Остаётся только удивляться тому, что может творить человеческое терпение. Неуёмная кроткая сила, которая идёт рука об руку с прощением. И вроде бы как всё просто – терпеть, ждать, прощать. Только не для горящего и жаждущего сердца. Чего жаждущего? Это у всех по-разному – у кого-то приключений, счастья, весёлых и неожиданных потрясений, а у кого-то попроще – сердце жаждет понимания и в этом обретает счастье.
Иван гнал машину по заснеженной трассе за Иркутском, много курил и матерился про себя.
- Господи, ну как можно быть такой… по жизни? Все, что могу делаю, не бухаю, всё в дом, и каждый день скандалы. Невыносимо.
В голове прокручивались события – давние и совсем свежие, обида по которым еще не стихла в душе под выгоревшим пеплом негодования и прощения. Вот и сейчас отчётливо вспомнилось – принёс домой цветы, а оказывается ей такие не нравятся. И всё с каким-то одолжением, с какой-то ухмылкой что ли. Вроде всё для себя понятно – мука, а не жизнь, но внутри что-то сидит и не даёт покоя. Любовь? Для себя у Ивана был всегда один и тот же однозначный ответ – «Я люблю её до безумия» …ну или «я без неё не смогу». Он часто говорил об этом, смотрел преданными глазами, ухаживал, практически всё делал по дому, ну и много чего еще из разряда – «сиди, дорогая, я сам».
Отец и мама Ивана как-то самоустранились после женитьбы сына. Было ему тогда в аккурат 23 года. Вроде бы уже и не мальчик, но и прям состоявшимся мужиком назвать трудно. Сначала скрывал скандалы, страдал в одиночку, а потом всё как-то неожиданно всплыло наружу. Отец махал на всё рукой и говорил.
- Они молодые, всё будет нормально.
Мать хмурилась и таким спокойным голосом:
- Ну ты сам такую выбрал, сынок. Я предупреждала…
А звучало откровенно, будто бы:
- Сынок, ты сам дурак и сам во всём виноват.
Такую выбрал… вот какую «такую»?
Иван жал на газ и ехал по трассе, машин в позднее время было мало и можно было поддать, при этом где-то за душой был небольшой страх скользкой дороги. Опять же начался снегопад. Снегопады в Якутии – самое красивое зрелище, которое только может быть в мире, - именно так думал Иван. Представьте себя – высокое, запредельное ночное небо, сквозь который вроде бы на краткое мгновение можно увидеть космос со всеми светилами и планетами, и из этой мохнатой выси, как будто бы дышащей могучими вздохами, до самой земли падают большие снежные хлопья. Сейчас поменьше, а в детстве, Иван это помнил точно, снежинки были размером с ладонь. Ну может чуть меньше, в детстве ведь и ладонь у Ивана была маленькой, а может быть впечатления были слишком яркими. Неважно. Красиво это – ночной снегопад в Якутии, а если еще где-то из-за облаков, синеватых, серых, пепельно ночных, проглядывает Луна – то это просто… просто волшебство, явившееся в мир воочию.
Иван посмотрел над рулём, пригнувшись чтобы захватить взглядом больший кусок неба. Луна размазанным белёсым пятном светила за облаками. Шёл снег. Будто кто-то тёр пушистую Луну и вычесывал из неё пух. Иван усмехнулся. Боль в сердце начала понемногу отпускать, обида, горечь которой еще полчаса назад была нестерпимой, оседала… вкус изменялся с горького на пустой, безразличный. Скандал был? Был. Но может быть и он не так уж прав во всём. Ведь она, его жена, с ним, никуда не уходит и вроде бы всё хорошо. Ну сложный характер, что поделаешь… Действительно – сам такую выбрал.
Иван снова закурил.
- Сам себе нафантазировал, а потом влюбился. А она не такая, она другая… Но ведь я люблю её, и она меня любит… И вообще куда я еду?
Трасса сужалась сугробами. Сначала Иван ехал по широкой дороге, а потом свернул к Шелехову и погнал вперёд. Слева и справа сплошными рядами возвышались сосны, среди которых иногда взглядом можно было различить пики безлистых осин, елки и очень редкие лиственницы. Рядами, конечно это назвать было нельзя, скорее частоколами, за которыми скрывались многокилометровые, что вперед, что назад и влево-вправо, леса. На скорости, под темнотой, в свете фар Иван разглядывал дорогу. Раньше бывало выезжал так же за Чистые Ключи или наоборот за Малую Еланку, ехал по трассе, включал музыку и ощущал себя… свободным. Было это еще до женитьбы. Тогда в сердце жили мечты, желание бороться с чем-то таким, победа над чем перевернёт всю жизнь, казалось, что сможет всё на свете. Сейчас музыку включать не хотелось… в сердце не было былого – только образ жены. В голове шумело, на сердце было тяжело. Сам понимал, что дурак – вот по факту: внешность у жены, ну чуть выше средненькой, эгоистка, как в песне: «не одарит улыбкой, не полюбит, как надо». И за что можно было полюбить её саму? Иван выкинул сигарету за окошко и сразу же ответил сам себе:
- За глаза… Наверное… трудно объяснить за что люди любят друг друга. Кто-то говорит, что всё дело в химии и гормонах…
Сердце потихоньку успокаивалось, и так было всегда. Сначала, - вот прям прибил бы за наглую ухмылку, за безразличные глаза, в глубине которых таились издевательские искорки, за слова:
- Живи, как хочешь, Ваня… будто бы я за тебя держусь…
А самому хотелось бы чтоб держалась, ценила, уважала. Много чего хотелось. И тут же совесть как бы шепотом, издалека.
- Вань, ну так нельзя. Она же человек такой же, как и ты. Тут добром надо.
В итоге Иван соглашался сам с собой, если быть точнее – то с совестью, и жена продолжала портить ему кровь. И так чуть больше года. В этот раз Иван снова перешагнул барьер, буквально – через себя, поступился и решил возвращаться назад, открыл окошко почти на полную, чтоб проветрить мозги.
- Ох, морозик-то градусов двадцать не меньше.
