Боль была первым, что вернулось. Тупая, ноющая, раскалённая игла в виске. Затем — холод. Ледяная, липкая грязь под щекой. И запах. Запах дешёвого дыма, кислого кваса, конского пота и чего-то тошнотворно-сладкого.
Максим Каменев не открыл глаза. Он проанализировал.
Данные к размышлению:
Боль — не похмелье. Скорее, удар тупым предметом. Затылок.Холод и грязь — не его кабинет с панорамными окнами и паркетом. Не его пентхаус.Запах — категорически не соответствует коридорам небоскрёба «Меркурий-Тауэр».В ушах — не тишина, а гул десятков голосов, ржание, скрип телег.Вывод: Ситуация вышла за рамки стандартного сценария «враги нашли и взяли». Это что-то из разряда «абсолютно невозможно».
Он приоткрыл один глаз. Второй заплыл. Через щель увидел:
Деревянные колоды, заляпанные чем-то бурым.Кожаные сапоги, стоптанные, с дырами.Оборванный подол сермяжной рубахи.И самое главное: на его тонком, синевато-белом запястье — ржавое железное клеймо в виде стилизованной волчьей пасти. Рана под ним была свежей, воспалённой.
Память, его главный актив, выдала обрывки, не его.
«…торг у Медвежьего Рва…»«…барон Холмский закупает зерно…»«…сорок гривен за голову… дешево…»Имя: Елисей. Прозвище: Безродный.
Вторичный вывод: Произошло событие нулевой вероятности. Тело — не его. Место — не его время. Статус — максимально приближен к нулю. Проблемное поле — критическое.
Решение: Действовать. Немедленно.
Максим — теперь Елисей — застонал и попытался приподняться. Тело отозвалось тупой болью во всех мышцах. Его «память» подсказала: два дня без еды, вчерашняя порка за недостаточно быстрый разгрузки воза.
— О, жив ещё, щенок волчий? — над ним возникла тень. Мужик в засаленной тулупе, с лицом, изъеденным оспой. В руке — плеть с узлом на конце. Надсмотрщик Яшка.
— Подъем! Шевелись, а то опять по рёбрам проедусь!
Ров. Значит, рабский рынок. «Медвежий Ров». Елисей мысленно вызвал картинку: площадь, обнесённая частоколом, в центре — буквально яма, где выставляют товар. Его, похоже, вытолкали сюда как некондицию.
Он встал, пошатываясь. Глаза привыкли к свету. Картина была… печальной. Грязная площадь, человек сорок таких же оборванцев, скованных попарно. Покупатели — люди покрепче, в добротных кафтанах, с холодными, оценивающими взглядами. Торговались громко, похабно.
Анализ рынка:
Товар: Нерабочие/больные рабы. Покупатели: Мелкие хозяйчики, нуждающиеся в дешёвой силе. Риск-менеджмент на нуле — берут что попало. Цены: Слышал, как за парня с горбом, но крепкого, выторговали тридцать пять гривен. Дешевле мешка овса. Свой статус: Минимальная оценка. Парень худой, бледный, с признаками лихорадки. Двадцать гривен, от силы.
Мысли работали со скоростью биржевого терминала. Цель №1: Сменить статус «товар» на статус «агент». Цель №2: Получить информацию и ресурсы. Цель №3: Выйти из зоны тотального контроля.
Его очередь приближалась. Яшка грубо толкнул его к краю рва, к жирному, потеющему торговцу с жезлом — аукционисту.
— Следующий! Елисей, прозвище Безродный! — аукционист озвучивал без всякого интереса. — Годков под двадцать, хвор, но кости целы! Писать-читать умеет, сказывают! Старт — пятнадцать гривен!
Тишина. Пятнадцать гривен за грамотного раба — это даром. Но вид перебивал все плюсы.
Елисей кашлянул, сделал шаг вперёд. Не к покупателям. К аукционисту. Движение было неестественно уверенным для раба. Яшка потянулся за плетью, но замер от взгляда.
