*******************************
Еще секунда – и начнется бой. Иван поднял руку и сказал, громко и зло:
– Слушай меня, приказчик! Мы идем не только за припасами! Мы идем к самому царю! Везем от атамана Ермака челобитную – просить помощи для отряда, что Сибирь для Руси завоевывает! И рассказать о том, что происходит вдалеке от Москвы!
Губин замер. Схватки он, похоже, не боялся – просто не верил, что кто-то может не подчиниться ему в этих краях, но слова Ивана заставили его призадуматься.
– К царю? – недоверчиво переспросил приказчик.
– К царю! – подтвердил Иван. – И знаешь, что мы ему расскажем? Расскажем, как тут, на реке, люди купцов Строгановых разбойничают. Как честных служилых людей грабят, своевольничают, царским именем прикрываются без царского на то дозволения!
Лицо Губина из красного стало белым. Он облизнул вдруг пересохшие губы.
– У Строгановых есть грамота!
– Грамота? – Иван усмехнулся. – Грамота им дана торговать да соль варить, а не разбоем промышлять! Думаешь, царь обрадуется, когда узнает, что его люди, кровь за Русь проливающие, не могут по русской земле проехать без того, чтобы их не попытались ограбить?
Черкас поддержал его.
– А мы ведь не просто так к царю едем. Мы ему весть везем – Сибирское царство пало! Кучум мертв! Новые земли к Руси присоединены! И вот, скажем государю, хотели мы быстрее до Москвы добраться, чтобы радостную весть донести, а тут нас останавливают, грабить пытаются...
Губин сглотнул. Его люди переглядывались, явно встревоженные таким поворотом дела. Драки они не хотели. Надеялись взять казаков «на испуг» своим статусом и тем, что если казаки не позволят досмотреть струги и не поделятся товаром, быть им объявленными преступниками, то есть они сами подпишут себе приговор, но вдруг все изменилось.
– Погоди, погоди, – забормотал приказчик. – Если вы правда к царю...
– К нему! – грозно повторил Иван.
Он выдержал паузу, давая Губину еще времени осознать всю опасность положения.
– И вот что я тебе скажу, приказчик. Дойдем мы до Москвы, и непременно расскажем, что здесь творится. Расскажем и царским дьякам, и боярам, и самому государю. А еще, – Иван понизил голос, но так, чтобы все слышали, – как думаешь, обрадуются Строгановы, узнав, что их приказчик своим разбоем им неприятности с царем наживает?
- Мы вас можем сейчас даже всех пострелять и саблями порубить, - добавил Черкас. – И нам за это ничего не будет, потому что правда на нашей стороне! Царь поймет, что на его людей разбойники напасть пытались! Иль вы плохого о царе думаете? Говорите, что здесь уже не Русь, и царская правда тут ничего не значит?
Губин побледнел еще больше.
– Посмотрим тогда, – продолжал Иван Кольцо, – что с тобой будет, если жив останешься. Кто тебя первее повесит – царские люди за разбой или сами Строгановы за то, что их доброе имя в Москве опорочил. На твое место быстро других найдут, не таких дураков, которые понимают, где можно поживиться, а где лучше помолчать.
Губин вытер вспотевший лоб. Его люди уже совсем опустили оружие и отводили глаза. Никому не хотелось оказаться замешанным в деле, которое может дойти до царя.
– Да мы же не со зла... Мы же службу несем... Всякие тут плавают, сам понимаешь... – заговорил приказчик совсем другим тоном, заискивающим и жалким.
– Понимаю, – кивнул Иван. – Потому и говорю тебе по-хорошему. Пропусти нас с миром, и мы забудем эту встречу. А будешь упорствовать – пеняй на себя.
Губин долго молчал, соображая. Потом махнул рукой своим людям:
– Разойдись! Дайте им проплыть!
Строгановские струги начали медленно расходиться в стороны, освобождая проход. Но Губин не удержался и крикнул вслед:
– Только смотрите! Если вы все-таки везете товар на продажу не по закону, если обманываете – вас ничто не спасет!
Казаки ничего ему не ответили. Иван Кольцо только презрительно усмехнулся и махнул гребцам:
– Пошли!
Струги двинулись вперед, проходя между расступившимися лодками строгановцев. Те провожали их угрюмыми взглядами, но никто больше не решился сказать ни слова. Губин стоял на корме своей лодки, красный от злости и унижения, но бессильный что-либо предпринять.
Когда заслон остался далеко позади, Черкас сказал Ивану:
– Ловко ты его! Как есть припугнул!
