Раевские были богаты до неприличия.
И этот факт отражался в количестве усадеб, загородных резиденций, коттеджей, охотничьих домиков по всей России. Я уж молчу про зарубежные владения, которыми обзаводится всякое уважающее себя аристократическое семейство.
К счастью, Бродяга отследил источник звонка.
Я получил точный адрес и встал перед непростым выбором. Отправиться в Хамовники на домоморфе и всем продемонстрировать, что в конфликте участвуют Ивановы. Втянуть в этот замес Маро, хотя она и будет находиться в полной безопасности…
Второй путь ещё хуже.
Я активирую Расширитель, устраиваю в имении Раевских туманную мясорубку и тем самым даю знать инквизиторам, что владею запретной технологией. За которой они совсем недавно охотились.
Вариант полёта на дирижабле я даже не рассматривал.
Слишком медленно.
В итоге я решил разрубить «гордиев узел» и приказал Бродяге забросить меня непосредственно во вражескую усадьбу. Как говорится, снявши голову по волосам не плачут. Если суждено сцепиться с московским кланом, значит, так тому и быть.
Хамовники были одним из самых престижных московских районов. Тут селились преимущественно дворяне из ближнего круга Долгоруковых. Угроза одному из них означала мгновенную мобилизацию всех остальных. Но я не собирался воевать. Зачем лишние смерти, если можно сразу устранить источник проблем?
Едва прорезался люк в потолке, я натянул на голову капюшон и полез по скобам, вмурованным в стену. Крышка втянулась в невидимые пазы, словно на борту космического корабля.
Выбравшись наружу, я оказался в винном погребе.
Единственным источником света было отверстие в полу, которое связывало погреб с моим кабинетом. Я криво ухмыльнулся, усматривая в этом факте символизм. Как только глаза привыкли к полумраку, осмотрелся. Погреб как погреб. Мрачные каменные стены, пыль под сводами, массивные деревянные балки. Лампы под потолком, проводка наружу. И нескончаемые бочки, стеллажи с бутылками, деревянный стол в нише, простенькие стулья… Не думаю, что этот подвальчик предназначен для дегустаций, если только хозяин не одержим духом средневековья.
Перекрытия становятся прозрачными.
Но не все.
К моему удивлению, третий этаж недоступен для моего суперзрения. А ведь именно там располагаются хозяйские апартаменты, если верить данным моей службы безопасности.
Внутри поднялась волна беспокойства.
Неужели Раевские оборудовали усадьбу хитрой артефакторикой? Тогда проложенные линии могут препятствовать чему угодно, включая проницаемость.
С собой я взял лишь то, что не может квалифицироваться инквизицией в качестве запрещённого оружия.
То есть, кусаригаму.
Я ведь не дурак и понимаю, что ясновидящие здесь побывают. И если увидят, как я расстреливаю гвардейцев герцога из штурмовой винтовки, это им вряд ли понравится. Как и Хорвен, крошащая в салат всё, что ей попадается под горячие отростки.
Ладно.
Посмотрим, что вы там нагородили.
Отдаю мысленный приказ — и люк закрывается. Прибора ночного видения у меня нет, и я просто стою посреди винного царства, привыкая к подвальной тьме. Затем неспешно иду вперёд, углубляясь в лабиринт бочек и стеллажей. Сейчас это для меня просто сгустки мрака, выделяющиеся на общем фоне своими контурами. Наверное, я мог бы найти выключатель, но делать этого не буду. Лишнее привлечение внимания.
Бродяга скрылся глубоко под землёй, превратившись в бункер. Ни окон, ни террас, ни балконов. Вот бы все удивились, проснувшись в комнатах, больше смахивающих на корабельные отсеки, чем на нормальное жильё…
Поднявшись по крутым ступенькам, я задержался перед массивной дубовой дверью.
Ну, я подозреваю, что она дубовая.
Если пощупать — твёрдая, хорошо отполированная древесина.
