Ветер гнал сухой снег полосами по бесконечному ледяному покрову великого озера. Синий лед простирался покуда глаза глядят и на горизонте сливался со снежной дымкой в единое целое.
Тоненькая сосенка трепетала рядом, зацепившись корнями на краю скального берега, а ветер рвал её, будто того и гляди унесёт вниз, на глубокий, синий лед.
Люда держалась рукой за Сашу, будто стояла из последних сил.
— Даже этого я не могу для неё сделать! — горько проговорила она. — Мама просила развеять её прах над водой Байкала, а тут лёд...
— Лёд — это тоже вода, только застывшая. Ничего страшного, мама тебя поймёт, — сказал Саша.
Он покрепче прижал её к себе. Как ни жди, не готовься, горе всегда приходит неожиданно, бьет под колени даже самых стойких. Люда знала, что маме оставалось совсем не долго, но когда последний вздох отлетел, будто сломалась.
Его приезд почти совпал с этим событием. Он ехал, думая, что Люда нужна ему, а оказалось, оба нужны друг другу.
— Хватит тут стоять, — произнесла Варвара. — Пора возвращаться в тепло. Идёмте!
И ловко взяла Люду за руку, увела за собой, с берега, по только что протоптанной тропке, к небольшому кафе. Сейчас, когда всё замело снегом, они были тут единственными посетителями.
— Спасибо, что приехали, — тихо сказал Саша. — Вы очень во-время.
— Да брось. Мы рады помочь, мы ж друзья, Саня-брат, — Ринат шел рядом, по тропке, а девушки впереди.
— Ты билеты назад ещё не заказывал? — спросил он чуть позже и Саша неопределённо помотал головой:
— Я пока только присмотрел билеты. До Тобольска.
Ринат повернулся к нему:
— А в Тобольске что? Люда хочет забрать какие-то вещи матери?
— Нет, мне там одного человека проведать надо. Тут такое дело... ты помнишь, как мы ехали на поезде в Тобольск весной? И что я тогда получил от... ну ты помнишь от кого? Так вот, это сейчас в Тобольске и надо мне его забрать.
— Погоди. Ты что, кому-то отдал его?! — прошептал Ринат приглушенно. — Ты сдурел?! О нём же нельзя рассказывать!
— Не кому-то, а повелителю камня. И не отдал, а передал, чтобы тот его огранил. И он принёс клятву.
— Ага. Ну тогда понятно.
— Смотаетесь с нами? Заодно ты меня прикроешь?
— Само собой... прикроем... всполох! — воскликнул Ринат. — Я и забыл про него. Заедем, скажем, что я брата хочу срочно увидеть. А там быстренько смотаемся, заберешь.
— Спасибо, — благодарно кивнул Саша.
— Люда знает? Про всполох? — спросил Ринат тут же.
— Я ей не сказал. Не потому, что не доверяю, или что-то такое...
— Иногда лучше меньше знать. Я понимаю, — сказал Ринат и тут же спросил:
— А это кто ещё там идет? Я уже настроился, что в кафе только мы, а вдруг ещё принесло кого-то...
По тропе, со стоянки шёл не спеша мужчина.
— Ничего, он нам не помешает... — Саша не договорив, бросился вперед, обгоняя девчонок, Ринат следом.
— Вы куда?! — крикнула вслед Варя и Ринат обернувшись, прокричал:
— Ты гляди, кто приехал! Это же Максим! Максимка, друг, ты откуда тут?! Эгегей!
Это и правда был Максим, одетый в куртку с капюшоном с меховой опушкой, из-за которой они узнали его так поздно. Максим выглядел как обычно: всем на свете недоволен и шёл навстречу, словно ничего необычного и не происходило и они каждый день встречаются тут, на дорожке.
Когда Ринат подбежал ближе, Максим благоразумно шагнул с дороги в снег и Ринат, промахнувшись, едва не упал. Саша, увидев это засмеялся, но тут же осекся и глянул назад: не обиделась ли Люда?
Но та только улыбнулась.
— Здорово! — Саша протянул Максиму руку. — Ты тут откуда? Какими судьбами?!
