Хозяин трактира «Ржаной хлеб» не солгал Яне. Ни в чем.
Матвей прожил долгую и не всегда спокойную жизнь, повидал разного и был неглуп. А потому и Яну распознал достаточно быстро. Да она и не скрывалась.
Жама?
Не смешите мои тапочки! Порвутся поперек! Тора и только тора. Да еще с тех высот, на которые просто так не попадешь. Видно же!
Как она говорит, ходит, держится…
Особенно последнее. Торы всякие бывают, но эта… изначальная. Иначе и не скажешь. Из тех времен, когда титулы огнем и мечом брались, когда с кровью даровались, когда каждый год близких хоронить приходилось, чтобы родную землю сберечь…
А еще ей приходилось убивать.
И через труп она перешагнет спокойно. Даже не оглянется, когда дальше пойдет. Подумаешь, трупом больше, трупом меньше. Без нужды она убивать не станет, но при нужде – не задумается.
Кто поглупее, мог бы и не сообразить, а вот Матвей все сразу увидел. Был у него один знакомый, вот у него такие же глаза были. Словно изнутри вымороженные. И – огненные. Как это сочеталось? А вы представьте себе обледенелый вулкан. Спящий пока еще, но когда проснется и взорвется – мало никому не покажется! Этой женщине приходилось убивать и придется убивать еще не раз. У нее есть цель, и она ни перед чем не остановится, чтобы ее достичь.
Вставать на пути у такой?
Чревато. Несварением желудка, не приспособлены люди переваривать свинец, насильственно введенный в организм.
А вот аккуратно подтолкнуть, воспользоваться, получить свою выгоду… чутье бывалого трактирщика подсказывало Матвею, что дело-то с торой иметь можно. И нужно.
Только не обманывай – и все будет. Если с ней по-честному, так и она по-хорошему.
Убить?
Убивать можно тех, с кого отдачи не будет. Обратки, если хотите. По чьим следам никто не придет. А такую убьешь, пожалуй… потом не будешь знать, откуда ждать удара.
Нет, рисковать Матвей не собирался. А вот за племяшку поквитаться, ну и свою выгоду поиметь – почему бы нет? Он был уверен, что тора расплатится по-честному.
А если и нет…
Дом он знает. За племянницу расплатится, а пошарить потом по-тихому… успеет. Хоть день, да его будет! Он в свою пользу найдет, что отжалеть…
Проблема в другом.
Яне он рассказал все, но вот когда она пойдет к Поганцу, тора не сказала. Объяснила, что обстановку разведать надо.
До конца месяца – и только.
Вот и жди, Матвейка, неизвестно чего, вот и дергайся от стука в окно… стука в окно?!
Трактирщик метнулся молнией, как был, в одном исподнем, и не сильно удивился, увидев через стекло серьезные глаза Яны. Только форточку дернул так, что жалобно стекло звякнуло. И рама, кажется, чуток треснула… починим! Бывает!
Женщина серьезно наблюдала за его действиями. Не улыбалась, не торопила. Стояла, смотрела. Совершенно обычная, и одета как обычно – штаны мужские, длинные, заправлены в сапоги. Куртка теплая. Шапка – простая, вязаная, и такие же вязаные шарф и перчатки. Ночью взглянешь, так с парнем перепутаешь. Все скромное, темное или коричневое, но добротное и удобное, стоит только увидеть, как тора двигается.
– Доброй ночи, жом Матвей.
– Доброй ночи, тора Яна.
– Вы не хотите ли прогуляться с девушкой… ну хоть в возке посидеть, пообниматься?
Тон был игривым. А вот глаза – серьезными. И рука под полой куртки… на рукояти пистолета? Вполне возможно.
Матвей поднял руки, показывая, что намерения у него самые мирные.
– Как скажете, тора, так и сделаем.
– Тогда выходите, поговорим.
Матвей кивнул и принялся одеваться. За себя он не боялся совершенно и оружие брать не собирался. Зачем? Смысла в этом нет. Никакого.
Хотела б тора его кинуть – просто уехала бы. С детьми. И с кого он что требовать станет?
Когда Матвей появился на пороге трактира, в овчинном полушубке, наброшенном поверх рубахи и штанов, Яна только головой покачала:
– Замерзнете.
– В возке?
– Ну… ладно, садитесь.
Возок был хорош! Императора в таком возить – не прогадаешь. Яна уселась напротив, вытащила за длинные лямки из-под сиденья тяжеленный котуль[4] и подвинула поближе к Матвею. Не рукой, ногой… и даже по этому движению было видно, какой там вес.
– Делим?
Матвей едва воздухом не подавился. Вот такого он точно не ожидал. Может, пачки денег с торского плеча, но не выложенной перед ним добычи. А что здесь вся Янина добыча, он даже не сомневался. Глупых трактирщиков не бывает. Прогорают быстро.
– Тора, вы уезжаете?
– Я уезжаю. Навсегда. Матвей, вы уж позаботьтесь, пожалуйста, о собаках. Они-то не виноваты, что хозяева сволочами оказались.
Жом Матвей подумал, что все торы того… с придурью. Ну да ладно, с него не убудет.
– Позабочусь.
Пристрелю, ежели что. Или отравлю.
– Вот вам мешок. Подойдет?
Яна протянула мужчине чуть ли не наволочку с подушки. Но жом Матвей не привередничал, особенно когда в нее горстями посыпались монеты. Полновесные, золотые, серебряные…
Сколько уж там получилось?
Много. И ассигнации, и какие-то бумаги, и украшения… вот тут он волевым мужским решением все отдал торе. Пусть ее будет. Он свое еще в доме возьмет… сейчас и пойдет, вот!
Ему уж столько отвалилось, что грех жаловаться. Притом что он палец о палец не ударил, ногу не поднял. А слова… а что – слова? Мало ли кто и что насплетничает?
Наконец раздел имущества был закончен.
– Тора, вам с собой ничего не дать в дорогу?
– Спасибо, жом Матвей. Я уже запаслась. Берегите себя, близких берегите, деньги не показывайте. Продукты прячьте подальше… страшные времена идут.
