Приключения юного шиноби часть 2 - читать онлайн

Забавные, а порой и страшные приключения юного шиноби Ратибора Свиньина.

Фантасмагория

Часть вторая

Внимание, все события и персонажи в книге вымышлены, а совпадения случайны. К тому же вещица получается злая, и посему рукопожатным людям, людям со светлыми лицами и людям с тонкой душевной организацией книга к прочтению категорически не рекомендуется!

П. С. А ещё в произведении полно плохих стихов. Так что, дорогие мои… На свой страх и риск, на свой страх и риск.

Глава 1

Ну, что ж… Идя по не очень хорошо убранным коридорам и лестницам, стуча деревянными сандалиями по побитому кафелю, он делал вид, что серьезен и собран, ну, это на тот случай, если за ним следят какие-нибудь внимательные глаза, хотя в душе юноша заговорщицки улыбался самому себе и потирал в злорадстве руки. Ну да, ну да… Пока всё шло по плану. И никак не выбивалось из тех предположений и прогнозов, которые ему озвучили умные люди перед самым выездом на это задание. Ратибор прекрасно помнил те наставления:

«Они будут затягивать дело». – И представители местного семейства действительно тянули как могли. «Будут пакостить по мелочи». – И с этим господа из дома Эндельман не стеснялись. «Будут оказывать давление, пытаться оскорбить, вывести из равновесия». – И это было… «Будут следить за каждым шагом». – Следят, юный шиноби в этом не сомневался ни секунды. В общем, ничего неожиданного, пока что, не происходило.

- Они могут отказать вам в доступе к телу усопшего и тогда вы просто уедете оттуда… - Вспоминал он. - Ну… Или они решатся на крайние меры, но в подобном случае вы об это не узнаете.

- Не узнаю? – удивился Свиньин. – Но почему же?

- Если они решатся на что-то радикальное, вы умрёте очень быстро, скорее всего во сне, так что вам не о чем беспокоиться. – Успокоили его заказчики.

«Скорее всего во сне… Ну, слава Богу».

В общем он был окрылён нелегкой, но плодотворной беседой с раввинами. Тем более, что управдом был уверен, что совет, или скорее, собеседование, прошло… Неплохо… И пока бородатые мудрецы, знатоки талмуда будут принимать решение, он может немножко отдохнуть. Признаться этот совет оказался для юноши не таким уж и простым, каким поначалу он его себе представлял. Уж больно пылкими и въедливыми оказались ревнители дома Эндельман, уж больно упорны они были в своём желании вывести хитрого гоя, этого юного убийцу, на чистую воду. Мудрецы словно соревновались перед друг другом в своём рвении. Но Ратибор с самого начала понимал, что решение всё-таки, будут принимать не эти учёные люди. Решение вопроса о допуске шиноби в святая святых дома Эндельман, в нижние этажи, в прохладные подвалы, конечно же будет принимать тот человек, которой до сих пор себя ещё никак не проявил, не показал себя юноше, но который, безусловно, с самого появления здесь Свиньина, неотрывно за ним следит. И которому мамаша Эндельман доверяла, как никому другому.

***

Путь, бесконечный путь, болота, дороги, придорожная грязь и промокшие онучи. А ещё клинки, яды и засады, ненависть и удары исподтишка - вот удел шиноби. А в награду лишь пригоршня монет, не так уж и много за все его усилия…

Он пережил нелёгкие минуты на совете, и напряжение пережитое там, в молодом организме легко преобразилось в голод. И посему, выйдя из дворца фамилии Эндельман, он собрался пойти в город, и там перекусить, но перед этим решил поменять кто-что в своём костюме. Так как предполагал задержаться в городе до вечера… А может быть и до ночи.

Он думал, что Муми, ждёт его «дома» одна, Свиньин собирался заскочить туда всего на минутку, но у дверей его дома, под козырьком крыльца, шиноби ещё издали, разглядел через дождь, крупную фиолетовую голову на худом и сутулом тельце. Президент

всех свободолюбивых пытмарков Лиля…

«Опять она… Не долгою была разлука, а обещала мне явиться к ночи. А, впрочем, может быть, визит её придётся, кстати. Обед отложим, ради дел насущных, вести беседы будем натощак».

Она тоже увидала его и когда шиноби приблизился, то помахала ему рукой:

- От всех пытмарков земли Эндельман и от меня лично, вам пламенный привет… Ту фаер хай.

- Мне снова видеть вас приятно, и пусть расстались мы совсем недавно, отрадно сердцу появление ваше, - заверил её Ратибор. Он зашёл под козырёк крыльца и учтиво поклонился ей. – Вы как всегда милы, и красок ярких, в обычный, серый дождь добавили немного.

- Ой, ну чего вы… - Засмущалась Лиля. И неожиданно дёрнула головой, словно хотела кивком поправить чёлку. У неё были ямочки на щеках. Такая милашка… Глядя на неё и не подумаешь, что вот это вот существо неопределённого пола, и с местоимением «оно», совсем недавно, после допросов и пыток, без всякой жалости отправила группу революционных лесбиянок и их приспешников в биобаки на переработку. – А я тут как раз ту ран по делам мимо вашего дома, и подумала, может зайду… - Она в смущении тискала в руках какую-то, видавшую виды, тетрадь. – Ну, вдруг вы уже освободились от важных дел.

- Брешет она, ту лай, - донеслось из-за двери, голос был сдавленный, кто-то из дома, в щёлочку меж косяком и дверью, шёпотом пытался донести до Свиньина правду. – Она тут уже полчаса торчит. Ломилась ин дор, так я ей не открыла. А она не ушла…

Не только шиноби это услышал, президент всех свободных пытмарков тоже услышала правду о себе, и кажется уши над её «туннелями», немного покраснели и она поморщилась как от чего-то противного. Но на Ратибора слова из-за двери не произвели никакого впечатления, и он вполне радушно и с галантными жестом произнёс:

- Надеюсь я, что сей приятный случай, визитом вашим обернётся долгим. И времени у нас изрядно будет, чтобы как следует общеньем насладиться.

- Ой, ну я просто не могу… - Президент пытмарков закатывает глаза, - вы так разговариваете, я бы листен энд листен ту ю.

И после этого наконец заходит в дверь, услужливо и галантно распахнутую перед нею юным шиноби.

Струны сямисэна, тёплое сакэ, у гейши

Тонкие пальцы и нежный голос. Она

Знает много красивых стихов. Вечер

Будет тихий… Долгий…

Муми тут деваться было некуда, и она стала прислуживать господину посланнику и президентке. Наконец они расселись и тогда Ратибор говорит:

- Я вашему визиту рад безмерно, вот только к нему я оказался не готов, мне угостить вас абсолютно нечем, хотя бокал игристого вина,в сей день туманный и дождливый, пришёлся бы сейчас, как никогда.

- Хе… - Негромко хмыкнула Муми, за стулом Свиньина. И потом, склонясь к нему, зашептала в ухо. – Да какое ей вино, вы на лупыдры её гляньте, там зрачков не видно, она серым грибом закинулась, ей не до вина.

- Ой, да ладно, - махнула рукой Лиля. – Мне и без вина норм. Ай эм окей.

У неё и вправду были странные зрачки, и президентка немного дёргалась время от времени, но улыбалась при этом. И тогда Свиньин перешёл к делу:

- Сдаётся мне визит ваш не случаен, явились вы ко мне с каким-то делом, в руках у вас тетрадь я вижу и, кажется, она здесь не случайно.

- А, ну…. – Лиля немного смущается. Но потом находит в себе силы. – Окей, вы тут как-то назвали меня коллегой… Ну, я тут ту синк, что мэй би, я почитаю вам свои стихи… Ну, вы как рил мэн мне может, что-то подскажите… Ту рекоменд насчёт них…

- Послушаю, послушаю конечно. Я с нетерпеньем жду, скорее начинайте.

- Ой, - президентка смущается ещё больше, она раскрывает тетрадь и глядя в неё своими изменёнными зрачками лихорадочно листает страницы: не то! Не то! Опять не то! Наконец ей попадается что-то нужное: - Ну, вот… - Она пару раз хлопает себя по груди, потом откашливается. И говорит сама себе. Донт ворри Лили, донт ворри. – Она бросает на шиноби пронзительный взгляд и поясняет. – Это очень личное… Это воспоминание о моей первой любви.

- Прошу вас, дорогая, начинайте! – Поддерживает её шиноби. Он даже похлопал немного в ладоши.

- Угу… Окей… - Кивает Лиля, глубоко и нервно вздыхает и чуть подвывая с некоторой гнусавостью для насыщения атмосферы начинает читать. –

Мои руки-и словно крюки-и

Принесли из темноты-ы-ы

Чьи-то туфли-и, чьи-то брюки-и

И увядшие цветы-ы-ы.

А в туфлях тех чьи-то но-оги

В брюках скрыта бирюза

Из карманов брюк сверка-ая

На меня глядят… Глаза.

Ни-че-го не понима-айа-а…

Роюсь в найденном мешке

И мурашки по лопаткам

И веночек на башке.

Поэтесса замолчала и подняла свои огромные глаза на юношу: всё. Теперь она, как обвиняемая ждала приговора с замиранием сердца, ждала его оценки, и он сразу, сразу дал ей то, чего она хотела, причём выразил всё одним, но необыкновенно ёмким словом.

- Белиссимо… – Произнёс он на итальянский манер собрав пальцы в «щепотку» и потрясая ими в воздухе. И повторил для убедительности. – Белиссимо!

- Чего? – Президентка явно его не понимала. Нет, она, конечно, догадывалась по его вербальным коннотациям, что речь идёт о чём-то позитивном, но ей, нужно было аудио подтверждение этой его семантики. – Вот из ит? Это, в смысле, как?

Но шиноби лишь усугубил некоторый хаос в её фиолетовой головке новым неожиданным словом, он ещё и произнёс его ярко, на этакий неаполитанский манер:

- Пер-рфэкто! – И только после этого, видя в её ненормальных глазах метание её неспокойной души перевёл своё восхищение в язык простонародья. – Прекрасно! Идеально!

- Святая демократия! - Охнула Лиля и выдохнула… - О, е-е… - Она

сразу зацвела, а из одного, особенно широко раскрытого глаза, потекла слеза глубокого удовлетворения. И она добавила. – Вы так меня взбодрили. И все ваши эти волшебные вордс, как там вы сказали… Би… Би… - Лиля не могла вспомнить слова…

- Белиссимо, - напомнил ей шиноби.

- Да, точно… Белиссимо… Белиссимо… Это слово такое найс, что я

аж ощущаю его привкус на языке, и второе ещё… Как оно там…

Напомните, плиз!

- Это после машрум у неё, - прошептала Муми за спиной у Свиньина.

– Она серые жрала, после них всегда во рту привкус. Итс э рил.

- Перфекто. – Произнёс Свиньин почти не слушаю свою ассистентку.

- Перфекто… Какое красивое слово, это, наверное, из

идиша? – Предположила президентка.

- Почти, - кивал ей юный шиноби. И продолжал.

- Обожаю мёртвые языки, - сообщила слушателям поэтесса. – В них такое звучание.

– Насыщены они, тут не поспоришь. – Кивает Свиньин. - А что-нибудь ещё вы прочитать готовы? Ещё один рубин из ваших кладовых…

- Рид море? – Она была удивлена и радостна. Видимо от радости, а вовсе не из-за грибов, её снова слегка передёрнуло. – Вы правду

хотите что-нибудь ещё из моего? Ю сериоз?

Шиноби кивает ей и делает жест рукой: ну же, прошу вас, начинайте.

И тогда она, снова «порывшись» в своей тетради, находит там нужное произведение и объявляете его:

- Навеянное… - На сей раз президентке кажется, что эту вещь нужно читать не с завыванием, а с прононсом… И она читает:

Дожди и туманы, дожди и туманы

Дожди и туманы с утра

Кричат пеликаны, кричат пеликаны

Кричат пеликаны – пора.

Пора подниматься, пора подниматься

И в путь бесконечный идти

Но нужен мне латте, но нужен мне латте

В моём бесконечном пути.

Налейте мне латте, налейте мне латте

Налейте мне латте – прошу

Не то я немедля, не то я немедля

Не то я при всех согрешу

Ещё сигарету, ещё сигарету

Прижгите неярким огнём

Не то я издохну, не то я издохну

Унылым и пасмурным днём.

И пусть пеликаны и пусть пеликаны

Орут на болотах три дня

Орут и не знают, орут и не знают

Что нынче убили меня.

И после этих печальных слов Лиля остановилась. Замерла, и видимо остро прочувствовав, пережив свои собственные стихи, отвернулась к окну и стала шмыгать носом.

На сей раз шиноби поразил поэтессу ещё одним необыкновенно

красивым словом, он с восхищением и придыханием произнёс:

- Инсолитаменте…

- Ой… А что это значит? – Чуть робея поинтересовалась поэтесса.

- Необыкновенно! – перевёл шиноби.

- Снова идиш? – Уточнила Лиля, смахивая очередную слезу счастья и берясь за карандаш. – Такое надо записывать…

- Почти, - повторил Свиньин.

- Значит ю лайк май креативити? – С надеждой продолжает она.

– То был как раз тот редкий случай, когда слова насквозь пронзили сердце… Особенно рельефно вышло утро, и пеликаны пели как живые…

- А-а… - Закричала президентка, закатывая глаза к потолку. – Я знала… Я знала, что эни тайм, найду человека, который будет меня так андестенд! Слава демократии!

Глава 2

И тут Свиньин понял, что время пришло. И когда она замерла, он стал говорить как можно более проникновенно:

- Скажу вам по секрету, Лиля, что выбрал я профессию свою, в немалой степени поэзией ведомый. Не скрою, что к великому искусству, я прикипел от самых ранних лет, и с возрастом лишь укрепился в тяге к изысканному изложенью мыслей.

Я выбрал путь бездомного скитальца, в надежде находить в пути своём, те искры нераскрытого таланта, что пламенем когда-то разгорятся. Возможно вы и есть та Божья искра, которую искал я много лет, и я мечтаю только об одном, о том, чтобы раздуть из вашей лёгкой искры поэзии неугасимый пламень. Чтоб рядом с вашим именем в веках и моему прозванью было место.

- О-о… - Застонала президентка пытмарков. – Вы серьёзно, что ли?

- Поймите, Лиля мне любой поэт как брат или сестра, я чувства нежные давно питаю к ним. И разглядев в вас родственную душу, уже готов обнять вас как родную. Обнять и сообщить вам, что хочу я все ваши вирши облачить в бумагу, в каком-нибудь, пусть небольшом издании. Есть у меня знакомые в столицах, которые ваш дар оценят быстро, и я не сомневаюсь ни секунды, что вы, как озарённая талантом, найдёте почитателей своих, едва тираж появится на полках.

- Издание? Тираж? А-а… Это я? Это всё со мной...? - Лиля, кажется, не верила ему, её глаза бесцельно блуждали по комнате, и вела она себя довольно странно. - Я сплю что ли?

- Вот педовка… - Тихо бурчала за спиною Ратибора Муми, - оно сейчас отключится. Точно отключится… Нарколыга… Блэкаут фулл вилл хеппен… Я до такого состояния никогда не нажираюсь. Надо же так обожраться грибов, у него аж лупыдры вываливаются…

И снова шиноби её не слушал, он привстал и протянул обе руки к

президентке:

- Позвольте мне обнять вас, дорогая.

- А-а-а… - Только и смогла проорать Лиля и полезла к шиноби обниматься. И едва подержав юношу в слабых объятиях пришла немного в себя. – Вы что ту рил поможете мне «напечататься»?

- Я приложу все силы, дорогая, - обещал ей юный шиноби.

- О, я так ждала итс тайм. Я так ждала, - причитала Лиля. - Слава демократии!

- Подумаешь, поэтесса… - Бубнила из темного угла Муми, но никто её не слушал.

После слёз и объятий, поэтесса, провалившись в творческий кураж, протекавший на фоне грибного опьянения, настойчиво пыталась продолжить свой бенефис, и начать читать очередной шедевр из потрёпанной тетради, но шиноби уже всерьёз проголодался, и пообещав, как-нибудь, при случае, если будет время, то обязательно снова «прикоснуться к её фонтану божественной амброзии». А пока у него нашлись неотложные дела, после чего он ласково проводил президентку до дверей, а потом сказал Муми:

- Напрасно задевали вы её, хоть под грибами наша поэтесса, притом рассудка явно не теряла, случится так, что может и запомнить, все ваши эскапады и тирады. Уеду я она вам их припомнит.

- Да ладно… - Беззаботно отмахивалась Муми. – Лиля безмозглая ТэПэ, оно было угашено. Слава демократии, туморров не вспомнит, что обещало тудей.

- Ну, дай-то Бог, - ответил ей шиноби. И перед тем, как уйти попросил. – Трутовика у нас, как вижу я, в избытке, печь растопите, комнату прогрейте, прогрейте и постель, в ночь предыдущую я спал нехорошо, мокрицы дважды за лицо кусали…

- Мокрицы?! – Разозлилась ассистентка. – Вот гадины, а меня не трогали. Ладно, перетряхну всю постель, прогрею и матрас, и одеяло. Нау!

***

С деньгами у него было… Ну, в общем надо было экономить. Шиноби, конечно, помнил ту недорогую, и в общем-то неплохую забегаловку, где его арестовывали, но туда ему, почему-то, больше не хотелось. Воспоминания не очень. Вот и пошёл он бродить по улицам, едва выйдя из ворот поместья. Ходил, как будто, бесцельно под дождём, туда-сюда, сворачивал в переулки, искал, где бы недорого поужинать. И забрёл он в такие районы, где домишки были и вовсе кривы, а заборы так кособоки, что сохраняли они своё какое-то вертикальное состояние непонятными силами, каким-то чудом господним, а стены у местных домов поросли чёрным мхом, что было верным признаком близости хлябей. Но не только из-за скудости средств, и вопреки растущему чувству голода, Ратибор продолжал своё путешествие по городу. И в том была ещё одна причина... Ведь у ворот усадьбы он подметил одну толстозадую бабёнку… Была она из тех ловких и крепких женщин, которых знатоки женского пола, и прочие умудрённые опытом люди называют бой-бабами. И вот эта ловкая женщина увязалась за ним, и шла от самых ворот, несмотря то, что ходил он по таким улицам, где дороги больше смахивали на канавы с грязью глубиною по колено, и совсем не отставала она от него, шлёпала по грязи, хотя и держалась на хорошем расстоянии.

А он останавливался у всяких маленьких забегаловок с кривыми и блеклыми вывесками, и первым делом принюхивался. Почти все заведения этих местах пахли жареным луком, и дурным, давно пережаренным барсуленьим жиром. И уже сделав из запаха вывод, шиноби либо заходил внутрь, либо шёл дальше. Но и зайдя пару раз в очередную забегаловку, он тут же покидал её, едва уловив тухловатый запах порченых устриц. И на выходе тут же замечал внимательный юноша, всё ту же бабёнку, что таскалась за ним уже, наверное, час. Замечал её аккуратно, не поворачивая головы, что называется, краем глаза. И спокойно шёл дальше. Но в одном узком проулочке, он задержался у одной хромой торговке, что выложила на лоток возле своего дома, синеватые пирожки, и бойкой женщине пришлось пройти мимо него, пока шиноби щупал холодные пирожки и разговаривал с хромоногой торговкой. А после того, как задастая женщина исчезла из поля его видимости, при нём стал куриться какой-то золотушный мальчишка. Был он бос, и бегал по лужам весьма проворно, но при всём при этом малый не шибкого ума, так как боясь упустить Свиньина таскался от него шагах в пятнадцати или двадцати. Да ещё и таращился на шиноби всё время. Ну, разве так можно осуществлять наружное наблюдение?

