Дрон-исследователь возвращается на судно.
Собравшись в рубке, экипаж экспедиции “Магеллан” наблюдает за однообразным буро-серым пейзажем на экране. Территория вокруг места посадки изрезана каньонами и расселинами, уходящими вглубь планетарной коры на многие километры. Изыскание это не осложнит, тем более, что автономные дроны уже собрали большую часть нужных для исследования образцов. Любопытство и волнение вызывает другое — темное пятно на горизонте, медленно уходящее за пределы видимости.
Лаури: Судя по приходящим данным, рыжий песок, которым тут всё покрыто — вовсе не песок.
Он пролистывает экспресс-отчеты по анализу образцов, откинувшись в кресле и скрестив ноги американской четверкой. Ванда, сдвинув белые брови, наклоняется и смотрит над его плечом в полусферу голографического дисплея, по которой водопадом сбегают строки и диаграммы.
Ванда: Оксиды и соли металла… Что тут, чёрт дери, происходит?..
Лаури: Мы посреди пустыни из ржавчины, вот что происходит. И если судить по снимкам с орбиты, вся планета покрыта этой дрянью.
Он качает головой, усмехнувшись и обнажив щербинку меж резцов. За время полета он стал совсем мохнатым: черные волосы топорщатся и лезут в глаза, затылок зарос так, что татуировки в виде мирного атома, ядро которого — Земля, почти не разглядеть. Экспедиция по экзопланетам сектора 12А в созвездии Змееносца подходит к концу спустя три месяца исследований и десять межпространственных скачков, не лучшим образом влияющих на человеческую нервную систему, поэтому весь экипаж уже выглядит довольно потрепанным. Остался последний пункт — планета S-6157-b, иначе известная как Семела. Гигантский кусок камня, покрытый ржавчиной и запертый внутри крохотной звездной системы всего из пяти объектов. Страннее всего то, что эта система находится в центре обширного пояса пустоты. Вокруг на сотни световых лет ни единого объекта, кроме редких звезд.
Когда “Магеллан” оказались здесь, совершив очередной прыжок, Йенс — оператор корабля — был убежден, что приборы вышли из строя под действием внешнего излучения. Но даже после калибровки радары не засекли вокруг ничего, кроме белых карликов и нейтронных звезд, бороздящих не поддающуюся осознанию пустоту.
Стоя позади команды, у гермодвери, капитан Ким задумчиво потирает серьгу в мочке левого уха. Факт того, что очередная экзопланета требует серьезного терраформинга, очевидно, не порадует руководство из Международного Исследовательского Содружества. При всех усилиях и вложениях, неизвестно, сможет ли Семела окупить затраты на колонизацию даже через пару веков, несмотря на не самые скудные недра и стабильное ядро. Но МИС может поменять мнение, когда узнает, что было найдено при первичном облете.
Ким: Йенс, выведи на экран футажи руин, в хронологическом порядке.
Йенс: Да, кэп.
Его огромное, но по-насекомьи тонкое и на вид хрупкое тело едва заметно двигается в кресле оператора. По кабелям подсоединенных к гладко выбритому черепу датчиков пробегает мерцание, длинные узластые пальцы совершают несколько микроскопических манипуляций с чувствительными триггерами управления. По пояс утопленный в механизмах Йенс — сердце судна. А точнее, его мозг, и это не преувеличение: искусственный интеллект корабля напрямую соединен с головным мозгом Йенса, они находятся в симбиозе друг с другом, образуя виртуальную экосистему, полностью контролирующую все процессы, включая управление дронами на любом расстоянии, если это, конечно, понадобится.
В очередной раз, глядя на него, Ким думает, что никогда не смог бы работать оператором, хотя это приносит больше денег, чем обычная служба во флоте и командование экспедициями. Он никогда не смог бы вот так срастись с машиной, не испытывая брезгливости — или даже страха. Может быть, он слишком консервативен, но и на ведь Земле до сих пор ведутся споры о том, можно ли считать киборгов и людей, сменивших тело на жидкополимерную оболочку, отдельной расой.
На экране появляется четко очерченный прямоугольник, явственно видный на рыжей равнине. Дрон заходит на снижение, и камера начинает различать сектора внутри прямоугольника, а внутри каждого сектора — улицы с идентичной планировкой: крупное здание в центре и веером расходящиеся в стороны улицы. С высоты это напоминает спирали Улама.
Ким ощущает восхищение, смешанное с неприязнью — как и в минуту, когда впервые увидел эти кадры. Человеческие города не могут быть настолько упорядоченными, несмотря на нынешнюю моду неофункционализму и одержимость строгой геометрией. Эти углы просчитаны до метра, а естественный рельеф под городом выровнен, словно с планеты лазером срезали тонкий слой.
Издалека город кажется почти живым, но чем ниже над улицами пролетает дрон, тем чаще на глаза попадаются следы запустения. Окна без стекол. Здания с обнаженными каркасами. Стены, изъеденные пыльными бурями. Но самое главное — пустота.
Ванда мрачно следит за происходящим на видео. Ее розоватые глаза безостановочно двигаются, будто она пытается уловить что-то за пределами видимости. Мелкое дрожание зрачков — нистагм. Ей могли бы пересадить глазные яблоки, но она отказалась, как и от видоизменений кожи. Решила остаться альбиноской — в знак уважения к природе и ее первородному хаосу.