Через несколько минут Иван начал закрывать окошко, стекло немного подмерзло и не хотело подниматься.
- Ну, ё-мое. Этого еще не хватало.
Внезапно свет фар выхватил белый комочек, прыгающий через дорогу над снегом.
-Ёёёёё…
Иван вскрикнул и резко отвернул на встречную полосу, машину сильно занесло и потащило юзом, раскручивая по часовой стрелке, затем машина слетела в кювет. Пока крутилась и кувыркалась, Иван крепко держался за руль. Понял, что попал в просак и сейчас что-то будет, был готов к этому, сжав зубы. Краткие мгновения, ожидание удара, готовность принять его и выдержать, и вдруг темнота…
Через какое-то время Иван осознал себя во сне, сознанием отметив про себя, что он живой. Мертвецам же сны не снятся. Он шёл вроде бы как по снежной поляне, было прохладно, но не холодно. Голос лился издалека, и хоть убей было непонятно кому он принадлежит – женщине или мужчине, вроде бы смутно знаком.
- Голова мёртвой совхозной лошади… Не слушаетесь мамку – послушаетесь палку. А голова прыг из-за пригорочка, челюстями цокает и бьёт под коленки, а потом по затылку…
Пространство сна начало размываться, комкаться и улетучиваться, глаза немного болели. Тонкими точками, а затем малыми кругляшками открылось пространство, с ним в тело пришла и боль – Иван очнулся, но не сразу пришёл в себя. Было чувство будто можно поспать еще минуток десять-пятнадцать, а потом нужно вставать и выбираться. Что-то внутри говорило, буквально кричало, что вставать нужно прямо сейчас, но сил не было, и Иван всё-таки снова закрыл глаза. Он окончательно убедил себя в том, что на дороге наскочил на голову совхозной лошади из страшилки, которую слышал когда-то в детстве. Десять минуток… еще десять минуток и встать, начать бороться… Холодно, снег как-то набился под футболку и уже не таял от тепла тела. Трудно дышать, что-то давит грудь снизу, будто бы Иван лежал на животе, согнутый в три погибели.
Сон снова стал налипать сверху, падая на глаза сгустками усталости, неги, ушедших тревог. Будто бы вещество в лава-лампе – медленно вниз, затем вверх, вниз… вверх… и так бесконечно. И вдруг сон снова начал комкаться, Иван очнулся, но сознание входило в тело с длительной задержкой, ему показалось, как что-то огромное и живое вытаскивает его за ноги из машины, потом взваливает на плечо, как соломенный тюк. Было удивительно, но вместе с тем обычно. Иван чувствовал себя надёжно, и был уверен в том, что его судьба предрешена неким мистическим образом. Он прохрипел.
- Я умер… да? Ты чудовище… ты не съешь меня?
В ответ среди хруста снега под лапами чудовища… или под ногами? Боковым или в данном случае лобовым зрением Иван увидел, что ноги чудища обуты в белые валенки, расшитые по войлоку синеватыми узорами.
Он не видел лица или морды существа, которое его тащит, он мог смотреть вниз с плеча, на которое он был вскинут. Было высоко, очень. И тепло – шерсть чудовища и жар его тела согревали. Иван то засыпал, то снова просыпался, а существо все шло и шло по лесу среди снегов. Сколько и как далеко? Неизвестно. Сам же существо было покрыто коротким мехом или… короткошёрстой белой шкурой, по ощущению щекой, больше походившей на велюр, пахло… вот чем? Молью… бабушкиным старым кардиганом из рассохшегося фанерного шифоньера? Пылью? Но запах был знаком, вызывал какое-то воспоминание о былом, о детстве…о голове сохвозной лошади… Тьфу ты. Эту страшилку Ивану рассказала бабушка Татьяна, давным-давно, когда они гадали «на чёртика» то ли под новый год, то ли после нового года. Иван пытался напречь извилины, даже попытался упереться руками в спину чудища, воспротивиться, ну или привлечь к себе внимание.
- Эй… кто ты? Ты кто и куда ты меня…
Чудовище рыкнуло в ответ на вполне понятном русском языке.
- Молчи ужО, доездился. Сейчас на место придём, я тебя научу, как по урочищу ездить! Зверьё моё давить! Ох я тебе ужо!
Иван замолчал, внутри боролись два чувства – поддаться и просто ждать или же задать еще какие-то вопросы, потребовать что-то. Но он продолжал молчать. Из-за спины раздался совиный перегуд, а затем рык сверху.
- Спи давай! Скоро придём!
Иван снова провалился в темноту, но никаких снов уже не видел. Чувствовал движение, то как грудь сдавливало о мохнатое плечо чудища, также ощутил как его внесли куда-то и уложили. Одет он был легко – во время импровизированного побега из дома одел только спортивные штаны и футболку, сверху накинул осеннюю ветровку, на ногах кроссовки. Думал – не замёрзнет, на машине же. А оно вон как вышло. Тепло лилось со всех сторон, касалось кожи, проникало под нее до самого нутра, отзывалось приятными мурашками, а затем и жаром. Захотелось попить, а значит и проснуться. Иван захлопал глазами, а после присел. Он лежал на широком топчане из горбыля, под собой он ощущал мягкие шкуры, накиданные друг на друга типа подстилок. Надёжно и мягко, главное не на досках. Огляделся – ни то изба, ни то землянка. Скорее землянка – потому что без окон, тёсовые стены, всё сколочено грубо, и сильно что ли, сильной рукой. Стол, стул, чурбаки, а в углу небольшая печка, сложенная на подобие очага, как в баньке по-чёрному. И никого внутри. Тишина и свет от очага… а нет, вон еще у стены в специальных вставках горят лучины, много – прям рядком.
Иван встряхнул головой.
- Я точно разбился, налетел на что-то в потёмках и разбился. А это всё, что-то типа отстойника для фильтрации… сейчас придёт ангел, или кто там и устроит мне правило за все мои прошлые прегрешения…
- А что, много грешил, парень?