— Мне Ринат позвонил, говорит, у твоей невесты мама умерла, ну я подумал, поеду, поддержу.
— Ты даёшь! — воскликнул Ринат. — Не думал, что рванёшь сюда! А тебя на сколько дней отпустили?
— У меня отпуск, — ответил Максим, отталкивая Рината, который всё порывался обнять его.
— На сколько дней? — спросил Саша.
— На тридцать. В связи с переездом.
— Куда ты переезжаешь? — опешил Ринат.
— К вам, в Екатеринбург. Вас же нельзя надолго оставлять, чего-нибудь да натворите.
Всё это он произнёс самым спокойным тоном, будто речь шла о чем-то обыденном.
— Макисмка! Ура! — воскликнул Ринат прочувствованно, а Саша не выдержал и полез вперед:
— Макс! Дай обниму! Какой же ты молодец!
Максим между тем уворачивался от них:
— Да не надо меня обнимать! Руки убрали оба! Или я обратно уеду!
Позже, за столом, Саша сказал:
— Ну вот, Люда, это мой второй лучший друг, Максим. Мой наставник, можно сказать, он меня обучал.
— Да хорош уже, задрали вы меня с Ринатом! — буркнул тот. — Извините, Люда, он всё врет. Я ему не наставник, я бы не гордился, что такого слабого привратника вырастил. Он ничего не знает, даже бестиарии. Вот скажи, Саша, в третьем томе о каких существах речь?
Люда смотрела на него, не зная, как реагировать, а Саша заметил — она отвлеклась от горя и сказал вслух:
— Не обращай внимания, он всегда такой — мрачный. На самом деле он классный парень.
На другой день после поминок, сели в самолет. Ринат позвонил Раушату и тот сказал, что встретит их в аэропорту. Ринат рассмеялся:
— Давай, на автобусе тогда приезжай, нас пятеро!
Раушат хмыкнул:
— А лучше бы шестеро. Ладно, до встречи.
Тобольск заметало снегом, белым-белым, чистым. Лес по пути к городу выглядел сказочно, да и сам город сверкал белизной.
Большой дом Раушата наполнился народом под завязку. В этот раз радушные хозяева выделили им обе свободных комнаты: одну Саше с Людой, вторую Ринату с Варей, а Максима разместили отдельно от всех, в домике, который построили на день рождения сыну Раушата.
Эльвира предложила остаться всем на Новый год и Саше очень хотелось этого, но из Екатеринбурга давили: назад, быстрее, быстрее. Пора было предъявлять обвинение Бабровым.
На второй день после прибытия, утром, Ринат тихонько постучался к ним с Людой в комнату.
Зевая, Саша вылез из постели и открыл дверь:
— Пять минут! Одеваюсь.
— Куда вы? — сонно спросила Люда.
— Мы тут... — Саша замялся.
— К моему другу, в деревню, погонять по лесу. Снегоход я уже взял! — тут же воскликнул Ринат.
— А... ну, удачно провести время, — пробормотала Люда и кажется снова уснула.
Максим уже ждал во дворе с рюкзаком и сумкой:
— Эльвира собрала нам с собой покушать.
— А ты что Варе сказал? — спросил Саша, когда сели в машину.
— Сказал: «Варя, мы с парнями поедем, по мужски, без девочек время провести хотим». Всё, больше ничего не сказал.
— Понятно, — кивнул Саша.
— Они там найдут чем заняться, весь день будут болтать. Эля Варю всегда любила и твоя Люда ей после прошлого года как родная стала. Очень за неё переживала она.
Максим, зевая сказал:
— Давайте молча ехать! Я подремлю пока.
Саша с Ринатом переглянулись и оба прыснули от смеха.
Подъехали к съезду с трассы и встали: впереди белело снежное поле до самых холмов. Только девственно-чистая белизна, никакого намёка на дорогу.
— Не успели почистить, видимо, — проговорил Максим. — Ночью так и мело.
— М-да, ну что ж делать, — проговорил Ринат, — Поищем, где машину оставить.