Это один из фактов, которые капитан Ким узнал во время редких совместных праздников с экипажем. С тех пор Ванда кажется ему чуть ближе по философии жизни.
Лаури сворачивает свой дисплей и с заинтересованной ухмылкой наклоняется поближе к экрану. Пластины из ирисового обсидиана на его биополимерных протезах сияют изнутри глубоким фиолетовым светом. Два года назад он потерял обе руки в страшной аварии на странствующей станции по сбору и переработке космического мусора. Микрореактор, питавший судно, рванул, не дождавшись следующей плановой проверки. Лаури заработал лучевую болезнь, от которой едва не сгнил заживо в пути до ближайшей колонизированной планеты. Зато теперь, как он говорит, у него есть “органы и конечности, которые работают в сто раз лучше человеческих”. Об этом Ким тоже узнал на посиделках. Такая информация не дает ничего полезного, но все же как интересно и даже радостно осознавать, что люди вокруг — не просто функции, а личности со своей историей.
Все же в Содружестве работать гораздо приятнее, чем в Межгалактическом Флоте, где люди ради повышения производительности и надежности нарочно низводятся до функций, порой весьма ограниченных.
Лаури: Руки чешутся побыстрее залезть в скафандр и поехать на вылазку. Ты глянь на эти дюны возле въезда в город. Ванда! (он дергает альбиноску за рукав комбинезона) Я уже вижу, как мы устраиваем там ралли на наших багги-пауках.
Ким: Напоминаю, что ралли не входит в прямые обязанности специалистов мобильной группы.
Лаури: Ай, да ладно вам…
Ванда: (скрестив руки на груди) У меня скверное предчувствие. Здесь явно не один город на всю планету. Исследовательские зонды должны были их засечь. Следы вымершей цивилизации — это тебе не упавшая на ковер пуговица. Сложно просмотреть такое.
Микель: Ты только что усомнилась в компетентности МИС или мне показалось?
Он стоит, опершись плечом на косяк гермодвери, и все это время составляет на портативном дисплее полный допуск к грядущей вылазке. В таких экспедициях, как “Магеллан”, медики в основном занимаются тем, что просчитывают все риски внешней среды и пишут допуски для мобильной группы. Свободное время — то есть большую часть суток — Микель проводит в спортивном зале или попивает кофе в чилл-зоне за какой-нибудь книжкой.
Ванда: Не забывай, что в МИС от Содружества одно название… Это мегакорпорация, которая ведет такой же бизнес, что и остальные. (она зловеще прищуривает глаза) Со всеми вытекающими.
Ким: Отставить подобные разговоры.
Лаури: Кэп прав. Язык у тебя без костей, того и гляди наболтаешь на статью. Так и вижу, как по прилету домой тебя вяжут полицейские дроиды за “саботаж экспедиции” и “дискредитацию руководства МИС”.
Он смеется.
Ванда: Ты только об этом и мечтаешь, видимо.
Лаури: Сплю и вижу.
Ванда: Смотри, чтобы у твоего багги случайно не отказала тормозная система. А то мало ли что. Машина старая.
Она подмигивает напарнику, тот раздувает ноздри.
Их детские препирательства Ким пропускает мимо ушей. Он вновь переводит взгляд на зацикленные видеозаписи.
Одинаковые, будто отштампованные здания с идеальными углами, идеально вписывающиеся в пространство. В городе нет свободного метра, который не был бы использован для каких-то нужд. Повсюду виднеются воздушные пути, как для земных пейсеров — машин, передвигающихся на манер пневматической почты.
“Необитаемая экзопланета, находящаяся за пределами пояса Освоения” — Ким слишком хорошо помнит эту формулировку, произнесенную на совещании перед отлетом. Зонды дальнего следования передают не так много информации, чтобы полностью исключить риск ошибочных выводов — именно поэтому существуют экспедиции, такие, как “Магеллан”. Но пропустить следы вымершей цивилизации… Это просчет за гранью допустимого. Очевидно, отдел наблюдения МИС нуждается в калибровке больших аналитических моделей, иначе следующая такая ошибка может стоить крупных непредвиденных расходов. А это — самое страшное для Содружества, особенно, в условиях нынешнего экономического кризиса, когда две космические сверхдержавы вновь затеяли гонку.
Политическое ралли. Только вместо ралли-пауков используют колонизированные планеты, а вместо пустыни — весь космос.
Прервав размышления капитана и надоедливые шутки специалистов, подает голос медик.
Микель: В общем-то, причин для запрета на вылазку я не вижу. (почесав кудрявую макушку, он отправляет разрешение на основной сервер корабля) Несмотря на запустение, уровень радиации и в пустыне, и на руинах находится в пределах низких значений. Воздух, конечно, не пригоден для дыхания, но в стандартных защитных костюмах там можно гулять хоть до полной разрядки аккумуляторов. Или до следующей пыльной бури. А она, по всем прогнозам, доберется до нас только через тридцать семь часов.
Лаури и Ванда незамедлительно обмениваются красноречивыми взглядами.
Ким: Что ж. (он с трудом отрывается от экрана) Начать подготовку к вылазке.