— Почтенный, — голос у Елисея был сиплым, но тишина на площади сделала его слышимым. — Ошибка в исходных данных.
Аукционист опешил. Так не играют.
— Я… что?
— Стартовая цена. Она занижена. Вы теряете прибыль.
На площади пронёсся удивлённый гул. Кто-то хмыкнул. Яшка побагровел.
— Ты, щенок…
— Молчать! — Елисей бросил на него взгляд, в котором не было ни капли страха. Взгляд человека, который сорвал сделки на миллиарды и уничтожал карьеры одним росчерком пера. Взгляд трейдера, видящего не человека, а актив с низкой ликвидностью. Яшка отступил на шаг.
Елисей повернулся к толпе покупателей. Его мозг сканировал лица, ища целевые группы.
— Вас интересует не сила, — сказал он, обращаясь к худому, нервному мужчине в подобии купеческого кафтана, но с дырами на локтях. — Вас интересует срок. Вы закупаете зерно для обоза. Сроки горят. Вам нужен не грузчик, а учётчик. Тот, кто посчитает, сверит, не даст обворовать на каждой заставе. Я — грамотен. Я сосчитаю ваше зерно так, что мышь не проскочит. Моя цена — пятьдесят гривен. Но я окуплюсь за первый же рейс.
Купец остолбенел. Как этот оборванец узнал про обоз? Про сроки?
— А ты… — Елисей перевёл взгляд на другого, крепкого, с лицом пса. — Ты — управляющий мелкой вотчины. Хозяин давит, урожай плохой, сдачи в казну нет. Тебе нужен не раб, а козёл отпущения. Кого-то надо выпороть перед барином, снять напряжение. Я — идеальная кандидатура. Чужой, безродный, грамотный — барин поверит, что во всём виноват хитрый писарь. Моя цена — сорок гривен и два мешка ржи моей семье (он блефовал, не зная, есть ли семья). Ты сохранишь кожу. Выгоднее, чем твоя должность.
Управляющий замер, его глаз задёргался.
Атмосфера на площади переменилась. Это был не торг. Это было раскрытие. Он не предлагал себя. Он диагностировал боль покупателя и предлагал решение. Это был высший пилотаж продаж.
Аукционист онемел. Яшка бессильно сжал плеть.
Третий покупатель, молчавший до этого, тяжёлый, с седеющей бородой и глазами, как у речного сома, медленно протёрся вперёд.
— Интересно, — его голос был тихим, но его услышали все. — А мне что ты предложишь, мальчик? Угадай мою боль.
Елисей встретил его взгляд. Это был взгляд игрока. Не мелкого. Тот, кто пришёл на рынок невольников не за рабами, а за… возможностью. Его одежда была хороша, но не броска. На пальце — медное кольцо с тёмным, неотполированным камнем. Не украшение. Инструмент.
Анализ: Рисковый капитал. Ищет нестандартные активы.
— Вам, — сказал Елисей, чувствуя, как адреналин бьёт в виски, — не нужен слуга. Вам нужен партнёр для одной сделки. Вы видите возможность, где другие видят грязь. Моя цена — не гривны. Моя цена — десять процентов от прибыли той сделки, о которой вы думаете, глядя на этот ров. И моя свобода. Я отработаю свою долю и уйду.
Тишина стала абсолютной. Потом бородач рассмеялся. Громко, раскатисто, с искренним удивлением.
— Свободу? Десять процентов? Да ты с похмелья, щенок!
— Нет, — холодно парировал Елисей. — Я трезво оцениваю риски. Вы покупаете не тело. Вы покупаете мозг, который увидел в этой ситуации то же, что и вы. И который может дать вам преимущество. Десять процентов — это плата за идею и её исполнение. Или вы уже всё продумали сами?
Он блефовал. Он не знал, о какой сделке идёт речь. Но он видел паттерн. Человек с деньгами на рабском рынке — либо ростовщик, либо скупщик краденого, либо… тот, кто ищет уникальный человеческий ресурс для авантюры.