Они проехали ещё немного, пока не нашли съезд у рощи. Там сквозь снег под деревья вели колеи: видимо кто-то успел расчистить немного. Оставили машину Раушата под деревьями, Ринат открыл багажник.
— Ну вот, наш конь, глядите!
В багажнике располагался снегоход.
— Сибирь?! — спросил Максим. — Красавец.
— Сибирь! — гордо ответил Ринат. — Глядите, какой. Две подвески, сорок лошадей, амортизатор. Как короли поедем. Ну, что стоите, дар речи потеряли? Помогайте...
Они вытащили снегоход наружу.
— Раушат вчера... очень интересовался... куда мы поедем, — кряхтя проговорил Ринат. — Ну я ему объяснил, что хотим прогуляться, так, просто. Он говорит было: «Давайте, я с вами». Ну, я ему намекнул, что Саня хочет обсудить что-то. Между собой. Понятно? Так что, если что вдруг...
— Ага, — кивнул Саша. — А ведь и правда нужно будет обсудить кое-что. Но это — когда вернемся.
Вскоре они уже мчались вперёд, снежное крошево так и летело хвостом за ними следом. Перекрикивая шум мотора, Максим иногда поправлял Сашу, который вёл снегоход:
— Куда ты?! По карте нужно брать вон на те деревья!
Но Саша только усмехался, дорогу к Малому Чукменязу он нашел бы и безо всяких карт. Как-то так вышло, что она отпечаталась у него внутри на всю жизнь. Слишком много тут было пережито.
Вот и холмы. За ними поехали вниз, к зеленым, разлапистым елям. Лапы висят почти до земли, согнулись под тяжестью снега. Когда нырнули, под ветки, снег так и посыпался им на головы.
Солнце вставало и в золотистых лучах снежная крошка сверкала драгоценным блеском.
— Ух! Красотища! — крикнул Ринат.
Ревя двигателем, снегоход запетлял меж деревьев, как шустрый зверек, и вскоре они уже выбрались на склон, под которым чернели крыши Малого Чукменяза.
Дом, в котором Саша провел всё лето этого года впечатлил всех. Ринат осмотрел ворота, конек крыши, гордо вздымающийся над ними и цокнул:
— Солидно!
Саша постучал, изнутри раздался заливистый лай. Раньше собаки тут не было. Вскоре скрипнула дверь, женский голос крикнул:
— Кого принесло?! Никого не ждали!
Саша усмехнулся и крикнул:
— Это я, тёть Рая! Саша! Открывайте!
— Ох, Саша! — пискнула она. — Щас! Откроем! Ма-арк! Мишка! Где вы, а?! Калитку отомкните!
— Это жена твоего знакомого? — тихо спросил Максим.
— Это соседка, она раньше тут за порядком следила. Когда Люда со мной уехала, дед Афанасий её нанял. Но кто знает, может теперь что и переменилось, раз она ночует, — и он усмехнулся чуть слышно.
Между тем во дворе раздавались шорохи и звуки, с визгом раскрылась какая-то дверь, по снегу, скрипя, прошли чьи-то ноги. Кто-то потащил пса, звякнула цепь, пес залился лаем и замолк. Потом наконец щелкнул запор на калитке и с той стороны на Сашу уставился Марк:
— Саня, ты? Ну здорово, — он посторонился. — Входи, тебя давно ждут.
— Это со мной, — Саша указал на парней.
Они поднялись на крыльцо, тётя Рая в шубке на домашнее платье, но с голыми ногами, ждала их. Видно стук поднял её с постели.
— Заходите, заходите! — она радушно приоткрыла дверь.
Максим оглядывал толстые стены, зарешеченные узорной решеткой окна:
— Настоящий терем, — шепнул он Саше.
Тётя Рая отвела их в столовую, усадила. Потом кинулась ставить чайник: «С мороза».
— А дед Афанасий спит ещё? — осторожно спросил Саша.
Она покачала головой:
— Не спит. Тебя дожидается. Но без чаю и завтрака не пущу.
— А... куда не пустите? — спросил он.
— Вот накормлю и скажу куда. Недалече он. Вмиг доберетесь, главное поесть.
