Все только начинается
Глава 1
Был прохладный осенний вечер наша старенькая «Волга», которая служила нам верной службой, остановилась возле невзрачной многоэтажки, которая с первого взгляда напоминала логово злодея из тех сказок, что читал мне отец. Мама тут же вышла из машины, прихватив с собой некоторые вещи, а отец специально задержался на несколько минут, посмотрев на меня через зеркало, висевшее в салоне. Его взгляд, всегда такой серьезный, теперь был добрым, даже немного уставшим.
«Готова?» — спросил наконец-то отец. Я лишь молча кивнула в ответ и, выйдя из машины, растворилась в странной, но уже привычной какофонии городских звуков. Мой разум был занят размышлением о будущем и чем-то еще. Я задала себе вопросы, на которые сама не могла ответить. Что, если все события, которые происходят со мной сейчас, всего лишь предисловие к одной большой истории? Я не знала этого наверняка, могла лишь предполагать, что эта новая история начнется завтра, когда мама пошлет меня в магазин.
Глава 2
Следующим утром меня разбудил шум на кухне — грохот кастрюль, смешанный с хриплым голосом Высоцкого из старого радио. Я села на кровати, пытаясь стряхнуть с себя обрывки сна. Опять этот кошмар: темный коридор, чьи-то шаги за спиной, маска без глаз… Вчерашний переезд, новая комната с пахнущей краской стеной — казалось, всё это только подкинуло топлива моему беспокойному подсознанию.
— Ты вообще спишь или просто лежишь с открытыми глазами? — пошутила я сама с собой, замечая, как пальцы непроизвольно сжимают край одеяла.
Зеркало в ванной встретило меня мутным отражением: синяки под глазами, всклокоченные волосы, губы, сжатые в тонкую ниточку. «Ну и рожа», — мысленно фыркнула я. Год назад я бы ещё попыталась причесаться или накраситься, но после того, как на «празднике» в честь 14-летия просидела весь вечер одна у торта, стало ясно — мое отражение больше не враг, а просто фон.
На кухне пахло пылью из нераспакованных коробок и подгоревшим завтраком. Мама, уткнувшись в пачку каких-то бумаг, даже не подняла головы.
— Сходи за хлебом. Мелочь в куртке, — бросила она в пустоту.
Я ждала хоть чего-то вроде «Доброе утро» или «Как спалось?», но радиоответом мне было лишь жужжание диктора: «…ожидается усиление ветра…».
— Куда идти-то? — спросила я, но мама лишь махнула рукой в сторону окна, за которым маячила серая вывеска «Продукты».
Выйдя из подъезда, я споткнулась о трещину в асфальте, точно такую же трещину, которая была в моем сне. «Бред», — пробормотала я и, пройдя дальше несколько шагов, остановилась. Где-то над моей головой доносилась знакомая мелодия. Прислушавшись, я узнала аккорды «Перемен». Эта песня была хорошо знакома мне, потому что даже в моей старой школе ученики пели ее в знак протеста, а мой отец, являющийся фанатом «Кино», сознательно прививал мне любовь к этой музыке. Дома я могла подолгу сидеть и переслушивать все возможные пластинки этой группы. Для нас, подростков, живущих в эпоху этих «перемен», музыка была маленьким островком спасения, в котором нас могли услышать. Погруженная в свои мысли, я не заметила, как закончила порученное мне дело и уже шла по узкой улице с добычей. И тут, как только я завернула за угол, моему взгляду открылась обыденная картина — двое в синих гимназических пиджаках (точно таких же, какой висел в моём шкафу) — один, голубоглазый блондин, с особой злобой вдавливал колено в спину другого. Третий, видимо дружок того блондина, стоял дальше у гаражей, следя за обстановкой. Почему же даже для меня такие драки стали обыденностью? Я много раз была свидетелем разных драк, но сама в них не участвовала. В большинстве случаев дрались именно мальчики, отстаивая свои взгляды и честь. Даже для наших учителей, которые так яро продвигали политическую пропаганду, было все равно на эти драки. Что могла сделать я в такой ситуации? Лезть в драку? Бессмысленно и глупо. Разнимать их нет смысла, да и я не хочу строить из себя героя. Тогда ко мне в голову пришла хорошая идея. Мне почему-то непременно захотелось помочь тому брюнету, который уже очевидно проигрывал в схватке.
- Вам не стыдно? Двое на одного — это низко. — вдруг сказала я, уверенно шагнув вперед. Я-то знала, что в данной ситуации бояться мне нечего. Я случайный свидетель, который в любой момент может донести о драке старшим или даже милиции. Хотя я искренне сомневалась, что милиция будет заниматься этим делом, но припугнуть их стоило.
- Тебе-то какое дело? Иди дальше. — злобно бросил блондин, но отступил, когда я пригрозила им милицией. Неудивительно, что их действия были настолько предсказуемыми. Этот блондин со своим дружком сразу же скрылся, когда почувствовал, что дело пахнет жареным. Только тот, которого прижимали к земле, не шелохнулся, он прекрасно знал, что я вру про полицию.
- Тебе помочь? — спросила я, машинально потянувшись в сумку.
- Довольна? Теперь все в школе узнают что меня девчонка отмазала. — сухо произнес он, подняв на меня взгляд, полный злости. Злости не на своих обидчиков, а именно на меня. Видимо, мое вмешательство сильно ударило по его самолюбию. «Обычный самовлюбленный павлин. Я ему помощь предлагаю, а он выделывается». — подумала я и, не сказав ни слова, пошла прочь. Сегодня моя попытка завести случайного друга провалилась. Но что-то мне подсказывало, что по всем законам подлости мы еще встретимся.
Глава 3
После всех недавних событий я стояла на пороге гимназии номер три. Счастливое число для многих, но для меня признак любых бед. Я прекрасно понимала, что встречу в гимназии тех самых ребят, которым я помешала выяснять отношения накануне. Повредит ли это моей репутации здесь? Не думаю. Мне абсолютно все равно на эту «репутацию», ведь она не так важна, как наблюдательность и личные качества. Войдя в коридор гимназии, я стала мысленно прокручивать всевозможные варианты развития событий. Я не боялась их, но и терять собственное достоинство мне не хотелось. Гимназия больше походила на тюрьму, чем на учебное заведение, в котором дети должны получать знания. Серые обои, скрипучий паркет и мигающие лампы нагоняли тоску и уныние. Даже дышалось тут трудно, воздух был пропитан учительской злостью и безнадежностью учеников, запертых тут на десять с лишним лет. Двери, ведущие в классные комнаты, стояли точно в ряд, не оставляя даже маленького зазора между собой. Даже привычной толпы и шума не было в коридоре, все уже сидели в классах, и только я одна блуждала по коридорам гимназии, прислушиваясь к каждому шороху, как в дешевых фильмах ужасов. Шаги давались мне нелегко, каждая клетка моего организма старательно отвергала происходящее. Я ненавидела школы всем сердцем. Это место вызывало у меня очень противоречивые эмоции. Это всего лишь большая игра, в которой ученики должны стать «людьми» перед выходом в общество. Через пару минут моего бесцельного блуждания по коридорам я поняла, что заблудилась и, по всей видимости, давно опоздала на урок.
- Ты читать совсем не умеешь? — внезапно раздался за моей спиной уже знакомый голос. Я обернулась, чтобы подтвердить или опровергнуть свои догадки насчет личности этого человека. У самого окна стоял тот самый мальчик, Серёжа, видимо. Он стоял, оперевшись руками на подоконник и загородив собой единственные лучи солнца, пробивавшие через окно.
- 8А прямо по коридору. — объяснил он, показывая куда-то в темноту, где лампочка держалась на добром слове.
- А ты почему тут? Прогуливаешь? — поинтересовалась я, стараясь звучать максимально дружелюбно.
- Пришел спасти тебя. — язвительно отшутился Серёжа и, сделав три шага, остановился, посмотрев на меня. — Ты идешь или нет? И я молча пошла за ним, теперь уже рассуждая над тем, что его язвительная шутка ни капли не задела меня. Этот странный и непохожий на остальных человек, наоборот, вызывал лишь любопытство. Весь его вид кричал о том, что ему плевать на устоявшиеся правила.
Следующие пару часов прошли достаточно спокойно. К моему великому счастью, меня особо никто не замечал, и я могла выдохнуть, тем самым сбавив нарастающее напряжение. Я никогда не была отличницей, но в новой гимназии решила непременно блеснуть знаниями. А когда мне становилось скучно, я изучала мир вокруг меня. Мои новые одноклассники были абсолютно разными в плане поведения и привычек. Настолько ярких личностей вряд ли можно было встретить где-то еще. Каждый стремился выделится по-своему... А я что? Я не хотела ничем выделятся, и, может, это даже к лучшему. После уроков я хотела расспросить Серёжу о школе и, может быть, предложить дружбу. Но как только прозвенел звонок, он исчез — будто и не было его. Я вышла во двор и наткнулась на следы — чёрные масляные полосы на асфальте, ведущие куда-то за гаражи. «Интересно, он там?» — подумала я. Какая-то странная сила заставила меня пойти вперёд по этим следам. Я и сама не понимала, почему это делаю, было ли это простое любопытство? Или слабая надежда на что-то большее. Ноги сами несли меня по знакомой улице, мимо облезлых хрущёвок, ставших за эти недели почти родными. А вот и двор — наш тоскливый, серый двор с рядом ржавых гаражей. И уже через несколько мгновений я стою у тех самых гаражей, из которых тихо доносится «Пачка сигарет». Моя рука сама потянулась к ручке, но в последний момент пальцы дёрнулись назад, будто коснулись раскалённого металла. «Нет, не сегодня...» — подумала я, возвращаясь домой по вытоптанной гравиевой дорожки. Но чего же я так боюсь?