Впрочем, голод заставил юношу, сделать наконец выбор. И он, зайдя в очередную харчевню, не стал уже привередничать по поводу запахов и заказал себе хумус из болотного гороха. Еда самая простая и дешёвая.Которую, казалось бы, сложно испортить, но в этом заведении решили, что нет ничего невозможного, и испортили горох отвратительным жиром, старым и прогорклым жиром барсуленя. Но делать было нечего, и Свиньину пришлось съесть то, что подали. Благо хоть хлеб, из речного проса, был вполне

съедобен.

Пока шиноби ел, мальчишка-шпик зашёл в харчевню, чтобы убедиться, что подопечный ещё тут, а не исчез куда-нибудь. Но владелец заведения, тут же вытолкал его взашей: нечего здесь грязь таскать. И тот отправился под дождь дожидаться подопечного. А Ратибор тем временем спокойно доедал отвратительную еду.

Он вышел на улицу, когда день уже клонился к концу. Дневная серая пелена из туч, тумана и мороси и без того не располагали к излишне светлому дню, а с сумерками так и вовсе всё усугубляли. Уже было темно и мальчик-соглядатай, боясь потерять шиноби, торчал буквально у входа в столовую.

«Вы здесь, мой юный друг? Мой влажный спутник с горестным челом. Блох ловите, минуты коротая? Пойдёмте – время путь продолжить, узнайте, что вас ждёт, пора уже… Устрою вам сегодня науку горькую и трёпку от начальства. Ну, поспешайте же…»

Шиноби, даже в приближающейся темноте, легко обходил и перепрыгивал лужи, но его белоснежные онучи уже не были белоснежными. Он неспеша шёл в сопровождении наблюдателя, в сторону поместья. А в маленьких окнах маленьких домов, тем временем загорались огни. А не спешил шиноби как раз потому, что ожидал наступления полной темноты. И вот, когда она наступила, а людей на улицах поубавилось, вот тут он и предпринял задуманный ранее манёвр.

Эти места шиноби уже немного знал. С большой и кое-как освещённой улицы, Свиньин вдруг свернул в узкий проулок и быстро пошёл в темноту меж кривых заборов. Он делал длинные шаги и оборачивался на освещённую улицу. Да, мальчишка утомился, вообще слежка дело очень утомительное, поэтому в неё берут людей выдержанных и спокойных, но даже такие не могут полноценно работать больше четырёх часов, а тут сопляк какой-то… Поначалу парень просто проспал «проспал» исчезновение шиноби. И стал бегать по улице искать своего подопечного. Потом догадался, что Свиньину некуда было деться кроме как свернуть в узкий проулок. И побежал туда же. А Ратибор к тому времени уже нашёл самое тёмное в проулке место, и присел в куст чертополоха, под покосившийся забор, привалился к гнилым доскам. Замер. Сливаться в темноте с окружающим пейзажем, было как раз то искусство, которому шиноби обучаются в первую очередь. Тут, в темноте, его можно было отыскать только с собакой. Или с хорошей лампой. И никак иначе.

И теперь, затаившись в удобной позе, Ратибор спокойно слушал как быстро прошлёпали по грязи босые ноги искавшего его мальчишки. И как тот причитает негромко:

- Ну, всё… Упустил гниду эту… Упустил… Ы-ы-ы… Что теперь будет?

Шиноби дождался пока, продолжая подвывать юный шпик пробежит проулок из конца в конец, а потом вернётся обратно на освещённую улицу. И лишь тогда Свиньин встал и пошёл быстрым шагом в нужном ему направлении. Шёл он энергично, но всё время останавливался в темных местах, чтобы поглядеть на прохожих. В это время людей на улицах было мало, но среди тех, что попадались, были как раз такие, с кем встречаться в темноте никому не захочется. Нет, конечно, юноша не боялся уличных грабителей, он им был не по зубам, вот только шум, стычки и ночные разговоры ему были сейчас совсем не нужны. Он спешил сделать одно очень важное дело. И вскоре уже был на нужной ему улице, на которую собирался, с того самого часа, когда покинул совет раввинов. Теперь, когда у него появилась хоть какая-то определённость в ситуации, хоть какая-то информация, Свиньин

хотел установить связь с центром.

***

На всей улице два тусклых фонаря, каждый возле большого дома. Но ему нужен был дом обыкновенный. Кривой, как и у всех заборчик, хлипкая калитка не заперта. Тут же сарай с шипящими и, кажется, дерущимися в темноте игуанами. Маленькое окошка, за мутным стеклом которого горит блёклый, одинокий огонёк. Пройдя в калитку, шиноби замер возле сарая, затих на целых пять минут. Ждал, не появится ли кто. Его не покидала мысль, что тот мальчишка, которого приставили к нему после женщины, был шпиком… Фальшивым. Которого он должен был непременно «раскусить». И который должен был отвлечь внимание от настоящего наблюдения. Так что эти пять минут под лёгким моросящим дождём, в тишине и темноте, были ему необходимы, чтобы убедиться в полном контроле ситуации. И лишь после этого, он подошёл к двери дома и постучал стуком по-настоящему условным: тук-тук, тук-тук-тук… И через несколько секунд юноша повторил его: тук-тук, тук-тук-тук…

За дверью послышались шаги, потом всё стихло, как будто у двери кто-то замер и прислушивается, и лишь после нескольких секунд тишины из дома донёсся голос:

- Кого надо?

- Это у вас продаётся славянский шкаф? – Так же негромко поинтересовался шиноби.

- Никаких славян не существует, - донеслось из-за двери, - как и их шкафов, но могу предложить вам почти новый табурет или яйца игуан. По копейке за штуку.

Ответ был правильный. И тогда Свиньин уточнил:

- А табурет у вас какой?

И лишь после этого дверь открылась и голос из темноты ему сказал: - Заходите – посмотрите.

Избушку на пригорке, что над дорогой

По утрам заливают туманы с гор

Все путники с дороги видят её

Но никто не спешит к ней подняться

Никто, кроме ищущих тихого приюта

«Резидент».

Шиноби вошёл в тёмные сени, пахнувшие ему в лицо теплом и сыростью. И уже оттуда хозяин дома, заперев дверь, провёл его в освещённую комнатушку. И лишь тут они смогли разглядеть друг друга. Свиньин увидел высокого брюнета лет сорока, поджарого и видимо сильного. С короткой стрижкой и внимательными глазами:

- Сурмий, Игорь, из Пскова.- представился брюнет, делая левой рукой жест, короткий и быстрый, как будто он разрубил что-то невидимое ладонью как мечом.

Нет, это был не просто жест, это был знак цеха, знак по которому шиноби безошибочно узнавали друг друга. Вернее, это был один из опознавательных жестов. И тогда Ратибор показал Сурмию правую раскрытую ладонь, то был жест подтверждение: я вас понял. Я тоже. Хотя его внешний вид и без того буквально кричал об этом. И лишь после открытой ладони, юноша представился в свою очередь:

- Ратибор Свиньин. Из Купчино.

Правильные жесты и поведение успокоили их обоих. Теперь они

были уверены друг в друге, и первая их насторожённость отошла, и

они расслабились:

- Прошу вас, проходите, - сказал Сурмий и указал юноше на стул у стола. – Садитесь.

- Благодарю вас, - ответил молодой человек в простой форме, между собой, как и на секретных заданиях, шиноби не пользовались высоким слогом. Он снял шляпу и сел куда ему было предложено.

Глава 3

- Вы ужинали? – интересуется хозяин садясь напротив.

- Благодарю вас. Только что, - сразу отзывается молодой человек.

- Тогда чай? – продолжает Сурмий. – У меня хороший чай. И я только что его заварил.

- Не утруждайте себя, - скорее из вежливости отказался молодой человек. Чаю бы он выпил, но не хотел устраивать излишнюю суету.

- Мне сообщали, что прибудет группа. – Это было произнесено, скорее, в форме вопроса. Резидент смотрел на юношу не отрывая глаз, он явно ожидал пояснений.

- Старший группы получил травму в пути, - стал рассказывать Свиньин. Он прекрасно понимал, что каждое сказанное им слово будет проверяться, поэтому тянуть с рассказом не было смысла. – Жаба обожгла ему глаза.

- Жаба обожгла глаза? – переспросил Сурмий и в его голосе Ратибор разобрал едва уловимое удивление. Мол, и что же это за шиноби такой, которому болотная жаба смогла забрызгать глаза кислотой? Как-либо объяснять ту ситуацию на дороге Свиньин не стал. Не захотел. Своего старшего товарища, которого ему пришлось оставить в пути, Ратибор слишком уважал, и ему было неприятно обсуждать ту досадную, если не сказать, немного позорную, травму.

- И значит этим делом теперь занимаетесь вы? – с едва различимым сомнением поинтересовался Сурмий.

- Я понимаю ваш скепсис. – Сразу отозвался Ратибор. – Но как вы сами могли догадаться, я был вынужден продолжить его в одиночку, время поджимало.

- Да-да… - Кивал Сурмий. – Это понятно… Это понятно… У вас есть что-нибудь, что я могу сообщить в центр?

- Да, сообщите, что я установил внятный контактс домоуправом Бляхером. Ещё сообщите, что сегодня я был на совете раввинов…

- И как раввины? – интересуется Сурмий.

- Ничего нового. Совет был именно таким, как и предполагали в центре. Думаю, мнение этих раввинов никого не интересует.

- Конечно, - согласился Сурмий, - всё будет решать сама мамаша

или Равиковский Старший.

Свиньин знал о ком говорит резидент. Равиковский был начальником безопасности дома Эндельман. Перед операцией юноша, конечно, ознакомился со списками всех мало-мальски значимых представителей дома. Прочитал характеристики на этих людей. Также общую расстановку сил внутренних группировок.

И поэтому он согласно кивнул. И тогда Сурмий спросил:

- Как вы считаете, вас допустят до подвалов?

- Предполагаю, что вероятность высока.

- Основания для подобных предположений?

- Заинтересованность Бляхера. – Отвечает Свиньин чуть подумав. – Он хочет замять этот инцидент. Ему не нужен конфликт с домомГурвицев.

- Да. Наверное. - Чуть подумав, согласился с юношей резидент. – У него и так всё хорошо, ему не нужна лишняя напряжённость.

- Вот только… - Начал было юноша и замолчал, как бы задумавшись.

- Продолжайте, - настоял Сурмий.

- Вот только мне кажется, что центр переоценивает значение проникновения в нижние этажи дома. До лабораторий и арсеналов меня всё равно не допустят. Меня не пустят ниже морга, а морг судя по данным, находится на минус втором этаже. Чуть ниже продовольственных складов. Так что…

- В центре это прекрасно понимают, - заверил юношу резидент. –Там будут рады любой собранной вами информацией. Подвальных площадей вечно не хватает. Так же туда, на нижние этажи, усложнена доставка питания для големов и эмбрионов. Например, часть големов может быть расположена и на верхних этажах подвалов, они много едят и естественно много гадят, для их обслуживания нужно много народа, не всегда всех големов держат в нижних бараках, так же некоторые баки с биоматериалами стоят на верхних этажах. В лабораториях просто не хватает на всё места. Что-то просто может быть сложено у проходов и лестниц… Мелочей в этом деле нет, а перепроверить не получится, у вас будет всего одна возможность заглянуть в подвалы. Обязательно проследите за планами этажей. Если есть перепланировка, или увидите подготовку к ремонтным работам, мешки с цементом, арматуру или трубы, обязательно всё для себя отметьте.

- Это мне понятно, - кивал юноша. И заверил резидента. – Всё что увижу – запомню.

- Ну а как там с контактами в поместье?

- Ну… Скажем так, - начал юноша. – Кое-что есть.

- Вот как? – Оживился Сурмий. – Что-то интересное?

- Президент пытмарков Лиля. - Произнёс Свиньин, внимательно следя за реакцией резидента. И он не ошибся в своих предположениях. Тот остался почти невозмутим, услышав кандидатуру молодого человека: ему было неинтересно.

- Я видел её пару раз… - Вспоминает Сурмий. – Но пытмарки… Это не интересно, возни с ними много, а результат околонулевой. Сегодня он активно сотрудничает, а уже к вечеру в биобаке на переработке, съел грибов, выпил латте с лавандой, расслабился, решил похвастаться, сболтнул лишнего – и свои же его тут же и

заложили.

- Ну, за неимением речных омаров едят болотных устриц. – Заметил ему юноша. – Тем более, что она только что весьма эффективно и жёстко подавила мятеж, и Бляхер встал на её сторону. Не дал её свергнуть.

- Вот как? – тут уже резидент заинтересовался.

- Да. У неё твёрдый характер, при слабых мозгах. Хорошая комбинация. Она держит пытмарков в кулаке. Скорее всего поэтому Бляхер её и поддержал при попытке переворота. – Продолжал Свиньин. – К тому же она имеет свободный выход в город, могла бы выполнять роль наблюдателя или связной. Всё-таки она имеет доступ на нижние этажи поместья. Она распределят рабсилу.

- Да, Ратибор, в этом что-то есть, - чуть подумав согласился резидент. – Возможно вы правы. Возможно её стоит взять в разработку.

- Стоит-стоит, она почти готова к сотрудничеству. – Уверял его Свиньин. – Она поэтесса. Пишет стишки под грибами.

- Хорошие? – Поинтересовался резидент.

- На любителя… Грибов. – Пояснил юноша. – Впрочем, она неплохо отражает действительность. Вот только требует, ну, во всяком случае, от всех своих подчинённых, обращаться к себе через форму местоимения третьего лица среднего рода.

- Она – оно? – Уточняет резидент.

- Она – оно, - подтверждает молодой человек. - Это у свободолюбивых сейчас тренд такой.

- Да, я слышал об этом. Скорее всего это косвенный признак дегенеративности.

- Дегенеративность? Ну, да… Не исключено, - согласился Ратибор. – А в совокупности с низким интеллектом, она может послужить нам с искреннем непониманием происходящего.

- Всё, убедили, убедили, - произнёс Сурмий. – Берём её в разработку. Вы сказали, что она пишет стихи?

- Да, поэтому грошовая брошюрка смехотворным тиражом сблизит её с нами. Главное, чтобы выпустило книгу известное издание. Нужно потешить её самолюбие.

- Согласен, - кивает резидент. – Поэтам нужно признание.

- Именно, именно. – Говорит Свиньин.

- Думаете заняться этим сами?

- Боюсь, что времени на это у меня не будет… - Отвечал юноша чуть

погодя. – Завтра, послезавтра решится вопрос с моим допуском в подвалы. Так что… Мне будет не до поэзии.

- Понимаю. Я займусь поэтессой. Завтра же запрошу в центре субсидий на эту операцию, и как только получу согласие готов начать. – Говорит Сурмий. И продолжает. – А как вы мне её

передадите?

- Может… Представлю вас как агента издательства? Или… - Ратибор замолчал, понимая, что для резидента это будет означать определённый риск. Сам-то он пользовался, хоть и относительной, но всё-таки дипломатической неприкосновенностью. У резидента такой неприкосновенности не было. – Или надо что-то придумать.

- Придумаем. – Заверяет его Сурмий. – Как только получим одобрение центра, сразу за это дело и возьмёмся. А больше у вас на примете никого нет? – Сурмия явно не удовлетворял столь скромный выбор кандидатов в агенты. Президент пытмарков – конечно же мелочь. Сам же он, не имея доступа в поместье, не имея возможности даже близко подобраться к лицам там обитающим, был очень ограничен в возможностях вербовки.

- Ну, хорошо… - Согласился юноша. – Я правда не хотел забегать вперед… В общем есть ещё один человек. Человек интересный…

- Надеюсь из богоизбранных? – Оживился Сурмий.

- Из богоизбранных, - подтвердил юноша. – Зовут Аарон Кун. Он писарь из бухгалтерского контроля. Молод, не глуп…

- Каков процент чистой крови? – Это было первое, чем интересовался резидент.

- Четверть. – Ответил юноша.

- Не густо, - с сомнением произносит Сурмий. – Это на улице любой

человечек с четвертью – король, а там в поместье… Четвертина. Не

Бог весть что.

- Вы абсолютно правы. – Соглашается с ним Ратибор. – Поэтому это наш человек.

- Наш? – Переспрашивает резидент. – Предмет вербовки?

- Честолюбие! Он закончил школу с медалью, курсы бухгалтеров с отличным рейтингом, а занимает должность третьего помощника четверного клерка. – Стал объяснять Свиньин. – Очень от этого печалится.

- Недооценка? Оскорблённое самолюбие? – Сурмий улыбается. – Наш человек.

- Тем более, он молод, его обуревают желания, а женщины у него нет, есть только потенциальная невеста. Но она с ним знаться, кажется, не хочет, так как у него маленькое жалование.

- Ну, что же, - говорит Сурмий. – О нём стоит подумать.

- Да, стоит, - соглашается молодой человек. – У вас есть какая-нибудь яркая женщина на примете.

- Женщина, у меня? – Резидент смеётся. – Господин Свиньин я состою на ставке учителя танцев в танцевальном клубе «Весёлый ногодрыг». У меня есть на примете как минимум пол дюжины таких горячих женщин, что у вашего бухгалтера кровь закипит.

- Танцевальный клуб? – Переспросил юноша.

- Клуб для знакомств нищих выпивох и потасканных жизнью

женщин. – Пояснил резидент. - Он находится ближе к центру, на улице Скользких лещей. Вы сразу найдёте большое здание с кривыми дверями и фонарём.

- Кривые двери и фонарь. – Повторил молодой человек и уточнил.- А женщины, наверное, все как одна возраста, исключительно, бальзаковского.

- Любитель вина и женщин Бальзак, узнав возраст тех дам, которых называют его именем, как минимум, поперхнулся бы, - заверил его Сурмий.- Кстати, встречаться нам лучше в клубе, я работаю там каждый вечер с девяти часов, кроме понедельника. Там меня знают под именем Танцор Гарик. Там вечно толчётся куча народа, а здесь у меня очень бдительные соседи. Могут и донести, сами понимаете – демократия.

- Понял, шабак не дремлет, - кивает Свиньин, - в клубе – значит в клубе. И как я понимаю, вы намереваетесь вытащить Куна в ваш клуб? И именно там познакомить его с нужной женщиной.

- Именно так я и намереваюсь поступить. – Отвечал Сурмий. – Сведу их, и уж не сомневайтесь, если у него нет постоянной женщины, он будет наш.

- Да, согласен, это разумный план. А как же нам его вытащить на свидание. Он ведь, скорее всего, не покидает поместья. – Интересуется Свиньин.

- Скорее всего. – Соглашается резидент. – У него нет нужды, у него

есть комнатка, его там кормят… В городе у него, к примеру, мама.

