Багульника манящие цветы. 2 том - читать онлайн

Глава 1

БАМ набирал обороты; захлёстывал сводками о возведённых мостах через реки и речушки, о сдачи мысовых тоннелей, километров железнодорожных полотен.

Кипела работа и в столице тоннельщиков – Северомуйск.

Главный тоннель и штольня продвигались вперёд, заставляя непокорную скалу сдавать свои позиции. На помощь проходчикам в штольню доставили американский щит Robins для крушения породы. Дело пошло, да только когда попадался мягкий грунт, проходка притормаживала, останавливалась из – за того, что шарошки щита то и дело приходилось отчищать от мягкого грунта, вытаскивать утопающий щит.

Ох, и намучались проходчики с этим щитом! Но, так или иначе, метр за метром проходчики продвигали американский щит вперёд…

Павел с грузином с головой ушли в работу – её было столько, что сил оставалось только на то, что – бы принять душ, да дома немного отдохнуть.

Раиска с Катей работали в своём маркшейдерском отделе, и смена за сменой, вместе с проходчиками, приближали сбойку с третьим стволом. Не таким уж и большим было это расстояние, да пробить скалу было не так уж и просто.

Трудным оказалось строительство этого тоннеля. Дело не шуточное – пятнадцать километров сквозь толщу хребта. Крепким орешком оказался Северомуйский тоннель.

Эта была настоящая битва людей со скалой. Не хотела она сдаваться. Люди врезались в неё со всех сторон. Продвигались шаг за шагом, но скала огрызалась; выбрасывала на людей воду из себя, выкидывала песок, который словно волны на море в шторм с бешеной скоростью несутся, догоняя человека, пытаясь поглотить его в своей пучине…

Люди не сдавались, гибли, но шли и шли вперёд…

Работая сменным маркшейдером, Раиска, будучи ответственна за каждый пройденный сантиметр штольни, в силу этих обстоятельств, никак не могла выбрать время, что – бы поехать к родителям и привезти Митю.

Каждый рабочий день был насыщен надеждами на то, что именно сегодня повезёт пройти больше намеченного плана. Хотя бы на несколько сантиметров больше и это было бы уже победой.

Заходили в штольню знакомые художники с Питера. Разговаривали с Раиской, как с землячкой, и поистине удивлялись и восхищались совсем не женской её работой. Там, в большом тоннеле сухо и светло, работается намного легче, чем здесь, в этой маленькой штольне, где сыро и пасмурно, почти как в Ленинграде.

Раиска смеялась, уверяя художников, что к работе своей она привыкла и штольня для неё, что дом родной. Всё звено, в котором она работает, стало для неё так же родным.

Дав согласие на то, что обязательно сдадут свою штольню в положенный срок, Раиска развернула треног, что – бы установить нивелир.

Вспоминая слова, только что сказанные художниками в её адрес, засмеялась:

– Ясный компот, что не женская здесь работа! Такие словечки услышишь порой от проходчиков – уши вянут! Вместо модных туфель – на ноге резиновые сапоги сорокового размера, из одежды – куртка прорезиновая, на голове каска с фонарём – всё это неудобно и очень мешает, да только по – другому здесь нельзя. Со свода штольни без конца капает, под ногами река течёт – сброс воды из большого основного тоннеля.

Установив нивелир, оглянула тусклый забой, усмехнулась про себя:

– Вы не знаете нашу Катерину! Это её бредовая идея – попасть на передовую, в этот таёжный край. Байкал ей подавай! Ну, увидела бы этот Байкал, потрогала бы его руками, да и назад бы, в свою Москву. Так нет! Ей нужно совершать подвиги вместе со всей своей страной! А мы, стало быть, за ней тоже потянулись. Первое время думала – что мне в Ленинграде не сиделось?

Но всё же, я теперь думаю совсем иначе!

Сделав шахтёрской лампой знак Кате, которая вдалеке держала рейку, Раиска вспомнила, что именно в этом посёлке была её свадьба.

Не совсем ещё веря этому случившемуся факту, произнесла улыбаясь:

– Надо же! Кто бы мог подумать, что я на БАМе выйду замуж! Сашко обещал ей сегодня снова приготовить своё национальное блюдо из мяса, благо, что этого мяса здесь предостаточно.

Грузин последнее время без конца надоедал с вопросами о том, когда же, наконец, она, Раиска поедет за сыном?

У Павла к грузину вернулись прежние дружеские чувства. Теперь они дружили семьями, бегали по выходным дням друг к другу в гости и все были в ожидании Мити.

Лёнька тоже часто приставал с этим вопросом к Раиске и она, сама скучая о сыне, обещала, что как только начнутся каникулы, так сразу же и поедет за сыном. Её сынишка в этом году кончает третий класс. Раиска постоянно всматривается в фотографии сына, которые присылают ей родители. Вот фото, когда Митя пошёл в первый класс.

Когда – то Раиска с трепетом ждала этого момента, что – бы повести своего сынишку за руку первого сентября.

Но не смогла она это сделать.

Бабушки и дед были рядом с её сыном в такой важный и волнующий момент.

Ну, ничего – совсем скоро она сможет обнять Митю, что – бы уже никогда не расставаться. Даже не верится, что скоро они будут вместе.

Паша и её Митя – как встретятся они? Что будут чувствовать их сердца при встречи друг с другом?

Павлу тоже не терпелось, поскорее познакомится с Раискиным сыном. Ему было интересно найти в мальчике черты своей подружки детства, узнать его характер и был уверен, что и Лёнька и Митя обязательно подружатся.

Ему казалось, что совсем недавно они с грузином встретились на вокзале в Слюдянке. Совсем недавно они плыли навстречу бамовской жизни на барже. Многое казалось недавним, а вот уже три с половиной года, как они здесь.

Бамовский посёлок рос на глазах. Там, где недавно были одни сосны, теперь красуются домики с антеннами на крышах. В больничном городке дымятся трубы. Рядом с новой гостиницей киоск, где можно купить журналы, значки, лотерейные билеты.

Большой стадион радует глаз и призывает поиграть в футбол или просто погонять мяч. Во всех домах центральное отопление, вода. Теперь не нужно дожидаться водовозку и бежать к ней с вёдрами.

Но много ещё нужно сделать.

Начальник отряда – человек неутомимый. Ему хочется, что – бы в его посёлке люди жили как в больших городах. Что – бы могли после работы хорошо отдохнуть.

Для этого в клубе была своя художественная самодеятельность, что – бы можно было в праздники посмотреть концерт.

Работали все социальные структуры.

Посёлок вовремя чистили, убирали мусор, подметали, разбивали цветники и ревностно следили за его чистотой.

А весной 1980 году художники Ленинграда подарили Северомуйцам свои произведения. Это были живопись, скульптуры, графика.

День был солнечный, и у всех жителей посёлка было праздничное настроение.

Гремела музыка, на площади собрался народ, и это был поистине праздник союза труда и искусства. Лёнька со своим другом Виталиком разглядывали картины, на которых красовались строители Северомуйского тоннеля и вглядывались в знакомые лица.

Ребята узнавали окрестности своего посёлка, узнавали своих сверстников на полотнах и удивлялись – насколько красивы его пейзажи! При себе у них имелся фотоаппарат и мальчишки с большой радостью и вдохновением делали снимки.

На одной из картин Лёнька узнал своего отца. Он стоял во весь рост на монтирующем проходческом щите и в руках держал горелку. Сварочная его маска была откинута назад, его гордая поступь, и весь его взгляд говорил о том, что и он сам, и его друзья покорят Северомуйский тоннель.

Виталик ходил следом за Леонидом и переживал, что отца своего, который работает в бригаде с Лёнькиным отцом, на картинах он так и не обнаружил.

– Не переживай, Виталька, стройка всё ещё продолжается. Придёт время, все войдут в историю. Надо только всем нам стараться, что – бы, когда – нибудь, по нашему тоннелю пошли поезда.

Виталик соглашался, но Лёнька замечал в его глазах грусть.

Написанные портреты земляков были настолько правдоподобны, что казалось вот, вот они сойдут с полотен.

Все жители посёлка были благодарны своему начальнику отряда. Это он сделал всё возможное, что – бы эта выставка состоялась именно в их Северомуйске.

Лёнька испытывал просто ликование. Ещё бы! Не каждый имеет возможность постоять рядом с настоящим художником их Ленинграда. Не каждый мог с ним сфотографироваться, как он. Молодые художники, приехавшие к ним на открытие выставки, вручали жителям посёлка красивые пригласительные билеты на эту галерею. У Лёньки такой билет тоже был.

Раиска с Катей медленно ходили вдоль картин, всматриваясь в лица знакомых по работе и по соседству, людей.

Высокое чувство охватывало их за своих товарищей, с которыми они бок о бок трудятся на строительстве уникального тоннеля. В суровых условиях все они здесь совершают подвиг, не придавая большому значению неудобства своего быта.

– Посмотри, Раечка, на лица наших ребят. Художник передал мельчайшие детали. Все такие важные, знают, что их рисуют, стараются изо всех сил показать важность на лице, да только не скрыть светящихся радостью глаз к своему делу. Усталые эти глаза, но всё же счастливые. Никогда бы я не подумала, что оставив свой привычный уют с балконом, с горячей водой и тёплым туалетом, можно стать вполне счастливой в маленьком таёжном посёлке, живя в деревянном щитовом бараке, с людьми, приехавшими со всех городов нашей страны. Гордость переполняет меня за наших героев, которых написали художники.

– А мне кажется, что все, кто так или иначе причастен к этому строительству, герой. Разве можно всех написать? Полотен не хватит. Разве не герои наши первопроходчики, которые идут впереди с топорами, прорубая просеки по болотам? Разве не герои наши девчата из маркшейдерского отдела? Имея семью, мужа, детей, отправляясь каждый день на смену, думают про себя, что могут не вернуться обратно.

А баня! Это тебе не игрушки – натопить так, что – бы всем хватило пару, воды и веников.

Спасибо и этой выставке, она даст возможность многим понять, что в нашей стране есть настоящие люди, идущие впереди, стараясь сделать лучше и краше нашу Родину. Мы же здесь, стали все родными и близкими людьми.

– Людьми разными по национальности, ранее незнакомыми, но ставшими теперь самыми лучшими друзьями, – добавила Катя.

Посмотрев друг на друга, они улыбнулись, и каждая поняла, что именно этот маленький посёлок в далёкой глуши объединил их, и сделал их самыми любимыми и неразлучными подругами.

Они вместе шагали в свою штольню, которую успели полюбить даже за её далеко не приветливый приём.

Темнота сырость и некое волнение охватывала любого, кто входил под её невысокие своды. Но это только для новичков. Для тех, кто там уже отработал не один день, обстановка была довольно таки привычной. Уже не было так жутко от полумрака и шума сточных вод из большого тоннеля. Не страшно было от проваливающего под воду деревянного трапа, запланированного взрыва в далёком забое.

Раиска с Катериной уже были со своей штольней давно на ты и очень её полюбили.

Разговаривали с её хозяином, оставляя для него иногда на тюбингах конфеты или ещё какие – нибудь сладости. Надо было задобрить домового, смягчить его душу к тем, кто вторгся в его владения.

Такие поверья были у тоннельщиков.

Лёнька жил кипучей своей деятельностью и находил со своими друзьями столько дел, что дома практически не бывал.

Но когда была плохая погода, или у него не было настроения идти гулять, он доставал свою красивую коробку из под конфет, открывал её, и начинал экскурсию в прошлое;

Вот железный большой рубль – бабушкин подарок. Антошкин магнит и Стёпкино увеличительное стекло. Теперь добавился пригласительный билет с художественной выставки.

Лёнька достал пуговицу, что подарила ему проводница, вспомнил поезд, поскучал по тем, с кем пришлось расстаться.

Вспоминая всех, рассматривая вещички, Лёнька на некоторое время чувствовал присутствие всех тех, кто подарил ему все эти сувениры. После этого ему становилось легче.

Он складывал всё это в коробочку до следующего раза и очень бережно и ревностно берёг всё это своё сокровище. Решил про себя, что хорошо было бы найти красивыё камушки этого края и пополнить своё богатство, что бы потом показать их друзьям, которые остались у него в Москве.

Лёнькина жизнь на БАМе шла полным ходом; он бегал на занятия в музыкальную школу, ходил в бесконечные походы с друзьями и с родителями.

Он уже умел разжигать костры даже в дождливую погоду, ловить рыбу и варить уху…

Недавно им учительница сказала о том, что бы все дети к осени принесли фотографии своего края и написали об этом сочинение. Лёнька решил сделать целый альбом с фотографиями. Папа купил плёнку для фотоаппарата и пообещал сыну, что вместе с ним обойдут все окрестности посёлка и сделают хорошие снимки. Отец для этого время так и не нашёл, и Лёнька со своим другом Виталиком отправились за посёлок одни. Залезли на сопку, откуда можно было видеть весь посёлок, стали высматривать подходящий пейзаж. В планах у ребят нужно было сфотографировать и речку, и новый спортивный комплекс, за которыми виднелись красивые вершины хребта. Много еще чего нужно было сфотографировать. Главное успеть запечатлеть начало строительства. Жалко, что Лёнькины родители приехали сюда не с первым десантом, а уже позже, но ещё не всё потеряно – ещё вовсю идёт строительство и можно пополнить свой альбом кадрами, которые потом станут историей. Например, площадку Восточного портала, откуда начинается вход в тоннель, нужно обязательно запечатлеть. Как не запечатлеть вездеход на пьедестале при въезде в посёлок! Посёлок, который как на ладони виден, если залезть на сопку, ведущую в аэропорт, тоже нужно сфотографировать. Жалко, что снимки эти не будут цветными. Повесив на сосну свои рюкзаки, в которых были картошка и хлеб, мальчишки решили на этом месте разжечь костерок, испечь картошку, что бы поход прошёл не зря. Костёр они разведут только после того, как сделают хотя бы половина того, что задумали. Сделав несколько снимков и заметив сосну, на которой оставили свои рюкзачки, юные фотографы отправились налегке дальше…

Степан стал ожидать приезд Дуси. Паша обещал, что будет просить свою мать приехать к тёте Наде и отцу, так как сам он приехать не может по состоянию своего слабого здоровья.