Иван вскинулся, но в спине больно кольнуло и расплылось, - пришлось снова откинуться на топчан. В землянку вошёл старый дед с необыкновенно длинной седой бородой, и такого же цвета валенками с длинными голенищами, отвернутыми как у бурок.
Дверь заскрипела, и Иван был готов уже ко всему, но увидев деда выдохнул.
- Господи, померещится же. А вы кто? Там на дороге я разбился, да? Никак не пойму… я живой или мёртвый?
Старик отёр валенки у входа, прошел дальше и вылил воду из ведра в бак. Вода едва-едва парила теплом. Иван это заметил, подумав о том, что во дворе скорее всего есть колодец, а может прорубь на озерке.
Старик молчал, а Иван выжидательно смотрел на него.
- Так что случилось-то? – Иван потер лоб, - Чёрт, голова болит. Ничего не помню. Господи, ты боже мой.
Старик покосился на Ивана и будто бы фыркнул или зашипел. Иван не расслышал.
- Не поминай всуе, парень. Вон зеркало видишь? На столе рядышком с тобой.
Иван приподнялся и глянул на небольшой столик возле топчана, на нём лежали клубки шерсти, какие-то сушёные травки, колбочки, банка со швейными принадлежностями – напёрстками, уголками и катушками ниток, вьеинамский бальзам «Звёздочка», и рядышком небольшое зеркальце с отколотым краешком и паутинкой по всей глади. Иван взял его в руки.
- Да, да. Возьми-ка. А теперь глянься в зеркальце, да так чтобы я был за спиной. Поворотись.
Иван недоверчиво и удивлённо посмотрел на старика, затем присел на топчане и сделал, как было сказано. В следующее мгновение зеркальце разлетелось на осколки – в нём, за своей спиной Иван увидел здоровенное чудище, белошерстое и лихозубое. Чудище наклонилось, чтобы полностью попасть в зеркальце и оскалилось, улыбалось, при этом показывая двумя когтистыми пальцами знак «Виктори».
Иван ойкнул и откинул зеркальце, а затем резко обернулся, но перед ним все также стоял и усмехался длиннобородый старик, отдалённо похожий на обычного старика-пахомыча из русской глубинки или на хоттабыча из советской сказки. Наверное, из-за бороды. Иван быстро перекрестился. Старик при этом хмыкнул и усмехнулся, на манер – «во даёт, парень». Иван смотрел на старика, затем на осколки зеркальца. Кольнуло под сердцем и в глазах.
- Я что, умер? Как же так?
Старик зачерпнул воду из бака жестяной кружкой и протянул Ивану.
- С чего ты взял?
Иван взял кружку.
- Ну как? Вы… ты… ты же не старик? Ты…
Старик снова усмехнулся, ухватив себя за бороду и скорчив страшную гримасу.
- Бууууу. А кто?
- Ну я… не знаю… Но в нашем мире, в мире живых людей таких не существует же.
Старик удивлённо посмотрел.
- Думаешь? Ладно, выдохни – ты не умер. Но есть к тебе разговор, милый человек, серьёзный. Ты чего на дороге беспредельничаешь?
Иван вскинул брови.
- Что… а? Как это?
Старик открыл входную дверь землянки, сам прошёл в лаз и крикнул что-то непонятное, потом долго чмокал губами, посвистывал. В землянку один за другим стали вбегать белые зайцы – какие-то бойко вскакивали внутрь, барабанили лапками по полу, какие-то напротив медленно и чинно, едва-едва подпрыгивая, оказывались в помещении – эти как-то отстранились к стенке и о чем-то там пофыркивали друг перед другом.
Старик глянул на зайцев, а затем на ошарашенного Ивана, который сначала вольно сидел на топчане, но сейчас он вдвинулся в угол у стены, поджав ноги.
- Ну вроде все собрались. Тут у зайцев есть к тебе предъявка. Придётся, как-то соответствовать. Кто скажет первым?
Зайцы, не сговариваясь глянули на толстого большого зайца у стены, тот чинно вышел вперед, поднялся на задние лапки. Сначала он медленно и тихонько пофыркивал, ведя мордочкой по рядам своих побратимов, но затем стал верещать громче, то и дело тыкал мордой в сторону Ивана, который ровным счетом ничего не понимал. Старик стоял молча и периодически усмехался, но затем он осёк митингующего зайца, фыркнув что-то резкое. Дождавшись тешины, добавил пару фырков, хлопнул несколько раз в ладоши, присел на корточки и прыгнул два раза. Заяц смотрел недоверчиво, но затем все-таки кивнул.
Старик хлопнул в ладоши, и вся ушастая братия замерла, выжидательно глядя то на старика, то на Ивана.
- Вот такое дело, Вань. На дороге тебе под колесо чуть-чуть не попал зайчонок, которого зовут… Короче не важно, всё равно ты выговорить не сможешь на заячьем. Ну вот, из-за него ты перевернулся… Вроде как бы и не твоя вина, однако ты его чуть не задавил. Ко мне зайчонок прибежал, рассказал о тебе – ну я и решил тебя спасти, но зайцы хотят от тебя так сказать…
- Чего?
- Сатисфакции.
Иван нахмурился.
- Чего-чего?
Старик засмеялся.
- Мда, ты чего? Книжек не читаешь что ли? Извинений они хотят, ну и неплохо бы им по весне чего-нибудь этакого в лесок привезти, знаешь…
Иван посмотрел на зайцев.
- А какого из них я чуть не придавил-то?
Старик быстро оглядел всех, фыркнул и получил ответ от зайца-старика. Перевёл Ивану:
- Его мамка от себя не отпускает, держит в норе. Не простой зайчонок-то, вот этот у стены – его дед, старейшина заячьего тейпа, ну племени здешнего. Там поголовье, ого-го-го-го. Ну, Иван, нужно извиняться.
Иван как-то сразу принял ситуацию, все то, что происходило вокруг. Иногда накатывало чувство, что всё это сон, но реальность, бьющая ото всюду гасила чувство сновидения. Ну и пусть! Пусть так! Всё новое и интересное, непознанное и пока что доброжелательное. Зайцы вот только наезжают.