- Выходить на него через маму? Неопределённо долго, -

сомневается Ратибор. – А вдруг у него и мамы в городе нет. А я, как вы сами понимаете, доступа в бухгалтерию не имею.

Но эта ситуация только для молодого человека была трудноразрешимой, для такого опытного резидента как Сурмий, вопрос был вполне себе решаемым:

- Тогда нам пригодится ваша поэтесса.

- Конечно же! – Согласился Ратибор. – Разумеется, у неё-то есть доступ во все помещения поместья.

- Почти во все, - уточнил резидент. – В лаборатории и арсенал её вряд ли пускают, но уж принести молодому бухгалтеру записочку от поклонницы, она точно сможет.

- Ну разумеется. - Соглашался молодой человек.

- И вы полагаете, что использовать её лучше в тёмную?

- Только в тёмную. – Был уверен Свиньин. – Пытмарки подвержены депрессиям и перепадам настроения. В общем нестабильны, кто знает, что будет у неё на уме во время очередного приступа хандры. Куда она побежит? – Он развёл руками демонстрируя полную непредсказуемость обсуждаемого субъекта.

- Возможно вы правы, - не сразу согласился резидент. – Но ведь она, рано или поздно, может и догадаться, что её используют?

- Она? Догадаться, что её используют? – молодой человек засмеялся. – Ну, это вряд ли… Уж очень сильно она любит демократию. В общем предлагаю начать работу с неё.

- Да… С неё, а там уже как пойдёт. Думаю, что вам было бы неплохо

привести её ко мне в клуб. Показать мне её. А пока я запрошу разрешения из центра.

- Да, так и сделаем. Приведу. – И Ратибор напомнил самому себе. – Значит в любой день кроме понедельника с девяти часов вечера. – И он поднялся, собрался уходить.

Сурмий тоже встал:

- Вам что-нибудь нужно? Деньги, или ещё что-то?

- Ах, как вовремя вы спросили! Совсем из головы – вон! Деньги мне бы не помешали, я почти всё оставил своему старшему, когда он получил травму. Мои средства подошли к концу.

- Конечно. – Сурмий на несколько секунд вышел из комнаты, и вернувшись в неё протянул юноше монеты. – Десять шекелей, если будет нужно ещё, сообщите.

- Нет, пока этого достаточно, благодарю вас, коллега. – Произнёс юный шиноби принимая деньги.

- Благодарность здесь неуместна, - отвечал ему шиноби опытный. – Это ваши деньги. Центр зарезервировал их для вас. А я просто вам их передаю.

Глава 4

Почти без приключений юноша вернулся к себе, на этот раз, за ним никто не следил. И он, точно зная, что у ворот его ждут наблюдатели, прошёл именно через них. Показав себя. Муми уже прогрев до духоты его домик, и по возможности просушив постельное бельё с матрасом, доложила:

- Разогнала всех мокриц, форева, пролила кровать кипятком, теперь если кто вас и укусит, так это онли клопы. Так что вы, господин посланник, будете сегодня спать спокойно, а значит и я тоже.

- Прекрасно, я благодарю вас, Муми, - отвечал ей шиноби.

Он устало сел на стул, а она стала помогать ему раздеваться, хотя он к её помощи всё ещё не привык, тем не менее не стал ей противиться. Не то, чтобы это было ему необходимо, или нравилось… Нет, просто… Пусть помогает, раз ей положено. Тем более, если кто-то следил за ними через глаз под потолком, то пусть видит, что он принимает её службу как должное.

- Ужин он тейбл, - сообщила Муми сняв с него онучии бросая их в таз для стирки. – Я сбегала в столовку для господ, сегодня праздник какой-то, у кого-то из господ день рождения… Бёздэй. Слава демократии… Еда там лакшери, нам такую не дают… Хвост омара в соусе… В каком-то… И ещё там… Всякое вкусное. – Она,

кажется, сглотнула слюну.

А Свиньин встал со стула, и, потягиваясь всем телом, разминая уставшие мышцы спины и шеи, подошёл к столу и приподнял белую салфетку, что прикрывала поднос с ужином:

«Да-а... А господа в поместье этом уж знают толк в изысканности блюд. Но от излишеств этих благородных, разумно будет отказаться, уж слишком хороши, чтоб быть едой простою».

И он взглянул на Муми:

- Коль пожелаете, так ужин ешьте сами. Я ужинал уже сегодня, и хоть мой ужин был ужасен, мне голод перебить им удалось.

- Вы серьёзно? – Ассистентка не верила своим ушам. – Это можно съесть мне? Рили?

- Ну ешьте. Если разум вас не остановит, - предостерегающе произнёс юноша и пошёл к тазу умыться перед сном.

- Какой ещё разум?! – Воскликнула ассистентка. - Да всё наше комьюнити подохнет от зависти, олл ту дай, когда я скажу им, чем ужинала у вас тут тудей… Ну, уж ноу… Я это съем, несмотря ни на что. Слава демократии!

Свиньин уставился на неё с некоторым удивлением:

«И не подумал бы, что в этом хлипком теле, есть сила, что способна

преодолеть остатки разума и самосохранения. И сила та зовётся… Тщеславие!»

Но ей он ничего говорить не стал, а завершив водные процедуры и сделав перед сном несколько медленных упражнений на растяжку и прогиб, улёгся в постель. В постель, надо отдать должное Муми, сухую. Он вынужден был признать, что наличие… Ассистентки… Имеет несомненные плюсы. В бытовом смысле, разумеется.

А Муми тем временем стирала его одежду и непрерывно говорила:

- А когда вы ушли, снова припёрлась эта обдолбанная…

- Имеете ввиду вы президентку? – Уточнил шиноби.

- Ну, а кого ещё, её, педовку… Пришла, стала спрашивать про вас, ещё хотела ту рид вам свои поэм, но я её не пустила, сказала, что вы аутсайд, так она под дверью выть стала… Прямо край ин зе рейн… Так ей нужно было стихи почитать, совсем от грибов у неё башню сегодня оторвало…

Шиноби немного напрягся. Подобное поведение президентки у его двери явно привлекало к себе ненужное внимание окружающих, а заначит и шабака, что в перспективе могло помешать его планам на неё. И тогда он сказал:

- Прошу вас, Муми, непременно, пускать её в моё жилище сразу, пусть даже в тот момент меня нет дома, она лицо, что получило власть, согласно волеизъявлению народа, и перед дверью ей топтаться не пристало.

- А-а… - Поняла ассистентка, - Ну, ок… Андестенд, я просто думала, что она вас раздражает.

- Вам и самой с ней нужно быть… Спокойней… Вы слишком с ней грубы. Уеду я – вам с нею оставаться. Она припомнит вам всю

колкость вашу.

- О! – Как быстро в голосе ассистентки появились слёзы. Она готова была уже разрыдаться. – Как я не хочу, чтобы вы уезжали… О, ноу…

Даже синк эбаут ит не хочу. Я так хеппи с вами… Слава демократии! - Говоря это она пошла вешать его шаровары и онучи возле печки,

чтобы всё высохло до утра. – А когда вы уезжаете?

- Отъезда дата не назначена ещё, есть у меня дела и их немало.

Муми тут же чуть успокоилась: есть дела? Не уезжаете завтра? То есть я ещё денёк поживу с вами? Ну и слава демократии… Она, выполнив все дела, села наконец за стол и совсем уже успокоившись и, кажется, даже повеселев, стала осматривать еду на тарелках, и тут вдруг вспомнила:

- А-а… К вам ещё какой-то мэн заходил!

- Мэн заходил? – Шиноби немного удивился.

- Да, как стало темнеть так припёрся… Ходил тут вокруг тихонечко, заглядывал ин виндов… Я сначала думала упереть что-то хочет, и стала на него орать из-за дор, что я его ту лук. И тогда он подошёл к двери.

«Шабак? Да нет, не может быть, чтоб так топорно делали работу».

И он решает уточнить:

- И кто же это был, из ваших кто-то или чистокровный?

- Да из каких наших-то? – Муми с пренебрежением махнула рукой.

– Из господ, оф коз.

«От Бляхера неужто приходили? – Все вечерние упражнения, что он проделал перед сном, пошли сразу прахом, так как юноша тут же потерял контроль над собой и сердце его забилось с заметным учащением. – Ах, неужели принято решенье, о допуске моём в подвалы, шабак, возможно, разрешенье выдал?»

Но всё-таки он решил уточнить у Муми:

- Того кто приходил, вы описать способны?

- Ну, способна… - Она начала вспоминать приходившего и даже закатила глаза кверху. – Ну, это был мэн… Ну, из кровных… А как его

ещё описать… Старый… Лет тридцать ему уже… Небритый…

- Он с бородой иль со щетиной просто? – Понимая, что сама она не справится с поставленной задачей, юноша стал ей помогать. – Был в шляпе он или в простой ермолке, на пейсах или просто стрижен?

- Да-а… Нет… Не с бородой, небритый просто… Старик. Без шляпы… - Вспоминала ассистентка. - Да, точно… В ермолке. Пришёл, постучался ин зе дор, я открыла, а он: убийца здесь живет? Я говорю, господин посланник здесь ту лив, а что вам ту нид? А он говорит, у меня дело ту хим. Ну, я сказала, что вас нет, а он спросил, когда вы будете, я ответила, что не знаю, что вы ужинать в город ушли, а он сказал: «Вот счастливая сволочь, чтоб он там подавился своим ужином в городе»… И всё… И ушёл…

Тут шиноби, кажется, стал догадываться, кто нанёс ему вечерний

визит.

«А-а, ну теперь-то ясно, что за «старик» небритый, тридцатилетний и без пейсов, в одной ермолке к дому приходил».

Молодой человек, даже, немного расстроился, и поэтому дальше свою ассистентку почти не слушал. Интерес пропал. А когда она, съев всё то изысканное, что было на подносе, разделась и полезла к нему в постель, он прикосновений её холодного тельца даже не почувствовал, так как крепко спал, наверное, уже целых три минуты.

***

Конечно же это был никто иной, как торговец посудой и половиками, а по совместительству владелец школы актёрского мастерства Кубинский. Он пришёл к дому шиноби, ещё до того, как окончательно рассвело, и ходил вокруг крыльца в непроглядном утреннем тумане хрустя гравием и что-то бурча себе под нос.

- Не он ли был вчера? – Интересуется юноша у своей ассистентки.

- Да, он… Оф коз. – Разглядела через туман визитёра Муми. -Ты глянь, уже припёрся. Не спится благородному.

Понимая, что разговора не избежать, шиноби умывшись и

одевшись, решает покончить с этим делом ещё до завтрака и

открывает дверь, выглядывает и кричит в туман:

- Кто ходит тут с утра, кто встречи ищет, кому не лень бродить в тумане утром? Кубинский, вы ли это?

- Да, я… - Доносится из-за угла. И оттуда выплывает тень. – Вы уже проснулись, господин убийца? Шалом вам.

- Проснулся, и хотел бы знать цель ваших нескончаемых визитов. –

Ратибор сказал это без намёка на грубость. Скорее, с немного наигранным любопытством.

- Да я это… - Кубинский подошёл к крыльцу. – Хотел бы прояснить ситуацию…

Шиноби ничего не говорит, пусть торговец ковриками сам всё объяснит.

- Короче, у меня погрузка товара послезавтра… - Продолжает Кубинский и замолкает.

- Хотите, чтобы я помог с погрузкой? – Ёрничает Свиньин.

- Чего? – Удивляется торговец. – Да нет… Какая погрузка?С этим я сам разберусь… Вы, господин убийца, это… Помогли бы мне с бандитами местными… Наконец.

- Простите, господин Кубинский, - сокрушённо отвечает ему шиноби, - возможно я забыл вам рассказать, что я здесь нахожусь не в поисках работы. И не на отдыхе, и не забавы ради, сюда я прислан важною персоной. Я здесь по политическим делам. – Юноша поднимает палец к небу, которое через туман и не видно. – По политическим! Последнее, что мне необходимо, ввязаться в лёгкие бандитские разборки, которыми по вашей твёрдой воле, я должен скрасить серость скучных будней.

Выслушав всё это, владелец школы актёрского мастерства решает уточнить:

- Так вы не хотите мне помочь?

В ответ на этот вопрос юноша смотрит на него очень выразительно, так выразительно, что Кубинский уже не первый раз прибегает к

знакомой методе:

- А если я дам вам десять… Слышите, убийца? Де-сять шекелей! Вы поможете мне выбраться из Кобринского?

Шиноби вздохнул:

«Опять вопрос всё тот-же возникает, мне разобрать того не удаётся. Вот кто передо мной сейчас стоит? Олигофрен иль может быть дебил? Он речь мою как будто слышит, слова и фразы разделяет вроде, но смысла сказанного НЕ ВОСПРИНИМАЕТ! Суть остаётся от него далёко».

- Кубинский, неожиданный мой друг, - начинает шиноби медленно. – Ещё раз повторю вам то, что говорил уже неоднократно: я здесь по делу важному, другими делами заниматься не готов. Тем более, из чувства состраданья, нарушил я неписаный закон, дал вам номер человека, что все вопросы ваши разрешит… Вы говорили с этим господином?

- А, вы про этого… Про Тараса? – Вспомнил торговец половиками.

- Да, про него, Тарас Дери-Чичётко вопросы ваши сразу разрешит. Вы с ним поговорили?

- Да, нет… Я вызывал его, так он не ответил. – Кисло отвечает Кубинский.

- Так дозовитесь, - настаивает юноша. – Это вам по силам.

Поговорите с ним, послушайте его. За разговор он денег не возьмёт. И даже если он откажет, он дельный вам совет, возможно,

даст.

- Ну, так-то да… - Вяло согласился владелец школы актёрского мастерства. – Просто эти две жабы астральные, ну что тут работают на менталографе, они же, крысы, дерут втридорога. Я вот один раз и набирал его, этого Тараса… А его может дома не было… Я бы чаще ему набирал, но я же не могу выйти в город, где на менталографах нормальные цены, там меня этот вонючий арс Рудик поджидает… Ненавижу! У-у… - Тут Кубинский сжал кулаки, стал дёргать головой и выть. – У-у… Что же мне делать… Послезавтра нужно выходить из поместья… Меня загрузят… А тут жить так дорого… Как я вас всех ненавижу… - он вытаращил глаза на юношу. - И тебя тоже, сопля… Убийца, собака, гой. А если я выйду с товаром, то Рудик у меня его заберёт! Товар-то хо-ро-оший… Как мне жалко товар… Как жалко… Жена же от меня уйдёт после такого… Она ещё та тварь, продажная… Ей всё деньги нужны… Да пропади она пропадом,

такая жизнь!

Но юноша стоявший рядом и смотревший на него думал:

«Припадок это или же игра? Если игра? То в общем… Впечатляет.

Видно, не зря он школу мастерства, актёрского, так часто вспоминает».

Но чтобы не давать торговцу шансов на продолжение истерики или спектакля, молодой человек весьма безжалостно ткнул его пальцем в рёбра, и после того, как тот содрогнулся всем телом, перестал завывать, и взглянул на шиноби более-менее осмысленно, юноша

произнёс:

- Тарас Дери-Чичётко вас спасёт, не экономьте на менталлограммах, вам надо дозвониться непременно, иначе потеряете товар, да и жену утратите, возможно…

- Вы думаете? – С некоторой надеждой спросил Кубинский. Он, кажется, немного остыл, пришёл в себя после своих последних горячих тирад.

- В астрал, мой друг, в астрал, спешите. Через него спасенье обретёте товара своего, да и жены… Вперёд, не мешкайте, секунды не теряйте, успех ждёт яростных и энергичных…

- Да, - неожиданно согласился Кубинский. Он снова сжал кулаки и устремил взгляд слегка остекленевших глаз куда-то в туман. – Именно яростных и энергичных, это как раз про меня. Как раз про меня, ну а про кого ещё-то?

После чего он, не разжимая кулаков, быстро зашагал куда-то прочь, даже не попрощавшись со Свиньиным. А тот остался стоять и смотреть, как в сером тумане растворяется тёмная фигура торговца.

А к нему из дома вышла Муми и тоже поглядев в туман произнесла:

- Это хорошо, что я не стала открывать ему дверь вчера, я сразу ту фил, что он припадочный. У нас таких много, я их узнаю по завываниям, но у нас они безопасные, слава демократии, а этот мэн очень страшно завывал, почти как бобры на болотах.

Шиноби лишь кивнул ей в ответ.

Глава 5

Ну, что ж… Наступающий день обещал быть важным, шиноби рассчитывал, что именно сегодня ему сообщат самое главное, а именно будет ли он, простой гой, да ещё и убийца, допущен в подвалы поместья мамаши Эндельман. Туда, куда допускаются далеко не все кровные обитатели поместья. Даже не все родственники самой мамаши. Но вот когда его известят… Юноша мог только догадываться. А ведь принимающая сторона была заинтересована в затягивании всего этого вопроса. Эндельманам очень хотелось спустить всё это дело, как говорится, «на тормозах». И чем медленнее они бы его спускали, тем, по идее, меньше были бы их репутационные и финансовые потери. Ведь все понимают, чем дольше длится какое-то дело, тем меньше к нему интерес. И тем чаще о нём забывают.

«Им незачем, конечно, торопиться. Пусть непрестанно тянутся туманы, и в полдень дождь, опять сменяет морось, пусть в круговерти этой вечно влажной, дни и недели протекают плавно, пока я буду умирать от скуки, в домишке с Муми коротая время. Хозяева ждать будут терпеливо, пока от скуки не устанут люди, пославшие меня сюда для дела. А мне опять, в напоминанье, пришлют слегка отравленный обед. Чтоб я не забывал, что здесь я гость незваный, и что какой-нибудь другой подарок, отравлен будет вовсе не «слегка». Нет, нужно действовать, хоть что-то предпринять, плыть по течению – удел медуз безвольных».

В общем шиноби понимал, что нужно как-то ускорять процесс. Но у него был всего один способ ускорения. И он спросил у стоявшей рядом ассистентки:

- Надеюсь мой армяк просох?

***

Он снова был в избушке менталографа, правда перед этим зашёл в столовую для купечества. Во-первых, позавтракал, во-вторых, не хотел снова встретиться с Кубинским. И снова вынужден был наслаждаться общением с, на удивление, культурными дамами. Впрочем, на этот раз, он был уже готов к общению с местной

интеллигенцией.

И снова дамы пили грибной отвар. В их будке висел настоявшийся

запах веселящего серого гриба.

«Грибы с утра? И утро стало добрым!»

А кассирша, разглядев его, ехидно оскалилась:

- А обещал, что больше не припрёшься… - Она радостно потрясла своими подбородками. - А сам припёрся… Сбрехнул, как Печорин…

Она стала дуть на блюдце, притом карандашом помешивала грибное варево в кастрюле, а во взгляде её легко угадывался смысл: о, явился – не запылился.

- Таня, - оживилась женщина-ментал, - не рыжий пришёл.

- Не рыжий, не рыжий, - устало отвечала кассирша. – Хлебай, Дуня,

отвар, хлебай спокойно.

- Нищеброд? – Уточняет Дуня.

- Нищеброд, нищеброд, - уверяет её Татьяна обыденно, как будто говорит ей такое ежечасно. И добавляет после. – Как придёт рыжий или богатый я тебе сразу скажу.