– А что делать? – пожал плечами Иван. – Не драться же было. И ты тоже подсобил, начал правильно говорить.
– Да уж, – согласился Черкас. – Только теперь они нас запомнят.
– Пусть помнят, – махнул рукой Иван. – Нам все равно придется оглядываться по сторонам.
Настроение у всех поднялось – первое серьезное препятствие было преодолено без кровопролития и потерь.
Туман начинал рассеиваться. Сквозь дымку проступало солнце, обещая ясный день. Река несла струги все дальше на запад.
************************
Я спал крепко, прижавшись к теплому боку Даши, когда резкий стук в дверь вырвал меня из сна. Сердце забилось часто – среди ночи в Кашлыке стучат только если что-то стряслось. Даша испуганно вскинулась рядом.
– Максим, открывай! – раздался знакомый голос.
Ермак.
Я вскочил с лавки, на ходу натягивая рубаху. В темноте нащупал кресало, высек огонь, зажег лучину. Даша накинула на плечи шубейку, встревоженно глядя на дверь.
– Кто там? – спросил я, хотя голос уже узнал.
– Открывай, дело есть!
Я отодвинул засов. На пороге стоял сам Ермак, за ним маячили фигуры Прохора Лиходеева и Матвея Мещеряка. Лица их были суровы.
– Одевайся и пойдем, – коротко бросил атаман.
– Что случилось? – я потянулся за висевшим на стене кафтаном.
– Потом скажу. Живо собирайся.
Даша молча подала мне сапоги. Я поцеловал ее в лоб, шепнул:
– Не волнуйся, скоро вернусь.
Вышел в холодную ночь. Звезды тускло мерцали в черном небе. У ворот ждали оседланные кони.
Мы свернули в лес. Ехали молча, слышался только стук копыт да иногда фыркали кони. Я гадал, что могло случиться. Набег татар? Но тогда бы подняли тревогу.
Углубились по лесной дороге на версту. Там нас уже ждали. Я присмотрелся и узнал коренастую фигуру – Ибрагим-бай, татарский купец. Бывал в Кашлыке не раз.
Мы спешились. Ибрагим-бай нервно переминался с ноги на ногу, его круглое лицо с жидкой бородкой блестело от пота. Маленькие глазки бегали, не останавливаясь ни на ком надолго. Боится, понял я. Настолько боится, что решился только на ночную встречу в лесу, подальше от чужих взглядов.
– Мир тебе, Ермак-батыр, – заговорил купец, прижав правую руку к сердцу.
– И тебе мир, Ибрагим. Говори.
Купец облизнул пересохшие губы, оглянулся, словно проверяя, не подслушивает ли кто.
– Худые вести привез, батыр. Кутугай, что сейчас над мурзами главный, войско скоро соберет. На Тобольский острог идти хочет.
Ермак нахмурился.
– Большое войско? – спросил атаман.
– Не все силы пошлет, – покачал головой Ибрагим. – Но достаточно, чтобы острог взять. С тысячу воинов. И поведет их…
– Кто? – вмешался Мещеряк.
– Маметкул, сын Кучума покойного. Молодой еще, горячий. В бой рвется, славы хочет.
– Когда выступят? – спросил Прохор.
– Скоро. Точно сказать не могу.
Ермак помолчал, поглаживая бороду. Потом пристально посмотрел на купца:
– А что сам Кутугай? Со всем войском пойдет?
Ибрагим-бай как-то странно усмехнулся:
– Вот в том и дело, батыр. Кутугай хитрый, как старый лис. Маметкула на Тобольск пустит, а сам с главными силами сидеть будет. Ждать.
– Чего ждать? – не понял Ермак.
– Как дело обернется, – пояснил купец. – Возьмет Маметкул острог – хорошо, трофеи будут, пушки ваши заберут. Потом на Кашлык всей силой пойдут. А не возьмет, погибнет – Кутугаю тоже выгода. Одним врагом меньше станет. Маметкул ему как кость в горле – старший Кучумов сын все-таки, многие мурзы его поддерживают. Кутугай хитростью не дал ему стать ханом.
– То есть, – медленно проговорил Ермак, – если мы из Кашлыка уйдем, на помощь Тобольску поспешим, Кутугай не нападет? Будет ждать, чем дело кончится?
– Так и будет, батыр. Кутугай риска не любит. Будет сидеть и ждать вестей. Если Маметкул победит – поддержит его, вместе на вас пойдут. Если погибнет – скажет, что Маметкул сам виноват, по молодости да по глупости.
– А ты откуда все так хорошо знаешь? – подозрительно спросил Лиходеев.
