были обняться, но не осмелились сделать этого. Где-то раздался молот грома приближающейся грозы, и они оба вздрогнули.

– Мне пора, я пойду чуть раньше.

– А я – за тобой.

– Приходи быстрей, хорошо?

– Хорошо… Ты только дождись меня, слышишь? И мы все сделаем по-другому!

– Знаю. Я люблю тебя. Очень.

Сомкнутые ресницы, затаившиеся в уголках глаз едва сдерживаемые слезы отчаяния, шаг вперед, в пустоту, и сверкнувшая искра – капля жидкого огня, устремившаяся вниз.

Никто не издал ни звука, но, казалось, зябкую тишину разорвал крик отчаяния. На осколке зеркала теперь была лишь одна бескрылая фигура, обхватившая себя руками.

Гроза миновала – осталась лишь гулкая тишина, переполненная пьянящим спокойствием. Лишь слышно было, как мягкие перья снега касаются вершин сияющих далеко внизу гор.

– Холодно без тебя. – Прерывистый шепот заставил зеркало покрыться инеем. – Пусть хотя бы тебе будет тепло, ладно?

Оставшийся среди зеркально-облачного безмолвия обнял себя за плечи.

– Я тоже очень тебя люблю. Раз, два, – вдруг начал медленно считать он, – три…

На счет «три» вниз устремилась еще одна искра – яркая, быстрая, похожая на вспышку северного сияния.

«Я найду тебя».

«Я верю тебе».

Движением этого странного места была сломанная стрела времени.

Символом – круг с пустотой в середине.

Тайной – сама жизнь.

«Чего бы мне это ни стоило… не хочется отпускать… все сделаем по-другому…» – выводилось невидимым пальцем на запотевших зеркальных осколках, которых коснулся дым слов.

Глава 1

Не знаю, почему это случилось с нами – наверное, так было кем-то задумано свыше. И этот «кто-то» явно большой хохмач. Безумный экспериментатор с извращенным чувством юмора. Гений, который вкусил сразу два запретных плода – злодейства и глумления.

До сих пор не верится, что это произошло.

Как, как подобное могло случиться с нами, детьми эпохи гаджетов и всемогущего интернета? Может быть, я сошла с ума и выдумала все это? Может быть, меня посещают изощренные галлюцинации? Может быть, я попала в мир своих иллюзий? Хотя, кажется, нет – тихое глубокое дыхание крепко спящего на кровати рядом со мной человека, эгоистично завернувшегося в одеяло, говорит о том, что происходящее – реальность. Наша общая с ним реальность.

Я бездумно смотрела на огни ночного города, сидя на широком подоконнике и кусая губы. Пока никто не видит, можно позволить себе быть слабой.

Подтянув к себе чуть заостренные колени длинных ног, я бессильно уронила на них бледные руки с выступающими венами. Осенью, весной, а зимой особенно кожа на этих руках была благородного фарфорового оттенка, словно у аристократов прошлых веков, а серебристый свет луны делал ее почти бескровной, как у мистического создания. Я несколько раз осторожно провела кончиками пальцев по этой бледной руке, от широкого запястья до локтя и обратно, касаясь чуть выпирающих вен – их замысловатый естественный рисунок хорошо был виден под этой бледной кожей.

Это моя рука.

На лице появилась вымученная улыбка, думаю, больше похожая на гримасу отчаяния. И я с тоской уставилась в окно. Какая-то звезда подмигнула мне с неба.

Интересно, надолго ли это? Или – тут у меня замерло сердце – навсегда? Нет, этого не может быть. Навсегда – это не вариант. Навсегда – это как приговор, и я не согласна с ним! Я найду способ вернуть все на свои места.

Верну и точка.

Я нервно тряхнула головой, почувствовав вдруг непреодолимое желание закурить. Вот дурак, это из-за него так хочется попортить легкие табаком! А ведь раньше меня тошнило от сигарет. И посмотрела на человека, лежащего на кровати – в это время он перевернулся с бока на спину, еще больше закутавшись в одеяле. Мое сердце наполнилось тоскливой нежностью, такой, что я даже на время забыла о том, что хочу курить. Правда, вместе с нежностью пришли злость, обида и раздражение.

Как в такой ситуации он умудряется спать, когда я мучаюсь от бессонницы?

Я сердито глянула на длинные золотисто-русые прямые волосы, разметавшиеся по подушке – лицо наполовину было скрыто одеялом. Он снова перевернулся – на другой бок – и совсем запутался в одеяле как бабочка в паутине. При этом оно умудрилось сползти с его ног, сбившись в районе груди, и я точно отчего-то знала, что в ту же секунду на икрах появились мурашки.

А так ли он хорошо спит? Почему все время ворочается?

Я слезла с облюбованного мною подоконника, неслышно подошла к кровати, замерла и стала слушать дыхание. Вроде бы спокойное, мерное. Значит, не снятся очередные кошмары. И слава богу.

Я поправила одеяло, осторожно прикрыла обнаженные изящные ноги и устроилась рядом, на краешке кровати, глядя на того, с кем так крепко была повязана – куда там узам брака или даже родственным связям!

Можно смело сказать, что мы были одним целым. Я и Ярослав Зарецкий.

Он что-то пробормотал во сне, дернулся, и я взяла его руку в свою, чтобы успокоить.

Все будет хорошо, Яр. Мы справимся.

***

Мы родились с ним в один день – пятого декабря. Только я – на три года раньше. Узнав об этом, я безумно удивилась – почему-то считала, что люди, рожденные в один день должны быть хотя бы немного похожими. Но мы оказались диаметрально противоположными личностями с совершенно разными системами ценностей. Как свет и тьма.

Я, конечно же, в роли света, а он – в роли тьмы.

Разумеется, я не могу назвать себя воплощением вселенской добродетели, но по сравнению с ним, мистером Я-само-совершенство-преклоните-предо-мной-свои-никчемные-колени, я – просто ангел. Может быть, поэтому мы так крепко невзлюбили друг друга при первой встрече?

Ярослав действительно скверный парень. Есть в нем что-то темное, колдовское. А его обаяние больше похоже не на приятное очарование, когда тихо и незаметно влюбляешься, ощущая тепло в душе, а на хлесткий удар плетью прямо по сердцу – когда тебя заставляют чувствовать симпатию против своей воли. Он отлично умеет манипулировать людьми, но даже, кажется, не осознает этого.

Почему он такой? Не знаю.

То ли год, в котором Ярослав имел честь появиться на свет, был плохим, то ли переданные от родителей гены подкачали, то ли акушеры умудрились повредить ему и без того стукнутую головушку, то ли это было связано с какими-то другими факторами, но характером этот человек не вышел совершенно. Самоуверенность, надменность, коварство, стремление быть самым главным, лучшим и всех нагибать причудливо сочетались с… Думаете, я перечислю какие-то хорошие качества вроде смелости, дерзости, остроты ума и всего остального, что часто имеет место быть в людях с лидерскими наклонностями? Увы, этот парень не обладал ничем из вышеперечисленного. Он всегда только притворялся хорошим, и люди ему верили. Все считали его ангелом, а он делал все возможное, чтобы поддержать свой ангельский имидж.

С твердостью могу сказать, что Ярослав не дружит с головой, а голова, будучи такой же мстительной, как и он сам, отвечает ему тем же – с гордостью отказывается работать и устраивает многодневные забастовки, перекладывая всю ответственность за мыслительную деятельность на спинной мозг. Тот, не слишком работоспособный, простоватый, но расчетливый и хитрющий, как последняя лиса, отдает бразды правления этой, безусловно, важной частью жизнедеятельности, мозгу костному, настолько аморфному и ко всему безразличному, что вы сами понимаете, насколько в конечном итоге умен этот несчастный человек. Хотя почему же несчастный? Таковым Ярослав Зарецкий никогда не был, и никто бы не возжелал назвать его несчастным – если только за глаза, шепотом и в полутьме, ибо говорить подобное – грех.

Жизнь дала ему все. Крепкое здоровье и эффектную внешность, любящих родных и верных друзей, достаточно высокий интеллект (не путайте его умственные способности с дурью, засевшей в голове) и творческие успехи, хорошее материальное положение и возможность без особых хлопот получать желаемое. Добавьте сюда интерес со стороны противоположного пола и уважение окружающих, принимающих Ярослава за ангела.

А ведь даже внешне он чем-то похож на ангела.

Симпатичное лицо – правильное, чуть продолговатое и несколько сужающееся книзу, с едва заметной ямочкой на подбородке, яркими губами, нижняя из которых полнее верхней, благородными ровными скулами, высоким чистым лбом и нервным, чуть выпирающим кадыком на шее. Из отличительных знаков – тонкий, в несколько сантиметров длиной шрам на вершине правой скулы. Шрам небольшой, но заметный, однако не портящий внешность, а, напротив, придающий ей некий мужественный шарм.

Волосы – любая девочка позавидует! Здоровые, блестящие и тронутые слабой волной. Поэтому и прическа удлиненная – выполнена слоями. Верхние пряди заканчиваются на уровне ушей, нижние почти касаются плеч.

Говорят, глаза – зеркало души, и поэтому пару слов нужно сказать о них. Они у него воистину ведьмовские – зеленые. Не то чтобы особенно яркие, но выделяющиеся на лице. Скорее, светлые, чем темные, с каким-то мятным оттенком, слегка смешанные с серебром у зрачка и с тонкой ореховой каемкой вокруг радужек. Взгляд Ярослава может показаться воздушным и нежным, с едва заметной грустинкой, но этом глазам не стоит верить. Они всего лишь инструмент его манипуляций над окружающими – то добрые, то хитрые, то печальные, то смеющиеся. Выражают полный спектр эмоций.

Он достаточно высок и пропорционален – разве только ноги несколько длиннее, чем нужно, от чего его внешность только выигрывает. Довольно гибок, строен, но не кажется худым – спорт наш мальчик не любит, хотя заставляет им себя заниматься. Подтянут и крепок в плечах, имеет вполне себе развитую мускулатуру, хотя иногда кажется неприлично хрупким – когда пожелает, естественно. Этот парень вообще хороший актер, и каждый видит его совершенно по-разному, как захочется ему самому. Я бы обязательно купилась на его актерскую игру в ангела с одуванчиком в волосах, если бы волею случая не поняла, какой он монстр на самом деле. Может быть, поэтому он меня и невзлюбил? Играть передо мной не было смысла, я видела его с самой плохой стороны, которую он так отчаянно, почти героически, но надо признать, удачно скрывал. Я знала то, что было известно о нем его самому ближайшему окружению. Видела насквозь с первого взгляда.

Этот парень несносен: он капризный, очень нервный, хитрый, наглый, самоуверенный, гордый дурак, который всегда хочет быть во всем первым. Однако он почти всегда притворяется – и вполне успешно! – милым, самоотверженным человеком с золотым, невероятно большим сердцем, которое того и гляди сейчас начнет выпирать из груди. Его считают творческой личностью, хорошо разбирающимся в искусстве (ведь он еще и художник!), и неформальным лидером, который может вести к победе. И они за ним идут, да. На него надеются и доверяют. Считают, что он умен и интересен.

Что же касается его семьи – и здесь жизнь его не обделила. Довольно успешные родители, два старших брата, друзья, прекрасный дом, материальные блага, стильная одежда, возможность путешествовать и покупать почти все, что захочет юноша в его возрасте – все это тоже у него было.

Ну как, можно ли назвать этого человека несчастным? Конечно же, нет. Возможно, вы даже позавидуете ему и захотите жить его же собственной жизнью.

И будьте уверены, если вы скажете нашему мальчику, что он несчастен, он рассмеется вам прямо в лицо. Негромко рассмеется, даже мягко, но со вкусом, как смеются над плохой шуткой те, кто знает толк в юморе, не желая обидеть весельчака-дурака, или же одними уголками тонких губ улыбнется – мягко, успокаивающе, как сумасшедшему, а в душе обзовет парой-тройкой непристойных слов и пошлет по матушке в самые глухие дали планеты.

Наверное, у вас возникает вполне логичный вопрос – зачем же я столько говорю о таком плохом и во многих смыслах недостойном человеке? Ведь если он мне так сильно не нравится, не нужно обращать на него столько внимания, верно? Да, вы будете правы, но есть кое-что, что заставляет меня постоянно думать и говорить о человеке по имени Ярослав Зарецкий.

Вы хотите знать, что это? Даже если не хотите, я все равно скажу вам об этом.

Он заставил меня кое-что сделать. Кое-что, о чем я жалею.

Он заставил меня влюбиться. Влюбиться в того, кого я ненавидела всею душой. Только подумайте – влю-бить-ся! Даже звучит отвратительно.

Он заставил меня влюбиться в себя.

Я люблю и ненавижу его одновременно. И эти противоречивые чувства так сильны, что порой кажется – меня разрывает на части.

Знаете, как это тяжело? Нет, вы даже не догадываетесь. Ведь перед тем, как прийти к такому ошеломительному выводу, мои душа и тело настрадались от него очень сильно. Да-да, вы не ослышались: тело – тоже пострадало. Нет, он не бил меня, даже пальцем не прикоснулся – девушек он не трогает, играет в благородство. И не приставал – в этом плане он тоже весьма щепетилен.

Этот лжеангел сделал кое-что другое.

Стоило мне об этом вспомнить, как курить резко захотелось еще сильнее – даже легкие болезненно сжались. Я все так же неслышно встала с кровати и направилась в кухню. Но не затем, чтобы найти сигареты (их я благополучно выбросила, от греха подальше), а чтобы выпить холодной воды и немного успокоиться. Не дойдя до двери, я вдруг сама не зная почему остановилась напротив большого, во весь рост зеркала. Лунного света, проникающего сквозь окно, и ночного сияния спящего города хватило для того, чтобы разглядеть свое отражение.

Холодная внешность, высокий рост, длинные ноги, стройная фигура с подтянутым животом и уверенным разворотом плеч, всегда привыкших быть гордыми, пепельно-русые волосы – удлиненные и растрепанные, светло-зеленые глаза с темной каемочкой по краю радужек, правильное лицо почти без изъянов – красивое и аккуратное, шрам на скуле, который никогда и никем не считался недостатком…

Из зеркала на меня смотрел тот самый человек, которого я только что так ругала, которого любила и одновременно терпеть не могла.