Переглянувшись, все трое опустились на стулья возле длинного стола. Ринат ощупал ножки, толстую крышку и хмыкнул:
— Да. Вот это мебель!
— С позапрошлого века мебель и еще два века простоит, не треснет. Очень хорошие вещи. Тут всё в доме хорошего качества, старой работы. Теперь такого не делают. Раньше делали так, чтоб на века, от отца к сыну, а сейчас делают, чтоб менялось почаще потому, что мода меняется.
— А скатерть эту лет восемьдесят назад моя бабка сшила, — тётя Рая провела ладонью по столешнице, по белоснежному льну. — Тогда на Иртыше баржа перевернулась, в барже была мануфактура, льняные штуки. Всё достали, пустили по дешевке, как неликвид. Вот, неликвиду уже под сотню.
Она провела по мережковой продернутой канве и встала: закипел чайник.
Напоив их чаем и накормив, тётя Рая сказала:
— Вам нужно добраться до озера Земляничного, там, рядом, старая часовня. Там и он, Афанасий.
— А... а что он там делает? Может лучше тут подождать? Не разминемся в лесу? — спросил Саша.
— Он там с осени проживает. Говорит, нужно ему очиститься на святой земле. От скверны. И прощение вымолить за прошлые грехи. И будет он там, пока не встретится с тем, кто его избавил от неволи, с тобой то есть. Так что ты его тут не дождешься.
Ринат и Максим переглянулись а Саша оторопев спросил:
— Как же так, с осени? На улице зима, мороз?
— Приспособился. Ты поезжай, поезжай.
Когда вышли на улицу, возле снегохода уже отирались местные ребятишки.
Ринат сказал:
— Саня... всполох такое дело... В общем, он тебя не зря там ждет. Давай, ты один поедешь, а мы тут побудем?
Максим согласно кивнул:
— Да, лучше поезжай один. Не далеко ведь это?
Саша кивнул:
— Довольно близко.
Этим летом он мимо Земляничного озера ходил в Кислицино пешком, а ещё там, на берегу этого озера он когда-то целовал Люду.
Попрощавшись, Саша встал на лыжи и тронулся в путь. Но едва выехал за околицу, к косматым елкам, усыпанным снегом, как тут же ощутил внутри неправильность происходящего. Ощущение было слабым, едва заметным, оно шло изнутри, будто преграждая ему путь и сперва Саша попытался его игнорировать, однако с каждым шагом делать это становилось всё сложнее.
Вокруг сверкало снежное поле, у подножия одиноких хвойных великанов синели тени, искрилась в воздухе мелкая снежная пыль и тишина стояла вокруг, такая густая, что он слышал, когда в лесу с длинных лап соскальзывали груды снега.
Саша развернулся и погнал назад, загребая лыжами снег на склоне.
Ринат нашел себе занятие: катал на снегоходе визжащую свору детей, а Максим, щурясь неодобрительно, сидел на завалинке у забора и кутался в теплый комбез.
— Ты чего, Саня? Заблудился? — Ринат остановил снегоход рядом и ребятня посыпалась прямо в снег с визгом и смехом. — Ай вы, шалуны! Разве можно так прыгать? — делано возмутился он.
— Я за вами вернулся, — сказал Саша. — Так надо. Поедем все трое.
Ринат посмотрел на него и вздохнул:
— Не понял я ничего. Ну ладно, как скажешь. Поедем. Максим! Айда, вставай, что там расселся?
Пока Максим ворчал, Ринат снова хотел было завести снегоход, но Саша быстро покачал головой:
— Нет, нет. На лыжах поедем. Нельзя шуметь там, я чувствую.
— Чувствительный какой, посмотрите-ка! — усмехнулся Ринат, но послушно повел снегоход к воротам.
Лыжи нашлись, конечно, в деревне лыжи были, тут это не спорт инвентарь, а средство передвижения. За водой, на родник, в соседнюю Кисловку через лес, да до трассы, чтобы добраться до Тобольска, везде нужны были лыжи.
Солнце уже высоко взошло, когда они, построившись в линию, наконец покинули Малый Чукменяз и устремились в глубь леса.