Купец развел руками:
– Торговый человек я, везде бываю, много слышу.
– И чего ты хочешь за эти вести? – прямо спросил Ермак.
– Мира хочу, батыр. Войны не надо купцу, торговать мешает. Да и... – он замялся, – если Тобольск возьмут, потом за Кашлык примутся.
Атаман кивнул – довод был понятный и честный.
Я слушал и думал о том, что если Маметкул действительно поведет тысячу воинов, нашему небольшому гарнизону в Тобольске придется туго. Даже с пушками.
Ибрагим-бай поежился.
– Все сказал, что знал, батыр. Поеду я. И так долго задержался, еще заметят.
– Езжай, – кивнул Ермак. – И спасибо за весть.
Ибрагим с трудом взобрался на лошадь и скрылся на ночной дороге.
Мы остались на поляне вчетвером. Луна освещала наши лица, делая их бледными, почти мертвенными.
– Верить ему? – спросил Мещеряк.
– А выбор есть? – ответил вопросом на вопрос Ермак. – Если правду сказал, а мы не поверим – будет плохо. Если врет... Но зачем ему врать? Все очень похоже. Даже то, что главный враг Кутугая – не мы, а старший сын Кучума. Об этом многие говорят.
- А если его подослали? – проговорил Лиходеев.
- И такое возможно. Даже очень! Кутугай хотел бы убрать Маметкула любой ценой, даже с нашей помощью.
Мы сели на коней и поехали обратно. Лес молчал вокруг, с небес светила луна.
*********************
Большая юрта стояла в центре кочевого стана, её войлочные стены были украшены коврами с затейливым узором, а дымовое отверстие в куполе пропускало внутрь тусклый свет зимнего дня. Внутри, вокруг центрального очага, на расстеленных шкурах и подушках восседали знатнейшие мурзы Сибирского ханства.
На почётном месте, укрытый соболиной шубой, сидел десятилетний хан Канай – бледный мальчик с тонкими чертами лица и немного испуганными глазами. Рядом с ним – Кутугай.
Справа от входа, словно готовый в любой момент покинуть собрание, расположился Маметкул, и рядом с ним – два его нукера.
Остальные мурзы расположились по старшинству и знатности рода. Здесь был и дородный Хилал – правитель восточных улусов, чьи стада исчислялись тысячами голов, и худощавый Касим из рода тайбугидов, некогда соперничавших с Шибанидами за власть в ханстве. Присутствовал и молодой мурза Алей, недавно унаследовавший улус после смерти отца, и старый Девлет-бай, помнивший ещё времена расцвета ханства при деде Кучума, и другие мурзы. Каждый из них привёл с собой двух-трёх приближённых, и юрта была полна людей, чьи лица освещались отблесками огня.
Кутугай медленно поднял руку, и разговоры стихли. Старый мурза откашлялся, его голос, хриплый от возраста, но всё ещё властный, заполнил пространство юрты.
– Достойнейшие из достойных, опора ханства и защитники правоверных, – начал он, обводя взглядом собравшихся. – Прошло уже много времени с тех пор, как неверные казаки осквернили священную землю Искера. Они не просто заняли наш город – они посмели строить недалеко от него свой острог, названный ими Тобольском, словно собираются остаться здесь навечно.
Мурзы загудели, выражая негодование.
– Ермак и его разбойники думают, что победили нас, – продолжал Кутугай, повышая голос.
Юный хан Канай попытался что-то сказать, но Кутугай мягко положил руку ему на плечо, и мальчик замолк, опустив глаза.
– Нужен решительный удар, который покажет всем – и остякам, и вогулам, и самим казакам – что Сибирское ханство ещё живо, что власть хана нерушима! – продолжал старый мурза.
– Правильно говоришь, Кутугай! – поддержал его Девлет-бай, стуча посохом по земляному полу юрты. – Я помню времена, когда одно имя сибирского хана заставляло трепетать князей от Перми до Оби. Не можем мы позволить каким-то пришлым разбойникам топтать землю, политую кровью наших отцов!
Кутугай кивнул старому мурзе и продолжил.
– Но нападение на Тобольск – дело не простое. Казаки отстроили крепкие стены, у них есть пушки и порох.
И тут Маметкул резко поднялся на ноги. Его движение было столь стремительным, что несколько мурз инстинктивно отшатнулись. Сильный и самый молодой из мурз, он возвышался над сидящими.
– Я поведу воинов на Тобольск! – громко произнёс он.