Глава 4
Я всегда замечала то, что другие игнорировали. Может, поэтому чаще сидела одна на площадке, чем с одноклассниками — мне было интереснее разгадывать мир, чем подстраиваться под него.
Отчасти из-за этого я и не прижилась в старом коллективе. В прошлой школе я была белой вороной, друзей особо не было, да и я почему-то к этому не стремилась. И даже сейчас история продолжается. Я думала, что, переехав в новый город, прошлое оставит меня, но у судьбы на это были свои планы. Мне ещё предстояло пройти множество испытаний, чтобы стать частью своего нового класса. А нужно ли мне это вообще? Может, лучше быть одной? Нет, одиночество — это не выход. Сколько я себя помню, я всегда искренне мечтала найти настоящего друга, и это не были стандартные радужные мечты о вечной дружбе. Я просто хотела найти единомышленника, который услышал бы меня. И вот недавно такой человек, кажется, появился в моей жизни. Серёжа. Этот странный человек, казалось, всем своим видом и поведением привлекал внимание к своей неоднозначной персоне. Серёжа не был обычным хулиганом, наоборот, он был слишком тихим, всегда находился в каком-то своем мире. Действовал он, как я уже поняла, из принципов. Соглашусь, что прошло слишком мало времени, чтобы я смогла до конца изучить его, но он даже и не старался скрывать своего настоящего «я». Иногда в школе я ловила на себе его взгляд. Не злой, как раньше, а изучающий, будто он тоже пытался понять меня без слов. Погруженная в свои размышления, я снова услышала странный стук из гаража, в который я так и не смогла зайти накануне. «Я просто зайду посмотреть», — соврала я себе. Моё любопытство теперь было выше всех моральных страхов. Спрыгнув с качели, я уверенно подошла и дёрнула ржавую ручку. Внутри пахло бензином, сигаретами и дешёвыми духами, которые будто скрывали не самый приятный запах. С потолка свисала старая лампа, которая время от времени мигала точно так же, как наши школьные. На полу были разбросаны всевозможные бумажки и инструменты, а посередине под старым «Москвичом» ковырялся Серёжа.
Зачем пришла? — спросил он, даже не подняв головы. Его голос был тихим, почти монотонным — так говорят не подростки, а те, кто давно разучился ждать чего-то хорошего. Совсем не тот злобный рык, каким он орал на Игоря в прошлый раз.
Помочь пришла... — машинально ответила я, подняв гаечный ключ, валявшийся у моих ног.
Ты вчера тут была, не решилась зайти. Вчера, значит, тоже помогать хотела?— спросил он меня так обыденно, будто докладывал последние новости, что совершенно не походило на того Серёжу, которого знали все одноклассники. Его вопрос застал меня врасплох, я совершенно не ожидала того, что он запомнит мой вчерашний «незаметный» визит.
«Да так... Просто пришла узнать, не нужна ли тебе помощь», — снова повторила я, пытаясь оправдать свои действия.
«Ладно. Вставь кассету», — вздохнул он и снова погрузился в работу. Я протянула руку к кассете — и пальцы вдруг задрожали. На плёнке было выведено неровным почерком: «Кино. 1988. Группа крови».
Точно такая же, как у папы.
— Ты слушаешь Цоя? — голос сорвался на шёпот.
Серёжа выкатился из-под машины, оставив на щеке чёрную полосу масла.
— Ага. Тоже фанатка? — в его глазах мелькнуло что-то вроде надежды. Я молча кивнула. Внезапно с улицы раздался глухой стук, а затем я услышала знакомый голос:
- Серёга! Где ты, сукин сын?
Серёжа подскочил как ошпаренный. Пальцы впились в капот «Москвича», оставив на пыльном металле чёткие отпечатки. Он замер, даже перестал дышать — будто надеясь, что Игорь не услышит стук его сердца. «Тише, это Игорь», — едва слышно прошептал он. Его голос дрогнул, но он тут же сделал вид, что ничего не произошло, будто боясь выдать свой страх.
Я вопросительно посмотрела на Серёжу, искренне не понимая, почему до этого такой сильный Серёжа теперь был настолько уязвимым. Так мы просидели несколько минут, пока Игорю не надоело шататься возле гаражей и он не «ушёл».
- И что это было? — спросила, сложив руки на груди. Серёжа стыдливо опустил глаза в пол, будто его застали на месте преступления.
- Не хочу втягивать тебя в это...— пробормотал и, тяжело вздохнув, заехал под машину.
Мне хотелось задать ему множество вопросов, спросить, кто он такой, почему так быстро меняет маски. Но столь бестактные вопросы могли сделать только хуже. В глубине души мне хотелось, чтобы Серёжа понял, что я ему не враг. Я не могла открыто заявить о своих желаниях, какой-то барьер мешал мне это сделать. Я понимала, что время расставит всё на свои места.
- У тебя велик есть? — неожиданно спросил Серёжа после недолгого молчания.
- Да, ты что-то задумал? — задала встречный вопрос я. Лицо Серёжи вдруг озарила обезоруживающая улыбка, которую в школе он хранил за маской.
- Хотел пригласить тебя на прогулку в эту пятницу, если ты не против, — предложил он, с надеждой посмотрев на меня, и я без раздумий согласилась, ведь знала, что моя мечта вот-вот сбудется.
Мы не услышали его шагов. Только хруст гравия — и вдруг голос, просочившийся сквозь щель в стене:
— О-о-о, пионер нашёл себе фею! — Игорь пел, словно ножом водил по стеклу. — Ну, держись, Серёг. Завтра вся школа будет ржать.
Дверь гаража хлопнула. Серёжа бросил гаечный ключ — тот звякнул, покатившись к моим ногам.
— Вот и всё, — прошептал он. — Теперь ты в деле.
Глава 5
Сегодня в школе одноклассники странно смотрели на меня, смеялись и перешептывались. Для меня это не было чем-то новым, надо мной часто смеялись в старой школе. Раньше меня это сильно задевало, но с годами я научилась не реагировать на фоновый шум. Я считала это пустой тратой времени, и я прекрасно понимала, что я морально выше всего этого. Ситуация странным образом накалилась, когда нас с Сережей вызвали к завучу. Сначала я подумала на него, ведь это он вечно что-то вытворяет. Но на этот раз я тоже стала центром в этой странной истории.
В кабинете, который внушал лишь страх и уныние, пахло едкими женскими духами, да так сильно, что если находиться здесь больше пяти минут, можно непременно потерять сознание от удушья. Впрочем, кабинет был таким же, как и вся школа, старым, будто его не ремонтировали со времен динозавров. Мы с Сережей сидели на стульях перед большим дубовым столом, а над нашими головами зловеще мигала люстра. Оглушающая тишина еще больше создавала атмосферу допроса преступников, как в тех дурацких сериалах, которые крутили по телевидению каждый понедельник.
- Сдавайся сейчас, иначе и я пострадаю от твоих очередных идей. - строго, почти злобно произнесла я. Мой голос тут же разнесся по кабинету эхом.
- Да ничего я не делал! Это Игорю опять скучно стало. - оправдывался Сережа. Его нога дёргалась с частотой метронома, ударяя по ножке стула. Я знала этот ритм: так он гасил приступ ярости, когда Игорь переходил границу. И вот, когда дверь наконец-то жалобно скрипнула, в кабинет вошла завуч, полная женщина средних лет с макияжем пирата и ядерно-красными ногтями. Она посмотрела на нас с жалостью, будто сама зная всю абсурдность ситуации, но отвергая все моральные ценности.
— До меня дошли слухи, — начала она с театральной паузой, — что вы позорите честь гимназии своими... отношениями. А ты, — ее взгляд-шило уперся в Сережу, — устраиваешь подпольные концерты с запрещенной музыкой.
Мы переглянулись. Неужели из-за такого бреда учителя готовы поднять на ноги всю школу, а когда ученики дерутся прямо в школьном коридоре, они благополучно закрывают на это глаза. Я всеми силами держалась, чтобы не рассмеяться от абсурдности ситуации, а Сережа, наоборот, издевался над завучем, нарочито кивая и делая виноватое выражение лица.
- Вечно им всё не нравится. Даже музыку запрещают... - драматично вздохнул Сережа, пнув ногой валявшийся рядом скомканный обрывок из газеты и лицом Горбачева.
- Что делать будем? - спросила я, нарочно пытаясь казаться спокойной, когда внутри меня все потихоньку закипало. Весь день я терпела эти насмешки, перешептывания и даже эту дурацкую воздушную почту, которая прилетала мне на парту во время урока. Я намеревалась лично поговорить с Игорем и высказать ему все, что накопилось.
