В самом престижном кабинете с видом на город, в здании областной администрации, стоял мужчина средних лет. Он взирал на главную площадь, как на декорацию провинциального водевиля.
Эх, провинция… Здесь, кажется, даже рабочее время течет по-особому провинциальному графику – медленно и с ленцой.
А площадь была богата историей, словно бабушкин сундук всякой всячиной. Когда-то, в незапамятные времена, она звалась Торговой – сюда стекались обозы бородатых купцов, кипела лапотная жизнь поздней Руси... Потом, когда по недосмотру капитала, духовность в очередной раз стала важнее коммерции, её переименовали в Соборную.
Площадь будто бы окружила типовую церковь в византийском стиле, возведённую по проекту любимого архитектора царя Николая Первого, но смотрящий на площадь мужчина не мог вспомнить фамилию того великого зодчего.
Основной архитектурный ансамбль площади был представлен стилем классицизма, массивными трехэтажными зданиями времён Екатерины Великой, придавал ей величественный и одновременно унылый вид. Казенные палаты, присутственные места да дворец наместника – всё имелось, как полагалось.
В лихие годы революции, когда старый мир рушился, Соборную переименовали в Площадь имени товарища Лациса. Вместе с чуждым русскому уху названием она обрела и здание партийного комитета, модного тогда стиля конструктивизма, именно из его широкого и светлого окна смотрел на окружающий мир наш первый герой. Судя по сохранившемся фотографиям, висевшим в кабинете, ранее на месте этого обкома стоял величественный собор, а по городским легендам, уже рядом с ним некогда примостилось загадочное кладбище староверов. Ни от того кладбища, ни от того собора в натуре ничего не осталось, лишь бредни краеведов.
Мужчина, глядя на облака, нахмурился, а потом моргнул, отгоняя некие мрачные мысли…
В 1945-м, после триумфа над мировым злом, площадь накрепко окрестили Советской. Как напоминание о победившем строе и несгибаемом духе народа. После великой победы изменений случилось немного, сразу за ансамблем из домов царских времён, вместо деревянных бараков, появились кварталы пятиэтажных домов из серого кирпича. Потом их однообразие разбавили несколько панельных высоток, этажей в девять-двенадцать…
Советская площадь сохранила своё название в безвременье девяностых, оставаясь главной сценой для праздников, ярмарок и парадов, пускай немного потеснилась под громадой аляповато отстроенного торгового центра из стекла и бетона. Но, новое здание стало нелепо доминировать над сохранившимся памятником жизнерадостному Ульянову. Примерно тогда площадь стала служебной парковкой для дорогих авто чиновников областной администрации, да платной стоянкой у покупателей вышеупомянутого ТЦ.
— Матвей Лазаревич. — Мужчина услышал приятный женский голос, но не повернулся на него, продолжал смотрел на далёкий церковный крест, блестевший от солнца. А голос продолжил. — К вам этот, ваш неофициальный помощник, Пётр Шуталов, чуть раньше назначенного времени пришел…
— Пускай его. — Не поворачиваясь ответил губернатор области. Он не стал суетиться при секретарше, продолжил смотреть в окно, пока не услышал, что тяжелая дверь мягко закрылась.
Вдруг он резко повернулся и с неожиданной для своих габаритов ловкостью проскользнул за рабочий стол из красного дерева, один из его предшественников втридорога обставил весь кабинет, вроде на этой мелочи и погорел…
— Ксм… — Покряхтел Матвей Лазаревич, глядя в зеркало, занимавшее половину стены от пола до потолка, в попытке придать одутловатому, обманчиво добродушному и чисто выбритому лицу более серьёзный вид.
В дверь привычно постучали, секретарь Вика ввела щупленького очкастого мужичка с залысинами, в сером неприглядном костюме, который как-то заторможено поздоровался и послушно встал напротив стола высокого начальника.
— Матвей Лазаревич. Вам что-нибудь нужно? — Спросила худенькая черноволосая секретарша с непропорционально большой грудью и губами.
— Нет. Вика иди, у тебя много дел.
