Тоска смертная
или жнец в гололëд
Глава 1
«Первое погружение под лëд»
Ким Тхэён, бывший мрачный жнец из отдела душ Сеула, с тоской смотрел на падающий снег. Только не это. Только не Россия. Его служебное назначение звучало как плохой анекдот: «В связи с кадровым голодом в Русском Филиале, направляем вас для усиления и обмена опытом».
«Кадровый голод» — это мягко сказано. Как объяснил ему начальник, русские жнецы вечно на что-то жалуются, то «водка закончилась», то «душа мерзнет», а потом внезапно берут отгул «по причине тоски». И вот он, Тхэён, жнец с безупречной тысячелетней статистикой, оказался в промерзшем до костей Подмосковье.
На его пальце было надето специальное кольцо-переводчик, без которого он бы не понял ни слова. Первым, кого он встретил на новом месте, был коллега по имени Иван. Широкоплечий, бородатый, в ушанке и с серпом, который больше походил на инструмент для заготовки дров.
«Ну, привет, кореец!» — громко крикнул Иван, хлопая Тхэёна по спине так, что тот едва не выронил свой собственный серп, изящный и отполированный до блеска, как смартфон последней модели. — «Работать пришел? А водку пить?»
«Я здесь для соблюдения квоты по сбору душ», — вежливо, но холодно ответил Тхэён. — «По графику. Согласно плану».
Иван засмеялся. «Какой план? План — это когда душа созрела, как арбуз. Поспела — срезал. А не поспела — пошли греться».
Их первым заданием была душа старого профессора-математика. Тхэён, следуя протоколу, провел три дня, изучая его биографию, вычисляя оптимальный момент для изъятия с минимальным психологическим ущербом для окружающих. Он подготовил презентацию для Ивана.
«Иван-ссей, исходя из жизненных показателей, оптимальное время для процедуры — между 14:35 и 14:37, когда субъект засыпает за чтением книги. Это обеспечит плавный переход».
Иван посмотрел на слайды, потом на Тхэёна, потом снова на слайды. «Понял. Жди здесь».
Он ушел и вернулся через пять минут, потягивая душу профессора, аккуратно помещенную в стеклянный шар. «Готово».
«Что? Как? Он же должен был заснуть только через два часа!»
«А я постучал в дверь, сказал, что из ЖЭКа, проверяем трубы. Он открыл, начал ворчать, у него давление подскочило, и всё. Быстро и без нервов. Наш метод». Иван протянул Тхэёну термос. «Пей. Согреешься».
Тхэён сделал глоток. Горло запылало. «Что это?»
«Антифриз наш, жидкий. Привыкай».
Так и шли их будни. Тхэён с его корейским перфекционизмом и идеально составленными графиками, и Иван с его «авось» и «и так сойдет». Тхэён однажды попытался научить Ивана правильно точить серп по 12-ступенчатой технологии. Иван послушал, кивнул, а потом просто ударил серп о булыжник — и тот стал острее бритвы. «Закалка что надо», — пояснил он.
Они никогда не говорили о своем грехе. Ни один жнец не помнил, почему свел счеты с жизнью. Это было табу. Но однажды вечером, сидя на крыше панельной девятиэтажки и глядя на моросящий снег, Иван спросил:
«А тебе не кажется, что мы все здесь, в России, — потому что наше наказание — это вечная борьба с русской тоской? Может, я повесился от безысходности. А ты? Наверное, от переработки. У вас в Корее это модно».
Тхэён удивленно посмотрел на него. Эта мысль никогда не приходила ему в голову. Он всегда считал свою судьбу следствием личного, страшного провала. А что, если его грех был просто... частью рабочей культуры?
«Возможно, — медленно сказал Тхэён. — А ваша тоска... она лечится?»
«Да, — Иван хлопнул его по плечу и достал второй термос. — Но только наружным применением. Пей, коллега. Работа ждет».
Тхэён, к своему удивлению, выпил. Не потому, что это было по плану. А потому, что стало чуть менее мрачно и одиноко в этом холодном, странном и безумном русском отделе Вечности.
~~~
Термос с «антифризом» стал отправной точкой великой культурной ассимиляции Ким Тхэёна. На следующее утро он проснулся с ощущением, будто его череп пытаются расколоть каменным топором, а на плече лежит невидимый медведь. Иван, бодрый и сияющий, уже ждал его на кухне общежития жнецов, где пахло чем-то между жареным салом и вечностью.
«Ну что, кореец, как самочувствие? Наш российский эликсир бессмертия оценил?» — весело спросил он, подливая себе в кружку густой, черной как грех жидкости из другого термоса. Тхэён лишь тихо простонал.