- Да без проблем. Простите, господа зайцы, погорячился. С бабой со своей поругался, дай думаю – прокачусь, развеюсь. А тут ваш зайчонок… наследный принц, прям под колесо… но я ведь тоже перевернулся, вроде бы квиты?
Старик слушал и кивал головой, зайцы вытягивали мордочки и сверлили Ивана черными глазами, изредка одновременно поворачивались к старику. Тот перестал кивать и шепнул.
- Вань, они на человечьем не понимают. Надо по заячьи сказать.
Иван опустил ноги на пол и встал с топчана.
- Как это? Я же не умею.
- А тут всё просто. Вставай на корточки, приложи ладони к голове, как у детей, типа ты зайчик на утреннике.
Иван посмотрел на старика и подумал: «Вон ещё чего знает, нечистая сила, про детские утреники». Сомнений в том, что он повстречался с лесной нечистью больше не было. Иван сел на корточки и приложил ладони к затылку, растопырив пальцы.
- Пальцы на растопыривай, держи лодочкой. У тебя же не рваные уши. Ты заяц, а не вахлак. Зайцы народец опрятный, и очееееень модный. А как заячьи ушанки никому больше нужны не стали, так и малость оборзевший. Теперь подпрыгни, вытяни губы трубочкой и произнести: «Трям-пуру-пуру». Полностью повторить ты не сможешь, но этого достаточно. «Трям-пуру-пуру», понял?
Чувствуя себя немного глупо, это если мягко говоря, Иван выполнил все, что от него требовали. Большинство зайцев, как по уговору просто направились к выходу из землянки, но заяц-толстяк, державший вначале крепкую речь, подпрыгнул к Ивану и хлопнул его лапкой по колену, на манер одобрительного похлопывания по плечу.
Затем заяц чинно удалился. Ивану стало значительно свободнее, но необыкновенность всего действа никуда не улетучилась.
- Слушай, как это вообще? Где я? Объясни хоть, что происходит. И как бы это… как к тебе обращаться-то?
Старик поплотнее захлопнул дверь землянки.
- Плечо не болит, паря? Как обращаться? В смысле кто я такой вообще? Даже не знаю, как объяснить… тут дело такое. Ты же знаешь, что такое огонь…ну или вода?
Иван кивнул.
- Ну вот, это силы природы. Я тоже такая же часть природы, скажем так – ее разумное и живое проявление. У вас, у людей как? Вижу – значит верю, а все что глубже – это вроде как от мира волшебства, а значит и не существует. Ну не у всех, конечно. Ты вот, мне кажется, до сих пор с чем-то таким в сердце живёшь? Вспоминаешь чего-то?
Иван кивнул. Не сказать, что он жил воздушным или несуществующим, но в голове его витали облака, он любил старые легенды, предания, зачитывался сказаниями о героях различных народов, в том числе и якутского. Мечтал совершить за свою жизнь подвиг по мере сил. Все это вспомнилось сейчас, после слов необычного существа в обличье старика. Раньше не вспоминал, после свадьбы прибавилось дел и забот.
- А звать меня можешь просто – Удача Горыныч. Запомнишь? Удача Горыныч.
- Необычно…
Старик усмехнулся.
- Да, можно сказать у тебя сегодня и правда ночь необычная. На машине перевернулся, с хранителем тайги Удачей Горынычем познакомился, перед зайцами извинился… Кстати, тут, паря, извинениями не отделаешься.
- Как это?
Старик засмеялся.
- Придётся тебе по следующей осени им полтонны моркови в лес подогнать, при чем килограмм пятьдесят семенами. Ну я так им от тебя пообещал.
- Да ты… вы что, серьёзно, что ли? Полтонны моркови?
- Ну да, а что? Зайчонок-то королевских кровей, а не хухры-мухры, какой-нибудь завалящий беляк-ушастик. И обмануть не моги, а то потом ни зимой, ни летом в лес не войдешь. А места тут сам знаешь какие.
Удача Горыныч подошёл ближе и одобряюще ткнул ошарашенного, и, по всей вероятности, прикидывающего в уме, где купить столько моркови, Ивана в плечо.
- Ну ты чего? Скажи еще спасибо, что нарвался на зайцев, а не на бобров. Те могли бы еще тебе и братских лещей по лбу надавать, я уже молчу о лисах – тем никакие извинения и вовсе не нужны, тем рыбу, мясцо подавай, и мыслят они тонными эквивалентами. Про волков вообще молчу, они бы там сразу с тобой на месте расчетец бы произвели. И я бы не смог заступиться – законы тайги. А с зайцами договорился. Так что ты и мне теперь должен, а?
Иван похлопал себя по карманам ветровки, нахлопал пачку сигарет.
- Курить-то можно? А семена им зачем?
Удача сел на табуретку.
- Кури, если чёрта не боишься. Семена-то? Так зайцы же в лесу делянки целые под морковь и капусту пускают, маскируют потом, ну и я морок навожу, чтоб не шастали.
Иван достал сигарету, покрутил в руках и вложил себе в рот.
- Слушай, а ты говоришь – хранитель тайги. Это… леший что ли?
Удача Горыныч вскинулся.
- Чего-чего? Леший? Ты где такого понахватался-то, а? Человечишка! Вам, что не лес, так там леший заправляет, а? Лешие мне шестерят по всем районам отсюда и до тундры и степей, а там – тундровики и степовики, но это уже не мой кабинет. Я в тайге самый главный, ну есть еще Птица-Баба, но это летом, а я зимой. Эх, дать бы тебе по лбу раз, чтоб со старшими услужливее был.
Удача поднёс к носу парня здоровенный кулак, который как будто бы увеличился в размерах прямо на глазах.
- Чуешь?
Иван кивнул.
- Ну вы, это, простите, если не то сказал. Я же не знаю как у вас тут и что.
Иван встал и подкурил сигарету от одной из лучин, которая горела, но казалось даже и не думала догорать. Волшебная – подумал Иван. Сделал одну затяжку, выпустил дым в сторону выхода, вторую, третью и внезапно ощутил мощный тычок в спину.
