Полупрозрачная дымка тумана медленно плыла над рекой. Сиреневый рассвет с безбрежным небом обещали тёплый погожий денёк – как нельзя лучше подходящий для того, чтобы отправиться в дальний путь. Среди тишины раннего утра раздавались торопливые и тяжёлые шаги мужских сапог. Это Степан Иванович Завражный вместе с его теперь уже «бывшим» барином – Демьяном Михайловичем Леденцовым – размещали на крепком плоту последние сундуки с поклажей. Семья приказчика Завражного нынче утром навсегда прощалась с домом, бывшим для них родным более двадцати лет.
Пока мужчины носили и складывали на плоту тяжёлые вещи, женщины – Глаша – Степанова жена, и Агния – её бывшая барыня – стояли в сторонке, тихо переговариваясь между собой.
- Жаль, конечно, - шептала Агния, - что Степан Степанович не дожил до этого дня! Вот уж кто был бы вам с мужем подмогой в дороге!
- Ничего, - отозвалась Глаша и с нежностью взглянула на мужа, - я уверена, что мы справимся. Да и Миша, хоть ему только двенадцать, а стремится ни в чём отцу не уступать! – произнеся это, она посмотрела на сына, который пыхтя и отдуваясь тащил к пирсу мешок с зерном.
Голос Глафиры дрогнул, и она промокнула красные заплаканные глаза влажным платочком. Слёзы по первенцу, о котором они с мужем никогда не забывали, смешивались сейчас со слезами грусти в связи с отъездом. Никогда она не думала о том, что однажды покинет «Замёрзший плёс». Сызмальства жила она под кровом этого имения, и потому теперь – на сорок первом году жизни – ей было тяжело проститься с этим местом. Но ничего не поделаешь – надо ехать.
Степан прав в том, что как ни были добры Демьян Михайлович и Агния, а всё таки здесь Завражные лишь гости, но не хозяева. А муж Глафиры давно хотел податься на вольные хлеба, мечтал уехать на Восток – в Сибирь или на Урал, чтобы там попытать счастье и найти место, которое они смогли бы назвать своим домом. Четыре месяца тому назад было отменено крепостное право, и Леденцовы отпустили всех своих крестьян. Конечно – часть из них остались, взяв землю в аренду. Но Степан мечтал о широком приволье, которое обещала тогда далёкая и, казавшаяся волшебной, Сибирь и загадочный, слывший богатейшим краем, Урал. До слуха крестьян даже в «Замёрзшем плёсе» доходили рассказы о золотых россыпях, огромных фабриках и заводах, при которых можно было найти место. А Степан, бывший превосходным приказчиком, и воспитавший в имении Леденцовых себе достойную замену, мечтал найти для себя новое место, а для детей – будущие возможности, которых имение их бывших хозяев, конечно, не могло предоставить в полной мере.
Степан мечтал, что Миша пойдёт в ученики при мастерской или лавке и со временем – как знать – может выйдет из него купец. Для старшей дочери Анны, которой сейчас было семнадцать, он желал удачного брака, а в их стороне подходящего жениха было найти не просто. Младшенького – Сашеньку – он хотел бы отдать учиться грамоте в гимназию, пока он ещё маленький (Александру было пять лет). Хотя самому Степану было пятьдесят шесть, он был полон сил и верил, что может начать новую жизнь в новом месте. Именно по этой причине этим ранним летним утром и был к пирсу привязан большой плот, сложенный из лучших корабельных сосен, какие нашлись в имении Леденцовых, а всё семейство, включая радушных хозяев, было так взволнованно предстоящей разлукой.
- Жаль, - сказала Глаша, обратившись к Агнии, - что ваши сыновья Роланд и Германн нынче отсутствуют дома. Как хотелось бы мне их в последний раз поцеловать, да обнять!
- Ничего, Глаша, - отозвалась хозяйка, - Бог даст – ещё свидитесь!
- Дай то Бог! – отозвалась Глафира и вздохнула.
Сыновья хозяев были для Глаши почти как родные. Она помнила каждый их первый шаг, каждую новую проказу или первый добрый поступок. Она помнила, как Германн любил таскать к себе в детскую книги из библиотеки и гостиной, и читал, спрятавшись за занавеской, в то время как Роланд предпочитал таскать горячие сладкие и мясные пирожки с кухни, и непременно делился ими со своим отцом и Степаном, когда те работали в лодочном сарае или по хозяйству в имении, где смотрел, как работают мужчины и стремясь участвовать решительно во всех их делах. Теперь же мальчишки были уже совсем взрослыми и постоянно писали к родителям о своих делах в Санкт-Петербурге, где оба учились. Роланд учился в военном училище и должен был стать пехотинцем, а Германн учился в семинарии, по окончании которой мечтал стать полковым священником. В последний раз они приезжали к родителям на Рождество, и тогда Глаша смогла хорошенько разглядеть какими красавцами стали эти близнецы – точная копия своего отца Демьяна!