- Забей, им надоест, сами про всё забудут. - ответил Сережа, мысленно готовясь к предстоящей драке. Он разжал кулак, и я увидела в его ладони значок - перечёркнутый пионерский. «Трофей», - прошептал он, сунув его мне в карман, когда выходили.
Тени подъезда цеплялись за колёса моего велосипеда, будто не хотели отпускать. Этот драндулет — ржавый, с облезлой краской и вечно слетающей цепью — пережил всё: мое детство, переезд, а теперь вот и новую школу. Я ковыряла ключом в звеньях, чувствуя, как масло въедается под ногти, когда за спиной раздался голос:
— Давай помогу.
Я вздрогнула — Серёжа стоял в полуметре, словно вырос из асфальта.
— Ты как это делаешь? — бросила я, но уголки губ предательски дёрнулись.
Он присел на корточки, и цепь щёлкнула на место одним движением.
— Иногда полезно быть невидимкой. - бросил он, стирая чёрные пальцы о джинсы.
Мой взгляд уперся в его велосипед — новый, с алой рамой, которая слепила на солнце. Непохоже на Серёжу.
— Отец подарил, - выдохнул он, и в голосе что-то дрогнуло. - Пытается загладить вину.
Я не успела спросить «какую» — он уже вскочил на седло, резко отвернувшись.
— Поехали. Там вид… - он глотнул воздух, будто перемалывая слова про отца в пыль. - Прикольный.
Глава 6
Мы ехали по неровной дороге где-то на окраине города. Серёжа на своем велосипеде летел вперед на всей скорости, перепрыгивая ямки, а я медленно ползла за ним на своем старичке, который то и дело поскрипывал, будто жалуясь на несправедливую жизнь.
- Ты вообще ездить умеешь? Плетёшься, как черепаха! — крикнул он, проносясь мимо.
- Это нечестно, — выдохнула я, чувствуя, как спина болит от усилий. — Ты рождён для скорости, а я — для философских размышлений в тени.
- Тормози, мы приехали. — объявил Серёжа, спрыгивая со своего велосипеда. Я слезла с велосипеда, недоверчиво посмотрев на горизонт водяной глади.
- Ты мне воду хотел показать? — скривилась я, садясь на шаткий пенёк.
- Подожди немного. — сказал он, присев рядом со мной.
Погода в этот день была удивительно спокойной. Только редкий ветерок играл с золотистой листвой и опавшими листьями. Деревья в осеннюю пору превратились в явление удивительной красоты. Жёлтые, оранжевые и красные листья смешались в единую палитру цветов, а опавшие уже сухие листья образовали разноцветный ковёр, который я так любила пинать ногами. Мы сидели молча, ожидая чего-то необычного от неба, воды и всего окружающего нас мира. Солнце медленно стало опускаться на водяную гладь, медленно окрашивая небо в розовые, оранжевые и красные цвета заката. Такую красоту мне доводилось наблюдать редко, так как я постоянно была занята собственными рассуждениями об одиночестве. Раньше я даже и не подозревала, насколько красива природа в своем естестве.
- Красиво... — еле слышно произнесла я, не веря своим глазам. Неужели простой закат может так сильно меня впечатлить? Простые радости моей жизни всегда служили мне светом в этом тёмном пространстве.
Глава 7
Странная вещь — дружба. Раньше я думала, что друзья нужны для того, чтобы просто скоротать время, но сейчас появился Серёжа со своими выходками и частыми звонками по самым абсурдным поводам. Я всегда предполагала, что вижу людей насквозь — одним взглядом распознаю фальшь, одним словом ставлю на место. Но что, если и я сама вру? За этой уверенностью скрывается обычный подросток, находящийся на пути переосмысления собственного «я». Сегодня родители опять ругались. Я слышала, как мама разбила папину кружку, а он просто молчал и смотрел сквозь нее куда-то вдаль. Почему же мама убеждена в том, что отец — плохой человек? Правда, плохих людей не существует, есть только некий баланс, который уравнивает добро и зло. Ведь Игорь — не монстр. Вчера он подкармливал рыжего кота, который постоянно трётся возле нашей школы. Может, у него просто криво пришита эта маска «местного урода»? Как по мне, это что-то вроде защитного механизма. Серёжа говорит, что я слишком доверчивая. А если он сам — часть этой лжи? Почему он так легко назвал меня другом? Может, завтра спрошу у Игоря — он точно не станет приукрашивать. Если, конечно, не сломает мне нос за такое любопытство.
Мысли мои снова унеслись куда-то вдаль, когда я вышла под проливной дождь. Люблю эту пору, когда серый свет делает мир призрачным, а шум воды заглушает всё остальное. Даже гул машин из соседнего двора тонул в этом монотонном шёпоте. С каждой минутой холодный ветер дул всё с новой силой. Иногда затихал и снова продолжал свистеть над моей головой, будто набираясь сил. Какая-то тоска медленно разрасталась в моем сердце. Я подняла лицо к небу, ловя мокрые удары по коже, и вдруг поймала себя на мысли: никто не выглянул из окон, не окликнул меня. Никому не было дела до девчонки, застывшей посреди двора с лицом, мокрым от дождя. Или от слёз? Слишком странная. Слишком задумчивая. Вчера на литературе снова вступила в спор с учителем — доказывала, что Печорин не просто «лишний человек», а зеркало, в котором никто не хочет увидеть себя. Класс закатил глаза, Марья Петровна вздохнула: «Наташа, вы опять усложняете». Только Серёжа, кажется, понял меня, незаметно улыбнувшись, будто подав мне знак, что я не одна такая... Я перевела взгляд на Серёжин гараж, неизменно стоявший возле моего подъезда. «А что, если он сейчас там?» — пронеслось у меня в голове, и я уже не заметила, как стояла внутри, отряхивая мокрую куртку. Серёжи впервые за всё это время не было в гараже, который служил ему убежищем от фонового шума. Всё та же старая лампа на верёвочке, лениво моргая, освещала половину гаража и дубовый стол. Я подошла ближе, проводя пальцем по пыльной поверхности. Кассеты, аккуратно выстроенные в ряд: «Ария», «Зоопарк», «ДДТ»... и, конечно же, «Кино» — его неизменный фаворит. Но мое внимание привлекло не это. Среди хаотично разбросанных записок и чертежей лежала фотография, будто специально оставленная на виду. На пожелтевшей от времени плёнке было изображено три человека. Женщина с Серёжиными скулами и той же неловкой улыбкой прижимала к груди малыша в смешной шапке с помпоном. А мужчина рядом... Его лицо было перечёркнуто с особой злостью, так что ручка прошла насквозь, оставив рваные следы. Я потянулась к фотографии, и в тот же миг за спиной резко скрипнула дверь.
— Зачем ты здесь? — голос Серёжи прозвучал устало, но в нём дрогнуло что-то опасное. Его взгляд проскользнул сначала по моей руке, потом по фотографии на столе. Он инстинктивно сжал кулаки, кожа побледнела, а губы превратились в тоненькую полоску сожаления.
— Не трогай это. — выдавил он с особым усилием, будто слова застревали в горле.
— Извини... Я просто пришла, а тебя тут нет... и я... — оправдывалась я, стараясь звучать уверенно, но голос предательски дрогнул. Не знаю, что тогда напугало меня больше, неожиданное появление Серёжи или его холодный взгляд. Он подошёл ближе, кинув на стол две пачки дешёвых сухариков и газировку.
— Угощайся. — предложил он всё тем же холодным тоном, а фото мгновенно исчезло в кармане.
Серёжа присел на корточки перед старым «Москвичом». Отвёртка в его руках с сухим щелчком сорвала ржавый болт, и он с силой швырнул его в железный ящик с инструментами. Грохот заставил меня вздрогнуть. Тишина между нами была густой, как машинное масло под ногами.
— Ты плакала, — констатировал он, не поднимая головы. Отвёртка в его руках дрогнула. — Опять родители?
Я шумно разорвала пачку сухариков, специально громко хрустнув первым.
— Ну и что? Ты теперь мой психолог?
Его пальцы вдруг замерли на двигателе.
— Просто... если тебе хреново, можно сказать. Без этих шуток.
Я застыла с полуразжёванным сухариком во рту. Его голос звучал так, будто слова вытаскивали из него щипцами. В углу гаража капала вода из прохудившейся бочки, словно отсчитывая секунды молчания.
— Ты сам-то когда последний раз кому-то доверял? — выдохнула я.
Серёжа резко поднял голову. На его лбу остался чёрный след от машинного масла, как боевая раскраска.
— А тебе какая разница?
— Вот и мне тоже, — я швырнула ему пачку сухариков прямо в грудь. Он мгновенно поймал ее.
Неожиданно угол его рта дёрнулся.
— Дура.
— Сам дурак.
Через минуту он уже показывал мне, как откручивать свечи, хотя я трижды перепутала ключи. Его пальцы были в царапинах и ссадинах — будто он сам вечно сражался с этим железным ящиком.
— Вот починю и свалю отсюда, — внезапно сказал он, вытирая руки о рваные тряпки. — Куда глаза глядят.
Я протянула ему последний сухарик.
— Возьмёшь попутчицу?
Он разглядывал меня так, будто видел впервые. Потом медленно кивнул:
— Только если не будешь путать гаечные ключи.
