София Кепнер сосредоточенно крутила педали. Она ехала по тихой улице, ведущей к университету. Лето ещё держалось, воздух был тёплым, но вечерний бриз холодил кожу. Ей было 25, она заканчивала магистратуру.
Она поймала себя на том, что неосознанно прижимается к узкому велосипедному сиденью сильнее, чем того требует поездка, сжимает его бёдрами, отдаваясь привычным мечтам всё о том же мужчине.
С каждым толчком педалей трение сиденья о ткань шорт усиливалось, между ног стало мокро, и она тихонько закусывала нижнюю губу.
Соски напряглись под облегающим топом, мурашки бежали по внутренней стороне бёдер, вагина ритмично сжималась.
София дышала чаще, делая вид, что такое дыхание вызвано физическими усилиями при езде на велосипеде.
"Эх, Миллер, если б ты знал", — подумала она, сжимая руль и ускоряясь, чтобы поскорее добраться, но каждое движение только подливало масла в огонь, вагина пульсировала, готовая взорваться.
Она припарковала велосипед у корпуса, ноги дрожали, трусики промокли, прилипая к коже. София одёрнула шорты, поправила волосы, чувствуя, как жар между ног не утихает.
Её мысли были заняты профессором Дэвидом Миллером — 43-летним шатеном в очках, который всегда носил скучные костюмы и, казалось, сросся с этим его дурацким галстуком. Безупречная осанка, длинные пальцы, тоска в глазах. Она флиртовала с ним месяцами: задерживалась после семинаров, задавала вопросы с подтекстом, ловила его взгляды, которые задерживались на ней чуть дольше положенного.
Он всегда уклонялся от её внимания, ссылаясь на этику, но София убедила себя: он хочет её, просто боится. Сегодня она решила зайти дальше.
Кабинет Миллера был на третьем этаже, в старом корпусе, где запах книг смешивался с пылью. София постучала, её пальцы слегка дрожали.
— Войдите, — раздался его голос, ровный, с едва уловимой хрипотцой. Она толкнула дверь, вошла, закрыв за собой.
Миллер сидел за столом, окружённый стопками бумаг, очки на носу, пиджак снят, рукава рубашки закатаны. Он поднял взгляд, и на секунду его глаза замерли на ней — шорты, обтягивающие бёдра, топ, подчёркивающий грудь.
Он вынужден был признаться себе: именно её он и ждал, надеялся, что она постучит. Он привычно отметил для себя её тёмные волнистые волосы, голубые глаза, в которые страшно было смотреть, сильные широкие бёдра, контрастирующие с тонкой талией, безупречно высокую грудь.
София почувствовала, как вагина сжалась снова — от одного его взгляда.
— Мисс Кепнер? Что-то с вашей дипломной работой? — спросил он, отложив ручку, голос был напряжённым.
Она села напротив, скрестив ноги, чувствуя, как мокрые трусики трутся о кожу, клитор всё ещё пульсировал от поездки.
— Чёрт с ней, с работой, — ответила она, наклоняясь чуть ближе, груди обрисовались под топом. — Я думаю о вас. Не о работе.
Миллер снял очки, потёр виски, его тёмные глаза сузились.
— София, это неуместно. Я ваш преподаватель. Есть границы.
Она улыбнулась, медленно разводя колени, шорты натянулись.
— Границы? Я взрослая, профессор. Знаю, чего хочу. А вы? Сколько лет вы прячетесь за этими “границами”? Я вижу, как вы на меня смотрите — не как на студентку.
Он откинулся в кресле и постарался сказать как можно строже.
— Вы ошибаетесь. Это фантазии. Уходите.
Но София не собиралась уходить. Она встала, обошла стол, остановилась рядом, её бедро почти касалось его плеча.
— Я не ошибаюсь, — прошептала она, наклоняясь, чтобы он почувствовал её дыхание. — Я хочу вас. Прямо здесь.
Её рука коснулась его плеча, скользнула по груди, через рубашку, чувствуя тепло кожи. Миллер напрягся, собрав волю в кулак, он схватил её запястье, останавливая.
— София, хватит, — сказал он, но голос дрогнул, а глаза выдали желание, которое он пытался подавить.