Я вымученно улыбнулась сухими губами – улыбка вышла какой-то изломанной, ненастоящей, и коснулась указательным пальцем ямочки на подбородке – черт возьми, все-таки это лицо очень красиво. И даже начавшая пробиваться щетина не портит его.

Его… не мое лицо.

Не выдержав, я закрыла лицо ладонями – широкими, с выпирающими костяшками и длинными пальцами, которыми можно было охватить куда больше клавиш на фортепиано, чем это удавалось мне раньше. Но почти тут же отняла руки от лица – в тот миг мне показалось, что я прикоснулась к его лицу своими ладонями.

Я тяжело вздохнула.

Да, этот парень сделал кое-что другое.

То, что мы оба храним в тайне, иначе нам обоим не поздоровится.

Он просто случайно оказался в моем теле. А я – в его.

Наверное, не зря мы родились в один и тот же день – только с разницей в три года. И не случайно встретились вновь. Ведь случайностей не бывает, верно?

Я еще раз глянула на него – или на себя? – в зеркало и ушла на кухню. А там, устроившись за столом с кружкой холодной воды, незаметно уснула.

Ночью мне снилось, что я курю, облачившись в свое любимое платье.

Я так крепко спала, что даже не заметила, как меня укрыли пледом, чтобы я не мерзла.

Глава 2

Это был ужасный день рождения.

С самого начала все шло не так.

А потом я встретила его, и моя жизнь стала другой.

Сколько себя помню – а помню я себя лет с трех или четырех – я очень любила свой день рождения, и ждала пятое декабря, на которое он пришелся, с нетерпением и замиранием сердца.

В детстве мне казалось, что этот праздник не просто привнесет в мою унылую жизнь нотку радости и тепло, но и подарит чудо – как в добром фильме про современную Золушку. И тогда все изменится. Рядом со мной появятся любящие меня люди, и я буду счастлива.

После тринадцатого дня рождения мои взгляды на мир поменялись. Я стала взрослее и уже больше не мечтала о чудесах. Зачем мечтать о несбыточном? Это лишь пустая трата времени. Однако свой день рождения я любить не переставала и все равно с нетерпением ждала его – как, впрочем, и Новый год, и Рождество, и дни рождения нескольких близких людей. Мне нравилось ощущение ожидания сказки – с виду я всегда была холодной, но внутри горела, и буквально заряжалась энергетикой и суетливой взбалмошной радостью. Но еще больше я любила улыбки людей, получавших от меня подарки. Жаль, таких людей было совсем мало.

За время учебы в университете я повзрослела еще сильнее – и хотя свой персональный праздник я ждала все с таким же оптимизмом, нет-нет, но появлялись в моей голове неконтролируемые мысли о том, что время идет, люди меняются, чего-то добиваются, путешествуют, находят вторых половинок и даже обзаводятся детьми, а я словно топчусь на одном месте. Вместо того, чтобы оказаться на середине пути, я сделала лишь пару несмелых шагов по дороге, ведущей к замку из моих самых главных жизненных целей, которых было не так-то много: стать профессиональным журналистом и найти того самого человека, от которого свеча в душе будет уверенно гореть всем ветрам назло.

О глупостях я больше не мечтала – знала, что они никогда не произойдут. Зато я точно поняла, что все зависит от нас. Мы – кузнецы своего счастья.

Чудес не бывает.

Бывают удачи и неудачи, слабость и сила, упрямство и опущенные руки.

Забегая вперед, скажу, что я ошибалась. Чудеса – и добрые, и злые, и откровенно дурацкие – бывают. Жизнь сама доказала мне это. Она прямо-таки поставила меня перед этим фактом, ухмыляясь в накладные усы. «Хотела – получи и распишись, детка», – как будто бы говорила она мне.

Не знаю, что это было – чье-то безумное волшебство, феерия сумасшедшей магии, в которую я никогда не верила и о которой только с удовольствием читала в книгах, промыслы высших сил… Но я знаю, что это дурацкое чудо стало моим персональным подарком. Ошеломляющим подарком. Я бы даже сказала, очень злым ошеломляющим подарком на день рождения.

***

Все началось пятого декабря, в субботу, когда мне, студентке последнего курса филфака, исполнялся двадцать один год. Именно в этот день я впервые встретила этого высокомерного парня с замашками идиота и комплексом принца.

Это было что-то вроде неофициальной встречи – вроде той, когда президенты встречаются «без галстуков» за чашечкой кофе, ибо наше официальное знакомство произошло несколько позже, и, скажу я, эффектно. По крайней мере, для меня.

Правда, позднее оказалось, что это была далеко не первая наша встреча, но прошлых я совершенно не помнила, как, впрочем, и он.

Утро началось очень даже хорошо.

Я проснулась в отличном настроении, хоть и проспала всего несколько часов, полночи просидев в интернете и занимаясь всякой ерундой, чувствовала себя бодрой. Сложнейшая сессия осталась позади – я закрыла ее на «отлично», и теперь у меня был интеллектуальный отходняк, когда хотелось заниматься всяческими глупостями. Разбудил меня, конечно же, телефон – лучшая подруга Алёна решила поздравить меня одной из первых, и больше я не засыпала, отвечая на звонки друзей и сообщения знакомых. Настроение было легкое и волшебное.

На кухне меня дожидался подарок от моего друга и соседа, вместе с которым мы уже несколько лет снимали квартиру. На столе меня ждали букет белых роз в хрупкой вазе и большая, тщательно запакованная круглая коробка с огромным алым бантом. Не без труда распаковав подарок, я обнаружила гель, скраб, пену для ванны, мыло и два крема – все с ароматом моей любимой ванили. Там же я нашла поздравительную открытку.

«Ваниль совсем не в тренде, да и я терпеть ее не могу, но что не сделаешь ради любимой подруги? С днем рождения, Настенька! Будь прекрасной и счастливой!» – было написано знакомым мелким и угловатым почерком.

– Спасибо, Дан, – улыбаясь, сказала я, нюхая розы.

Сначала я искала девушку-соседку, однако познакомилась с Даниилом и решила снимать квартиру вместе с ним. А потом мы и вовсе подружились. Многие не верят в дружбу между мужчиной и женщиной, однако выяснилось, что Дан предпочитает парней, а не девушек, и я решила, что попробую жить вместе с ним – к тому же других вариантов на тот момент у меня не было.

В личную жизнь Дана я не лезла, а его друга – хрупкого милого юношу с белокурыми волосами и огромными голубыми глазами как у ангела я видела всего лишь несколько раз, и то случайно. Вкусы Дана я воспринимала как данное. Ну, нравятся ему мужчины, и пусть нравятся, его дело. Не спорю, мне хотелось бы, чтобы у Дана была подружка, а когда-нибудь появилась бы крепкая семья с парочкой детей. Однако сам Дан к этому не стремился. И в какой-то момент я поняла – самое лучшее, если он будет просто счастлив, а я могу лишь принимать его таким, какой он есть, и у меня нет права его менять. Дан – хороший человек, и это самое главное.

Пересмотрев косметику, я позвонила Дану.

– Спасибо, ты просто прелесть.

– С днем рождения, малышка! – радостно объявил он. – Желаю тебе любви и море позитива! И пусть все в твоей жизни будет так, как ты сама хочешь. – Мягкий приятный баритон Даниила нравился многим девушкам, которые даже и не подозревали о его ориентации.

– Спасибо, чувак. Это просто офигенно.

– Опять эти жаргонизмы, – притворно вздохнул Даниил, тот еще поборник нравственности. – Учись быть настоящей леди, Настя. Иначе тебя никто замуж не возьмет.

– А я и не хочу, – весело отозвалась я.

– О, Господи! Это ты сейчас не хочешь! А через десять лет ты вдруг очнешься, и мы, – он явно имел в виду себя и наших общих друзей, – будем вынуждены бегать и искать тебе муженька, не зная, кому спихнуть.

– Это будет моя проблема, – возразила я весело. Дан постоянно троллил меня темой замужества.

– Это будет твоя проблема, а пострадаем мы все, – возразил он. – Ты наверняка начнешь прессовать нас еще больше, когда станешь старой девой.

Я только хмыкнула. То, что Даня называет прессом, для меня было всего лишь проявлением заботы. Кто еще позаботится о друзьях, кроме меня? Да они без меня ничего не могут. Серьезно!

– Тебе нужно найти парня, – сел на любимого конька друг. – Может быть, в клубе склеишь кого-нибудь. Все ведь сегодня в силе?

– Конечно, в силе!

– Отлично. Зажжем! Ладно, мне пора – сейчас семинар начнется. Еще раз с днюхой, Настя!

И мы распрощались.

С первого курса я всегда отмечала свой день рождения скромно – либо в полном одиночестве, либо в узком кругу друзей. И это был первый раз, когда я решила отпраздновать его с каким-никаким, но шиком.

Конечно, по-хорошему, надо было потратить деньги с умом – например, купить новый пуховик или мобильник, но мне хотелось настоящего праздника. Для друзей и для себя. Все рассчитав, я получила скидку от приятеля Дана, работающего в известном во всем городе ночном клубе со смешным названием «Горячая сковорода», и забронировала там столик. Вернее, отдельную комнату с караоке, удобными диванчиками и звукоизоляцией. В комнате не будет ни сигаретного дыма, ни пьяных рож, ни вечно желающих познакомиться донжуанов местного разлива, зато мы сможем выходить на танцпол, когда захотим. Просто идеальный вариант!

Я и мои друзья, в число которых входил и Дан, должны были приехать в клуб к восьми вечера, чтобы вместе пройти в клуб мимо суровых охранников. Фейсконтроль в клуб был строгим.

– А если охрана не пропустит кого-нибудь из гостей? – на всякий спросила я у приятеля Даниила, ибо мои друзья были людьми весьма яркими. И кому-то наверняка казались странными.

– Если забронирована комната или столик, сто процентов пропустят, – ничуть не сомневался парень. – Так что все в порядке будет! Отлично проведете время в нашей «Сковородке»! У нас всегда горячо, а диджей-сеты – офигенствены!

И я ему поверила. Впрочем, не зря.

После позднего завтрака и традиционной проверки почты во время него, я села за работу. Попивая горячий кофе без молока и сахара, за пару часов я дописала начатую вчера статью в одну из газет – не самую интересную и популярную, зато с большим тиражом, часть из которого бесплатно распространялась городской администрацией. Тема статьи тоже была уныла и скучна – я рассказывала о масштабной реконструкции одной из улиц и изменениях схемы проезда.

Уже второй год я подрабатывала внештатным корреспондентом в нескольких газетах – хоть у меня и была повышенная стипендия, но на жизнь ее не хватало. С первого курса мне приходилось самой себя обеспечивать, и, наверное, я бы сломалась, но в самый сложный момент у меня появилась крестная фея.

Все началось с того, что однажды, еще на первом курсе, когда я в бессильной злости искала очередную подработку, кто-то перевел на мою карту энную сумму денег. Не слишком, конечно, большую, но вполне значимую для студентки без гроша в кармане.

Когда я впервые обнаружила эти деньги у себя на счету, то испугалась – откуда они взялись? Их кто-то перевел по ошибке? Их теперь заберут обратно? Несколько раз проверив в банкомате свой счет, я обратилась к сотрудникам банка, чтобы они помогли мне разобраться. Но все оказалось в порядке. Эта сумма предназначалась именно для меня. А вот кто отправитель, я так и не смогла узнать, сколько ни пыталась.

Последующие неожиданные переводы меня уже даже не пугали – лишь настораживали, но я вынуждена была принимать эти деньги, хотя прекрасно знала, что просто так, бесплатно, ничего не бывает. Если кто-то дает мне деньги, значит, я должна дать этому человеку что-то взамен. А быть обязанной кому-то мне совершенно не хотелось.

Со временем я привыкла к своему таинственному спонсору и, наверное, была благодарна ему, но каждый раз снимая чужие деньги, все больше чувствовала себя обязанной. Я злилась, но отказаться от них так и не могла, и осознание этого мучило меня еще сильнее. Я не могла отказаться не из-за жадности, а из-за того, что стипендии и денег от подработок не хватало, а устроиться на полный рабочий день у меня не было возможности – я должна была учиться, и учиться хорошо, ибо считала, что лишь учеба станет залогом моего достойного существования в будущем.

Лишь на третьем курсе я наконец-то узнала, кто был моим таинственным Длинноногим дядюшкой, моей персональной крестной феей. К моему удивлению, ею оказалась моя настоящая крестная – женщина в нашем городе достаточно влиятельная и занимающая не самое последнее место в администрации губернатора.

Она встретилась со мной в тихом кафе, расположенном на пятнадцатом этаже бизнес-центра, с ценником раза в два, а то и в три превышающим ценники тех заведений, в которые изредка забегала я. Устроившись напротив, чтобы лучше видеть меня, она рассказала, наконец, правду.

– Я – лучшая подруга твоей покойной матери. Твоя крестная, – говорила фея, глядя мне прямо в глаза через тоненькие стекла стильных деловых очков в серебристой оправе.

Звали ее очень звучно и поэтично – Матильда. Хоть эта женщина и разменяла пятый десяток, выглядела она хорошо и очень ухоженно: удлиненное каре идеально прямых белых волос, тонкие черты лица с четким контуром, минимум морщин, подтянутая фигура. Лицо у нее было беспристрастным, голос – уверенным и негромким, взгляд – твердым, и мне было даже как-то страшновато сидеть так запросто с ней в кафе. Я хоть и сохраняла спокойное лицо и вроде бы не подавала виду, как сильно ошеломлена, но очень нервничала – сжала на коленях пальцы в замок до боли, так, что они некрасиво покраснели.

– Мы никогда не виделись – думаю, ты догадываешься, по каким причинам. Скажем спасибо твоему отцу, – продолжала Матильда, которая не разрешила называть себя по отчеству – велела величать ее только по имени и никак иначе. Голос у нее был холодный, а сама она выглядела Снежной королевой в деловом костюме цвета зеленого чая. – И, думаю, ты никогда не слышала обо мне.