Бородач перестал смеяться. Его глаза сузились.
— Ладно. Любопытно. — Он кивнул аукционисту. — Я беру его. По его цене. Свободу и десять процентов. Оформляй.
Язык у аукциониста заплетался. Такого в уставе торгов не было!
— Господин Токмаков… как оформить-то?..
— Оформи как вольного наёмника с особыми условиями, — отрезал Токмаков. — Имя?
Елисей выпрямился во весь рост, игнорируя боль и головокружение.
— Каменев. Максим Каменев.
Он сбросил с себя имя раба как грязную рубаху. Он снова стал собой. Всего на один шаг. Но это был первый и самый важный шаг.
Токмаков усмехнулся.
— Каменев? Звучит… твёрдо. Идём, «партнёр». Посмотрим, стоят ли твои десять процентов хоть одной медной чешуйки.
Контора Токмакова оказалась не кабинетом, а задней комнатой кабака «У Седого». Пахло дешёвым хлебом, луком и ещё чем-то пряным — возможно, местным аналогом перца. На столе — развернутый пергамент с колонками цифр, несколько увесистых кошелей и медный кубок с вином, которое Токмаков отхлёбывал не торопясь.
— Садись, — кивнул он на табурет. — Первый тест простой, как топор. Объясни вот что.
Он ткнул толстым пальцем в колонку цифр.
— Барон Холмский. Должен мне тысячу двести гривен за прошлогоднюю поставку железа. По контракту — с процентами за просрочку. Но теперь он гонит мне в счёт долга соль. По цене, которую назначает сам. Вот его расчёт. — Токмаков швырнул другой, потрёпанный лист.
Елисей — Максим — взял оба документа. Глаза скользили по цифрам. Ощущение было странным. Часть его мозга кричала, что это абсурд — считать чьи-то долги в каком-то кабаке. Другая часть, та, что была «Елисеем», молча признавала: это местная реальность. Третья, истинная «Максимова», уже анализировала.
Анализ:
Цифры по долгу — чёткие, с указанием дат, процентов. Составлены грамотно, возможно, писцом Токмакова. Надёжный актив.Цифры по соли — беспорядок. Цены плавающие, объёмы указаны не в стандартных мерках, а в «бочках» и «вьюках». Манипуляция.Метод: Барон пытается сбросить обязательство неликвидным активом по завышенной цене. Классическая схема размытия долга.
— Он вас обманывает, — констатировал Максим, откладывая пергамент. — Но не грубо. Утончённо. Он подменяет понятия. Его соль оценивается по цене граничной торговли, где она на вес серебра из-за пошлин. Но мы находимся внутри княжества. Рыночная цена соли здесь в три раза ниже. Он считает долг по высокой цене, а расплачивается активом низкой ликвидности, искусственно раздувая его стоимость.
Токмаков хмыкнул, но в глазах мелькнул интерес.
— Продолжай.
— Второе. Он указывает объёмы в «вьюках». Это мера для караванов. Один вьюк у лошади — это примерно шесть пудов. Но у барона кони мелкие, истощённые. Его вьюк — максимум четыре пуда. Вы теряете треть товара уже на логистике. Он это знает.
— И что предлагаешь?
Максим почувствовал, как в груди вспыхнуло знакомое, азартное пламя. Игра началась.
— Отклонить соль как платёжное средство. Требовать только серебро. Но дать лазейку.
— Какую?
— Предложить бартер, но на ваших условиях. Не соль, а лен. У вас тут, — он ткнул в другую колонку в книге Токмакова, — записи о сделках с льном. Цены на него стабильны, спрос есть всегда. Барон выращивает лён на хуторах, это его побочный, но стабильный доход. Вы берёте лён по заниженной цене как «вынужденный расчёт», но с условием отсрочки — он поставляет вам лён не сразу, а частями в течение года. Это превращает его разовый долг в долгосрочную зависимость. Вы получаете не только деньги, но и контроль над частью его хозяйства.
Токмаков откинулся на спинку стула. В комнате повисло молчание, нарушаемое лишь шумом из кабака.