Услышав ответ шефа Виктория повернулась и виляя худыми спортивными бёдрами вышла. Матвей Лазаревич проводил её сальным взглядом, а ссутулившийся перед повелителем области как-бы помощник даже посмотреть в сторону девушки побоялся.
— Садись раз пришел. — Губернатор указал на один из стульев для посетителей. Пока Пётр Шуталов садился, Матвей Лазаревич пробудил из спящего режима компьютер и с серьезным видом начал изучать экран. Даже не посмотрев на севшего на стул человека, губернатор спросил. — Так, что с федеральной программой по благоустройству городов? Получим мы гранты из Москвы, или нет?
— У нас крайне непрофессиональная команда, а там жесткие требования. Да и… — Помощник вдруг замялся, громко сглотнул и как-то жалобно произнёс. — Проблема появилась, на нашей Советской площади, там…
— На Центральной! — Поправил помощника идейно правильный губернатор, который давно хотел многое переименовать.
— На нашей Центральной площади стоит ТЦ Центральный, известной вам диаспоры, и у них там парковка. Они боятся, что при благоустройстве её уберут.
— И как, Петруха? Уберём?
— Ну, я им показал проект, ясно что уберём.
— И в чем же у тебя проблема? — Усмехнулся Матвей Лазаревич.
— Они обеспечивают собственные средства половине подрядчиков в области, при выполнении наших и государственных заказов, муниципальных контрактов… Грозятся…
— Я это знаю. Что ни у кого вокруг, кроме как у этой диаспоры, свободных денег нет. — Губернатор, судя по голосу, начал злиться. — Какая проблема? Не бойся тут чисто, недавно проверили. Перестань мямлить!
Завершив фразу Матвей Лазаревич поглядел на помощника, а потом медленно развел руки, показывая на стены и потолок кабинета:
— Говори свободно Пётр, не стесняйся! Не слушают нас!
— Они дадут оговоренную сумму, но просят отложить благоустройство площади, по федеральной программе не на год-два, а лет на пять. — Сказав это помощник Шуталов разом изобразил высшую степень покорности, разочарования, готовности и озабоченности.
— Так пообещай, что ты как маленький!
Губернатор умудрился дать приказ, не отводя глаз от монитора, при этом улыбнулся особенно мерзко, словно нашел там что-то скабрезное. А затем с видом победителя ткнул на левую кнопку мышки.
— Так, это в избранное отправлю, очень интересно. — Как бы с собой говорил губернатор, шёпотом. Но вдруг спохватился и вспомнил о посетителе. — Ты вообще из Москвы, тебе на местных не пофиг? А где буду я через два года? Я не знаю. Ты вот знаешь?
— Хорошо, сделаю. — Согласился послушный помощник, не дав ответа на последний вопрос о судьбе Матвея Лазаревича. — Деньги с диаспоры возьму, с федеральным проектом, как договорились, накосячу.
— Вот и ладненько. А то целку тут строишь. Никто нас не слушает. — Заявил Матвей Лазаревич, не отрываясь от монитора. — Что там, со сносом завода и складов?
— Снос задерживается, люди протестуют. — С озабоченным видом сказал помощник, а потом мягко и вкрадчиво затараторил, так говорить получалось только у самых опытных прохиндеев, отиравшихся у кабинетов власти. — Есть две проблемки, первая это протесты простых жителей. Ряд граждан беспокоит снос оборонного предприятия, особенно, когда идёт СВО. Кроме того, экологические активисты говорят, что там хранилось не только химическое, но и бактериологическое оружие. Колбами какими-то в соцсетях трясут…
— Они не Колин Пауэл[1] чтоб в их колбы поверили. — Заржал губернатор, отсмеявшись он продолжил. — Этот конфликт ты точно решишь, для того и нанят. А с экологическими экспертизами, с геологией и прочими надзорными органами и нами координируемыми дураками я уже порешал. Через три дня пусть техника заезжает. Поговори с диаспорой насчет их ЧОПа, с чертями не православными дешево и быстро выходит…
— Ясно… — Шуталов смотрел странными глазами на губернатора.