«Сегодня у нас важное задание, — продолжал Иван, не обращая внимания на страдания коллеги. — Коллективное. Душа бабушки Галины, пенсионерки, инвалида второй группы. Проживает одна».
Тхэён автоматически потянулся к своему планшету, чтобы изучить досье. «Есть ли уязвимости? Хронические заболевания? Рассчитаем оптимальный...»
«Оптимальный расчет один, — перебил Иван. — Она каждое утро ходит за хлебом. Дистанция — сто метров от подъезда до магазина. Лед. Каблуки. Вот тебе и уязвимость».
«Но это же нечестно!» — возмутился Тхэён. — «Мы должны забрать душу с достоинством, в момент естественного угасания!»
«А разве скользкий тротуар — это не естественный отбор?» — удивился Иван. — «У нас тут, брат, не Сеул с подогреваемыми асфальтами. У нас жизнь — экстрим. И смерть, соответственно, тоже».
Выйдя на улицу, Тхэён понял, что Иван не шутил. Тротуар был покрыт прозрачным, как слеза ангела, слоем льда. Возле магазина их уже ждала третья коллега — Светлана, худая, с острым, как лезвие серпа, взглядом.
«Чего встали? По коням! — бросила она, кутаясь в платок. — Я за ней сзади, ты, Вань, сбоку, а кореец пусть страхует. Если упадет не так, подправим».
Тхэён с ужасом осознал, что они работают слаженной бригадой, как ремонтники или дворники. Через минуту из подъезда действительно вышла бодрая старушка в каблучках, с авоськой. Она сделала три шага, нога ее поехала, и в этот мир Иван и Светлана синхронно подставили под удар свои серпы. Раздался тихий, нежный звон. Душа бабушки Галины, похожая на теплый ламповый свет, плавно перетекла в хрустальную сферу у Светланы.
«Всё, — констатировала Светлана. — Быстро и без мучений. А то с ее-то давлением еще месяц бы мучилась».
Тхэён стоял в ступоре. Это было гениально. Аморально, неэтично, против всех правил, но чертовски гениально и эффективно.
Вечером того же дня Иван устроил «посвящение». В промозглом гараже, пахнущем бензином и грибами, собрались несколько местных жнецов. На ящике из-под патронов стояли банка с солеными огурцами, шмат сала и, конечно, несколько бутылок.
«Тхэён, — торжественно сказал Иван. — Ты прошел боевое крещение. Ты не сломался. Ты принял нашу... специфику. А потому мы решили подарить тебе это».
Он протянул маленькую, затертую до дыр книжку. Тхэён взял ее. На обложке было написано: «Справочник жнеца-стажера. Русский раздел».
Он открыл ее. Внутри были не инструкции, а рукописные заметки.
Страница 1: «Зимний период. Души особо уязвимы при: а) гололед; б) сосулька на голову; в) отказ заводить машину при -30».
Страница 2: «Летний период. Дачный сезон. Основные причины: а) шашлык + водка + сердечко; б) спор за границы участка с соседом; в) падение с яблони».
Страница 15: «Души чиновников. Извлекать ТОЛЬКО после завершения проверки. Повышенный риск формальных ошибок. Липкие».
Тхэён смотрел на эти циничные, безумные и до безобразия практичные заметки. Он смотрел на улыбающиеся лица Ивана, Светланы и других. Эти люди не просто работали. Они выживали. Они нашли свой, абсолютно иррациональный способ бороться с вечной тоской и мраком их работы.
«Спасибо, — тихо сказал он. И впервые за долгие столетия его мрачной службы уголки его губ дрогнули в подобии улыбки. — Это... очень эффективная система».
«Конечно, эффективная! — радостно крикнул Иван. — А теперь иди сюда, сало нужно закусывать. Это наш местный KPI».
И Тхэён пошел. Потому что план — это хорошо. Но вовремя подставленное плечо (или серп) — лучше. А против русской тоски, как выяснилось, есть только одно лекарство — своя же, жнецкая, странная и немного пьяная семья.
~~~
Посвящение в «специфику» русского отдела не прошло даром. На следующее утро Тхэён проснулся с ясной, хотя и слегка пульсирующей, мыслью: чтобы выжить здесь, нужно не бороться с системой, а возглавить ее. С корейской педантичностью он взялся за изучение «Справочника жнеца-стажера».
«Иван-сси, — сказал он, подходя к коллеге, который пытался разжечь газовую горелку в служебной будке ударом серпа по колонке. — Я проанализировал данные. Ваш метод имеет высокий КПД, но ему не хватает... структуры».
