Дом в пригороде Розовы купили за бесценок. Риелтор, нервно перебирая ключи, говорил что-то о выгодной инвестиции и необходимости легкого ремонта. А Марк видел лишь резные ставни, кованый флюгер в виде совы и большой, заросший бурьяном сад. Идеально для писателя, ищущего уединения. Его жена Лена, художница, уже представляла, как пишет этюды на веранде.
Первое предупреждение было незначительным, как царапина на пальце, которую не помнишь, где получил. Супруги заметили, что начали исчезать вещи. То карандаш, то любимая чашка Лены с собственноручно нарисованным котиком. Находили их в самых нелепых местах: карандаш — в холодильнике, чашку — в бельевом шкафу на самой верхней полке, куда Лена не дотягивалась даже со стула. Посмеялись. Списали на рассеянность.
Потом начались звуки. Тихие влажные шаги на втором этаже. Словно кто-то босыми мокрыми ногами неспешно шлепал по спальням. Марк, погруженный в работу, подумал, что это Лена. Но она спала в гамаке в саду. "Странно!" — подумал тогда Марк, но, увлеченный интересным сюжетом, сразу забыл об этой мелочи, решив, что ему показалось.
А еще в комнатах всегда был мрак. Обои, совсем не темные, казалось, впитывали свет, делая комнаты сумрачными даже в ясный день. А по ночам из углов выползали тени — они колыхались на периферии зрения и замирали, едва Розовы поворачивались к ним лицом.
Лена первая почувствовала, что дом на них смотрит. Она говорила Марку, что окна — это не просто окна, а глаза. И они следят. Особенно одно — маленькое круглое окошко на чердаке, похожее на зрачок совы. Под ним она нашла засохший, скрученный в тугой жгут листок бумаги. Детский рисунок. На нем был изображен этот самый дом, а перед ним — кривой человечек с большими глазами-дырами. В руках фигурка держала что-то, отдаленно напоминавшее куклу. Надпись под рисунком была выведена неумелым почерком: «Он хочет, чтобы я остался. Но я хочу найти дверь».
Марк отмахнулся, списав это на богатое воображение жены. Но сам он тоже начал меняться. Его проза, всегда реалистичная, поползла в мрачные, безысходные глубины. Герои его нового романа сходили с ума в запертых комнатах, а пейзажи были словно списаны с их сада — удушающе темного, где даже птицы не пели.
Однажды ночью Лена проснулась от чьего-то пристального взгляда. Она лежала на спине и не могла пошевелиться, скованная сонным параличом. В дверном проеме, в полосе лунного света, стоял он. Низкая, коренастая тень, больше похожая на груду тряпок, чем на человека. У нее не было лица, только бледное, расплывчатое пятно, но Лена на сто процентов знала — оно улыбается. Широкой, неестественной, до ушей улыбкой. Тень сделала шаг вперед, и Лена наконец смогла крикнуть.
Марк, разбуженный ее испуганным голосом, включил свет. В комнате никого не было. Но на полу у двери лежала маленькая, грубо сшитая тряпичная кукла. "Точь-в-точь с рисунка!" — ахнула Лена и похолодела.
После этого случая атмосфера в доме сгустилась до состояния киселя. Воздух стал тяжелым, сладковато-приторным, с запахом старой пыли и гнили. Двери открывались и закрывались сами, и однажды Марк не мог зайти в гостиную с самого утра. Старинная дубовая дверь не поддавалась, из-за нее доносилось тихое размеренное поскрипывание, будто кто-то качался в кресле-качалке, которого в той комнате не было.
Розовы собрали вещи. Да, решение было паническим и спонтанным, но единодушным: довольно! Съезжаем немедленно! Куда угодно!
Лена лихорадочно бросала вещи в багажник, Марк собирал рукописи в кабинете на втором этаже, проклиная себя за привычку писать ручкой, а не печатать сразу на ноутбуке. Часть рукописей лежала в углу, в коробке. Марк схватил ее и бросился к выходу. Счастье — успел притормозить, потому что за дверью лестницы вниз не было!
Там, где еще минуту назад были ступеньки, зияла черная дыра. Глубокая, бездонная. Из нее тянуло ледяным ветром и доносился шепот — десятков голосов, сливавшихся в одно навязчивое: «Останься. Останься с нами».
Марк отшатнулся и уперся спиной в стену. Доски под ногами заходили ходуном. Из ямы медленно выплыла тень. Безликая, коренастая. Она приближалась, не спеша, наслаждаясь моментом. Ее расплывчатые очертания становились четче, и Марк увидел, что это не тряпки, а истлевшая, почерневшая от времени одежда. А в руке существо держало иглу с длинной, почерневшей нитью.
