Жил в некотором городе купец с женою, а у них дочка Настя, единое дитятко. Не наглядятся на дочку отец с матерью, не нарадуются; берегут пуще глаза, чтобы ветер на нее не пахнул, горячее солнышко ее личика не опалило. Жил купец в хорошем достатке, с женою – в любви да согласии; добрые люди их житью радуются, а худые завидуют.
Пуще всех завидовала Купцовой жене одна их соседка вдова, и задумала она купчиху извести, чтобы самой потом за купца замуж выйти. Была она женщина еще в самой поре: высокая, белая да румяная, хоть от первого мужа у нее было две дочери постарше Насти. Собралась вдова и пошла в дремучий темный лес; а в том лесу жила ее тетка Баба-Яга, злая колдунья. Все вдова Яге рассказала, ничего не потаила, и дала ей Яга два яблока – не простые, заколдованные: первое женщине дать – обернется она коровою, а вторым всякого мужчину к себе приворожить можно.
Вернулась вдова домой, сейчас пошла к своей соседке и стала ее звать: «Что ты все дома сидишь? Пойдем в зеленой роще погуляем». Согласилась купчиха, взяла с собой дочку – и пошли они в зеленую рощу гулять. Как завидела Настя цветочки алые, лазоревые, принялась их рвать, венки заплетать. Деревцо за деревцо, кустик за кустик – и отошла от родимой матушки из виду. В ту пору купчиха от жары притомилася, захотелось ей испить. Подвела ее вдова к глубокому бездонному пруду, что посреди рощи был, и говорит: «Можно из пруда напиться, только вода в нем плохая, стоялая. Лучше скушай вот это яблочко, спелое да сочное». И дала купчихе заколдованное яблоко. Только откусила купчиха яблоко – обернулась коровой Буренушкой. А вдова давай кричать, людей на помощь звать: будто оступилась купчиха с крутого берега и в пруду утонула. Собрались люди, стали баграми в пруду искать, невода закидывать – не нашли купцовой жены и разошлись по домам.
Пошел домой и купец с дочкой, а корова Буренушка ни на шаг от них не отстает, идет сзади, в лицо Насте заглядывает, и текут из ее глаз слезы, точно человек горько плачет. Пришли домой. «Чья это корова? – спрашивает Настю отец. – Надо ее прогнать». Стала Настя его просить-молить, чтобы оставил он Буренушку, не гнал бы со двора. «Ну, хорошо, – говорит купец, – пусть побудет, пока хозяин не сыщется». Не отыскался хозяин у Буренушки, так она и осталась.
Прошло после того с год времени – уже купец во вдове души не чает; околдовала она его приворотным яблоком и так ему полюбилась, что только он и думает, как бы ее за себя замуж взять. А вдове то и на руку; как посватался к ней купец, сейчас веселым пирком, да за свадебку – и перешла вдова с дочерями жить к новому мужу в дом.
Худое тут Насте пришло житье. День и ночь мачеха на нее ворчит. Как у ней язык не заболит?! Все не так, все худо; пойдет и придет, станет и сядет – все невпопад. С утра до вечера – как заведенные гусли! У родимой матушки Настя как сыр в масле каталась, а у мачехи каждый день слезами умывалась. Что делать? Ветер хоть пошумит, да затихнет, а злая баба расходится – не скоро уймется: все будет придумывать да зубы чесать. Чужие люди Настю любили и жалели, а мачеха с сестрами ее красоте завидовали, мучили ее всякими работами, чтобы она от трудов похудела, от солнца почернела. Только как ни старались они Настю извести – ничего поделать не могли: сами от злости худели да дурнели, а Настя со дня на день хорошела, как пышный цветок распускалась, на всю округу первой красавицей, первой рукодельницей слыла. Злится мачеха день ото дня больше, а того не знает, что помогала Насте ее коровка Буренушка. Вот как это дело сталося. Только что вышла вдова замуж за Настиного отца, придралась чего-то к падчерице и выгнала ее вечером зимою в лютый мороз из дому вон: ночуй, где хочешь. Посидела бедняжка в сенях – не знает, где голову приклонить, – и надумала пойти хоть в хлев погреться. Вошла в коровник, прижалась к своей Буренушке, обхватила ее за шею, стоит, горькими слезами обливается.
Вдруг в самую полночь, только что петухи пропели, говорит ей Буренушка человечьим голосом: «Не плачь, мое дитятко, не горюй! Знаю я твою беду и в ней тебе помогу. Ведь я твоя родная матушка: обернула меня коровой злая разлучница, мачеха. Говорить с тобой человечьим голосом можно мне только один раз в году – в нынешнюю ночь – и только три минуточки. Слушай скорее: как приключится тебе от мачехи какая беда – побьет она тебя или тяжкой работой замучает – приходи ко мне, в одно мое ушко влезь, в другое вылезь, и все горе твое как рукой снимет, еще больше похорошеешь. А если работу какую непосильную тебе мачеха задаст, приноси, коли можно, ее ко мне, я тебе и в этом помогу».
Так и стала делать Настя. Обидит ее мачеха, она прокрадется в хлев к своей Буренушке, припадет ей на шейку, как к родной матери, и выплачет свое горе: «Буренушка-матушка! Бьют меня, журят, хлеба не дают, плакать не велят! Назавтра приказала мачеха пять пудов льну напрясть, наткать, побелить, в куски скатать». Потом влезет Буренушке в одно ушко, в другое вылезет – горя как не бывало и вся работа сделана: и напрядено, и наткано, и побелено, и скатано. Поглядит мачеха на сработанное, покряхтит, поворчит, спрячет в сундук своим дочерям на приданое, а падчерице еще больше работы задаст.