Я медленно кивнула в ответ. Я не просто догадывалась, я точно знала эти причины! И от этого даже разозлилась – теперь до боли я сжала не только пальцы, но и зубы.

– Но после того, как я узнала, что ты сделала, – она интонационно выделила последнее слово, – решила стать тебе немного ближе. – Новоявленная крестная едва слышно вздохнула, и что-то странное отразилось в ее глазах за стеклами очков, однако она быстро взяла себя в руки и продолжила беспристрастным тоном: – Ты можешь задать мне вполне резонный вопрос, девочка, почему я сразу не пришла к тебе, не сказала, кем прихожусь и прочее.

Я настороженно кивнула – этот вопрос меня действительно очень интересовал. Меня вообще терзала уйма вопросов, да и свойственное мне недоверие не отпускало, но от изумления я молчала и просто смотрела на Матильду, внимая каждому ее слову.

– Как ты заметила, я уже взрослый человек с большим жизненным опытом, и во многом разбираюсь, – женщина позволила себе покровительственную полуулыбку, – скажем так, достаточно хорошо. А также живу согласно определенным принципам. Один из них – если хочешь помочь человеку, помоги делом, а не словом. На слова я скупа. Когда я узнала про тебя, то, естественно, как твоя крестная, – слова «мать» Матильда избегала, – решила помочь. Поскольку мы не виделись ни разу в жизни, было бы странно, если бы я приехала с объятиями, поцелуями и подарками. Это было бы слишком неестественно, – при этом она даже поморщилась. – Я не знала, примешь ли ты меня или нет. Все-таки, – она взглянула мне прямо в глаза – насмешливо, но почти по-доброму, – ты очень характерная девочка. Да и воля, как я вижу, у тебя есть. Как и свое собственное мнение.

Так Матильда впервые похвалила меня – в своей особенной манере, как бы между делом, и мне это понравилось. Я, не привыкшая к тому, что родственники хвалят меня, испытывая одновременно какое-то детское внутреннее смущение, смешанное с удовольствием, отхлебнула свой кофе из чашки и чуть не подавилась – таким большим был глоток.

– Поэтому я решила какое-то время помогать тебе материально, – продолжала крестная. – И лишь потом, когда ты привыкнешь и поймешь мои добрые намерения, рассказать тебе правду.

Наверное, она сделала правильно. Кто знает, что бы я учудила на первом курсе? Это потом я стала более взрослой и более взвешенной. И действительно чувствовала ее поддержку. Без помощи Матильды мне пришлось бы туго, и кто знает, может быть, я изменила бы свое решение, и вернулась туда, откуда ушла. Хотя нет, я бы не вернулась обратно в клетку – ни за что. Я мечтала стать журналистом, чтобы писать о том, что по-настоящему волнует людей, о том, что может хоть как-то им помогать. И я пообещала сама себе, что добьюсь своего. И пусть я поступила не на факультет журналистики, а на филфак, от своей цели я не откажусь.

– Вот как, – сказала я, отрывая взгляд от жемчужной нитки на ее шее и поднимая его к ее светлым глазам-хамелеонам, умело накрашенным и спокойным. – Здорово, что вы так поступили. Но…

– Но?

– Не поймите неправильно. Но как я могу точно знать, что вы говорите правду? – спросила я, выпуская мучающее меня недоверие наружу. Один голос в моей голове – звонкий, чистый – счастливо кричал, как здорово, что у меня теперь есть настоящая крестная, а другой – похожий на шорох гравия – тихо, но настойчиво говорил: «Ты не должна доверять незнакомым людям. Кто она такая и что она от тебя хочет? А если это ловушка?» И я не знала, какой из голосов прав.

– Мне нравится то, что ты осмотрительна, – отозвалась Матильда, которая словно ждала этого вопроса. И совершенно не обиделась, чего я, кстати, боялась. – Простодушие и доверчивость – первая ступень на пути к большим проблемам. – Она отпила из чашки. – Тебя успокоили бы доказательства?

Я медленно кивнула.

– Когда ты попала в дом отца, у тебя была женская серебряная подвеска с гранатом, кажется.

Я с изумлением взглянула на нее. Подвеска была. Няне сказали выкинуть ее, но она оставила, чтобы спустя несколько лет вручить мне.

– Она принадлежала твоей матери. Помнишь? Должна помнить.

– Помню, – ответила я. Душу обжигал пожар.

– Это мой подарок. Я принесу тебе фотографии твоей матери. Надеюсь, они еще больше убедят тебя в том, что мои слова – не ложь, и я действительно прихожусь тебе крестной.

В щеки впились сотни крохотных иголочек волнения.

– Я никогда не видела ее фотографий. – Я кинула злой взгляд в стену. – Они не показывали мне их.

Все, что я знала – имя и то, что ее не стало почти сразу после моего рождения, из-за аварии.

– Даже так? – удивилась Матильда. – Значит, увидишь впервые.

– А почему… почему вы не принесли их сегодня?

– Чтобы ты пришла ко мне во второй раз, – было мне ответом.

– Я приду. А вы расскажете мне про маму? – почти потребовала я, понимая, что наглею. Но наглость появлялась из-за страха. – Они ненавидели Екатерину, ничего никогда не говорили про нее.

– Екатерину? – переспросила крестная.

– Ну, маму, – пояснила я с непонятным учащенным дыханием. Что-то не так?

– А, да. Екатерина. Я так давно не слышала ее имени, – отозвалась Матильда и вздохнула. – Ее нет с нами чуть больше двадцати лет. А я привыкла называть ее просто Катька… Настя, кто бы мог подумать, что ее будут звать Екатериной. Мы жили в соседних домах, общались с детства. И называли друг друга по фамилии. – Она улыбнулась какому-то воспоминанию.

– А какая у нее была фамилия? У нее остались родственники? А что она любила, чем занималась, какая она вообще? – не выдержала я, и вопросы из меня полетели, как очередь из пулемета.

– Сергеева. Екатерина Сергеева, – ответила мне крестная, чуть подумав – нужно ли мне сообщать эту информацию или нет. – К сожалению, близких родственников у нее не осталось. Иначе тебя не отдали бы отцу. Я расскажу тебе, какой она была, девочка, но в следующий раз.

– Хорошо, – даже как-то поникла я, проговаривая про себя фамилию матери. Сергеева. Простая и красивая фамилия.

– А где… она похоронена? – с некоторым трудом вымолвила я. Этого мне тоже не говорили.

– Не здесь. В нашем родном городе, – нехотя сообщила Матильда. – Я иногда езжу к ней. Я возьму тебя с собой. Позже. Надеюсь, мы поладим.

Почти минуту мы молчали. Первый голос во мне победил второй, и я, решив довериться, вдруг сказала:

– Вы… Вы очень помогли мне, правда. Очень. У меня тоже есть принципы, как у вас. И один из них совпадает с тем, о котором вы сейчас говорили. Я тоже помогаю не словом, а делом. Когда у меня будет возможность, я отвечу взаимностью.

Я говорила искренне, и я чувствовала, что это будет именно так.

– Т-с-с-с, – приложила к губам указательный палец с аккуратным ногтем Матильда. Я тоже бы не отказалась от белого френча, но, увы, пока что довольствовалась простым прозрачным лаком. – Не говори так, – крестная почти предостерегала меня. – Это уже слова. Слова – это лишнее. Только дело. Дело.

Я тут же с готовностью кивнула ей. На тот момент, да и сейчас тоже, мне казалось, что она не просто крестная, но и мой учитель, который вдалбливает мне в голову простые истины.

– Какие пирожные вы любите? – спросила я, сама себе удивляясь. Хоть внутри все у меня дрожало, голос мой был спокойным.

– Тирамису, – несколько удивленно отозвалась Матильда. Я кивнула и позвала проходящего мимо официанта с таким благородным выражением лица, словно он был князем, обходящим не зал в дорогом кафе не для всех, а собственные владения.

– Да, я слушаю вас, – почтительно застыл официант около нашего столика, примостившегося около большого французского окна на пятнадцатом этаже бизнес-центра, открытого в прошлом году. Вид отсюда был наишикарнейшим. Взгляд охватывал если ли не половину города, то, по крайней мере, весь его центр. Видно было и переполненные машинами строго перпендикулярно-параллельные друг другу улицы, главную площадь с фонтанами, в которых искрилась вода, величественные Кремль, старинные храмы, здание администрации, больше похожее на современный дворец из бетона и стекла, парк с выходом к идеально круглому озеру, в котором крохотными точками были видны плавающие на прогулочных лодках и катамаранах люди. Была видна и кажущаяся тонкой серо-голубой нитью река, на левом, холмистом берегу которой расположился наш большой город.

– Два шоколадных тирамису, пожалуйста.

– Два тирамису, – повторил официант, запоминая заказ – в этом заведении работники каким-то волшебным образом обходились без блокнотов и ручек, полагаясь лишь на свою память. – Это все?

– Да, все.

Официант почтительно нам улыбнулся, сообщил, когда десерт будет готов, и в мгновение ока исчез.

– Я тоже люблю тирамису, – сказала я, хотя совершенно не знала, сколько эти пирожные стоят в этом пафосном заведении – когда мы сюда пришли, Матильда предложила мне заказать что-нибудь, но я ограничилась лишь кофе, и она последовала моему примеру, кажется, отметив для себя то, что я заказала простой эспрессо. Однако со мной была стипендия – повышенная, между прочим, потому что я умничка и отличница, и я надеялась, что уж на два тирамису-то этих денег хватит. Пусть хоть так, но я докажу ей, что благодарить умею тоже делом.

Крестная почему-то рассмеялась, и, хотя ее смех был достаточно тихим и непродолжительным, он не показался мне таким холодным, как ее речь. И определенно, в ней было что-то такое, за что она мне нравилась.

– Схватываешь на лету, Настя. Думаю, у тебя должны быть еще вопросы, – улыбнулась Матильда, и ничуть не ошиблась. Их у меня было великое множество.

– Расскажите мне о моей маме? – первым делом попросила я и вновь сцепила руки на коленях в замок. О моей маме мне никто и никогда не рассказывал. Как будто бы ее не было. Хотя пару раз о ней все же говорили – когда ругали меня. «Ты такая же, как твоя мать», – однажды жестко сказали мне еще в той, прошлой, полузабытой жизни, подернутой туманом времени. И хотя в голосе человека, который произносил эти слова, было отвращение, сердце у меня учащенно забилось – я похожа на свою мать?! Да это же прекрасно! Главное, что не на отца!

– Как я и предполагала, ты задала этот вопрос, – утвердительно кивнула Матильда. – Возможно, вы похожи.

– Похожи? – жадно подалась я вперед.

– Не внешне. Внешне ты почти полная копия отца. Тот же нос, глаза, волосы, черты лица. Думаю, ты пошла в их породу.

Я знала, что похожа на родственников папочки, отлично знала, но меня это всегда лишь раздражало. Я хотела, чтобы во мне было хоть что-то от моей мамы: фигура, походка, улыбка. И, если честно, я, наивная душа, ждала, что, увидев меня, Матильда воскликнет что-то вроде: «О, Настя, ты – копия матери!» или хотя бы: «Настенька, твои глаза – словно глаза Кати!» Но она не увидела сходства, а я в который раз поняла, что мечты – сплошной вред.

– А как тогда мы похожи? – растерялась я.

– Думаю, характером, – отозвалась крестная, помешивая ложечкой кофе в фарфоровой белоснежной чашечке. – Она… была стойкой и уверенной женщиной. Знающей себе цену и смелой.

Внутри меня вдруг разлилось тепло – никогда никто не говорил о моей маме хорошо. И каждое слово Матильды я готова была впитывать, как губка воду.

– А она была доброй? – спросила я вдруг с непонятно откуда взявшейся нежностью. Значит, мы все-таки похожи! Хоть не внешне, но внутренне!

Матильда едва заметно сглотнула и тут же сделала глоток кофе.

– Мы все добрые, – сказала она и скользнула взглядом вправо. – О, тирамису.

И правда, в этот момент к нам подплыл официант с подносом и аккуратно поставил перед каждой из нас тарелочки с итальянскими многослойными пирожными, припудренными какао-порошком.

Когда мы ели его, то обе молчали, хотя я все ждала, что Матильда продолжит разговор о маме – у меня было множество вопросов. Она, словно не понимая этого, медленно, с наслаждением, отламывая кусочек за кусочком, аккуратно жевала пирожное, тогда как я уничтожила его чуть ли не за две минуты. Если честно, такого вкусного тирамису я давно не ела. Все-таки есть плюс в дорогих местечках – хорошая кухня.

Когда Матильда отложила в сторону ложечку, она мельком глянула на часы на правом запястье – большие, круглые, красивые и явно дорогие.

– Мне пора – через час совещание с губернатором, – произнесла она. – Думаю, мы еще встретимся. Ты не против?

Естественно, я была не против, только обеими руками за! Эта женщина, которая объявила меня своей крестной, знала мою мать! Естественно, я должна была встретиться с ней еще – и много раз! Я хотела все знать о своей матери!

– Я очень хочу с вами встретиться.

– Хорошо, когда у меня будет свободное время, я позвоню. У тебя теперь есть номер моего мобильного телефона. Если что-то случится – набери меня. Со мной порой бывает сложно связаться, поэтому звони мне несколько раз или пиши сообщения.

– Хорошо. Мы точно встретимся? – вдруг спросила я на всякий случай. На миг во мне появилось чувство, которое бывает у испуганных маленьких девочек и мальчиков, когда их мамы оставляют их и куда-то уходят, обещая вернуться. Я боялась, что мы больше не увидимся.

– Точно, – пообещала Матильда и напомнила: – В следующий раз я покажу тебе ее фотографию. Двадцатилетней давности, разумеется.