Жом Матвей в этом и не сомневался.
Распрощались они вполне дружески, Яна его даже в щеку поцеловала, на удачу. И возок уехал, управляемый не слишком умелой рукой. Ну да кони смирные, умные, оно видно. Не вывернут в канаву, вон, идут, как по ниточке. Чуют, что кучер не слишком умелый, но не вольничают, не красуются. Работают.
Жом Матвей, кряхтя, потащил куль в дом. А там и в подвал, в потайную ухоронку. И одеваться принялся уже как следует – пойдет посмотрит, что там в доме у Поганца. Сам пойдет, вот сани возьмет… А еще – оружие. И огнестрел, и нож хороший… это к торе он выскочил как был, а туда – только с оружием. И на санях, обязательно! Все перетащит, что сможет! И еще вернется!
Ежели страшные времена идут, так никакой припас лишним не окажется.
Жом вышел на улицу, осенил себя знамением и быстро пошел в нужном направлении.
И показалось ему, что ли?
Словно женский смех раздался издали. Холодный такой, чистый, звонкий, как ледышки падают с большой высоты… а по шее мороз пробежал.
Жуть – жуткая!
Но не отступать же? И жом Матвей решительно зашагал, куда надобно…
Яна была счастлива.
Пусть пока еще плохо она управляла экипажем. Пусть побаивалась, что лошади понесут и вывернут в канаву.
Пусть пока у нее были определенные сложности. Все же вожжи даже держатся определенным образом, управление двумя лошадьми чем-то сродни игре на пианино, и сила пальцев там требуется, и умение, и ловкость, чего у Яны практически не было.
Но когда она подкатила к крыльцу, когда Топыч, Гошка, Мишка и Машка кинулись, пища от восторга, загружаться в возок и потащили заранее собранные вещи, на нее такая волна счастья накатила! Ей-ей, словно в возок розовых пони запрягли и они одновременно нагадили радугой!
Наконец-то они покидают Синедольск!
А что ей придется сложно… ну так и что же? Она уже один раз умерла, потому жалеть себя не стоит.
Где-то недоест, где-то недоспит, но Гошку она больше не подведет.
Яна оглядела детей, которые поудобнее устраивались в возке и собирались досыпать, улыбнулась – и тронулась с места.
И кони полетели.
Прочь из города, по тракту, в вихре поземки…
Хорошо, что никто их не видел. Не то почудилось бы…
Да не бывает такого, правда же?! Не бывает!
Чтобы за каретой летели белые призрачные волки, а над ней парила громадная полярная сова? Чушь это! Не бывает такого!
Волки б коней напугали до истерики, а сове тут и подавно делать нечего! Чушь и блажь!
Яна их тоже не видела. Но чудилось ей иногда… нечто белое, потустороннее.
Хелла?
А кто ж еще?
А и ладно! Спасибо тебе, богиня! Ты мне шанс дала, а дальше я и сама постараюсь ушами его не прохлопать!
Спасибо тебе, Хелла…
Яна пытать и убивать женщину побрезговала. А вот жом Матвей, после того как увидел комнатку в подвале, – нет. В тот же подвал и тело оттащил.
Его Сонюшка тут упокоилась, вот и этой стерве поделом!
Говорят, чтобы человек упокоился с миром, его могилу надо кровью врага полить. Вот… так оно и получится. Ежели по правде-то делать! По совести!
Покойтесь с миром, бедолажные…
И расспросил, и душу отвел, и…
Лишний раз он убедился, что Яна – тора высокородная! Это ж надо! Тайник в доме – пропустила! В подвале – еще два! И тоже пропустила!
Ну да ладно, он все выгреб в свою пользу. И решил, что коли тора завернет в Синедольск, он ей честь по чести половину отдаст. Ежели не придется потратить…
Коли времена наступают страшные, так и никто не угадает, на что тратить придется.
А ежели не придется им свидеться, так жом Матвей честь по чести сделает. Десятерых сирот вырастит, вот как Всевышний видит! Так и сочтутся… и казалось трактирщику, что тора Яна это бы одобрила. Еще и благословила.
А забегая вперед… так и не пришлось им увидеться. И в Синедольск Яна не возвращалась.
Слово свое трактирщик сдержал и сирот таки вырастил. Пятерых мальчиков и пятерых девочек. Подобрал, к делу пристроил, в люди вывел… жениться так и не женился, бобылем докуковал, но детей у него было десятеро, внуков штук под пятьдесят, и рыдали о нем, когда срок пришел, вполне искренне. И в молитвах поминали – тоже, и фамилию его носили с гордостью.
Все не зря было.
Не пропали кровавые деньги, удалось Матвею их отмыть. Он с того особняка за два дня столько вывез… муравьи бы от зависти плакали, когда б могли!
И собак тоже забрал. Так и прижились, и все смутное время двор охраняли и потом еще потомство дали… хорошие кобели. Умные, породистые. За щенками от них в очередь становились.
Единственное, о чем жом Матвей жалел до конца дней своих, – что тору Яну не повидал. Но молился за нее исправно, и коптилочки в храме ставил, и нескольких внучек Янами назвали, а там и правнучек… а что там за тора была?
Откуда взялась?
Кто ж ответит… смутное это было время, страшное, темное. И заначка, вытащенная Матвеем из закромов негодяя, помогла и ему прожить, и родным его, и сиротам, и на соседей осталось, помочь по-человечески…
А уж правильно оно, грешно ли…
Нет ответа. Тут судья – память человеческая, а в ней жома Матвея не один десяток человек поминал добрым словом.
На работу как на праздник? Бросьте, такого не бывает!
Бывает. Ида не шла – почти танцевала по улице. Легкая, светлая, даже себе она казалась наполненной каким-то удивительным сиянием. И глаза улыбались, и губы словно ожидали поцелуя… так легко было на душе!
Ах, как легко все в жизни, когда ты молода, красива, когда ты… влюблена?
Да.
В Станислава?
И снова – да, да, ДА!!!