Зимой, тут стало светлее: редкие лиственные деревья сбросили листья и стояли голые, сквозь их ветки солнце просвечивало, золотя языками полянки.
Ринат заметил белку, но она быстро исчезла из вида. Это была настоящая, лесная белка, а не полуручная, городская жительница.
Но вот перед ними открылось занесенная снегом чаша озера Земляничного, островок торчал посередине, будто хохолок. Вокруг — девственно чистый снег.
Саша огляделся. Он едва помнил, где тут была старая часовня.
— Кажется надо объехать озеро, — произнёс он и указал рукой на тот берег, где склон, заросший ельником уходил вверх.
— Когда кажется, надо креститься, — проворчал Максим. — Заблудимся мы с тобой.
— И замерзнем, — пробормотал Ринат насмешливо.
Взобравшись на холм на противоположной стороне, они увидели слабый хвост дыма, поднимающийся из-за полосы деревьев. У подножия высокого кедра едва виднелась старая часовенка. От неё остался только остов, задняя стена и венчающая сооружение фигурка ангела. З
Дальше, за часовней, на выстланном соломой кругу стоял шатер, а перед ним было оборудовано рабочее место и умывальник, и кострище, под которым сейчас курился легкий дымок.
— Дед Афанасий! — крикнул Саша погромче, но никто им не ответил.
Они обошли лагерь и обнаружили в снегу следы лыж, ведущие по свежему снегу в глубь леса. Не успели решить, ждать старика, или оставаться, как с дальних елей осыпался снег и из под них показалась человеческая фигура.
Съехала в низину, выбралась совсем рядом.
— Афанасий Петрович! Это я! — крикнул Саша и старик помахал им палкой и прибавил ходу.
— Сколько ему лет, интересно? — пробурчал Максим.
Саша познакомил Повелителя Камня со своими друзьями и добавил:
— Я решил, что лучше нам всем вместе сюда приехать. Всполох мне при них дали. И мне ли, я иногда думаю? В то утро я просто первым встал.
— Раз у тебя в руках оказался, значит твой, — заметил Ринат.
— Ну что ж, раз вы все тут, так тому и быть. Давайте чаю выпьем, чтобы ты отпустил суету, настроился и потом уж всполох я тебе отдам. Он давно готов, хотя долго я с ним провозился!
— А вы тут давно? И зачем вы тут? Зима, холодно! — спросил Саша, глядя, как старик ловко снимает с плеч рюкзак.
В рюкзаке оказалась ведерная плоская фляга с водой, которую Афанасий Петрович тут же опрокинул в котелок.
— Помогите, — попросил он и Максим с Ринатом тут же нацепили котелок на крюк над огнем.
— Я сюда направился сразу же, как с тобой простились, Саша, — сказал Афанасий Петрович и оглядевшись пробормотал:
— Где же мне вас устроить? Вот ведь незадача!
— Ничего, тут у вас вот, чурбачки, — Максим указал на сваленные поленья и поставив одно на попа, кивнул Ринату:
— И себе поставь, что ты?
Устроились все у огня. Саше было зябко, хотя костер грел спереди, легкий морозец холодил спину.
— Я решил, что нельзя мне, такому, как есть, приниматься за работу над всполохом и ушел сюда, в лес. Чтобы очистить мысли от всего, что я впитал с теми, бездушными. И правильно сделал. Только оказавшись тут я понял, что это самое верное решение!
— И ночуете вы здесь? — спросил Максим удивленно.
Саша первый раз слышал у него такой тон — без насмешки, или иронии.
— А что такого? — спросил старик. — Да, ночую. Привык постепенно. И решил, что тут тебя, Саша дожидаться. А про работу я тебе вот что скажу, я ведь сперва задумал для камня сделать огранку «Спаситель» потому, что ты меня спас и камень этот меня спас, а потом я понял, не во мне дело!
Забулькала вода, веселый пар поднялся над крышкой. Старик встал, вытащил единственную чашку и задумчиво на нее поглядел. Ринат вскочил:
— Не волнуйтесь, абы. У нас есть с собой, — он вытащил из рюкзака термос и свинтил чашку, тоже самое сделали и остальные.