Я внутренне встрепенулась, а на лице моем появилась улыбка и снова откуда-то взялась эта щемящая сердце нежность. У меня никогда не было мамы, и я всегда хотела увидеть ее, увидеть хотя бы одним глазком. Поговорить с ней, послушать ее голос, почувствовать запах духов – а она ими наверняка пользуется, я ведь очень люблю духи! Мне хотелось знать, какая она и что любит, какие вещи ее раздражают, а какие – успокаивают. Любимая музыка, еда, вид спорта, кино – я все это хотела узнать. Я хотела ее обнять – раз в жизни. И об этом я мечтала в детстве. Но, как я уже говорила, чудес не бывает, и мама не воскреснет, но она всегда жива в моей памяти, хотя я ничего не знаю о ней, кроме имени. И уже фамилии.

– Да, кстати, – вдруг сдержанно улыбнулась Матильда. – Катя тоже хотела стать журналистом. Так понимаю, от этой профессии ты не отступишься?

– Нет. Это мой выбор. Цель моей жизни, – честно отвечала я.

– И о чем бы ты хотела писать? О знаменитостях, садоводстве, политике?

– Я бы хотела писать о справедливости. И о людях, – ответила я честно и весьма размыто, но меня поняли. Женщина улыбнулась уголками тонких губ благородного бордового цвета – помада у Матильды была хорошая, несмотря на то, что она пила кофе, на чашечке не осталось и следа от косметики, и цвет губ не померк.

Наверное, думает, что я – глупая молодая дурочка с завышенными идеалами, потому я поспешила добавить:

– Сейчас я еще только учусь, пишу о всякой ерунде по большей части. Но думаю, что все еще впереди. Мои примеры для подражания – Анна Политковская и Инесса Дейберт.

Анна Политковская – известный журналист и правозащитник, трагически убитая в 2006 году, и я безмерно ее уважала. Инесса Дейберт – наш местный журналист. Она и писала разгромные честные статьи, вела собственную авторскую программу «Вечер с Инессой Дейберт», в которой проводила журналистские расследования, и занимала позицию активного общественного деятеля, много помогая людям, попавшим в трудные жизненные ситуации. Однажды в школе я даже писала сочинение о ней, как о человеке, на которого я хочу быть похожа. Это было как раз после ее репортажа о совершенно диком случае. Одна женщина, весьма неравнодушно дышащая к алкоголю и, видимо, страдающая какими-то психическими заболеваниями, родила ребенка. За ребенком она совершенно не следила. Кормила и одевала его, как в таких неблагополучных семьях обычно и бывает, бабушка. А после ее смерти мальчик остался совсем один. Его ненормальная мать, не желая слушать плач голодного сына, додумалась посадить его на цепь, прикованную к батарее, чтобы он не мешал ей и ее дружкам-алкашам. С мальчиком обращались, как с собакой. Даже миску на пол рядом поставили. Если бы не бдительные соседи и мгновенно отреагировавшая на их звонок Инесса, с этим несчастным ребенком явно случилось бы что-то жуткое. Но после ее репортажа, который многие называли сенсационным, этим ужасным случаем наконец-то заинтересовались правоохранительные органы, а ребенка, слава богу, забрали из этого омерзительного места и отдали на воспитание в хорошую семью. Потом, через пару лет, все из той же передачи, я узнала, что мальчик адаптировался и стал совершенно обыкновенным. Приемных родителей его не показывали – те не хотели огласки, но видно было, что это хорошие люди. Лица мальчика закрыли тоже, но когда я услышала его счастливый голос, вдруг поняла, что такое торжество справедливости.

– Ого, да ты выбираешь в свои примеры для подражания сильных людей. Высокого полета. – Крестная почти усмехнулась, но мне показалось, она одобряет мой выбор. – Да, лучше равняться на тех, кто добился многого. Это помогает добиться того, что хочешь ты. Окрыляет.

– Вы знакомы с ней? – спросила я, подумав, что они вполне могут быть знакомы с Дейберт.

Матильда чуть повернула голову набок и как-то странно посмотрела на меня. Я, если честно, всегда была не слишком хорошим знатоком душ человеческих, но мне показалось, что во внимательно-встревоженном взгляде моей новоприобретенной крестной появилось какое-то необычное выражение, которое я никак не могла разобрать.

– Да, я знакома с Инессой, ты права, девочка, – ответила Матильда.

Мне не особо нравилось, что она называет меня девочкой, а не по имени, но в тот момент я этого не осознала – осознала только спустя пару лет, когда поняла, что Матильда всегда обращается ко мне именно так.

– И как она?

– Такая же как на экране, – пожала плечами Матильда. – Но не стоит идеализировать людей. Иногда правда слишком сильно нас ранит.

Нашему диалогу помешал ее телефон – он невовремя зазвонил. Раздалась знакомая мне мелодия – ария Каварадосси из оперы Джакомо Пуччини «Тоска» в исполнении Андреа Бочелли. Меня это обрадовало – я тоже любила оперную музыку. И на звонке у меня тогда стояла «Песня половецких девушек» из балетного фрагмента второго действия оперы «Князь Игорь». Той самой, написанной великим композитором Бородиным, в исполнении известного хора, но в современной обработке.

– Нам пора прощаться. Иди первой, – решила Матильда, – а я пока отвечу на телефонный звонок.

Я торопливо кивнула и положила на стол деньги за тирамису.

– До свидания. И спасибо, – сказала я искренне, встала и, заставив себя не оглядываться, ушла.

Пальцы болели от напряжения – так сильно я их сжимала.

– Деньги возьми, – послышалось в спину.

– Нет, – отозвалась я упрямо и почти бегом направилась к выходу.

* * *

– Я с ней поговорила. Она только что ушла, – сообщила равнодушным голосом Матильда, когда Настя покинула кафе. – Да, я все сделала так, как ты сказал, Леша. Ты знаешь, она угостила меня тирамису. Интересная девочка.

Женщина, словно забыв о том, что ей нужно попасть на совещание к губернатору, вытащила из кожаной сумки пачку сигарет и, поставив оба локтя на стол, закурила. Рассматривая потолок, расписанный весенним узором, она думала о чем-то. А докурив тонкую белую сигарету до половины и небрежно, но тщательно затушив ее в пепельнице, Матильда вновь взялась за телефон, который с трудом умещался в ее небольшой, но крепкой ладони. Она открыла папку с фотографиями, сделанными, кажется, на каком-то торжественном официальном мероприятии: мужчины в строгих костюмах, женщины в вечерних нарядах, снующие между ними официанты в форме, напоминающей мундиры позапрошлого столетия… Высшее общество, одним словом.

– Тебе судьба сделала подарок, – вдруг тихо, но жестко, с нотками отвращения проговорила крестная Насти, разглядывая фотографию, на которой были запечатлены двое мужчин и две женщины, одной из которых была сама Матильда. – А ты так бездарно отказалась от него. Дура. А мне такого подарка не сделали.

Еще раз глянув на светловолосую статную женщину лет сорока, одетую в черное, с открытыми плечами платье в пол, Матильда кинула телефон в сумку, подозвала официанта, быстро расплатилась и ушла.

Деньги, которые были оставлены за тирамису, она так и не тронула – после ухода Матильды официант посчитал их чаевыми.

Глава 3

С крестной мы продолжали общаться, но так и не стали близки. С Матильдой – этой железной женщиной, которую я очень уважала, в принципе невозможно было сблизиться – она держала дистанцию, и делала это отменно. По жизни Матильда была одиночкой, и сама всего всегда достигала – это я поняла по ее биографии, которую изучила вдоль и поперек, а также по ее редким оговоркам.

Мужа и детей у крестной не было, подруг, как я понимала, – тоже, лишь приятельницы и коллеги по работе, родители ее уже давно отправились в мир иной. Получается, у нее была лишь я, и мне, если честно, это нравилось, хотя, включив здравый смысл и логику, я понимала, что, скорее всего, помогает мне крестная не из-за сильной любви, а из-за чувства долга перед своей умершей подругой. Раньше она делать этого не могла, но как только узнала, что я покинула семью отца, стала помогать – так, как считала нужным.

Я пыталась научиться быть на нее похожей. Я тоже хотела стать успешной женщиной, стальной леди, которая в свои сорок пять лет выглядит куда круче, чем большинство моих ровесниц, при этом даже не скрывая свой возраст. Наверное, с моей стороны тоже не было любви – но присутствовало искреннее уважение.

Отправив статью редактору и немного пообщавшись с ней по скайпу, чтобы обсудить кое-какие рабочие моменты, я вытащила диктофон, на который было записано интервью с деканом физмата, и принялась за вторую статью – уже для университетской газеты, в которой числилась на хорошем счету. И только потом, усталая, потирающая глаза, но довольная потащилась в душ и провела там не меньше часа – сначала приняла ванну, нечаянно заснув минут на двадцать, хотя и не люблю там долго «разлагаться в воде», как говорит моя подруга Алена, а потом опробовала подарки Даниила, оставшись ими очень довольна. Подозреваю, что после душа я и мои волосы пахли ванилью за версту.

Сделав кое-какие дела по дому и еще раз почитав поздравления от друзей, я долго крутилась около зеркала, решая, что лучше надеть в клуб. Мой гардероб не был большим, но из всего имеющегося я пыталась выбрать то, что лучше всего подойдет для празднования дня рождения в приличном месте. К тому же мне хотелось быть красивой для одного парня, который мне очень нравился.

Я остановилась на черных прямых брюках из плотной ткани, облегающих ноги чуть ли не как вторая кожа, белой простой майке и черном же приталенном пиджаке с короткими рукавами и манжетами в черно-белую полоску. Сверху надела длинные бусы, критично оглядела себя и, чуть подумав, нацепила на запястья крупные белые браслеты из пластика. Вышло вроде бы даже ничего. Я даже подмигнула своему отражению.

Выбрав одежду, я, подпевая американской певице, чей клип крутили по музыкальному каналу, накрасила ногти в алый цвет. Подождав, пока лак высохнет, привела волосы в порядок – расчесала и завила в крупные локоны, которые тут же залила профессиональным сухим лаком, позаимствованным у Дана, чтобы прическа не распалась. Волосы-то у меня хоть и были прямыми от природы, но очень уж своевольными. Их с трудом брала даже краска.

Все так же напевая вслед за очередным музыкантом, я принялась за мейкап. BB-крем вместо тонального, немного пудры, чтобы сделать цвет кожи ровным, корректор для скул, придающий лицу несколько более четкие контуры, карандаш-подводка, тушь, темно-серые и белые тени – глаза должны быть выразительными, а взгляд – загадочным. Последний штрих – нежно-розовый блеск для губ.

Всему этому меня научил Дан, который одновременно учился в университете на менеджера и посещал курсы парикмахерского дела и визажа. У него очень даже неплохо получалось делать людей красивыми, а самое главное, он испытывал от этого удовольствие, и потому планировал связать свою жизнь с индустрией моды. Учился он плохо, зато постоянно участвовал в фотосессиях – работал в паре с фотографом

Руки у меня хоть и не были золотыми, но слава богу, росли не из того места, на котором принято сидеть. Поэтому Даниил быстро научил меня разного рода хитростям в визаже и прическе и даже сказал как-то, что я смогла бы работать в этой области, если бы пошла учиться, но я лишь отмахнулась. У меня была совершенно другая цель – журналистика. Люди, правда, постоянно спрашивали меня, почему в таком случае я учусь на филологическом факультете, а не на журфаке, на что я всегда неизменно отвечала – это мое личное дело. Филология – классическое гуманитарное образование, а журналистами становятся люди с совершенно разным образованием, даже технари и инженеры. Говорить о том, что я не поступила на журналистику, мне не очень хотелось, а со временем я поняла даже, что у филфака есть свои плюсы. Например, именно там я нашла двух своих подруг.

Чем ближе был вечер, тем настроение у меня становилось хуже. Возможно, включилась моя интуиция, которой я не особенно доверяла, предпочитая объяснять все логически.

Обзвонив друзей, которые должны были приехать в клуб, я при полном параде выкатилась из дома, стуча по припорошенному снегом тротуару высокими каблучками ботинок, купленных мною недавно на одной очень классной распродаже. Иди, правда, было неудобно, и я сто раз обругала себя за то, что не купила нормальную удобную обувь. Усилившийся снег тоже настроения не добавил. Он мягко ложился на волосы, разрушая локоны. Чем больше я злилась, тем больше шел снег, и вскоре вообще началась едва ли не пурга.

Перед самой остановкой я умудрилась поскользнуться и на беду себе упасть, поцарапав колено и едва не порвав брюки. Естественно, от этого настроение у меня понизилось еще на градус. А вот температура на улице – на градусов пять как минимум.

Нужного автобуса не было едва ли не час, и когда он наконец приехал, я казалась похожей на окоченевшую сосиску с негнущимися пальцами – даже перчатки не спасли их от холода. И в автобус забралась с трудом – в него ломанулись все, кто мерз на остановке. И ехали тоже долго – минут сорок, хотя никаких пробок не было, едва-едва плетясь около обочины и останавливаясь с поводом и без. Я все это время стояла, с трудом дотягиваясь до высокого поручня, а потому стала еще злее – ноги, не привыкшие к высоким каблукам, устали. Кроме того, все время толкалась кондуктор – веселая тетенька лет пятидесяти, с яркими голубыми тенями, громким голосом и с золотым передним зубом. На широкой груди ее сверкала большая нежно-розовая брошка с каким-то цветком, который я, впрочем, плохо рассмотрела.

– Пассажиры, – командовала женщина, активно пробивая себе дорогу через тела людей своим собственным, – входите-входите, делайте мне план! Давайте, активнее! Женщина, поднимитесь на ступеньку! Мужчина, да-да, вы, в кроличьей шапке, пролезьте вперед!

– Куда я пролезу? – пропыхтел обладатель кроличьей пушистой шапки. – Тут люди. Я сквозь них еще не научился просачиваться.

– Тут везде люди, давайте! – отозвалась бойкая кондуктор. – Вот видите, получилось, а вы боялись.

– Я и сейчас боюсь, – отозвался мужчина. – Мне держаться не за что.

– Сейчас я вам помогу, – как-то угрожающе пообещала женщина и каким-то невероятным образом пропихнула его поближе к поручню.

