Хиро всегда был человеком, который предпочитал находиться в своем «подвале» — тихом мире, наполненном музыкой, старыми книгами и фильмами. В многолюдном коридоре университета, среди гула сотен голосов и хаотичного движения, он чувствовал себя неуютно, словно рыба, выброшенная на берег.
Именно поэтому он искал самую дальнюю, самую тихую аудиторию для дополнительных лекций по истории искусств. Он вошел в полутемный зал, занял место у окна, надеясь, что никто не сядет рядом, и открыл конспект.
И тут она вошла.
Это было не просто появление человека в дверном проеме. Для Хиро это был яркий, неожиданный кадр, вырванный из черно-белого фильма его повседневности. Он никогда не верил в клише о "любви с первого взгляда", но в тот момент его мозг отказался обрабатывать любую другую информацию.
Её звали Акено.
Она не была вызывающе яркой, не одевалась броско. У нее были длинные, как ночь, волосы, которые падали на плечи, и она неловко держала стопку учебников, которые, казалось, вот-вот упадут. Её взгляд, ищущий свободное место, скользнул по нему, но тут же отвернулся.
Хиро, обычно невозмутимый, вдруг почувствовал, как его сердцебиение усилилось, словно он пробежал марафон. Она излучала ту тихую, немного меланхоличную аутонность, которая сразу резонировала с его собственным внутренним миром. В ней не было кричащего счастья, которое он обычно игнорировал; в ней была глубина, которую он хотел изучить.
Она запала ему в мозг с первого взгляда. Это было внезапно, неотвратимо и абсолютно. Это было начало его безумной любви.
Он наблюдал, как она неуклюже освободила себе место в дальнем ряду. В тот момент Хиро перестал слышать шум коридора, перестал видеть конспект. Он видел только её.
Шаг навстречу
Всю лекцию Хиро боролся с собой. Его разум, привыкший к логике и анализу, кричал: «Не надо. Ты ее не знаешь. Ты будешь выглядеть нелепо. Она не обратит внимания». Но его сердце, которое внезапно вырвалось из "холодного подвала", пульсировало одним требованием: «Сделай шаг. Сейчас или никогда».
Когда лекция закончилась, и студенты потянулись к выходу, Хиро понял, что времени нет. Если он упустит этот момент, он, вероятно, никогда больше не встретит ее в этой огромной массе студентов.
Решимость, рожденная безумием.
Он резко встал, сбив локтем ручку со стола (он даже не заметил этого). Он заставил себя двигаться. Его ноги, обычно неторопливые, понесли его через ряды к тому углу, где Акено уже собирала свои книги.
Он подошел к ней, и весь мир сузился до пространства между ними. Солнечный луч, пробившийся сквозь окно, осветил пыль в воздухе и ее волосы.
— Извини... — его голос прозвучал тише, чем он ожидал, полный неловкости.
Акено вздрогнула и подняла голову. Её глаза, большие и внимательные, были цвета осеннего чая. Она ждала.
— Ты... ты уронила это, — сглупил Хиро, совершенно забыв, что на самом деле он уронил свою ручку. В руках у него ничего не было. Он просто стоял перед ней, с пустыми ладонями, и чувствовал себя самым жалким идиотом на земле.
Акено моргнула, а затем, к его полному удивлению, тихо рассмеялась.
— Кажется, это твоя ручка, — сказала она, наклоняясь и поднимая с пола его несчастную черную шариковую ручку. — Но спасибо, что помог ее найти.
Она протянула ему ручку. Их пальцы коснулись. Этот контакт был коротким, но невероятно сильным.
Хиро, чувствуя, как его внутренний "подвал" рушится от одного этого прикосновения, понял: назад пути нет. Он должен закрепить этот момент.
- Я Хиро. - робко произнес он .
-Акено. - она ответила с ноткой толи радости толи игривости в голосе.
— Ты... ты, кажется, тоже любишь инди-фильмы? — выпалил он, вспомнив, что видел у нее в руках обложку блокнота с логотипом малоизвестного кинофестиваля.
Акено улыбнулась ему:
— Очень. А ты?
— Я... я смотрю их постоянно. Особенно люблю старые, где много тишины и атмосферы, — он почувствовал, что говорит о фильмах, но на самом деле описывает то, как он чувствует себя рядом с ней. — Знаешь, когда кадр длится слишком долго, и ты чувствуешь, что сейчас что-то произойдет, но не знаешь что?
