Звук шлифовального диска по металлу разрезал полуденную тишину мастерской, словно крик раненого зверя. Алекс Стил склонился над топливным баком легендарного Harley-Davidson 1947 года, чьи хромированные детали отражали тусклый свет лампы дневного света. Искры разлетались золотистым дождем, оседая на его загорелых предплечьях, но он не обращал на них внимания — сконцентрировался на восстановлении каждой царапины и вмятины на классическом американском железе.
Мастерская Стила занимала первый этаж старого кирпичного здания на окраине одного из старых районов, где между заброшенными заводами и складами еще теплилась жизнь. Высокие потолки терялись в полумраке под паутиной труб и проводов, а воздух был густо насыщен запахами машинного масла, бензина и металлической стружки, которые для Алекса пахли домом.
Стены мастерской рассказывали историю его жизни лучше любой биографии. Десятки фотографий в выцветших рамках демонстрировали шедевры механического искусства: отреставрированный Indian Scout 1928 года с идеально отполированными спицами, кастомный Triumph Bonneville с ручной гравировкой на баке, Vincent Black Shadow, который считался недостижимым для восстановления, пока не попал в руки Алекса. Газетные вырезки с местных гонок висели рядом с фотографиями — заголовки кричали о «чуде механики» и «золотых руках Стила».
Но в самом центре этой галереи славы висел один особенный снимок. Пожелтевшая газетная страница со складками и потертостями хранила фотографию улыбающегося мужчины лет тридцати с мальчишкой на руках. «ДЖЕК СТИЛ — ЛЕГЕНДА АМЕРИКАНСКОГО МОТОКРОССА», — гласил заголовок под снимком. Отец держал семилетнего Алекса так, словно тот был самым ценным трофеем в его коллекции.
Алекс выключил шлифовальную машину и отложил ее в сторону. Тишина обрушилась на мастерскую, нарушаемая лишь тиканьем старых часов на стене и отдаленным гулом городского трафика. Он снял защитные очки и провел рукой по лицу, размазывая пот и металлическую пыль. В тридцать два года он выглядел старше — линии вокруг глаз и постоянно сжатые губы придавали его лицу суровость, которая отпугивала большинство людей еще до знакомства.
Взгляд невольно скользнул к центральной фотографии. Воспоминания накатили волной, как всегда, когда он оставался наедине с собой.
Гонки в Дайтоне, 1999 год. Девятилетний Алекс сидит на трибуне, сжимая в руках программку с автографом отца. Рев двигателей заполняет воздух, а на стартовой линии выстраиваются лучшие гонщики Америки. Джек Стил на своем кастомном «Харлее» занимает третью позицию — не лучшее место, но отец всегда говорил, что гонка начинается не на старте, а на первом повороте.
Флаг опускается. Мотоциклы срываются с места в облаке выхлопного дыма. Отец держится в середине пелотона, выжидая момент. Алекс знает его тактику — Джек никогда не рвется вперед в начале, он изучает соперников, ищет слабые места.
Первый круг, второй, третий. Отец постепенно поднимается — седьмая позиция, пятая, четвертая. На трибунах ревет толпа, но Алекс слышит только звук двигателя отцовского байка, который он различает среди десятков других.
Двенадцатый круг. Крутой поворот перед финишной прямой. Джек идет на обгон лидера с внешней стороны — рискованный, но расчетливый маневр. Мотоциклы идут колесо в колесо, их зеркала почти соприкасаются. А потом…
А потом мир взрывается.
Переднее колесо соперника цепляет заднее колесо отцовского байка. «Харлей» начинает заносить на скорости сто двадцать миль в час. Джек пытается удержать равновесие, но физика безжалостна — мотоцикл переворачивается, катится по асфальту, словно игрушка, брошенная разозлившимся ребенком.
Алекс видит это в замедленной съемке — как тело отца отделяется от мотоцикла, как он летит по воздуху, раскинув руки, словно пытаясь поймать ускользающее небо. Удар о бетонную стену выходит тише, чем ожидал мальчик. Почему-то он думал, что смерть должна звучать громче.
Алекс моргнул, возвращаясь в настоящее. Руки сами собой сжались в кулаки. Двадцать три года прошло, а он до сих пор видел эту сцену каждый раз, когда закрывал глаза. До сих пор винил себя — если бы не попросил отца пойти на гонки, если бы не сидел на трибуне с горящими глазами, вдохновляя Джека на безрассудные обгоны…
Резкий стук в дверь вырвал его из болезненных воспоминаний. Алекс нахмурился — клиентов он принимал только по записи, а сегодняшний день должен был целиком принадлежать «Харлею». Стук повторился, настойчивее и громче.