Шло время, Степан ждал, а его Дуся так и не появлялась. Каждый стук в дверь или в окно отзывалось в нём волнением. Он ждал телеграмму от Евдокии и выглядывал у калитки каждый день почтальона. Надя, тревожась за его состояние души, наконец – то не выдержала и уговорила поехать к сыновьям. Это было для Степана спасением. Понимал он, что ещё несколько дней и не выдержит его сердце.

Позвонив Ване в Северомуйск, что – бы тот за ним приехал, Надя стала собирать Степана в дорогу.

Как ни странно, но Степан согласился поменять обстановку. Ко всему прочему, ему так хотелось увидеть ещё раз Пашу, увидеть его жену и детей. Да и уедет он ненадолго. А если за это время приедет его Дуся, то Надя сделает всё возможное, что – бы она Степана обязательно дождалась.

Иван приехал незамедлительно и уже через два дня они были с ним в бамовском посёлке.

Степан нисколько не пожалел, что приехал сюда.

Он увидел своих внуков. Как похож Лёня на Пашу!

Танюшка не отходила от деда и, стесняясь, поглядывала на него, улыбаясь своими ямочками на щёчках.

Грузин радовался приезду Пашкиного отца, словно своего, называл его отцом и был от этого счастлив. А когда пригласил его к себе и представил ему Раиску, Степан долго не мог прийти в себя – в малышке, которую когда – то он знал, улавливал знакомые черты, а когда узнал, что перед ним дочь его друга Тимофея, присел, взявшись за сердце:

– Вот как бывает, дочка! Как непредсказуема судьба человека!

Какая всё же у него мудрая Надя! Это благодаря ей, он может сейчас общаться со своими детьми и внуками. Почему раньше не догадался сам приехать сюда, в этот посёлок, что – бы быть ближе к сыновьям?

Лёнька, поглядывая на своего деда, с нетерпением ждал того часа, когда он сможет с ним посекретничать. А когда они, наконец – то остались наедине, он поведал деду свою тайну… —

Лёнька вспомнил, как однажды его родители вернулись из клуба возбуждённые.

И хотя было уже достаточно поздно, они разбудили сына и объяснили обстановку, которую поведал всем перед фильмом участковый. У них могут в посёлке находиться сбежавшие заключённые. Эти бандиты, в поисках документов, еды или одежды, могут наведаться в любое место и к каждому. Поэтому нужно быть всем предельно внимательными и по малейшему подозрению всё сообщать в милицию. Убедившись, что Лёнька уже окончательно проснулся, Катерина требовательно произнесла:

– С завтрашнего дня со школы – сразу домой. И не забывай закрывать на ключ дверь, а то она у тебя всегда нараспашку! Забегут эти ироды, вас с Танюшкой напугают. Так что, хотя бы первое время посидите под замком. Может их быстро поймают, тогда можно и расслабиться. Сейчас нужно быть бдительным, сынок. Мы не можем с вами сидеть дома и ждать, когда бандитов поймают. Нам надо работать, у нас план, тоннель. Паша, прикажи построже своему сыну, он должен позаботиться не только о себе, но ещё и о сестре.

– Ты понял, Леонид, о чём идёт речь? Напоминаю – на тебя вся надежда. Мы на работе, а ты здесь, дома, отвечаешь за себя и за Танюшку. Знай, что мы с мамой на работе будем очень за вас волноваться.

– Я всё понял, не маленький. Под замком, так под замком. А как же школа? Может пока не ходить? Тогда и Танюшку в детский сад можно не водить.

– В школу и в детский сад ходить надо, а вот выходить гулять после школы не стоит. Можно найти себе занятия и дома.

Лёнька тогда снова улёгся на кровать. Закрыл глаза, пожал плечами, проговорил сам себе:

– Ладно, будем сидеть после школы дома. Той ночью ему снилось, как они с Виталькой ловили бандитов и им вручали за это награды. На следующий день Лёнька, как приказывали родители, после школы забрал Танюшку из детского садика, а после того, как вошли в квартиру, закрылись на ключ. Вскоре к ним в дверь постучали.

– Лёнь, это, наверное, бандиты. Не открывай – прошептала испуганно Танюшка, зная уже историю про сбежавших заключённых от брата.

– Это Виталик. Он обещал прийти к нам со школы. Виталик быстро заскочил в комнату и, запыхавшись, произнёс:

– За мной никого, я наблюдал. А вообще – то в наших лесах долго те бандюги не продержатся – их просто сожрут комары. Танюшка убедительно кивнула головой:

– Да, сожрут! Лёнька с Виталиком засмеялись.

Танюшка очень любила, когда к ним приходил Виталик. Он так часто у них бывал, что девочка решила – это её брат. Если мама покупала в магазине машинку для Лёни, Танюшка брала вторую, такую – же и подавала маме со словами:

– Нам надо две.

Катерина понимала дочку и тут же исправляла свою ошибку. Расплачивалась за две игрушечные машинки и улыбалась Танюшке. Эта милая непосредственность дочки умиляла её. Виталик играл с Лёнькиной сестрёнкой без устали и ему это никогда не надоедало. Играть сегодня ребята были не расположены. Сделав домик под столом – уютное убежище от взрослых и от всего мира, мальчишки стали давать ход своим фантазиям. Они придумывали разные версии по поимке беглецов, и по разгорячённой их беседе можно было уверенно сказать – дай им волю, они тут же устремятся навстречу своим приключениям без оглядки. Танюшка слушала мальчишек и не перебивала их. Сегодня, как никогда, она была послушной. Только кивала головой то направо, то налево, во всём соглашаясь с обоими. Накал страстей у ребят погасила именно она. Попросила брата поесть. Лёнька, притащил в штаб – квартиру под столом провизию, приказал по – военному:

– Товарищи, бойцы, приступить к обеду. Еда под столом была такая вкусная, что Танюшка, не любившая рисовую кашу с мясом, глядя на своих братьев по замыслу, с большим аппетитом сегодня её ела. Успокоившись после бурного диспута, и сытого обеда, Виталик произнёс уже совсем рассудительно, но с большим сожалением:

– Да, если и есть приключения, да только все они в книжках.

– Или в кино. И не нам в них участвовать, – добавил Лёнька.

– После такого разговора даже в войнушку уже не интересно играть. Всё это понарошку. А хотелось бы как в кино – по настоящему, и не с деревянным ружьём, а с настоящим пистолетом, что бы поймать настоящего преступника.

После этих событий прошло около месяца. Всё постепенно стало на свои места.

Про сбежавших забыли, всех детей посёлка выпустили из под замков.

Жизнь потекла своим чередом, как и раньше. Но всё же, Лёнькины родители взяли со своего сына слово, что уходить далеко от дома он не будет. Слово он дал, да только как же задание учительницы? Нужно было сделать самые хорошие снимки для выставки.

Лёнька уже спал и видел свой альбом с самыми лучшими фотографиями. И решили они с Виталиком, что никакие им бандиты не страшны. Да и кто их видел? Не было их, а если и были, то давно ушли далеко отсюда.

Вернувшись со школы, Лёнька достал рюкзак, положил в него несколько картофелин, спички, соль и, дождавшись друга, отправились по заданию учительницы с фотоаппаратом на шее. Картошку же прихватили лишь для того, что – бы испечь её в костре, который был обязательным в любом их путешествии. Тогда, когда вернулись к сосне, что – бы развести костёр и напечь картошки, тогда – то они и заметили исчезновение своих рюкзаков.

Мальчишки оглядывались вокруг – никого. Рюкзаков, как и не было. Остались только две картофелины под сосной. Лёнька с Виталиком в недоумении смотрели друг на друга и ничего не понимали. Потом, не сговариваясь, бросились вниз по крутой горе вниз. Бежали, не оглядываясь. Цеплялись за ветки кустарника, что – бы не упасть и опомнились уже только у подножия сопки. Здесь пролегала дорога, и виднелись первые домики посёлка. Лёнька только сейчас вспомнил про фотоаппарат – на месте ли он? Фотоаппарат висел на шее и Лёнька успокоился. Только сейчас он почувствовал его тяжесть. Снял его, почувствовал, как колотится сердце. У Виталика тоже сердце от бега и страха било барабанной дробью в груди.

Ребята оглянулись – никого. Решили никому не говорить об исчезнувших рюкзаках. Мало ли кто прошёл мимо той сосны, где были они оставлены? Лёнька даже думать боялся о том, что будет, если его мама узнает о его похождении за посёлок? Он знал, как она всегда волнуется, если его долго нет дома. Дня через два Лёнька вышел на крылечко к отцу, который решил покурить. Небо было ясным, ярко светили звёзды и настраивали душу на откровение. Тишина звенящая, ни ветерка, даже комары куда – то подевались.

– Поздно уже, сынок, а ты ещё не спишь. На звёзды вышел посмотреть?

Лёнька хотел намекнуть отцу о пропаже рюкзака, признаться ему о вылазке на сопку с Виталиком, но всё не решался. Посмотрел на звёзды, нашёл среди них полярную, произнёс:

– Красиво ночное небо и таинственно. Я просто так вышел, что – бы тебе не было скучно. Мама Танюшку спать укладывает.

Потом Лёнька случайно перевёл свой взгляд на ту сопку, где совсем недавно они с Виталиком были и заметил, что над ней невидимой лёгкой струйкой поднимается дымок.

Дым от пожара и дым костра Лёнька легко уже мог различать. Он тут – же определил, что это дымился костёр. Будучи, в недавнем сомнении, Лёнька теперь не сомневался в том, что исчезновение рюкзаков – это дело рук тех, кто находится сейчас там, где струится дым. У него даже перехватило дыхание:

– Папка, ты видишь над сопкой дым? Кто – то развёл костёр! Дымок еле видимый, но я его вижу! —

– Может, быть. Места у нас ягодные, грибные, опять же, охотники могут бродить. Не мёрзнуть же им. Опять же, чай нужно вскипятить. Без Костра в лесу никак нельзя.

– А вдруг это те самые бандиты, которые с тюрьмы сбежали? Вон и вещи у некоторых пропадают. Давай, сообщим в милицию.

– У кого это пропадают? Я об этом ничего не слышал.

– А мы с Виталиком слышали. Давай сообщим в милицию, пока они ещё чего – нибудь не спёрли. Сидят там сейчас у своего костра, а сами план набега строят.

Павел засмеялся:

– Ну, ты, сынок, даёшь! В нашем лесу долго не посидишь даже у костра. Не такие уж они и глупые, что – бы сидеть на одном месте так долго на виду у всех и ждать, пока их обнаружат. Давай, искатель приключений, пойдём спать, завтра рано вставать.

На том весь разговор их и закончился.

Лёнька долго не мог уснуть. Все его мысли были о том, что у костра сейчас именно те, о которых предупреждала их недавно милиция. Это они взяли рюкзаки с картошкой и спичками. Почему взрослые не хотят верить детям? Считают их несмышлёнышами? Но это так обидно и несправедливо!..

Всю эту историю Лёнька и поведал своему деду Степану, который неожиданно приехал к ним как раз в том момент, когда это всё случилось. Он наверняка поймёт внука. Не может не понять – вон, как внимательно слушает.

– Говоришь, что папка тебе не поверил? А давай мы с тобой проверим. Время у меня есть, поживу пока у вас недельку, а за это время что – нибудь прояснится. В его взгляде Лёнька поймал какой – то замысел. Ему подумалось, что дед хочет угодить внуку своим участием в его сомнениях и тревогах. Решительно и убеждённо заявил:

– Точно, дед, пойдём в разведку. Мы из – за них сидели почти месяц под замком. Со школы бегом, из школы бегом, даже гулять не ходили. Поскорее бы выловить этих тюремщиков и сдать в милицию, что – бы неповадно было. Что – бы нормальные люди могли спокойно жить. Вот наши родители БАМ строят, а некоторые элементы, вроде этих беглых, землю нашу засоряют.