- Ой… И я с ним уеду, - мечтательно произнесла менталка.

- Уедешь, уедешь, Дуня, - тут кассирша наконец обратилась к Свиньину. И не переставая помешивать грибное варево карандашом спрашивает у него. – Ну, калик перехожий, чего надо? Хочешь, что ли, менталлограмму отправить?

- Рад был бы, если это вас не затруднит.

- А если затруднит? – Ерничает Татьяна, вздыхает и соглашается. –

Ладно, давай, что там у тебя?

- Тринадцать, тридцать шесть, - сообщает ей Ратибор номер абонента.

- Слышала? – Интересуется кассирша, вставляя в лоб мечтательной менталке штекер. – Тринадцать тридцать шесть… Лови волну…

- О-о-о… - Стала низко гудеть Дуня, закатывая глаза. – Выхожу в астрал… Центральная… Центральная… Дай релейку.

- Тринадцать тридцать шесть, - напоминает ей кассирша.

И тут женщина-ментал вдруг меняется в лице и становится фиолетово-пунцовой, и ни с того, ни с сего, неожиданно для юноши вдруг начинает говорить низким мужским голосом:

- «Спасибо, что вы ещё с нами. Так как первый оператор, так и не

освободился, из астрала вам ответит… Кто угодно… Уа-ха-ха-ха-ха…».

- О, Господи! Из варпа опять кто-то прорывается… - тут Татьяна вскакивает и отвешивает Дуне отменную оплеуху по физиономии. – А ну пошёл прочь! Ну, ты погляди, второй раз уже за сегодня…Оборзели сволочи…

У Женщины ментала заметно дёрнулась голова, и уже буквально через секунду она стала выдавать:

- А, вижу… Есть релейка… Есть связь… - Есть абонент… Гони текст! Быстрее, а то астрал сегодня густой, мозг закипает…

И шиноби, немало удивлённый этой сценой стал сразу диктовать:

- Совет раввинов состоялся.

- Совет раввинов состоялся. Тчк… Дальше… - Сразу откликается

ментал.

- На совете подвергался оскорблениям… - Вспоминает юноша.

- Оскорблениям… Зпт… - Повторяет Дуня. – Дальше…

- Несмотря на то, что советники были уведомлены… - Продолжает Свиньин.

- Советники уведомлены…

- Что я представляю великий дом.

- … великий дом.

- Наблюдаю общее негативное отношение ко мне…

- Отношение ко мне… - Передавал ментал.

- Посему, прошу одобрить мой отъезд…

- Мой отъезд…

- Если в течении двух дней, местными властями мне не будет разрешён доступ к телу покойного.

… к телу покойного…

- Посланник, Ратибор Свиньин.

- … Ратибор Свиньин. – Завершила Дуня и замерла в ожидании.

Но продолжать шиноби не собирался. Теперь он поглядел на

кассиршу:

- Знать надобно мне, сколько я вам должен?

Татьяна отставила блюдце с отваром грибов, вытащила карандаш

из кастрюли, облизала его и заметила:

- Да ты немало наболтал-то. - Стала что-то считать…

- Два шекеля с него бери, - посоветовала товарке женщина-астрал. – Космос сегодня жуть какой тугой, так тяжко шли слова, как через масло…

-Два, двадцати три… - Насчитала Татьяна.

Ни слова против… Юноша достаёт деньги и расплачивается. Прав был Кубинский, прав, тут, в этой сырой избушке, эти упившиеся грибным отваром интеллигентные женщины, брали вдвое, а то и втрое больше, чем взяли бы в каком-нибудь другом менталографе. Но именно отсюда шиноби был вынужден оправлять менатлограму, так как знал, что её содержание будет немедленно передано… Ну, например в шабак, а может быть Бляхеру, в общем кому-то из руководства. И его угроза быстро покинуть поместье в случае затяжки с решением, могла быть услышана теми, кому и адресовывалась.

В общем, всё что мог, чтобы как-то ускорить процесс принятия

решения юноша сделал. Теперь ему оставалось только ждать.

***

Когда он вернулся в свой коттедж на отшибе, Муми сообщила ему, что «приходило это, ну вы знаете кто, спрашивало, когда вы вернётесь. Сказала, что спать тудей не смогло, от волнения накрапало ещё два стиха. Хотело их ту рид фо ю».

Признаться шиноби и сам был не совсем спокоен, всё это от ожидания важного решения… Посему в данный момент молодой человек был как-то не расположен к поэтическим чтениям.

И он решил избежать литературных встреч и пошёл в город. Тем более, что у него появились некоторые средства, которые он мог без зазрения совести потратить… Ну, например, на чашку хорошего «бразильского» цикория, привозного, который добывался в топях тёплых болот. Он давно его не пил.

И так уже ему пригрезился этот цикорий, что молодой человек буквально ощущал его привкус у себя во рту. Конечно, в том сомнений у него не было, что в таком крупном населённом пункте как Кобринский, должны быть любители этого недешёвого напитка. А раз есть ценители, то непременно должно быть и заведение, где его варят. Он не сомневался, что найдёт его и бодро вышел из ворот поместья. Юноша знал, что как только выйдет за них, так его там сразу «встретят» какие-нибудь любопытные люди, но никак не ожидал увидеть там того, кого увидал.

- Убийца! Убийца-а… – К нему шлёпал по грязи и ещё издали орал…

Сам Левитан. Он махал Свиньину рукой, как машут старинному

приятелю или даже другу. – Здравствуйте, убийца.

Шиноби поморщился. Так как все, кто были вокруг рядомс ним, тоже стали искать глазами убийцу. Ну и конечно же находили. И таращились как на какую-то невидаль. В общем все эти взгляды, эта встреча, эти крики… Как это всё было некстати. Абсолютно невовремя…

А Левитан, ещё и подойдя к юноше, панибратски его приобнял и залихватски приподнял, так что оба гэта молодого человека оторвались от грунта.

- Довольно, хватит, - сдавленно шипел юноша, высвобождаясь из этих неуместных объятий. – Тут людей не мало, а вы внимание их этим привлекли…

- Да и чёрт с ними… - Радостно сообщил доносчик, а шиноби поправляя очки и шляпу, заметил, что от него уже попахивало самогоном. - А я думаю, пойду к воротам - погляжу, вдруг вас встречу, - доносчик улыбается. – Не поверите, только подхожу и вот они вы!

- А уж как мне приятна наша встреча, того вам и представить невозможно, - меланхолично заметил шиноби. Нет, конечно, он не выпускал из головы заманчивого дельца, которое ему предлагал Левитан, вот только считал, что всему нужно своё время. А сейчас он вообще хотел посидеть в одиночестве, насладиться крепким напитком с изрядно будоражащей долей кофеина, и подумать о сложившейся ситуации. О ближайшем походе в танцевальный клуб, о деле с поэтессой. В общем у него было о чем поразмышлять, а тут этот… Человек… Который даже не замечал настроения своего собеседника и радостно рассказывал:

- А мне младший следователь Гупник, из отдела ереси… Поймал

меня перед разнарядкой и говорит – иди-ка на рынок, так как там один приезжий из области купчишка, торговец навозом и раками, болтал что-то про электричество, в общем форменное мракобесие… Иди, говорит, послушай, что он там лопочет…

- И что же вы? Осушались приказа?

- Ой, да ну их… - Левитан машет рукой, - эти бездельники из инквизиции таких приказов по пять штук в день изобретают, всё им мерещатся заговоры еретиков. В общем плюнул я на этого торговца навозом, скажу, что не нашёл его, и пошёл сюда… - Он улыбается. – И вот видите, как хорошо всё получилось – мы встретились.

- Уж лучше и придумать трудно, - не очень-то радостно бубнит Свиньин, а сам, аккуратненько, из-под своей сугэгасу озирается по сторонам, смотрит чтобы сразу выбрать из множества людей тех, кто похож на шпика, и зелёные стёкла очков, скрывающие его глаза, ему в этом помогают.

- Ну, - продолжает Левитан всё так же радостно,- вы обдумали моё предложение? Ну, насчёт той тетради? Помните?

- Кричите громче, - тихо, но холодно замечает шиноби, - а то вон те купцы, что в очереди на проезд в поместье последними стоят, вас не расслышали, они ещё не знают, что мы задумали убийство совершить, чтоб завладеть секретною тетрадью.

- А-а… - доносчик стал оглядываться по сторонам, - да-да-да… Вы правы, правы… - И он тут же продолжает. – Тогда может пойдём куда-нибудь? Я же говорил вам, у меня есть хорошее, приличное местечко… Там посидим.

Не то, чтобы шиноби хотел с ним куда-то сейчас идти… Вот только из этой толчеи у ворот поместья, всяко нужно было выбираться. И

тогда молодой человек сказал:

- Ну, что ж, пойдёмте, только побыстрее. Здесь слишком много глаз, и каждый глаз – сплошное любопытство, которое вы криком привлекли… Идёмте, только объясните сразу, куда нам путь держать, куда направить стопы…

- Направить стопы… Хэ-хэ… - Левитан смеётся. Но всё-таки начинает движение и шиноби идёт с ним. А доносчик, тряся головой, восхищается. – Вот всё-таки забавно вы говорите… Надо же… Направить стопы. Нет, ну это понятно, понятно… Это вас так с детства научили. А меня, между прочим, тоже учили… Учили-учили… Матушка меня отдавала там в учения всякие… Уж очень мечтала, чтобы я стал чиновником при поместье. Но я, понимаете, я же натура творческая… Ищущая. Так же, как и вы!

- Неужто, как и я? – Юноша посмотрел на своего спутника поверх очков с некоторым удивлением.

- Ну, я в том плане, что я тоже личность творческая… В том смысле, что я тоже работать-то не очень люблю. – И доносчик мечтательно добавляет. - Я вообще бы хотел жить как вы. Понимаете?

- Мне даже любопытно знать, как в вашем представлении, жизнь

проживают скромные шиноби? – Спрашивает у спутника юноша.

- Ну как, как… Ну, у вас всё так красиво, такая жизнь у вас яркая… Вы всё время путешествуете, разные, там, схватки, засады, погони… Вас всякие знатные люди постоянно приглашают к себе, у вас работа очень креативная… Это же нужно всё время придумывать как, кого, и где убить? Кого придушить, кого зарезать… А кого и отравить самым зверским ядом… Чтобы корчился подольше. Ну, когда заказчик просит, конечно, сам-то я против особых зверств. Когда там ядом лугового мухомора выжигают у кого-нибудь внутренности и несчастный умирает несколько дней в ужасных корчах… Нет, это не по мне. Это, в конце концов не благородно.

Шиноби снова смотрит на своего спутника поверх очков, признаться, Левитан удивляет его всё больше и больше. А тот замечая его взгляд вздёргивает подбородок:

- Да-а, чего вы удивляетесь? Мне тоже не чуждо благородство. Я же вам говорю, я человек приличный, а доношу, - тут он машет рукой и делает кислую мину, - ну, так это исключительно из стеснённых жизненных обстоятельств. У меня ведь куча всяких проектов в голове. Вы думайте, что я только про ту тетрадь хороший план придумал? Нет! У меня и другие хорошие идеи были, просто мне их реализовать не с кем было. Хотите расскажу одну?

Шиноби промолчал, скорее всего он даже и не хотел слышать про идеи доносчика, но того молчание молодого человека вовсе не смущало.

Глава 6

Левитан продолжал двигаться к какой-то своей цели, при том шёл он уверено, почти игнорируя грязь и лужи, и при этом не переставал говорить:

- Вот к примеру… А вы заметили какие в наших краях отвратительные козлолоси? – Он указал дланью на движущуюся им навстречу телегу гружёную старыми бочками. – Вот поглядите, поглядите каков это ублюдок идёт. Поглядите какие кривые у него ноги. Какой он вислозадый… Шлёпает этими ногами по грязи еле-еле… Ну, ублюдок же? – Спрашивал Левитан и сам себе же отвечал. – Явный ублюдок.

Говорил он, как обычно громко, и возница, немного удивился такому делу принимая слова доносчика явно на свой счёт:

- Это ты полегче, сволочь… А то вот кнутом-то по харе… Ты глянь на него… Ублюдок! Вислозадый… Ноги ему не те… Обзывается ещё, босота… Эти благородные охамели уже совсем… Паскуды.

- Иди-иди, дурак… - Огрызается Левитан. – Свинья гойская, ещё говорить тут надумал, кнутом грозит благородному человеку, вот

сообщу куда следует… Попляшешь ещё… - И буквально сделав два шага, разминувшись со злобным возницей, он продолжает как ни в чём не бывало. – А ведь вы, господин синоби, из столиц к нам пожаловали.

Шиноби не стал этого отрицать:

- Родился я, признаюсь, и вырос в Купчино прекрасном.

- О-о, - у Левитана закатилась к небу глаза. – Купчино. Вечерние огни, извозчики, благоуханные шавермы в роскошных придорожных ларьках, дамы в полупрозрачных одеяниях. – И он тут же меняет тон с мечтательного на деловой. – Вот раз вы из Купчино, так ответьте, вы сможете раздобыть генетический материал Ксении Стульчак?

- Чего? – Вот, признаться мог, мог, своими интеллектуальными метаниями из стороны в сторону, немолодой уже мечтатель Левитан, удивить молодого прагматика Свиньина. Вот только что, доносчик рассуждал о отвратительности и местных козлолосей и вдруг уже интересуется биологическими материалами известной светской львицы. И юноша вопрошает. – Зачем вам это?

- Вот видите? – Тут Левитан смеётся и смех его чуть припорошен лёгким высокомерием. – Даже вы не понимаете моей задумки.

- Скажу вам честно: да, не понимаю. Уж больно далеки, кривые ноги местных козлолосей, и биоматериал известных в свете дам. Настолько те объекты далеки, что связь едва возможна между ними.

- А вот и возможна! – С весёлым оживлением почти выкрикивает доносчик. И повторяет: – Воз-мож-на! Это очень большая тайна, я даже думал получить патент на эту идею, но не знаю, как нужно получать эти долбанные патенты… Там столько всяких бумажек нужно заполнить… Разведут сволочи, бюрократию… Такую бюрократию… Жадные твари… Это чтобы с честных изобретателей деньги получать… В общем я не разобрался с ними, ну с этими патентами. Поэтому многие годы я хранил её, мою мысль, в страшной тайне, и никому, никому об этом не рассказывал… Но вам я расскажу. Хочу, чтобы вы сказали своё мнение о моих идеях.

- Возможно тайну лучше сохранить, - попытался остановить своего спутника шиноби. – Конечно же мне льстит доверье ваше. Но может быть не тот я человек, что ваши сокровенные мечты достоин выслушать, им дать ещё оценку.

- Да, нет же… Я сразу понял, что вы человек благородный… Как и я. Вы крысятничать и воровать чужие идеи не будете. – Был уверен Левитан. – Поэтому я вам всё объясню… И мы страшно, - у него при этих словах из орбит стали вылезать глаза, он ещё сжал кулаки, и повторил зловеще. – Мы, просто, страшно… Разбогатеем.

Шиноби уже понял, что избежать этой тайны, как и страшного богатства ему не удастся, поэтому лишь вздохнул и собрался выслушать своего знакомого. И тот не заставил себя ждать, тем более что ему просто не терпелось убедить молодого человека в гениальности своей собственной идеи.

- Ну, вы же видели, какие у нас здесь козлолоси? – Снова начал

Левитан. – Низкие, хилые, вислозадые… Но вот если нам удастся раздобыть геноматериал, например, какую-нибудь завалявшуюся её яйцеклетку… О, мы сможем вывести новую породу козлолосей с уникальным экстерьером. Понимаете? - тут он хватает юношу за рукав и пытается заглянуть тому под шляпу. – Понимаете? Вы приставляете какие это будут благородные красавцы… О… - Левитан выпускает рукав шиноби и смотрит на серое небо. – За ними будут в очередь стоять козлолосезаводчики со всех областей, а может даже из Купчино всякая тамошняя сволочь поналетит, чтобы купить у нас какого-нибудь особенно красивого жеребца.Я, по сути, уже… - тут он указывает молодому человеку на переулок. – Нам сюда, - и сразу же продолжает. – Я уже поговорил с Плейнером… Знаете Плейнера? Не знаете?– Ратибор не успевает ответить, а собеседник продолжает с досадой… – Ну, что же вы… Так это тот самый Плейнер, что владеет генной мастерской на выезде из города… Да вы видели её… Ну, конечно видели… Так вот он выводит новые породы игуан-несушек, знаете как у него несутся игуаны… О, какие они несут яйца… Ах, что это за яйца… У его игуан яйца крупнее, чем яйца болотных бобров… - Ратибор был не готов в это поверить, но возражать не стал, промолчал. - В общем он вообще толковый паренёк, и вот он-то и сказал мне по секрету, что ему новую породу скакуна вывести, плёвое дело. – В подтверждение пустячности, доносчик смачно плюётся, - тьфу… - и продолжает. – Гены козлолосей у него есть, осталось только раздобыть генный материал этой необыкновенной женщины, - дальше Левитан говорил с блаженным придыханием, - непризнанной королеве Купчино, а может быть даже и признанной… Ну так что, сможете

раздобыть биоматериалы Ксении?

- И как, по-вашему, я должен раздобыть, тот материал, что нужен вам для дела? – Со скепсисом интересуется шиноби.

- А вы что? Вы разве не крутитесь с нею, в одних и тех же кругах? – Удивляется доносчик.

- Да-а… Представленье странное у вас, о бедном молодом шиноби. – Замечает Свиньин.

- Ну, как же… - Не понимал Левитан. - Вы патентованный убийца из Купчино, здесь представляете знатную фамилию… Абы кому такое не доверят… А она всемирно известная светская львица… Я думал, что вы должны как-то там пересекаться в верхах… Ну, там всякие балы, фуршеты, светские рауты… Или ещё что-то.

В ответ молодой человек снова поглядел на своего спутника поверх очков:

«Ну, да… Ну, да… Светские рауты».

- Допустим, вы с нею не знакомы… Но добыть её материал вы же сможете? – Даже неодобрительный и полный скепсиса взгляд юноши не мог остановить разгоревшийся энтузиазм доносчика. – Ну, там пробраться ночью к ней во дворец, как вы это синоби можете… Беззвучно, в темноте… Раз - и вы уже на крыше, два - вы уже у неё в спальне… Проникли через открытое окно… А она полуобнажённая распласталась по шёлковым простыням… Её пегие, слегка крашенные кудри размётаны на подушке, её

прекрасное, продолговатое лицо мирно дремлет рядом…

- Вам надо бы писать шпионские романы, что сдобрены эротикою щедро, - иронизирует молодой человек. – Уверен я, что вам бы удалось, средь авторов иных не затеряться.

При этом шиноби приостановился, и сделал вид, что вытряхивает камешек из сандалии, при том, быстро и незаметно почти не поворачивая головы, огляделся и бросил взгляд назад, и сразу заметил незнакомого ему, хлипкого мужичка, что тащился за ними почти сливаясь с заборами. Его, именно его, юноша зафиксировал ещё у ворот поместья.