— Хитро, — наконец произнёс он. — Очень хитро. Почти… подло. Откуда ты знаешь про его лён?
— Я не знал. Я увидел паттерн, — честно признался Максим. — У вас в книгах три записи о покупке льна в одном районе. Вы не занимаетесь тканями массово. Значит, вы перепродавали. Кто мог быть вашим постоянным поставщиком в том районе? Мелкий барон, у которого нет выхода на большие рынки, но есть излишки. Холмский подходит идеально. Это была вероятностная модель.
Токмаков смотрел на него так, словно видел впервые. Потом медленно налил вина во второй, такой же потрёпанный кубок, и протянул его Максиму.
— Пей. Ты только что заработал свою первую кружку вина и право не спать сегодня в хлеву. А завтра… — он прищурился. — Завтра начинается настоящая работа. Та самая «сделка», за которую ты выторговал свои десять процентов.
— Я слушаю.
— Видишь ли, Максим Каменев, — Токмаков понизил голос. — Барон Холмский — щенок. Его долги — это мухи. А есть сокол. Княжеский наместник в соседнем уделе, Глеб Свирский. У него проблемы. Большие. У него есть… груз. Очень ценный. Но он не может его продать открыто. Ему нужен человек, который проведёт сделку в тени. Который найдёт покупателя там, где его быть не должно, и доставит товар так, чтобы никто не узнал. Прибыль от такой сделки — не тысячи, а десятки тысяч гривен. Но и цена провала — не порка, а виселица.
Максим чувствовал, как по спине пробегает холодок. Не страх. Возбуждение. Высокие ставки. Высокие риски. Это его стихия.
— Что за груз?
Токмаков обвёл комнату взглядом, хотя кроме них никого не было.
— Камень, — прошептал он. — Камень, который светится в темноте и греет ладонь. Который, говорят, могут использовать волхвы. Князь Свирский нашёл его в старом кургане. И теперь его хотят все: и воевода здешний, и, поговаривают, даже служба Грозного Ока из стольного города.
Мир вокруг Максима будто сдвинулся на градус. Магия. Не просто тёмные эпохи, а тёмные эпохи с магией. И он только что ввязался в сделку с контрабандой магического артефакта.
— Почему я? — спросил он. — Я вчерашний раб.
— Потому что ты — никто, — безжалостно сказал Токмаков. — У тебя нет связей, которые можно проверить. Нет семьи, которой можно угрожать. Ты — чистый лист. И при этом… ты умеешь продавать. Ты доказал это на рву. Мне нужен не воин и не вор. Мне нужен торговец, который сможет убедить полубезумного коллекционера где-нибудь в Вольном Городе купить камень за бешеные деньги, не задавая лишних вопросов. И который сможет провести караван через лес, где рыщут не только разбойники, но и… кое-что похуже.
Он замолчал, давая словам осесть.
— Десять процентов от такой суммы — это целое состояние. Хватит, чтобы купить себе не только свободу, но и маленькое имение. Или… чтобы стать моим постоянным партнёром. А можешь и попытаться сбежать с деньгами. — Токмаков улыбнулся, и в его улыбке не было ни капли тепла. — Но тогда тебя найдут. И не я. Те, кто охотится за камнем.
Максим отпил вина. Кислятина ударила в голову, но прояснила мысли.
— Мне нужна информация. Всё, что известно о камне. О покупателях. О маршрутах. О конкурентах. И… — он посмотрел на свои трясущиеся от слабости руки. — Еда. Одежда. Хотя бы нож. Я не смогу торговать, если умру от голода по дороге к первому покупателю.
Токмаков засмеялся, на этот раз с оттенком одобрения.
— Практично. Ладно. Сегодня ты ешь и спишь здесь. Завтра начнём. А сейчас… — он достал из-под стола ломоть чёрного хлеба и кусок сала. — Зарабатывай свой ужин. Пересчитай все долги барона Холмского и напиши проект контракта на лён. Чтобы даже чёрт не нашёл, где его разорвать.