Степан смотрел на внука, на его горящие глаза, искренне верившие в то, что преступники высиживаются в лесах, что их непременно нужно поймать и передать в руки правосудия. И он, пионер Лёня Егоров, готов участвовать в этом опасном и нужном деле каждый день, каждую минуту, и прямо сейчас. Лёньку недавно приняли в пионеры. Они стояли на школьной линейке бок о бок с Виталиком и громко давали обещание Родине жить так, что – бы этой Родине не было стыдно за них. Мальчишки в тот день гордо шли со школы с развевающими алыми галстуками на груди и продолжали повторять пионерскую клятву о том, что будут всегда готовы к любому подвигу! Лёнькин дед улыбнулся такой готовности внука, но с какой – то грустью произнёс:

– Поверь, мне, внучок, среди заключённых есть очень порядочные люди. Я согласен с тем, что они что – то нехорошее сотворили, но беда их в том, что не по своему хотению они это сделали. Попадание в стены тюрьмы бывает так молниеносно, что не сразу и поймёшь, как в неё попал. Можно сказать – влетел, кем – то подстёгнутый сзади. И только потом приходит понимание; где ты и что с тобой. И уже выход из тех стен совсем не такой быстрый. Ловушка захлопывается и искать из неё выход приходится всем по – разному; кто – грызёт её, кто – то подкапывает, кто смиренно ждёт своей участи, перепробовав тщетно все эти попытки. Люди, сидящие в тюрьмах, они, Леонид, такие же, как и все вокруг. Кому – то в семье не дали ума непутёвые родители, кто оступился нечаянно и пошёл не туда, куда надо, а кто и вовсе попался, как самый настоящий лопух» Лёнька смотрел на деда удивлёнными глазами, хлопал длинными своими ресницами и совсем не понимал его:

– Дед, ты чего? В тюрьмах не может быть хороших людей! Ты, что? Нельзя их защищать, тем более жалеть! Ты так говоришь, как – будто их всех знаешь. Ловить надо таких, и снова за решётку, что – бы не было повадно! Нет, хоть ты и мой дед, но я с тобой не согласен. Если бы ты, например, сидел в тюрьме, я бы к тебе не пришёл – мне было – бы стыдно перед друзьями. Стыдно, что я пионер, а мой дед тюремщик. Ты сам – то понимаешь, что я прав?

– Что – же, Лёнь, выходит, что ты своего родного человека бы предал? Мать или отца, или сестру?

– Да ты что? Мои родители труженики и очень порядочные люди. И все их друзья такие же законопослушные граждане.

Степан решил накал страстей поубавить. Волнение внука не позволяло дальше говорить то, что не принималось в его, ещё маленькую душу.

Махнув рукой, произнёс:

– Хорошо, не волнуйся, Лёня, сказано – сделано; мы с тобой идём на разведку. Хорошо было бы, что – бы об этом никто не узнал.

На следующий день у Лёнькиной мамы был выходной. Ради гостя встала пораньше, наварила борща, сделала вкусное жаркое и, накормив всех вкусным обедом, отправилась гулять с Танюшкой.

Убедившись, что они уже далеко от дома, дед с внуком тоже вышли из дома. Ушли партизанить. Как Лёнька не упрашивал деда взять с собой Виталика, дед Степан был непреклонен – в разведку толпой не ходят.

На сопку забирались не спеша, отдыхая, так, как у деда перехватывало дыхание.

Держали курс на большую сосну, на ту самую, с которой кто – то снял рюкзаки. Вскоре они были у цели. Степан отдышался немного, оглянулся, ничего подозрительного не заметил. Тишина и красота кругом. Внизу посёлок, как на ладони. Лёнька присел к деду, стал расспрашивать у него о том, как он жил все эти годы без них, где служил? Весть о том, что его дед служил во флоте, Лёнька взбодрился:

– А тельняшка у тебя есть?

– Есть и тельняшка, и китель, и бескозырка. Вот только всё это богатство осталось там, где родился твой папа – в Звонких Ключах.

Дед, а почему мои родители называют деревню Бабы Оли иногда Звонкие Ключи, иногда Большие? Ты не знаешь?

– Как я не знаю? Знаю. Сначала, когда было народу в деревне мало, было слышно, как эти ключи поют звонко, когда же прибыло много народа, родники уже не так звонко звучали, голоса людей заглушали их звон. Вот и переименовались из – за большого количества людей Звонкие Ключи в Большие.

Узнав, что у деда имеются тельняшка и китель, у мальчишки заблестели глаза:

– Я тоже пойду служить во флот, а потом стану капитаном. Все моря обойду в своих путешествиях. Знаешь, дед, я весь в свою маму, так говорит мой папка. Очень люблю куда – нибудь далеко уходить, что – бы посидеть на берегу речки с удочкой, на высоком холме или у костра помечтать с хорошим настоящим другом. А у тебя есть настоящий друг? Что – бы вместе на всю жизнь?

Степан снова смотрел на внука с большой любовью – он так был похож на его Павлика! И как не правильно, что именно в такие годы он не был со своим сынишкой. В этом возрасте они задают столько вопросов, что только успевай находить на них ответы.

Степан вздыхал, сожалея о том, что ничего не изменить и исправить уже нельзя.

Сейчас он отвечал на бесконечные вопросы внука и всей душой мечтал, что – бы он никогда не знал ни горя, ни печали.

Пусть всегда ему и его друзьям светит солнце, пусть исполняются все заветные желания.

Лёнька задавал деду вопросы, а сам внимательно всматривался в кусты. Крадучись, словно уже кого – то обнаружил, перебежал от куста к кусту.

Степан заметил Лёнькино состояние. Понял, как хочет мальчишка заверить своего деда в том, что предположения его совсем не надуманные. Нужно ему подыграть. Кто знает, чьих рук, эти костры по ночам. Раз уж они пришли сюда с внуком на разведку, значит, стоит её провести со знанием дела, по – настоящему.

Перед тем, как начать обследовать местность, Степан решил закурить. Достал сигареты, полез за спичками.

Обострённое чувство, приобретённое им в тюрьме, помогло ему поймать чью – то быстро промелькнувшуюся среди кустарников, тень, а затем Лёнькин взволнованный голос:

– Вы кто?

Он хотел обернуться, но его свалили ударом по голове со словами:

– Не дёргайся, а то сейчас этот пионер навсегда останется в памяти всего народа.

У Степана перехватило дыхание. Услышав за своей спиной возню, испугавшись за внука, он обернулся, но тут – же, кулаком по голове был повален на землю.

То, что он успел увидеть, чуть было не лишило его сознания – Лёньку – его внука, привязывали к сосне. Спросил, еле шевеля сухим языком от такой неожиданности:

– Что Вам от нас надо?

– Нужно только одно, хмыри поганые – еду и вещи тёплые. Пока я послежу за тем, что – бы пацан не сбёг, а ты, папаша, чеши в посёлок, за харчами, да спичек и папирос побольше прихвати.

Хриплый голос заставлял Степана вздрагивать при каждом слове незнакомца. Он так переживал за внука, что в его голове никак не складывались мысли. Если с Лёнькой случится непоправимое, он этого не переживёт, тут – же и окончит свою неудачливую жизнь. Нужно держаться, тянуть время, что – то придумывать.

Лёнька уже был привязан к дереву, и в глазах его был испуг. Он смотрел на деда, ждал помощи. Неприятный тип в обношенной порванной одежде, грязный и не бритый, прошипел зло, обращаясь к Степану:

– Нечего тут раздумывать, шевели своими копытами, а то нам терять нечего – шлёпнем обоих.

Степан успел посмотреть в лицо незнакомца – возраст его был непонятен. Когда тот толкнул Степана, что – бы он поторапливался, Лёнька не сдержался – заорал, что было сил:

– Ты чего моего дедушку толкаешь, сейчас вместо папирос милицию приведёт. Беги, дед, за меня не бойся, у таких, как этот немощный, смелости не хватит, что – бы убить.

У Лёньки вдруг прорвался голос, пропал испуг, и была только ненависть к этому грязному, истощённому типу. Услышал голос деда.

– Лёнь, он не один здесь, ещё кто – то с ним.

– Никуда я не уйду, не бойся, Лёня.

– Я и не боюсь, сейчас стану кричать, пока кто – нибудь не услышит. С этой сопки слышно на километры – проверено, – и он заорал, что было силы на всю округу.

К Лёньке тут – же подлетел незнакомец, подставил к лицу нож:

– Ещё раз повторишь подобное и крик этот твой будет последним, щенок.

Степан, не сомневаясь в том, что этот ублюдок обязательно исполнит своё обещание, торопливо стал заверять его, что он уже бежит, и совсем скоро принесёт всё, что нужно. Он сорвался с места, готовый уже бежать к дому своего сына. Потом резко становился, повернулся к небритому, решительным тоном произнёс:

– Я не могу уйти без мальчика. Я сделаю так, как Вы сказали, только внука моего отпустите. Никто не узнает, что мы видели Вас. Вы можете верить мне.

– Ты что, за идиота меня держишь? Пошёл быстро в посёлок, а иначе пацану твоему не поздоровится!

Он снова замахал ножом перед Лёнькой.

Определив нездоровую психику этого мерзавца, Степан некоторое время внимательно смотрел на него, о чём – то думал, потом подошёл к нему вплотную и что – то сказал ему на ухо.

Лёнька не слышал, что шепнул дед, но после этих слов произошёл невероятный перелом события; беглый – а это был один из сбежавших, разыскиваемый милицией, огляделся вокруг, присел рядом с Лёнькой у его ног под сосной. С ним рядом сел и Степан. Оба они молча смотрели друг на друга.

– Вот так встреча! – произнёс удивлённо зэк. Что ты здесь делаешь? Какими судьбами тебя сюда, на БАМ занесло? На переднем фронте значит воюешь? Медали зарабатываешь? Ну, ты и даёшь, приятель!

От слова – приятель, относившемуся к его деду, Лёнька чуть сознание не потерял.

Он стоял связанный какой – то длинной грязной тряпкой и боялся услышать ещё слова, порочащие его родного деда. Зэк продолжал:

– Так значит, это ты тогда замочил Лешего в нашем логове? Туда ему и дорога. На одну мразь стало меньше. Лично я сам мечтал ему выбить зубы. Да не хотелось срок себе прибавлять. А ты не побоялся. Чем он тебе насолил, вполне понимаю. К нему имели презрение не только заключённые. Таких убогих конвойных, как Леший, у нас больше не было. Мы так ликовали после такого радостного известия! Я тогда лично сам хотел тебя увидеть и сказать спасибо. Вся наша братва обещала тебя отблагодарить. Да только тебя тогда быстро куда – то увезли. Буча после того случая ходил сам не свой и уже к себе в мастерскую никого в помощники не брал, обозлился на всех нас. Совсем стал злой.

– Я сначала один в изоляторе сидел, затем заседание суда, а потом со мной произошло то, отчего я, благодаря одной медсестре, еле – еле выкарабкался. Да только это для меня уже было совсем ненужным. Незачем мне было жить. И вместо благодарности за себя, я на ту медсестру был всю свою жизнь обижен. Только недавно и понял, что она мне была послана Богом. Только сейчас я приобрёл смысл жизни. Вот этот мальчишка, что тобою привязан к сосне – мой внук, которого увидел всего несколько дней назад». Зэк посмотрел на привязанного Лёньку, потом перевёл взгляд на Степана:

– Ко всему моему уважению, не могу пойти тебе навстречу – жить охота. К матери мне надо, восемь лет её не видел, немного – то и осталось до неё, а без еды и одежды не дойти мне. Ты вот на свободе, а я так и не смог оторваться от тех стен. Да не переживай ты за своего пацана, хоть и в памятке ты у братвы, да рисковать не могу. Тем более, что я не один здесь и знаешь ты его очень даже хорошо. И всё же, мне сейчас не до сентиментальностей. Уговор остаётся в силе, давай, пошевеливайся. Мальчишка с нами, а ты бегом один за продуктами. И без баловства, не пользуйся своим авторитетом.

Знакомый деду зэк снова приобрёл голос хищника и вид злого, облезлого волка. Лёнькины мысли вконец перепутались, давили его мозг и пытались выйти наружу.

Сон он видит или всё, что происходит сейчас с ним – вполне реальные события?

От хриплого голоса пришёл в себя:

– Чего ждёшь, а ну, давай, поживее, дуй за провизией. Некогда мне. Не выводи меня, а то я за себя не ручаюсь!

– Без внука не уйду. Не доверяю я тебе. Это не товар, а человек. Я тебе слово дал, что тебе ещё надо?

Разгневанный зэк снова схватился за нож, размахивая им перед мальчиком.

Степан пришёл в ярость. Уже не раздумывая, бросился на Лёнькиного обидчика.

Началась борьба. Зэк хоть и был на вид худой, как скелет, да видимо его злость давала ему силы. Он сидел верхом на Лёнькином деде, молотил его и, совсем озверев, занёс над ним нож.

Лёнька закрыл глаза, заорал во всё горло.

В это время он почувствовал ещё чьё – то присутствие. Открыв глаза, увидел большую фигуру, которая колошматила того, кто привязал его к сосне. Прикрываясь от ударов, несчастный, повергнутый зэк вопил:

– Ты чего, Буча! С ума сошёл? Какая муха тебя укусила? И зачем костёр оставил без присмотра? Со словами:

– Это тебе здесь – не там, – появившийся верзила продолжал колотить своего приятеля.

Перед Лёнькиными глазами картина рисовалась одна, лучше другой. Первый шоковый испуг прошёл. В голове немного прояснилось. В ушах звучало:

– Так это ты Лешего замочил? Это что же получается? Его дед убийца и знаком с этим бандитом? Вот это развязочка! Вот тебе, и сходили в разведку!

Дерущиеся никак не могли договориться – отпустить Лёньку с дедом или пока подержать привязанным. Лёньке сейчас было всё равно – развяжут его, или нет. В душе у него духовой оркестр играл печальный марш. Он смотрел на деда, а дед смотрел на одного из зеков.:

– Ваня! Неужели я вижу тебя! Дорогой мой друг! Сколько лет мы не виделись!»

– Держись, Стёпа, мы обо всём с тобой поговорим, только вот сейчас с дружком своим разберусь. Я за тебя любого порву, а теперь особенно. Это тебе здесь – не там.

Лёнька снова повергся в шок – это что же, и другой знаком с его дедом? Получается, что эти двое подозрительных типа его знакомые? А что ещё страшнее, были его друзьями!