«И вот мой новый, неразлучный друг. Опять он тут, опять бредёт за мною. Мне это на руку, пусть тащится тихонько, пусть всё увидит и потом напишет рапорт. И прочитав его, ретивый офицер, что мною днём и ночью озабочен, ломает голову над лёгкой дружбой той, что с Левитаном нас почти связала. И в оборот доносчика возьмут, пусть на него потратят время и ресурсы. Мне между тем, дышать чуть легче станет».

Но Левитан словно не замечает его иронии он мечтательно смотрит вдаль:

- Пара ловких движений, пара прикосновений к её нежному, но

сухощавому телу, и её биоматериал уже у вас, спрятан в пробирке на груди… А вы крадётесь в ночи по крыше… Ловкий и по-прежнему хладнокровный!

- Вы как себе представили такое? Как это в голове у вас сложилось?

– Тут уже шиноби не иронизировал, а скорее дажепосмеивался. – Как вытащить из женщины из спящей, не испугав её и сна не потревожив, то, что надёжно укрывает лоно?

- Э-э… - Всего секунду доносчик был в замешательстве, но секунду, не больше, - ну, у вас же, у профессиональных убийц есть… Ну, там какой-нибудь препарат, который может обездвижить жертву, не убивая её? – И эта мысль ему очень понравилась. Он снова устремил взгляд вдаль. – Какая это прекрасная должно быть вещь. – Тут он даже остановился. Но потом встрепенулся и догнал юношу. – У вас же есть такой препарат? Яд какой-нибудь отвратительной

улитки из болота.

В общем-то такой препарат действительно имелся в биохимическом арсенале любого шиноби, но Ратибор не собирался делиться со своим спутником ни самим веществом, ни его рецептом. Но мысли о подобном веществе как в воображении доносчика как будто затмили мечты об уникальных биологических материалах прекрасной Ксении Стульчак. Теперь вся умственная энергия этого человека протекала в ином русле.

- Ах, как он бы мне пригодился… - Негромко говорил он, шлёпая по грязи. - Такой замечательный и очень нужный яд. – Продолжает Левитан о чём-то сосредоточенно размышляя. Но как не погружался он в думы об удивительном и необходимом ему веществе, нужного им заведения профессиональный доносчик не

пропустил…

- А… Мы пришли… - Он указал на двери заведения. И с радушием хозяина добавил. – Пойдёмте, уважаемый убийца… Посидим по-человечески. Обсудим наши планы.

Над дверями весела вывеска, чуть облупленная по краям:

«Три селёдки».

Вывеска наглядно демонстрировала уровень заведения.

«Цикорий варят тут навряд ли!»

Впрочем, он и не думал, что доносчик в стоптанных и промокших башмаках, в шляпе с обвисшими полями, может привести его туда, где в помещениях чисто и пахнет цикорием. И юноша молча согласился «посидеть» и «обсудить планы» в «Трёх селёдках».

Но «посидеть» им там не удалось.

Едва они показались на пороге заведения и юноша даже не успел снять свою сугэгасу, как здоровенная тётка, завёрнутая в грязный фартук и вытиравшая до этого освободившийся столик, увидала их и сразу заорала:

- Ва-аня… Ваа-а-аня…

Все посетители, а их было не так чтобы много, обернулись на орущую тётку, а из подсобки появился крепкий бородатый мужик:

- Чего ты? Чего?

- Да этот вон… - Кричит баба. – Опять притащился.

Бородатый Ваня сразу взглянул в сторону двери и… Его взгляд тут же, тут же воспылал огнём радостного негодования, и бородатый, не раздумывая и весьма энергично двинулся к Левитану, на ходу крича:

- А, Лютик-доносчик! Пришкандыбал значит, падлюка! – Он подлетает к Левитану и одной рукой сгребает его за грудки, а вторую сжимает в кулак и поднимает над головой.

- Ваня! – Воскликнул Левитан, явно удивлённый таким горячим приёмом. – Ваня, вы чего? Я отдам вам эти несчастные сорок шесть агор, чего вы так из-за них… Это же копейки… Поглядите на себя, разве так можно буянить из-за сорока шести агор? – Причитал доносчик.

- Не слушай его Ваня, слышишь, хлопай балабола сразу, - орёт баба, которая очень заинтересовано наблюдает за разваривающимся действом. Буквально болеет им, она даже в горячке швырнула тряпку на пол со всех сил и заорала, предупреждая. – Не слушай, а секи его, Ваня, по мусалам, по мусалам секи, не то опять начнёт загибать про яйцеклетки Ксении Стульчак и про богатства неслыханные, опять всех заболтает, пустобрёх.

- Ты свинья, ты… - Бородатый, кажется, слышит её и начинает действовать энергичнее, он тычет кулаком в лицо Левитана. – Причём тут деньги… Деньги тут не причём… Ты на меня донос накропал, гнида жабья…

- Ваня! Да о чём вы говорите? – Искренне возмущается Левитан.

Кажется, он действительно не понимает. – Какой донос? Когда? - Но бородатый яростно прижимает свой очень неприятный кулак к его лицу с такой силой, что говорит он с явными затруднениями. – Я честное слово не понимаю!

- Не бреши мне, свинья! Не бреши! – Ещё больше злится Ваня. – Следователь мне показал твои каракули пьяные, там всё записано, и подпись стоит «агент Лютик», - тут после каждого слова кулак крепыша Вани, вминался в лицо доносчика с новой силой, - Там… Всё… Записано… Лютик! И я хорошо помню тот случай, когда чёрт меня дёрнул выпить, а после болтать про электричество в твоём вонючем присутствии.

- Ваня… - Воскликнул Левитан. И шиноби подумал, что тот продолжит доказывать, что донос писал не он. Но всё пошло совсем не так. Доносчик сразу сдался, под неопровержимыми доказательствами, и сменил тактику защиты. – Какие это пустяки…, да я таких доносов десять штук в день пишу, думаете их кто-то

читает?

- Тот, свинья, как видишь прочитали! – Прорычал Иван. И Свиньину стало казаться, что лицо доносчика превратилось в белую глину, которая легко проминается под каменным кулаком собеседника, но

тот не переставал говорить:

- Иван, я вас Прошу, не будьте гоем, сохраняйте человеческое обличие, мы же благородные люди, зачем все эти грубости, – Вот видите, я вам и клиента привёл, я же обещал, что буду приводить хороших клиентов, так вот он, Ваня... Ну, поглядите… Вот же он стоит… - Кривым ртом из-под кулака блеял Левитан.

И только тут грубый Иван, до сих пор, почти, ослеплённый своими эмоциями, взглянул на юношу, который снял шляпу и на всякий случай, отошёл от беседующих на пару шагов.

- Ты это… Парень… Ты можешь пройти, - сказал Ваня, обращаясь к Свиньину. – Садись куда хочешь… - И тут же снова стал вдавливать кулак в физиономию Левитана, - а ты свинья, ты… Ты мне был должен сорок шесть агор, но из-за твоего доноса… Я должен был отдать один шекель следователю, и ты мне отдашь за него два. Пока не принесёшь мне два шекеля и сорок шесть агор, чтобы сюда своей свинской хари даже не показывал… Понял?

- Ваня, ну прекратите, это же не интеллигентно… А ещё в шахматы играете… - Кряхтел под кулаком Левитан. – Это всё какая-то ошибка… Послушайте меня…

Но слушать его Ваня не захотел, он, приложив ощутимый кинетический импульс к телу доносчика, этим самым телом с шумов и треском он распахнул дверь заведения и при помощи весьма увесистого пинка, что сотряс все тело доносчика, выпроводил того на улицу с напутствием:

- Пшёл вон, свинья, у нас заведение почти кошерное. И не

появляйся здесь, пока не принесёшь денег…

- А-а… - Заорал несчастный, хватаясь за копчик. – Какая же это подлость! Иван! Какая бесчеловечность… Разве можно так с благородными людьми…

Иван же, захлопнув за ним дверь, теперь оборотился к шиноби:

- А ты… - Он тут уже внимательно оглядел юношу и сделал некоторые выводы для себя… - То есть вы… Он ваш приятель?

- Назвал бы я его, скорей, знакомым, - ответил Ратибор.

- Знакомым? Ну, ладно, в общем если хотите выпить, то присаживайтесь. Сейчас вас обслужат.

- Ну, если в заведенье вашем, найдётся для меня цикорий? – С сомнением говорит шиноби оглядывая не очень-то изысканное местечко.

- Цикорий? – И снова Иван взглянул на юношу с интересом. – Вы пришли по адресу. Я сам вам его сварю, располагайтесь.

Глава 7

Ну, что же… Этот Иван, как оказалось, в цикории знал толк, и умел его варить. А крупная баба знала, как подавать напиток в чистой чашке. Шиноби был даже немного удивлён и качеством самого цикория, он явно произрастал там, где солнца было значительно больше, и сварен напиток вполне себе… Не хуже, чем в некоторых, неплохих, столичных цикорнях.

В общем, он выпил две чашки. Пил неспеша и наблюдал за

народцем, что приходил в заведение и уходил из него. Люд был небогатый, пришедших вполне устраивали пара рюмок самогона, кружка крепкого грибного отвара, тарелка мелких мидий с подсохшим озёрным мандарином. Но среди всей это публики, появился человечек не простой, был он хмур. Зашёл, сел за свободный стол и, не снимая старой шляпы, заказал у бабы кружку отвара, попросил принести погорячее. Шиноби делал вид, что пьёт цикорий, а сам сразу же оглядел пришедшего. Так и было. Молодой человек уже видел его прежде и не раз. Свиньин был уверен - слежка. Да. С ним работали на совесть. Агентов у шабака, впрочем, было не очень много, поэтому они уже все были знакомы юноше. Примелькались. Но всё равно контрразведчики мамаши «держали» его «плотно». Старались ни на минуту не оставлять без внимания. И этот хмурый тип, что заказал грибной отвар, должен был выяснить с кем тут в «Трех селёдках» общается молодой человек. Вот только шиноби не с кем тут особо не общался, допил неспеша одну чашка цикория и попросил ещё одну. А выпив, расплатился, встал и пошёл к двери под, казалось бы, незаинтересованным взглядом хмурого. А на улице его ждали два человека. Во-первых, всё тот же шпик, что вёл его от ворот усадьбы, пригорюнился у забора под дождиком. А вторым ожидавшим… Ну, конечно, это был так и не сдавшийся доносчик Левитан. Он, уже весь промокший, торчал невдалеке от входа в «Три селёдки» и конечно обрадовался, увидав юношу:

- А я вас жду, жду… Вы чего так долго?

- Цикорий пил, и был он в заведении неплох, неплох настолько, что выпил я две чашки кряду.

- О, цикорий, - уважительно произнёс доносчик. И тут же продолжил, но уже с сомнением. – У вас, у богатых столичных жителей, конечно, свои причуды. Цикорий, там поди одна чашка стоит как целая бутылка самогона из тростника.

- Напиток тот, признаюсь – да, цены не малой. – Соглашается

шиноби.

- Послушайте, господин убийца, - начинает Левитан, - а ведь мы с вами так и не поговорили… Ну, о наших делах… Этот тупой шлимазл, кинулся на меня с кулаками… Да, вы же всё видели… Придумал повод, чтобы вытрясти из меня денег… А мы с вами так и не посидели, так и не обсудили главного.

- О яйцеклетках госпожи Стульчак вы снова речь ведете? – Уточняет

Свиньин и наконец начинает движение, после чего и его спутники и Левитан и тот шпик, что торчал возле забора, тоже трогаются в путь.

- Да, нет… - С некоторым лирическим сожалением доносчик машет

рукой, - Ксения, козлолоси улучшенной породы это так… Мечты… Я

про тетрадь… Помните, я вам рассказывал? Ну, что у меня друг есть

один… Гнида редкостная. И вот у него…

- Я помню-помню, вы кажется его пытать хотели.

- Точно, хотел… - Левитан улыбается мечтательно. – Хотел… Ну, так

что мы решили? Вернее, что вы решили? Будем у него тетрадь отбирать?

- Ну, хорошо, давайте всё обсудим, - предлагает юноша. – Но я пока не вижу оснований, чтобы тетрадь ту отнимать… Насильно.

- Ну, а как ещё, он её хранит пуще денег, прячет её, - тут доносчик трясёт шляпой, с которой летят капали. – Не-ет, нет… Он просто так её не отдаст. Говорю же, он редкостная гнида… И к тому же абьюзер.

Шиноби косится на собеседника, не ожидал он от умудрённого и весьма потрёпанного жизнью человека, услышать термин, что более присущ феминисткам или пытмаркам. И Левитан правильно истолковал его взгляд:

- Господин убийца… - Начал он с убеждением. – Вы уж не думайте, что я какой-то там… Я всё понимаю, но он настоящий долбаный козлолось… С такими же закидонами и рогами. Сколько лет с ним дружу, а он всё время меня притесняет и угнетает? Всё время надо мной доминирует, мразь… Бен зона (сын шлюхи)…Подлец… Ну, так что? Пойдём к этому ублюдку?

- Скажу вам честно, я заинтригован. – Сообщает своему спутнику шиноби. Раз уж день сегодня выдался у него свободный, он решает, как следует нагрузить «своё» наружное наблюдение. Пусть потаскаются по городу как следует, пусть потом посидят за рапортами до ночи, пусть аналитики из шабака ломают головы над его странными маршрутами и его удивительными контактами. Тем более, что впереди у шиноби намечались дела и встречи, о которых контрразведке знать было ну никак нельзя. Поэтому нужно было уже сегодня перегрузить шабак информацией, требующей кропотливого анализа и серьёзных проверок. И он решает согласиться с предложением доносчика. - На друга вашего уже взглянуть охота, чтоб убедиться в вашей правоте, а также в тех эпитетах нелестных, что вы ему так щедро отгрузили.

- Вы серьёзно? – Не верит Левитан. Он явно обрадовался такому повороту событий. – Пойдёмте, тут не очень далеко, хотя живёт он на краю города, но я знаю короткую дорогу. – И указав рукой в сторону большого тракта доносчик добавил. – Нам туда.

- Тянуть не будем - в путь, - Согласился юноша.

- Послушайте синоби… - Начал Левитан без всяких предисловий переходя к делу. – Вы спрячетесь, там есть где спрятаться, тростник же везде, там болото рядом, почти до его дома доходит, а я пойду к нему, сяду с ним пить, как стемнеет, он запалит лампу, а как он пойдёт в сортир, так сразу маякну вам лампой в окно пару раз туда-сюда, значит дело пошло и вам нужно скорее подойти к двери, а я вам дверь- то и отворю… - Тут Левитан стал улыбаться. Видимо представлял вожделенную им картину. – Он то-о-лько из сортира… А вы его ножичком своим вот так вот – р-раз-з… Без предупреждения… И ещё р-раззз…

В том как уверенно всё это расписывал доносчик, как он был пошагово-последователен, чувствовалась серьёзная продуманность и многократное осмысление будущей операции. Но заметив неодобрительный взгляд юноши, соискатель яйцеклеток светских львиц, внёс в свой план необходимые правки:

- Нет, ну я всё понимаю, не до смерти, конечно, не до смерти, и чтобы кровищей там всё не залить… Аккуратненько его резануть… Это я предлагаю так, для острастки, для начала разговора… - И тут же он добавляет. – Но сделать это необходимо, так как он очень опасен.

- И чем опасен этот человек? – Сразу заинтересовался молодой шиноби. Он, как истинный представитель своей профессии, как говорится, по долгу службы, знал, что никакими предупреждениями пренебрегать нельзя, и, если тебе, кто-то сообщает о какой-то опасности, нужно как можно подробнее выяснить в чём она состоит. – Он из бандитов? Или из военных, а может он из органов каких-то?

- Да, не знаю я, - честно признался Левитан. – Говорю же, про него толком ничего не известно… Он не наш, не кобринский. Он тут появился лет пять назад. Как он добывает деньги, чем занимается, дом у него на болоте, зачем ему хороший дом у болота? Но он там живёт, не боится… Одно слово, мутный типок. Я даже по своим каналам пытался про него что-то выяснить, так мне ещё старший… В общем отругал: чего, говорит, лезешь куда не надо? Не суй свой нос, а то допрыгаешься.

Да, эта информация подтолкнула юношу к размышлениям, и

первое, что пришло ему на ум, так это то, что план с лёгкими порезами обладателя тетрадей никуда не годится. И поэтому он сразу предупредил Левитана:

- План ваш не плох, и кажется продуман: с умом пуская в дело вакидзаси, приятнее идти к заветной цели, но в этом случае, - тут шиноби погрозил кому-то невидимому пальцем, - прибегнуть лучше, к слову. Нам вежливость и логика помогут, не раз они уже мне помогали. Начнём с общения, а там уж будет видно.

- С общения? - Кажется, Левитан немного расстроился. – Просто будем с ним болтать? – И потом нехотя согласился. - Ну, ладно, давайте начнём с разговоров, потрындеть - это он любит…

- Как звать его, как лучше обращаться, к такому непростому человеку? – сразу после этого согласия поинтересовался шиноби.

- Знаете, убийца, - тут Левитан сдвинул шляпу и в задумчивости почесал лоб. – А вот хрен его знает, как по-настоящему его зовут.

- И как же это понимать?

- Да, вот так же… Некоторые, соседи всякие, почтальон, опять же, зовут его Аарон Моисеевич, но так зовут его только за глаза. Помню ещё, мутные людишки одни… Звали его по фамилии Моргенштерн. Сам он себя требует величать Фридрихом. Или Фрицем… Чаще Фрицем. Ага… - Тут доносчик смеётся. – Возомнил о себе: Фридрих он, видите ли… Ну, а я своровал у него письмо от его мамашки, валялось там, в прихожей… Пока он ходил по нужде… Так вот фамилия его мамашки оказалась Захаренко. Вот и думайте, теперь, как его называть? – Закончил рассказ доносчик.

- И значит… - Подвёл итог молодой человек. – Фриц Моисеевич Моргенштерн-Захаренко. Тут и прибавить нечего. И без того понятно, что личность колоритная выходит.

- Да уж, колоритная, колоритная… - Соглашается доносчик. - Вот как

Увидите, так сразу сами всё поймете.

- Мой друг, а долго нам ещё идти?

- Да, нет… Вот эта улица… Вон она уже кончается, а там налево и болото пойдёт. По бережку пройдёмся немного и будет его дом. – Поясняет Левитан.

Шиноби бросает украдкой взгляд назад и конечно же замечает человека, что так и плетётся за ними, делая вид, что прогуливается.

Глава 8

Странное это было местечко… Болото, вот оно, прямо за домом начинается, пучки тростника, и всякая другая болотная флора, ивы, берёзы, усеянные трутовиком и паутинами. В это место, северный ветер, непременно должен доносить затхлые и мёртвые запахи хлябей. А ещё ядовитые миазмы… Тем не менее, среди утлых и самых бедных лачуг, коим от Господа тут положено было находиться, возвышался в этом месте приличный, и не маленький каменный дом. С мощной дверью и очень крепкими ставнями на окнах. А ещё, тут пахло печным дымом. Кажется, хозяин от вечной сырости спасался, как и положено, теплом. Шиноби остановился, чтобы осмотреть местность. Тут почти не было людей. Одна баба, пока они шли к дому, глазела на них в щели забора. Ещё пара детей, выбежали на улицу, тоже глядели на пришедших… И всё…Хотя люди тут жили. Юноша сразу отметил кучи золы и мусора у самого края болота. А потом шёл тростник вперемешку с камышом, и начинались заросли сразу за домом. А ещё… До дома шла дорога, но она не обрывалась у порога, а заворачивала за угол здания. Ратибор приподнял подбородок и принюхался. Он не смог разобраться с запахами. Дым… Болото… Гниль… И что-то ещё… Не смог понять что. И это ему не нравилось. Нет, нет… Местечко было не просто странным, местечко было… Нехорошим. Юноша был в этом уверен. Он обернулся назад. Шпик был тут, невдалеке. Он делал вид, что рассматривает что-то возле одной из лачуг, хоть как-то смягчая пустоту улицы.