Максим взял хлеб. Это была не еда. Это был аванс. Первый реальный актив в этом мире.
Пока он жевал безвкусную мякоть, его ум уже работал. Он мысленно строил таблицы: риски, потенциальные покупатели, логистические маршруты, коэффициенты выживаемости. Это была самая сложная сделка в его жизни. Но он был Максим Каменев, трейдер. И в мире, где правят меч и магия, он собирался доказать, что самое острое оружие — это правильно оценённый риск и безупречно составленный контракт.
За стеной послышался крик, звон разбитой посуды и грубый смех. Тёмные эпохи входили в свои права. А у него на завтра было назначено свидание с волшебным камнем и теми, кто готов убить за него.
Хлеб был съеден, сало доскоблено до кожицы. Токмаков, хмурясь, проверял его расчёты по Холмскому, бормоча что-то под нос. В кабаке за стеной начался разгул, но здесь, в конторе, царила тягучая, сосредоточенная тишина.
Максим откинулся на табурете, давая усталому телу передышку. Его взгляд упал на кольцо Токмакова — тот самый медный ободок с тусклым камнем. Ранее он счёл его инструментом. Теперь, зная о «светящихся камнях», присмотрелся внимательнее.
— Господин Токмаков, — нарушил тишину Максим, — ваш перстень… он тоже «греет ладонь»?
Торговец вздрогнул, машинально прикрыв руку ладонью. Его взгляд стал осторожным, изучающим.
— Догадлив, — проворчал он наконец. — Нет. Этот — мёртвый. Обломок. Но он… чувствует. Видишь?
Он медленно провёл кольцом над столом, над одним из кошельков с серебром. Камень не светился. Но из его глубины на секунду пробежала едва уловимая тень, будто капля чернил в мутной воде. Токмаков сразу убрал руку.
— Чувствует металл. Особенно чистый. Помогает не обмануться с пробой. — Он посмотрел на Максима. — В этом мире, парень, есть товары, и есть Товары. Одни меряют весом, другие — риском. А самые дорогие измеряются жизнями. И пахнут не потом, а могильным холодом. Запомни это, если хочешь дожить до своих десяти процентов.
Он швырнул на стол маленький, тусклый камешек, похожий на гальку.
— Держи. Оберег, говорят. От сглаза. Не знаю, правда ли. Но в дороге всякое пригодится.
Максим поднял камешек. Он был холодным. Совершенно обычным. Но в тот миг, когда его пальцы сомкнулись вокруг шероховатой поверхности, в ушах возник едва слышный, высокий звон, будто лёгкое стекло треснуло где-то на краю сознания. Звон тут же исчез.
Тело покрылось мурашками. Это не было похоже на внушение или игру света. Это было данные. Первое, неопровержимое доказательство, что правила здесь — другие. Магия не была сказкой. Она была фактором риска. Её нельзя было просчитать в привычных коэффициентах. Её нужно было оценивать, как дикий, непредсказуемый актив.
Он сжал камешек в кулаке.
Новый актив получен. Класс: неизвестен. Риск: не поддаётся оценке.
Вывод: требуется немедленное изучение новой «валюты» этого мира.
— Спасибо, — тихо сказал Максим, опуская камешек в единственный карман своей рваной рубахи. — Завтра начинаем с полного брифинга. Мне нужно всё: карты, слухи, имена, цены. Я не могу торговать тем, чего не понимаю.
Токмаков кивнул, и в его глазах впервые мелькнуло нечто, отдалённо напоминающее уважение.
— Умно. Спи. Завтра в путь. И помни — камень Свирского не просто греет. Говорят, он шепчет. И не всем нравится то, что он говорит.
Дверь в кабак захлопнулась, оставив Максима одного с гулом чужого мира, холодком в кармане и первым в его жизни магическим активом на балансе. Завтра он начнёт свою главную сделку. А сегодня ему предстояло впервые заснуть, зная, что законы экономики здесь — не единственные, что правят миром.
И это делало игру только интереснее.