- Эй…
Иван обернулся и увидел перед собой… Можно подбирать разные слова, определения и описания, но это был… натуральный чёрт. Он процокал по досчатому полу к Удаче Горынычу, кивнул ему, затем они поздоровались за руки. Чёрт был покрыт местами свалявшейся в колтуны чернявой шерстью, стоял на двух высоких копытах, потирал две клещневатые ладони, также заросшие шерстью, но менее густой. Он был одет в простую посконную рубаху, местами пригоревшую, сама же рубаха была заправлена в красные шаровары, на которые вместо пояса-кушака вокруг была намотана живая змея. Иван вытаращил глаза, сигарета сама вывалилась из раскрытого от удивления рта.
Чёрт поднял ее, поплевал на огонёк и прибрал к себе в карман, затем повернулся к Удаче Горынычу и весело подмигнул, указывая на Ивана.
- Клиент?
Удача махнул рукой.
- Да не, так просто, пассажир с улицы. В аварию попал, зайцы с ним хотели поквитаться, вот пришлось сюда привести. Ну ты ушастых знаешь же. Трусишки решили отыграться и справедливость восстановить.
Чёрт посмотрел на Ивана.
- Варежку-то закрой, парень. Сам же надымил, а в миру как – курить, значит чёрта звать. Про водку тоже самое, но там другие черти работают, не из моего клана. Видишь у меня рубаха пожжённая? А у тех проспиртованная. Как закурил в тайге, так знай – я уже за спиной, ну а не я, так побратимы мои.
Иван достал пачку сигарет, присмотрелся к ней, затем сжал в ладони, чуть не сломав сигареты и убрал в карман. Чёрт усмехнулся.
- Ты в лесу на зайца наехал что ли?
Иван кивнул.
- А как зовут?
Иван протянул руку и представился, но чёрт не ответил на рукопожатие.
- Калекой стать хочешь? Не тебя. Зайца как зовут?
Удача Горыныч произнёс что-то замысловатое, а в конце добавил – «Отважный» и что-то, что Иван точно не расслышал, но что-то вроде «Волкобойца» или «Волкобийца». Это по всей видимости перечислялись титулы и титулования чуть не пострадавшего зайца или же кого-то из его родни.
Чёрт рассмеялся.
- Ну да, легко отделался еще. Зайцы они такие, любят на себя пуха понагнать. Я две недели назад с Косогов шёл, слышал, как один ночью в норе про свои геройства пел – надо было бы записать, так уверяю – получился бы эпос не хуже сказаний о Нибелунгах. Хотя можно было на них прикрикнуть как следует, да и всё. Слышь, Удача, помнишь, как лисы в том году зайцев в заложники взяли и заперли на острове по весне в половодье? Хотя нет, откуда? Ты же тогда уже к Магадану подался, а здесь Птица-Баба заправляла. Ну был такой случай, потом расскажу. Налей что ли чаю… а кофе есть? Посижу, попью, да двину, дела у меня.
Иван молчал, не встревал в разговоры, слушал и давался диву с того, какой мир открывался ему в эти секунды. Под дверью начало поддувать, звучал тонкий ветерок.
- Чего за дела?
Удача посмотрел на дверь.
- Говори, а то сейчас эта простоволосая еще припрётся, начнёт хату выхолаживать.
Чёрт глянул на дверь.
- Завируха что ли? Не, не припрётся – она под Иркутском окраины заметает, у меня там бабёнка живёт, я около часа назад только у неё был, а сейчас к другой иду в село. Она там колдовство затевает, доглянуть хочу – всё-таки моя территориия.
Старик с седой бородой усмехнулся, поставил на стол деревянную чашку с кофе, невесть откуда взявшимся. Тут же поставил на стол вторую и третью кружку.
- Вань, кофейку тяпнешь?
Иван подошёл к столу и присел на чурбак.
- С удовольствием.
Старик посмотрел на чёрта.
- И когда ты только всё успеваешь-то, а? Баба у него. Тоже мне ходок. Смотри, а то рога пообломают. Совсем комолый станешь.
Иван украдкой глянул на чёрта, у которого один рог был толи сточен, то ли обломан.
- Ага, нашёл кого учить. Мне уже больше трехста лет, если что.
Удача хмыкнул.
- Ишь ты, какой старикан. Сопля зелёная. Годами будем считаться?
Чёрт умолк и отхлебнул кофе. Он иногда посматривал на Ивана, но посмотрев еще раз, все-таки сказал.
- Слушай, мужик, а ты чего сидишь-то здесь? Ну рассчитался с зайцами, в себя пришёл – так может пора уже и до дома? Чего по ночам в тайге шаришься? И знаешь, что-то рожа мне твоя смутно знакома. Мы никогда с тобой не встречались, а?
Иван смотрел в глаза чёрта, но не мог выдержать взгляда. Сам же чёрт топорщил небольшой аккуратный пятачок, держал ладони на столе, сжимал кулаки и говорил с легким кавказским, ну или каким-то там акцентом. Трусом Иван не был, но опасался, что чёрт может садануть кулаком по морде, морально готовился к этому, продумывал меры противодействия.
- Если бы встречались, так я бы запомнил. А оказался я здесь по хотению Удачи Горыныча, он меня сюда притащил. Я на машине ехал, хотел развеяться… отвлечься, с бабой своей поругался.
Чёрт кивнул головой.
- Ну-ну, дальше…
Иван отпил кофе.
- А чего дальше-то? Ну чуть на зайца не наскочил, потом как в комедии – «очнулся, гипс». Слушайте, я реально не понимаю… где я оказался-то? Вы же, ну вы же не люди, вы же волшебные… Как я вас вижу-то?
Удача усмехнулся.
- А что, хочешь, чтоб невидимыми стали? В штаны не нальёшь с испугу-то, а?
Чёрт звонко захохотал.
- А чего? Может его самого в лесную нечисть поверстаем, а? Ну правда придётся сотенку лет в кандидатах походить, ну если экзамен сдаст, то примем. Русалку какую-нибудь длинноногую ему подсуетим… А, Горыныч?