- Ну, так что, идём? – Интересуется доносчик. Он и сам, видно, чувствовал себя не очень комфортно.

- Идём, конечно, - отвечает ему шиноби отметив для себя, что тут нужно быть максимально внимательным. – Ведь не зря же, через весь город, мы сюда тащились.

- Но вы имейте ввиду, он очень опасный человек. – Предупредил

юношу спутник.

- Опасный он? Насколько же опасен? – Интересуется тот.

- Он призёр Лужской области по кёрлингу. Он всегда начеку, и швабра у него всегда под рукой.

- Угу, угу, и швабра под рукой, - констатирует шиноби. Тем не менее это не сильно его пугает.

- Он ею бил меня.

- Уже хочу взглянуть на чемпиона. – Говорит Свиньин уверенно. Он хотел, чтобы уверенность передалась и Левитану.

- Значит вдвоём идём, ну как хотите, - вздохнул доносчик и пошёл к дому. Шиноби шёл за ним, внимательно оглядывая здание, и едва они подошли к двери, едва Левитан встал на ступеньку перед дверью, и поднял руку, чтобы постучать, как в верхней части двери открылось небольшое окошечко и оттуда, донёсся резкий, как удар хлыста окрик:

- Хальт!

- А-а… - В ответ заорал доносчик и судорожно отдёрнул от двери руку. – Господи, Фридрих! Шалом тебе! Зачем ты так пугаешь

людей? Ты что, не видишь? Это я, Лютик!

- Это я вижу! – Орёт из окошка хозяин дома. – Думмис швайн (

тупая свинья). А зачем с тобой этот унтерменьш (недочеловек)?

Задумал меня прирезать, дас фи (скотина) ?

- Это не унтерменьш, он вообще может быть даже и не гой, - стал объяснять хозяину дома Левитан. – Это господин убийца, он посланником к нашей мамаше прибыл от дома Гурвицев, его Фурдон за убийства задерживал, а потом всё равно отпустил. Он уважаемый человек.

И тогда в окошке в двери появился глаз, он глядел на юношу несколько секунд, а потом исчез, и из окошка снова донеслось резкое как удар хлыста требование:

- Аусвайс (удостоверение)!

Пару секунд юноша раздумывал, но потом всё-таки согласился с требованием, полез во внутренний карман армяка и достал оттуда верительную грамоту, сделал шаг на крыльцо и просунул её в окошко. Бумаги тут же исчезли за дверью, а потом повисла тишина. Шиноби и доносчик стали ждать. Юноша снова взглянул на шпика, что топтался у кучи золы, потом поглядел на небо, из которого сменив морось стали падать капли лёгкого дождя. И после ещё пришлось ему подождать, пока, наконец, верительная грамота не была ему из-за двери возвращена. И возвращена она была с вопросом в окошко:

- А зачем же я вам понадобился, господин Свиньин?

- Да это я его… - Начал было Левитан, но очередной окрик его остановил:

- Швайген! (Молчать). Пусть говорит посланник. – При этом в окошке снова появился внимательный и не очень-то добрый глаз хозяина дома.

Тут шиноби понял, что пришло его время и заговорил:

- Фриц Моисеевич, знакомый общий наш, - тут юноша указал рукой на Левитана, - благодаря которому мы вдруг свели знакомство, мне рассказал историю одну. Про некие секретные тетради, что вам, удача выпала, хранить. И я, узнав про эту вашу тайну, хотел…

Ратибор не успел договорить, так как засов на двери лязгнул, и после крепкая дверь раскрылась. И на пороге появился не совсем обычный человек, и с жестом вежливости он произнёс:

- Заходите, посланник. – И взглянув на Левитана человек добавляет со снисхождением, что больше напоминает презрение. – Ты тоже заходи.

Юноша, как вошёл - остановился. Первым делом, как и положено шиноби он стал оценивать опасность помещения и людей в нём находящихся. И что касается хозяина дома… Ну, этот господин привёл молодого человека в некоторое замешательство, так как в его таблице опасности, этому человеческому типу… Просто не нашлось своего места. Личность это была, безусловно, уникальная. Во-первых, он носил деревянные башмаки из какой-то светлой породы дерева. Хотя с его, отнюдь не мощными икрами, подобная обувь выглядела несколько гротескно. Длинные нитяные и свободные носки, при этом добавляли ногам Фридриха Моисеевича определённого шарма, а над носками в районе колен, начинались кожаные шорты из тех, к которым пришиваются такие же кожаные, широкие лямки-подтяжки. Шорты с подтяжками были надеты на голое тело. Этот залихватский, как выражались пытмарки, лук, довершала небольшая, почти кокетливая шляпка с пером какой-то птицы. А в руках он сжимал очень, очень неприятный на вид, гибкий и увесистый стек для верховой езды.

В общем, не найдя для подобного типа сапиенсов классификации, шиноби пришлось найти своё название:

«Какой-то этно-увлечённый псих, помешанный на чём-то на германском. Угрозы видимой… Пока не представляет, но кто там знает, что в башке его сложиться может в каждую минуту».

Только потом молодой человек стал оглядывать помещение. Перед ним была большая комната, нечто среднее между прихожей, кухней и столовой. В комнате были две двери, одна дверь, скорее всего, в уборную, другая… Другая в спальню. Тут же была печь, а возле неё и упоминаемая Левитаном швабра. Крепкий, надёжный инструмент. Вполне пригодный для избиения кого-либо. А на печи в большой кастрюле варилось что-то мясное, судя по ароматам - вкусное. Возле печи на полу стояло блюдце. Кажется, хозяин имел кошку, хотя запаха этого животного в доме не чувствовалось. Тут же был стол, добротный, с добротными стульями. Но больше всего в этой комнате юношу удивил висевший на стене… Портрет. На нём был изображён человек с выбритыми висками, в пенсне, с маленькими усиками и в великолепном чёрном мундире. И было в лице изброжённого человека что-то настолько знакомое и демоническое, что юноша даже немного растерялся:

«Так это же…».

- Это не Гитлер, - предвосхитил его догадку Левитан.

- Нет? – Продолжал удивляться шиноби, хотя некоторое сходство двух лиц он для себя отмечает.

- Нет, - беззаботно махнул рукой доносчик, - Гитлер не носил пенсне. – Изображения Гитлера на стену вешать нельзя, это преступление, за такое можно и на костёр угодить, это совсем другой человек, это Гиммлер. Генрих, кажется, - он глядит на хозяина дома, -да Фриц?

- Да, - коротко отвечает тот. И продолжает, указывая на стулья возле стола,- господин посланник, прошу садиться.

Юноша снимает свою шляпу, но не снимает очки, кланяется хозяину, проходит к столу и садится на один из стульев. Доносчика никто не приглашал, но он тоже садится рядом с юношей.

- У меня варится змея, - начал Фриц Моисеевич, указывая на кастрюлю, - уже почти готова, осталось только закинуть укроп и посолить, змея свежайшая. Ещё два часа назад жрала кальмаров в болоте. Мне её охотник только что принёс. Господин посланник, не желаете ли?

В общем-то Свиньин мог бы уже и поесть, завтрак у него был довольно лёгкий, из-за нелёгких цен в купеческой столовой, что находилась в поместье. Но принимать пищу без явной необходимости, в незнакомом месте, которое он считал небезопасным, было против правил шиноби, и молодой человек ответил на предложение, прикладывая руку к груди и как бы извиняясь:

- Я завтракал совсем, совсем недавно, и только что цикория испил, в одном из местных заведений тихих, от жадности две чашки выпил кряду. Ну, а теперь, прошу меня простить, мне даже слушать о еде не просто.

- Понимаю, - коротко согласился хозяин дома и в знак понимания кивнул своим пером на шляпе.

- А я бы так съел бы немного змеи, - заметил доносчик как бы между прочим. И добавил. – Пару кусочков…

На это его заявление последовал ответ, который шиноби посчитал… Не совсем адекватным. Господин Моргенштерн яростно выпучил на Левитана глаза, угрожающе сжал свой стек и заорал:

- Швайген! (молчать)

Гости сразу притихли. Оба. А хозяин, буравя взглядом доносчика, продолжал всё в том же тоне и всё с тем же выражением на лице:

- Ауфштейн, швайн! (встать, свинья)

Левитан беспрекословно встал и замер, вытянувшись. И тогда Моргенштерн рявкнул снова:

- Зитцен! (сидеть)

Левитан тут же сел.

- Ауфштейн! – Продолжает радушный хозяин.

Доносчик снова выполняет приказ.

- Зитцен! Ауфштейн! Зитцен! – Три раза повторяется это действо. И только после того, как доносчик садится в третий раз на свой стул, господин Моргенштерн говорит уже тоном более мягким: - Лютик, без разрешения рта не раскрывать! Хаст ду ферштадн? (ты меня понял?)

- Так точно! – Зачем-то по-военному отвечал доносчик. Удовлетворившись этим обещанием, хозяин дома продолжает уже обращаясь к Свиньину:

- Господин посланник, вы уж не считайте меня каким-то грубияном, или хамом, или садистом, просто у нас тут, скажем так… Свои традиции… Понимаете? Дело в том, что эта инфузория, на меня семь доносов в инквизицию уже накатала…

- Ну, Фриц… Ну, что ты начинаешь… - Начал было Левитан, но Фриц звонко щёлкнул стеком по столу:

- Швайген! – И после продолжил как ни в чём не бывало, обращаясь уже к юноше. – Как не прискорбно это сознавать, но отвратительная и пошлая поговорка: от шаббата до шаббата, брат натягивает брата, как никогда актуальна в наше время. Понимаете? У современного общества нет стержня, нет точки единения… Каждый сам за себя, каждый благородный человек копошится в окрестных болотах как может, как умеет, а всякий раввин, пытается создать своё собственное учение, завести собственных учеников, соорудив в каждой отдельной взятой синагоге, по сути, собственную секту… - Фридрих Моисеевич с сожалением замолкает на секунду, и потом продолжает. – Всё рухнуло, понимаете? Всё рухнуло как раз в тот момент, когда сионизм оказался обществу не нужен. Да, молодой человек, сионизм давно мёртв… И вот это вот брюхоногое, вот это вот, - он для убедительности указывает стеком на Левитана, - самое яркое тому подтверждение. Вот и скажите, господа хорошие… Нужна ли современному обществу благородных людей какая-либо объединительная сила?

«Яркое подтверждение краха сионизма» вслухчто-либо произносить не осмелилось, так как ему было запрещено, и оно только покосилось на Свиньина: ну, что вы на сей счёт думаете?

Но и юноша не нашёлся, что сразу ответить, так как был достаточно далёк от объединительных аспектов общей теории сионизма. И пока он обдумывал ответ…

- Ладно, - говорит Фриц Моисеевич и устало машет стеком, - не мучайтесь, господин посланник. После идёт к кухонному комоду, и поясняет, - мне нужно выпить, так как очень расстраиваюсь, когда думаю о современном обществе, - он оборачивается на Свиньина, рассматривает несколько секунд и продолжает, - водки вам, по молодости лет, предлагать не буду, пива не держу - ибо баловство, грибов не варю, они разрушают мозг, так что могу вам предложить

воды. Чистой.

Но Ратибор всё ещё не готов, что-либо употреблять в этом доме, так как не доверяет ни хозяину, ни доносчику, что его сюда привёл и поэтому отказывается:

- Благодарю вас, нет нужды. Воды вокруг и так в избытке.

- Ну, как знаете, - Фриц Моисеевич достаёт из комода наполовину пустую бутылку водки без каких-либо этикеток, и одну большую рюмку на ножке. Ставит их на стол, садится и не снимая своей шляпы, наливает в рюмку водки, и лишь взяв в её в руку, вспоминает про доносчика, Моргенштерн глядя на Левитана улыбается улыбкой хладнокровного мучителя и спрашивает:

- Что, швайн? Хочется шнапса? Да?

И тут доносчик, гордо вскинув подбородок, почти с вызовом бросает ему в ответ дерзкое:

- Обойдусь.

И вот тут шиноби уже глядит на него… Ну, что тут сказать… С удивлением смотрит юноша на Левитана. Никак не ожидал молодой человек, что этот потрёпанный господин и большой любитель халявной выпивки, с такой твёрдостью откажется от спиртного.

Глава 9

- А-ха-ха… Вы, я вижу, тоже удивлены, господин Свиньин? - Смеётся Фриц и залпом выливает в себя самогон. А потом, поставив рюмку на стол, не закусывая, и не занюхивая, не делая пауз, так как ему это было не нужно, спокойно продолжает. – Засекайте время, посланник, мне самому интересно сколько это жадное шимпанзе продержится против дармовой выпивки? Сейчас на наших глазах развернётся схватка недели: бездушный яд против склонного к алкоголизу примата! Кто сильнее?

- Ну, хватит, Фриц… - Морщится Левитан. – Это какое-то ребячество. А мы пришли сюда по делу, думаешь у господина убийцы нет больше дел, как выслушивать твои дебильные шуточки?

- Ну, если ты настаиваешь… Лютик… - Холодно соглашается хозяин дома. И потом обращается уже к шиноби. – Так вы хотите приобрести тетради, господин посланник?

- Давайте дело сразу проясним, - начал юноша, сделав предостерегающий жест при помощи открытой ладони: стоп, не будем торопиться.– Пока, что речь идёт не о покупке. И если мой нечаянный визит, вас натолкнул на мысль о быстрой сделке, я сразу извиненья приношу. – Шиноби встаёт….

И тут же Моргенштерн рявкает по своему обычаю:

- Зитцен!

Вот только юноша совсем не был похож на Левитана, и запросто подчиняться окрикам не собирался. В холодном взгляде молодого человека так и читалось: вы ещё стеком по столу хлопните для наглядности. И тогда Фриц Моисеевич сразу меняет тон:

- Посланник, да сядьте вы, сядьте! Чего вы вскочили? Я просто спросил?! Может вы и вправду хотели купить эти тетради. Я же не знаю, что это пугало огородное вам там наплело про них.

Только после этого Свиньин садится. И начинает:

- В беспечном настроении недавно, мы с Левитаном вечер коротали, и он тогда, скорее, смеха ради, историю одну мне рассказал: мол, есть здесь в городе особенная личность…

- Это я что ли? – Догадался Моргенштерн.

Юноша кивает и продолжает:

- Откуда взялся вдруг, никто не знает, дом на болоте, сам же очень скромен, с соседями не знается почти. Не местный, но откуда взялся, где жил до этого и занимался чем, вам вряд ли кто-нибудь возьмётся рассказать. А власти вместе с ним хранят его секреты…

Тут Фриц Моисеевич глядит на доносчика очень и очень нехорошим взглядом и говорит ему весьма недружелюбно:

- Ты, Лютик, доболтаешься. – Он ещё и пальцем ему грозит. –

Доболтаешься, тебе говорю…

- А чего? – Искренне удивляется Левитан. – А что такое-то?

- Вот когда-нибудь вырвут тебе твой поганый язык, причём вырвут вместе с гортанью и пищеводом. – Продолжает хозяин дома.

- Да за что, Фриц? Ну, объясни! – Продолжает удивляться доносчик.

Но Фриц ничего ему объяснять не собирается, а снова берётся за

бутылку и наливает себе, а налив, поднимает глаза на своего собутыльника:

- Тебе налить?

- М-м, - с уважением мычит Моргенштерн. И добавляет, качая головой и изображая удивление. – Стальная воля в действии. Ну-ну… - После он выпивает свою водку и снова обращается к юноше.

- В общем, этот шлимазл наболтал вам про меня всякого, и что-то приплёл про тетради?

- Да, и признаться, так их расписал, что пробудил во мне к знакомству интерес, с тетрадями и с их владельцем также.

- Значит интерес пробудил? – С сомнением говорит Моргенштерн. И юноша начинает думать, что вот сейчас этот очень непростой человек и начнёт какой-то ловкий торг, или потребует каких-то обещаний, гарантий, или что-то в этом роде, и хозяин дома, внимательно глядя на шиноби, говорит:

- По возрасту вашему, понятно, что университетов вы не кончали?

Свиньин мог, конечно, рассказать ему, что любой шиноби за десять лет своего обучений знакомится с десятками самых разнообразных дисциплин, это, не считая дисциплин боевых и нескольких физических практик. Причём соискатель звания знакомится с дисциплинами на вполне себе академическом уровне. Но хвастовство юный шиноби, считал недостойными своего

Звания, поэтому лишь сказал:

- Мне не представилась подобная возможность.

- Хотя там и с университетским образованием не понять. – Начал

объяснять Фриц Моисеевич. – Там, в тетрадях этих, гуманитарным губошлёпам не разобраться, там… Понимаете, я и сам учёный, я экономист-кабалист, а там нужен биохимик-технолог, чтобы понять. Настоящий. Ну, не теоретик, конечно, а инженер-прикладник, чтобы без дураков.

Шиноби кивал ему при этом: понимаю, понимаю… Но молодому человеку казалось, что его первое предположение о торге было правильным. Кажется сейчас поведение Фрица Моисеевича становилась похоже… На отговорки, или на уклонение от реального разговора. Дескать да какой смысл, интерес у тебя, конечно, пробудился, но ты всё равно в них ничего не разберёшь…

В общем, дело как раз подошло к тому моменту, который и определял суть всего этого визита, и суть была такова: есть тетради – так показывайте, нет тетрадей или не хотите их показать – тогда, как принято в вашем доме, «оуф фидерзейн майне шёне кёнигин». И шиноби тогда говорит Моргенштерну ласково, вкладывая в слова всё своё юное обаяние:

- Ваш дом комфортен, общество приятно. Сидеть бы тут, в уютной

обстановке, на Гиммлера прекрасного глазеть, вести беседы… Вдыхать змеи варёной аромат, я мог бы целый день… И даже целый вечер. Но злоупотреблять гостеприимством, пожалуй, наивысшая бестактность, и посему, я должен возвратиться к причине, что сюда нас привела… А именно к загадочным тетрадям. – Тут шиноби заискивающе улыбнулся Фрицу Моисеевичу и продолжал вкрадчиво. – И попросить вас, мой радушный друг…Коль сыщется подобная возможность, на них взглянуть, хотя бы мимолётно. Моргенштерн после подобной подачи пожелания, после приятной интонации гостя, был немного… Озадачен. Он несколько секунд сидел, смотрел на молодого человека и хлопал глазами, а потом вдруг и говорит, пожимая плечами:

- Ну-у, а что… Ладно. Покажу. – Но кажется он всё ещё думает, и вставать со стула не торопится.