Верить в это не хотелось. У мальчишки всё внутри закипало. Смотрел на деда, а сам про себя шептал:

– Никакой ты не моряк. Ты убийца! А я внук убийцы. Какое право теперь имею носить пионерский галстук?

Лёньку во дворе ребята часто выбрали командиром в военных играх. Все мальчишки были согласны ему подчиняться, зная, что Лёнька среди всех самый справедливый и смелый. Как же теперь с этим быть? На роль командира он тоже теперь не имеет никакого права. Только теперь Лёнька заметил, что развязан. В душе пустота. Осталась лишь глубокая рана, и хотелось побыстрее убежать отсюда. Поймав взгляд деда и бросив ему хлёсткое:

– Ты мне не дед! – он бросился бежать от позора.

В это время услышал, как кто – то из троих вскрикнул.

Лёньке было не до них. Его душили слёзы, он бежал и думал о том, как хорошо, что с ним нет сейчас его друга Виталика, что не видел он тот позор, что грозовой тучей только что лёг на Лёньку. С кем теперь может он поделиться своей неожиданной болью?

Кому он может рассказать то, что ни в одной голове не уложится! Знает ли папа о том, что его отец сидел в тюрьме за убийство? Неужели знал и ничего не сказал?

Мысли Лёнькины совсем запутались.

Он опомнился уже у подножия сопки. Сел в придорожных кустах, обнял голову руками, стал приводить свои мысли в порядок.

– Почему взрослые врут? Вот приехал к ним дед, все его так радостно встретили. Он держал на своих коленях Танюшку, гладил её и говорил много хороших слов ей и ему, своему внуку. Привёз кучу подарков и даже плакал, повторяя о том, как он счастлив всех видеть. Старался быть добрым, а сам жил против всех законов! Тюрьма – это последнее, куда человек попадает после нехороших дел. Так всегда говорила мама.

– Теперь в нашей семье есть тюремщик. Вот это да! Посёлок маленький – вдруг кто узнает, как нам с сестрой жить? Вот наградил Бог дедом!

Лёнька оглянулся – не слышит ли кто его слов? Тихо. Далеко он убежал.

Глубоко вздохнув, вспомнил слова деда:

– Без мальчишки не уйду!

Совсем недавно приобрели они друг друга. Лёнька вспомнил глаза деда – добрые и светлые. Таилась в них какая – то печаль. И не она ли была виновницей дедовой грусти? Как ни крути – это родной его дед и раз он на свободе, значит, уже искупил свою вину.

Домой возвращаться без деда не хотелось.

Вид у Лёньки сейчас был удручающим и у матери сразу же возникнут подозрения.

И деда пока не хотелось видеть.

Он встал, отряхнул штаны, огляделся, не зная, куда идти и вдруг его осенила мысль.

А не заодно ли с этими бандитами его дед? Может быть, он знал, что его товарищи по тюрьме сбежали и согласился с Лёнькой идти на сопку лишь для того, что – бы помочь им? И приехал как – то неожиданно. Дядя Ваня – его сын привёл деда к ним, попросил позаботиться о нём, а сам укатил на своём грузовике. Лёнька и его мама впервые видели деда Степана, и кто знает, чем он дышит, что у него на уме?

В голове у мальчишки разыгралась настоящая фантазия – возможно, что дым от костра на горе – это знак деду. Ведь и приехал он к ним только вчера. Всё сходится – Лёнькин дед – их сообщник и он, Леонид, недавно принятый в пионеры, обязан с честью и достоинством выполнить свой пионерский долг! Мысль о том, что родство дороже чести, вмиг покинули Лёньку.

Отбросив все свои сомнения, он кинулся бежать назад, к тому месту, где только что произошли события, перевернувшую всю Лёнькину душу.

Сейчас он пожалел о том, что нет с ним друга Виталика – вдвоём они быстрее бы справились с бандитами.

Подкрадываясь потихоньку к месту происшествия, Лёнька представлял, как он, ученик четвёртого класса выследил бандитов, связал их верёвками и привёл в милицию.

Вместо двух беглых заключённых он приведёт всех троих.

Юного пионера наградят медалью «за отвагу» и напишут в газетах с его фотографией.

Друзья в Москве Стёпка и Антон будут гордиться им и говорить, что герой из газеты их друг.

Баба Маша будет плакать от радости, от того, что её внук растёт настоящим человеком.

В Германии наверняка есть газеты из России.

Вся эта волна предстоящего подвига, подстёгивала Лёньку и торопила к свершению подвига.

От нахлынувшего порыва к предстоящей борьбе, он не заметил, как очутился на вершине холма.

Лёнька слышал голоса и был готов приступать к действию.

Вздрогнул от хруста сломанной им под ногой сухой ветки. Остановился, решил немного прийти в себя.

Сел на траву, затаил дыхание – он мог уже разбирать слова.

Разговор был, а драки уже слышно не было.

Интересно, что там у них сейчас происходит?

Лёнька никогда не подглядывал и не подслушивал – знал, что это очень неприлично, но для пользы общества ему придётся отступить от правил приличия.

Подполз поближе к месту действия, раздвинул осторожно кусты и стал потихоньку подкрадываться к деду, который сидел на земле, вытянув ноги, на его ногах Лёнька увидел лежащего верзилу, того самого, который прибежал вступиться за Лёньку и его деда.

Он был ранен.

Степан гладил его голову и твердил:

– Не уходи, Ваня, не уходи.

Заметив большую кровавую рану на животе раненого, Лёнька вскрикнул, зажав рот ладошкой.

Знакомый деду верзила приподнял голову, увидел мальчика, улыбнулся и сказал:

– А ничего, твой пипетка, стоящий парень, ни разу не пикнул! И на тебя очень похож.

Значит, у тебя есть продолжение на этой земле. Я рад за тебя, друг!

Дед обернулся на Лёньку и глаза их встретились – у деда они плакали. Слёзы градом катились из его глаз, и он их даже не вытирал. Как маленький ребёнок, ища защиту у взрослого, дед проговорил жалким голосом:

– Лёнь, он умирает. Самый лучший друг мой и единственный, умирает, а я ничего не могу сделать. Он меня когда – то приютил и был для меня защитой и опорой в самую трудную минуту. Что делать, сынок?

Он снова повернулся к своему раненому другу, наклонился над ним, стал качать, как маленького.

На душе у Лёньки стало так тоскливо и горько, что ему тоже хотелось реветь. Взял себя в руки, подошёл к деду, произнёс:

– Я побегу в посёлок, скорую вызову. Ему срочно нужна помощь, дед! Я быстро бегаю – не успеешь глазом моргнуть, как помощь явится.

Раненый Иван, так звали дедова друга, поднял свою слабую руку, прошептал:

– Не надо. Эти минуты для меня самые счастливые – я умираю на руках у своего друга.

Немного помолчав, спросил:

– Стёпка, а вы всё же купили с женой корову? Ведь столько детишек у вас было. Как они, все уже выросли, переженились уже?

Он повернул голову и хорошей, тёплой улыбкой снова посмотрел на Лёньку.

Дед, продолжая качать на своих коленях друга, сквозь слёзы улыбнулся:

– Корову купили, и дети все выросли, да только всё это было без меня, Ваня, без меня. Совсем недавно встретил я своего Павлика.

Иван удивлённо посмотрел на Степана. Уловив немой вопрос в его глазах, проговорил:

– Да, друг, я совсем случайно встретил Пашу, которого моя баржа везла на БАМ. Я увидел сына, которого так и не суждено мне было вырасти. Зато вот теперь у меня есть замечательный внук, с которым мы обязательно подружимся. И не надо мне счастья большего. Вот только бы теперь увидеть мою Дусю. Хотя бы на минутку, прощения у неё попросить, что – бы легче было умереть.

Иван снова через силу повернул голову и уставился на Степана:

– Ты что – же, жену свою так и не увидел?

– После того, как я с твоей помощью сбежал в деревню, что – бы проститься с ней, вот с тех пор и не видел. Не пришлось, и об этом нужно долго рассказывать. Ты – то какими судьбами здесь, на этой сопке очутился? Зачем попал сюда, в бамовский посёлок?

Было видно, что силы покидают Ивана. Еле слышно поведал свою историю:

– Я тогда, в 53 освободился за примерное поведение, но видно судьбе угодно держать меня в неволе. На следующий день я снова угодил в застенки, откуда только что вышел. Стоял на остановке и радовался свободе, планы строил, да видимо физиономией не вышел, что – бы жить по – человечески. К девушке подошли какие – то подонки и стали приставать к ней. Она молоденькая, жалко мне её стало, я и заступился за неё. Ты же знаешь, как презираю я пошлость и несправедливость. Ту девушку я потом проводил до самого её дома. Завязалась у нас с ней дружба, перешла в любовь, и дело шло к свадьбе. Да только меня те трое парней как – то выследили, и произошла нешуточная драка. Сила – то у меня могучая – раскидал их по сторонам, кому – то из них зубы выбил. Короче говоря, сфабриковали мне статью. Я только потом узнал, что один из тех ублюдков – внук какого – то генерала в отставке. Куда мне с такими тягаться?

Помолчав немного, Ваня так же тихо продолжил:

– Пять лет влепили мне, а потом я уже периодически бегал то в зону, то из неё. Обозлился я на весь белый свет на несправедливость, на беззаконие и стал своими кулаками доказывать всему миру, что я тоже человек. Девушка та, после того, как на меня напали её обидчики, почти сразу же выскочила замуж, обо мне и думать забыла. Мне тогда было так плохо, что хотелось волком выть. Тебя всегда вспоминал – у тебя история тоже была не легче. Знаешь, после того, как ты замочил Лешего, ко мне стали забегать ребята, о тебе беспокоились, мне чего – нибудь приносили – кто чай, кто сигареты, кто деньги. Я из мастерской почти не выходил. Илья Захарович часто ко мне заходил и мы с ним говорили о тебе, о твоей дальнейшей судьбе. Не сложилась и у меня жизнь на этой земле. Чем я ей не угодил? А недавно мой сокамерник упросил меня бежать к его матери, которой уже почти восемьдесят лет. Сына своего совсем заждалась, да и он весь измаялся, не видел её давно. Он тоже не совсем ещё пропащий, только уж злой сильно от холода, от голода, от того, что боится, что кто – нибудь помешает ему дойти до своей матери. Старушка этого бедолаги живёт в глухой деревушки, в ста километрах отсюда. А мне что терять? Кто меня ждёт? Я и согласился идти. Половину пути мы уже прошли. Бредём трое суток. Сначала шли хорошо, да как еда закончилась, застряли здесь. Вы моего напарника не бойтесь – он слабый характером – крикни на него громко и куда только девается его прыть и смелость. От безысходности натворил дел и убежал, испугался. Без меня теперь пропадёт, вот ведь, дурень! Наделал делов и убежал, испугался. Он за мной ухаживал, как за маленьким, когда я простыл. Мы недавно рюкзаки здесь нашли с картошкой и спичками, обрадовались очень. Ели печёную картошку и вспоминали добрым словом того, кто те рюкзаки на дереве оставил. Я с жадности наглотался горячей картошки, а потом катался по земле целый день – ты же знаешь, что у меня желудок больной. Сегодня полегчало.

Иван притих, закрыл глаза, показалось, что он замолчал навсегда.

Лёнька напрягся, но глаза раннего Бучи снова открылись:

– Я услышал голос, подкрался, что – бы помочь своему напарнику, а тут и тебя узнал. По голосу узнал тебя. Сначала не поверил своим ушам, а потом и глазам. Я не ошибся – это был ты, и сердце моё заколотилось от большой радости. Как хорошо, что мы хотя бы вот так встретились. Я думал, что больше никогда тебя не увижу.

Он поднял к небу глаза, улыбнулся ему, и в его глазах застыло отражение верхушек вековых сосен.

Дед закрыл глаза Ивана, продолжая бережно его качать, и сидя с умершим другом, рассказал Лёньке всю свою историю жизни.

Не помнил Ваня мамкиных колыбельных песен – рано умерла она, и после его смерти некому рыдать над его могилкой. Только тихие скорбные слёзы его ученика по столярному делу не сладкой их тюремной жизни, да поскрипывание сосен на этой сопке стали прощальной песней ушедшего в мир иной, Вани, по прозвищу – Буча.

Степан, не оглядываясь на внука, проговорил печально:

– Лёнь, что нам делать? Ведь могилку нечем копать?

Приближались сумерки. Лёнька, сбитый с толку от всего случившегося, тихо, но решительно ответил:

– Дед, ты держись, я мигом. Лопату возьму – и назад – к тебе. Ты пока посиди со своим другом, попрощайся…

Мальчишка перелетал через кусты багульника, словно оленёнок. Подстёгнутый тем, что наступает вечер, а его дед там один, он торопился – падал и вновь вскакивал.

Ветки кустов больно хлестали по его лицу, но Лёнька не обращал на это внимание.

– Успеть, успеть бы до темноты выкопать могилу для Бучи. Друг бывает только один, и совсем неважно – сидел он в тюрьме или не сидел. —

Он понимал, что погибший Ваня был другом его деда, настоящим другом. Умер человек, значит надо его похоронить по – людски.

Лёнька, не помня себя, влетел в сарайчик, пристроенный жителями к бараку, схватил первую попавшую в руки лопату, прихватил ещё одну и уже собрался бежать назад, как что – вдруг вспомнил и пошёл к своей квартире. Прислушался – тишина. Он достал ключ из почтового ящика, открыл им двери и тенью проскочил в комнату родителей.

Трясущими руками открыл шкаф с постельным бельём, вытащил из стопки одну простынь.