Акено кивнула, и её глаза цвета осеннего чая вспыхнули пониманием. Это было не просто совпадение интересов, это было совпадение ритмов.
— Знаю. Люблю это чувство ожидания. — Она наконец положила стопку книг и посмотрела на Хиро, уже без смущения, с интересом. — Ты, должно быть, очень одинокий человек, Хиро.
Этот вопрос, прозвучавший так прямо, не смутил его, а, наоборот, поразил своей точностью.
— Да, — тихо признал он. — Но это не всегда плохо.
— Иногда нужно, чтобы кто-то разделил твоё одиночество, — мягко сказала Акено.
Её слова стали для Хиро толчком. Это был момент, когда его безумная любовь потребовала действия. Он должен был пригласить её в свой мир, или, лучше, разделить её мир.
— У меня есть идея, — произнес он, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Через несколько дней, когда погода будет хорошей, в парке у старых сакур будет пик цветения. Там, где городские огни видны сквозь лепестки.
Акено слушала, немного склонив голову, легонько прикусив нижнюю губу.
— Там очень тихо. И... атмосферно. Как в том кадре, который длится слишком долго, и ты ждёшь, что что-то произойдёт. — Хиро сделал решающий вдох. — Пойдём посмотрим на этот кадр вместе?
Секунда тишины длилась целую вечность. Мимо них по коридору прошел последний студент. Остались только они и размытый свет из окна.
Акено улыбнулась, и на этот раз её улыбка была не весёлой, как смех над упавшей ручкой, а нежной и многообещающей.
— Я с удовольствием, Хиро.
Ему потребовалось еще несколько секунд, чтобы осознать, что он не просто сделал шаг навстречу, а получил ответ.
— Отлично! — Он с облегчением выдохнул. — Давай обменяемся... контактами? Чтобы я точно знал, когда будет лучший день для этого "кадра".
Они обменялись номерами телефонов, неловко, но с легким трепетом. Затем Акено сказала:
— Спасибо, что дождался, Хиро. Мой дом не так уж далеко.
— Я провожу тебя, — тут же предложил он, не желая, чтобы этот момент заканчивался.
Они вышли из университета, и теплый, оранжевый свет заката уже заливал небо. Дневной шум города сменялся вечерним, более мягким и загадочным.
Они шли по узким японским улочкам, петляющим между невысокими частными домами, утопающими в зелени. Воздух был наполнен запахом цветущих камелий и едва уловимым ароматом свежеприготовленного ужина из открытых окон. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая облака в оттенки персика и алого.
— Значит, "кадр", — Акено нарушила тишину, идя чуть впереди, но прислушиваясь к каждому его слову. — Что ты имеешь в виду? В смысле, что мы там будем делать?
Хиро почувствовал легкое волнение. Ему нужно было произвести впечатление, но остаться собой.
— Ну, мы просто посидим. Посмотрим, как городские огни проступают сквозь лепестки сакуры. Поговорим, если захочется. Или послушаем тишину. Главное, что это будет наш "кадр".
Акено повернула к нему голову, и легкая тень от ее волос упала на щеку.
— А что, если в этом кадре ничего не произойдет? — спросила она, и в ее голосе прозвучала та же меланхоличная нотка, что и в его душе.
Хиро улыбнулся. Ему нравилось, как она понимает его, даже когда он еще сам себя до конца не понимал.
— Тогда это будет наш самый длинный и самый красивый кадр, — ответил он. — Мы просто будем ждать.
Они прошли мимо небольшого храма, откуда доносился тихий звон колокольчика. Начинали загораться уличные фонари, и их теплый, желтый свет создавал уютные островки в сгущающихся сумерках.
— А ты любишь сладкое? — вдруг спросила Акено.
Вопрос застал его врасплох.
— Эм... да. -неловко отвечает хиро - А почему ты спрашиваешь?
— Просто, — она слегка пожала плечами. — Мне кажется, ты похож на человека, который любит что-то сладкое после долгого дня.
Хиро рассмеялся.
— Ну, если честно, я люблю мороженое с зеленым чаем. Очень горький чай и очень сладкое мороженое.