Но юноша не спешил радоваться, тетрадей он ещё не видел, и

продолжая улыбаться, добавляет:

- Спасибо вам, радушный наш хозяин, я буду вам премного благодарен.

И уже только после этого, отказаться или как-то оттягиватьдело Моргенштерну было неудобно. И он поднимается со стула. Но прежде, чем уйти, зачем-то берёт со стола бутылку водки со словами…

- А то это членистоногое непременно приложится, - он кивает на Левитана. Потом стуча своими деревянными башмаками, хозяин дома подходит к печи, снимает с огня кастрюлю с варевом, а потом, под удивлённым взглядом молодого человека, наливает в стоящее на полу блюдце из бутылки… Водки. Наливает, не жалея напитка, наполняет посуду почти до краёв.

«Такое даже и представить трудно, неужто в этом доме пьющий

кот?»

После чего, неожиданно и весело подмигнув юноше, Моргенштерн пошёл к одной из дверей, так и не поставив бутылки с водкой на стол. Он достал из карманов шорт связку ключей, отпер дверь, ведущую в тёмную комнату, и заверил остававшихся за столом гостей:

- Я скоро.

И закрыл дверь за собой. Закрыл на ключ, чтобы «кто-то» не вздумал заскочить за ним следом:

- Ну, - назидательно и зло говорит Левитан. – Теперь-то вы поняли какая это вонючая тварь!?

- Ну, человек он, в общем, не обычный. – Мягко соглашается с ним молодой человек.

- Не обычный, - продолжает доносчик всё так же зло. – Вот говорил же вам, говорил… Ну полосните вы его своим ножом… По ляжкам его, по ляжкам… Нож ведь у вас острый? – Сам же Левитан при этом встаёт из-за стола и идёт к плите… Свиньин следит за ним и у юноши округляются глаза, так как доносчик вдруг… Становится перед блюдцем на колени, и даже, как иной раз говорят, на четыре точки, и начинает с естественным для такого процесса шумно высасывать из посуды водку. Он делает таким образом глоток и останавливается, чтобы перевести дух, при том заявляет:

- Ах, как я ненавижу этого подонка. Бен зона! Вот зря вы его не хотите ножом полоснуть, видите, что он вытворяет? У меня от обиды сердце, - но стучит себя ладонью по груди. – рвётся, ах как этот садист меня притесняет!

После этих горячих слов доносчик снова наклоняется к блюдцу и начинает с шумом тянуть из него водку. Опешив, поначалу, молодой человек тут уже как-то приходит в себя и рекомендует своему спутнику:

- Вам будет легче, полагаю, когда посуду в руки вы возьмете.

Тут Левитан отрывается от блюдца, нехорошим взглядом смотрит

на шиноби и выдохнув водочный дух, отвечает ему с обидой:

- Умный вы, да? Умный? Идите - попробуйте возьмите посуду в руки!

Или я бы сам до этого не догадался? – И после он почти выкрикивает. – Этот подонок, азазелев потрох, блюдце-то, приклеил. Я как-то попытался предыдущее оторвать, так оно лопнуло и всё вытекло на пол! Думаете с пола пить удобнее будет? – Левитан снова наклоняется над посудой, но шиноби успевает расслышать негромкое:

- Сидит, умная Маша, советы даёт!

Больше Свиньин советов доносчику на эту тему не давал. А

Левитан, поднялся, наконец, с колен, и вернулся на свой стул, был он подавлен и тих. И в комнате, между знакомыми, повисла некоторая неловкость. Но тут, наконец, дверь в комнату открылась и на пороге появился хозяин дома. Он по-прежнему был с бутылкой, но ещё и с кипой толстых тетрадей. Заперев дверь на ключ, Фридрих Моисеевич взглянул, первым делом, на доносчика и что-то нужное подметив в нём, широко улыбнулся. А затем, подойдя к блюдцу и заглянув в него, прокомментировал удовлетворённо:

- О, швайне очень либен шнапс! И шнапс, как и всегда, побеждает глупых швайне!

Шиноби покосился на своего спутника, думая, как тот отреагирует на подобную колкость, но доносчик сидел на удивление спокойно, его лицо выражало оскорблённое благородство, а гордый взгляд был устремлён в район кастрюли с варёной змеёй.

А Моргенштерн тем временем вернулся за стол, сел и выложил перед молодым человеком тетради. Три толстых тетради, по виду которых можно было сказать следующее: они длительное время

использовались кем-то.

- Прошу вас, посланник. – Произнёс хозяин дома сопроводив свои слова широким жестом. – Ознакомьтесь.

Свиньина не нужно было уговаривать, он хоть и расслышал едва различимые нотки ехидства в голосе Фридриха Моисеевича, дескать: ну-ну, читай, а мы посмотрим, неуч, что ты там сможешь вычитать, взял первую же тетрадь, раскрыл её и сразу прочёл:

«После отделения сырья от посторонних фракций, необходимо экстрактировать полученный материал до коэффициента 0.7, отделив от вещества излишнюю влагу. Для того нам необходима уже упоминавшаяся ранее центрифуга Т-9. Соотношения указаны в таблице номер сорок один».

После этого начиналась таблица, а потом шёл технологический эскиз на весь оставшийся лист. В той таблице указывались количества вещества в граммах, и время работы центрифуги «на оборотах «единица».

Он пропустил таблицу и стал листать тетрадь дальше. Но и там он не встретил ничего такого, что хоть как-то прояснило бы ему о чём тут вообще идёт речь. И тогда он взял следующую тетрадь, стал листать её. Иногда останавливаясь, чтобы что- то прочитать. Левитан сидел с ним рядом, заглядывал через руку, и даже пытался что-то читать из написанного, пыжился, хмурил брови. Но, судя по всему, как и юноша мало что понимал в этом умном тексте с диаграммами и таблицами. А вот Моргенштерн смотря на них обоих улыбался. Он-то прекрасно видел, что ничего из прочитанного визитёры понять не в состоянии. А шиноби не обращая внимания ни на одного, ни на другого, долистал тетрадь до конца. Загадочные диаграммы, формулы, сдобренные пояснительными кусками текста, ничего, за что мог «зацепится»

глаз. И кивнул хозяину дома с благодарностью.

В принципе третью тетрадь… Можно было и не смотреть, но молодой человек, уж если что-то начинал делать, на средине или на трети останавливаться не привык, и он всё-таки взял в руки и её. И тут же понял, что теперь у него в руках была последняя тетрадь из трёх, потому что в конце её сохранилось несколько чистых, хотя и пожелтевшихлистов. А последний абзац был таков: «Полученный продукт хранить в прохладном, темном месте без доступа кислорода (в герметичной посуде). Применять не более, чем через двадцать четыре часа после изготовления».

Глава 10

Моргенштерн продолжал смотреть на него с той же победной миной: ну, я же говорил тебе, дурачок, а ты не верил. Но это ничуть не трогало юношу. Теперь он понимал, что рассказы про тетради не враньё и не попытка его заманить в какое-то хитрое предприятие. Тетради были подлинным руководством для какого-то производства. А написаны от руки… Скорее всего потому, что кто-то умный решил скопировать важный техпроцесс, не делая из этого огласки. Писал всё это, возможно, по памяти и втихаря. Но у юноши, после ознакомления, сразу появились вопросы к обладателю тетрадей, и он произнёс:

- А не могли бы вы, мой друг гостеприимный, поведать мне откуда эта мудрость? Иль чья рука всё это записала?

И тут, как-то даже неожиданно, весёлое и снисходительное благодушие хозяина дома в одну секунду испарилось, его взгляд стал серьёзен, а потом он и ответил:

- Я не знаю, кто всё это записал, а тетради я нашёл.

Причём он не стал уточнять, где и при каких обстоятельствах это произошло. И поняв всю серьёзность Моргенштерна, юноша не стал задавать следующих вопросов. И сказал с вежливой улыбкой.

- Ну что ж, я видел то, зачем сюда явился, теперь мне нужно время всё обдумать.

- А чего там обдумывать? - без всякого энтузиазма заявляет Фридрих Моисеевич. – Тут, думай не думай, а если у вас нет хорошего специалиста, так и думать особо не о чем. Пока кто-то не растолкует про что это всё, - он стучит пальцем по тетрадям, - ни о чем можно и не думать. А нормальных учёных в Кобринском нет, это факт. Вернее, они есть, но все они сидят на цепях в подвалах у мамы, и вряд ли кто-то из них увидит дневной свет, когда-нибудь.

- А может быть, тетради эти, удастся показать в других местах, - предложил Свиньин. В общем-то он был согласен с хозяином дома. Но искал какой-то выход. – Уверен я, что в городах больших, специалиста отыскать возможно. Вы думали когда-нибудь об этом?

- Думал, - заявляете Фридрих Моисеевич. И повторяет, чуть сдвинув шляпу на затылок и почёсывая лоб. – Думал. А ещё я думал, что если тетради эти окажутся тем… Ну… Имеют ту ценность на которою я рассчитываю, то в том большом городе, куда я сними приеду… Я просто исчезну.

Теперь шиноби молчит. А что тут можно сказать? В словах Моргенштерна безусловно есть смысл, есть понимание ситуации. Одинокий человек, не являющийся членом какого-либо сплочённого городского коллектива, и при этом обременённый значимыми ценностями, в городе долго не продержится. Скорее всего он исчезнет раз и навсегда в районе какого-нибудь распределителя городской клоаки. И можно, конечно, сказать Моргенштерну: да не нужно волноваться, я обеспечу вам безопасность. Всё будет хорошо, и вы получите кучу денег, если согласитесь прихватить тетради и поехать со мной. Вот только Моргенштерн скорее всего понимал, что именно эти фразы про гарантии, про полную безопасность и главное про скорое богатство слышали те самые люди, чьими телами потом забиваются стоки городской канализации. А тут, в Кобринском, под крылышком у службы безопасности мамаши Эндельман, за крепкой дверь и не менее крепкими ставнями, этот странный человек мог чувствовать себя в относительной безопасности.

- Возможно правы вы, - соглашается юноша и встаёт. – Теперь же мне пора. Пойду, но за посольскими делами, я о тетрадях забывать не буду. – Свиньин поклонился и надел свою шляпу.

- Ну-ну, - напутствовал его Моргенштерн. – Думайте, думайте, может придумаете что-нибудь. – И увидав, что и Левитан встаёт со своего места, он говорит ему. – А ты, парнокопытное, что, тоже что ли уходишь?

- А что мне тут делать? – Пробурчал доносчик. Но как-то без особой уверенности в голосе.

И тогда Моргенштерн взял со стола бутылку водки за горлышко и потряс её, явно показывая собеседнику: ну, гляди. Видишь, что у меня есть? Видишь? И в ёмкости от этой тряски жидкость начала весело плескаться, чем сильно смутила и без того не очень-то решительного доносчика. А к этому хозяин дома ещё и бросил в виде последнего козыря:

- И змея у меня уже сварилась.

И тогда Левитан произнёс твёрдо:

- Имей ввиду, из блюдца я больше лакать не буду, я тебе не кот

какой-нибудь облезлый.

- Не будешь, не будешь, - сразу согласился Моргенштерн, но улыбался он при этом весьма зловеще и добавлял. – Какой-же ты кот, ты совсем не кот. Вообще не кот и не облезлый даже.

После этого, доносчик глядит на юношу и сообщает ему:

- Я, наверное, тут останусь, видите, друг просит посидеть, поговорить хочет. А я его в одиночестве оставить не могу.

- Да, он останется, этому стафилококку нужно набраться новых,

острых ощущений, - поддержал Левитана хозяин дома, - а то у нас

на новый, на восьмой донос всё никак вдохновения не набирается.

И шиноби оглядывает их обоих и кивает:

- Как интересно, я давненько не встречал, таких, воистину, высоких отношений.

***

Дождя на улице не было, закончился на какое-то время, а вот шпик никуда не делся. Бродил, одинокий, по берегу болота и делал вид, что наслаждается местными отвратными пейзажами. А шиноби пошёл обратно, но теперь он шёл другой дорогой, так как хотел изучить и этот район города. И заодно найти где-то в центре улицу Скользких лещей. А ещё и поесть. Ужинать в поместье в столовой для купцов, он не хотел – больно дорого.

И всё задуманное молодой человек осуществил ещё до того, как на Кобринское стал опускаться вечер. Он, сначала, нашёл улицу, где находился клуб «Весёлый ногодрыг». И сразу узнал это здание. Большое. Двери кривые. Перед входом газовый фонарь. Так что ему даже не нужно было читать вывеску. Конечно, юноше хотелось остановиться, и повнимательнее всё разглядеть, и может даже зайти внутрь, но человек, что устало плёлся за ним от самого болота не должен был понять, что у шиноби к этому зданию есть какой-то интерес. И посему молодой человек прошёл мимо танцевального клуба, а через две улицы, зашёл в первую попавшуюся забегаловку, чтобы поесть. И почему-то выбрал из меню именно отварную змею, которая с укропом и рыбьим жиром оказалась очень даже недурственной. А после, уже сытый и немного уставший, он двинулся к поместью, у ворот которого и «распрощался» с наружным наблюдением и пошёл к себе в домик. А там его ждала Муми, как обычно она уже принесли из столовой ужин для господина посланника. Шиноби взглянул на белые тарелки, на хороший хлеб и на солидный хвост омара под острым соусом, и ещё на всякие закуски, что были на подносе и со вздохом опустил салфетку.

- Что, опять? – Почти возмутилась его ассистентка. Она подошла к столу и подняла салфетку над подносом. – Вы даже это есть не

будете?

- Я уже сыт, - с некоторым сожалением отвечал он, конечно, с сожалением, змея и омар, разве можно сравнивать, но всё равно, он не хотел рисковать, тем более рисковать перед самыми важными днями за всю его миссию, - и, если пожелаешь, то можешь это съесть.

- Вы точно не будете? - Не верила ему Муми. Она не понимала, как можно отказываться от такого.

- Не буду, можешь есть, а как поешь, займись мои костюмом. – Он полагал, что завтра ему, должны… Вернее, не должны, но могут сообщить о решении совета раввинов, а потому хотел утром быть к этому готовым и выглядеть безукоризненно.

Но прежде, чем лечь, он поинтересовался у Муми, которая

развешивала его онучи у печки:

- А не искал ли кто меня, пока я был в отлучке?

- Оф коз, приходил какой-то мэн из управления делами, а ещё таскалась тут Лиля обдолбанная… Два раз приходила аскед эбаут ю, хотела вам новые стихи читать, да я не открыла, а она мне их через щёлочку двери начинала орать, так я ей ту сэй, чтобы шла на хауз,

спать…

- Постой-постой, - Свиньин был немного утомлён к вечеру и до него не сразу дошли первые её слова, - ещё раз повтори, кто первый приходил ко мне ещё до поэтессы?

- Ну, ван мэн, пришёл и сказал, что он из управления делами мамаши, фром гувермент, слава демократии, и сказал, что чего-то они там решили, и сказал, что «уполномочен предать вам решение совета раввинов».

И шиноби замер возле кровати, в которую уже готов был лечь. Он с

укором смотрит на Муми:

- И от чего же ты про то мне сразу не сказала?

- Ну, откуда же я знала-то? – Муми уже развесила все его вещи возле печи. И она тут же расстраивается. – Господин, я что, подвела вас?

Он машет рукой: ладно, ничего страшного. Потом смотрит в окно, а там уже… Восемь вечера, дождь. В общем темень несусветная. И нет сейчас никакого смысла одеваться в мокрую одежду и бежать во дворец: там давно заперты все двери, а все служащие разошлись по своим квартирам. Молодой человек понимает, что сегодня он уже ничего не узнает и сделав Муми успокаивающий жест сам принимается правильно дышать и выполнять те самые спокойные и неторопливые вечерние упражнения, которые должны способствовать быстрому засыпания и крепкому сну.

***

Долго валяться в такое утро в кровати, пусть она даже будет очень сухой и тёплой, шиноби, естественно, не мог. Внутренний его будильник поднял Ратибора за час до рассвета.

- Вы уже встали, да? Слава демократии. – Муми спавшая калачиком у него в ногах, села на кровать и стала потягиваться. – Что, воду вам греть?

- Ты же не первый день при мне, должна уже запомнить, что воду

греть особой нет нужды. – Отвечал он, проделывая комплекс силовых упражнений, соответствующих утру и пробуждению. – Я

пользуюсь такой, какая есть.

- Да, просто господа благородные, всегда орут как резаные игуаны, если нет тёплой воды. – Бубнила ассистентка, вылезая из тёплой пастели и напяливая неимоверно широкие штаны на свои худые

ноги.

- В который раз тебе я повторяю: не из господ я, не из благородных.

– Назидательно произносит юноша, не снижая интенсивности своих

упражнений.

- Да, помню я, - бубнит Муми, она ходит по дому босая, нечёсаная, всё ещё заспанная. Заливает воду в рукомойник, а под него ставит таз. Кладёт мыло на полочку.

Шиноби наконец закончил утреннюю зарядку и идёт к умывальнику и с удовольствием начинает мыться. А Муми стоя

рядом держит полотенце и спрашивает:

- За завтраком для вас бежать?

- Ну, ты же знаешь, что он мне не нужен, поем потом. Но если вдруг решишь сама поесть, сходи в столовую, и забери там, ту порцию что мне отведена.

- Нессесерли схожу, я так хорошо никогда в жизни не ела как ту ит виз ю, господин. Слава демократии. – Заверила его ассистентка, подавая Свиньину полотенце.

Он омыл себя. Конечно, молодой человек давно хотел сходить в баню, и серьёзно вымыться там, вымыться как следует, как какому-нибудь гою-пейзанину, что тяжело работает с утра до вечера, но сейчас он готов довольствоваться лёгким господским омовением.

А ассистентка уже подавала ему одежду, и он одевался. Шиноби вышел из дома, когда ещё было темно. А если к предрассветной темноте добавить ещё непроглядный туман… Но тут ему на помощь пришёл слух, едва он вышел из дому и сделал несколько шагов по песчаной дорожке, как услыхал впереди себя какой-то звук. Молодой человек сразу классифицировал его, как трагический стон. Глубокий и с надрывом. Он становился и замер.

«Кто стонет тут в тумане предрассветном? Чей дух страдает, дожидаясь солнца? Неужто зомби, что сражён болезнью, ещё не до конца, пробрался за забор поместья, и бродит в темноте, ища себе на завтрак пропитанья?»

Рука юноши легла на рукоять вакидзаси, а на нос он натянул маску. И тут шиноби уже подумал о том, что было бы разумным вернуться в дом за копьём. Подпускать к себе крайне заразное существо на расстояние руки дело не очень-то умное. А из чёрной пелены тумана снова донеслись звуки. То был новый, тяжёлый, не то стон, не то вздох. И на этот раз молодому человеку показалось, что в этих звуках он уловил какие-то едва распознаваемые оттенки уже знакомых ему тембров.