Ида была счастлива настолько, что даже Полкан это понимал. И радовался вместе с хозяйкой, словно щенок. То кувыркался, то прыгал, то просился играть…
И все в Иде соответствовало ее настроению. И светлое платье, и белоснежный плащ, которого никакая грязь не касалась, и капор, отороченный белым мехом, и даже беленькая пушистая муфточка, на которую время от времени покушался Полкан… Казалось, она летит над землей, над грязью, даже не касаясь мостовой подошвами. И она летела…
Вот и больница.
Разве важно, что Стас пока еще не признался ей в любви? Разве важно, что пока они таятся друг от друга? Пока еще не сказано ни единого слова, но как выразительны бывают взгляды! Жесты!
Случайное соприкосновение рук, случайный взгляд – или НЕ случайный?
Ида любила и понимала, что любима. А что пока ничего не сказано – разве это важно? В Герцогства медленными шагами приходила весна, и все в душе девушки откликалось, встречая ее.
Весна!
Любовь!!!
Ладно, пока еще не совсем весна, но считается, что после зимнего солнцеворота как раз на весну и поворачивает. А значит, почти, почти…
Позади остались праздники, которые не получилось как следует отметить. Это у обычных людей в солнцеворот гулянья, веселье, радость и смех. А у врачей?
Дежурства.
Причем каторжные, потому как везут покалеченных, везут много, везут пьяных…
А каково справляться с пьяным бугаем? Ох, тяжко было бы без Полкана… ты ж моя собачья радость! И просто – радость!
Ида улыбалась, входя в дверь отделения. А вот она сейчас потихоньку поговорит со Стасом, она специально пришла чуточку пораньше. Когда его дежурство почти закончилось и скоро ему уходить…
Но пять минут у них, наверное, будет?
Где тут комната для врачей? Ида потихоньку подошла, положила руку на ручку двери, и…
– Что ты нашел в этой соплячке?
– Не отвлекайся, работай…
В комнате был Стас.
Ее Стас.
Он облокотился на стол, и штаны у него были спущены, а перед ним на коленях стояла Леона. И судя по движениям…
Иду замутило. Впрочем, двое прелюбодеев стояли к ней боком, а потому девушку пока и не увидели.
Светловолосая головка ритмично двигалась, Стас запустил пальцы ей в волосы и застонал, а потом дернулся раз, второй…
Гадость!!!
Леона отвалилась от него, словно насосавшаяся пиявка, облизнулась…
– Правда, Стас! Почему ты терпишь эту соплячку? Выгони ее наконец!
– У нее есть деньги.
– И что?
– И мне не приходится выколачивать из начальства каждый медяк. Хотя до тебя ей далеко.
– А ты ее уже…
Ида медленно отступила на шаг.
Потом еще и еще… щеки горели, словно ошпаренные, ноги и руки мигом заледенели, а что в душе творилось… разбегитесь, да и с размаха в помойку. Понравится? Вот и Ида себя так чувствовала. Не просто обманутой, нет. Испачканной намертво. А что тут не понять? Все понятно… и это у них не в первый раз, и кто тут соплячка – тоже ясно, а любовь…
Любовь?!
Да о какой любви тут может идти речь?! Смешно даже… разве что к деньгам… мог оценить. Ида молчала и не хвасталась, но Стас видел, что о деньгах она не думает. И верно, то одного в отделении не хватало, то второго, Ида докупала, думала, для больных, а он…
Гнида!!!
Другого слова у девушки не было. Она медленно, контролируя каждый свой шаг, прошла через отделение обратно, толкнула дверь…
Куда теперь?
Экипажа у нее нет. А пешком… сейчас она не дойдет. Не в этом состоянии. Слишком ей сейчас плохо. Слишком больно!
Под руку сунулся холодный мокрый нос. Умный Полкан оценил состояние своей хозяйки и подтолкнул ее. Совсем чуть-чуть…
Ида сделала шаг, второй – и оказалась в кладовке со швабрами и тряпками уборщицы. Что ж, это кстати, здесь все равно никого не будет еще пару часов. И можно…
Ида сунула кулак в рот, чтобы не завыть на всю лечебницу, но сползти на пол и свернуться в компактный комочек просто не успела. Ее подхватили чьи-то сильные руки.
– Простите, тора…
Жом Ураган в кладовке оказался по самой прозаической причине.
Курить хотелось…
Смешно? Да вы хоть представляете, как это?! Когда все тело скручивает без табака! До судорог, до недостойной отвратительной истерики, которую совершенно нельзя закатывать, но курить ХОЧЕТСЯ!!!
А вы пробовали курить в палате?
Попробуйте, посмотрим, что вам скажет медперсонал.
Вот побивание рыцаря Освобождения тряпкой как-то… жом Ураган даже слова такого подобрать не мог, но был уверен, что «тряпкой по харе» – это глубоко неправильно. Жаль, медперсонал в этом убедить не получалось, последняя сестра милосердия (где только оно находится, это милосердие?!) вообще ему клизму пообещала, если в палате хоть запах учует!
И Ураган был уверен – сделает.
А доползти до улицы на сломанной ноге? Да еще в самую ледяную погоду? Чтобы вторая нога прибавилась к первой? Нет, нереально…
Какие еще варианты? Остается только кое-как разведанная кладовка.
Там можно вытащить из кармана жуткой больничной пижамы портсигар (контрабанда), извлечь сигарету (смертный грех!!!) и наконец получить дозу любимого яда (да, ДА, ДА!!!). Не так уж много слабостей было у рыцаря Освобождения, но хороший табак в них входил.
Пусть две-три папиросы в день, не больше, но обязательно! И хорошие! Настоящие! Не эрзац, в котором только резаного лопуха не хватает, а табак из колоний, как и положено, маисовый лист вместо бумаги, даже фильтр есть. Редкость, но Урагану понравилась новинка[5].
И тут…
Не успел он докурить, как в ЕГО личную кладовку вваливается какая-то девчонка… да Ураган чуть сигарету не проглотил с испуга! Э-э-э… от неожиданности. А так он совершенно не испугался, правда-правда.