– Пассажиры, проходите и рассчитывайтесь! А кто не рассчитается, тот огребет, – добавила она радостным тоном и стала пробивать себе путь дальше. Узрев меня, она вдруг подмигнула мне, вежливо отодвинула в сторону какую-то дородную женщину, протиснулась мимо двух парней и остановилась напротив меня, болтающейся на поручнях. Пока я рассчитывалась, боясь не удержаться и упасть, она вдруг сказала:

– Веселая жизнь у тебя начнется, девочка.

– Что? – не поняла я. Кондуктор пытливо оглядела меня и заявила, что я, дескать, скоро узнаю. Я, в свою очередь, подумала, что она много пьет, и скоро узнает о последствиях, но благоразумно промолчала.

Всю дорогу я, зажатая со всех сторон собратьями по несчастью, точнее, по поездке, нервничала, потому как из-за дурацкого автобуса опаздывала на встречу с друзьями и боялась, что они будут стоять на морозе и ждать меня – ведь комната забронирована на мое имя, а значит без меня ребята не попадут внутрь. Они, правда, мне пока не звонили и не писали, и это обнадеживало.

К клубу с наиглупейшим названием «Горячая сковорода», который к этому времени уже открылся и радовал округу ярким светом неоновых огней, я подошла крайне злая. И на фирменный логотип ночного заведения – огромную, якобы раскаленную сковородку, из которой вырывались малиново-красные лучи света, я взглянула чуть ли не с отвращением.

В голове я уже сочиняла слова извинений перед друзьями, которые, должно быть, замерзли, но пришла в самое настоящее изумление, поняв, что никого из них еще нет. Вот поэтому-то они не названивали мне – сами еще не приехали!

Это открытие меня не обрадовало, и я сама принялась набирать их номера. Оказалось, они все сейчас были вместе и почти что подъезжали к клубу на машине.

– Что значит почти что? – подозрительно осведомилась я у Дани, с которым, собственно, и разговаривала. Сквозь смех и вопли: «С днем рождения!» – я с трудом услышала его ответ:

– Ну, вот так, почти… Да заткнитесь вы, Наську не слышно! – заорал он шумной компании. – Дорогая, мы скоро, минут через десять. У Ранджи просто все время Танк глохнет!

Танк – большой, старый, но вполне себе бодрый внедорожник «Ленд Крузер» моей подруги Ранджи, доставшийся ей от отца, в котором могло поместиться семь человек, а при большом желании и не менее большой нужде – даже десять. Мы как-то раз пробовали -было тесно, но весело. Однако иногда Танк вел себя плохо и почему-то глох в самое неподходящее время, хотя специалисты никаких неисправностей в нем не находили.

– Даю вам десять минут, – строго сказала я, ежась на ветру и ненавидя снег еще больше. – Не приезжаете – ухожу, делайте, что хотите.

Им всегда нужно грозить – ребята, как на подбор, странные люди, за которыми нужен глаз да глаз, а еще им нужны инструкции, что да как делать.

– Хорошо-хорошо, не злись, Насть, мы приедем, – пообещал сквозь новую порцию поздравляющих криков Дан. Я улыбнулась и отключилась. Все-таки что бы я делала без своих друзей? Они для меня – самые близкие люди, и я благодарна высшим силам за то, что они у меня есть. Хотя, конечно, их выкрутасы порой раздражают. Ну, на самом деле меня многое раздражает, но я стараюсь держать свои эмоции в себе и делиться ими только с самыми близкими людьми.

Я задумчиво посмотрела на трехэтажное здание клуба, около которого собралось много народа. Сегодня была суббота, и поэтому сюда хотели попасть многие. Однако строгий фейсконтроль половину просто-напросто разворачивал обратно. Конечно, если тебя куда-то не пускает охрана, к тому же без объяснения причин, это неприятно, но политику руководства клуба я поддерживала – заведению нужно держать марку, чтобы в него не валили толпы гопников и прочих непонятых личностей. Часто ведь бывает – открывается какое-нибудь новое пафосное заведение, куда с удовольствием ходит богема, а через пару-тройку лет оно становится нерентабельным, потому как пускают туда всех подряд. Клуб «Горячая сковорода» был заведением иного уровня, и меня это в нем, если честно, и привлекало. Привычка выбирать все самое лучшее уходит с трудом.

Я пристально смотрела на дорогу, заполненную потоком медленно движущихся автомобилей и автобусов, подмигивающих городу фарами и отблесками зеркал, но друзей все не было и не было. Все как обычно – друзья опаздывают. Они всегда так дружно опаздывают, что это выглядит так, будто я раньше приезжаю, хотя всегда прихожу к назначенному сроку.

Пока я ждала ребят, ко мне прицепился какой-то тип в кожаной куртке, сидящий за рулем машины – новенького белоснежного «БМВ» с высоченной подвеской. Он наполовину открыл окно и, жуя жвачку, разглядывал меня. Я одарила его равнодушным взглядом и отвернулась, открыв свой старый телефон-раскладушку и принявшись писать гневное сообщение Алене, которая вместе со всеми сейчас ехала в Танке. Спину какое-то время мне настойчиво прожигали взглядом, а затем парень в кожанке не выдержал одиночества и вышел ко мне.

– Привет, – услышала я и невольно обернулась. – Я хочу с тобой пообщаться. Ты можешь сейчас? – Голос у парня был приятный, неторопливый, но слишком уж развязный, словно мы были сто лет знакомы. Наверное, поэтому он мне и не понравился, впрочем, его владелец, хотя выглядел вполне ничего: чуть выше среднего роста, довольно спортивный, скорее всего, сильный и, почему-то мне показалось, смелый, с довольно правильными чертами лица, находящимися на тонкой грани между грубыми и мужественными. А наличие кожаной крутой куртки, серьги в ухе и длинных темных волос, собранных в низкий короткий хвост, делало его похожим на какого-то обманчиво милого мафиози из итальянского фильма про бандитов.

Он довольно близко приблизился ко мне, неотрывно и приветливо глядя в глаза.

– Я занята. Жду, – отозвалась я скучным голосом.

– Парня? – предположил он.

– Друзей, – не стала скрывать я.

– И когда они придут? Скоро? – Его улыбка была искренней, и если бы не моя природная подозрительность и плохое нервное настроение, я, может быть, даже повелась. А так сразу поняла, что он – пикапер.

– Скоро.

– Значит, две минуты мы можем пообщаться. Ты красивая, мне прямо захотелось с тобой поговорить. И голос под стать. Ты, случайно, не оперная певица?

– А что, похожа? – поинтересовалась я с некоторым недоумением.

– Ага, наверное, партии с басом – твои. – Это звучало очень весело, и я чуть было не позволила себе улыбнуться, но в это время парень в шутку коснулся моего локтя и задал неожиданный вопрос: – Ты любишь огни ночного города?

Я посмотрела на него долгим взглядом, все больше и больше понимая свою правоту, и отрицательно покачала головой. Что еще за огни? Я люблю людей, которые не опаздывают и не пристают к другим людям.

– Дрезден, Лондон, Рим, Берлин, Нью-Йорк, Амстердам – огни какого города тебе больше по вкусу? – продолжал он мне все тем же развязным тоном. За этим тоном чувствовалась уверенность в себе и в своих силах.

Я промолчала, отправляя сообщение подруге.

– Эй, – явно обиделся парень в кожанке, видя, что я не проявляю к нему никакого интереса, – ты чего меня игноришь так откровенно? А если я буду плакать?

Я с любопытством взглянула на него.

– А ты не назвал город, огни которого мне больше всего по вкусу. Что я должна сказать?

– Даже так? И какой же твой любимый город?

– Прага.

– А те, которые я перечислил, тебе не нравятся? – прищурившись, спросил парень.

– Города как города. Хорошие, – пожала я плечами.

– О, то есть ты типа была во всех этих городах? – насмешливо поинтересовался он, явно намекая, что я вру. Я чуть не закатила глаза к темному небу. – Да хорош гнать, не была ты нигде.

– Не была так не была, – не стала спорить я. Да когда же ребята, наконец, приедут?

– Любишь приврать? Видимо, ты плохая девушка. – Парень подошел еще ближе – так, что я недовольно уставилась на него. – А я люблю плохих девочек. Ты знала, что у нас волшебный город? – без перехода спросил он, касаясь ладонью моего локтя – я тут же сделала шаг назад.

– Бери выше – у нас волшебная страна.

– Волшебная страна – это Нарния, – отозвался он.

– Значит, мы в Нарнии.

– Тогда я ее принц.

– Поздравляю.

– Ты должна поздравить себя – я могу показать тебе волшебство города. Что ты делаешь сегодня вечером? – поинтересовался он как бы между прочим.

– Общаюсь с друзьями в клубе.

– Здесь? – кивнул он на «Горячую сковороду».

– А ты видишь какой-то другой клуб? – раздраженно спросила я. Достал.

– У тебя есть возможность увидеть волшебство ночного города. Сейчас. Со мной. – Его голос буквально источал неравнодушие. И парень начал с силой напирать на меня, буквально вынуждая согласиться прокатиться с ним ночью на тачке.

– Ты должна согласиться, – настаивал он.

– Я же сказала – не хочу, – произнесла я, злясь – больше даже не на него, а на своих сумасшедших друзей, застрявших непонятно где.

– Не хочешь? – поднял темные брови парень. – Ты хочешь. Ты просто не знаешь, чего ты на самом деле хочешь.

Я тоже вопросительно приподняла бровь.

– А ты знаешь, чего я хочу?

– Конечно, – самодовольно откликнулся тот, а я даже поморщилась. – Я экстрасенс. Ты веришь в магию?

– Ага, в экзорцистов, которые изгоняют из людей принцев Нарнии. – Я хмыкнула. Меня достал весь этот фарс. Мальчик и забавлял, и напрягал одновременно.

– Будешь моим экзорцистом ночью? Хотя нет, ты на ведьму похожа, – вдруг выдал он. Если он мне еще про то, что у меня волосы приятно пахнут, скажет, значит точно пикапер. Как-то раз я общалась с одним из них – нас познакомил общий друг, и этот бравый парниша, глотнув лишнего, весь вечер рассказывал нам о том, как он мастерски клеит девушек, используя метод трехсвиданки, когда в течение трех дней, используя определенные психологические приемы мальчики пытаются развести девочек на физическую близость. И этот принц Нарнии уже использовал несколько таких приемчиков: и с забавной «открывашки» начал диалог, не забыв поймать взгляд, и включил кинестетику – прикосновения, и пытался «якорить» и ввести в трансовое состояние с помощью крышесносящих или как там они называются, фраз, ну и просто личное обаяние не забыл, которое при знакомстве всегда играет важную роль. Только получалось у него откровенно плохо.

– А я и есть ведьма, – отозвалась я лениво, поправляя длинные и тяжелые от лака локоны, которые еще держали форму, несмотря на снег и ветер. – И если ты сейчас отсюда не сделаешь ноги, я тебя прокляну.

Он весело рассмеялся.

Не знаю, куда бы завел нас наш диалог, но в это время неподалеку припарковалась еще одна машина, из которой вышли девушка и трое парней. Один из них, достаточно высокий, стройный и облаченный в грифельного цвета двубортное пальто подошел к нам.

Выглядел незнакомец холодно, стильно, но не вычурно. Модное приталенное пальто с воротником-стойкой подчеркивало силуэт, тонкие светлые перчатки придавали его образу аристократизм, грубоватые ботинки на шнуровке в стиле милитари, в которые были заправлены темные джинсы, контрастировали с образом, словно давая понять, что в этом парне есть и мужественная сторона, а сам он уверенно стоит на ногах.

Казалось, будто из машины вышел не очередной малолетний пижон, а самый настоящий английский пэр, какой-нибудь младший сын графа, двадцать третий претендент на священный престол Великобритании.

Снег и ветер усилились, и на его пепельно-русые волосы, самые длинные кончики которых касались плеч, беззвучно стали падать огромные полупрозрачные хлопья снега.

Мы встретились взглядами.

И я замерла.

Глава 4

Шум города на мгновение затих. Луна, только что отогнавшая от себя обрывки облаков, казалось, треснула – я отчетливо услышала этот звук и вздрогнула. Гирлянды звезд на небе дружно зазвенели и стали одна за другой падать с оглушительным равномерным звуком: тук-тук-тук. Я не сразу поняла, что это было биение моего сердца сквозь натянутую как струна тишину.

Снежные хлопья падали на незнакомца нежно, аккуратно, с любовью, и еще какое-то мгновение мне казалось, что они, отталкиваясь от его волос, плеч, спины, рук, превращаются в искры. Белые холодные искры снега отлетали от этого человека, как бенгальские огни от стальной свечи, на которую был нанесен пиротехнический состав.

Мне вдруг показалось, что мы знакомы, и что я ждала его целую вечность. Стало невыносимо грустно – глубокая печаль, словно прорвавшаяся плотина холма и поля, затопила меня. Щеки опалил жар, а ладони закололи тысячи стеклянных иголок

Но все это длилось ровно мгновение, а после наваждение пропало.

Что со мной?

Я еще раз взглянула незнакомца, пытаясь разглядеть, какого цвета его глаза, как вдруг он все испортил. Открыл рот, и… волшебство рассеялось. Растаяло, как снег на теплой ладони.

Я поняла, что он совершенно невыносим, стоило ему открыть рот.

– Ты что тут делаешь? Идем, – раздраженно бросил этот парень своему другу-пикаперу.

– С девушкой знакомлюсь, – ответил тот, продолжая смотреть на меня, как голодный папуас на добычу.

– С девушкой? – Парень в пальто изучал меня несколько секунд, а после потерял ко мне всяческий интерес. – Не теряй на это время, двигаем в клуб.

Вроде бы ничего особенного не сказал, а у меня сами собой сдвинулись брови. На «это»? Он так обо мне? Неприятностей, что ли, ищет?

– А она ничего так. – Принц Нарнии, чуть склонив голову набок, вновь обратился ко мне: – Твои волосы вкусно пахнут.

– Ты токсикоман, что ли? – мрачно спросила я. Дождалась-таки этой фразы!

– В смысле? – удивленно взглянул он на меня.