— Ну что ты на меня смотришь? — С вызовом и угрозой спросил Матвей Лазаревич, наконец повернувшись к Петру и оторвавшись от монитора. — Я человек русский, как все, приезжих не люблю. Но из-за работы в дёсны с ними целуюсь…
— Как скажете…
— Эх, не поймёшь ты печаль русскую, в душе православной. — С горестью добавил губернатор и перекрестился, а потом добавил. — Ненавижу их и вас москалей.
Повисла недолгая неловкая пауза.
— Иди Пётр, не обижайся. Я пошутил. — Матвей Лазаревич примирительно улыбнулся, довольный тем, как подколол своего неофициального помощника.
Распрощавшись Шуталов отправился к тяжелым звуконепроницаемым дверям, почти столкнувшись в них с Викой, которая грациозно разминулась с его неказистым телом и подошла к шефу.
— Я в бухгалтерию зайду… — Очень тихо сказал Шуталов, но секретарша и губернатор его услышали, посмотрели на него с удивлением.
— И нафига ты мне это сказал? — Удивился Матвей Лазаревич.
— Я это. Я сам себе… Про себя. — Смущенно заблеял помощник и быстро вышел.
— Нет, Вика ты видела? — Со смесью из ухмылки и раздражения спросил Матвей Лазаревич. — С какими дебилами приходится работать. Ты что насчет этого москаля Петрухи думаешь?
В ответ Вика лишь пожала плечами, а потом сексуально изогнувшись спросила:
— Мотя, шеф, вы сейчас что-то хотите? В приемной никого нет. Следующий по записи…
— Погоди. Глядь сюда. — Губернатор перебил секретаря, и подозвал рукой к себе, как собаку или еще какую животину. А затем указал пальцем на монитор.
Вика послушно обошла стол, подошла поближе к шефу, и призывно наклонилась, демонстрируя доступность со всех точек. Матвей Лазаревич оценил, положил руку ей на попу. Вика издала звук, чем-то похожий на мурлыкание, и наконец разглядела то, что было на мониторе, что-то крайне нелепое, вульгарное, смешное и от того очень мерзкое:
— Мотя. Это что?
Губернатор лихо шлепнул ей по заду, но Вика была так ошарашена увиденным, что даже ничего не изобразила и не подала никакой эмоции.
— Вика, это новые имплантаты для твоих титек, американские, только презентация прошла…
— Вам уже не нравятся мои сисечки? — Залепетала Вика, показывая игривую улыбку и прислоняясь своими неестественно объемными формами к плечу начальника. — Мы же их для тебя только сделали…
— Эти новые, с RGB диодами, могут немного менять размер и форму, они светятся, цвет свечения настраивается по Wi-Fi. Можно их к звонку привязать, есть приложение для айфона и китаефонов…
— Мотя. Я же не такая. — Заигрывающим и максимально милым голоском сказала потрясённая Вика.
— Это я решаю, какая ты. — Повелительно сказал Матвей Лазаревич и взяв Вику за волосы с силой притянул голову девушки к себе, поцеловал в увеличенные губы.
Она ответила ему с чувством ранга, покорностью и положенной нежностью…
— К пирсингу и пошлым тату ты тоже плохо относилась, а теперь кайфуешь тварь…
Вика, услышав оскорбление, вновь крепко поцеловала Матвея Лазаревича, лишь бы он не нёс эту мерзость дальше, а тот, кажется, понял её отчаянный жест несколько иначе…
Через три минуты и сорок пять секунд, поправляющая одежду Вика уже сидела на месте секретаря с совершенно другим лицом.
— Вот же Мотя козёл. — Очень тихо процедила она сквозь зубы, совершенно не пряча ненависть.
Через две минуты, уже прополаскивая рот минералкой из специального холодильника, она смотрела на целую выставку семейных фотографий губернатора с толстухой женой и четырьмя детьми, фотки Матвей Лазаревич расставил не в своём кабинете, а напротив её рабочего места:
— Повезло вам с папкой уродом, уроды…
***
Пётр Шуталов спускаясь к своему БМВ расправил плечи. Он думал, что даже неказистый серый пиджак, если правильно выпрямиться, будет сидеть на нём как надо. Перед боссом он дурак, а перед зависимыми людишками он сам король — это неписанное и древнее правило российского чиновничества наш второй герой понимал слишком буквально.