– Ой…
Девушка дернулась в руках Урагана и затихла. Только всхлипывала еле слышно.
– Вы кто? – тихо спросил жом.
– Ида… А вы?
– Константин, – признался Ураган. По имени к нему уж сколько лет никто не обращался, все партийная кличка. Но в больницу по кличкам не принимают, разве что ты – пес Полкан.
– Ар-р-р-р-р-р-р…
– Ой, – непроизвольно вырвалось у рыцаря Освобождения. И неудивительно.
Вот теперь настала очередь жома Урагана нервничать.
Поймите правильно, сам по себе он собак не боялся, даже больших. Особенно больших.
Но не в темной кладовке. Не с девушкой. И кто там знает, что замкнет в голове у этой дворняги? Решит, что его хозяйку обижают, и…
Жома потянуло прикрыться. Резко. Лучше чем-нибудь металлическим. Непрокусываемым. Типа пояса верности для мужчин.
– Полкан, лежать. Все хорошо.
Голос девушки намекал на обратное, но Костя решил подождать немного с вопросами. Успеет он еще, разберется. А сейчас важнее успокоить и убедить в своей безобидности. М-да, слышал бы кто про безобидного и доброго Урагана. Жом Пламенный прослезился бы.
– Я могу вам чем-то помочь, тора?
Он наконец вспомнил и имя, и лицо, и голос…
Его личный ангел. Жаль только, что она так редко заходила в палаты. Как объяснила одна из медсестер, Ида – личная операционная медсестра самого доктора Рагальского! Вот лично ЕГО!
Так что облизнись, жом, и свободен! И если будешь распускать руки, тебе сломают вторую ногу.
Ураган не внял бы предупреждению, но нога, зараза, болела вовсе уж невыносимо. Даже сюда доползти и то было немалым подвигом. Вот потом, когда он придет в себя…
Зацепила?
Он даже самому себе боялся в этом признаться. И мысленно пилил себя.
Ну куда ты лезешь, старый козел?! Девочке лет шестнадцать, не больше, ей двадцатилетнего нужно, такого же юного, легкого, счастливого, а не тебя… у вас же разница вдвое… даже доктор – и то лучше, чем ты! Он хотя бы может прожить долго, он мирный человек, а тебя… если чужие не пристрелят, то свои сожрут.
Особых иллюзий Ураган не питал, он нужен, пока идет борьба. Потом…
Потом его жизнь полетит в огонь Освобождения.
Раньше это казалось достойной целью, справедливым разменом, а вот сейчас… сплошные проблемы от этих женщин! Раньше он и не задумывался о таком. А ведь и правда – впереди пустота и огонь. Это было грустно.
И не будет впереди ни теплого света домашнего очага, ни красивой девушки с голубыми глазами, которую так и хочется притянуть к себе, погладить по волосам, защитить от всего мира… да что ж ты за дурак-то?!
Ругательства не помогали. Сломанная нога отрезвляла намного больше.
А вот теперь… грех было бы не сориентироваться, а уж тупостью жом не страдал. Первый он бы не решился сделать шаг, но раз уж так сложились обстоятельства… разве можно упустить случай? Если судьба?
Ида всхлипнула еще раз. И еще…
– Тора, вас кто-то обидел? Давайте я его пристрелю?
Ураган тут же обругал себя за дурацкое предложение, но очередного всхлипывания не последовало. Вместе него послушался тихий, пока еще прерывистый голос:
– Яна говорила так же.
– Яна?
– Моя сестра. Старшая. – Девушка опять хлюпнула носом. – Я не знаю, где она сейчас…
– Она говорила правильно, – утвердил жом.
– А я…
Всхлипы наконец превратились в рыдание, и жом притянул к себе девушку. А про себя отметил, что обращение «тора» ей более чем привычно.
Тора, не жама.
И как с этим жить дальше?
Долго Ида себе расклеиваться не позволила. Минут десять – и довольно. Яна вспомнилась, потом еще мать, Аделина Шеллес-Альденская. Она смотрела прищуренными голубыми глазами, вскидывала голову и надменно пожимала плечами.
Кто-то посмел не оценить дарованное ему судьбой счастье? Радуйтесь, дитя мое, что разобрались вовремя, идиоты нам не нужны.
Еще и Полкан сопел рядом. И мужчина, который обнимал Иду… от него пахло почти так же, как от отца. Петер Воронов тоже любил хороший табак, хотя курил редко.
– Тор Константин? – тихо позвала Ида.
– Жом Константин, к вашим услугам.
Ладно. Был он некогда тором. Но ни к чему сейчас вспоминать ту фамилию и ту семью. Только имя и осталось. А человек умер. Он уже другой, совсем другой.
– Жом Константин, я вас знаю?
– Знаете. Я тот счастливец, что сломал ногу.
– Счастливец?
– Иначе я не знал бы вас.
Ида помолчала пару минут. Подумала. Кое-как провела ладонями по мокрым щекам, пригладила волосы, собралась с духом. Скоро надо выходить.
Одно утешение – Ида пошла в мать. Вот Яне плакать было нельзя, у нее мигом нос распухал и глаза становились как у кролика. А Аделина Шеллес-Альденская…
О, слезы тоже были ее действенным оружием. Долго плакать Аделина не могла, но минут десять ее кожа и глаза вполне выдерживали. Глаза не краснели, сопли не текли, кожа не покрывалась некрасивыми пятнами… воплощенное благородное горе. Петер всегда сдавался перед этим зрелищем.
– Жом Константин, я благодарна вам за участие. Надеюсь, этот случай останется между нами?
– Конечно…
И в этот момент чьи-то руки дернули дверцу кладовки.
– Ида?
Стас уже был вполне подтянут, застегнут на все пуговицы и очарователен. И не скажешь, что минут десять назад он и Леона…
Иду опять замутило. Но сейчас она не могла себе позволить никакой слабости. А сил не было… хорошо, что рядом был мужчина, на которого можно было опереться. Ида даже этого не успела, сильная рука подхватила ее под локоть, давая возможность выстоять. Выдержать.