Лёнька видел фильм, как умершего заматывали в белую простынь, что – бы потом похоронить его. Он не знал, какие страны прибегают к такой традиции, но Лёньке идея понравилась – не опускать же Ваню в грязной, окровавленной его одежде в могилку!

Вполне довольный своей находчивостью, Лёнька стремглав бросился назад, к сопке. Пару раз он на бегу оглянулся – убедился, что никем не замечен, снова побежал дальше.

Только у самого подножия горы он остановился, что – бы отдышаться, а очутившись на её верхушке, упал у той заветной сосны, что стала для его деда местом неожиданной встречи со своим прошлым.

Дед, осторожно высвобождаясь от тела Ивана, взял в руки лопату, скорбно проговорил:

– Эх, Лёня, не видели вы меня столько лет, и не было у вас хлопот. Выходит, что беда за мной так и ходит по пятам. Я только несчастья в дом приношу. Прости меня, сынок! Вот похороню Ваню, и завтра же уеду, пока ещё чего не случилось. Не имею права я находиться с вами рядом. Не достоин я этого счастья. Как ты только что убедился, что мой друг был зэком и сам я из их числа. Вот, отдам сейчас свой долг и освобожу честных и порядочных людей. У каждого человека есть своё место на этой земле – так распорядился сам Господь. А место моё там, где приютила меня такая же сирота, как и я. И благодарен я ей за это от всего сердца – знаю, ей я всегда нужен.

Лёнька слушал деда, откидывал лопатой землю, пытался подобрать хорошие слова для него:

– Ты не прав, дедушка. Ты нужен и мне, и папе, и моей сестре, и маме моей. Вон как мы все обрадовались, когда ты к нам приехал! Ты для нас самый родной и друг у тебя был хороший. Когда – нибудь мы поставим ему памятник, а эту сопку назовём Бучиной горой.

Степан отложил лопату в сторону, подошёл к внуку, прижал к себе и стал гладить мокрые его волосы от быстрого бега.

Так они стояли минуту, другую; Лёнька и его дед – такие близкие и родные люди, нашедшие друг друга через много лет здесь, в местах Забайкалья.

Степан посмотрел на верхушки сосен, произнёс:

– Пусть памятником ему будет эта высокая сосна и никто, кроме нас с тобой не будет знать о его могилке…

Земля копалась легко. Влажный песок поддавался лопатам, а иногда Лёнька вместе с дедом руками вычерпывали песок, что – бы дело шло быстрее.

Расстелив простынку возле вырытой ямы, Лёнька отошёл в сторону, что – бы дать деду сделать последнее – завернуть тело в простынь. Дед снял с Вани одежду, вытер ею друга, завернул в простынь, как младенца – с головой конвертиком и бережно скатил Ваню в могилку.

Лёнька стоял и смотрел – помогать деду не решился, для него это было совсем непонятным, и совсем не радостным событием.

Могилу засыпали землёй, пригладили лопатами, а вот холмик делать не стали. На сосне Лёнькин дед вырезал аккуратно ножом, от которого умер его друг, крест. Вырезал имя, обозначил дату смерти на коре и сказал:

– Давай, Лёня, помолчим минуту в честь памяти этого человека, он был совсем одиноким.

Лёнька встал навытяжку, затаил дыхание, и перед его глазами встала вдруг картина выноса знамени, когда его принимали в пионеры. Он, слышал, как звучал пионерский горн, слышал барабанную дробь и чувствовал, как лёгким шёлком алого цвета держал он на своей руке галстук. Может и не был Буча пионером, но он имел доброе сердце, и это стоит того, что – бы отдать ему честь.

Недолго думая, Лёнька приложил свою руку к виску, отдавая свой мальчишеский долг человеку, который жил, как умел в этом мире. И никто его не вправе судить, как сложилась его судьба. Так или иначе, но проводить в последний путь человека нужно по – человечески.

Лёнька и его дед стояли над могилкой, и каждый думал о своём. Мальчишка понимал – нелегко деду уходить отсюда, оставляя это печальное место. Он не торопил его, стоял и ждал, пока дед проститься с другом.

Начинало уже темнеть.

Мама Лёнькина уже сто раз, наверное, выходила на крыльцо, высматривая сына. А тут ещё и дед пропал. Она же не могла догадаться, что они где – то вместе нашли себе занятия.

Лёнька успокаивал деда —

– Мы будем сюда приходить с Виталиком. Ты не волнуйся, дед, он мой самый лучший друг и, поверь – секреты умеет держать. Пойдём, пора уже, да и мама заждалась.

Не успели они спуститься к подножию, как тут же стемнело.

Лёнькин дед только теперь смог прийти в себя окончательно и оглянуться вокруг:

– Видишь, Лёнь, сама природа помогала нам в том, что – бы мы с тобой успели всё сделать, как надо. Ждала и не опускала на нас сумерки. А ведь вчера стемнело намного раньше.

Он посмотрел на вершину холма, где навсегда остался его друг и направился к посёлку, догонять внука. Лёнька приостановился, дожидаясь деда, потом спросил:

– Ты расскажешь папе о том, что здесь случилось?

– Нет, зачем я буду забивать ему голову своими проблемами? Я похоронил своё прошлое, а тот, другой беглый уже не опасен. Он сам уйдёт в тайгу из этих мест, может зимник встретит, где сможет и отдохнуть и поесть. А если посчастливиться, то и до матери своей дойдёт.

В его голосе Лёнька почувствовал сомнение в том, что напарник Бучи, дойдёт до своей намеченной цели.

У дома Лёнька заметил мать. Быстро выхватил из рук деда лопату, забросил в близлежащие кусты.

– Ну, всё, дед, сейчас нам влетит по первое число.

Катерина, увидев пропавшую парочку, кинулась к ним со словами:

– Степан Яковлевич, мы уже и не знали, что думать! Здесь у нас и болота и зверьё ходит, да и заблудиться можно. Ну, нельзя так надолго исчезать! Леонид, тебя это тоже касается, между прочим. Вон, речка, вроде бы и не глубокая, а несётся так, что и не выпрыгнуть не успеешь. Весь посёлок с отцом обегали – вся душа изболелась».

Да всё в порядке, мам, мы просто незаметно ушли далеко, заговорились, и не заметили, как время пролетело. Дедушка мне рассказывал, как жил все эти годы, а я, в свою очередь, свою жизнь рассказывал. Мы многое друг о друге узнали» Лёнька посмотрел на уставшего деда, продолжил :

– Нам бы теперь обмыться после такой прогулки, да и одежду поменять, в какую – то грязную лужу попали, еле выбрались.

– Вижу – какие вы оба чумазые. В какой – то глине, в траве.

Катерина, обрадованная тем, что её сын вернулся живым и невредимым, захлопотала на кухне. Павел, немного пожурив сына за долгое отсутствие, вспомнил, что сегодня в бане мужской день и, что – бы не плескаться в тазике, предложил отцу и Лёньке отправиться в баню. Катерина приготовила чистые вещи для мужчин и, проводив их, занялась приготовлением ужина. Настроение у неё было приподнятым – она так сегодня испугалась за сына.

Вихрем влетела Раиска. Узнав, что Леонид и Лёнькин отец нашлись, облегчённо вздохнула:

– Ну, теперь можно расслабиться и покурить. Рассказывай, где же они были всё это время?

– Зачем ты куришь? Я не замечала у тебя охоты к табаку.

– Полноту сбиваю. Как приучилась к этой гадости, даже и не заметила. Сначала за компанию в институте баловалась, потом тоску и своё одиночество в куреве топила, а теперь уж боюсь, что не бросить мне эту привычку. Вот Митю привезу, сразу же выброшу сигареты.

– Давно пора. Нужно было тогда не поддаваться своим родителям, а настоять на своём и сына забрать. Моя мама тоже просила Танюшку оставить с ней, когда я на БАМ ехала к Паше. Да только я заранее знала, что лишь поезд тронется, и я выскочу из вагона, что – бы схватить дочку и прижать к себе, уже не расставаясь с ней.

– Ты ехала к мужу, вдвоём можно всё преодолеть, а я не рискнула взять с собой сына. Хоть и тосковала всю дорогу о нём, да понимала, что мой Митя в надёжных руках. Теперь, за эти четыре года они так к нему привязались, что даже не знаю, как буду забирать у них сына? И без него уже нельзя – тоска съедает. Как посмотрю на Лёню, так и Митю вспоминаю. Тоже уже пионером стал, бабушкам и деду помощником. Нет, Катерина, я даже боюсь подумать, что будет с моей мамой, отцом и Пашкиной матерью! Они просто души в нём не чают. Можно ли оторвать от них то, к чему они за эти годы прикипели? Я не понимаю тётю Дусю. Она добрая, хорошая, обожает Галиных детей, Дочек – Олюшки и Полины, сдувает пылинки с Мити. Но почему так холодно относится к Пашиным детям? То, что она испытывает к тебе, мы с тобой знаем, но причём Лёня и Танечка? Если бы она их увидела, уверяю, что её несправедливое равнодушие к ним вмиг исчезло. Вот поеду за Митей, снова буду ей объяснять, какие замечательные дети растут у её сына. Где – то в глубине души она, конечно – же, любит их, да всё никак не может признаться себе в этом.

– Не нужна моим детям выпрошенная любовь, они согреты любовью своим отцом и своей матерью. Их любит бабушка и дед, живущие в Германии, их обожает моя сестрёнка. Теперь вот у нас появился дедушка Степан. Я считаю, что этого достаточно».

– Знаешь, Катя, когда я два года назад ездила к родителям, Пашкину мать просто не узнала. Она вся светилась. Стала прихорашиваться, чего раньше за ней не замечалось. Твердила Мите, что у него есть ещё один дедушка и, как – нибудь она поедет к нему.

– Интересно, почему они до сих пор не встретятся? Ведь он ждёт её и она обещала нам в письме, что хоть и боязно, но она обязательно насмелится и навестит своего Степана. Знает, что тот не совсем здоров, а ехать почему – то так и не решается. Чего время тянут? Столько лет к этому шли, а теперь, получается, что боятся друг друга?

– Знаешь, подруга, я догадываюсь, почему они этого боятся! Причём боятся оба. Вот представь, что вы с Пашкой потеряли друг друга на двадцать лет, а потом поняли, где нужно друг друга найти. Ты бы решилась появиться перед ним уже пожилой женщиной, можно сказать, старой?

Поймав на себе испуганный взгляд Катерины, Раиска продолжила, вот и с ними тоже самое происходит в душе. А тётя Дуся за последние годы очень сдала. Пашкин отец весь седой, хотя и не очень – то и старый. Пятьдесят лет – не срок для мужчины, если жизнь была без особых терзаний.

– То – то и оно, что без терзаний. А у Степана Яковлевича их было много.

Пашка хлестал отца веником, приговаривал:

– С гуся – вода, с моего бати – худоба. Кожа, да кости у тебя, батя. Надо бы поправится, а то моя мамка худых не любит.

Пашка смеялся, а Степан, задыхаясь от счастья общения с сыном, соглашался:

– Да, сынок, твоя мама полюбила меня в те годы, когда я был круглолицым, кучерявым и розовощёким парнем. Теперь – то я растаял, словно снеговик по весне. Поправиться бы надо, а то не признает меня моя Дуся. Так и не приехала она ко мне, но я всё равно её дождусь. Она обещала.

– Ты жди, отец, она приедет. Мы ей в письме снова напомним, что – бы ехала – не раздумывала.

Лёнька в парилку заходить не решался. Париться он не любил, поэтому с большим удовольствием плескался в своём тазу банного отделения, вспоминая, как когда – то они жили в этой бане, как помогал он отцу и грузину при её ремонте. Лёнька пушил в тазу пену от мыла, удивлялся, как быстро летит время – ведь совсем недавно это было, а прошло уже больше четырёх лет! Ему вспомнилась сегодняшняя картина с беглыми заключёнными. Сегодня уснул вечным сном друг Лёнькиного дедушки. Пролетят вот так же быстро года, и сгладится еле заметный холмик на горе. Буквы, вырезанные на сосне, затянутся, как затягиваются у людей раны на душе и от этого Лёньке становилось грустно.

– Нужно бы завтра лопаты найти и положить на место, – подумалось ему. Где там, отец с дедом? Пора домой идти.

Билетёрша Тётя Валя хохлушка, провожая из Лёньку и его дедушку с отцом, смеялась:

– Леонид, не хочется тебе снова пожить в этой бане? Ты же не хотел отсюда уходить, помнишь? А бесконечные чаи в вашей комнатке не забыл?

– Нет, я всё помню. Здесь, конечно же, было хорошо, спасибо баньке, что когда – то приютила нас, но жить теперь в ней мне не хочется, очень тесно.

Распаренные и умиротворённые после горячей баньки, все трое, не спеша, шли домой и мирно беседовали…

Прошло три дня, как Степан похоронил Бучу. Улучшив момент, когда Катя с Павлом были на работе, а Танюшка в садике, он признался внуку, что завтра должен уехать.

Но перед отъездом ему хотелось ещё раз сходить на могилку к своему другу:

– Ты пойдёшь со мной, Лёнь? Я знаю, что тебе в школу надо идти, но я тебя дождусь и мы вместе сходим на сопку. Ты как, не против?

Лёнька, против не был, когда ещё придётся пообщаться с дедом?

– Я постараюсь побыстрее вернуться из школы, и мы с тобой обязательно сходим.

Скоро конец занятиям, начало летних каникул и пропускать школу нельзя, а то бы я вовсе не пошёл сегодня, раз такое дело. Но нужно идти. Ты пока отдохни тут без нас, телевизор посмотри, а там и я вернусь.