Шуталов уверенно сел в кожаное кресло своей машины, завел мотор и выехал со стоянки, чуть не задев выезжающий "Гелендваген" местного депутата.
— Куда прёшь, очкарик? — прочитал он по губам народного представителя, но стерпел, лишь прибавил газу. Он поехал мимо торгового центра с его кричащими вывесками, мимо унылых пятиэтажек с выщербленными кирпичами и облупившейся краской, мимо бесконечных провинциальных заборов и складов. Пётр вёл свою машину к сносимому оборонному заводу.
Там уже начинался небольшой митинг. Несколько десятков человек в красных накидках, в основном пенсионеры и пара десятков крепких ребят, собравшихся явно за деньги, держали плакаты с лозунгами о сохранении рабочих мест и защите экологии. У входа на завод маячили наглые блогеры, возможно даже стримившие происходящее в социальные сети. Шуталов улыбнулся — всё это создавало нужный шум, который мог помешать планам губернатора, а значит ему тут самое место.
Выйдя из машины, он поправил серый пиджак и подошел к группе организаторов митинга.
— Вась, отойдём поговорить? — громко спросил он, стараясь придать голосу уверенность.
Коренастый мужчина с мятым лицом и следом лёгкого пивного перегара ответил
— Зачем идти, чего надо?
— Ну, раз идти не хочешь. — Шуталов достал из кармана конверт и, оглядевшись, прилюдно сунул его мужчине в руку, местные левацкие блогеры до этого снимавшие всё происходящее, стыдливо отвернули камеры своих недорогих телефонов.
— Работай дальше по плану, только без фанатизма. И напомни своим коммунистическим придуркам, чтобы вели себя прилично. — Сказал Шуталов тихо, но чётко. А потом, оглядев присутствующих презрительным взглядом, направился к своему автомобилю, рядом с которым припарковался полицейский УАЗик. Пройдя мимо отдавших ему честь полицейских Пётр сел в машину...
Всего-то триста тысяч рублей, и проблема протеста местной красной оппозиции решена. Завтра он также разберется с «экологами», «ветеранами завода» и примкнувшими к ним «героями войн». У него были свои методы, а у диаспоры — свои ЧОПы. Главное, чтобы губернатор остался доволен. И чтобы эта девочка Вика перестала так странно смотреть. Её взгляд начинал его раздражать и пугать.
***
Через пару дней Шуталов стоял на балконе многоэтажки, вечерело, заботы оказались позади, с делами он разобрался, заводские проблемы он уже разрешил. Вскоре он вернётся в Москву, представлять федералам заведомо провальный проект благоустройства Советской Площади. Деньги от диаспоры он получил.
С последнего двенадцатого этажа он прекрасно видел, как сносимый завод, так и причудливую модернистскую крышу областной администрации. Город показался ему маленьким.
— Сколько у вас тут жителей? — Спросил он громко, вынув изо рта сигарету.
Через балконную дверь появились черные волосы, а за ним и сухое девичье тело. Обняв Петра со спины Вика спросила:
— «Здесь» — это где?
— В городе. — Отвечая на вопрос девушки он спиной почувствовал металлические кольца в её сосках.
— Странно что ты не знаешь. В городе? Тысяч триста. — Вика практически прошептала это у его уха, вручила в руку квадратный стакан с виски.
В итоге она заигралась в любовь, а Пётр не был против, она нанесла десятки нежных поцелуев, от уха медленно пошла по его шее, спустилась губами ниже, опустилась на колени, пока не добралась до…
Он посмотрел на город, дыхнул сигаретного дома, поглядел на металлическую дверь, которая была видна с балкона — оружейная комната, отца полковника полиции в отставке и ярого охотника, как-то рассказала Вика.