– Они лаком пахнут, – пояснила я, точно уже для себя решив, что мальчик – пикапер. Телесный контакт он уже пробовал установить – касался меня, и сейчас, скорее всего, попробует это еще раз.

Как по заказу, он пожал плечами, развязно улыбнулся мне и вдруг, когда его надменный дружок, на ходу снимая перчатки, уже развернулся по направлению ко входу в клуб, поймал меня за руку и вложил в пальцы визитку. На черном элегантном фоне белыми ровными буквами были выведены имя и номер телефона.

– Я дал тебе свой номерочек, теперь твоя очередь, малышка, – сказал он, не отпуская моей руки. – Давай запишем его в твой телефон? Ты не думай, мне от тебя ничего не нужно. Я просто хочу пообщаться с тобой. Показать огни города. Ты мне очень понравилась. Кстати, знаешь, с кем я знаком?

– О боже, с кем? – Я попыталась вырвать руку, но у меня этого не получилось.

– С тобой. Меня зовут Николай. А тебя? Я оставлю тебе свой телефон.

Он неожиданно положил мою руку себе на грудь – его кожаная куртка была на треть расстегнута, и я ладонью коснулась свитера, почувствовав тепло его тела. Второй рукой он выхватил мой мобильник и открыл его без моего разрешения.

– Запомнила? Я – Николай, – весело прокричал он, принимая ярость в моих глазах за удивление. – А это, – он кивнул на мою руку, лежащую на его груди, – чтобы ты точно запомнила, как меня зовут!

Я все же вырвала руку, забрала телефон и с брезгливым видом полезла в сумочку, чтобы вытащить влажные салфетки.

– Эй, чего ты? – изумился парень.

– Слушай, ты, Николай, у меня сейчас плохое настроение, и я не очень хочу общаться, особенно с одноклеточными, – сквозь зубы прошипела я, едва сдерживая себя, чтобы не врезать ему между ног.

– Ты меня расстраиваешь.

– А ты меня бесишь. Иди к черту.

– Да сдалась она тебе, в клубе хорошенькую девочку найдешь, – недовольно прогундосил его дружок в пальто, явно давая понять, что он обо мне весьма низкого мнения.

– Я не могу оставить эту ведьмочку, – возразил Николай и вдруг подмигнул мне, не понимая, что провоцирует меня все сильнее. – Красотка.

– Где красотка? – Недоумок в пальто, который минуту назад ввел меня в ступор, приложил ладонь ко лбу, словно капитан дальнего плавания, смотрящий в самое сердце моря, и картинно огляделся. – Очнись, – вынес он свой вердикт, – тут нет красоток.

Вся его волшебная привлекательность мгновенно растаяла, и мне захотелось влепить ему пощечину. А дружку хотелось отвесить пару пинков.

– Верно. Тут одни только уроды. Моральные, – очень тихо, ни к кому не обращаясь, проговорила я.

Он это услышал и хмыкнул, но ничего мне не сказал – снова поторопил Николая:

– Все, идем. Нашел на кого время тратить.

Тот злобно посмотрел на друга и снова обворожительно улыбнулся мне. Если бы я была в хорошем расположении духа, возможно, мы бы с ним побеседовали – мне всегда интересно, смогут ли пикаперы заворожить меня или нет. Но сейчас я просто хотела отвязаться от этого идиота. И злилась уже конкретно. Лицо мое оставалось непроницаемо-спокойным, а вот внутри все дрожало.

– В полночь жду на этом самом месте, – улыбнулся мне Николай и попытался в который раз коснуться обеими ладонями моих предплечий.

– Не трогай меня, – предупредила я его, а он, хрипловато рассмеявшись, полез обниматься.

Голову накрыло воздушной волной недобрых чувств.

– Я предупреждаю, не прикасайся ко мне.

– Хорошо, хорошо, я только обниму тебя, конфета – у тебя волосы конфетами пахнут, я говорил? В общем, в полночь прихо… – начал, было Николай новую песню, но не закончил. С силой оттолкнув его от себя, я от всей души врезала ему под дых. Этому меня научила Ранджи. Он опешил. А его дружок в пальто заржал.

– А девочка с характером, – ухмыльнулся он. – Что за дракона ты пытаешься снять?

– Она казалась милой, – отозвался делано беспечно Николай, потирая грудь. – Горячая штучка, – сообщил он мне.

– Или отстань от меня, или я еще тебе добавлю, – прошипела я. Думаю, взгляд у меня был не самым добрым.

– Все, парни, идем в клуб, – раздался громкий веселый голос, принадлежащий одному из их друзей. – Шейк, ты проиграл! Так и не смог снять ее! Явный провал! Не надо было так ее прессовать.

Николай, он же Шейк, беспомощно мне улыбнулся, пожал плечами и послал воздушный поцелуй, заставив меня затрястись от ярости. Да они что себе позволяют, черт возьми?!

Сняв перчатки, парень в пальто засмеялся – весело, громко, задорно. Издевательски. И это было куда обиднее, чем попытка склеить меня. А после развернулся и, не переставая смеяться, пошел вместе с друзьями в сторону клуба. Развлекаться.

Глаза заволокло пеленой ярости. Я ненавидела оскорбления – принимала их близко к сердцу, и всегда отвечала на них. Всегда.

Я сунула одну руку в сумку, нашла черный маркер и быстрым шагом направилась следом. Догнав, я коснулась плеча парня в пальто.

– Чего тебе? – развернулся он, явно не понимая, что я сейчас сделаю. Пока он хлопал ушами, я молниеносно нарисовала над его верхней тонкой губой довольно-таки миленькие гитлеровские усы, а после успела прочертить длинную полосу на носу, как у енота. Все это я сделала быстро, буквально за две секунды, пока он стоял совершенно ошарашенный – эффект неожиданности сыграл свою роль, подарив мне драгоценное временное преимущество. После этого, правда, новоиспеченный Адольфик очнулся. Заорав, он схватил меня за локти и с силой отпихнул от себя, так, что я чуть не упала. Маркер выскользнул их моих пальцев и остался лежать на снегу.

– Ты что, с ума сошла?! – кричал этот самовлюбленный идиот, безуспешно пытаясь оттереть маркер, прочно въевшийся в его бледную и чистую, как у девочки, кожу. – Ты психованная? Идиотка!

– Я же сказала, что экзорцист. Это я так из тебя дурь изгоняю. Тайными знаками, – парировала я ледяным тоном, понимая, что он мне за эту выходку и врезать может.

– Я сейчас тебя сам изгоню, – проговорил он вдруг тихо и злобно, схватил со снега маркер, а после попытался поймать меня в свои объятия. Наверное, чтобы задушить. А потом запихать маркер в нос. Ну или разрисовать мое лицо. Однако поддаваться я не собиралась, и мы волчком закружились под падающим снегом. Должно быть, та еще была картина!

– Отстань от нее, она невменяемая! – заорал Николай-Шейк.

– Яр! Оставь ее в покое! Ты что делаешь? – Остальные друзья тоже попытались воззвать к разуму дятла, чья рожа от бешенства теперь была похожа на гусиную. Однако тщетно – разум у него отключился.

Этот Яр все же поймал меня одной рукой. И с силой притянул к себе, словно хотел заключить в пламенные объятия – я едва не стукнулась лбом о его подбородок. Другой рукой, в который был зажат мой маркер, он попытался дотянуться до моего лица, но я ловко вывернулась и даже умудрилась укусить его за оголенное запястье. Испугались мы оба – и он, и я. Он, видимо, думал, а не заразился ли бешенством, а я – не вызвать ли мне бригаду «скорой помощи». Для себя. Раньше-то я людей не кусала! Мне даже противно стало – а вдруг он заразный? И я принялась усердно тереть рот обратной стороной ладони. Яр тоже, видимо, думал, что я заразная, с ужасом глядя на слабенький укус. Глаза у него были ошарашенные.

– Зачем ты это сделала, больная?! – через пару секунд рассерженным котом зашипел он, видимо, более-менее придя в себя. – Я тебя сейчас прикончу!

Он схватил меня за плечи и принялся трясти, как яблоню, словно пытаясь стрясти плоды. Было не больно, а обидно.

– Это возмездие. Не смейся над девушками, – наставительно заметила я, пытаясь отцепиться от него. В отличие от него я не орала, а говорила тихо и холодно.

– Ты не девушка, ты психопатка! Зачем ты меня укусила?!

Друзья, наконец, отцепили его от меня. Единственная девочка в этой компании: высокая, худенькая и симпатичная, с лицом эльфа, случайно заблудившегося в мире урбанистической культуры, тут же принялась извиняться передо мной, а парни, пытавшиеся утихомирить этого Яра, увидели его изрисованное лицо и начали хмыкать, с трудом сдерживая смех.

– Ты и правда того, – покачал головой Шейк, обратившись ко мне. Темные глаза его весело блестели. – Зачем маркером-то его изрисовала?

– Он у нас теперь как енот, – заржал кто-то.

– Адольфович!

– Заткнитесь, – выдохнул Яр, я ненавистью глядя на меня.

– Детка, зачем ты его укусила? – подхватил парень, который на всю округу орал, что этот самый Шейк пытался меня снять. Скверное слово – снять.

– Я его пометила. А теперь можете идти, – царственно отпустила их я. В этот момент, наконец, появились мои друзья. Они только что припарковались на месте отъехавшего «Ниссана» и, увидев меня в компании незнакомых суетящихся людей, сразу же поскакали на помощь.

– Что случилось? Наська, что произошло? Это кто? – вопрошали ребята, а Ранджи, девочка боевая, первой сделала шаг вперед, взглядом профессионального бойца окидывая чужаков. Мальчишки тоже вышли вперед, агрессивно поглядывали на друзей Енота. Я почувствовала себя увереннее.

– У вас подружка – чокнутая, – сказал Шейк. – То дерется, то кусается. Сейчас поедем челу уколы от бешенства ставить.

– Ты за свои слова отвечаешь? – смело спросил один из моих друзей, Женька, взяв меня за руку и слегка сжав ее, словно бы говоря, что все хорошо. На мгновение чуть левее солнечного сплетения стало тепло. Честно говоря, к нему я относилась не совсем по-дружески. Этот парень нравился мне.

– Отвечаю, – усмехнулся тот.

– Может быть, сейчас ответишь? Прямо тут? – включился еще один мой друг – Олег с весьма специфической кличкой Темные Силы. Что такое драки, он знал не понаслышке. Да и человеком был вспыльчивым.

– Без проблем. Ты, главное, мой ответ выдержи, – усмехнулся Шейк. Друзья поддержали его одобрительными возгласами. Услышав это, Темные Силы картинно запрыгал на месте, как боксер, явно давая понять, что готов к разного рода разговорам.

Наверное, они бы подрались, но один из друзей Енота Адольфовича, самый, видимо, благоразумный, вовремя остановил парней.

– Хватит цирка, уходим. Не будем портить вечер, – решил крепкий темноглазый парень, держащий своего усатого ругающегося друга за предплечья, и почти силой потащил его прочь. Остальные потянулись за ними, изредка оглядываясь в нашу сторону.

Я подняла маркер со снега и вздохнула – кажется, он больше непригоден, весь промок в снегу, да и наступил на него кто-то лошадиной ногой.

– Что тут произошло? – первым нарушил молчание изумленный Дан. – Насть, ты это… в порядке?

– Они тебе ничего не сделали? – проводила сердитым взглядом толпу Алсу.

– Хочешь, мы этих уродов выследим и накостыляем? – от всей души предложил Темные Силы, хищно поглядывая в ту же сторону.

– Если вы бы еще подольше ехали, меня бы тут вообще убили, – проворчала я. Алена молча стала стряхивать с меня снег. Глаза у нее были большими от удивления. Кажется, подруга испугалась за меня больше меня самой.

– Да у нас Танк тормозил, – отвечала Ранджи глухим голосом – он у нее как визитная карточка, потому что для девушки достаточно низкий, но без сексуальной игривой хрипотцы, а твердый и волевой. – Опять в сервис ехать надо.

– А не надо было его Танком называть, – тут же встрял Дан. Они с Ранджи часто спорили и подтрунивали друг над другом, и сначала вообще слегка друг друга недолюбливали. Это потому что знакомство этих двоих началось с того, что моя подруга случайно ударила его локтем в нос, а он долго возмущался. – Как корабль назовешь, так он и поплывет. Надо было машинку Отто наречь, как я предлагал. Или Михаэль. Или Кими.

Когда мы впервые увидели внедорожник, он была ужасно грязным, но Ранджи невозмутимо сказала, что танки грязи не боятся, и повезла его на мойку.

– Почему Михаэль и Кими, я понял – в честь Шумахера и Райкконена, – назвал двух известных гонщиков Женька. – А почему Отто-то?

– Поэтично. Ассоциируется с ветром и легким полетом, – отозвался Даниил, не без основания считающий себя человеком творческим.

– Сам себе тачку купи и нарекай ее хоть Отто, хоть Михаэль, хоть Ариэль, хоть Колбаса Петровна, – спокойно отозвалась Ранджи, которая свои решения не меняла. Танк – значит, Танк. И точка.

– Так, все быстро в клуб, – велела я.

– Так что с тобой случилось? – внимательно посмотрела на меня Алена. – У тебя же сегодня день рождения…

– Похоронный праздник, – перебила я подругу. Настроение было омерзительным.

– Кого хоронить будем? – ухмыльнулась Алсу. – Двадцатый год?

– Точно, его, – вздохнула я.

– Так что приключилось? – вновь требовательно подал голос Дан. – Ты так и не ответила?

Остальные его поддержали. Ребята тут же загомонили, наперебой требуя рассказать, что произошло, но я сказала, что сначала мы должны оказаться в клубе, в нашей отдельной комнате с диванчиками и караоке-системой. Им пришлось подчиниться – они чувствовали себя виноватыми, потому что так задержались.

– С тобой точно все в порядке? – спрашивали меня они всю короткую дорогу до дверей, ведущих в клуб.

– Все нормально! Это недоразумение.

– Что-то у тебя волосы всклокоченные, – заметил эстет Дан и попытался пригладить выбившуюся прядку, но у него ничего не получилось.