— Мы закрыты, — буркнул Алекс, не отрывая взгляда от мотоцикла.
Дверь открылась, несмотря на его слова. В мастерскую вошел молодой человек лет в безупречно белом костюме, который стоил больше, чем иной мотоцикл. За ним следовали трое здоровяков в черных рубашках — типичные охранники из богатых районов, где деньги решали больше проблем, чем кулаки.
— Я сказал, мы закрыты, — повторил Алекс, наконец подняв голову.
— Невилл Пибоди, — представился парень, даже не пытаясь скрыть самодовольную улыбку. — Думаю, ты слышал это имя.
И он был прав. Пибоди-старший — сенатор штата, один из тех политиков, которые никогда не говорят прямо, но всегда получают желаемое. Богатство, власть и связи — святая троица американской элиты.
— Возможно, — холодно ответил Алекс. — И что?
Невилл рассмеялся, словно услышал хорошую шутку.
— Мне нужен мотоцикл. Нечто особенное, понимаешь? Хочу удивить друзей на предстоящей вечеринке. Слышал, ты лучший в городе.
— У меня есть работа. — Алекс кивнул на «Харлей». — Приходи через месяц, может, что-то обсудим.
Улыбка Невилла стала жестче.
— Боюсь, ты не понял. Мне нужен мотоцикл к следующим выходным. И я готов хорошо заплатить.
— Кажется, это ты не понял. — Алекс вытер руки тряпкой и медленно поднялся. Он возвышался над избалованным богачом. — Я работаю не за деньги. И уж точно не по принуждению.
Лицо Невилла исказилось. Он явно не привык к отказам.
— Знаешь, кто я такой? Одно слово моего отца, и твоя лавчонка закроется к концу недели. Санитарные нормы, пожарная безопасность, налоги — поверь, найдется множество причин.
Алекс сделал шаг вперед. В его темных глазах мелькнуло что-то опасное.
— Да плевать я хотел, — тихо парировал он. — Мне нечего терять. И это делает меня гораздо опаснее твоего папочки.
Невилл отступил назад и щелкнул пальцами. Трое охранников двинулись вперед — профессионалы, судя по тому, как они держались и двигались. Но Алекс вырос в кварталах, где выживали только сильные, и провел молодость, выясняя отношения кулаками на задворках баров и гаражей.
Первый охранник был высоким и широкоплечим, но медлительным. Алекс уклонился от удара, схватил железную монтировку со стола и полоснул по коленям нападающего. Тот рухнул с воем.
Второй двигался быстрее, но Алекс уже поймал ритм. Удар монтировкой по запястью — и пистолет охранника полетел в угол мастерской. Локоть в солнечное сплетение, и второй противник согнулся пополам, хватая ртом воздух.
Третий оказался умнее — он не лез в драку, а попытался обойти Алекса сбоку. Но механик видел этот маневр краем глаза. Монтировка просвистела в воздухе и ударила охранника по голове. Не сильно — Алекс не собирался убивать, но достаточно, чтобы отправить противника в глубокий сон.
Вся драка заняла меньше пары минут. Невилл стоял посреди мастерской, бледный как его дорогой костюм, глядя на своих поверженных телохранителей.
— Убирайся из моей мастерской, — сказал Алекс, все еще держа монтировку. — И больше не приходи. В следующий раз я буду менее дружелюбным.
— Ты… ты за это ответишь! — прохрипел Невилл, помогая подняться одному из охранников. — Мой отец…
— Твой отец может поцеловать мою задницу, — перебил Алекс. — А теперь вон отсюда, пока я не передумал.
Невилл выволок своих людей из мастерской, бросая через плечо угрозы и проклятия. Дверь захлопнулась за ними с такой силой, что задребезжали стекла.
Алекс поставил монтировку на место и осмотрел мастерскую. Несколько инструментов упали на пол, но серьезных повреждений не было. Он поднял гаечный ключ, когда снаружи послышались быстрые шаги.
Дверь открылась снова, но на этот раз осторожно. На пороге стоял почтальон — пожилой мужчина в выцветшей форме, которого Алекс знал уже лет десять.
— Эм… все в порядке, Алекс? — спросил он, оглядывая разгромленную мастерскую. — Слышал шум.
— Все нормально, Фрэнк. Просто объяснял одному недоумку правила хорошего тона.
Почтальон кивнул: в этом районе такие объяснения были обычным делом.
— Тебе письмо. — Он протянул плотный черный конверт без обратного адреса. — Странное какое-то. Принесли утром, сказали: строго в руки.