— Понимаю. Контраст, — она посмотрела на него. — Это похоже на нас, да? Ты такой... тихий. А я, наверное, слишком много говорю.
— Нет, — Хиро почувствовал прилив смелости. — Ты совсем не "слишком много говоришь". И мне нравится слушать.
Они остановились у низенького забора, за которым цвела азалия. Дом Акено был буквально за углом. Приближался момент расставания.
— Мне было очень интересно с тобой, Хиро, — тихо произнесла Акено.
— Мне тоже, Акено. Очень.
Её улыбка в свете фонаря была мягкой и искренней.
— Я жду наш "кадр".
— Я тоже.
И она, чуть помедлив, зашла за калитку. Хиро остался стоять, наблюдая, как растворяется её силуэт в наступающей темноте. Он чувствовал в груди непривычную легкость. Его душа словно наполнился светом.
Он повернулся и медленно пошел обратно по той же улочке. Уличные фонари теперь горели ярче, их желтый свет рисовал длинные тени на мостовой. Воздух стал прохладнее, но внутри у Хиро было тепло. Запах камелий смешивался с ароматом цветущих ночных жасминов, создавая новую, опьяняющую смесь.
Каждый шаг давался ему непривычно легко. Он не спешил, смакуя каждую секунду этого вечера. Его мозг, обычно занятый анализом старых фильмов или предстоящих экзаменов, теперь перемалывал каждую фразу, каждый жест Акено. Её смех над ручкой, её внимательный взгляд, когда он говорил об инди-фильмах, её задумчивое "контраст", и, конечно, её нежная улыбка, когда она согласилась.
Он шел, и в его воображении уже рисовались картины их свидания. Как будут падать лепестки сакуры, как они будут сидеть под Древом Клятвы, как будут говорить или молчать, слушая "самый длинный и самый красивый кадр". Он представил, как солнечные лучи пробиваются сквозь розовый полог, как они смотрят на город, который теперь казался не безразличным, а полным обещаний.
Хиро усмехнулся. Впервые за долгое время его мысли не были холодными и одинокими. Его "подвал" был еще там, но теперь он был залит мягким светом. Он больше не чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег, а скорее кораблем, нашедшим свой маяк.
Он прошел мимо храма, откуда теперь не доносился звон колокольчика, но чувствовалось спокойствие. Добрался до шумной университетской улицы, но шум не давил. Все казалось другим, словно он переключился на другой канал реальности, более яркий и живой.
Когда он наконец добрался до своей маленькой квартиры, он первым делом достал телефон. На дисплее было новое имя — Акено. Он надолго засмотрелся на него, не зная, что написать. Но это было неважно. Важно было то, что теперь её имя было там, в его мире.
И он знал, что завтра, что то случиться... И будет начало новой истории...
Утро началось с неестественной легкости. Обычно Хиро с трудом отдирал себя от матраса, погружаясь в день с чувством долга и некоторой апатией. Но сегодня он проснулся до звонка будильника, словно внутренний механизм перешел в режим максимальной готовности.
Он не включал музыку. Впервые за долгое время его собственный «подвал» был заполнен не меланхолией, а яркими, нетерпеливыми образами: розовый снегопад, желтые огни, нежная улыбка Акено.
Его расписание на утро было плотным: три лекции по истории и праву. Три часа, которые, казалось, превратились в три световых года.
Лекция I: История Эдо
Хиро сидел в привычной аудитории, держа в руке ручку, которой вчера коснулась Акено, и смотрел на профессора. Профессор говорил о политических реформах эпохи Эдо.
«Власть сегуната ослабла из-за внешнего давления...»
Хиро услышал фразу, но его мозг тут же перевел ее: «Сердце Хиро ослабло из-за внезапного появления Акено...»
Он попытался записать конспект. Он записал: "Сакура. Сегодня." Он тут же вычеркнул это, оглядываясь, чтобы проверить, не заметил ли кто-нибудь его нелепую запись.
Он думал о том, что надеть. Будет ли прохладно в парке? Достаточно ли «атмосферным» будет его черный свитер? Он вспоминал, что говорила Акено о контрасте. Может быть, ей нравятся люди, которые выглядят слишком серьезно, чтобы быть счастливыми?
Он провел всю пару в борьбе со своей ручкой, которая отказывалась записывать что-либо, кроме случайных каракуль, напоминающих лепестки.