С этими словами он выбежал из дома. По дороге в школу, Лёнька думал о своём деде. Все эти три дня он замечал, что деду нездоровилось. Играл с Танюшкой, смеялся вместе с ней, но Лёнька замечал, что у деда что – то болит, или очень чего – то беспокоит.

Вернувшись из школы, бросив портфель на кровать, первым делом спросил:

– Дед, ты как? Хорошо себя сегодня чувствуешь? Может, в другой раз сходим на сопку? Поживи у нас ещё, мы с тобой на рыбалку в воскресенье пойдём. Знаешь, какие хариусы в нашей речке водятся!

– Нет, внучок, ехать мне надо. За меня не волнуйся, здоров я. В моём возрасте уже что – то, да не ладится. Не стоит обращать на это внимание. Я вот что подумал – может, фотоаппарат возьмём? Потом помолчал, как – бы стесняясь, продолжил:

– Еды бы, какой прихватить с собой не мешало. Так, что – бы матери не было заметно.

Лёнька вмиг сообразил, о чём тревожился дед. Бросился открывать на кухне шкафчики, доставая оттуда еду.

Уже минут через пять на столе высилась гора из продуктов. Здесь были сахар и соль, спички и консервы, сухое молоко и хлеб, два брикета киселя и даже две большие белые свечки. У них всегда в запасе, на случай отключения света, имелись свечи. Последнее время свет отключали очень редко, но свечи мама иногда, по старой привычке, продолжала покупать. Дед, складывая в сумку провизию, благодарил внука и переживал, что будет, если Катерина заметит исчезновение продуктов. Лёнька убеждал его, что мама у него совсем не такая, какой кажется деду. Она очень добрая и приветливая. Привыкла, что у нас всегда много друзей и всегда этих друзей угощает. Но когда Лёнька снял с вешалки ветровку, дед испуганно замахал на внука руками:

– Что ты, что ты! Это же совсем ещё хорошая вещь, пригодится!

Лёнька невозмутимо продолжал:

– Моя мамка хоть и накричит иногда, но что – бы накормить или протянуть руку помощи нуждающемуся – это для неё закон. Вот такая моя мама, дед.

В это время вошёл Виталик. Последние дни они встречались только в школе. Лёньке с приездом деда было недосуг, но сейчас он обрадовался другу. Виталик ещё в школе обещал Лёньке прийти сегодня к нему в гости.

Зная о дальнейших своих планах, где – то в глубины души, Лёнька очень надеялся на то, что дед разрешит Виталику пойти с ними на сопку. Ему все эти дни так хотелось поведать другу всю историю, которая случилась с ним и его дедом за эти дни.

Виталик был совершенно противоположен по характеру своего друга. Он был молчаливым и застенчивым, как девочка, скромным и добрым. На уроках внимательно слушал учительницу и даже на переменах не шалил.

Мать Лёнькина давно заметила в этом мальчике какую – то тихую грусть и ангельскую внешность – светлые локоны, обрамляющие его милое лицо, взлетали, словно пушинки при любом его движении. Это его мама спасла тогда Лёнькину сестру, когда та обожглась. После того случая Лариса Сергеевна стала самым дорогим человеком для семьи Егоровых.

Виталик вежливо поздоровался с Лёнькиным дедом, а заметив, что те куда – то собрались, застенчиво произнёс:

– Я, наверное, не вовремя? Тогда я в другой раз приду.

После этих слов он повернулся к двери, что – бы уйти.

Лёнька обратился к деду:

– Дед, Виталик мой самый лучший друг, в школе за одной партой сидим с первого класса. Можно, он с нами пойдёт? У нас с ним секретов друг от друга нет. Мы с ним вместе тогда обнаружили беглых.

Виталик благодарно посмотрел на Лёньку, потом в ожидании на его деда. Было видно, что мальчишке очень хотелось пойти с ними. С Лёнькой ему всегда было хорошо и весело.

Степан смотрел на друга своего внука, что – то своё думал, потом произнёс:

– Друг всегда должен быть рядом со своим другом и в радости, и в горести. Так тому и быть – идём все вместе. Виталик тут – же расплылся в улыбке. Со своим неутомимым другом он готов был идти куда угодно! Знал, что это всегда будет заманчиво и интересно.

Через некоторое время все трое шагали к намеченной цели. Виталик даже не спрашивал – куда они идут. Это было совсем неважно! Главное, что вместе. И фотоаппарат у Лёньки на шее болтается – значит, впереди у них предполагается очередное фотографирование интересных кадров для конкурса. Это здорово! Они с Лёнькой использовали уже три плёнки и это не предел. Из всех фотографий отберут самые лучшие и вставят их в свои альбомы. Разговоры по дороге велись обо всём, только не про то, куда идут и зачем.

У высокой сосны остановились. Виталик радостно воскликнул:

– Мы здесь были. Помнишь, Лёнь? Давай рюкзаки поищем, может, где валяются недалеко. Как мы с тобой и догадывались – это были они, беглые зэки. Их так и не поймали. Моя мама до сих пор не разрешает мне далеко от дома отлучаться. Сегодня у неё дежурство – на сутки ушла, поэтому я и решился с вами пойти. Вообще – то я думаю, что никаких бандитов не было, а рюкзаки утащил какой – нибудь охотник или тот, кто на аэродром шёл. Ведь совсем недалеко тропинка к аэропорту.

Виталик, оглядывая место, где недавно были с другом, произнёс:

– Мне кажется, что здесь кто – то валялся по земле – вон как всё истоптано. Может, медведь?

Он посмотрел на Лёнькиного деда. Тот, не торопясь, выложил из сумки стакан, налил в неё воды из бутылки, поставил на землю. На стакан положил хлеб и после этого зажёг свечу, которую воткнул тут – же, в землю. Виталик ничего не понимал. Они что, уже обедать будут? Но зачем свечка? Лёнька, обдумывая, с чего начать, что – бы друг его хоть что – то понял. Он поднял глаза, посмотрел на небо и вдруг заметил рюкзаки на ветке сосны. Висели они так высоко, что не так – то легко можно было их снять. Кто – то вернул их на место.

Удивлению Виталика не было конца, а вот его друг нисколько не удивлялся этому. Смотрел загадочно на него и молчал. Виталик пожал плечами, перевёл взгляд на деда Степана тот что – то бормотал, гладил землю. Удивлённый мальчик только сейчас заметил на сосне крестик и какие – то на ней слова:

– Лёнь, смотри, свежая надпись. Тогда этого здесь не было! А когда до него долетели слова Лёнькиного деда:

– Здравствуй, Ваня, – он даже открыл рот.

Тихо и печально сделалось всё вокруг. Виталик непонимающе ждал, что же будет дальше? Степан разговаривал со своим другом, не обращая внимания на мальчиков.

Они сейчас были одни – Буча, который когда – то приютил своего пипетку в столярной тюремной мастерской и доверчивый молодой заключённый, наивно веривший в скорое своё освобождение.

Две судьбы. Такие разные и такие понятные друг другу. Невольная минута молчания у мальчишек продолжалась до тех пор, пока Лёнькин дед сказал:

– Я сейчас вернусь, а вы пока поговорите. Может, он дал время своему внуку, для того, что – бы тот смог рассказать всю эту грустную историю своему другу?

– Давай, присядем, мне нужно тебе кое – что рассказать.

Виталик пока ничего не понимал, но в душу другу не лез, понимал, если нужно, то тот сам всё ему расскажет. Лёнька же верил Виталику, знал, что тот, как кремень – никому не проболтается зря и поведал ему всё то, что здесь произошло три дня назад.

А тут и дедушка Степан показался из кустов. Определив по лицам мальчишек, что тайна раскрыта, произнёс:

– Там, повыше, было их убежище, под корнями упавшей сухой сосны. Остался шалаш из веток, да пепелище от костра. Значит, это он, этот несчастный, ваши рюкзаки вернул. Это он написал на могилке Вани прощальное слово. Ушёл он, в тот же день ушёл. Дойдёт ли один, без напарника, до своей матери?

Степан вздохнул – было видно, что он очень переживает за случившее. Лёнька, в какой – миг понял, что это он во всём виноват! Не потащил бы деда за собой на сопку и всё могло бы быть по – другому. Стало вдруг жалко одинокого волка, который без провизии, одежды и опоры друга, отправился на верную гибель.

– Да, не успели. Зря притащили столько еды. Давайте, помянем моего друга, посидим с ним, он будет рад. Не успел он обзавестись детьми, но вы бы видели, как любовно и мастерски вытачивал он детские качели, кроватки, игрушки! У него всегда были заказы и даже тюремное начальство Ваню уважало. Лёнька с Виталиком подошли к тому месту, где был похоронен дедушкин друг, и только теперь заметили на этом месте буквы, написанные палочкой по песку – прости, Буча.

Постояв некоторое время в молчании возле могилки, Лёнька произнёс:

– Дед, давай мы всё же оставим всё, что принесли. Отнесём на то место, где они отсиживались. Может, этот бедолага вернётся?

Сложив принесённую из дома еду и вещи, все трое постояли у холодного пепелища, повздыхали и, прихватив рюкзаки, возвращённые беглым зэком, отправились к посёлок. Лёнька сфотографировал деда у заветной сосны, потом попросил его, что – бы тот сфотографировал их с Виталиком, а больше ничего не стали снимать. Опускаясь вниз, к подножию, Степан проговорил:

– Как сделаешь карточки, так вышли мне, Леонид. Хоть какая – то будет для меня память о моём друге.

Опустившись с горы, Виталик оглянулся, посмотрел на её вершину и предложил:

– Давай, Лёнь, назовём её Бучиной горой.

– Ты угадал мои мысли.

Степан посмотрел на Виталика, потом на своего внука, подумал, глядя на них – какое будущее ждёт этих замечательных парнишек? Смогут ли преодолеть все трудности, которые появятся у них на пути? Поразмыслив немного, убедился, что эти мальчики сумеют устоять перед разными передрягами жизни. По – другому быть не может, если они уже сейчас понимают, что такое настоящая дружба.

Степан уехал на следующий день. Лёнька с Виталиком наделали кучу снимков, сделали альбом с фотографиями, что – бы осенью предоставить свои работы на фотовыставке.

Про то, что случилось весной на сопке, Лёнька старался не вспоминать даже в мыслях. Старался забыть, как страшный сон.

А его друг Виталик и вовсе унёс эту тайну с собой навсегда: – в середине июня он разбился на самолёте, в котором летел вместе с мамой и старшей сестрой отдыхать на юг.

Самолёт из аэропорта Северомуйск вылетел по расписанию. Многие жители посёлка, проработав по два, три года без отпусков, наконец – то стали собирались на отдых. Летел – кто куда. Одни домой, проведать своих близких, с кем долго не виделись, большая же часть летели на море. Заработанные большим трудом деньги, позволяли хорошо всем им отдохнуть, что – бы набраться новых сил и продолжить свою работу в бамовском таёжном краю…

И снова что – то не так! Какой судьбе, каким Высшим силам нужна была смерть, ничем не повинных людей? Их было около шестидесяти. Этот самолёт попал в грозу, сбился с курса и упал в скалы у берегов Байкала, где находился мыс «Святой нос»

Ан – 12, приняв на свой борт счастливых пятьдесят с лишним пассажиров, поднялся в небо, резко оборвав это счастье целым семьям, многим детишкам, которые приобрели надувные круги, что – бы плавать на море. И уже не тёплое Чёрное море, а холодные воды Байкала, приняло в свои глубины на вечный отдых настоящий бамовский народ.

Все вернулись обратно в урнах, и не было печальней музыки, чем та, которая раздавалась из клубного репродуктора на весь посёлок.

Кого – то увезли хоронить на родину, где жили до БАМА, а кого привезли назад, в Северомуйск.

Помещение клуба было украшено цветами, фотографиями погибших и, вглядываясь в знакомые лица, не хотелось верить в случившееся.

Репродуктор, висевший на сосне у клуба, своей траурной музыкой напоминал Лёньке ещё и ещё раз о том, что больше нет у него друга, нет Виталика, с которым можно было поделиться всеми своими секретами. Никогда он его больше не увидит и Лёнькино сердце щемило…

Он затыкал уши и бежал домой, но дома, в тишине, музыка была ещё громче и печальнее. Мать Лёнькина плакала вместе со своей подругой, и всё вокруг мельтешило и раздражало Лёньку.

Танюшка то и дело, как назло спрашивала без конца про Виталика и не понимала, почему все вокруг плачут.

Лёнька снова бежал от раздирающей тоски на улицу.

А потом полил дождь. Он лил всю неделю и, казалось, что сама природа оплакивала погибших. Сколько людей разбилось тогда! Погибли целые семьи в тот грозовой день!

Не описать те печальные события и не рассказать словами. Та трагедия стала горем для каждого, кто жил тогда в том посёлке…

Евдокия к Степану выезжала каждый день. Все эти четыре года она к нему ехала, да только в своих мыслях. На сына своего держала большую обиду – ждала она его, ждала в отпуск, а он так и не приехал. Наверное, свою пигалицу послушал, боялась, видать, Катерина, что увидит Паша Митю, узнает, что он его сын и оставит её с двумя детьми.

Пашка рвался к матери всей душой, да только всё время что – то мешало. Вот и этим летом он собрался ехать к ней.

Собирался, да выделили ему путёвку в санаторий и как не он от неё не отмахивался,

Катя убедила его, что для его, не совсем здоровых лёгких, ему лучше отправиться на юг, подлечиться. Раиска была с Катериной солидарна, соглашалась, что Большие Ключи никуда не денутся, а вот здоровье для Павла важнее.