В углу пылился старый магнитол. Внезапно Серёжа дёрнул за шнур — и гараж наполнился хриплым голосом Цоя. «Перемен!» — прохрипел динамик, и мы одновременно улыбнулись про себя.
Глава 8
Первые две четверти пролетели для меня слишком незаметно. Окружающий меня мир тоже менялся слишком быстро. Сережа продолжал доставать учителей своим видом и поведением, а я теперь принимала непосредственное участие в этих выходках. Пару дней назад в моей голове что-то щелкнуло, и я решилась отрезать волосы, сделав более неформальную прическу. Также в своем шкафу я откопала черный костюм с цепями, который всем своим видом кричал, что панки — опасные люди. Я крутанулась перед зеркалом, и мой новый черный балахон (бывшая папина футболка, укороченная ножницами) взметнулся, обнажив рваные джинсы. Ботинки — настоящие, взрослые, с железными носками — грохотали по полу, как танк. Особенно гордилась цепью от кармана к ремню: Сережа сказал, что настоящие панки носят собачьи поводки, но мне хватило и этой. «Вот те самые перемены, о которых я так давно мечтала», — прошептала я, до сих пор не веря в происходящее. Особенно интересно было увидеть реакцию Сережи. Ведь это он месяц назад всучил мне кассету «Гражданской обороны», а вчера уже молча протянул тушь со словами «для полного образа». Предательски дрожащей рукой я провела последнюю линию — и вдруг услышала внизу знакомый свист. Он пришёл раньше обычного. Схватив рюкзак, я быстро выскользнула из квартиры, чтобы мама не увидела «новую Наташу» раньше времени. Меня не особо сильно пугала будущая реакция учителей на мое преображение. Я основательно решила стать лучшей версией себя, даже мой мозг всеми силами отвергал старую тихоню. В подъезде мой грохочущий шаг эхом разнесся по лестничной клетке — цепи звенели, как связка ключей у тюремщика.
Сережа ждал у гаража, разминая зажигалку в пальцах. Когда я повернулась к нему во весь рост, его бровь поползла вверх, будто пыталась сбежать с лица.
— Ну что, рок-н-ролльная смерть? — он обвел меня взглядом, от чёлки до железных подошв, и вдруг лениво ухмыльнулся. — Только цепь не на том боку. Настоящие панки носят слева.
Всю дорогу до школы мы обсуждали то, как мы будем оправдываться перед завучем. Но судьба подарила нам лучший вариант — завуч Марья Васильевна встретила нас у входа. Ее глаза округлились, будто увидели призрак Ленина, а рука с крестиком сама потянулась к сердцу. Мы прошли мимо, совершенно не обращая внимания на причитания завуча о моральном выборе... Класс встретил нас изучающей тишиной. Двадцать пар глаз синхронно скользнули от моей рваной чёлки к грохочущим ботинкам Сережи. Даже Игорь, этот вечный оппонент, одобрительно поджал губы, будто признавая: «Ну наконец-то вылезла из своего кокона». Неужели всё, что нужно было мне для прекращения войны с ним, так это стать панком? Следующие сорок пять минут прошли относительно спокойно, пока нас не вызвала к себе завуч. Марья Васильевна напоминала перегретый паровой котёл: её тугой воротничок явно мешал дыханию, а рука с меловыми пятнами судорожно сжимала и разжимала край журнала, оставляя белые отпечатки на синем костюме. Когда дверь с треском захлопнулась за завучем, Сережа с хищной грацией сорвался с места. Маркер в его руках оставил на портрете вождя два аккуратных алых рожка — будто Ленин и правда заключил сделку с дьяволом.
- Зря ты так, ее же инфаркт схватит. Тогда точно наших родителей вызовут. - вздохнула я, вертя в руках черное кольцо.
- Нам нечего боятся, мы панки. Да и у меня из родни только дед. - отмахнулся Сережа, довольно плюхнувшись на стул. А я уже мысленно приготовилась еще к нескольким часам лекции.
- Нам нужно бежать отсюда, иначе я сейчас задохнусь от ее духов. - предложил Сережа, зевнул театрально, но в глазах у него вспыхнул тот самый хищный блеск, который обычно предвещал проблемы.
— И как же? — спросила я, хотя мой мозг уже сам собой прочерчивал маршрут до гаража.
В ответ он лишь ловко подскочил к единственному открытому окну.
—Окно. Песок. А там — видно будет. Он перекинулся через подоконник одним движением и уже стоял на улице, оглядываясь на меня. К счастью, кабинет завуча находился на первом этаже. Я несколько секунд с опаской смотрела на улицу, я никогда до этого момента не сбегала из школы, но адреналин моментально растворил все сомнения. Последний взгляд на кабинет - дубовый стол со стопкой бумаг, портрет Ленина с рожками, флакон духов на подоконнике - и вот я уже на свободе. Мы бежали по дорожке к гаражу, который встретил нас жалобным скрипом двери. И я впервые за долгое время почувствовала эту чарующую свободу от правил.
Глава 9
Утро следующего дня началось слишком неожиданно. Я спокойно стояла у зеркала, насвистывая какую-то знакомую мелодию, и с точностью ювелира выводила черные стрелки. Дверь с треском распахнулась, и Сережа ворвался, как торнадо, зацепив локтем мою баночку с тушью. Она покатилась по столу, оставляя черный след, как после крушения поезда.
- Наташа, ты обязана туда пойти! Там будет солянка из Высоцкого и «Ласкового мая». Мы должны устроить культурный бунт. - воскликнул Сережа, размахивая кассетой с песнями «Кино» перед моим носом.
- Ты все испортил! - процедила я сквозь зубы, пытаясь вытереть подводку, которая из-за его вторжения протянулась до виска, как шрам у рок-звезды после драки. Но Сережа даже не думал сдаваться.
- Там будет халявная газировка. - парировал он, уставившись на меня щенячьими глазами.
- Хорошо, во сколько? - вздохнула я.
- В восемь. И да, надень свои самые громкие ботинки. - бросил он уже из коридора.
- Чтобы ты слышал, как я иду тебя убивать? - крикнула я в ответ, но уголок рта сам собой дёрнулся.
Вечерний воздух был густым и влажным, словно сам город затаил дыхание перед нашей авантюрой. Редкие фонари бросали желтые пятна на асфальт, создавая вид шахматной доски. Я стояла под фонарем, пытаясь разглядеть едва различимые образы в темноте, когда внезапно чьи-то холодные пальцы коснулись моего плеча.
- Готова? - его голос прозвучал прямо над ухом, а следом раздался тот самый сдавленный смех, который обычно предвещал проблемы. Он выглядел так, будто собирался не на школьную дискотеку, а на подпольный рок-концерт. Рваные джинсы с дыркой на колене, серая кофта с выцветшим черепом, огромный рюкзак, набитый бог знает чем - возможно, динамиками или запасными кассетами. Даже его взъерошенные волосы казались специально уложенными в стиле «только что вскочил с дивана после трех дней прослушивания Цоя».
- Ты дурак?! - я чуть не подпрыгнула, чувствуя, как сердце бешено колотится где-то в районе почки. - Я тебя в этой тьме полчаса искала, а ты...
- Расслабься, - он потряс рюкзаком, откуда снова донёсся подозрительный звук. - Это не бомба. Хотя... для школьной дискотеки сойдёт и за неё.
Я тяжело вздохнула, уже в сотый раз убедившись, что Сережу уже никак не переделать. Мы шли по темной улице, где даже бродячие коты выглядели так, будто вот-вот попросят сигарету взаймы. И вот оно - высокое белое здание, торчащее посреди района, как зуб с кариесом. Внутри было слишком светло, так что мне пришлось несколько раз потереть глаза, чтобы те привыкли к свету.
- Мы что, в раю? Почему здесь так светло? - недовольно пробормотала я, пытаясь уловить знакомые лица. Людей, знакомых мне, здесь было относительно немного. В основном тут ошивались разочарованные жизнью старшеклассники. Просторный зал напоминал бункер после бомбежки: скамейки с оторванными сиденьями, стены, исписанные надписями «Здесь был Вова», и густой смог, висящий в воздухе плотной завесой. Динамики хрипели музыкальной шизофренией: «Я не люблю фатального исхода» насильственно склеивалось с «Белыми розами», будто специально проверяя слушателей на прочность.
- Рай тут будет, когда Марью Васильевну инфаркт схватит. А пока надо приступать к моему плану. - крикнул Сережа, уже скрывшись где-то в толпе. Я же всеми силами пыталась найти какой-нибудь тихий уголок, чтобы привести мысли в порядок и сообразить, что вообще тут происходит. Школьные дискотеки - единственное место на земле, где панки, готы и эмо мирно соседствуют на одной территории. От этого винегрета у меня рябило в глазах, хотя я и сама недавно вписала себя в общество этих бунтарей. Я до сих пор не могла выгнать старую Наташу. Неужели именно та тихоня была голосом разума, которую я так безжалостно заглушила. И тут в один момент музыкальная шизофрения затихла, и из динамиков, как гром среди ясного неба, прозвучали «Перемен». Я сразу поняла, чьих это рук дело, потому что Сережа стоял посередине зала с лицом национального героя, только что совершившего музыкальную революцию. Самое удивительное - зал взревел в унисон. Эти аккорды стали глотком свежего воздуха в затхлой атмосфере фальшивого веселья. Даже заядлые поклонники «Ласкового мая» теперь подпевали, тряся головами в такт.