Пётр иронично хмыкнул, отпивая виски. Захотелось в душ, смыть эту липкую сладость, этот приторный запах Вики. Он знал, что она делает это по какому-то своему плану. Девушки всегда что-то планируют. Хотят контролировать свою жизнь, ищут защищенности, надежности, счастья, некоторые еще хотят семьи…
Но у многих из девушек, в наше время, живёт страсть к самоуничтожению – иначе как объяснить все эти метаморфозы, например, этой Вики? Ее гигантская грудь, пирсинг, вульгарные и унизительные татуировки на сиськах, которые он сейчас отлично видел. Это бунт против самой себя? Ведь у неё было всё: состоятельные родители, отец начальник местного ОВД и пускай сейчас он на пенсии, но денег насобирал. У неё приличное образование, машина, несколько квартир — нафиг ей не нужен никакой Матвей Лазаревич…
Впрочем, какая разница? Виски стало подходить к концу, и не только оно. Поставив стакан и выбросив сигарету с балкона вниз, как последнее быдло, Пётр взял двигающуюся в точных фрикционных движениях голову стоящей на коленях девушки, потянул за крепкие черные волосы. В ответ она по порнушному булькнула горлом…
Через час они лежали на широкой кровати, он на спине, а она прижалась к нему справа…
— У тебя до меня были девушки с имплантатами? — Прильнув к груди Петра спросила Вика.
— Были, но с анатомическими. — Погладив её грудь левой рукой, он больно дёрнул за пирсинг в проколотом соске. — Твои же как шарики, они немного другие.
— То были шлюхи?
— Думаю нет. — Улыбнулся Пётр. — Хотя, я бы не удивился…
— У тебя есть кто-то в Москве сейчас? — Проведя по его груди рукой спросила она, кажется даже с надеждой в голосе.
— Да. — В очередной раз честно признался он.
— Как её зовут?
— Ты же знаешь, Рита. — Петру начал надоедать этот допрос. — Тебе это зачем знать?
— Просто так. Я её в твоих друзьях недавно нашла, в соцсетях, она там на велосипеде. — Вика поцеловала его в щеку. — Хорошо устроился, две недели в Москве с ней, две тут…
— Да, устроился хорошо, не спорю… — Прошептал Пётр пытаясь уснуть. — Это я её фотографировал…
— А я лучше, местами… знаешь, чем?
— Возможно лучше, я не спорю. — Пётр задумался и сказал. — Чувствую себя странно, разговаривая сейчас с тобой…
— Ой, да прекрати, ты уже как-то рассказал, что она у тебя не во все места готова…
— Прекращай с пошлостями…
— А меня можно хоть куда, ну ты же знаешь. Да дорогой? Я только про это. — она подняла голову, но вдруг её голос дрогнул, она немного задрожала. — Так-то я…
— Тебе не говорили, что ты странная? — Прямой вопрос мог увести любовницу от пучин самобичевания, во всяком случае Пётр так рассудил.
— Конечно говорили. — Ответила Вика и в странном напряжении лизнула его шею в каком-то недопоцелуе, затем положила голову ему на плечо.
Он почувствовал на её щеке капельку, наверное, слезинка, а может слюнка:
— Давай спать?
— Шуталов, твоя девушка у тебя красивая, стройная, пропорциональная. А рост какой? — Девушка грудями прижалась к своему партнёру по сексу и кажется задрожала. — Любишь её?
— Рост у неё 182. Люблю, наверное, но с тобой, лежащей рядом, я в этом не уверен.
— Это хорошо, когда кого-то любишь, пусть даже понарошку. — Сказала Вика, снова содрогаясь от радости за близкого ей сейчас человека, словив своеобразный катарсис, она расслабила игравшие с собственным бесстыдством пальцы правой руки. Если мужчина её не удовлетворил, то она сама…
Через минуту она засопела, сладко прошептав, перед тем как окончательно уснуть. — Рита у тебя молодец…
А Пётр не мог уснуть, думал о чем-то половину ночи, но так ни к чему и не пришел.
***
Через несколько дней, в выходной, уже вечером, наша главная героиня Вика вышла из ресторана.
— Гуляем! — кричала она совсем недавно, чувствуя, как алкоголь плещется в венах.
— Завтра будет виднее, как жить. — Советовали часом ранее подвыпившие подруги.
Она запрыгнула в такси, мысли метались в голове, словно мотыльки в ночи. Начальник, у неё озабоченный извращенец скорострел и урод, а любовник Пётр – далёкий, отстранённый и недостижимый, да и встретится с ним она могла лишь на одной из квартир родителей, во всех других их бы сразу заприметили, в этом небольшом городе.