– Ида, вы позволите вас проводить? – Константин с удовольствием дал бы Станиславу в нос. Видно же, из-за него девчонка ревет, вон как напряглась, аж вся каменная стала. Но это еще не уйдет, а сейчас устраивать скандал не лучшая идея, равно как и ругаться, спорить, драться…
Ни к чему. Девочке будет плохо.
Ида коснулась пальчиками его руки.
– Жом, я вам буду очень благодарна.
– А что вы тут делали? – прорезался голос у Станислава.
Куда там!
Когда не знаешь, что делать, старательно соблюдай все правила приличия. И улыбайся, это так бесит твоего врага. Это великая княжна Зинаида хорошо усвоила.
Ида подняла брови:
– Очень смело с вашей стороны предполагать, что это как-то вас касается.
И вышла раньше, чем Стас смог выдавить из ее слов смысловую нагрузку.
В палате Ида помогла Урагану улечься в кровать, расправила одеяло и покачала головой, заметив окурок, который рыцарь Освобождения не успел никуда запихать.
– Давайте сюда, я выброшу.
– Благодарю вас, тора.
– Полагаю, вы меня можете называть просто Ида.
– А полностью?
– Зинаида.
– У вас очень красивое имя, тора Зинаида. Скажите, чем я могу вам помочь в сложившейся ситуации? Я правильно понимаю, вас кто-то обидел?
Не кто-то, а доктор, и понятно чем. Про любвеобильность данной мужской особи знали даже пациенты… скажем так, сестричками милосердия доктор пользовался регулярно. Для здоровья.
А Ида…
Он предложил – или она узнала правду про «любимого»? Впрочем, сейчас это не столь важно. А вот что решит девушка?
Ида задумалась.
А чего она сама хочет? Есть несколько вариантов, и проанализировать стоило все.
С одной стороны… устроить скандал? Тому есть несколько препятствий. Первое – это вульгарно. Второе – Стас ей ничего не обещал, а что улыбался и выделять стал… ну так что же? Все равно в доходные комнаты к себе он вернулся, у нее не остался, так что это ничего не значит. Третье – ей придется или перейти в другое отделение, или уйти из больницы. Четвертое – она себя на весь свет опозорит, выставив дурой…
Были и другие причины, но уже менее веские. А вот эти… это да! Это проблема…
Обойдемся без скандала.
Но и спускать такое никак нельзя! Стас получается или дураком, или сволочью, или просто – мужчиной, который не знает ни о верности, ни о чести. Что ж, такое бывает. Вот, Зиночка Валенская, в честь которой и назвали Зинаиду, польстилась на подлеца, потом все прокляла. И в монастырь уйти собиралась, и руки на себя чуть не наложила от отчаяния, вовремя опамятовалась…
Нет, Стас потерял свой единственный шанс. А как себя с ним вести?
Да как и обычно. Спокойно, чуточку равнодушно, и учиться, учиться, учиться… специалист-то он и правда замечательный! Бывает такое, что мастерство больше человека, но большой беды в этом нет. Тут главное – разделить человека и его талант. Вот второе Стасу дано. А первое…
Ну так что же? Не судьба…
Пока умные рассуждения помогали плохо, но Ида старалась. И не слишком удивилась, когда обнаружила Стаса рядом с собой.
– Ида, я хотел с тобой поговорить.
– Слушаю?
Стас огляделся вокруг, оценил количество желающих погреть уши и понизил голос.
– Не по работе…
– Нам есть что обсуждать не по работе? – вполне натурально удивилась Ида. – Хорошо, я вас слушаю.
– Я могу нанести вам визит, тора? – ощутил ее охлаждение Станислав.
Ида пожала плечами:
– Жом, я не могу разрешать вам или запрещать. Что до меня, я уверена, все общие темы мы можем обсудить и на работе.
– Значит, вот так, тора?
Ида мило улыбалась, вспоминая мать. Только так. Мило – и милостиво.
– Полагаю, вы найдете с кем обсудить более личные вопросы, жом, – и выразительный взгляд в сторону Леоны.
– У меня с ней ничего не было!
Какие интересные «ничего» бывают между людьми? Ида и не знала. Но съязвить ей не позволило хорошее воспитание.
– Жом Станислав, я верю только своим глазам и не слушаю сплетен. Вы позволите? У меня еще есть работа.
Ида ловко вывернулась из руки врача и ушла, оставив Стаса стоять – дурак дураком.
И соображать.
Своим глазам? То есть… видела?! А ведь… могла! Еще как могла видеть… вот он дурак! Расслабиться захотелось?! Кретин!
Недоумок!
И как теперь исправлять ситуацию?
Ох уж эти женщины! Почему они не могут понять самых простых мужских потребностей?!
Дмитрий ехал в поезде.
Как ему нравились поезда! С их медлительным ритмом, с горячим чаем, с вагоном-рестораном… за окном мелькают пейзажи, а ты сидишь и смотришь. И получаешь удовольствие.
Хорошо…
По-настоящему хорошо.
Тихо, уютно, спокойно, спешить никуда не надо…
Основное – сделано.
Дмитрий не знал, его ли скромные усилия привели к такому результату или еще что осталось «за кулисами», но… дело-то было сделано!
Борхум выходил из войны!
Кстати – с интересной формулировкой. Дмитрий лично читал в газетах.
«До той поры, пока не установится законная власть в Русине, с коей можно вести переговоры, мы отзываем армию. И будем расценивать любое движение в сторону наших границ как знак агрессии…»
Интересно, правда?
Хотя могли и так сложить два плюс два. Валежный разбил фереев в пух и прах. В Борхуме беспорядки (Митя покосился на себя в оконное стекло, поймал взгляд своего отражения и улыбнулся), а в самой Русине…
Понятно, что Валежный разобьет всех этих освобожденцев, такой уж он человек. Но и Митя хотел внести свою лепту в дело победы.