— Ты мой, — раздался шепот. — Все, кто вошел, мои. Мы составляем друг другу компанию.
Марк зажмурился, молясь о том, чтобы это был кошмар. Когда же он открыл глаза, тень была в полуметре от него. Холодные костяные пальцы коснулись его виска. Что-то вонзилось в кожу. Игла!
Марк дико закричал, оттолкнул призрака и в отчаянии прыгнул в черную дыру.
Он думал, что под ним бездна, и не поверил удаче, приземлившись на твердый пол второго этажа и больно ударившись об него коленом. На крыльце кричала Лена, тряся ручку входной двери:
— Марк! Дверь не открывается! Ключ не поворачивается!
Он с трудом поднялся, не обращая внимания на рассыпанные по полу листы книги, и, хромая, всей тяжестью навалился на дверь. Она не поддавалась, словно была вылита из цельного куска железа. Сквозь застекленную вставку он видел Лену, свою машину, дорогу, свободу. Все это было так близко и недостижимо.
—Лена, послушай меня! Беги немедленно! Заводи машину! — закричал Марк. — Сейчас, пока не поздно! Зови на помощь!
Он увидел, как жена медленно, шаг за шагом, словно под гипнозом, отступает. Из ее глаз катятся слезы, но она пятится к машине. Бросив на мужа последний отчаянный взгляд, полный ужаса, она садится за руль, и вот их старенький "форд" мчится к воротам.
"Спасена!" — эта мысль на секунду принесла облегчение, и Марк припал к дверному стеклу, провожая взглядом машину, исчезающую за поворотом.
В доме наступила тишина.
Марк обернулся.
На верхней площадке лестницы, глядя на него сверху вниз, стояло то существо. Тень. Но теперь у нее было лицо. Бледное, вытянутое, с огромными, пустыми глазницами и той самой жуткой, растянутой улыбкой. В его руках было две тряпичные куклы. У одной были волосы из льняной нити, как у Лены, у другой — из темной шерсти, как у Марка.
Призрак поднял руку и медленно поманил его пальцем с длинным почерневшим ногтем.
Марк почувствовал, как воля вытекает из него, словно песок сквозь пальцы. Желание бороться исчезло, сменившись полной апатией. Он отпустил ручку двери — держаться за нее теперь было бесполезно — и шагнул навстречу тени.
В это время по шоссе мчался "форд" с заплаканной молодой женщиной за рулем. "Предательница! Как я могла?" — билась в ее голове единственная мысль, а перед глазами стояло лицо Марка, его безнадежный взгляд через стекло в запертой наглухо двери. "Только бы добраться до полиции, успеть позвать на помощь!" — думала она и проклинала разряженный, бесполезный телефон.
— О Господи, нет! — вдруг закричала она, резко выворачивая руль вправо, и "форд", неуклюже завиляв, скатился в глубокий кювет.
Прибывшие на место полицейские долго качали головами, замеряя тормозной путь и опрашивая свидетелей.
— Да мужик какой-то в лохмотьях на дорогу выскочил, гражданин начальник! — пояснял в который раз водитель большегруза со встречки. — Вон у тех, из "жигулей", спросите, они его тоже видели! Невысокий, как будто в тряпки какие-то завернутый. Да откуда же мне знать, куда он делся? Я думал, девушка за рулем жива, помочь хотел, а она...
Неподалеку стояли пожилые супруги "из "жигулей" и согласно кивали головами: мол, был оборванец, смылся сразу, как понял, что натворил. Однако поиск основного свидетеля или виновника аварии результатов не дал, и дело о гибели женщины-водителя было закрыто.
Прошло пять лет. Риелтор, показывающий дом другой молодой паре, пояснял, что нынешние владельцы — странные люди. Он пишет какую-то мрачную книгу, а она рисует мистические картины, которые, по слухам, пользуются спросом. Где они сейчас? В отъезде. Почему продают? Очевидно, переезжают...
Новые покупатели, войдя внутрь, почувствовали уют. Немного странный, мрачноватый, но уют. Дом казался обжитым, любимым. На камине они увидели двух оригинальных тряпичных кукол, аккуратно сидящих рядышком. Женщине, с интересом оглядывающей гостиную, послышалось, как кто-то вкрадчиво произнес: «Добро пожаловать домой». Наверно, показалось...