Люди всегда боятся того, что скрыто в высокой траве.
В детстве им внушают опасения перед дикими зверями, в юности – перед разбойниками, а в зрелости они начинают бояться тишины. Потому что в ней часто кроется нечто худшее, чем зверь или вор.
Мари Лаво не была трусихой. Но в тот вечер, когда поле опустело, а последние жнецы разошлись по домам, она впервые почувствовала, что тишина может быть зловещей.
Закатное солнце освещало золотые колосья, ветер чуть заметно колыхал стебли. Мари задержалась, чтобы срезать несколько цветов – её мать любила васильки, а она не успела принести их утром. Девушка опустилась на колени, провела пальцами по тонким лепесткам.
И в этот момент услышала шорох.
Лёгкий, но неестественный. Не ветер. Не птица. Чьи-то шаги.
Она замерла, сердце сжалось. Медленно, осторожно, она повернула голову. В колосьях мелькнул тёмный силуэт. Фигура мужчины – высокая, худощавая, с помятой шляпой, натянутой на лоб. Он стоял неподвижно, словно наблюдая.
— Добрый вечер, мадемуазель, — раздался хриплый голос.
Мари вскочила, сжимая серп в руке. Её спина покрылась холодным потом. Никого рядом. Только он. И его взгляд, скользящий по её лицу.
— Что вам нужно? — спросила она, стараясь не показывать страха.
Он улыбнулся, медленно, словно пробуя на вкус её испуг.
— В полях можно найти много прекрасного, — произнёс он. — И не всегда только среди цветов.
Мари сделала шаг назад. Но прежде чем она успела развернуться, где-то вдали раздался топот копыт. Тёмная карета двигалась по дороге, вздымая клубы пыли.
Бродяга не шелохнулся. Его взгляд застыл на девушке, словно он принял решение.
В следующее мгновение мужчина шагнул вперёд. Всего один шаг, но этого хватило, чтобы кровь застыла в её жилах.
Мари инстинктивно крепче сжала серп.
— Мне пора… — начала она, но договорить не успела. Мари поняла одно – ей не следовало оставаться здесь одной.
Пролог