Приезжает Валежный в Звенигород, а там его ждут, чепчики в воздух бросают, «Ура!!!» кричат, а Митя в первых рядах. Неужели для него на родине не найдется работы по специальности?
Валежному он жизнью обязан. А Освобождению?
Да ничем!
Поймите правильно, будь на троне Петер, Митя и седалище бы со стула не поднял, вот уж на редкость неудельный правитель был. Надо бы хуже, да куда уж! Но ради Валежного стоило расстараться.
Так что Митя ехал на родину.
Посмотрим, чем он может быть полезен Антону в Звенигороде.
Ну и…
Вместе с Митей, хотя и по другим дорогам, на родину ехал маленький такой сюрприз для Валежного. Вроде букетика цветов. Вдруг человек да обрадуется? Спасибо скажет…
Митя смотрел в окно поезда и мечтательно улыбался, представляя лицо Валежного, которому вручат несколько скромных бронеавтомобилей с пулеметами. Специально заказал. Еще с последнего дела, там у него как раз акции остались, облигации, Митя и продал их. За треть цены, понятно, но хватило и на игрушки, и на оплату их доставки.
Чилиан воюет с Русиной?
Воюет. Но умный человек всегда на том свою выгоду получит. В частности, люди, которые ходят через горы, водят караваны, везут оружие, технику… а из Чилиана до Валежного сейчас добраться проще, чем через другие границы. К кому обращаться, Митя нашел быстро. Так что будут Валежному броневики.
Мобильные, хорошо защищенные, а уж с пулеметом…
Прелесть!
Просто – очарование! Женился б, да не дадут!
Остается переправить их в руки Валежного, но на то есть другие люди. Митя платил, они гнали контрабанду через границу, каждый должен заниматься своим делом. И профессиональный диверсант в том числе.
Ах, Звенигород!
Митя любил работать в крупных городах! Это так удобно… в маленьком городе все на виду, не успеешь под кустом устроиться, а тебе уже пять лопухов протягивают и вся округа комментирует. А в большом городе никому до тебя дела нет, там все, как в муравейнике, кишмя кишат. И делать можно, что пожелаешь. А желаний у Мити было много. И все как на подбор…
Взорвать, пристрелить, закопать… надо бы еще пару способов придумать. А то никакого разнообразия.
Ничего, дорога длинная, время еще есть. И аптеки по пути будут…
– Простите, тор Дрейл?
– Жом Пламенный, я всего лишь доношу до вас волю моей королевы. Лионесс не будет вас поддерживать. Мы можем продать вам оружие, можем поставить, что вы закажете, разумеется, при условии стопроцентной предоплаты, но другой помощи не ждите. Более того, Борхум также не будет воевать с Русиной.
– Но почему?!
– Это воля ее величества.
– Я понимаю, тор. Но почему ее воля именно такова?
Тор Дрейл замялся.
Не знал он. НЕ ЗНАЛ!!!
Тор Вэлрайо ему тоже объяснений не предоставил. И на аналогичный вопрос поднял редкие брови. Мол, вы сомневаетесь в приказе ее величества? Или в ее выдающемся государственном уме?
Она королева, ей виднее!
– Жом, полагаю, это касается лишь ее величества.
Пламенный скрипнул зубами.
Да, раньше было проще. Лионесс поддерживал и деньгами, и советами, и людьми, когда это было надо. И убежище предоставлял…
А теперь что?
Жом аккуратно постарался прояснить этот вопрос и остался весьма недоволен.
Поддержки не будет. Если они чего-то захотят, пусть сначала заплатят.
Убежище? В случае проигрыша?
Также при условии предоплаты.
А больше ни на что не рассчитывайте. Более того, если Борхум больше не будет участвовать в войне, то Валежный…
Пламенному даже поплохело немножко.
Это – не дворцовые шаркуны, это войска, прошедшие бои, походы, спаянные кровью и смертью… это… это же…
Есть ли шансы отбиться? Да, они всегда есть. Но не слишком большие.
Так что…
Мужчины расстались, взаимно недовольные друг другом и обстоятельствами. Но приказ ее величества был недвусмыслен. И обойти его не получилось бы.
А если так…
Стоять, держаться и драться.
Больше Пламенному ничего не оставалось. Пути к отступлению были отрезаны.
Звонка Анна не ждала, тем более с незнакомого номера. Но честно ответила:
– Алло?
– Нам надо поговорить!
Ни здрасте, ни представиться… позорище! Голос Анна тоже не узнала. Стыдно сказать, голоса она запоминала плохо, просто отвратительно.
Лица – пожалуйста.
Титулы, звания, родословные тоже неплохо получалось, это не просто важно для светского человека, это архиважно, а вот голоса, тем более по телефону, сливались в два типа. Мужские и женские. Но чьи конкретно?
Из местных она могла бы с уверенностью опознать Киру, Гошку, Бориса Викторовича и своего отца. Все. Высокий и тонкий женский голос в списке не значился.
– Говорите, – разрешила Анна.
– Сегодня в двенадцать жду в «Аквариуме».
– Простите, никак не могу. Я работаю.
– Я знаю. – Голос стал раздраженным. – Но вы там все равно будете, с Киркой, постарайся отослать ее хоть куда, и мы поговорим! Это и в твоих интересах!
Вот теперь Анна узнала говорящую.
Лиза.
И поспешила успокоить девочку. Да, девочку, по сравнению с ней-то…
– Елизавета Игоревна, я рада буду с вами поговорить. Сразу приношу извинения, если придется задержаться.
– Ишь ты, какой цирлих-манирлих!
– Простите?
– Буду ждать.
И гудки в трубке.
Анна только вздохнула. Ладно, надо подобрать одежду так, чтобы не раздражать Лизу. А Кира… Кире она все скажет честно. И даже пригласит ее послушать беседу – через сотовый телефон. Это будет правильно. Девочке жить с Лизой, а Анне…
Сколько ей остается? Меньше года…
Очень тяжело оставлять тех, кого ты полюбила. Прости, Кирюша…
Анна честно старалась не нервировать своим видом невесту Бориса.
Не получилось.