Внезапный озорной собачий лай заставил Глафиру вернуться к настоящему моменту. Это Демьян Михайлович вывел подаренную им Степану охотничью собаку Искру и она, чувствуя общее волнение, начала скакать и лаять, не решив ещё толком кого она хочет вылизать первым – Мишу или Сашу. Мальчишки, чувствуя себя совершенно взрослыми мужчинами, вели собаку, держа её на верёвке с таким видом, точно идут на самостоятельную охоту за зайцем. Ещё два дня тому назад Демьян Михайлович объявил Степану, что дарит ему собаку, охотничье ружьё, с которым Степан не расставался, но которое принадлежало хозяину дома, а также запас патронов и нож. Помимо этого, Демьян подарил своему бывшему управляющему компас, немного столярного инструмента, и денег сверх «отпускной» суммы, которую он по доброте своей души положил Завражным. Вообще, Завражные не могли пожаловаться на своих господ, но воля… такая манящая и пугающая одновременно, вела их к новым горизонтам. Глаша вздохнула.
- Анечка, подойди ко мне, - громко сказала Агния, подзывая старшую дочь Завражных.
Девушка, почти точная копия матери – такая же невысокая и крепкая, но с песочного цвета волосами и васильковыми глазами, поспешила к матери и бывшей хозяйке.
- Что прикажите? – по привычке сказала девушка, подойдя к женщинам.
- Прикажите? – с улыбкой спросила Агния. – Я тебе ничего не прикажу, Аня! А только вот что – мы с Демьяном Михайловичем решили сделать тебе подарок.
Сказав это, Агния вынула из кармана батистовый платок со своей монограммой, в который было что-то завязано узелком.
- Вот, - сказала Агния, протягивая узелок девушке. – Это тебе от нас в качестве приданого.
Глаза девушки заблестели благодарным светом, и она аккуратно развернула платочек. Внутри оказалось маленькое обручальное кольцо – точно по размеру её пальца. Глаза девушки увлажнились и она, сжав драгоценный дар в руке, бросилась на шею Агнии Сергеевне и заключила её в объятиях, поминутно благодаря.
- Ты береги его, - сказала Агния, - но пуще всего – береги саму себя!
Девушка закивала и утёрла слёзы, которые она всё утро старалась сдерживать, но уже не могла более удержать их в себе. Леденцовы были ей как вторые родители и этот последний их дар был лишним тому подтверждением. Что можно сказать в такой момент, когда душу твою переполняет благодарность, смешанная с глубочайшей грустью и любовью? Нет, Аня не смогла найти подходящих слов.
Оставшись на мгновение вновь наедине, Глаша и Агния медленно шли к пирсу. Тут Агния опустила руку в карман своего передника и, извлекши маленький томик, протянула его Глаше со словами:
- Глаша, а это мой тебе подарок – томик стихотворений Александра Сергеевича Пушкина. Это тот самый, который я читала тебе в первый год моей жизни в нашем имении, помнишь?
- Как же не помнить!? – воскликнула Глаша и прижала книгу к груди. – Я ведь и Сашеньку назвала в честь этого поэта, так мне его стихи дороги!
- Ну вот – пусть же его творчество сопровождает тебя повсюду, согревает и радует тебя в минуты душевной невзгоды!
Женщины вновь обнялись, не в силах сдержать слёз, и долго шептали друг другу слова благодарности за все эти годы жизни бок о бок, за взаимную поддержку и утешение.
Но вот – собака привязана к шесту на плоту, последний сундук установлен и крепко привязан верёвкой. Над палаткой Миша и Сашей водрузили флаг – кусок парусины, на котором они нарисовали синей краской Андреевский крест. Мальчишки кликнули сестру и та, в последний раз обняв хозяйку, поспешила к братьям.
В последний раз пожав друг другу руки, Степан и Демьян обнялись, как братья и расцеловали друг друга. Глаша и Агния, обливаясь слезами, тоже обнялись на прощание. И вот, всё семейство Завражных уже на плоту. Степан оттолкнулся рукой от пирса и плот отправился в далёкий путь, увозя за собой в неизвестность и новую жизнь шесть взволнованных душ, включая собаку. Агния перекрестила семейство Завражных, а Глаша, повинуясь сердцу, ответно перекрестила семейство Леденцовых.
Долго ещё она смотрела на всё удалявшийся пирс, где стояли, обнявшись, Демьян Михайлович и Агния Сергеевна – одни из самых добрых и чистых людей, каких только довелось ей встречать в своей жизни. Но Глаша верила, что и в других местах тоже есть добрые люди, и они их непременно встретят! А самое главное она знала, что до последнего дня не потеряет связь с «Замёрзшим плёсом» и его обитателями, потому что они с бывшей госпожой договорились писать друг к другу. Эта мысль приободрила Глашу и когда пирс превратился в невнятную точку, она обернулась к мужу и детям, потрепала по голове Искру, и, утерев слёзы, спросила:
- Ну, путешественники, что вам приготовить на обед?