Грузин отпуск пока не брал. Он его берёг для других целей. Ждал, когда Раиска привезёт своего сына. А как только привезёт, так они все вместе поедут в Грузию.

У каждого свои дела и каждый старается решить их в меру своих возможностей.

Пока Пашка разгуливал по пляжу города Сочи, его мать, не дождавшись его в отпуск, махнула на всё рукой и стала собираться в дорогу, к Степану, а заодно и к сыну на БАМ.

Алёна, узнав, что её соседка, наконец – то, надумала сделать решительный шаг навстречу своему прошлому, поддержала её словами:

– Поезжай. Дуся, мы за домом присмотрим, а как купишь билет, сразу дай телеграмму Степану, да потом и нам не забудь сообщить, как доехала. Ты, главное, не волнуйся! Всё будет хорошо. Наговоришься со своим Степаном вволю. Знай, что Стёпа тебя до сих пор ждёт. Ему жизнь тоже не мёдом оказалась.

Алёна помогала подруге выбирать одежду для поездки, потом разревелась:

– Скоро приедет Раиска за Митей, останемся мы с Тимофеем совсем одни. Смотри, сама – то там, в тех краях не останься. Возвращайся домой, мы тебя будем с Тимой ждать. И гордость свою здесь, в деревне оставь. Ты с ней всех женихов подрастеряла. Не показывай её ни Степану, ни Наде, покладистей будь, мудрее.

– Какая тут гордость! Она давно уже жизнью растоптана. За бывалой гордостью пришла злость на Степана и густым туманом заполнила душу. Теперь думаю иначе – кто знает, кому было тяжелее: мне, или ему? Со мной оставались наши дети и, как – бы не было муторно тогда на душе, они, своим присутствием, смягчали горестные минуты, и я пыталась продолжать жить. Только ради них и жила. А каково было ему, их отцу? Как должно быть ему хотелось обнять своих детишек, приласкать! Никто не может так согреть душу, как нежное прикосновение родного дитя! Мне было ещё легче и потому, что тогда, в трудную минуту, были вы, мои соседи. Все эти годы поддерживали вы меня. Дрова на зиму и безденежье, отчаяния и надежды, свадьбы моих детей и мои горькие думы – всё это легло на ваши плечи, милые мои и добрые люди! Что бы я без вас делала? Сам Господь послал мне вас в мою поддержку и никакими словами не высказать мне свою благодарность к вам!

Дуся, намывая старый чемодан в дорогу, продолжала волноваться. Понимая, что у Степана есть женщина, она не могла определиться – как ей с ней себя вести? Стеснительно, или, наоборот – смело и раскованно? Ни то, ни другое не подходило. Делать вид, что её нет? Не обращать на неё внимание? И всё же, над всеми удручающими её мыслями, брали верх другие – более решительные и более смелые. Она, по происшествии стольких лет, помнила все дни своего прожитого женского счастья со Степаном. И будь, что будет, она поедет. Она поедет к своему любимому через годы и большие расстояния для того, что – бы ещё раз прикоснуться к прошлой своей любви, к человеку, которого судьба разлучница ударила по лицу, может быть похлеще, чем её, Евдокию. Никто не посмеет им помешать насмотреться друг на друга, прочитать в глазах наболевшее.

Митя, помогая бабе Дусе собраться в дорогу, просил и его взять с собой. У него сейчас каникулы, и он тоже хотел – бы поехать к деду Степану.

Евдокия, убеждала внука в том, что скоро за ним приедет мама, и они поедут на БАМ.

Митя, нахмурившись, сетовал на то, что она должна было его забрать с собой сразу, как только уезжала на тот БАМ. А теперь и сам не знает, хочет он туда ехать или нет.

В этот же день приехала Раиска. Радости Митиной не было конца и он тут – же забыл все свои обидные слова, сказанные в адрес своей мамы.

Раиска рассказывала, что видела Пашиного отца – тот приезжал к ним совсем недавно погостить и снова уехал домой, волнуясь о том, что без него приедет его Дуся.

Алёна просто закидывала свою дочь вопросами о Степане, и Раиска старалась поведать о нём всё, что знала. Евдокию же волновало лишь одно – как выглядит он, сильно ли постарел, не болен ли?

Через три дня Тимофей и Алёна провожали в дальнюю дорогу дочь, внука и Евдокию.

Вернувшись домой, долго сидели молча за столом, за которым совсем недавно, перед дорогой, дружно обедали. Сиротливо стало после отъезда внука. Казалось, совсем недавно провожали они Митю в первый класс. Вместе с ним читали первые его книжки. Сидели на школьных собраниях и делили с ним первые победы и неудачи. Ходили в лес и на речку, помогали делать гербарии. Бабушки учили шить, а дед держать в руках пилу и стамеску, в результате этого висит до сих пор на яблоне скворечник, сделанный Митей и его дедом.

Алёна, смахивая слезу, произнесла тихо:

– Вот и остались мы с тобой, Тима, одни. Уехала Раечка, увезла нашего внука. Понимаю, что так оно и должно быть, мальчик должен жить с матерью, да только как его примет Раин муж? И нашла же, за кого замуж выйти! Всегда была упрямая. А нам теперь думай, как Митеньке будет при отчиме? Ладно бы русский, а то грузин, вот ведь учудила любимая дочь!

Мысли Алёны тут – же перекочевали к подруге – они никогда так надолго не расставались. Что ожидает Дусю в той далёкой Сибири? Тяжёлая доля досталась ей. Вот даже на старости лет нет ей покоя!

– Тима, может, зря мы отправили Дусю к Степану? Не смог сам приехать за это время, так и нечего было ехать и ей. Необдуманно мы поступили, толкнули родного человека в неизвестность. Разбередит душу, только хуже станет.

– Чего уж, теперь? Вы, бабы, сами не знаете, чего хотите. То им одно подавай, а то вдруг другое. Нечего махать руками после драки. Стёпка её встретит и будет так, как надо. А встретиться им необходимо, что об этом говорить! Нам теперь одна задача – ждать известий от всех, да надеяться на лучшее. Я, честно признаться, всегда ругаю себя за то, что так и не выдали мы с тобой за все эти годы замуж Евдокию.

– Ты прав, если бы мы были с ней построже, никуда бы она не делась и не оставалась до сей поры одинокой. Вот приедет к тому Степану, увидит его, поговорит с ним, а дальше – то что? Не отпустит его та его Надя, да и он за эти годы привык к ней – сам не захочет уходить.

– Евдокия поехала не за тем, что – бы вернуть Стёпу, а просто повидаться с ним, принять от него исповедание. Обоим станет легче.

Дусе было хорошо с Раиской. За бесконечными разговорами время летело в пути быстро, скоро Иркутск.

Митя ехал в поезде, радовался тому, что скоро увидит своего брата, сестру и отца, познакомится с маминым мужем, а деда Степана он увидит уже скоро, когда тот будет встречать его бабушку. Мама дала ему телеграмму ещё на вокзале, когда только что купила билеты.

Поезд подходил к станции Иркутск. Евдокия, сильно волнуясь, теребила в руках платочек, тревожно смотрела на Раиску, пытаясь найти в ней защиту.

– Да не волнуйтесь вы так, тётя Дуся, всё будет хорошо! Дядя Степан хороший, добрый. Паша говорит, что даже не думал, что его отец такой заботливый и любящий. Сейчас он Вас встретит и сразу всё образуется. Маме только моей сообщите, что доехали, а то она волнуется…

На платформе, вглядываясь в лица встречающих, Раиска Пашиного отца не обнаружила. Все трое – она, Митя и сама Евдокия стояли у вагона, крутили головами, высматривали Степана.

Волновалась и проводница. Она успокаивала свою пассажирку, советовала; если к отправлению поезда её так и не встретят, то нужно подождать некоторое время в здании вокзала – может человек задержался, так бывает очень часто.

Время отправления поезда подошло, Степан так и не появился. Дуся, целуя своего внука и Раиску, просила за неё не беспокоиться – адрес Степана у неё есть и если он не придёт, то отправится к нему сама, а вещи оставит в камере хранения. Потом тихо, что – бы Митя их не слышал, спросила:

– Ты призналась Паше, что Митя его сын? Я, как ты велела, не сообщала Павлу об этом. Скажи, не томи.

– Павел ещё не знает и думаю, что не хочет знать. Когда пойму, что для моего сына будет важным общение с Пашей, я обязательно их друг другу представлю.

Поезд тронулся. Митя долго махал бабе Дусе из окошка вагона, и вскоре она скрылась из вида.

– Так и не увидел я дедушку Степана, – сетовал мальчик.

– Как ты думаешь, мам, почему он не пришёл к поезду?

– Всякое может быть. Я думаю, что придёт он, просто где – то задержался.

Раиска не стала выдвигать разные версии, что – бы не расстраивать сына. Митя же, немного помолчав, радостно произнёс:

– Я знаю, почему дедушка не успел к поезду!

Раиска выжидающе смотрела на Митю. Тот, расплывшись в улыбке, воскликнул:

– Цветы! Он выбирал ей цветы, что – бы её встретить. Так всегда делают мужчины, я знаю! Пока цветы выбирал, поезд наш и ушёл.

Раиска обняла сына:

– Хороший мой! Как же мы не догадались сами! Может ты и прав.

Раиска обнимала сына, радуясь, что совсем скоро они будут все вместе; она с Митей и Сашко.

За эти годы она так и не смогла родить мужу. Всё как – то не получалось. Сашко мечтал о совместном ребёнке и тысячу раз уверял Раиску, что её Митя для него есть и останется самым первым и любимым сыном. Он видел его только на фотографиях и уже любил его. В чертах мальчика Сашко видел некую схожесть с собой.

Сашко бежал навстречу Раиске и Мите. Не успели они выйти из самолёта, как он, размахивая букетом полевых цветов, давал понять, что он уже здесь.

Он протянул руку мальчику, представился и, поглаживая завитки чёрных Митиных прядей, усмехнулся:

– Как мы с тобой долго не виделись, сынок!

Митя же почувствовал уже с первой секунды, что приобрёл близкого и родного человека.

Раиска поняла это сразу, и сердце её наполнилось радостью. Она знала, что её Сашко дружелюбный, что всегда ждал Митю, но всё равно она переживала, как отнесётся её сын к национальности её избранника? Не будет ли стесняться того, что он теперь его сын?

Когда же Сашко улыбнулся Мите всей своей широкой доброй улыбкой, все её сомнения исчезли – она видела, как её сын ответил Сашко искренней радостью в глазах и крепким пожатием руки.

Через несколько минут они были уже в своей квартире. Сашко побежал в магазин, а Митя, воспользовавшись этим моментом, сказал вдруг:

– Мам, я никогда не видел своего отца, давай не будем напрашиваться, у меня же теперь есть папа Сашко. Зачем мне два папы? Мне он очень понравился. У другого моего отца уже есть дети, вот и пусть их воспитывает, а отцом называть буду Сашко.

– Это ж где ты таких слов набрался? Кто научил, что не надо напрашиваться? Ты такой – же сын для своего отца, как и все остальные его дети.

Бабушка Алёна говорила, что не стоит мой отец того, что – бы напрашиваться к нему в сыновья. Оказывается, он нас бросил ещё до моего рождения. Ты как хочешь, но моё мнение такое, что пусть он обо мне и не знает вовсе. Теперь моим папой будет твой муж, и мне он очень понравился.

Митя, вспомнив Сашко, улыбнулся, прижался к Раиске. Та стояла как вкопанная, не зная, что ответить сыну. Вот тебе и мама! Всё же выдала на гора всё о его рождении и не призналась ей, своей дочери.

Раиска гладила голову сына. Вырос он уже, всё понимает, так может, стоит принять его решение?

– Знаешь, сынок, а ты, наверное, прав и бабушка твоя права. Не будем мы признаваться твоему отцу, что ты его сынок. Пусть остаётся всё так, как было. Может быть, придёт время, когда он сам, отцовским чутьём догадается об этом, вот тогда можно и все карты открыть. А с его сыном Лёней вы обязательно подружитесь – он замечательный. У него недавно погиб друг, разбился в самолёте и, может быть, ты сможешь для своего брата стать другом.

С огромной сумкой продуктов в комнату влетел грузин:

– Вай, вай, наш сынок заждался своего папку. С дороги парня кормить пора, а я вот очень много задержался. Сейчас я вас буду кормить. С работы отпросился, что – бы вас встретить, поговорить с вами, насмотреться на вас. Раиска, как всегда поправила его, улыбаясь:

– Сашко, когда ты, наконец – то научишься говорить правильно. Нужно было сказать

– Я немного задержался, или – меня долго не было. Ну, сколько тебя можно учить?

– Да, милая, я немного долго не был, извини!

Митя от души смеялся, ему было весело от смешного говора Сашко, а тот был бесконечно рад, что мальчик принял его в своё сердце. Раиска видела, как светились глаза её мужа, как тянулся к нему её сын, и на душе у неё окончательно стало спокойно. А такое открытие, что Митя и Сашко имеют между собой сходства, приводило её в умиление.

Вечером к ним явилась вся семья Егоровых. Они знали, что Сашко поехал встречать Раиску с сыном и уже с нетерпением ждали их. Первым в их дом вбежал Лёнька:

– Тётя Рая, привезла своего сына? Он торопливо снимал у порога свои ботинки, спешил увидеть Митю. С первой минуты знакомства мальчики поняли, что будут теперь друзьями. Танюшка, стесняясь незнакомого мальчика, только издалека смотрела на него своими большими серыми глазами и улыбалась ему. Милая девчушка покорила сердце Мити. Он подошёл к ней, протянул руку и сказал:

– Давай дружить!