За дверным полотном — коридор с тусклым освещением. Сейчас глубокая ночь и я не заметил там ни единой живой души. Чего не скажешь о первом и втором этажах. А также о прилегающей территории. Вот где хватает хорошо экипированных бойцов с солидным оружием и с родовыми гербами на одежде. Двор покрыт тротуарной плиткой, хорошо освещён и снабжён камерами видеонаблюдения. Присмотревшись, я отметил патрули с немецкими овчарками, расставленных кое-где мехов и другие признаки мобилизации. К моему визиту готовились.
Что ж, ничего удивительного.
Особое внимание я уделил подземному гаражу.
Резиденция Самуила Раевского была обширной, но без фанатизма. Всё же, он не патриарх Рода, чтобы понтоваться роскошными дворцами. И всё же, паркинг у мужика был приличный. Десяток дорогих коллекционных машин, парочка внедорожников, нечто наподобие квадроцикла с огромными колёсами, поблёскивающий хромом байк и микроавтобус. К моему удивлению, никто там не наводил суету, так что бежать «серый кардинал» не планировал.
Просочившись сквозь дверь, я повернул направо, чтобы попасть в самое тихое западное крыло. Там имелась лестница, связывающая гостевые покои с помещениями прислуги. Лестница начиналась в цокольном этаже и поднималась на второй, но чтобы попасть в господские спальни, мне вновь потребовалось бы вернуться в центр усадьбы. Я допускал, что Раевский может скрываться в своём кабинете — тоже на третьем этаже.
Коридор тянулся по всему подземному ярусу. Отсюда можно было спуститься ещё ниже — в погреб, гараж, котельную, генераторную. Часть дверей вела в подсобные помещения, забитые разным хламом. Сам цокольный этаж стал пристанищем для компактного тренажёрного зала, арсенальной, прачечной и продуктового склада с необъятными холодильными камерами.
Завернув за угол, я остановился.
Мне почудилось, что третий этаж на миг обрёл прозрачность, явив взору чёткую геометрию стен и мансардных скосов, но наваждение быстро схлынуло. Если защитные устройства и дали сбой, то совсем ненадолго. Я бы сказал, на долю секунды.
Продолжаю свой путь.
Коридор вливается в крохотное помещение с дверью, деревянной лестницей и чёрным ходом. Проверяю, нет ли поблизости слуг или охраны.
За дверью — крепкий усатый мужик с топором за спиной. Топор двуручный и выглядит внушительно. Не знаю, насколько у чувака зверская морда, мне открывается вид со спины.
Чуть поодаль — мех в полном обвесе.
С коловратом и бензопилой.
Пространство перед крыльцом хорошо освещено, не оставляя ни единого шанса коварным ниндзя, если таковые объявятся. Шучу, конечно. Вряд ли Раевский всерьёз рассчитывает, что я перелезу через ограду и начну ломиться в дом с этой стороны…
Мне приготовили что-то другое.
Второй этаж был погружён в полумрак. Свет не горел в большинстве комнат, только на посту охраны дежурил человек, следящий за наружными камерами.
Подняться на мансардный уровень можно было по главной лестнице. Или по крохотной боковой лесенке во флигеле западного крыла. Вот туда я и направился.
Флигель спал.
Ни единой живой души.
Так к войне не готовятся…
Винтовая лестница вывела меня к арочному проёму, за которым простирался очередной коридор, устланный ковровой дорожкой.
Я осторожно двинулся вперёд.
Под потолком светили тусклые лампы. Приглушённый свет создавал ощущение уюта и спокойствия. Здесь никто никуда не торопится, всё чинно-благородно.
Повторная попытка сканирования.
Фиаско.
Весь этаж не просматривается.
И тут я резко останавливаюсь — в голове всплывает неприятная догадка. Запускаю непрерывную циркуляцию… Наверное, этого следовало ожидать. Потоки энергии не впитываются в организм, движения по каналам нет. Комбинезон и иллюзатор ничего не поглощают.
Значит, ки блокируется на всём этаже.
И меня видно.
Притрагиваюсь пальцами к стене, пробую просочиться сквозь преграду. И ничего не выходит. Ладонь в перчатке продолжает лежать на плоской поверхности, а я ничего не чувствую.
Гадство.
Я настолько привык к своему Дару, что…
Двери начали открываться. Можно сказать, без предупреждения. В коридор стали выходить люди. Двое спереди, один сзади. И ещё кто-то неприметный поднялся по винтовой лестнице, отрезав меня от флигеля.