Лекция II: Конституционное Право
Во второй аудитории было душно. Учебник казался тяжелым, а голос преподавателя — монотонным гудением.
«Основной закон гарантирует гражданам свободу собраний...»
Хиро думал о том, что скажет ей. Нельзя же просто сидеть и смотреть на лепестки. Он хотел, чтобы их разговор был таким же легким, как вчерашний, но таким же глубоким.
Он внезапно вспомнил, как она прикусила губу, когда он приглашал ее. Что это значило? Сомнение? Или волнение? Он прокручивал этот короткий кадр снова и снова. Он хотел увидеть этот жест снова.
Он вытащил телефон и проверил, не пришло ли от нее сообщение. Не пришло. Конечно, не пришло. Они договорились на вечер. Это было бы странно. Но он все равно проверил еще раз.
Он почувствовал себя одержимым. Человек, который вчера был самодостаточен в своем одиночестве, сегодня полностью зависел от одного телефонного звонка или одного взгляда.
Лекция III: Искусствоведческий Анализ
Наконец, его любимая пара — анализ живописи. Здесь можно было легко отвлечься, глядя на экран. Но и искусство не помогало.
Профессор показывал картину эпохи Хэйан. Хиро видел только розовый. Все оттенки на картине казались ему неправильными. Он ждал только одного: естественных, живых розовых тонов, которые он увидит вечером в парке.
Он смотрел на часы. Медленно, как густой мед, стрелка ползла к отметке в двенадцать часов.
Половина дня позади. Но до вечера, до того самого момента, когда он снова увидит Акено, оставалась еще целая вечность. Хиро закрыл конспект, понимая, что сегодня он не выучил ничего, кроме того, что он безумно влюблен.
Наступил обеденный перерыв. Он взял сэндвич в магазинчике у кампуса и нашел тихое место на скамейке под старым кленом. Есть он не мог. Каждое движение челюсти казалось ему слишком громким и грубым для такого дня.
Его мысли вернулись к плану свидания. Он вдруг вспомнил, что не уточнил точное время. Он должен был написать ей.
Хиро достал телефон. Его палец завис над иконкой "Сообщения". Что написать?
"Привет, насчет свидания, может быть, в шесть?" — Слишком деловито.
"Жду не дождусь вечера!" — Слишком напористо.
"Надеюсь, ты не забыла..." — Ни в коем случае.
Он уже собирался убрать телефон, когда на него внезапно легла тень. Тихий, но четкий голос прозвучал прямо за его ухом, пробивая тишину его мыслей.
— Если собираешься удалить, то лучше не пиши.
Хиро вздрогнул и чуть не выронил телефон. Он резко обернулся и увидел Акено. Она стояла так близко, что он почувствовал легкий, свежий запах ее волос. Он не услышал, как она подошла, заглушенный шумом собственных лихорадочных размышлений.
Она плавно опустилась рядом с ним на скамейку, поставив на колени маленький, аккуратный бэнто-бокс.
— Мой черновик про "шесть часов" тоже был не очень, — призналась она, открывая свой обед. — Слишком официально.
Хиро смотрел на нее, совершенно онемев. Он только что внутренне паниковал из-за формальности своего сообщения о шести часах.
— Ты... что ты здесь делаешь? — наконец выдавил он, его голос был едва слышен.
— Обедаю, — просто сказала она, беря палочки. — И спасаю тебя от социальной ошибки. Я увидела тебя с той стороны лужайки. Ты выглядел так, будто пытаешься решить проблему квантовой физики с помощью своего телефона.
Она сделала паузу, взяла кусочек тамагояки (сладкого омлета) и протянула ему.
— И да, — добавила она, глядя на него с озорным огоньком в глазах. — Пусть будет... шесть часов. Под самой старой сакурой. Если, конечно, ты не заполнил свое расписание другими «не-свиданиями»?
Ее появление было таким неожиданным, таким реальным и таким непринужденным, что все его напряжение мгновенно улетучилось, сменившись волной восхитительной, теплой неловкости. Это было лучше любого идеально сформулированного сообщения. Это была Акено.
Он взял кусочек тамагояки. Он был сладким и теплым.
— Нет, — прошептал он, улыбаясь. — У меня нет других планов. Только один "кадр".