Когда за одним столом оказались две девушки: одна – шикарная и ухоженная блондинка в ярко-розовом со стразами и вторая – самая обычная брюнетка с каштановыми волосами, уложенными в аккуратную прическу, в длинной юбке и простой блузке, с камеей у горла…
Впечатление было такое, словно гувернантка отчитывает балбеску-воспитанницу. Анна и выглядела чуточку старше своего возраста, и держала себя иначе, и разговаривала…
Не столь важно, во что ты одет. Королевой можно быть и в лохмотьях, просто потребуется чуть больше усилий, чтобы это дошло до всех. Анна же и усилий не прикладывала.
Она – великая княжна. Это корона и крест, это право и обязанность. Это осознание себя. И куда тут попыткам Лизы подавить ее роскошью, прической и дорогой одеждой? Даже и смешно как-то…
– Добрый день, Елизавета Игоревна.
– Добрый? Телефон выложи!
Анна послушно выложила трубку на стол. Лиза проверила ее на включенный диктофон и динамик и осталась довольна.
О том, что у Анны может быть еще одна трубка, Лиза даже не подумала. А она была, в кармане. Старый такой кирпичик, еще кнопочный, но вполне рабочий. И Кира сейчас слушала весь разговор по нему. Но Лиза успокоилась и перешла в атаку:
– Чего ты добиваешься, дрянь?!
– Простите?
– С тех пор как ты появилась, у нас с Боречкой все идет не так! Я же вижу! Это ты виновата! Ты гадишь! Ты…
– Вы неправы.
– Неправа я?! Ах ты… ладно! – Лиза быстро перешла от злости к практике, продемонстрировав, что она дочь бизнесмена. – Сколько ты хочешь?
– Простите?
– Сколько тебе дать, чтобы ты убралась из города?
Анна качнула головой:
– Нисколько.
– Десять. Тысяч баксов. Ладно, евро…
– Елизавета Игоревна, у меня есть эти деньги.
– Тогда сколько ты хочешь?! Ну?!
Анна посмотрела на красное лицо девушки, отвратительно гармонирующее со светлыми волосами и розовым нарядом, на ее возмущение – и решила попробовать еще раз. Вдруг да дойдет?
– Елизавета Игоревна, меня интересует только Кира Борисовна. Она умная, тонкая и очень ранимая девочка. Я не хочу, чтобы предстоящий брак отца ее травмировал.
– Она-то?! Эта гадючка?! Да по ней школа-интернат плачет!
Анна сощурилась. Вот даже как? Ну погоди…
– Почему вы так считаете? Да, девочка от вас не в восторге, но и вы ничего не сделали, чтобы наладить с ней отношения.
– Я?!
– А кто? Вы старше, вы скоро станете ее мачехой, вам и начинать.
– Да эта мелкая стерва…
– Елизавета Игоревна, прошу вас воздержаться от подобных эпитетов применительно к моей воспитаннице.
– Ишь ты… что ты вообще из себя корчишь?!
– Ничего.
– Как только я выйду замуж за Боречку, ты за ворота полетишь! Вперед своего визга!
– И это не исключено, – кивнула Анна, по своему опыту знавшая, как мужчины дуреют от баб. Казалось бы, совершенно тупых, страшных и стервозных, но ведь случается!
И наоборот… та же Зиночка Валенская, ведь милейшее существо, которое промолчало о ее двойной жизни. Но какой подлец ей достался! Нарочно будешь искать – не найдешь!
– Полетишь! Если б ты сейчас уехала, я бы тебе даже денег дала! А раз не хочешь по-хорошему, я тебя в порошок сотру!
– Стиральный? – невинно уточнила Анна. – Будете кофе глясе? Здесь его чудесно готовят…
Лиза прошипела что-то непечатное, схватила со стола свой телефон и вылетела за дверь, словно в попу ужаленная. Анна грустно пожала плечами:
– Вот так всегда. Как тяжело бывает найти общий язык с человеком…
И заказала кофе глясе. На себя и на Киру.
Кира себя ждать не заставила.
– Ань, значит, меня в интернат?!
Анна развела руками. Мол, ты сама слышала.
– С-сука! – от души высказалась Кира. Анна не стала ее одергивать: была полностью солидарна с девушкой. – Убить ее мало!
– Убивать – не надо. – Анна качнула головой. И подумала, что… она может убить.
Просто приказать Лизе умереть, и никто, никогда не поймет, что случилось. Но заслуживает ли этого Лиза? Глупенькая избалованная донельзя девчонка, которой все достается на блюдечке? Разве за это убивают?
– Можно?
– Что? Прости, Кира, я задумалась.
– Ань, если она тебя выгонит, мне с тобой можно?
Анна вздохнула:
– Кира, нам с тобой надо будет проработать все версии. В том числе и эту.
– Но ты же будешь рядом?
– Я надеюсь…
Кира прищурилась, не обращая внимания на кофе, в котором медленно расплывалось подтаявшее мороженое.
– Аня, ты так это сказала…
– Как?
– Словно точно знаешь, что тебя не будет. Вообще не будет.
Умная девочка. Это хорошо, с дурой было бы сложнее.
Анна повертела в руках ложечку.
– Кирюша, у вас есть замечательный фильм. «Три мушкетера». Старый, музыкальный, с песнями…
– Да, я видела. А что?
– Я не касаюсь моральной стороны вопроса. Хотя считаю, что всех мушкетеров за их дела надо было бы казнить.
– Как?
– Помогать королеве скрывать измену мужу при отсутствии законного наследника, – преступление. Сговариваться с подданными иностранного государства тоже непорядочно. А уж мешать осуществлению правосудия и охотиться на полицейских, которые следят за исполнением законов, – и вовсе ни в какие ворота. Да и миледи Винтер, если на то пошло, законный агент кардинала Ришелье. И она действовала для блага государства. Но это так, между делом. В фильме есть сцена, которая мне очень понравилась. Когда д’Артаньян мечется и ужасается чудовищности злодейства, а Атос ему спокойно так говорит: «Д’Артаньян, я допускаю все». Кира, я тоже допускаю все. Даже самое худшее.