Наступила мёртвая тишина. Даже огонь в очаге, казалось, притих на мгновение. Мурзы переглядывались в изумлении – никто не ожидал, что Маметкул сам вызовется на это самоубийственное предприятие. Молодой Алей открыл рот от удивления, Хилал замер с поднятой к бороде рукой.
Кутугай на долю мгновения потерял самообладание. Его хитрые глаза расширились от неожиданности, рука, державшая чётки, дрогнула. Он рассчитывал на то, что придется приказывать. Но чтобы Маметкул сам... Что-то здесь не так, но что – пока непонятно.
Однако старый интриган быстро взял себя в руки. Его лицо расплылось в широкой улыбке.
– Вот это истинный батыр говорит! – воскликнул он, хлопнув в ладоши. – Сын великого Кучума показывает пример всем нам! Аллах свидетель, кровь Шибанидов не оскудела!
Маметкул стоял неподвижно, его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнуло что-то похожее на торжество. Его нукеры выпрямились, с гордостью глядя на своего господина.
– Это большая честь для меня, – произнёс Маметкул, слегка склонив голову в сторону юного хана. – Служить хану Канаю и защищать земли наших предков – долг каждого правоверного. Я соберу лучших джигитов и нанесу такой удар по неверным, что они пожалеют о том дне, когда пришли сюда.
Кутугай поднялся, подошёл к Маметкулу и положил руки ему на плечи. Со стороны это выглядело как благословение старшего, но те, кто стоял близко, видели, как напряглись пальцы старика, словно он хотел вцепиться в плечи соперника.
– Очень хорошо, очень хорошо, – повторял Кутугай, его улыбка стала ещё шире. – Хан и всё ханство будут молиться за твою победу, достойный Маметкул. Ты получишь всё необходимое – воинов, коней, припасы. И когда ты вернёшься с победой, слава твоя будет греметь от Иртыша до Волги!
В словах старого мурзы звучала фальшь, но Маметкул лишь кивнул. Остальные мурзы начали шумно выражать одобрение, хотя все прекрасно понимали, какая игра разворачивается у них на глазах.
Маметкул обвёл взглядом предлагающих помощь мурз, его губы тронула лёгкая улыбка. Он понимал, что большинство просто старается показать свою лояльность перед лицом неизбежного продолжения конфликта между ним и Кутугаем – причем лояльность и перед ним, и перед Кутугаем.
– Благодарю вас, достойные, – произнёс он.
Кутугай вернулся на своё место рядом с ханом Канаем. Мальчик смотрел на происходящее широко раскрытыми глазами, не до конца понимая все тонкости политической игры, разворачивающейся перед ним.
– Хан Канай, – обратился Кутугай к мальчику достаточно громко, чтобы все слышали. – Скажи своё слово. Благослови поход достойного Маметкула против неверных.
Канай облизнул губы, взгляд его метнулся от Кутугая к Маметкулу и обратно. Затем он произнёс заученные слова:
– Именем Аллаха и властью, данной мне предками, я благословляю этот поход. Пусть сабли наших воинов будут остры, а сердца бесстрашны. Пусть Маметкул, сын моего великого предшественника, принесёт нам победу.
В юрте снова зашумели, мурзы начали обсуждать детали предстоящего похода. Маметкул почти не отвечал на вопросы о том, как он собрался захватывать острог.
Кутугай сидел молча, поглаживая свою седую бороду. Маметкул с виду сам шёл в ловушку, и это казалось очень подозрительно.
***********************
- Максим, надо что-то придумать для защиты Тобольска, - сказал Ермак, когда мы вернулись в город.
- Что? – спросил я.
- Не знаю, - ответил атаман. – Не знаю. Пушки у нас есть, порох – тоже… но этого может оказаться мало. Много людей на защиту острога отправить не можем – кто знает, не будет ли нападения сразу еще и на Кашлык. И к тому же… надо будет ударить в спину по отряду Маметкула. Разгромить его полностью. Иначе они уйдут, видя, что не получается. Кутугай свою выгоду получит – сын Кучума опозорится перед татарами, не сможет взять даже маленький острог, но уцелевшие в бою вернутся потом и снова нападут. И Кутугай станет даже сильнее, избавив татар от влияния сына Кучума! Поэтому напавших на Тобольск надо полностью добить. Получается, в остроге – сто человек… отправить для скрытного удара по Маметкулу надо не меньше двухсот… и в Кашлыке надо оставить сотню – но такой город сотни совсем мало! Везде огромный риск!
- Ты прав, атаман, - произнес я. – Буду думать.
- Давай, - Ермак похлопал меня по плечу.
От автора