Она улыбнулась в ответ, искренней, легкой улыбкой.
— Хорошо. Тогда до вечера, Хиро.
Она быстро доела, собрала вещи и так же внезапно поднялась.
— Не забудь съесть свой сэндвич, — она кивнула на нетронутый пакет. — Тебе понадобится энергия для самого длинного кадра.
И, помахав рукой, она ушла, оставив Хиро одного на скамейке, но на этот раз он был не одиноким. Он был совершенно ошеломлен, счастлив, и теперь у него было точное время: шесть часов.
Он, наконец, откусил свой сэндвич. Он был на вкус, как триумф.
Он не стал возвращаться на занятия, понимая, что не усвоит ни слова. Вместо этого он поспешил обратно в свою маленькую студенческую квартиру. Впервые за долгие месяцы эта комната не казалась ему "подвалом". Она была полем для стратегической подготовки.
Первым делом он принял душ, стараясь смыть остатки нервозности и суетливых мыслей. Затем он подошел к шкафу.
Процесс выбора одежды занял почти час. Это было не простое переодевание, а создание образа. Он хотел выглядеть достаточно серьезно, чтобы Акено понимала важность момента, но не настолько официальным, чтобы казаться отчаянным.
Он достал свой любимый черный шерстяной свитер. Тот самый, о котором он думал на лекции. Он был теплым, немного меланхоличным, идеально подходящим под атмосферу, которую он так ценил. Он дополнил его темными джинсами и начищенными до блеска, хотя и старыми, ботинками.
— Контраст, — прошептал он, вспоминая слова Акено. — Горький чай и сладкое мороженое.
Подойдя к зеркалу, он критически осмотрел себя. Выглядел ли он как человек, готовый съесть все лепестки сакуры? Возможно. Выглядел ли он как человек, который боится говорить? Однозначно. Но отступать было уже поздно.
Оставались часы, которые тянулись мучительно долго. Он попытался почитать книгу, но не мог сосредоточиться. Пытался посмотреть фильм, но кадры казались пустыми и бессмысленными. Каждая секунда была наполнена тихим, пульсирующим ожиданием.
Наконец, он включил свой плеер и надел наушники. Меланхоличная, тягучая музыка, которая обычно служила ему фоном для одиночества, теперь стала саундтреком к его надежде.
Хиро смотрел на часы. Без десяти шесть. Ему нужно было семь минут, чтобы дойти до парка. Но он не мог ждать.
Он выключил плеер, снял наушники. На этот раз он не хотел заглушать реальность. Он хотел услышать шорох её шагов, если повезёт.
В 17:50, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, но небо еще не погасло, Хиро вышел из дома.
Он шел быстро, но осторожно, как будто нес в руках что-то хрупкое, что нельзя уронить. Не сэндвич — свою новую жизнь.
Он прибыл к центральному входу парка в 17:57. У него было три минуты. Хиро остановился и сделал глубокий вдох, стараясь успокоить сердце, которое колотилось, словно пойманный мотылек. Он поправил свитер. В его карманах лежали ключи и телефон, но его руки ощущали себя пустыми.
Он посмотрел на часы. 18:00.
Он ждал.
Каждая проходящая мимо фигура вызывала прилив надежды и тут же разочарование. У него мелькнула паническая мысль: А что, если она не придёт? Что, если она передумала, или забыла, или это была просто шутка? Тревога, которую он так долго сдерживал, начала подниматься из его "подвала".
В 18:03, когда его сомнения достигли критической точки, она появилась.
Акено шла не торопясь, и она выглядела так, словно вышла из своего собственного, идеального кадра. На ней было легкое пальто, волосы были собраны на затылке, и она держала в руках небольшой, плоский пакет
Она увидела его и улыбнулась. Улыбка была мягкой, извиняющейся.
— Прости, я опоздала на три минуты. Моя бабушка решила, что мне нужно взять с собой это. — Она подняла пакет.
— О, это... — Хиро не мог оторвать от нее глаз. — Ничего страшного. Я только что пришел.
— Пойдем, — сказала Акено, и в её голосе прозвучало нетерпение.
Они пошли по аллее. Солнце окончательно ушло, но оставило за собой невероятное, фиолетово-оранжевое свечение на западе. С каждой сотней метров розовый снегопад становился гуще. Здесь, в глубине парка, было тише, чем в прошлый раз, и гораздо темнее. Фонари светили слабо.