Алекс взял конверт. Бумага была дорогой, почти шелковистой на ощупь. На лицевой стороне золотыми буквами было выведено его имя, а в углу красовался странный символ — колесо со вписанным в него черепом.
— Спасибо, Фрэнк.
Почтальон ушел, а Алекс вскрыл конверт. Внутри оказалась открытка из такой же плотной черной бумаги. Текст был написан от руки серебряными чернилами:
«Железные души, объединяйтесь. Заброшенный склад на Пятой авеню, 127. Сегодня, в полночь. Только для избранных. Пароль: "Дорога без конца"».
Алекс перевернул открытку. На обратной стороне был тот же символ — колесо и череп. Он много лет колесил по подпольной байкерской сцене, но такого приглашения не получал никогда. Обычно о встречах узнавали через знакомых, в барах или на стоянках. Официальные приглашения были чем-то новым.
Он взглянул на часы — половина седьмого вечера. До полуночи оставалось достаточно времени, чтобы закончить работу над топливным баком. Алекс сложил приглашение и сунул в карман джинсов. Что бы это ни было, любопытство взяло верх. В его размеренной жизни, состоящей из работы и одиночества, подобные загадки встречались нечасто.
Он снова включил шлифовальную машину, и звук металла по металлу заполнил мастерскую. Но теперь Алекс работал быстрее — почему-то ему хотелось поскорее закончить и отправиться на загадочную встречу. К десяти вечера топливный бак «Харлея» был готов — каждая царапина устранена, каждая неровность отшлифована до зеркального блеска.
Алекс снял рабочий комбинезон и надел потертую кожаную куртку. До встречи оставался почти два часа — достаточно времени, чтобы заскочить в «Железного коня», байкерский бар в нескольких кварталах отсюда. Может, там удастся узнать что-то об этом странном приглашении.
Он прошел в дальний угол мастерской, где под брезентовым чехлом стоял его собственный мотоцикл — кастомный Triumph Bonneville 1975 года. Машина была его гордостью: матово-черный бак с серебряными молниями, хромированные выхлопные трубы его собственной работы, двигатель, который ревел, как разъяренный зверь, но подчинялся малейшему движению руки.
Алекс откатил мотоцикл к выходу и нажал на кнопку электрического подъемника ворот. Металлическая решетка поползла вверх с характерным скрежетом, впуская в мастерскую прохладный вечерний воздух.
— Алекс, дорогой!
Он обернулся. Миссис Норрингтон стояла рядом со своим древним «Бьюиком», размахивая руками. Пожилая женщина лет семидесяти с седыми волосами, собранными в аккуратный пучок, была старожилом квартала. Ее муж погиб во Вьетнаме задолго до рождения Алекса, и с тех пор она жила одна в небольшом домике через дорогу.
— Вечер добрый, миссис Норрингтон, — вежливо поздоровался он, закрывая мастерскую.
— Алекс, милый, не мог бы ты мне помочь? — в голосе старушки слышалась озабоченность. — Моя сестра Эдит плохо себя чувствует, я хотела съездить к ней, но эта старая развалина отказывается заводиться.
Она указала на «Бьюик» 1989 года — автомобиль знавал лучшие времена, но Алекс знал, что миссис Норрингтон тщательно за ним ухаживает. Если машина не заводится, проблема, скорее всего, несерьезная.
— Конечно. — Он подкатил Triumph ближе к автомобилю. — Что она делает, когда вы поворачиваете ключ?
— Звук какой-то щелкающий, а потом тишина.
Алекс открыл капот. Даже в тусклом свете уличного фонаря он сразу увидел проблему — один из проводов аккумулятора отошел от клеммы. Коррозия сделала свое дело.
— Ключ, пожалуйста.
Он залез под капот с небольшим гаечным ключом, зачистил клемму от зеленого налета и плотно закрутил соединение. Через пять минут двигатель «Бьюика» заурчал как довольный кот.
— Что это было? — спросила миссис Норрингтон, облегченно вздыхая.
— Окислились контакты аккумулятора. В следующий раз обратитесь к любому механику, это пятиминутная работа.
— Алекс, дорогой. — Старушка взяла его за руку. — Не мог бы ты зайти на чашечку чая? У меня есть свежий яблочный пирог, и… ну, мне так редко удается поговорить с хорошими людьми.
Алекс взглянул на часы — четверть одиннадцатого. В принципе, времени хватало. И он действительно не мог отказать миссис Норрингтон — одной из немногих людей в округе, которая всегда относилась к нему по-человечески.
— Хорошо, но ненадолго.