Квартира отца, двенадцатый этаж, словно последняя ступенька перед пропастью. Там, в сейфе, её железные аргументы — охотничьи ружья, дробовики…
— Если невмоготу станет — застрелюсь, — шептала она пьяным голосом. Ноги сами привели её туда, в этот островок недавней имитации любви, где она последний раз видела Петра, который укатил в свою Москву, в свою настоящую жизнь. Она зачем-то помнила каждое его слово, каждый шорох, каждый взгляд. Во всяком случае ей так спьяну казалось. Вика почувствовала, будто его запах всё ещё витает в воздухе квартиры.
Тишина давила на уши. Она подошла к окну, посмотрела на город, раскинувшийся внизу, не море, лишь небольшое озерцо тускнеющих к периферии огней, но тоже красиво.
— Какая же я дура, — прошептала она, чувствуя, как слёзы подступают к горлу.
Она открыла металлическую дверь оружейной комнаты, достала из ближайшего сейфа ружьё, холодный металл коснулся кожи. Вика приложила его к подбородку, закрыла глаза.
— Ну же, давай, сделай это, — шептала она самой себе, словно заставляя себя, уговаривая. Но пальцы не слушались. Вика опустила ружьё, отбросила его в сторону.
— Не могу, — прошептала она, чувствуя, как по лицу текут слёзы. — Не хочу…
Вика осела на пол, обхватила колени руками и зарыдала. Она плакала долго, горько, безутешно.
Громкий хлопок вырвал ее из плена хмельного сна. Голова раскалывалась на тысячи осколков, во рту...
Вика поплелась на балкон, посмотреть на источник шума. И увиденное её поразило: город, словно утонул в изумрудной дымке. Зеленоватое полупрозрачное марево обволакивало всё до седьмого этажа. Внизу, из этой жуткой пелены, доносились глухие удары, она услышала одинокий и далёкий взрыв, вдруг короткие автоматные очереди разорвали тишину. На улице нежданно взвыла полицейская сирена. Вдали, зловещим факелом, полыхал деревянный дом в частном секторе, пожираемый огнем...
Вика оцепенела, вцепившись пальцами в балконные перила. Она вдруг вспомнила Петра, его циничный взгляд, его равнодушные слова. «Люблю, наверное, но с тобой, лежащей рядом, я в этом не уверен…»
Виктория нашла свой Айфон, он валялся рядом с брошенным ружьём. Она поставила его на зарядку. Через пару минут экран телефона включился. Разряженная батарея воспряла из мертвых, жадно впитывая электричество.
Сообщения от родителей навалились, подобно лавине, каждое слово – крик отчаяния, застывший в пикселях экрана.
Звонок от Петра прозвучал, как выстрел в ночи, заставив сердце Вики подпрыгнуть к горлу. Его голос был холоден:
— Где шеф?
— Я не знаю. — Только и смогла выдавить из себя Вика.
И в ответ услышала лишь гудки. Петр бросил трубку, не оставив ни единого шанса на объяснение.
В голове Вики заворочались змеи сомнений и страхов. Где шеф? Почему Петр был таким? Что вообще происходит?
Пальцы Вики дрожали, когда она судорожно набирала номер матери. Гудок… гудок… и в ответ – лишь мертвая тишина. Тишина, которая кричала громче всяких слов, тишина и гудки, наполненные предчувствием… Отец не ответил, сволочной Шеф тоже не взял трубку.
Лена, лучшая подруга, с которой она поссорилась на вчерашнем празднике, всегда была ее выручалочкой. Но и она не брала трубку, как и десятки других людей.
Интернет на телефоне не работал. Вика легла на кровать, и уставилась в потолок.
Лежала она недолго, быстро вспомнила о телевизоре, пульт появился в её руке. Экран почти позабытого устройства вспыхнул, выплевывая в комнату тревожный, надрывающийся голос диктора:
— Внимание! Чрезвычайная ситуация! В областном центре…
Слова потонули в шипящем потоке помех, но суть пробивалась из телевизора и сквозь помехи.