— Я думал, ты принесешь бэнто, — попытался пошутить Хиро.
Акено засмеялась.
— Нет, сегодня не бэнто. Сегодня — горячий чай. Моя бабушка сказала, что если сидеть под сакурой, нужно пить что-то горячее, чтобы не заболеть. Иначе не будет никакой романтики.
Она развернула пакет и достала два небольших, завернутых в ткань термоса.
— Я принесла свой любимый, очень горький чай.
Хиро почувствовал, как сердце тает от этого маленького, продуманного жеста.
— Идеально, — прошептал он. — У меня сегодня черный свитер. Контраст.
Они оба рассмеялись. Легкая неловкость исчезла, и между ними снова поселилась та особая тишина, которую они нашли вчера в аудитории.
Через пару минут они добрались до большого, старого дерева. Его ветви, усыпанные цветами, склонялись почти до земли, образуя естественный, розовый шатер.
— Вот наш кадр, — сказала Акено, останавливаясь.
Они сели под деревом на широкий, выступающий корень, спиной к озаренному горизонту.
Они разлили горячий чай в маленькие чашки, и терпкий, немного дымный аромат наполнил воздух. Он был именно таким, как любил Хиро — горьким.
— Я думала, что ты любишь мороженое, — с улыбкой произнесла Акено, отпивая чай.
— Люблю. Но это другое. Это... наше. — Хиро почувствовал прилив смелости. — А ты знаешь, что еще может быть горьким и сладким одновременно?
Акено вопросительно посмотрела на него, и ее глаза мерцали в слабом свете.
— Музыка, — тихо ответил Хиро, доставая из кармана свои старые, потертые наушники. Те самые, которые он носил, когда чувствовал себя одиноким. — У меня есть один плейлист. Очень меланхоличный. Мой "подвальный" плейлист.
Акено с интересом наклонилась.
— Я люблю меланхоличную музыку. Это как... слушать мысли других людей, когда у тебя нет своих.
Хиро, дрожащими пальцами, протянул ей один наушник. Он вставил второй в свое ухо. Мир вокруг них, наполненный шелестом лепестков и далеким шумом города, мгновенно сузился до мелодии. Грустной, но такой понятной.
Они сидели в тишине, деля один плейлист, слушая каждый свой звук, но переживая одну эмоцию. Сакура продолжала ронять свои лепестки на их головы и плечи, словно благословляя их союз. Городские огни теперь сияли ярче, просвечивая сквозь розовый полог, но их свет был мягким и приветливым.
Когда плейлист закончился, они медленно сняли наушники. Тишина после музыки казалась еще глубже.
Акено повернулась к нему. В ее глазах не было грусти, а было понимание и что-то гораздо большее.
— Хиро, — начала она, её голос был мягким, как шелк. — Мне нравится твой "подвал".
Это было самым большим комплиментом, который он когда-либо слышал.
— А мне нравится твой чай, — ответил он, чувствуя, что это звучит глупо, но зная, что она поймёт.
Акено рассмеялась. Затем ее взгляд стал серьезным.
— Знаешь, я помню, что ты сказал мне тогда, в наш первый вечер, — она посмотрела на него, и ее губы тронула легкая, теплая улыбка. — Что ты бы съел все лепестки ради меня.
Хиро почувствовал, как щеки вспыхнули. Он забыл, что говорил это.
— Это было... глупо, наверное, — пробормотал он.
— Нет, — мягко ответила Акено. — Это было очень мило. И... я знаю, что скоро мы... начнем взрослую жизнь. Возможно, в разных городах. Возможно, будем на расстоянии. Но...
Она сделала паузу, подняла с колена несколько лепестков сакуры и осторожно выпустила их на ветер.
— ...но когда бы ни зацвели сакуры в этом парке, я всегда буду вспоминать этот момент. И я обещаю, Хиро, что я всегда буду ждать твоего "кадра". Где бы ты ни был.
Хиро посмотрел на нее. На ее лице играл свет далеких огней. Ее слова были не просто обещанием, а клятвой, выбитой в его сердце. Клятвой на триста километров.
— Я тоже, Акено. Я тоже обещаю.
И в тот момент, под опадающими розовыми лепестками, их истории сплелись в одну.
От автора