Сам же Горыныч провёл руками по своему лицу, затем скрестил руки на груди и развёл их. Медленно, будто из дымки, перед Иваном появилось чудище, которое он видел в зеркальце – громадная волчья пасть, такая же хищная морда – прямоходящий белый волк, если сказать проще. Чёрт сразу присмирел, а сердце Ивана захолонулось. Чудище могло говорить.
- Не бойся, парень, я оборотился, чтоб ты мой рассказ до сердца принял. Вся лесная нечисть своему делу служит – каждый по-своему. Кто в воде, кто на воздухе, кто по огню, а кто под землёй. И мы здесь раньше, чем человек в эти места пришёл. Кто поумнее, так понял, как жить. Мне, например, до сих пор якуты на зимовьях мисочку молока с кровью принесут или мёд. Так принято. Его вот последнюю тысячу лет промеж рогов так и норовят крестом ударить. Насочиняли и тешатся.
Иван слушал, и подумал про себя – «Еще бы не хотели, чёрт же».
Горыныч ощерился и тихонько рыкнул.
- Ну и что, что чёрт? Такая же часть природы, как я или ты. Просто в разных измерениях, так сказать. Чёрт… ишь ты. Вообще, чтоб ты знал чертями называют людей чаще, ну называли в прошлое время. Чёрт – это тот, кто зашёл за черту, нарушил правила или кон. Вот такому можно и по шее надавать. А вот такие, как он – Горыныч ткнул лапой в чёрта, стоящего рядышком, - Полезными бывают, бабе какой в ворожбе, в гаданиях, ну в колдовстве малом… или кого от дома отвадить. Бывают и злее, но и то часть мира.
Чёрт, дослушав, хлопнул кулаком по столу.
- Вспомнил, где я тебя видел. У тебя бабка Зина в родственницах была, а? С деревни под Магарой, а? Гадал с ней «на чёртика»?
Иван хотел было отпереться, но понял, что это будет бесполезно.
- Ну да, есть. Была то есть, померла же пять лет назад. Гадал по детству.
Суть гадания была проста – нужно было нарисовать чёртика позабавнее, вокруг него написать буквы алфавита, а затем взять иголку с продетой ниткой. Острие иголки касалось пупка чёртика, а нитка удерживалась в руках, так чтоб иголка могла ходить по кругу на весу, указывая на буквы. Что-то типа американской доски для спиритизма в отечественном, и не побоюсь сказать, в более интересном исполнении. И ответы были… что вообще производило просто неизгладимое впечатление. С годами Иван стал думать, что баба Зина сама подкручивала нитку, чтобы выбирать нужные буквы и складывать их в слова, но теперь всё приобретало иной смысл.
- Вот. Говорю же рожа знакомая. Вы тогда мне и моему брату всё пузо иголкой истыкали. Вот точно, дать бы тебе по зубам, парень! Ну да дело минувшее. Я же вам раз десять слово на «Б» и на «Ё» тогда выдал, а вам хоть бы хны. Это ты же додумался тогда спросить, чем сериал «тропиканка» закончится?
Иван улыбнулся.
- Не, это баба Зина. Я, кстати, всегда подозревал, что она немного колдунья.
Чёрт расхохотался.
- Колдунья – это ещё мягко сказано. Водились за ней делишки. Котов сколько у неё было, припомнишь? Вы у неё в деревне жили посреди тайги же, если я не ошибаюсь. А тебя к ней на лето отправляли и иногда на зимние каникулы?
- Да, всё так. А котов у нее было, кажется, четыре – Мурзик, Барсик, Персик и Касьян.
Чёрт одобрительно кивнул.
- Вот Касьян мой старший брат, чтоб ты шарил. Драчун и забияка по кличке Царапун, но он чёрт деревенский, теперь же городской – где-то в Иркутске подвизался, а нас лесных подзабыл. Так что там с бабой-то у тебя, а?
Иван горько усмехнулся.
- Да тут в двух словах и не расскажешь. Просто нервы треплет. Вроде бы всё нормально, но на краткое время – потом скандалы, иногда думаю, что вот прям пришиб бы, а не вижу час-другой и не могу, тянет домой. Когда приезжаю – она сама ко мне ластится, а потом всё по новой. Не жизнь, а каторга. Устал. И всегда так было, а отказаться от неё не могу – держит что-то.
Иван уткнул лицо в ладони, растер лицо, а потом громко выдохнул.
- Ладно, собираться надо. Спасибо вам за гостеприимство, ну и как бы – я никому про ваше место не расскажу.
Чёрт и Удача Горыныч переглянулись и дико заражали.
- Ага, скажи, скажи. Потом точно зелёных человечков будешь наблюдать, но уже в дурке.
Смех долго не затихал. Иван чувствовал себя дурачком, молчал. Чёрт присмотрелся к нему.
- Знаешь, малый, а ведь не просто так мучаешься. Ну-ка подойди сюда поближе, не бойся.
Иван замешкался, но все-таки подошёл. Чёрт снизу заглянул в глаза.
- Шоу «Битва экстрасенсов» смотрел? Представь, что ты на нём. Я буду задавать вопросы, а ты отвечай.
Чёрт посмотрел на Удачу Горыныча.
- Удача, наложи оберег вокруг, чтоб никакая… б… не прошмыгнула. С душой работаем, как-никак.
И снова к Ивану.
- Ты готов? Не бойся. Жена ночью часто даёт?
- Чего-чего?
Чёрт нахмурился.
- Ты сопли пузырями не пускай, а отвечай, как положено. Я тебе помочь хочу. Часто?
Иван старался смотреть в глаза чёрта, но делать это было трудно. Еще и мохнатая лапа жмёт запястье.
- Нет, не часто и не очень-то. Сплю отдельно можно сказать, в зале на диване.
- Ага… подруги есть у неё?
Иван кивнул.
- Вроде да, она с ними по телефону часто общается.
- Ты их видел?
- Нет, на фото только, и всё.
Чёрт кивнул.