Значит, ловушка.
Раевский действует предсказуемо.
Коридор был узкий, так что вся четвёрка не могла атаковать одновременно. Ко мне с двух сторон двинулись ближайшие бойцы. Их напарники ждали своей очереди.
Я уже понял, что в стенах проложены линии, аналогичные тем, которые используют в своей консистории инквизиторы. Линии полной блокировки паранормальных способностей. А это значит, что моим оппонентам придётся рассчитывать на собственные силы. Без поправки на Дар. Что уравнивает наши шансы.
Думаю, Раевский нашёл сильных рукопашников, если сделал ставку на чистую физику.
Я развернулся таким образом, чтобы видеть две стороны коридора.
Никто из моих противников не скрывал лиц. Слева ко мне приближался монгол с чёрными волосами, собранными в пучок на затылке. Монгол держал в каждой руке по гудао. Поварские секачи, используемые для рубки мяса. Интересно. Всегда думал, что этими штуками пользуются китайцы в гонконгских боевиках с Джеки Чаном.
Второй боец мне очень сильно не понравился. Низкорослый японец со стрижкой-ёжиком, вооружённый су-яри — классическим копьём с трёхгранным наконечником. Древко непривычно короткое для этого типа оружия — всего метра полтора. Метр семьдесят — максимум. По опыту я знал, что яри без дополнительных клинков — идеальное оружие против кусаригамы. Удерживай дистанцию, не позволяй осуществить захват и наноси быстрые колющие удары. И будет тебе счастье.
Прикидываю ширину коридора.
Неплохая ширина.
Копейщик сможет орудовать древком, а вот мне будет проблематично раскрутить цепь на полную длину и ни за что не зацепиться.
Ещё и этот упырь с секачами.
Монгол тоже был на голову ниже меня, но при этом очень широкий в плечах. Мускулы бугрились под одеждой, при этом ни капли лишнего жира.
Я мгновенно оценил ситуацию. Коридор широк, но не настолько, чтобы позволить мне раскрутить цепь для мощного удара. Зато он идеален для хлёстких, коротких амплитуд и крючков. Главная угроза сейчас — не тот, кто ближе, а тот, кто опаснее на этой дистанции. Копьё. Яри.
Монгол с гудао, приседая в низкой стойке, начал приближаться слева, двигаясь зигзагами, словно краб. Его взгляд был пуст и сосредоточен. Но я знал — он ждёт действий копейщика. Тот, сзади, уже вывел остриё яри на линию моего позвоночника. Длинное древко в узком пространстве — и преимущество, и слабость.
Я не стал ждать. Резким, взрывным шагом я ринулся не назад и не вперёд, а напротив монгола, сокращая дистанцию до минимума. Это был коварный ход. Он заставил копейщика сзади на мгновение задержать укол — риск проткнуть своего.
В этот момент я рванул цепь, но не в дальнего врага, а в ближнего. Не гирькой, а серпом. Короткий, как удар хлыста, выпад остриём камы в лицо монгола. Он инстинктивно парировал обоими секачами крестом. Звон металла. Я не выдёргивал оружие. Я навалился на него всем телом, используя свой рост и вес, толкая его спиной к стене.
И тут же, не вынимая серпа из блока, я отпустил цепь. Гирька на её конце со свистом упала на пол, освобождая мою левую руку. Монгол, прижатый к стене, попытался боднуть меня лбом или ударить коленом. Но он был скован. А сзади уже слышался шорох шагов и лёгкий свист воздуха — копейщик, видя, что я «увяз», делал выпад.
Расчёт был именно на это.
Всё моё тело, упирающееся в монгола, стало пружиной. Я оттолкнулся от него не назад, а в сторону, к противоположной стене коридора, одновременно выдёргивая серп. Древко яри с резким шелестом пронзило воздух там, где я был секунду назад, и застряло, вонзившись в ковёр между мной и монголом.
Вот он — шанс.
Моя левая рука, уже свободная, рванулась не к оружию, а к цепи, валявшейся на полу. Я не поднимал цепь. Я дёрнул за неё, как за верёвку. Гирька на другом конце взметнулась с пола и, описав низкую дугу, со всей силой ударила в древко яри, в точку у самого наконечника.