- Ну как тебе? - спросил Сережа, подойдя ближе.
- Интересный музыкальный перформанс. - крикнула я, потому что музыка заглушала любые звуки. - Уже хочу поскорее увидеть лицо Марьи Васильевны. - добавила я, усмехнувшись.
- Пошли танцевать? - предложил Сережа.
- Но я не умею... - попыталась возразить я, но он уже утащил меня в центр зала. Движения мои были достаточно неловкими, танцы больше походили на отчаянные попытки оленя выбраться из ледяной ловушки, чем на что-то адекватное. Хотя веселье и улыбка Серёжи того стоили. Я смеялась вместе с ним, совершенно не обращая ни на что внимания.
- О, смотрите-ка – панк-принцесса и её верный пёс! - Игорь растянул слова, оглядываясь на своих дружков в поисках поддержки. - Сережа, ты хоть перед девчонкой пафоса набрался, а музыку выбрал как всегда – дерьмовую. Прямо как твой отец водку в ларьке покупал. - он не стал договаривать, лишь гнусно усмехнулся и намеренно толкнул меня в спину. Я отлетела прямо к Серёже, и он инстинктивно подхватил меня. Вокруг раздался взрыв дешёвого смеха его прихвостней. Как же меня это бесит! Эта самодовольная ухмылка Игоря, эти его подколы! Если бы не моральные правила, сковавшие меня на момент трансформации, я бы давно сломала Игорю нос. Сережа сжал моё плечо так, что оно заболело – не от злости, а оттого, что его пальцы дрожали. «Не обращай внимания», - прошипел он, но я заметила, как его глаза на секунду стали стеклянными, будто он увидел не Игоря, а что-то ещё. Потом резко отвёл взгляд – точно так же, как в тот день, когда мы нашли фото с перечёркнутым отцом.
Игорь уже собирался уходить, как вдруг бросил Сереже в след то, что повлекло за собой необратимые последствия.
- Слушай, может, тебе помочь? Видел вчера, как твой отец под забором валялся, а ты, бедный детдомовец, плакал в гараже. - Эти слова прозвучали как удар по металлу, такие же резкие и разрушительные. Серёжа остолбенел. Лицо его побледнело, а затем исказилось в гримасе немой ярости. Все тогда произошло слишком быстро. Первый удар прилетел Игорю точно в челюсть. Он упал с территориальным возгласом, но Серёжа даже не думал останавливаться. Он бил Игоря с особой яростью в глазах, которую я раньше не видела. Я не знала, как защитить Серёжу. В голове моей мелькали разные сомнения. Что, если я не смогу помочь? Что, если я буду виноватой? Страх был слишком велик. Причем боялась я не самой ситуации, а этого стеклянного взгляда Серёжи. Я никогда не видела его таким. Они дрались, как уличные коты. Первый удар – хруст костяшек о челюсть. Второй – глухой стук тела об пол. Игорь захрипел, пытаясь вцепиться в Сережину куртку, но тот рванул вперёд, как пуля, выпущенная из дула пистолета. Кто-то крикнул: «Остановите их!», но музыка заглушала всё. Гитарный рифф «Перемен» слился со звоном в ушах – будто сам Цой дирижировал этим безумием. А я стояла рядом, еле сдерживая слёзы, потому что понимала, что ничего не могу сделать. Что новая Наташа – всего лишь оболочка, внутри же я оставалась такой же тихоней... Глухие удары раздавались под концовку «Перемен». Когда эта гитарная партия, разряжала воздух. Когда учителя растащили их, Серёжа стоял, пошатываясь. Кровь из носа капала на череп на его футболке, расплываясь в кляксу. Игорь что-то хрипел, но я смотрела только на Сережины руки – они всё ещё дрожали, будто били не человека, стену, которая никак не рухнет.
- Дурак! Зачем полез в драку? - спрашивала я, подавая Серёже чистую салфетку. Он сидел на ступеньках, запрокинув голову, но кровь всё равно капала на его рваные джинсы, оставляя ржавые пятна. Когда он говорил, его голос хрипел – то ли от удара в горло, то ли от сдавленных слёз.
- Дело принципа, тебе не понять. - отрезал он, всё ещё пытаясь казаться сильным.
- Да ну! - недовольно фыркнула я, скрестив руки на груди.
- Странно, что я заступаюсь за своего отца... - произнес вдруг Сережа, глядя на темное небо.
Я молчала, потому что попросту не знала, что ответить. Слова застряли в горле, будто я сама участвовала в этой драке.
- Я не хочу быть похожим на него. Ты не представляешь, как мне за него стыдно. Все в школе знают, что я сын алкоголика. Дед хоть как-то спасает от этого безумия. - тихо произнес Сережа. - Ну и ты, конечно. - признался он, тихо усмехнувшись, будто не веря в то, что он говорит. Тут что-то внутри меня растаяло, злость моментально отступила, и я смущенно улыбнулась.
- Ты мне льстишь. - усмехнулась я, толкнув его в плечо.
- Это правда. - рассмеялась Сережа. - Что тебя так смутило?
Я не ответила, потому что впервые какие-то эмоции были выше моего разума.
- Ты же понимаешь, что это не конец? - спросила я серьезно, посмотрев на Серёжу, он должен был понимать последствия своих действий. И он знал.
Глава 10
- Вы хоть понимаете, сколько всего вы трое нарушили? Мне сказать или вы сами признаетесь? — голос директора звучал как воздушная тревога. Мы с Сережей стояли на ковре у директора, а рядом все с той же самодовольной ухмылкой стоял Игорь. Правда, странный человек этот Игорь. Смеется тогда, когда самому угрожает неблагоприятная участь, не самое разумное решение. Сегодня в конкретно эти часы я чувствовала себя морально униженной, потому что меня привлекли к ответственности только за мой неформальный вид и свидетельство в драке. Это было чертовски несправедливо... Хотя чем я думала, когда подписывала контракт с самим дьяволом? Рядом на кожаном диване сидели свидетели: мои родители, Сережин дед, который, казалось, не совсем понимает, где находится, и аккуратная блондинка в дорогом платье с алой помадой, как у светофора, по всей видимости, мама Игоря. Как же мне тогда было неловко перед отцом. Я не знала, как объяснить ему то, что со мной происходит, но, кажется, он прекрасно всё понимал без лишних оправданий. Почему мне было стыдно только перед отцом? Да потому что с мамой у нас были достаточно натянутые отношения. Она была холодной и отстраненной, вечно погруженная в работу. Отца же я, наоборот, уважала, потому что именно он помог мне стать тем, кем я являюсь сейчас.
- Это всё ваш Цой! Развращает молодёжь! Только посмотрите на Наташу. Умная девочка, а превратилась непонятно в что! Вы должны лучше следить за тем, что слушают ваши дети, и иначе мы... вынуждены будем передать дело в комиссию по делам несовершеннолетних. Уверена, ваши родители оценят перспективу учёта в детской комнате милиции. — директор перевел дух после гневной тирады. Но тут я осмелилась его перебить. О чем потом где-то в глубине души жалела по одной-единственной причине, озвученной мною ранее.
— Или, может, мы мешаем вам промывать мозги вашей унылой пропагандой? — голос прозвучал на удивление ровно. — Цой хоть о чувствах пел. А вы — только о долге. Все вдруг резко стихло. Тишина повисла такая густая, что стало слышно, как у мамы Игоря затряслись браслеты. Отец замер, будто его ударили током. А Сережин дед, до этого клевавший носом, вдруг поднял голову и ухмыльнулся – словно услышал давно забытую шутку. Директор буквально побелел от злости, будто я только что объявила ему третью мировую войну. Даже Игорь, до этого злобно усмехаясь, уставился на меня с жалостью и шоком одновременно, а Сережа незаметно наступил на мою ногу, чтобы я прекратила откровенничать.
- Вон! Все трое вон! — процедил директор сквозь зубы, стукнув по столу так, что задрожали стекла.
Игорь щёлкнул языком, оглядев нас с видом победителя:
— Ну что, революционеры, проиграли? Ладно, я сваливаю из этого дурдома. Вам-то всё равно светит только лагерь да комната милиции. — Он сделал салют двумя пальцами и скрылся за углом, оставив после себя шлейф дешёвого одеколона, а мы остались сидеть на скамейке, ожидая своей участи, как заключенные перед расстрелом. Зловещее тиканье часов, холодный ветер из окна только усугубляли атмосферу полной безнадежности.
- Зря ты так... — начал было Сережа, но я перебила его.
— Ты же сам твердил, что панки не боятся правды, — я ткнула его в грудь. — Или твой бунт заканчивается, когда в деле участвует комиссия по делам несовершеннолетних?
Серёжа стиснул зубы. В его глазах плескалась не злость, а усталое понимание.
— Не гни. Просто... там не будет наших правил.
Вечером, когда я сидела у себя на кровати, разглядывая самодельный плакат с ироничной надписью: «Следи за собой, будь осторожен», ко мне зашел отец с необычно серьезным выражением лица.