- Угу… а тебе постоянно спать хочется, прилечь? В уныние стал впадать? Музыка стала нравиться грустная, плачешь иногда, а?
Иван ничего не ответил, а просто кивнул. Чёрт перестал сжимать запястье и отвел глаза.
- Ну, паря, повезло тебе. Ты где её откопал-то, а?
Иван хлопал глазами.
- В каком смысле? Познакомились как? Я в Иркутск ехал с Братска, ну она на дороге голосовала. Так и познакомились, потом влюбился, женился. Всё как у всех.
Чёрт кивал, улыбался.
- А родители-то твои против были, а? А у неё родители где-то то ли пропали, то ли сгинули и пиши пропало, а?
Иван смотрел на чёрта.
- Ну, что-то типа. Отец-то вроде и не против, мама - вот та да, была против.
- А маму слушаться надо, друг, мама плохого не пожелает. Ну сказать, что ли, Удача?
Чудище подошло ближе.
- Скажи.
- Жена-то у тебя бесовка, прикинь? Силы с тебя тянет. Нашла себе ишачка и ездит.
Чёрт противно захохотал.
Иван хотел было перекреститься, но сдержался, потом сам же застеснялся того, что сдержался и шепнул про себя слова молитвы. Чёрт осклабился.
- Молиться не поможет, паря.
Иван посмотрел на Удачу Горыныча.
- Как бесовка? Это как бес только женщина? Ну она же человек, как же так?
Удача рыкнул.
- Ведьма она, упыриха со станком красивым. Приманит к себе мужичка своим сладким местом, а потом всю кровищу высосет.
Иван встряхнул головой. Эти слова он как будто слышал в каком-то сериале или фильме. Сам Удача Горыныч вообще подпускал в речевые обороты всякие блатные словечки, что было отчасти интересно, но как-то немного резало слух. В голове зашумело, захотелось пить. Кофе в чашке уже остыл, и им удалось немного утолить жажду. В землянке становилось всё жарче, и Иван снял ветровку.
Чёрт провел ладонью по груди парня, прямо над сердцем. Грудь начало сильно давать, будто бы не хватало воздуха.
- О, а на тебе еще и приворот. Чёртогрыз называется, ну это сейчас поправим.
Чёрт потёр ладонями, и буркнул под нос, что-то такое различимое, как «эх, и на кой мне это».
Чёрт посмотрел Ивану в глаза, потом подвернул ему голову вниз, как курёнку и прикрикнул.
- Эй, вылазьте, урки хреновы. Отработались. Батька пришёл. Считаю до трёх. Быстрее! А с мамашкой вашей я еще разберусь, будьте спокойны.
Через десять минут Иван широко хватал воздух ртом, как рыба на берегу, тёр грудь, которая полыхала огнём и с трудом ориентировался в пространстве.
- Что… что это было?
Чёрт смотрел на Удачу Горыныча, улыбался.
- Где? Что, ты о чем?
Удача Горыныч снова приобрёл внешность благообразного старичка, одетого в ватник и валенки белого расшитого войлока. Чёрт что-то пил из чашки.
- А ведьмой твоей я займусь. Сколько чертей холостых туда-сюда снуётся, а она, засранка, вздумала мужичка доить – кровь сосать. Козлодойка несчастная. Она на тебе ехать хотела, парень, как на ишаке – оступился бы, так раз и нет тебя. Знаешь как оно?
Иван молча смотрел.
- Да ничего он не знает. На кой оно ему. Это вы черти морочить горазды.
Чёрт засмеялся, а Удача продолжил:
- У нас проще – мне Баба-Птица как бы жена, но у нас же не как у людей. Это вам чертям лижь бы… а где жить потом будете, а, если ты это ведьму до себя притянешь?
Чёрт указал рукой в стену, по всей видимости обозначая направление.
- То есть? У меня же у мамки нора на Гнилом Болоте, там поживём.
Удача криво усмехнулся.
- А мамку куда? Я ее знаю – с ней шутки плохи. А то смотри, у парня-то в Иркутке квартира есть, а?
Чёрт рассмеялся.
- Не, там человечьим духом пахнет, мне в лесу все же привычнее, я же лесной чёрт. До лешего чуток не дорос, а в домовые не очень хочется. Хотя говорят моим папашкой домовой был. Не жалуюсь – мне всё в масть.
Удача кивнул.
- Не домовой, а банник. Я его знал – тот ещё малый был, девок в бане душил, образумился только когда Николашку свергли. Это пока молодой, всё вам кажется – успею, успею! Помнишь этого, как его? Ну на морде белая звёздочка-то еще, лет сорок назад затеял с медведем бороться?
Чёрт что-то перебирал в мозге, закатив черные поросячьи глазки, выудил из памяти и протянул.
- Помню, помню. Тогда еще пол леса собралось, медведи своего бойца неделю готовили, сам Наум тренировал, потом помер… жалко. Во громадный мишка-то был.
Удача хмыкнул.
- Да я не об том. Как его звали-то? Барас что ли? Тот тоже всё дурковал-дурковал, мол, для чёрта сто лет не срок – всё успею. А где он сейчас? Выгребные ямы по сёлам инспектирует, да бабёнок по амбарам своим пуком пугает. Тьфу!
Чёрт моргал.
- Ну мне что, в город перебираться что ли?!
Удача снова хмыкнул.
- Совсем дурак. Я же не об этом. Сельцо найди себе нормальное, бабёнку, а там уже куда выведет, но с Гнилого болота уходить надо. Сходи вон с Ваньком, посмотри, что там за бесовка сидит, может понравится тебе, а?
Чёрт мечтательно ухмыльнулся.
- А чего бы и нет? Вместе двинем, Вань?
Удача Горыныч растрепал бороду над столом:
- Так вам уже и пора.
Он громко хлопнул в ладоши, и Ваня с Чёртом испарились в мгновение ока. Раз и не стало. Сам же Удача Горыныч залез под топчан, на котором ранее лежал Иван, и достал из-под него небольшой телевизор. От чего и как он работал непонятно, но через две минуты из него доносилось протяжно-музыкальное:
… Там для меня горит очаг, как вечный знак забытых истин. Мне до него последний шаг, и этот шаг длиннее жизни...