Если честно, я боялась, что охрана нас реально завернет, даже увидев, что у нас есть бронь на комнату. И страхи у меня появились не на пустом месте. Как я уже говорила, фейсконтроль в клубе строгим – охрана могла не пустить даже из-за джинсов. А мои друзья были разными и нестандартными.

Глава 5

Думаю, пора представить своих друзей. Про Дана, шагающего справа от меня, я уже рассказывала. Парнем он был симпатичным и обаятельным, одетым со вкусом. Как-никак он отлично понимал, какие цвета сочетаются с его типом кожи, каштановыми волосами и карими глазами, какая одежда лучше подчеркнет фигуру и какие аксессуары нужно надеть, чтобы выглядеть уместно.

Мы так привыкли друг ко другу за годы совместного съема квартиры, что иногда мне казалось, будто мы – супруги. Но неправильные супруги. В роли жены – Дан, отлично умеющий готовить, любящий наводить чистоту и с каким-то непонятным мне удовольствием гладящий белье. А в роли мужа – я, носящаяся всюду с ноутбуком в обнимку, учащаяся, работающая, занимающаяся организационными вопросами разного рода в университете. Часто я приходила домой, и Дан, улыбаясь, предлагал мне заботливо ужин – если, конечно, сам не был занят, а я нахваливала его кулинарные таланты. В общем, жили мы гармонично, не ругались, и в квартире у нас было хорошо и чисто – мы оба были любителями порядка.

С Даном проблем на фейсконтроле никогда не бывало, как, впрочем, и с Аленой, моей лучшей подругой, которая шла с левой стороны от меня и держала под локоть. С ней мы общались с сентября первого курса, а теперь вместе домучивали филфак. Алена – наша гордость, умница и настоящая красавица, которая участвовала в конкурсе на звание мисс города. Но к нашему сожалению, несправедливо заняла лишь третье место, тогда как первое заняла девица, которую я терпеть не могла.

У Алены не было отбоя от поклонников. Она была действительно эффектна и похожа на девицу-красу из народных преданий. Мягкая и в то же время выразительная славянская внешность, подчеркнутая шикарной светлой улыбкой, женственная изящная фигура и длинная толстая светло-русая коса до самого пояса, которую подруга, правда, заплетала редко, предпочитая распущенные волосы. И имя ей было под стать – такое же плавное и симпатичное. Правда, несмотря на популярность среди мужчин всех возрастов, Алена ни с кем не встречалась. Говорила, что ждет большую и настоящую любовь.

За этих двоих я не боялась. Но за остальных…

Прямо за Аленой бодро шагал невысокий, худой, но очень проворный и подвижный парень с темными, чуть прищуренными хитрыми глазами. Его волосы, небрежно касающиеся плеч, были выкрашены в черный цвет, а правый висок выбрит, в ушах блестели серебряные серьги, под сердцем было выбито тату с какими-то древними магическими символами, а от левого запястья до самого предплечья красовалась устрашающая татуировка в стиле биомеханика – казалось, что сквозь разорванную кожу проглядывает механизм.

Этого парня считали остряком или же императором дурных шуточек – смотря у кого какое было чувство юмора. Слово «острый» как нельзя кстати подходило к нему. Он не только мог сказать что-нибудь острое и едкое, но и сам был какой-то острый: заостренный нос, острые кончики тонких пальцев и ушей, резко вычерченные скулы и линия подбородка, даже взгляд у него был пронизывающим, проникающим прямо в душу – по крайней мере, так казалось при первом знакомстве. Таких людей, как он, или принимали полностью, со всеми достоинствами и недостатками, или не принимали вообще.

Звали его Олег, но по имени к нему обращались крайне редко, используя донельзя оригинальную кличку Темные Силы. Наш Олежка верил в магию и прочую чепуху и мог целыми сутками рассказывать про призраков, неупокоенных духов, монстров всех мастей и прелести мира загробного. А еще он умел гадать – на картах Таро. Обмолвился как-то, что его этому научила бабушка. И хотя я не слишком любила все эти околомистические штучки, иногда наш Олег говорил очень странные вещи, которые даже иногда сбывались. Но я всегда списывала это на его умение логически просчитывать наперед на каком-то подсознательном уровне.

Подругой Олега была моя хорошая подруга – Алсу, тоже весьма необычная девушка. Она училась вместе со мной и Аленой в одной группе на филфаке, и так получилось, что именно я познакомила Алсу и Темные Силы. Он влюбился в нее с первого взгляда и долго добивался, используя весьма необычные методы, и однажды Алсу сдалась. С тех пор эти двое всегда были вместе, и отлично друг другу подходили.

Со стороны Алсу можно было принять за какого-нибудь гота. Длинные черные волосы до лопаток, бледное лицо, на котором двумя небольшими аккуратными безднами выделяются умело подведенные темные глаза, несколько проколов в ушах и на лице. Чего только стоит бридж – пирсинг переносицы на уровне глаз! Кроме того, Алсу одевалась в темную одежду, слушала тяжелую музыку и казалось меланхолично-спокойной, погруженной в свои мысли. Она была довольно немногословна, однако умела иронично шутить. поэтому с ней, как бы парадоксально это ни звучало, всегда весело.

Именно из-за экстремалки Алсу, которая подрабатывала в тату-салоне, делая пирсинг, я когда-то проколола себе нос. Вернее, она сама мне его проколола. Дело было на далеком второй курсе, и с тех пор я хожу с аккуратной серебряной серьгой в левом крыле носа, называемой нострил.

Почти нога в ногу с Олегом и Даном шагала Ранджи, девочка тоже весьма неординарная. Она с детства занималась единоборствами и вольной борьбой и достигла в этом определенных успехов – время от времени Ранджи ездила на соревнования самого разного уровня и привозила оттуда на радость тренерам и собственному отцу-боксеру награды и медали. Да и на родном факультете физического воспитания на нее не могли нарадоваться.

Ранджи была сильной. И телом – казалось, что ее пресс сделан из железа. И духом – стойкости и выносливости ей было не занимать. Ранджи была пацанкой, и ее внешность казалась кому-то грубоватой из-за резких черт лица, тяжёлого волевого подбородка и пристального взгляда темных глаз. Да и одевалась в футболки, джинсы или же и вовсе спортивные костюмы, и нередко со спины ее принимали за парня – особенно когда она прятала под бейсболкой темно-каштановые волосы. Впрочем, это ее не волновало – мнение других людей вообще не трогали ее. И именно это нравилось мне в ней больше всего. Ранджи была классной – и внутри, и снаружи. А кроме того, на кажущуюся суровость она оказалась отзывчивым и душевным человеком, для которого слово «дружба» стояло не на последнем месте. К тому же она круто дралась, за что ее боялись и уважали.

Чуть впереди меня шел последний член нашей команды, двоюродный брат Дана – Женька. Он учился в нашем университете, только на биохимическом факультете, хотя на самом деле ему было плевать на учебу – он жил музыкой.

С виду Женя выглядел в меру покладистым студентом – доброжелательный взгляд, задорная улыбка, короткие жесткие волосы, черный напульсник, джинсы, футболки с забавными принтами, кеды, рюкзак за спиной. Настоящая студенческая классика! Кроме того, он обожал пешие походы, сплавы и восхождения. Женька был добрым, но вспыльчивым парнем, и иногда его просто переклинивало. Кроме того, он играл в местной метал-группе, отзывался на кличку Хирург и неплохо управлялся с бас-гитарой. Их команда изредка выступала в клубах – мы всегда приходили поддержать ребят, и я видела, что с Женей делает сцена. Из задорного и веселого парня он превращался в какого-то зверя, который слышал лишь зов музыки. И хотя то, что играла его группа, мне не нравилось, я уважала его за творчество. Творческие люди всегда казались мне необычными.

Раньше Женька редко общался с нами, куда большее внимание уделяя парням из группы, но теперь мы общались все чаще и чаще. И в какой-то момент я поймала себя на мысли, что присматриваюсь к нему – не как к другу, а как к парню. Он был симпатичным, открытым и знал себе цену. Кроме того, меня тянуло к нему – рядом с ним было спокойно и комфортно.

О моей симпатии знали девчонки и Дан. Первые говорили, что мы классно смотримся вместе, а второй давал ценнейшие советы в надежде, что мы с Женькой начнем встречаться. Было только одно но – никто из нас не решался на более активные шаги, словно мы оба чего-то выжидали. У меня были принципы (Дан называл их просто завихрениями мозга), один из которых гласил, что парень должен первым проявить инициативу. А Женька не делал этого, видимо, боясь быть напористым, и наши отношения продолжали раскачиваться, никак не переходя на новый уровень. Впрочем, я не слишком страдала, надеясь, что все будет как надо. Ждать я всегда умела. Больше страдал Дан, который хотел нас свести.

Перед входом в клуб я оглянулась и внимательно оглядела друзей. Если кого-то из них завернут, придется искать новое место празднования моего дня рождения. Однако боялась я зря. Охрана без проблем пропустила нас всех, как только услышала, что у нас резерв. Полностью оплаченный, между прочим.

Только оказавшись в полутемной комнате с окном, из которого открывался вид на один из танцполов, и усевшись на вожделенный мягкий диванчик, я смогла расслабиться и кратко, но более-менее связано пересказать случившееся. Друзья слушали меня с изумлением – даже не перебивали.

– Ты его укусила? – недоверчиво спросил Дан.

– Пришлось.

– Еще и морду разрисовала?

Я скромно кивнула.

– А другому дала под дых.

– Офигеть. То-то этот тип в пальтишке был такой злой.

Женька засмеялся.

– Это же Настя. Настя, ты просто огонь!

– Когда это имя Настя стало синонимом к слову ненормальная? – внимательно глянула на меня Алсу. – Не делай так больше. Мало ли что они могли тебе сделать?

– Не обидели же. Так что все в порядке. Ну а теперь вы кайтесь, почему я вас так долго ждала? – хищно посмотрела я на ребят, но отвечать они мне не стали.

– Настена-сластена! – вскочив на ноги, улыбнулся мне во все зубы Темные Силы, который не хотел говорить на эту тему. – Мы поздравляем тебя с твоим личным праздником! Давайте-давайте, – помахал он рукой остальным. – Присоединяемся!

Друзья заговорщицки переглянулись и вышли из-за стола, став передо мной в два ряда, достав кто – губную гармошку, кто – колокольчик, а кто – старинные, чуть ли не дореволюционные на вид бубенцы. А после они все вместе, хором, под непосредственным руководством Темных Сил, нашим непревзойденным массовиком-затейником, спели «С днем рождения тебя!» Получилось это громко и эпично, и если учесть, что слух в нашей компании есть только у Женьки и у меня, то еще и не очень музыкально. Однако все это было так трогательно, что у меня даже подозрительно защипало в носу, а на лице сама собой появилась улыбка.

Все тем же нестройным хором они стали орать «С днем рождения!» чуть ли не на всех языках мира – даже на каких-то африканских наречиях, и это выглядело так потешно, что я начала смеяться. И не могла успокоиться еще минут пять. А потом, когда ребята по очереди обнимали меня, говоря теплые и искренние слова поздравлений, я совсем растаяла. Еще пару лет назад я терпеть не могла прикосновения – это казалось мне глупостями и слюнями. А теперь обнимала их в ответ, снова понимая, что друзья – моя настоящая семья. Кроме них и крестной у меня никого нет.

Мое настроение вновь изменилось – из сумрачного стало веселым и праздничным. И я была уверена, что больше никогда не встречу высокомерного мальчишку по имени Ярослав.

На оплаченный заранее депозит мы сделали нехилый заказ, и отлично провели время за столом. Олег с Даном толкали тост за тостом, и становилось все веселее и веселее. Как ребенок я радовалась подаркам. Поскольку друзья знали, что я – девушка практичная, то и подарки мне нужно дарить полезные. В основном это были сертификаты: в магазин косметики, нижнего белья и даже в творческий супермаркет, в который я давным-давно хотела сходить, да все не было возможности. А еще – сертификат на фотосессию.

После всей компанией мы двинулись на танцпол, освещаемый всеми цветами неоновой радуги, отрывались до упада, а после пели в караоке, изображая из себя великих музыкантов. Все, кроме Ранджи, которая была за рулем, успели попробовать алкоголь – я от всей души широкой заказала шампанское, вино и бутылку виски, не зная, что сейчас в клубе проходит акция и при покупке одной бутылки вторая дается в подарок, поэтому алкоголя у нас было достаточно. Мальчишки разводили виски с колой, явно задавшись целью напиться самим и споить девчонок. Я, равнодушная к алкоголю, пила мало, а вот Алена с Алсу не устояли перед напором парней. Темные Силы, как всегда, пил больше всех – когда дело касалось спиртного, в нем, по словам Женьки, просыпалась какая-то водонапорная башня.

Олежек больше всех веселился и орал то один тост, то другой:

– Эй, народ! А давайте выпьем за Наськино желание! Давайте-давайте! Поднимайте свои бокалы. Эй, Хирург, проследи, чтобы у девчонок было налито. У Аленки пустой бокал!

– Не пустой! – возмутилась подруга, сидевшая рядом со мной. Аккуратным наманикюренным пальчиком она указала на свой бокал, в котором виднелось еще немного виски. – Там еще много!

– Ничего не вижу, – заявил Женька и тут же проворно заполнил ее бокал почти до самого края. Алена только недовольно поморщилась, а я ей подмигнула.

– Так, у всех теперь бокалы полные? – зорким взглядом осмотрел стол Темные Силы. – Тогда пьем за Наськино желание! Эй, именинница наша любимая! Загадывай желание!

– Вслух? – дотошно уточнила я.

– Ну, если оно не пошлое, то вслух, – великодушно разрешил Олег.

«Пусть мои мечты сбудутся», – подумала я про себя. Мечты – профессиональный успех в журналистике и счастье в личной жизни. Все просто.

– Тогда я промолчу.

– Все-таки что-то пошлое, да? Что ж, народ, поднимем бокалы за Настино молчание, – возвестил всех Темные Силы. – Пусть все, о чем она сейчас молчит, сбудется!