Дерево треснуло. Не сломалось, но вибрация от удара стальной гири должна была отозваться болью в руках копейщика. Он инстинктивно потянул копьё на себя. Но гирька, по инерции, обернулась вокруг древка один раз. Этого было достаточно.
Я сделал резкий рывок на себя, вбок, снова используя стену как опору. Японец, державший яри, не ожидал такого чисто силового, грубого приёма, да ещё и с закрученной цепью. Его потянуло вперёд, он споткнулся, пытаясь сохранить равновесие. Его красивая стойка была разрушена.
И тут из-за моей спины с яростным криком рванулся монгол. Он понял, что я на несколько секунд связал двоих. Оба его гудао вспыхнули в тусклом свете ламп, нанося одновременные удары — один по моей голове, другой по рёбрам.
У меня не было времени разматывать цепь. Я просто бросил её, оставив гирьку висеть на копье японца, и снова схватил кусаригаму двумя руками, только теперь уже за середину рукояти серпа, превращая его в короткое оружие наподобие керамбита.
Я парировал удар по голове подъёмом рукояти, приняв силу удара на стальной обух серпа. Скрежет. Одновременно я сделал резкий шаг вперёд, внутрь атаки, подставляя под удар в рёбра не тело, а локоть своей правой руки, прижатый к боку. Клинок гудао скользнул по накладной пластине моего комбинезона, оставив длинную царапину, но не прорезав.
Дистанция — ноль. Мы столкнулись грудью в грудь. Глаза монгола, широко раскрытые, были в сантиметрах от моих. Я почувствовал запах пота и металла. И в этот момент я ударил его. Не серпом. Головой. Со всего размаха, лбом в переносицу.
Хруст был глухим и отвратительным. Здоровяк ахнул, и его тело обмякло на миг. Этого мига хватило. Я опустил серп, изгиб его лезвия ловко зацепился за рукоять одного из гудао в ослабевшей руке противника. Резкий рывок на себя — и секач вылетел, звякнув о стену.
Но монгол был крепок. Со вторым гудао в левой руке он, почти не видя от крови и боли, сделал широкий горизонтальный взмах, пытаясь вспороть мне живот. Я отпрыгнул назад, чувствуя, как лезвие рассекает воздух у самого корпуса.
И тут я вспомнил про второго. Обернулся. Японец, пожертвовав своим копьём, чтобы не быть притянутым, просто отпустил древко. Теперь в его руках был короткий меч-танто, извлеченный, видимо, из-за пояса. Но он был уже слишком близко. Слишком поздно.
Цепь моей кусаригамы, всё ещё обвитая вокруг брошенного су-яри, лежала между нами. Я не стал её поднимать. Я пнул гирьку ногой, и та, волоча за собой цепь и неуклюжее копьё, покатилась прямо под ноги самурая. Он попытался перепрыгнуть, но цепь, как змея, обвилась вокруг его лодыжки.
Я не стал его добивать. У меня за спиной был ещё один. С разворота, используя всю инерцию тела, я нанёс монголу удар остриём серпа в висок. Удар был коротким, жёстким, без замаха. Тот рухнул на ковровую дорожку беззвучно, как мешок.
Оборачиваюсь к японцу. Тот, спотыкаясь о копьё и цепь, пытался сохранить боевую стойку, но его глаза уже смотрели не на меня, а на лежащего товарища. В них читалось не поражение, а холодное осознание провала тактики.
«Ловушка? — подумал я, подбирая с пола свою кусаригаму и с силой дёргая цепь, чтобы освободить гирьку. — Нет. Просто первая линия обороны. И она прорвана».
Я оставил обоих воинов лежать в тихом, теперь уже по-настоящему спокойном коридоре и шагнул дальше, к тёмной двери в конце, за которой, как я чувствовал костями, ждал Самуил Раевский. Дар был заблокирован, но острота чувств, отточенная в сотнях схваток, никуда не делась. Воздух здесь отдавал пылью, кровью, старым деревом. И страхом, который теперь исходил не от меня.
Из противоположных концов коридора ко мне направилась следующая пара бойцов.
От автора