Некоторое время ушло на всю эту возню и наконец все снова расселись.
— Долго я думал, Саша, следя за движением солнца и луны. Думал о жизни и смерти, о твоем поступке и о том, почему же золотой олень тебе показался. И осознал я, как следует назвать камень и огранку...
Старик на мгновение замолк и все тоже примолкли, на него глядя.
— И как же, абы? — не выдержал Ринат.
— Ясный свет, вот как.
Мгновение все молчали, потом Максим сказал:
— А почему так? - спросил Саша.
— Почему?, — улыбнулся старик. — Спаситель, этот тот, кто спасет из пучины, а ясный свет, он в каждом есть и каждому нужен.
— Ну ладно, пусть так и будет, — сказал Саша.
Солнце уже повисло на верхушках ёлок, чай остыл.
— Ну что ж, вы люди занятые, — сказал Афанасий Петрович, — Кстати, Саша, ты знаешь, как пользоваться всполохом?
Саша честно помотал головой:
— А что, есть правила? Я думал, всё происходит само собой. В прошлый раз, летом, как-то само получилось, я ткнул его в морду тому рептилоиду и всё вдруг сработало.
— Ты соблюл условия, вот и получилось, — кивнул Афанасий Петрович. — А главное условие использования всполоха: сила намерения. Всполох чувствует её, чем сильнее намерение, тем увереннее он выступит. В прошлый раз ты очень хотел победить врага и очень хотел выбраться из кармана. И конечно он помог.
— Второе условие: всполох заберет столько же, сколько и отдаст. В этом его сила и потому он так назван: всполохом засияет твое намерение, отразившись в одной точке, собрав все силы твоей души в единое намерение. Будь готов, после использования всполоха, тебе будет тяжело несколько дней и ещё, нужно помнить, что твои силы всё-таки ограниченны и не всё тебе по силам. А если взять слишком много, то и вовсе можно умереть.
— В прошлый раз... да, мне было плохо после того, как всё закончилось, — проговорил Саша, — Но я не думал, что из-за всполоха. Хотя даже если б знал, всё равно бы использовал, чего бы это не стоило!
— Понимаю, бывает, что и жизни не жалко, но нужно помнить, всполох берет сразу, здоровьем, молодостью. Иногда частью жизни.
— Потому используй его с умом. Ну, без ума-то и не выйдет. Он не откликнется, если ты так, лишь подумаешь о чем-то. Используй его пореже и носи при себе. Рядом с тобой он будет наполняться силой.
— Ладно. Спасибо.
Старик замолчал, глядя в небо, потом проговорил:
— Ну что ж... — Встал и вытащил из кармана холщовый мешочек. Перехватил Сашин взгляд, кивнул:
— Да, это он. В простой ткани я его держу. Всполоху не нужна красивая обертка, итак слишком прекрасен, чтобы нуждаться в дополнительных украшательствах.
Солнце коснулось веток, наливаясь красноватым светом, синие тени стали длиннее. Старик, глядя в небо кивнул:
— Пора! — и вынув из мешочка, поднял камень вверх. Отразившись в гранях, лучи закатного солнца вспыхнули и замерцали, в крошечном кусочке возникла фигура с распростертыми крыльями, отразилась на снегу, крылья раскинулись над всей поляной и тут же видение исчезло: солнце скользнуло за лес, скрылось за верхушками леса.
— Ну вот, таков он, твой Ясный свет, — старик протянул руку Саше и тот замер с открытым ртом: на ладони у старика лежал сгусток яркого света.
Все трое они склонили головы, Саша всё не решался взять камень в руки.
— Это настоящий шедевр. Сколько здесь граней? — не мог поверить он своим глазам.
— Больше, чем кто-либо сможет повторить, — с гордостью сказал Афанасий Петрович. - Да и я уже никогда подобного не сделаю. Я всё сердце отдал для этой работы.
— Это потрясающе! Невероятно, — произнёс Саша.
— Если тебе нравится то, что я сделал, это самая лучшая мне награда.
Они простились вскоре, Саша предложил проводить старика до деревни, но тот наотрез отказался. Сказал, что ему нужно собрать вещи, да и дела закончить.
