В воззрениях белоруса домовой наделяется всеми качествами домовитого хозяина. Те, кому он «здавауся», как выражаются белорусы, то есть представлялся, привиделся, говорят, что он имеет вид старенького дедка с седой бородою и длинными седыми волосами; одет он в «насоу» (белорусский холщовый халат), а другие говорят – в белую рубаху, подпоясан он «дягой» (ременным поясом), а по другим версиям – лыком. Спит он на печи или под печью, поэтому его иногда называют подпечником. Встает он рано и пугает петуха, толкая его. Петух, с испугу, хлопает крыльями и кричит, чем будит хозяев на работу. Иногда домовой, как говорят многочисленные рассказы и поверья о нем, вздувает огонь и идет в клеть или в «свирен» (амбар) и просушивает хлеб, пересыпая его горстями; заглядывает в хлев и задает корму лошадям и коровам, гладит их и холит. Такие ухаживания «господаря» (другое название домового) очень благодетельные: зерно «спорнеет» от пересыпаний домового, скот становится бодрым и выносливым от его поглаживаний. «Господарь» любит дружную семью, он не терпит сварливых баб и иногда строго наказывает зачинщиков семейных несогласий: ночью, во время сна, он наваливается зачинщику на грудь и душит его. Иногда же он любит и пошалить, когда в хорошем расположении духа, когда все дела идут хорошо и хорошее предвидится в будущем: тогда он пляшет на «лаве» в хате или в клети или в сенях. Когда же семье предстоят несчастья, он, предчувствуя это, начинает завывать по ночам и этим предупреждает хозяина. С домовым нужно жить в мире, нужно уметь ему угождать, а это требует известного искусства со стороны домохозяина. Прогневишь домового – и он не только не будет «сприять», но даже может повредить в хозяйстве.
(А. Богданович)
За все бескорыстные труды домовик требует от тех, кому он покровительствует, всегдашнего почтения и того, чтобы они не забывали благодетеля в торжественные для семьи дни. Признательные хозяева чествуют домовика просьбою пожаловать за стол (в поминальные дни), постилая ради него чистую холстину от порога до стола; подобное, но безмолвное приглашение делают они и при крестинном и свадебном сборе. Как в этих случаях, так и при будничном употреблении имя домовика произносится ласково, заискивающе – «деденька, дяденька, браток, самый набольший».
Как «набольший» в доме, домовик капризен, даже привередлив и не мирится с тем, что идет против его воли, вкусов и привычек. Так он не выносит присутствия в доме зеркал, масок, скоморошьих сборищ; не любит, когда у порога лежит какой-нибудь предмет, а тем более живое существо, что мешает его переходам из хаты в сени и обратно. Тогда он начинает проказничать и тем предостерегает жильцов от своего дальнейшего гнева. Ночью он сваливает всю посуду в лохань, перемещает утварь, поставив, например, кочергу и ухваты в кут, скамьи и табуреты – в порожний угол, или же все это сваливает грудою под лавку, под нары, в подпечье, причем оставляет нетронутыми иконы, хлеб и соль на столе. Нечто подобное делает домовик и во время своих подшучиваний и заигрываний с жильцами, выражая тем свое расположение: толкает, даже щиплет спящих, отчего у них бывают синяки, которые, однако, не болят. Особенно часто он подшучивает над супругами и любуется временными их распрями, ради чего незримо подбавляет в их пищу и питье «раздорное зелье». При игривом, как и безразличном состоянии, домовик любит рядиться в одежду хозяина, однако спешно кладет на место, коль скоро она понадобится.
Обычным местопребыванием домового считается запечный угол, откуда он заходит в подполье (под нары), в подпечье, где коротает досуг с мышами и курами; излюбленным же местом его в запечном углу служит именно линия соединения запечных стен, всегда приходящихся против кута, откуда он надзирает за семьею во время полного сбора ее при еде, семейном совете, приеме гостей, для чего он высовывается над поверхностью печи по грудь. Вне этой надобности домовой спускается в самый низ запечного угла, где обыкновенно дремлет.
Кроме мест в хате домовой ютится в сенях, на чердаке и в клети, когда в сиих местах летнею порою больше пребывает и семья.
Домовой «от чертей отстал – и к людям не пристал» (или наоборот: от людей отстал – и к чертям не пристал): он живет по старине незапамятной, мыслит и смотрит на все так, как это было в момент превращения; то же наследуют и его сыновья. Посему домовой не уживается с новшествами, а ютится и благодетельствует там, где живут проще, по старине.
(Н. Никифоровский)
Царь хазяюшка дваравой! Царiца хазяюшка дваравiца! I дарую я цябе i хлебом и сольлю i нiзкiм паклонам, а што сам ем, пью, тым цябе дарю. А ты хазяюшка бацюшка i хазяюшка матушка, мяне берегi i скацiнку блюдзi! Амiнь.
Кикиморы (вещицы) – младенчески юные существа, живущие в домах, исключительно женского пола, загубленные до крещения дочери или проклятые матерью еще в утробе. Благодаря своему юному возрасту, который не меняется с годами, кикиморы совершенно безвредны, хотя и засылаются в дома с враждебной целью. В основном кикиморы поселяются в тех домах, где произошло убийство детей, проклятие и вблизи которых был спрятан труп. Но кикиморы совершенно забывают о целях пребывания в доме, заигрываются и досаждают жильцам разве одной возней, от которой слышится неопределенный шум, который прерывается изредка немощным писком и визгом. Но среди самой оживленной возни кикиморы внезапно останавливаются: это значит, внимание их привлечено к созерцанию домашней обстановки, тех или иных работ, сверстниц и сверстников, ласкаемых своими матерями. Тогда кикиморы издают особенный, ни с чем земным не сравнимый вздох, в котором сказывается зависть к чужой ласке и недостижимое желание ее получить. Не зная иной работы, кикиморы чаще всего набрасываются на положенное кем-то шитье или пряжу, чтобы угодить ласковой матери или ее дочери, и продолжают шить или прясть. Цель, однако, не достигается, потому как кривые и неуместные швы, неравенство выпряденных нитей и т. д. поутру разбираются матерями и в адрес «мастериц» следую укоры, замечания, даже ругательства. Все это еще более удручает бедных кикимор, вызывает более тяжкие вздохи.