- Мы с мамой решили отправить тебя в лагерь для трудных подростков. — вздохнул отец, садясь рядом со мной.
Внутри всё оборвалось и провалилось в тишину.
— Мама решила? — я фальшиво рассмеялась, и смех прозвучал как треск разрываемой ткани.
— Наташа... — в его голосе не было упрёка. Только та самая усталость, что висела в воздухе с самого утра.
Порой я совершенно не понимала этого человека — моего отца. Он жил по своим законам, и его спокойствие казалось непоколебимым. Никогда не кричал, не показывал слабости. Лишь однажды я видела его другим. Помню, как они с мамой особенно сильно поссорились, и отец, захватив лишь пачку сигарет, ушел на пару часов. Вернулся он уже другим. Я наблюдала за ним сквозь полумрак холодного стекла. Отец с яростью бросил камень о землю, а затем нервно закурил, думая о чем-то своем. Неужели он никогда не испытывал гнева, даже когда это было необходимо? Я знала, что разочаровала его. Но вместо криков он лишь сказал: «Так нельзя». Мама называет его слабым, но это не так. Не каждый способен сдержать злость, чтобы не навредить другим. Ему было больно, тяжело, но это самообладание придавало ему силы.
- Лагерь? — я фальшиво рассмеялась. — Ну что ж, посмотрим, смогут ли они меня сломать. — Отец посмотрел на меня так, будто видел впервые. Может, он наконец понял: я не та девочка с косичками, которая боится темноты. Я – та, кто рисует черепов на учебниках и спорит с директором. Пусть испытают меня.
Глава 11
Перемены раньше казались мне совершенно другими. Такими новыми и чарующими. И что теперь? Я еду в какую-то непонятную глушь, чтобы мне доказали обратное? Бред. Они серьезно убеждены, что могут изменить человека, правильно надавив на слабые места... Слишком примитивный способ манипуляций над неокрепшей детской психикой. Они не учли только то, что я давно вышла за рамки собственного «я». (Большое спасибо Сереже, который и показал мне этот «верный» путь.) Я твердо убеждена, что перемены, о которых пел Цой, рано или поздно должны наступить. Только я почему-то по-другому понимала смысл этой песни. Что, если эти перемены для каждого разные? Или я просто слишком глубоко копаю, и вся правда лежит на поверхности. В конце концов, я обычная ученица восьмого класса, вовсе не являющаяся непризнанным гением.
За окном быстро сменялись каменные джунгли, глухие поселки, и густые леса. Сережа прижал лоб к стеклу, будто пытался запомнить каждый проплывающий лес. Как беглец, который знает, что обратной дороги нет. Игорь же хохотал со своим другом, но в глазах у него было что-то... пустое. Как будто он уже смирился. А я? Я просто сжимала в кармане ту самую кассету – мою единственную броню. По иронии судьбы мы трое были сосланы в лагерь по разным причинам, потому что я не имела такого обширного дела, как Сережа или тот же самый Игорь.
Через пару часов, когда автобус с пронзительным свистом остановился где-то в глуши, нашему взору открылась необычно тоскливая картина. Старые, но надежные дома стояли ровно по кругу, будто-то здесь обитали сумасшедшие сектанты, готовые наброситься на нас из леса. Сухая, желтая трава напоминала солому. Местами она отсутствовала совсем или доходила до колен. Признаюсь честно, тут было не так ужасно, как на первый взгляд, просто это место пережило много всего, и, со слов местных жителей, тут даже успел побывать сам Владимир Ильич. Но мне казалось, что значимость этого места сильно преувеличивали как раз из-за того, что здесь когда-то побывал Ленин. Нас заставили слушать инструктора с лицом, как у вымотанного сторожа. Он монотонно перечислял правила: «Подъём в шесть. Курение – расстрел. Побег – расстрел. Рок-музыка…» – тут Сережа фыркнул, и инструктор на секунду замолчал, будто почуяв неладное.
Мы с Сережей тут же облюбовали маленькое озеро с зеркальной водой, которое было скрыто за давно заросшими березами. Вода была настолько прозрачной, что отражала небо без искажений – будто кусок другого мира, случайно упавший сюда. Сережа швырнул камень, и на секунду зеркало треснуло, разбивая синеву на тысячи осколков. «Вот и мы такие», – пробормотал он.
Озеро отражало закат, окрашивая воду в кроваво-красный цвет. Я подобрала плоский камень и запустила его по воде.
— А как ты думаешь, в чем смысл жизни? — камень подпрыгнул три раза, прежде чем исчезнуть в глубине.
Сережа замер. Его лицо, обычно такое насмешливое, вдруг стало серьезным. Он долго молчал, наблюдая, как круги от моего камня расходятся по воде.
— Выжить, — наконец сказал он. — Но не как крыса в подвале. А так, чтобы... — он провел рукой по воздуху, будто ловил невидимые нити, — чтобы остаться человеком. Хотя черт его знает, что это значит.
Я подняла бровь:
— А зачем оставаться человеком, если проще быть как все?
Он неожиданно рассмеялся:
— Тогда в чем прикол? Если я стану таким же, как этот идиот Игорь, кто будет тебя вытаскивать из передряг? Сережа швырнул свой камень.
— Человеком быть выгодно. Можно слушать Цоя, рисовать рожи на портретах Ленина и... — он сделал паузу, — и находить таких же психов, как ты сам.
Тени становились длиннее, окрашивая его лицо в синеву. Я вдруг осознала, что мы говорим о чем-то важном, но делаем вид, что просто убиваем время.
— Ты когда-нибудь чувствовал себя лишним? — спросила я тише.
Сережа посмотрел куда-то за мою спину, туда, где первые звезды появлялись в небе:
— Каждый день. Но это же круто, да? Мы как... — он поискал сравнение, — как эти камни. Просто летим, пока не утонем. Зато сколько кругов оставим.
Он встал, отряхивая джинсы.
— Ладно, философ, хватит. А то еще решим, что жизнь имеет смысл.
Мы шли обратно молча. Его плечо иногда касалось моего, и в этом было что-то удивительно правильное — будто мы оба лишние, но именно поэтому нашли друг друга. Над лагерем уже висел туман, скрывая уродливые бараки, и на мгновение все стало выглядеть почти красиво.
Глава 12
Я сижу в просторной темной комнате, в которой нет ни окон, ни дверей. Воздух тут тяжелый, как и тишина, заполняющая пустое пространство. Стены, будто покрытые бархатной пылью, поглощали каждый звук. Я провела рукой по поверхности – пальцы онемели, как от прикосновения к мокрому льду. Даже шаги не оставляли следов на полу, словно я была призраком в этой ловушке. В моих руках трещит свеча на золотом подсвечнике. Слабый огонек то потухает, то разгорается с новой силой. В этой темноте невозможно было что-либо разглядеть, только если очень сильно прищуриться. Я совершенно не понимала, как тут оказалась и почему стою со свечей в руках перед одним большим зеркалом. Нарастающая тревога, парализовавшая мое тело, не позволяла сдвинуться с места. С каждой минутой пространство в этой комнате все сильней заполнялось странным дымом. В зеркале стали потихоньку проявляться лица знакомых мне людей. Я пыталась сфокусировать взгляд на единственных предметах, но образы расплывались в серой дымке, и вдруг в зеркале я увидела свое лицо в белой маске с трещиной. Похожую маску я видела не раз в своей жизни, и, может быть, мой мозг хорошо запомнил эту деталь. Я с ужасом осознала, что не вижу своих глаз в этой маске, вместо них были две черные дыры в том самом месте, где они должны быть. Маска прилипла к моему лицу, как вторая кожа. Трещина на ней пульсировала, будто живая. Когда я попыталась её сорвать, из-под краёв сочилась тёплая слизь, пахнущая железом и старыми книгами. Дым окутывал всё вокруг, мешая нормально дышать. И вдруг я резко просыпаюсь в старом домике, на том самом месте, куда я приехала накануне. По спине все еще бежала ледяная дрожь, а перед глазами отчетливо проявился образ той фарфоровой маски. «Опять этот сон...» — пробормотала я, протирая глаза руками. «Со мной что-то не так...» — пронеслось у меня в голове, и, не сдержав слез, я тихо заплакала в подушку. Сколько бы я ни старалась, я не могла найти объяснение этому сну. Если я расскажу кому-то, меня явно сочтут сумасшедшей. Я не могу никому тут доверять... Хотя это не совсем так. Точно! Сережа! Вот кто мне поможет. Такой же псих, как и я, со своими тараканами. Он не должен смеяться надо мной.
Первую половину дня я проходила как во сне. Бледная, как призрак, я машинально выполняла все указания, в то время как внутри всё сжималось от тревоги. Пальцы непроизвольно теребили край рукава, пока я безуспешно пыталась стряхнуть с себя остатки того кошмара. Ко мне неожиданно подсел Сережа. Его взъерошенные волосы торчали во все стороны, будто пытались сбежать с его головы, а в глазах светился знакомый огонек авантюриста.
— Прикинь, местные говорят, что тут закопаны обломки старого бомбардировщика времен второй мировой. — Он швырнул на стол комок земли, который тут же рассыпался перед мной. — Я хочу проверить эту теорию. Ты со мной? — спросил он, закинув ноги на стол.