– Давай! – весело ответила она и все взрослые стали свидетелями хорошего, доброго начала детского знакомства.

Катерина с Павлом тут – же нашли большое сходство Митю с грузином.

К подтверждению этому, Пашка вдруг воскликнул:

– Надо же, как похожи! Если бы прицепить Мите усы, то это был бы портрет нашего Сашко!

Все засмеялись. Не смеялась только Раиска. Она, незаметно от других, наблюдала за его реакцией. Неужели даже сердце не дрогнет! Ведь, должна же быть, хоть какая – нибудь связь между родственными душами! И пусть её нет, но должен же Пашка своим умишком попытаться дойти до всего сам! Вспомнить тот день и напрячь свою память. Но нет! Он, здороваясь с Митей, смотрел на него, но совсем не всматривался. Не хотел, или чего – то боялся?

Ах, эти мужики! Никаких тонкостей чувств им не дано. Принимают всё за чистую монету. Есть, что есть, а покопаться поглубже, им лень.

А Митина улыбка выдавала тайну, но никто, кроме самой Раиски это не заметил. Катерина произнесла:

– На тебя, Раиска, похож сын. А теперь и на Сашко, как мы убедились.

У Раиски боролись два чувства. Одно обидное за сына – Пашка так и не заметил свою улыбку в собственном сыне. Другое – хорошо, что не заметил. Им с грузином это на руку. Для неё сейчас было куда важнее – доброе отношение своего мужа к Мите.

После того, как гости ушли, грузин обнял Раиску с Митей и прошептал трепетно:

– Я так вас люблю, мои родные. Я мечтаю о том, что – бы у нас было большая, дружная семья. Когда – нибудь у нас появится ещё мальчик или девочка, и ещё. Мы поедем к моей маме, и она скажет, утирая от радости слёзы:

– Наконец – то ты вернулся, мой Сашико! У тебя красивая жена и очаровательные дети! Ты счастлив, мой сын, значит, счастлива и я!

Раиска произнесла с полной серьёзностью:

– Я так хочу, что – бы у нашего Мити были и братья и сёстры. Мы обязательно поедем в Грузию, и обязательно порадуем твою маму, Сашко.

Митя же про себя подумал, что лучшего отца ему не надо!

Лёнька обрадовался новому другу. Митя был такой же заводной, как и он. Лёнька сразу признал в нём родственную душу и сразу доверил ему все свои мальчишечьи тайны. Он поведал ему о своём погибшем друге Виталике и Бучиной горе, о том, что совсем недавно нашёлся его дед Степан.

Прошлое своего деда Лёнька решил не касаться. Митя, зная всю историю жизни своей бабушки Дуси и деда Степана, слушал Лёньку, и ему так хотелось признаться, что и он, и дед Степан с бабушкой Дусей и Лёнькин отец – все они родные и близкие ему люди, что с Лёнькой они родные братья. Но он сдерживал себя и думал, как долго может эта тайна длиться? Наверняка, кто – нибудь, как – нибудь случайно, да проболтается. Может, кто – то и проболтается, но только не он. Лёнька обещал Мите показать ту сопку, на которой похоронен друг его деда Степана.

Выбрав подходящий день, Лёнька начал собирать рюкзак. Собирался он в этот поход вполне серьёзно и обдуманно. Митя наблюдал, как Лёнька наливал воду, отрезал хлеб. Положил в рюкзак свечу, картошку. Спички само собой, но вот зачем свечка нужна в походе среди дня, Митя не мог понять. И только на вершине сопки понял. Лёнька отмерил три шага от большой сосны, присел и стал убирать с земли накинутые ветки и сосновые шишки. Митя молча присоединился к своему брату. Очистив полностью площадку, Лёнька со знанием дела стал доставать из рюкзака всё, что принёс. Налил в стакан воды, положил сверху хлеб, зажёг свечку. Потом произнёс:

– Это могилка Бучи, дедушкиного друга. Вот для чего свечка – в память об умерших людях зажигают её. Митя посмотрел на Лёньку, сказал:

– Тогда, давай, помолчим, так полагается.

Они поднялись с земли, отряхнули с себя прилипшие иголки от сосны и молча постояли минуту, другую, глядя на то место, где покоился неизвестный для Мити, Буча.

Потом они развели костёр, положили, разумеется, в него картошку. Пока горел костёр, и пеклась картошка, мальчики разговаривали.

– Знаешь, Митька, у меня есть две бабушки. Одна в деревне, где папа родился, другая в Германии. Та, которая в Германии, бабушка Маша, она добрая, а та, папина мама, бабушка Дуня, она злая. Нас с Танюшкой не признаёт. Я случайно подслушал разговор отца и мамы. Папка уговаривал её поехать в отпуск к ней, а моя мама ответила, что к его матери она не поедет, и детей своих к ней не повезёт, потому что та совсем не любит ни её, ни её детей, то есть нас, с Танюшка.

– А что твой отец? Он что говорил?

Говорил, что это было давно и нечего былое вспоминать. Что его мать, как только увидит нас, так сразу и полюбит. А разве нас нужно обязательно увидеть, что – бы полюбить?

Митя, понимая, о какой бабушке идёт речь, решил друга успокоить:

– Они оба ошибаются; и твой отец, и твоя мама. Бабушка вас с Танюшкой любит, не может не любить, потому что вы дети любимого её сына. Вам давно нужно было приехать, обнять её и дать ей шанс пообщаться с вами. Поверь, мне, что вы с Танюшкой были бы для бабы Дуни самыми родными. Это всё взрослые виноваты. Это они находят сами для себя лабиринты, запутываются в них, тем самым запутывая и детей своих.

– Да, и ничего с этим не поделать – они же взрослые, а значит, правы во всём» – cогласился с Митей Лёнька и вздохнул.

Мальчишки ели печёную картошку, парочку картофелин положили на могилу Ване, потом Лёнька произнёс:

– Пойдём, Митяй со мной, хочу посмотреть кое – что. Заглянув под корягу, куда они с дедом оставляли продукты, Лёнька обнаружил, что продукты и отцовская ветровка отца были на месте.

– Значит, так и не вернулся, – проговорил он задумчиво. Потом снова произнёс с досадой:

– Ну, теперь точно не дойдёт. Зря он не забрал всё это. Вот, дуралей!

Постояв снова в раздумье, Лёнька затолкал ветровку, оставленную для напарника Бучи, в рюкзак, и дал понять Мите, что они отправляются назад, в посёлок. Перед тем, как расстаться, Лёнька сказал:

– Хорошо, Митька, что ты приехал. Теперь у меня снова есть друг!

Они везде были вместе. И хотя ссорились из – за мелочей, им было друг с другом интересно.

Митя, прожив последние годы с двумя бабушками и дедом, был избалован чрезмерной любовью и вниманием, и это было очевидно. Заметив однажды, как тётя Рая вымывает его ботинки, Лёнька удивился:

Ты что, позволяешь своей маме мыть свою обувь? Мажешь ты, а моет другой? Ну, ты даёшь, Митяй! Я никогда не позволяю маме мыть свои ботинки. Я ещё и Танюшкины иногда мою. Они же устают, наши мамки. Под землёй работают! Да и стыдно нам, что – бы нам мамы носы вытирали, мы же уже пионеры, Митяй! Ты приучайся к бамовской жизни, здесь бабушек и нянек нет.

Наши мамы и папы приехали сюда, что строить БАМ и мы должны им помогать, понял?

Мите стало стыдно – до чего докатился! Раньше за него всё делали бабушки, и он просто не замечал этой ерунды. Но теперь перед Лёнькой ему стыдно стало. Щёки его покраснели. Опустив голову, Митя тихо произнёс:

– Я скоро привыкну всё делать сам. Там, в деревне за мной так и ходили – Митенька, не упади, Митенька, иди, гуляй, мы сами всё сделаем. И так все четыре года. Я и отвык от самостоятельности.

– Ничего, здесь ты к ней привыкнешь. Не переживай, это поправимо.

Осенью мальчишки пошли вместе в школу, вместе сели за одну парту.

Общительный Митя в классе стал сразу своим. Ему было всё интересно, и он без конца задавал вопросы то учителям, то своим одноклассникам.

В первый день учёбы, перед тем, как начать урок, их учительница объявила о том, что их одноклассник, Соболев Виталий больше никогда не будет с ними. Весь класс поднялся, и молча стояли, в память своего одноклассника.

Учительница подошла к парте, где сидел погибший её ученик, постояла немного, потом добавила:

– Это место занял новенький мальчик, и мы будем надеяться, что он будет таким же доброжелательным, каким был наш Виталик.

Все смотрели на Митю и на Леонида. У каждого был немой вопрос в глазах – сможет ли этот новенький заменить Лёньке Егорову друга, каким являлся погибший Виталик?

Лёнька тут – же решил всех заверить:

– Митя теперь мой друг. Он не сможет быть таким, как Виталик, но заменить его сможет вполне. Я рад, что сегодня, первого сентября, я не остался один за этой партой.

Осенние краски Забайкалья всполохами зарниц очаровывали и завораживали любого. Катерина напоминала сыну:

– Леонид, не проспи осень – успей её запечатлеть в своих снимках. Мы, со своей работой никак не можем выбрать время, что – бы сходить в лес, а там, между, прочим, брусника давно ждёт, да грибы.

– Летом – то мы малины набрали, теперь вот пойдём бруснику собирать. Мишка тот нас заждался, пора его навестить.

Катя смеялась, вспоминая случай в малиннике, а Лёнька, брал свой фотоаппарат и вместе с Митей отправлялись фотографировать осенние пейзажи. Жалко, что снимки будут не цветными, но всё равно красиво.

Сначала Раиска сомневалась в дружбе сына с Лёней. Думала, что из этого ничего хорошего не получиться, мальчишки совсем разные.

Но шло время, а мальчики продолжали дружить и ничего подозрительного Раиска не замечала. Сейчас ей не хотелось никаких перемен. У них с Сашко было настолько всё хорошо, что она даже боялась чем – либо навредить этому. Не хотелось ей, что – бы кто – то хоть чем – то нарушил их семейную идиллию.

А между Леонидом и Митей крепла дружба. Им было хорошо вдвоём – и кто там кому доводится, совсем их не интересовало. Они ходили в кино, учились выходить из любой ситуации в тех или иных случаях, протягивая руку помощи товарищу. Всё у них было общим. Вместе ходили в школу, вместе уходили за посёлок, изведывая окрестность. Интересных дел у них было невпроворот и друзей предостаточно.

Бамовские дети жили и росли вместе с растущими городами, строящимися железными дорогами, мостами и тоннелями.

Маленький народец Большого БАМа не сетовал на то, что иногда их папы и мамы бывают часто заняты на своей работе, понимали, их родители приехали строить БАМ. Ребятишки сами находили себе занятия и были вполне счастливы!…

Катерина всегда с теплом и трепетом вспоминает, что тогда, на той стройке, именно дети помогали взрослым выстоять, выдержать и преодолеть все те трудности, которые выпали на их долю. Не скрывала она и того, что выпадали такие минуты, когда хотелось всё бросить и вернуться в свой город, в благоустроенное жильё, где горячая вода и тёплая ванна, где остались её друзья и коллеги по работе, по которым она так соскучилась! Но возвращалась в барак, находила на столе бидончик с голубикой, набранной Лёнькой и Танюшкой для вареников, и печальные её думы тут – же улетучивались.

Дети БАМа. Они шагали вместе со взрослыми трудными дорогами необжитого края, края вечной мерзлоты, где тайга, мох на болотах и комарьё, где иней на ресницы ложится, и варежки, словно сосульки, стучат друг о друга в трескучие морозы. Но они, маленькие жители БАМа не пасовали перед трудностями. Они приспосабливались выживать. Зимой забирались с санками на сопки и оттуда неслись вниз, не боясь ни ветра, ни мороза. Летом знали точно – если бегать и не сидеть на месте, то комары и мошки не так страшны – не догонят. И они бегали: играли в футбол, в догонялки, перепрыгивая через многочисленные теплотрассы, раскачивались на качелях, объединялись стайками, что – бы уйти в лес по грибы, ягоды или в кедрач за шишками.

Детям нравилась жизни на БАМе. Кругом лес и горы. Домики – бараки стоят среди деревьев, как в пионерском лагере. Ягоды совсем рядышком с посёлком, грибы – сразу за окном.

И дети с удовольствием собирали эти дары природы, неся их домой.

Они гордились тем, что могут хоть чем – то порадовать своих родителей.

Учителя в школе объясняли детям, что и они, дети БАМа, соучастники этой стройки.

И они старались помогать взрослым, своим посильным трудом делать что – нибудь полезное; заготовляли берёзовые веники для бани, оформляли в клубе фотовыставку, выступали с концертами на праздниках, принимали активное участие в благоустройстве своего посёлка. Встречая родителей, возвращающих со смены, тут – же спрашивали у них, на сколько метров продвинулся тоннель сегодня? И всегда искренне радовались успехам проходческих работ в тоннеле.

В далёкой глуши развернулась

Великая стройка страны.

От спячки тайга встрепенулась

Ресницами кедра, сосны.

Звено за звеном, Бама рельсы

Зовут, манят вслед за собой,

Слагаются новые песни

О тех, кто на стройке герой.

А кто был героем на БАМе?

Да каждый, кто там побывал,

Не думал никто о медалях,

О славе никто не мечтал.

Признаться же честно и прямо —

– Героями были они —

Те дети великого БАМа,

Что вместе со взрослыми шли!