Женька мне улыбнулся. Алена заметила это и аккуратно пихнула локтем в бок.

– Эй, чертик, – обнял Олег Алсу, задумчиво грызущую яблоко с общей фруктовой тарелки. Он часто называл ее так – чертиком. – Почему ты не оставила мне яблок не оставила?

Алсу подняла на него из-под прямой длинной челки большие темные глаза. Яблоки она любила и только что доела последнее.

– Ты же не ешь их.

– Теперь, конечно, не ем, – подтвердил Темные Силы, целуя ее в щеку, – ты ведь их съела!

– Почему ты такая грустная?

– Я не грустная. У меня болит голова.

– Секс – лучшее болеутоляющее, – жизнерадостно заявил Олег. – Может быть, я тебе помогу и…

Что он хотел сказать, мы не поняли – Алсу закрыла его рот ладонью. Парень тотчас убрал ее руку и посадил себе на колени, говоря что-то на ухо и ласково гладя по волосам. Я и Дан наблюдали за ними с улыбкой – Дан умилялся, видя милые парочки, а я просто радовалась за подругу.

В какой-то момент Темные Силы, прихватив Дана, отправился на импровизированную сцену, чтобы спеть одну из старых заунывных рок-баллад. Песня и сама по себе была не особо позитивной, а в их ужасном гнусаво-безголосом исполнении казалось гимном тоски. Слушая их, я морщилась.

– У меня скоро кровь из ушей польется, – сел рядом со мной Женька – наши предплечья соприкоснулись.

– Ты в этом не одинок, – улыбнулась я, чувствуя тепло его тела и с трудом сдерживая себя, чтобы не положить голову ему на плечо или коснуться кончиками пальцев подбородка. Если бы Женька поцеловал меня прямо сейчас, я бы была не против. Но он просто сидел рядом, смотрел на меня, молчал и загадочно улыбался. Как будто б ждал чего-то.

Целовать его первой я не собиралась.

Тем временем парни выбрали новый шедевр – на этот раз из отечественного панка, и недружным хором заорали текст песни. К ним присоединилась Ранджи, услышавшая свою любимую группу, и их хор стал еще более невыносимым.

– Когда же они заткнутся, – ухмыльнулся Евгений. – У меня уши реально скоро отвалятся. Хочешь меня пожалеть?

– Неа. Это ведь так забавно – наблюдать за страданиями других людей, – рассмеялась я.

– Может, тебе в школу учителем устроиться? – задумчиво спросила Алсу, держа бокал с недопитым шампанским. – Насмотришься там на страдания. Ну, или в детскую поликлинику, кровь брать.

– Нет, спасибо, не хочется, – отказалась я, а Алена, увидевшая, что мы с Женей переглядываемся, вдруг шепнула мне заговорщицки:

– Сегодня тебя ожидает сюрприз.

– Какой? – во мне тут же поселилось радостное удивление и предвкушение чего-то чудесного. И еще с большей силой захотелось, чтобы Женька меня обнял.

– Увидишь, – улыбнулась подруга. – А пока пойдем танцевать!

И она утянула нас всех на танцпол, где умудрилась привлечь внимание сразу трех парней. В результате Дану пришлось уводить ее в нашу комнату, сообщив навязчивым поклонникам, что он – ее парень. Для них обоих это была обычная отмазка.

Сюрприз я узрела в полночь.

К нам в очередной раз зашел один из двух официантов, обслуживающих комнату, – молоденький веснушчатый парнишка с носом-морковкой. В руках он, белозубо улыбаясь, тащил большую алую подарочную коробку, перевязанную ярким желтым бантом.

– Для именинника! – объявил официант, оглядывая нас взглядом, желая понять, кто же тут именинник.

Друзья удивленно посмотрели на него, но ничего не сказали. Как позже объяснил Дан, они решили, что это, может быть, какой-то сюрприз от заведения, а не их сюрприз, а потому и промолчали.

– Я именинница, – весело помахала я рукой, сгорая от любопытства – а что же внутри? Сомнений не было – это и есть тот самый сюрприз, о котором шепнула мне Алена.

– С днем рождения! – поздравил меня официант, вручая подарочную коробку, в которой лежало что-то интригующее. – В честь праздника от нашего заведения фирменный коктейль «Снежный барс» каждому гостю – в подарок!

Друзья под вопли Темных Сил, весьма уже накушавшегося, зааплодировали и снова стали поздравлять меня. Халяву студенты ценили во все времена.

Мои пальцы заскользили по прохладной шероховатой поверхности алой коробки.

Интересно, что же внутри? И как это связано с Женей? Это подарок от него?

Я даже не предполагала, что меня ждет.

– Давай, открывай! – подзадорил меня Дан, и остальные тут же громко поддержали его.

Только Женя, запустив пятерню в короткие волосы, в недоумении смотрел на коробку, единственный заподозрив неладное.

Не без труда я распаковала коробку, увидела открытку и что-то весьма странное, похожее на сложенную надувную лодку из тонкого материала телесного цвета.

«Развлекись, как следует. Не стесняйся в желаниях! Твои любимые друзья! с днюхой!» – было написано в открытке.

– Что ж. Попробую развлечься, – пробормотала я, ничего не понимая и доставая еще одну бумажку, которая оказалась инструкцией к подарку. Судя по ней, в коробке лежала не лодка, а резиновая надувная кукла с белыми волосами, открытым ртом и довольно пышными формами.

Такого подарка я точно не ожидала.

– Это… что? – медленно переводила я взгляд с одного ничего не понимающего лица на другое. Парни пожимали плечами, девчонки хмурились.

– Вы надо мной издеваетесь, что ли? – спросила я хмуро, разглядывая содержимое коробки с долей брезгливости. Отличное настроение улетучилось. Нежность к Женьке испарилась. Ожидание чуда тоже исчезло, словно его и не было.

Может быть, Темные Силы во всем виноват? Он ведь известный приколист. Одному другу в качестве подарка вручил альбом с распечатанными фотографиями самых разных помоек. Другому – чучело крысы. А Алсу как-то преподнес на Новый год документ, подтверждающий, что он находится в ее собственности. Да и в любви ей признавался странно – по балконам залез к ней на четвертый этаж без какой-либо страховки, и постучал в балконную дверь, перепугав маму Алсу до полуобморока.

– У меня только один вопрос – зачем? Зачем вы мне это подарили?

– Мы-ы-ы? – протянула Алсу, с удивлением вглядываясь в подарок. – Это не наш подарок. Это глупое издевательство. А издеваться надо уметь красиво, – добавила она. Издеваться она умела. Из-за того, что однажды Олег отказался романтично провести с ней день всех влюбленных, она сообщила ему, что бросает его – ради шутки. И он чуть с ума не сошел… Впрочем, неважно.

– А что там? – любопытные Дан и Ранджи, не выдержав, одновременно с двух сторон потянули инструкцию и чуть ее не порвали, однако, лишь глянув в нее, сразу все поняли. У Дана расширились глаза. Ранджи закашлялась.

– Вы такие няши, – сказала я милым тоном. – Мне будет вас не хватать.

– Где? Когда? – всполошились друзья.

– Когда я вас убью, – отозвалась я. – Приколисты несчастные. Хоть бы что дельное подарили, а не резиновую тетку! Зачем она мне нужна? Или это намек на то, чтобы я пол поменяла?

– Из тебя бы вышел классный парень, – хмыкнул Дан.

– Знаешь, как я жалею, что ты – девчонка? – добавила Алена с улыбкой.

Я кинула в Дана скомканной салфеткой, он засмеялся, после ловко завладел коробкой и стал рассматривать подарок с иронично поднятыми бровями. Между прочим, в детстве я всегда жалела, что не мальчишка. По мне, так им жилось куда проще, чем девчонкам.

– Спасибо, добрые друзья, – покачала головой я. Не то чтобы я обиделась – больше обалдела от такого впечатляющего презента и размаха чужой глупости. – Я перед вашими днюхами тоже секс-шопы посещу. Ну, кто надует эту леди? – почему-то уставилась я на Темные Силы.

– А чего сразу я-то? – замахал тот руками. – Нафига мне эта резина, у меня девушка есть!

Алсу, сидевшая у друга на коленях, только закатила глаза. Олег часто говорит такое, что так хоть стой, хоть падай, хоть вдаль лети без крыльев.

– Э-э-э, чего-то мне нехорошо, друзья, – не без труда встал Темные Силы на ноги. – Пойду-ка, проветрюсь.

Язык у него слегка заплетался – алкоголь сделал свое дело.

– И не смотри на меня так, Настенька, – погрозил мне пальцем друг. – Я тебе ничего такого не присылал!

И он покинул комнату.

– Хирург, а ты же хотел подарок сделать Настасье? – повернулась вдруг Ранджи к Женьке, взгляд которого тревожно скользил по всему столу от коробки до двери, как будто бы что-то ждал. Парень сердито хмыкнул и, скрестив руки на груди, отрицательно покачал головой.

– Считаете меня за дурака? Я Настю уважаю, – зло бросил он.

– Он один дарить бы это не стал. Вы вместе решили надо мной прикольнуться, – объявила я. Первый шок уже прошел.

– Да это не мы! Мы это не дарили! – попытались оправдаться ребята в разные голоса, и я услышала в них искренность, однако убедить меня в своей невиновности они не успели.

Дверь неожиданно распахнулась, как будто бы ее открыли пинком, и в комнату залетел тот самый Ярослав, которого я изрисовала маркером, правда, уже без черных следов на лице – видать, оттерся. В помещении я смогла разглядеть его лучше, чем на улице, и тут же отметила, как же все-таки он привлекателен – от прямого лба до милой ямочки на подбородке. И очень воздушный, как поэт или художник. Жаль только, совсем не в моем вкусе. Без манер и самодовольный.

И тупой, добавил мой внутренний злой голос. А это хуже всего.

Оглядевшись и увидев меня, парень, из которого, казалось, сейчас пойдет сизый дым, чуть ли не посинел от злости.

– Ты! – гневно ткнул он в мою сторону длинным указательным пальцем, забыв, что так делать некрасиво, еще и потыкал им в воздухе несколько раз, словно хотел проткнуть невидимую тонкую преграду. Простой, без наворотов, перстень из серебра или белого золота, надетый на соседний, средний палец, заискрился в свете, и я опять вспомнила снежные искры, которые в моем наваждении окружали этого чудака.

– Что? – посмотрела я на него так, как обычно глядят на перебравших с выпивкой или обкурившихся товарищей.

– Опять ты! – не унимался парень, даже не слыша меня. – Ты специально это сделала? Решила меня с лучшим другом поссорить?

– Ты о чем, Енот? – опешила я. Глаза моих друзей тоже стали круглыми от удивления.

– О чем? Да так, ни о чем. Подставить меня решила, девочка-припевочка? – Угрожающе сдвинув брови к высокой переносице, Енот направился ко мне. Я лишь мрачно смотрела на него снизу-вверх, не понимая, что происходит.

Алсу, Алена и Ранджи тоже весьма озадаченно на него таращились. Дан, со смешком в глазах глядя на гостя, шепнул, что у него не все дома. А вот Женька напрягся.

– В смысле, мальчик-с-пальчик? – так же в рифму и таким же тоном назвала его я. Да что же это такое?! Сколько он мне может кровь портить, зараза? – У тебя мозг незабудками порос, что ли? Ты что несешь? Давай-ка, уходи из этой комнаты, здесь частная вечеринка, – велела я ему.

– Частная вечеринка? – захохотал он и окинул всех присутствующих ядовитым взглядом. – Собрание идиотов!

– Эй, ты поосторожнее, – расправил плечи Женька, и его прищуренный взгляд и сдвинутые к высокой переносице брови говорили о том, что он взбесился.

– О-о-о, помолчи, а? – глянул на него, как на шута горохового, Енот, засовывая руки в карманы джинсов. – Я не с тобой диалог веду.

– Эй, повтори-ка? – тотчас вскочил на ноги Женя. И оказался напротив непрошеного гостя. Из-за алкоголя он стал агрессивнее, чем обычно. Спина его была напряжена, глаза сощурены, а широкие ладони с грубыми от игры на гитаре пальцами сами собой сжимались в кулаки.

– Заткнись, – коротко велел Енот, не понимая, что сейчас ему здорово прилетит. Нет, у него точно комплекс принца! Хочет, чтобы все ему подчинялись! Может, в ноженьки ему упасть и полобызать пяточки?

– Я сейчас тебя самого заткну, – сурово посмотрел на него Женька. Роста парни были одинакового, но я точно знала, что Женька в драках не промах, есть у него такой опыт, а этот русоволосый мажор, наверное, если спортом и занимается, то какой-нибудь верховой ездой или стреляет из лука – боец из него никакой.

Пока все хлопали глазами, парни перекинулись парой недобрых фраз, и Женька вдруг ударил недруга. Вернее, попытался ударить – мажор с легкостью увернулся и каким-то образом дал сопернику обидный пинок под зад – ноги у него были длинные, гибкие и легко поднимались чуть ли не на два метра от пола. Женька разъярился – на щеках его появились красные пятна, а Адольфу Енотовичу было хоть бы хны – только выражение на лице стало ехидным, а улыбка – вызывающей.

– Тебе не жить, мразь. – Темные глаза Хирурга блеснули опасным блеском.

Он добавил парочку нелицеприятных эпитетов, сделавших бы честь любому словарному запасу какого-нибудь бывалого гопника. Енот ухмыльнулся.

– На, – протянул Женьке несколько аккуратно сложенных купюр наш непрошеный гость, которого мне хотелось задушить, утопить, потом выловить из воды и закинуть куда-нибудь на Марс. – Возьми денег, мальчик, и купи себе мыла. Антибактериального лучше всего. Чтобы рот поганый вымыть. И не произносить более таких фраз.

– О-оу, – нараспев произнес Дан, чувствуя, что Енот перегнул палку. – Лихо, черт возьми!

Женька схватил деньги и бросил их в лицо тому, кто посмел их предложить.

– Перестаньте! – нашла в себе силы закричать я – иначе бы просто-напросто не услышали. – Женя, успокойся. А ты – пошел вон из нашей комнаты!