Он говорил еще о чем-то, но я не слышала его, потому что в ушах раздавался странный звон. Я все еще пыталась найти разумное объяснение повторяющимся снам.
— Наташ, всё хорошо? Ты бледная. — Заметил Сережа, и его голос стал тяжелым, а взгляд серьезней.
Я глубоко вдохнула, чувствуя, как дрожь пробегает по спине.
— Обещай, что не будешь надо мной смеяться... — Произнесла я наконец.
Тишина повисла между нами, такая густая, что я услышала, как где-то капает вода. Сережа вдруг побледнел – я никогда не видела его таким.
— Клянусь своим Москвичом. — Произнес он с излишней важностью. Внезапно что-то внутри меня щелкнуло, горло сжалось так, будто кто-то намертво затянул шарф. Слёзы жгли щёки, но я даже не могла пошевелиться — только слышала, как слова вылетают из меня, как стая испуганных птиц:
— Я не понимаю, что со мной происходит. Мне уже несколько дней снится один и тот же сон с этой комнатой, зеркалом и маской, которую я никак не могу снять. Я будто схожу с ума от всего этого. Я даже не знаю, хорошо ли то, что я спрятала старую Наташу... Что, если я всего лишь обложка? — Слова лились потоком на Сережу, который даже не успевал обрабатывать информацию. Мне вдруг стало ужасно стыдно за то, что я вывалила всё на него. Я хотела было уйти, но Сережа поймал меня за рукав свитера.
— Всё хорошо, никто тебя не осудит. — Сказал он внезапно тише. — Ты что, боишься мне доверять? — Горько усмехнулся он, отпустив край моего рукава.
— Прости... Я не хотела всё вываливать на тебя. — Пробормотала я, не глядя ему в глаза, которые внезапно смягчились.
— Не извиняйся. Я помогу тебе. — коротко сказал он.
— Как? Ты что, психолог? — спросила я, непроизвольно сжав кулаки.
— Может быть. — Пожал он плечами, улыбнувшись. — Книги — сила! — Бросил он мне, прежде чем куда-то исчезнув. А я осталась стоять возле домиков, смеясь над самой собой. Неужели кто-то ради моей шизофрении будет перерывать архивы? Такое бывает только в сказках, а я давно уже ни во что не верю.
Глава 13
Так проходили дни моего заточения в лагере. Не могу сказать, что жизнь тут была совсем невыносимой, нет, мне, наоборот, нравилась эта природа, эти края, которые многое могли рассказать о прошлых хозяевах. Я искренне не понимала уверенности моих наставников в том, что они могут сломать во мне эту тягу к свободе и самовыражению. Если человек твердо убежден в своих взглядах, то он непременно будет стоять на них до последнего, также как и я. Хотя мои акты протестов и возмущения особо ни к чему не приводили. Конечно, кто будет слушать обычную восьмиклассницу, которая при этом еще и пропагандирует не самую хорошую на их взгляд музыку. И вот однажды, когда я самостоятельно пыталась сбежать с этого места, потому что тоска по дому была слишком велика всех выше перечисленных убеждений. У меня был план действий, который очевидно провалился на стадии исполнения первого пункта. И вот я уже сижу в темном подвале, как в темнице, куда не попадает ни один лучик солнца. Мой срок составлял ровно 3 часа, да и я особо не сопротивлялась воле наставников. Единственным интересным занятием тут было так это расшифровка выцарапанных на стене надписей. Похоже, бывшие здесь заключенные умели эффективно скоротать время. Я сидела на старом стуле и внимательно разглядывала одну из надписей, пытаясь понять ее смысл. Неожиданно дверь с грохотом распахнулась, осыпая меня градом пыли. В проеме, корчась в руках двух наставников, бился Игорь — его куртка была порвана на плече, а из разбитой губы сочилась кровь.
- Вот так встреча. — пробормотала я, приветствуя нового гостя.
- Наташа? А ты-то тут как оказалась? — спросил Игорь, брезгливо поморщившись, будто я была кучкой чего-то неприятного.
- Свалить пыталась, — ответила я, пожимая плечами. Его глаза, обычно колючие, вдруг сверкнули чем-то вроде... уважения? Но мгновение спустя он уже снова был тем же Игорем — он плюнул в угол и отвернулся.
Первые два часа были невыносимыми. Тишина оглушала, не давая мыслям сфокусироваться, а темнота и капающая с потолка вода только усугубляли атмосферу уныния. Игорь вел себя слишком тихо, что было не свойственно его характеру. Неужели только в изоляции человек может по-настоящему измениться? Или я уже тоже схожу с ума? Сейчас, когда я стала новым человеком, я поняла, что старые страхи остались в прошлом. Мировоззрение мое поменялось, и я уже не презираю Игоря, как раньше, хотя он все еще оставался не самым лучшим человеком. Ненависть к Игорю вдруг показалась мне такой же фальшивой, как эти стены, покрашенные поверх плесени. Но что оставалось взамен? Жалость? Или просто пустота? Когда эта плотная завеса непонимания стала совсем тяжелой, я решила разрушить ее.
- А за что ты Сережу ненавидишь? — спросила я, совершенно не ожидая честного ответа.
Игорь, до этого старательно выводивший какую-то пиктограмму на стене, сжал кулаки, так что уголь в его руках рассыпался в пыль. Что его так разозлило в моем вопросе?
- Тебе какое дело? Померить нас хочешь? — буркнул Игорь, раздавив оставшийся уголь.
- Нет, просто я не могу понять, какую цель ты преследуешь. Репутацию поддерживаешь? — ответила я.
- Дело не в репутации, а в личном конфликте. Тебе это знать не обязательно. Если ты узнаешь причину, мир останется прежним, это ничего не изменит. — неожиданно сорвался Игорь. Он не пытался прожечь меня взглядом, наоборот, его лицо выражало усталость, мешки под глазами делали его похожим на старика, а не на четырнадцатилетнего подростка. Впрочем, другого ответа я от него и не ждала. Игорь слишком сильно злился на весь мир, чтобы кому-то доверять. Доверие для него, по всей видимости, вещь субъективная. Но из своих наблюдений я могу многое сказать об этом человеке. В наше время люди в обществе должны носить маски, соответствовать стандартам системы, и не у каждого находится смелость идти против нее. Я могу по пальцам сосчитать людей, в данном случае подростков, которые нарушают эти самые правила. И в этот список счастливчиков, как ни странно, попадает Игорь. Потому своим поведением, внешним видом и привычками он лишний раз доказывает, что быть не таким как все не так страшно. Просто каждый самовыражается по-разному, но у нас, детей перемен, не было другого выбора, нас особо никто и не спрашивал. Так что я в сотый раз убеждаюсь, что каждый человек способен исправиться, и в этой большой игре нет плохих или хороших. Даже я иногда сомневаюсь в собственной правоте.
Игорь вдруг поднял на меня глаза — впервые за все время. Они были красными, будто он не спал неделями.
- Знаешь... Ты странная, — он произнес это так тихо, что я еле расслышала. — Но тобой можно восхищаться. Хотя бы потому, что ты... не боишься быть дурой.
От таких неожиданных слов похвалы в мой адрес я чуть не упала со стула, на котором все еще сидела. Мне даже сначала показалось, что мне это послышалось, но Игорь выглядел невероятно серьёзным для простой шутки.
- Что ты сейчас сказал? — переспросила я, все еще не веря его словам. Хорошо, что в тот момент Игорь опять стал самим собой и лишь недовольно закатил глаза, вместо того чтобы что-то мне разжевывать.
На этом и закончилось наше странное перемирие и, по счастливому стечению обстоятельств, пребывание в подвале. Солнце ударило в глаза, такое яркое после темноты, что слезы выступили сами собой. И первое, что я увидела — Сережу, сжимающего в руках потрепанную книгу с надписью «Юнг. Архетипы и символы».
Глава 14
Сережа размахивал карандашом, как дирижерской палочкой, рисуя в блокноте какие-то схемы, больше похожие на детские каракули. Но его глаза горели так серьезно, что я не решалась усмехнуться.
- Твоя маска во сне — это прямое отражение твоего страха... - начал Сережа с предельной важностью. - У нас у всех есть страхи, и они проявляются через сны. Это игра собственного сознания. - Продолжал Сережа, параллельно рисуя какие-то схемы в блокноте с видом профессора, объясняющего теорию квантовой механики. Я внимательно следила за каждым его движением, втайне восхищаясь его умением объяснять понятия из философских книжек.
- Может, ты боишься не себя... а, скажем, системы, которая загоняет тебя в рамки. - предположил Сережа. - Сам это ненавижу. - поморщился он.
- Предлагаешь мне совершить революцию и свергнуть правительство? - отшутилась я, отрицая все здравые возражения.
- Нет... То есть... - запинался Серёжа, пытаясь подобрать правильную мысль. - Попытайся понять, чего хочешь ты, побороть свои страхи. Я уверен, что твоя оригинальность многим нравится, зачем этого стыдиться?
- Игорь сказал, что мной можно восхищаться, - выпалила я и сразу же пожалела. Сережа замер, как будто между нами упала бомба. Его карандаш сломался с тихим щелчком.