— Взрыв произошел… Завод… Оборонный, доживающий последние дни под ковшами экскаватора. Некоторые свидетели указывают на градообразующий Химический завод, со слов экологов он всегда таил в своих стенах угрозу… Токсичное облако быстро накрыло город…
Вика замерла, когда на экране сквозь помехи возник журналист, а потом изображение пропало в, остался только его голос:
— Экстренное сообщение, мы получили эти страшные кадры с городских камер видеонаблюдения. Обезумевшая толпа терзает тело полицейского, это явно акт людоедства, апофеоз безумия, они пытаются съесть его мозг…
— Что скажет приглашенный эксперт, эээ… единственный до кого мы смогли дозвониться, профессор математики Иван Иванович Говорилин? Здравствуйте.
— Здравствуйте. Я плохо разглядел, но так себя могут вести только мигранты, никакие русские люди, с нашей православной культурой и советским воспитанием…
И тут пропал звук, телевизор пару раз моргнул помехами и начал показывать лишь тёмный экран. Интернет так и не заработал, радиоточку давно выбросили, хоть и платили за неё какие-то копейки…
Привычный мир окончательно рухнул, когда отключилось электричество…
***
— Стой! Кто идет? – раздался из динамика хриплый голос, он шел со стороны грозных бронемашин оцепления. Виктория замерла, прикрыв глаза от солнца, слепящего её сквозь пелену пыли. Отцовский дробовик она опустила, но пальцы по-прежнему судорожно сжимали цевье.
Из-за бронированных бортов выглянул молодой капитан. Он прищурился, пытаясь разглядеть худой силуэт в окровавленной одежде.
— Вы кто такая? Как так вышло, что вы не зомби!» — его голос был полон удивления.
Виктория сделала несколько шагов вперёд, отбросила дробовик в сторону и подняв руки вверх глубоко вздохнула, в этот момент ничего не понимающий капитан уставился на её грудь…
— Меня зовут Вика. Я не попала в туман, он был ниже моего двенадцатого этажа, а потом, когда он развеялся… Так вышло что меня никто не укусил, они так заражают… Документов у меня нет. Вообще не помню где они…
Сержант молча рассматривал ее, длилось это несколько долгих секунд. Затем крикнул:
— Проверьте.
Двое росгвардейцев, прятавшихся раньше в броневике, в полной экипировке приблизились к ней, держа автоматы наготове. Они раздели ее, тщательно ощупали всё тело на предмет укусов. Лица их оставались за непроницаемыми герметичными шлемами.
— Чисто! — доложил один из них сержанту.
Сержант снова посмотрел на раздетую Викторию.
— Извините, так положено. Что вы делали там, в эпицентре?
— Жила, — коротко ответила она. — А потом, после аварии, убивала их.
— Их? Кого их?
Виктория обвела рукой окрестности, удивляясь такому глупому вопросу.
— Их. Мертвецов ходячих.
— Ладно, — наконец сказал он. — Подполковник с вами на фильтрации поговорит, как время придёт. Но сначала у вас будет карантин и куча уколов, недели две посидите под замком, в центре фильтрации. Когда девушка оденется, проводите ее к врачам.
Викторию под конвоем провели сквозь кордоны, которые кишели солдатами. Те смотрели на нее из своих противогазов, парясь в защитных костюмах. В своей лёгкой одежде, она чувствовала себя животным в зоопарке, выставленным на всеобщее обозрение.
Впереди Викторию, как и всё человечество, ждали долгие годы борьбы с нашествием зомби, она станет настоящим лидером сопротивления, настоящей русской супергероиней с легендарным дробовиком…
Говорили, что её прошлое, наполненное утратами и лишениями, закалило ее дух и наделило волей к победе. Она научилась выживать в самых экстремальных условиях, мыслить стратегически и принимать трудные решения…
[1] 5 февраля 2003 года Колин Пауэлл, занимавший пост госсекретаря США, представил на заседании Совбеза ООН доказательства наличия у Ирака оружия массового поражения, которое, по его словам, скрывалось от международных инспекторов. В качестве аргумента Пауэлл продемонстрировал пробирку с белым порошком, утверждая, что это образец ОМУ, произведенного в Ираке. Впоследствии Пауэлл признал, что содержимое пробирки было всего лишь муляжом.