Уезжая, Саша оглянулся назад. Старик стоял у часовни и махал им вслед с гребня холма. Саша поднял вверх лыжную палку. Красноватые отблески раннего вечера окрашивали небо в оттенки розового.
В Малом Чукменязе, вернув лыжи, Саша озабоченно сказал тёте Рае:
— Отправите за ним кого-нибудь? Он с нами возвращаться отказался.
Та только тяжело вздохнула:
— Отправлю, отправлю. Каждый день к нему ездит Марк, или Мишка. Но ведь насильно не заставишь!
— Думаю, теперь он всё-таки согласиться вернуться, — сказал Саша и она улыбнулась:
— Дай, Бог, дай бог!
Когда загрузив снегоход обратно в багажник, расселись в заледеневшей за целый день машине, уже стемнело. Ринат хмуро сказал:
— Я не рад всему этому, вот честно!
— Будто бы только ты один! И я не думал, что всполох это такая вещь опасная, страшная, можно сказать, — кивнул Максим.
— Я не буду его постоянно использовать, что вы, думаете я мечтаю постареть и умереть раньше срока? — буркнул Саша.
— Так ты его уже использовал, — мрачно сказал Максим. — Ты у нас горячий, эмоциональный.
— При чём тут эмоции? Тогда и выбора не было, повторись всё, я бы так же поступил. Надо было как-то выбираться, или мы бы с Людой там застряли, в том кармане, — отбросил его доводы Саша. — Не было другого выхода!
Максим вздохнул, выпуская изо рта колечки пара и глядя в замёрзшее окно.
— Я всё думал, что много знаю, а вот про всполох раньше не знал, так отрывки только, типа как про инопланетян — может и есть где, но никто не видел. Честно, думал никогда с таким не столкнусь. И вот...
— Интересно, почему он нам показался, золотой олень? — проговорил Ринат. — Он ведь за нами всю дорогу будто приглядывал, помните? Мы сияние в небе увидели ещё когда от Туринска отъезжали. Может, золотой олень не просто так к нам вышел, а?
— Да уж вряд ли случайно. Только вот зачем... — кивнул Максим. — Надо поискать сведения о прошлых хозяевах всполохов, может что и проясниться.
— Поищем, — Ринат подышал на замерзшие пальцы.
— А я ещё знаете, что думаю? Будет так, как суждено и ничего никому не изменить, — приподнял губы Максим в злой ухмылке. — Влипли мы. Вернее Саня влип. Всполох-то его.
Ринат повернулся было, чтобы повернуть в замке ключ зажигания, как вдруг Максим заговорил снова:
— Я ведь всё думал, а почему я рванул в Екат?! Я же ненавижу переезды. А тут будто позвало изнутри: мол всё, пора. И я пошел прям к Арсению... а он: «Макс, ты что, я же тебя на свой место готовлю!» И я: «Ну вот так, Арсений Реванович, оформляйте перевод, не могу остаться»!
— А я думал, ты просто решил с нами работать, вместе, — протянул обиженно Саша.
— С тобой вместе не напрыгаешься по всей России! Ты который город меняешь? Ну вот. Если б ты ещё где всерьез осел, а так ведь не ясно, сколько ты ещё тут будешь, что через год... и вообще, — он махнул рукой. — А тут меня прям дёрнуло!
— Ладно, едем, — сказал Ринат и на этот раз завел машину. — Только давайте так: про всполох и всё это молчим. Не надо никого вмешивать, Макс прав, если всё так серьёзно, нам ничего не изменить, остается ждать.
Никто не ответил и всю дорогу они ехали молча, о чём думали другие, Саша не знал, он же всё вспоминал, как простились в Афанасием Петровичем.
Когда старик отказался ехать с ними в деревню, он выкроив момент, прошептал Саше в ухо: «Чую я, как что-то злое подбирается. Чую, так и тянет лапы».
Саша списал бы это на бред после долгого отшельничества в глухом лесу, да не мог: тоже самое чувство было и у него. Только теперь, после слов Афанасия оно оформилось в четкие мысли.