И следом закадровый голос:
…Бандитский Петербург. Крах Антибиотика. Третья серия
…
Иван шёл по снегу, одетый в свою одежду. Кроссовки утопали в снегу и идти было не очень легко. Снегопад прекратился, и мороз усилился. Он шёл вперёд, думая о том приключении, которое пережил.
- Куда идти-то? Слышь, чёрт, тебя как зовут-то?
Ситуация из фильма ужасов или гоголевской сказки, но страха не было, была обыденность, и мороз сильно щипал щеки. Чёрт не откликался, а Иван шёл вперёд.
- Слышь, что ли?
Иван обернулся, но попутчика сзади не было. Вдалеке над замерзшим озерком стояла луна, окантованная звездами – отчетливо виделась большая медведица, снег искрился под светом, контрастируя с синевой горизонта и неба над лесом. Вдруг, как по волшебству, закружилась лёгкая метель, унося с собой зрелище красивого пейзажа и далёкий отсвет входа в землянку на яру озера. Всё пропало и тут же ожило.
Иван замер, поражённый странностью происходящего: метель сгустилась так внезапно, словно кто-то невидимый махнул рукой, накрыв лес и озеро прозрачным одеялом снежного безмолвия. Сквозь мерцание виднелись смутные силуэты деревьев, их искривлённые тени вытягивались и исчезали, будто манили вглубь. Ивану почудилось, что за занавесью снежной пелены мелькнул свет — но не холодный блеск луны, а тёплый, почти человеческий, как от далёкого костра. Прислушавшись, он уловил шорохи, слабое покашливание, а затем едва различимое шептание, словно кто-то звал его по имени, пробуя звук на вкус и отпуская, чтобы тот растаял в снегу.
Щеку Ивана ожгло, да так будто кто-то со всей дури вкатил ему горячую пощечину, а потом еще раз.
- Очухивайся быстрее! Пьяный что ли?!
Иван открыл глаза, над ним нависали лица двух гайцов – один полный, красномордый, дышал отрывисто, второй, похудее, бубнил что-то в рацию.
- Всё, очухался. Ты в норме? Ну-ка медленно сделай вдох. Рёбра целы?
Иван проморгался. Какие рёбра? В чём дело? А где Удача Горыныч? Чёрт?
Он снова заморгал глазами, улыбнулся и прямо обратился к полному гайцу.
- Чёрт, это ты что ли? Оборотился? Правильное обличие подобрал.
Толстый побагровел и выпучил глаза.
- Чегоооо?! Это кто чёрт?
Худой подошёл следом.
- Отставить. Гражданин Миркин Иван Георгиевич, вы понимаете, что вас выбросило с трассы? Мы получили сигнал по GPS. Вы лежали в кювете в пяти метрах от машины, если бы мы не подоспели вовремя, то вы могли бы замёрзнуть. Телу хватает 15 минут на таком морозе. Сейчас приедет скорая помощь.
Только сейчас Иван понял, что лежит на переносных носилках из пластика, укрытый шерстяным одеялом. Полный держит его за ладонь и растирает пальцы. Иван откашлялся. Неужели всё сон? Или нет? Бред какой-то. Он посмотрел на полного.
- Товарищ инспектор, извините, я, наверное, головой треснулся. Примерещилось. Спасибо вам.
Полный кивнул, ничего, мол, бывает. Издалека стал доноситься перегуд мигалок скорой помощи.
Иван поморщился от боли в груди.
- Нихреново я развеялся.
Забавное на этом не кончилось. Домой удалось вернуться только через сутки. В больнице все-таки заставили пройти рентген, а затем из-за неясных результатов отправили на МРТ… или КТ, сам Иван не очень разбирался в этом, потом дали отлежаться и разрешили съездить домой. Телефон не пострадал. Но как бы не набирал, и как бы не написывал Иван своей жене из больницы – все безответно. Родителям решил не сообщать, - не волновать. Всё-таки сам цел, ну машину разбил – беда, конечно, но как говорил товарищ Иосиф Сталин: «Люди важнее». Ладно, ладно – шучу, сарказм.
Приехав домой, Иван жены не застал. Зашёл на кухню, а там записочка:
«Иван, прости. Я ухожу».
И всё. Иван смотрел на записку, ждал, что в душе что-то колыхнётся, пискнет и заставит хоть чуть-чуть пострадать, но нет же. В груди билось сердце – хотелось жить, мечтать, строить, развивать и развиваться, но никак не страдать.
Он поджёг бумажку зажигалкой, прикурил от неё и отчетливо сказал.
- Скатертью дорога, чёртова невеста.
…
Через месяц он встретил свою бывшую жёнушку в торговом центре. Она была несколько удивлена, но взяла себя в руки и сделала вид будто бы Иван ей не знаком. Впереди неё лихой походкой шёл цыганистого вида молодчик в кожаной куртке, он подталкивал людей по бокам, подгонял Иванову бывшую, а та слушалась.
- Вот же чудеса.
Цыганистый будто бы услышал слова Ивана, посмотрел на него, широко улыбаясь и подмигнул. И Иван ощутил отчётливо – это тот самый чёрт из леса… походу все-таки перебрался в город с Гнилого Болота. Хотите верьте, хотите нет. А сам же Иван женился через год, а сейчас у него две дочки-двойняшки и им, если я ничего не путаю, уже по три годика. Вот такие вот дела случаются порой в подлунном мире: странные, таинственные, словно напоминание о том, что есть нечто большее, чем мы можем увидеть или потрогать. Нужно верить в любовь, в счастье, и надеяться на них, как на чудо, доступное каждому. И пусть мир иногда кажется холодным, словно этот зимний лес под снегом, но где-то за ледяной пеленой всегда теплятся огоньки — дружеский взгляд, нежное слово, тихий вечер с теми, кто дорог. Верьте — и всё доброе придёт в вашу жизнь, как луч света сквозь снежную метель, согревая сердце и наполняя его смыслом.