- Игорь? Не ты шутишь. Как он мог такое сказать? - переспросил Сережа, нервно рассмеявшись.
- Нет. - я вдохнула глубже. - Мне кажется, он не такой, каким кажется.
Я представляла, что где-то, может быть, в параллельной вселенной, Сережа и Игорь могут стать друзьями или хотя бы прекратить холодную войну. Иначе зачем им ненавидеть друг друга? Зачем каждый раз наносить себе увечья? Так как же устроены взаимоотношения разных по своему статусу подростков? Ответ прост: эта вражда делает их жизнь оригинальней, для них это просто развлечение, где они показывают свой характер и некоторые качества, которые в будущем могут пригодиться. В любом случае я не хочу быть голосом разума во всем этом, но также не хочу молча наблюдать за тем, как они калечат друг друга. Так что будь что будет. Я могу лишь аккуратно намекнуть Сереже, как правильно поступать, и, может, у него получится выбрать правильный путь.
- Не... Мне легче поверить в то, что Ленин восстал из мёртвых, чем в то, что в Игоре есть хоть что-то человечное. - упрямо твердил Серёжа, очевидно думая, что я не в своем уме, если пытаюсь доказать ему, что Игорь может стать нашим другом.
- А если ты попробуешь прекратить войну? - парировала я.
- Игорь, скорее всего, подумает, что я хочу забрать его деньги или найти лишний предлог для того, чтобы докопаться. Он неисправим, да и я тоже. - ответил Серёжа, стряхивая невидимые крошки с кофты. В темноте вспыхнула спичка - Игорь зажигал новую сигарету, и на секунду его лицо осветилось, и я увидела то же самое выражение, что было у Серёжи: усталость, злость, одиночество. Может, когда-нибудь они сами всё поймут.
Глава 15
Воля человека не сокрушима, если он достаточно упрям. Я научилась игнорировать мелочи — те, что раньше казались катастрофой. Всё, что происходит со мной, — просто этап. Не конец, а шанс пойти по правильному пути. Серёжа прав. Этой оригинальности не нужно стыдиться, а лишь развивать ее, чтобы не оставаться плоским персонажем одной большой истории. По возвращению домой моя жизнь вернулась в прежнее русло. Я всё так же ходила в ту самую гимназию, и мы с Серёжей по-прежнему грезили мечтами о побеге. Но я понимала, что они отчасти невыполнимы, так как слишком много фоновых обстоятельств мешают их реализовывать. А что, если всё кончится? Нет, я буду стоять на своем до последнего. Отстаивать права на свой комфорт. Но взросление неизбежно. Моя «трансформация» — не бунт, а побег. Попытка задержаться в детстве, где мир ещё казался простым. И вот совсем недавно, когда с моего приезда прошел как минимум месяц, родители сообщили мне о разводе. Я вполне ожидала такого исхода событий, потому что отношения моих родителей дали трещину еще год назад, когда мы только приехали сюда. Я не буду описывать всех судебных событий, дележку имущества, потому что меня попросту не посвящали во все подробности. По их мнению, я была еще ребенком и не до конца понимала все тонкости жизни. Бред, они просто недооценивают меня, не хотят меня услышать. Со злости я швырнула стеклянную банку об асфальт. Она разлетелась вдребезги — ровно как и мои надежды на «нормальную семью». Теперь только забвение казалось единственным правильным выходом из сложившейся ситуации.
Вечером я сидела на площадке, наблюдая, как мама выносит вещи. Аккуратно, будто стирая следы своего присутствия. Даже ту чашку с надколотой ручкой — свою любимую. А что, если это мой шанс? Шанс свалить из этой дыры, начать новую жизнь, о которой я так давно мечтала. Я перевела взгляд на Сережин гараж, из которого тихо играла «Пачка сигарет». Я не могу просто так уехать и бросить его. Он решит, что я предатель — а я не такая. Я хотела вытащить друга. Показать, что есть другая жизнь. Но его побег — не романтика, а страх одиночества. Детство, которое однажды аукнется с ПТСР.
Я окончательно запуталась в собственных мыслях, и эта тревога, до этого находившаяся в фоновом режиме, усиливалась с каждой минутой. Что мне делать? Как быть? Правильно ли я поступаю?
Глава 16
Я плакала от усталости, неизвестности и бессилия. Почему кому-то везет, а кто-то должен постоянно сражаться за право быть услышанным, за право получить хоть какое-то внимание. Мне было по-настоящему одиноко, не так, как раньше, когда я только находилась на пути переосмысления. Отец долго и много работал, практически не появляясь дома. Я не хотела мешать, надоедать. Просто снова включила режим невидимки. Сил на хулиганство больше не было. Вместо этого я скрывалась в библиотеке, погружаясь в свои мысли. Всё вокруг слишком быстро менялось. Каждый из нас взрослел, и это было неизбежно. Даже Игорь в какой-то момент, видимо, очень сильно ударился головой и перестал доставать каждое живое существо.
Он нашел меня в библиотеке, как всегда — без церемоний. Заблокировал дверь спиной, заставив поднять глаза от книги.
- Родители развелись, — выдохнула я, сжимая стакан воды. Пальцы предательски дрожали. — Мама зовет к себе.
Серёжа прищурился:
- Ну и? Ты же мечтала уехать отсюда.
- Обстоятельства, — проговорила я. — Если я уеду, ты снова останешься один. С дедом, который не слышит, и отцом, который не видит. А я знаю, что бывает, когда некому сказать: «Ты не виноват».
Серёжа вдруг рассмеялся — резко, некрасиво.
- Ты за меня боишься? — переспросил он, закинув ноги на стол. — Я не держу тебя здесь, если ты хочешь, езжай. Зачем меня спрашивать?
А что, если он прав? Я всегда думала о других, но о себе никогда. Всегда ставила чужие приоритеты выше своих. Мне казалось, что могу помочь, изменить мировоззрение другого человека. Я хотела быть опорой, хорошим другом, но сама даже не замечала, как тону. И решилась, я сделаю это. Уеду, повзрослею, начну новую жизнь.
Глава 17
Решение пришло не сразу. Сначала — сомнения, потом страх, а затем… странное спокойствие. Я поняла, что слишком сильно его недооценивала, он сможет всё, если сам этого захочет. Сейчас я поняла, что значит это слово «дружба». Дружба — это не когда ты тащишь человека на себе. Это когда ты веришь, что он сможет идти сам. Даже если споткнётся. Даже если упадёт. Серёжа научил меня этому — своим упрямством, своей злостью на весь мир. И теперь я должна была поверить в него так же, как он неожиданно поверил в меня. Свобода — вот что движело мной в тот момент. Мама говорит, там, в другом городе, я смогу начать новую жизнь, счастливую жизнь. И я впервые верю ей.
Ровно в 18 часов вечера я стояла на старом вокзале, который восхищал своим величием. Всё тут будто говорило о значимости этого места. Золотые часы, большие просторные платформы, которых я раньше не видела, и мраморные бюсты вождей. Людей здесь было не так много, как мне казалось, причем я могла слышать разговоры каждого, потому что даже шёпот тут усиливался эхом. Проводить меня пришли только два человека: папа и Серёжа, больше родных людей у меня не было. Отец выглядел привычно уставшим, но глаза его блестели гордостью за меня и моё взвешенное решение. Когда я спрашивала его, почему он не хочет начать новую жизнь, он пожимал плечами, говоря, что никогда не верил в светлые перемены, потому что для каждого они одни. Он никогда не верил в чудо, и мысли его были слишком приземлёнными. А Серёжа, наоборот, не скрывал своего беспокойства, всё в его мимике, движениях говорило о том, что он собирается что-то взорвать в своём гараже после моего отъезда. Злился ли он на меня? Нет, скорее негодовал и одновременно уважал мой выбор.
- Ты же будешь звонить? - спросил Серёжа чуть ли не плача.
- Обязательно. Не переживай, я уверенна, что мы ещё обязательно встретимся, ведь всё только начинается. - ответила я, обняв его на прощание.
Эхо подхватило мои слова: «Всё только начинается…» — будто сам вокзал не верил, что я уеду навсегда. Я сжала билет. На перроне завыла сирена — поезд звал меня в дорогу.
Эпилог
С того момента прошло уже восемь лет, целых восемь лет... Недавно мне исполнилось двадцать два года. Всё сильно изменилось за это время. Мир вокруг, я сама и мое мировоззрение. Я учусь на историческом факультете и мечтаю когда-нибудь уехать за границу или вести лекции в знаменитых университетах. С Сережей мы недавно встретились вживую, до этого все восемь лет разговаривали по телефону. Из его рассказов я узнала, что он стал достаточно известным актером и наконец-то отремонтировал «Москвич», который теперь служит ему напоминанием о том времени... Игорь... Кто бы мог подумать, что его кулаки, которые он так любил демонстрировать, теперь создают абстрактные скульптуры в Париже. Иногда я вижу его работы в новостях — они удивительно хрупкие для человека, который казался таким грубым.
Вечером, когда мы сидели в кафе, Серёжа вдруг спросил: «А помнишь ту банку, что ты разбила перед отъездом?» Я засмеялась. Восемь лет, университет, планы на Европу — а мы всё ещё там, во дворе, где разлетаются стекла и мечты. Только теперь осколки не ранят.