Иван вытер сажу со лба. «Стук-туры? Это как?»
«Я разработал алгоритм», — Тхэён достал планшет, на котором была нарисована сложная блок-схема с надписями «Гололед -> Падение -> Серп (подставной) -> Изъятие». — «Но его можно оптимизировать. Смотрите».
Он развернул экран. «Мы создаем базу данных всех обледенелых тротуаров в городе, ранжируем их по опасности, используя данные ЖКХ и отзывы в местных пабликах. Затем мы сопоставляем это с маршрутами пенсионеров, которые активны утром. Внедряем систему приоритетов: бабушки с авоськами — золотой стандарт, дедушки с палочками — серебро. Это позволит нам увеличить плановые показатели на 15%».
Иван смотрел на схему, медленно моргая. Его мозг, привыкший к сиюминутным решениям «на глазок», дымился. «Ты хочешь... смерть по расписанию и по рейтингу?»
«Нет. Я хочу эффективное управление рисками», — поправил его Тхэён.
В тот же день им выпала душа заядлого дачника. По старой схеме нужно было ждать, пока тот полезет на крышу чистить снег или начнет спорить с соседом из-за теплицы. Но Тхэён провел быстрый анализ.
«Иван-сси,目标 (мокхёк — цель) имеет профиль в соцсетях. Он хвастался новым мангалом, который сам собрал из газового баллона. Вероятность инцидента «шашлык + водка + сердечко» сегодня составляет 87,3%. Но есть нюанс. Его дочь должна приехать с внуками. Эмоциональный подъем снизит бдительность, но увеличит стресс для сердца. Оптимальное время для изъятия — между третьей и четвертой порцией шашлыка».
Иван был в легком шоке. «Ты шпионил за ним в интернете?»
«Это называется сбором открытых данных», — парировал Тхэён.
Они пошли на дачу. Все произошло с пугающей точностью, как по сценарию. Душа дачника, пахнущая дымом и маринадом, была изъята Иваном в момент, когда тот с пафосом рассказывал внуку, как правильно тушить угли. Быстро, чисто, без лишнего шума.
«Ну ты даешь, — уважительно сказал Иван, пряча сферу. — Это по-нашему, только с мозгами».
Но настоящий триумф ждал Тхэёна в борьбе с главным врагом русского отделения — Бюрократией Вечности. Раз в квартал приходилось сдавать «Отчет о движении душ, форма №7-СМЕРТЬ» — кипу бумаг, которую все ненавидели и заполняли спустя рукава, что приводило к гневным шипящим посланиям из Центрального Отдела.
Тхэён взял этот отчет, как самурай берется за меч. Он провел три ночи, создав сложнейшую таблицу в Экселе с автоматическим подсчетом, сводными диаграммами и цветовыми индикаторами. Он классифицировал души не просто по дате и причине, а по типам: «Страдальцы-интеллигенты», «Борцы за справедливость», «Уставшие от всего». Он даже внес графу «Сопутствующие факторы» с вариантами «Гололед», «Сосулька», «Неисправная проводка», «Внутренние противоречия».
Когда он отправил отчет, из Центрального Отдела пришел не гневный ответ, а письмо с пометкой «Образцово-показательный». Начальство просило поделиться опытом.
Вечером в гараже Светлана, обычно скептически настроенная, налила ему первым. «За нашего IT-шника! Наконец-то эти бумажные крысы от нас отстанут».
Иван сидел, разглядывая распечатанные диаграммы Тхэёна. ««Внутренние противоречия»... Это ж про нашу русскую тоску, да?» — спросил он вдруг.
Тхэён кивнул. «Да. Самый частый сопутствующий фактор».
Иван тяжело вздохнул. «А у тебя, кореец, они еще остались? Эти... противоречия?»
Тхэён задумался. Он по-прежнему не помнил своего греха. Но теперь, глядя на этих странных, бесшабашных и по-своему надежных коллег, острая тоска по чему-то неопределенному сменилась странным спокойствием. Он нашел не просто новое рабочее место. Он нашел экосистему.
«Противочия есть, — честно сказал он. — Но теперь у меня есть алгоритм их обработки. Шаг первый: признать проблему. Шаг второй: найти ассистента с термосом. Шаг третий: выполнить квоту и закусить салом».
Иван громко рассмеялся и налил ему еще. «Вот теперь ты точно свой. Пей, алгоритм, работаем дальше».
И Тхэён пил. Он понял главное: в России даже смерть — не точная наука, а порыв души. И против этой тотальной, всепобеждающей человеческой (и не очень) нелогичности любой, даже самый совершенный алгоритм, бессилен. Остается только принять это и протянуть руку за кружкой.