– Понятно. Я так о мушкетерах не думала…
– У каждого поступка есть две стороны. Вот, к примеру, у Лизы. Она собирается испортить тебе жизнь, это верно. Но при этом она стремится устроить свою…
– Но не за мой же счет?
– С ее точки зрения, она поступает правильно. И ты должна поступить так же. Если Лиза не думает о тебе, почему ты должна думать о ней? Да, ты не сделала бы ничего плохого – первой. Но можешь адекватно ответить на ее действия. Это правильно.
– Дрянь она! Вот!
Анна не обратила внимания на вспышку гнева. Не до того.
– Так что давай прорабатывать все варианты. В том числе и тот, где я не смогу тебе помочь даже советом.
– Ну давай. А Лизка все равно гадость! Как ты думаешь, если я папсу дам запись прослушать, он ее разгонит?
Анна качнула головой:
– Не поможет.
– Вот и мне так кажется. Паршиво, правда?
– Очень.
Телефонный звонок оторвал Анну от музицирования.
Да, именно так. Они с Кирой и Гошкой в шесть рук пытались сыграть «Соловей мой, соловей»[6].
Получалось… сложновато. И музыка не так чтобы очень простая, и исполнители не слишком умелые. Сама Анна играла на нескольких музыкальных инструментах, и освоить пианино для нее было несложно. А вот Кира и Гошка испытывали определенные трудности. То ненужная клавиша из-под пальца вывернется, то нужная подвернется.
Кстати, у Киры как раз музыкальный слух был. А вот Гошке медведь оттоптал оба уха, видимо, еще на кордоне. Ну да ничего, пусть учится. Потом аккорды на гитаре подбирать сможет, а для популярности в компаниях это полезно.
– Алло?
– Яночка, здравствуй! Как у тебя дела?
– Здравствуйте!
Анна не поняла, кто это, но собеседница сразу подсказала:
– Яночка, я это, тетя Катя, соседка твоя!
– Как ваше здоровье? Как самочувствие? Как дела?
Рассказ на десять минут обо всем спрошенном Аня вытерпела героически и была за это вознаграждена.
– Яночка, тут участковый приходил, расспрашивал.
– Какой участковый?
– Олег Андреевич. Вроде как Жалейкин… или Поливалкин?
– Лейкин?
– Точно!
Анна насторожилась. Если она правильно помнила, Олег Андреевич Лейкин – НЕ участковый. Он оперуполномоченный и капитан полиции. А вот что он делал в их домах?
– А о чем он спрашивал? Теть Кать?
– Так о тебе и спрашивал, Яночка.
– Да?
– Знаешь, я бы подумала, что ты ему понравилась. Так уж он выспрашивал и с кем ты живешь, и водишь ли к себе кого, и где ты работаешь…
Будь у Анны чиста совесть…
Но на ее совести было пять трупов. Пять.
А может и больше стать, чего уж там! В любой момент может. Поэтому она занервничала.
– И что ему сказали? Тетя Катенька?
– А что ему сказать-то можно, Яночка? – рассыпалась смешком соседка. – Чистую правду! Что работаешь от рассвета до заката, что мужиков у тебя отродясь не было…
– Угу…
– Что ты ради сына из шкуры выпрыгнешь… разве что Олька приврала, ну так она без вранья и слова не скажет!
– Активистка наша?
– Она, а то кто ж? Ух, трепло репейное! Трепать ее некому!
– И что она рассказала? – уточнила Анна, ожидая самого худшего.
– Дрянь она, Яночка. Как есть – гадина склизкая!
– А все-таки?
Вот когда Анна пожалела, что в России отменена смертная казнь! Сейчас бы она мерзкой тетке лично приговор подписала, и рука б не дрогнула!
Ольга Петровна оторвалась от души! От всей своей гнусной, подлой, мещанской душонки! Ежели у нее такая вообще есть!
Со слов активистки, по пересказу тети Кати, получалось, что Яна – шлюха и наркоманка. Именно поэтому у нее родился больной ребенок. За наркотой и мужиками она к соседям бегала, однозначно.
Как? Ежели ребенок родился давно, а в этот дом она пару лет как переехала?
Не важно как, важно, что бегала. А еще Янка – хамка, дрянь и хулиганка. В общем, аттестовала, стерва! И ювенальная юстиция по Яне плачет. И ребенка у нее отнять надо! И саму Яну сажать пора! С такой аттестацией ее не в каждую тюрьму возьмут! Побоятся за моральную чистоту ее постояльцев!
Анна скрипнула зубами.
Вот ведь…
– Тетя Катя, спасибо вам огромное.
– Да что ты, Яночка! Тебе спасибо! Вкуснятина такая, век ничего подобного не ела!
Все верно. На Новый год Анна лично отвезла подарки всем соседям, за исключением Ольги Петровны. Той подарок оставили в почтовом ящике. Вроде бы и поздравили, но не лично. Вот старая дрянь и сквиталась. И что за человек такой злобный? Все ей поперек! Все не в радость! А значит, надо и остальным настроение испортить, чтоб, не дай Творец, счастливы не стали!
Тьфу, пакость!
Анна дружески поболтала с соседкой и отключила телефон. Задумалась.
– Ань, что случилось?
Таиться от Киры смысла не было, девочка и так в курсе событий. И ее этот вопрос тоже нервировал.
– И что этому козлу надо?
– Вот это я и хотела бы знать?
– Может, папса попросить? Пусть на него собак спустят?
– Кира?
– Ну, папс позвонит его начальству, и капитану поставят клизму с дохлыми ежиками.
– А почему с дохлыми? – только и смогла сказать Анна.
– Живых – жалко.
Аня качнула головой:
– Не будем мучить… ежиков. Рано или поздно капитан объявится, вот и посмотрим, что ему надо. Тогда и разговаривать будем.
– Как скажешь. Но я бы рекомендовала ежиков.
Анна задумчиво кивнула:
– Может, и придется. Попробуем еще раз – с «Соловьем»?
– А давай попробуем!