Свиньин поэтому и не повернул к дому за оружием, а продолжал стоять в утренней мгле. Он замер, не издавая ни звука. Но руку с оружия не убирал. И вскоре услышал новый стон, а за ним последовала и целая словесная тирада. То есть, существо сотрясавшее утро трагичным воем не было безмозглым чудовищем. Слова были едва различимы, человек из тумана скорее бормотал, чем говорил, но кое-что юноше разобрать всё-

таки удалось…

- Гойская свинья… Бу-бу-бу… Спит… Бу-бу… Промок до нитки… Эхе-хе-хе-хе… Уа-ууу-ооо… Как это мне всё… бу-бу-бу…

Шиноби начал догадываться на счёт того, кто там стонет и страдает в предрассветной тиши, на доороге. Но всё ещё не делал ни одного движения, чтобы не выдать себя. И вскоре после нескольких, слегка скрипящихзвуков шагов по мокрому песку, он услышал новые слова, после длинного вздоха:

- О-о-ох-хо-хо-хо… Чтобы они все сдохли… Ну что за жизнь такая!? Ну, как так можно… Охо-хох… Она меня, точно, бросит…

Да, теперь шиноби окончательно уверился в том, что ему известен «источник» этих вздохов, стонов и фраз. Но желания встретиться с этим «источником» у него отнюдь не возникло. И юноша, как и положено шиноби, неспеша и беззвучно, стал шаг за шагом обходить Кубинского, а это был именно он, торговец половиками и основатель школы актёрского мастерства,сторонкой. И уже через три-четыреследующих вздоха, обогнул торговца по большой дуге, и поспешил к главному дому поместья, где в окнах уже зажигались огни, которые было видно даже через туман.

Глава 11

Уже давно рассвело, и тихий, поначалу, дворец, все коридоры его и лестница стали заполняться разыми людьми. Как и всякой служебной мелочью со значками, так и многочисленными пытмарками, курьерами и уборщиками. Свиньин и не рассчитывал на то, что его примут раньше, чем кончится официальный завтрак у членов дома, имеющих доступ в господскую столовую. В общем пока господаиз управления делами или сам управдом не придут с завтрака. А посему он занял место у окна невдалеке от шикарных дверей приёмной управдома, встал так, чтобы не мешать уборке коридора, которой занимались тут несколько пытмарков. И стал ждать. Ему не хотелось думать о предстоящем и очень важном разговоре, который должен был ознаменовать всю его миссию.Эти мысли вызывали у него волнение, а шиноби не должен волноваться. И, чтобы как-то отвлечься от сущего, он стал воспроизводить в памяти вчерашний разговор со странным господином Моргенштерном, а также его тетради, и, в частности, верное представление обладателя тех тетрадей о том, что их надо показать настоящему учёному. И тут Ратибор вспоминает, что видел такого учёного, во всяком случае, человека, выдававшего себя за него, в тюрьме. И казалось бы… Чем ему мог посодействовать из заключения бедолага, приговорённый к сожжению инквизицией? Чем он мог помочь делу из тюрьмы, из камеры-то смертников? Но как-то неожиданно, сама собой, общая разрозненная, разбитая на не слагаемые фрагменты ситуация с предпринимателем Кубинским, с местными бандитами и сидящим в тюрьме учёным, вдруг в его голове стала складываться в определённую комбинацию. В комбинацию неожиданную, маловероятную, но… Возможную. Тетради, учёный в тюрьме, жадные бандиты и бродящий в утреннем тумане торговец придверными ковриками… Он только, только начал нащупывать связи между этими, казалось бы, никак несоприкасаемыми сюжетами, как увидал, что к нему направляется один молодой человек в лапсердаке (сюртуке), меховой шапке типа сподик и беленьких гольфиках. Юноша знал этого молодого человека, он был одним из секретарей управдома Бляхера. Когда секретарь приблизился, он сообщил юноше чуть скривившись:

- Эй, гой, радуйся, господин управдом тебя примет.

- Рад это слышать, - с поклоном ответил молодой человек секретарю.

- Иди уже, - настоял секретарь и мотнул головой в сторону двери. Сам же домоуправ демонстрировал самое сердечное радушие, он даже встал со своего трона, бросил дымящийся окурок сигары в пепельницу, и разведя руки пошёл навстречу юноше:

- Ну, друг мой, рад вам сообщить, что совет раввинов согласился на

ваш допуск в святая святых нашего дома. Всё в порядке… Вы допущены.

- Не знаю, как мне выразить восторг! – Отвечал молодой человек с глубоким поклоном. – Какие здесь слова уместны будут? – Шиноби вежливо улыбался и продолжал. - Я счастием как будто ослеплён, и рад тому без всякой меры, что преисполненные мудростью отцы, ко мне, к обычному, простому человеку, доверием великим снизошли. Я вас прошу, мой драгоценный друг, им передать поклон наинижайший.

- Передам, передам, - заверил его Бляхер и похлопал по плечу. Он,

кажется, был доволен реакцией молодого посланника. – Теперь нам осталось только согласовать время.

Конечно, он собирался и дальше, по возможности, оттягивать главное событие. То есть допуск юноши к телу усопшего, но шиноби не хотел терять времени, тем более что на сей счёт у него были специальные инструкции и поэтому он стал просить:

- Глубокочтимый друг мой, я прошу вас, возможность изыскать ускорить это дело. Мой наниматель нетерпеньем полон, что скоро перельётся в раздраженье. Не мне вам объяснять, чем обернуться может, разлад между великим домами, когда один из тех домов к другому, публично выражал пренебреженье.

- Ах, ну что вы такое говорите! – Тут Бляхер даже морщится. – Ну, какое пренебрежение?! – Он ведёт молодого человека с своему столу и усаживает на стул. – И намёка на пренебрежение нет, мы очень уважаем достопочтенную семью Гурвицев и счастливы, что являемся её соседями. Уверяю вас, друг мой, уверяю… Сама матушка наша так и говорит: это хорошо, что наши границы на севере прикрывают такие приличные люди как Гурвицы, а не какие-нибудь азазелевы выродки, как на западе или юге.

- Так значит вы изыщите возможность ускорить дело, для которого я прибыл? – Сразу интересуется юноша.

И тут домоуправ садится в своё большое кресло, смотрит на Свиньина и устало вздыхает:

- О, Господи, ну какой же вы…- Тут он остановился, стал ёрзать на троне и, кажется, потерял свой шлёпанец под столом, потом нашарил его, а заодно выбрал наиболее безобидное слово, - настойчивый. – И прежде, чем шиноби что-то успевает ответить, он продолжает. – Ну, сегодня уже никак не получится, даже если бы я и захотел, мне не утрясти этот вопрос людьми из «безопасности». Мне их просто всех не собрать сейчас. А завтра шабат. Все молятся и пьют грибной отвар, до синевы в глазах, потом воскресенье, все будут отдыхать от шабата. В общем, - Бляхер опять вздохнул, - не раньше понедельника.

- То шаг огромный на пути нелёгком преодоления прохлады меж домами, так шаг за шагом, мы придём однажды, к счастливой дружбе, что взойдёт навеки, меж домом Эндельман и домом Гурвиц. - Прокомментировал его решение молодой человек.

- Ну, конечно… - Согласился с юношей управдом. – Придём, обязательно придём к дружбе. У наших домов вообще нет повода для конфликтов. Матушка наша так и говорит: чего нам с Гурвицами

делить? Да нечего нам с ними делить…

А шиноби кивая и продолжает:

- Я нанимателей своих порадую немало, лишь сообщив, что день определён. Но уж, нижайше буду вас просить, чтоб сроки, оговоренные ныне, причин вам не нашлось перенести.

- Будем надеяться, что таких причин не возникнет, - как-то без

особой радости соглашался Бляхер.

- И заначит в понедельник, с утра, я буду здесь у вас. – Поставил последнюю точку молодой человек.

- Да-да, - Бляхер, не вставая через стол протянул ему руку для рукопожатия. – Я вас тут буду ждать. Имейте ввиду, что вас будет

проверять наша «безопасность…»

- Я понимаю всё, иначе быть не может, - согласился Свиньин.

- Да, чтобы никакого скрытого оружия, всяких там веществ в одежде и всего прочего… - Тут домоуправ погрозил пальцем. – Иначе… Ну, вы сами понимаете… Сразу нота недоверия и немедленная высылка.

- Ну, разумеется, - шиноби встал и поклонился. – Я помнить это

буду.

***

Его молодой организм уже во всю требовал для себя питательных веществ, но в сложившейся ситуации юноше было не до того. Первым делом, он, конечно, поспешил на менталограф и передал нанимателю послание, в котором сообщил, что совет раввинов дома Эндельман принял его кандидатуру, и допустил его в морг, и что уже в понедельник, ему, вероятно, представится возможность осмотреть тело. В подельник с утра. Этот срок в своей менталлограмме он отметил дважды, чтобы люди из службы безопасности мамаши Эндельман, доложили ей, что эта дата уже доведена до сведения официальных лиц мамаши Гурвиц и коррекции отныне не подлежит. Отправив сообщение, он вздохнул с некоторым облегчением. Ему удалось достичь важной промежуточной точки своей миссии, достичь её и зафиксировать достижение. И это при том, что наниматель, ему и его старшему товарищу, сразу сообщил, предупредил, что этой точки им вообще вряд ли удастся достигнуть. То есть то, что они получат от Эндельманов согласие на осмотр тела усопшего (умерщвлённого) уже при установке задачи бралось работодателем под сомнение.

Так что… Он был молодец? Да, он был молодец! Но Свиньин прекрасно понимал, что это всего на всего одна из вех пути. И что до понедельника ещё три дня, которые ему нужно пережить. В общем завтраки, обеды и ужины в поместье теперь полностью исключались. Даже столовая для приезжих отныне не казалась ему безопасной. Теперь, когда перед ним по-настоящему замаячил финиш, свалиться с тяжким кишечным расстройством он очень не хотел. С этой минуты он не только не собирался есть в поместье, он не собирался здесь и пить. Юноша, прекрасно знающий силу и разнообразие современных природных и синтетических токсинов, теперь даже спать, собирался исключительно на свежевыстиранном белье. Пусть даже влажном.

И теперь, прежде чем уйти в город и как следует там позавтракать, он поспешил в свой коттедж, чтобы приказать Муми замочить постельное бельё.

Туман уже был развеян ветерком, что нес неприятные запахи с южных болот реки, и несмотря на обычную утреннюю морось, шиноби ещё издали разглядел знакомую фигуру. По идее, если бы он этого захотел, юноша смог бы избежать встречи с Кубинским. Но настроение у него было приподнятое, а главное, его всё ещё не покидали мысли о сложной комбинации, которая могла бы ему помочь разрешить задачу с «умными» тетрадями, и посему он не стал сворачивать с песчаной дорожки, а так и пошёл на встречу торговцу половиками, приветственно помахав тому рукой. Кубинский едва не подпрыгнул, когда увидал молодого человека и поспешил тому навстречу слегка подёргиваясь от переполнявших его чувств. И ещё не подойдя, издалека стал орать, и размахивать рукой, как будто с возмущением:

- А вы знаете сколько этот ваш поганый дружок с меня хочет взять?

Знаете? Да? Кто он такой, а? У вас… Там… Что? Банда? Откуда такие ценники, я хотел бы знать! – И он, подходя ближе, вовсе не унимался, а наоборот распалялся, кажется, ещё горячее. – Я сразу понял, что вы, негодяи, одна гойская шайка-лейка! Мне вот что непонятно… Куда вам, гоям, столько денег? Вы, гои, что, совсем от жадности офигели? И ведь я сразу это понял: Вы с ним в доле! Вы подгоняете ему тупорылых клиентов вроде меня, а он вам отслюнявит потом пару монеток, да?

- Постойте, - попытался остановить его шиноби, подходя ближе, - я прошу вас, не кричите. И объясните, что произошло? Что вас расстроило и что так близко к сердцу, вам довелось принять с такою болью?

- С такою болью? – Прокричал торговец ковриками. – С такою болью? Да, гои вообще осатанели в конец! - тут он, кажется, стал немного утихать, - Ты… Вы мне дали номер этого вашего дружка, Дери-Чичётко…

- Да, так и есть, я дал вам этот номер, - невозмутимо согласился юноша. – Так расскажите, что вас разозлило?

- А что там могло не разозлить? – Воскликнул Кубинский. – Я ему писал, писал… Тратил последние деньги на эту тупую переписку… Эти две дебелые барсуленихи, что заправляют на менталографе, драли с меня за каждое слово, за каждый вздох… Жирные твари… И наконец сегодня утром этот ваш… Тарас! Господь всемогущий, что за имя… Как вы, гои, подбираете себе такие омерзительные прозвища? Тарас! Тьфу! В общем, этот самый Тарас соизволил мне, наконец, ответить. И что же он мне прислал?

- Вот то я и узнать хотел бы, - успел вставить шиноби.

- Прислал он мне вот что! – Тут владелец школы актёрского мастерства, выхватывает из кармана клочок серой бумаги и начинает читать. – «Дел много, но я могу подскочить, за вызов сорок шекелей, остальные услуги – по договорённости!» – Тут Кубинский перестаёт читать и поднимает глаза на молодого человека. – Сорок шекелей за вызов? За что? За вызов? Это в каком смысле? Просто за вызов? Просто чтобы он приехал сюда? Что значить «могу подскочить»? Да я за сорок шекелей буду… Буду скакать целый час без перерыва!

- Возможно он имел ввиду… - Начал было шиноби, но торговец половиками его прервал. – Ой, ну хватит, я не дурак, я понимаю, что значит подскочить… - и тут он стал лупить ладонью в другую ладонь, на которой лежал кусочек бумаги. – Но я не понимаю, что значит сорок шекелей за вызов? Сорок шекелей?! Да за сорок шекелей он должен не только подскочить сюда, а ещё и осуществить в Кобринском полный геноцид! – Возмущение переполняло торговца, он таращил на молодого человека глаза и продолжал. – Вот… Вот, что он пишет? Это значит, что за сорок шекелей он только приедет сюда, а за резьбу бандитов ему что, нужно будет платить отдельно, что ли? И сколько? И сколько я

должен буду ему запалить?

- За главаря серьёзной банды… - Шиноби не сразу продолжил, а огляделся сначала, убедился, что никого вокруг нет и никто их не слышит. – Тарас, скорей всего, захочет сто шекелей в награду получить. Но вам то это в общем, ни к чему, вам просто нужно выбраться отсюда. А посему в убийстве нет нужды. С бандосами Тарас договорится. И вы домой, уедете спокойно, отдав немного откупных Рудольфу. Еще немного денег заплатить за хлопоты и Тарасу. И это будет много меньше, чем за убийство вам отдать придётся.

- Что? – Снова орёт Кубинский вылупляя на молодого человека свои

бешеные глазищи. – Что? То есть он сюда приедет, возьмёт с меня денег, а потом ещё и даст моих денег этому арсу Рудику, чтобы он от меня отстал? Да ещё и тебе, мерзавец, какую-никакую монетку подкинет за заказ. Да? То есть я всё равно в проигрыше окажусь? Всё равно без денег? Это так вы, гои, делишки свои обделываете?

У-у, вы крысы гойские, так и норовите нажиться на чистокровных людях. Всё хотите у нас отнять, всё заграбастать…

Но шиноби был на удивление спокоен, и почти не повышая тона говорил ему в ответ:

- Хотелось бы напомнить вам, друг мой, что сами стали вы причиною конфликта, не гои вас с бандитами столкнули, а лишь заносчивая ваша спесь и гонор, что так вредны купеческому делу. А я всего лишь предложил решенье. Обычное для случая такого. Но если вам оно не по карману, иль как-то вашим принципам претит, вы можете спокойно отказаться. И больше к этому прискорбному вопросу, мы с вами не вернёмся никогда.

- Да, не вернёмся… - Ещё по инерции проорал торговец придверными половиками, и тут же сник… Потух морально, да и плечи у него опустились, и он проговорил уже без всякого огня: - У меня нет даже сорока цехинов, чтобы вызвать этого вашего Тараса.

- Да, и ещё, - продолжал молодой человек, поднимая указательный палец вверх подчёркивая серьёзность следующей информации, - считаю это важным: с Тарасом я лишь шапочно знаком, и никаких мифически процентов, и никаких комиссионных тайный, я от него конечно же не ждал. Ведь в нашем ремесле, в кругах шиноби, подобных отношений быть не может. Проценты хитрые, излишняя проворность, что в денежных делах так свойственна купцам, нам не присуща, мы простые люди, что далеки от тонких махинаций. Кубинский, выслушав всё это, начинает горестно жмуриться и раскачиваться всем телом:

- Ой, Господи… Ой, да как же мне плевать на ваши завихрения, знать не хочу, что у вас там в вашей банде, какие там у вас гойские порядки… - Шиноби видит, что он вот-вот может зарыдать, или, к примеру рухнуть на мокрый песочек к его ногам. – азазель бы вас побрал с вашими процентами… Как вы не поймёте, как вы только не поймете, что у меня нет столько денег… У меня всего сорок монет, и я, если соглашусь перевести их вашему этому дружку Тарасу Свисти-Мочалко…

- Тарасу Дери-Чичётко, - поправил его шиноби.

- Да, Господи! – Воскликнул торговец половиками. – Хорошо! Хорошо… Вот ему… У меня больше вообще не останется денег, а чем дальше я буду с ним расплачиваться? Что я дам ему, когда он приедет? А откупные этому вонючему псу Рудику из чего я буду давать? Из посуды, что здесь закупил? А? Скажи мне, глупый гой? Вот скажи… Что я тогда привезу обратно? - Он воздевает руки к небу. – О, Господь, Ты – Царь, помогающий и спасающий, Ты – щит Авраама! Скажи же… Что же мне делать, вразуми меня, помоги… Ведь если я вернусь без товара и денег, моя потаскуха жена уйдёт к этому подонку Семаху, что держит кузницу на соседней улице. Он давно на неё зарится. И она уже о том грозилась пару раз! Что мне делать, Господи, вразуми… Вразуми…

Он уже и вправду готов был рухнуть на песок от психического бессилия, но у юноши, всё отчётливее складывался в голове интересный план. И к этому плану добавлялось всё больше нюансов и всяких тонкостей, и уже понимая, что его задумка имеет некоторую вероятность быть реализованной.И поэтому он говорит торговцу, достаточно сурово:

- Коль вы скулить так будете всё время и причитать, навязываясь Богу, то вовсе никого не удивит, что вам жена легко помашет ручкой. И ручкою она махать вам будет, возможно из кровати

кузнеца.

- А-а-а… Из кровати-и… Не говори мне этого, гой! Не говори… – Заорал Кубинский. Он опять зажмурился и схватил себя за волосы. – А-а-а-а-а… Я даже этого представить не могу, этого… Это просто разорвёт мне сердце…

- Ну, хватит, - твёрдо произнёс юноша. – Я впечатлён, я горе ваше вижу, отчётливо и очень живописно, вам, кажется, и вправду нужно, преподавать искусство лицедеев. Теперь довольно… И в себя придите. Я вам попробую, по мере сил помочь.

- Попробуете? – Кубинский открыл глаза и выпустил волосы. Он глядел на юношу с надеждой. – Вы это честно? Не врёте? Вы меня

не обманите?

- У вас найдётся хоть одна причина, подобные вопросы задавать? – Довольно холодно интересуется шиноби.

- Ну, а что вы хотите предпринять? У вас есть мысли? – Не стал извиняться Кубинский за свои бестактности.

А юноша не счёл нужным отвечать на его вопросы и буквально

потребовал:

- Сказали, вы что деньги есть у вас, прошу до времени не тратить их бездумно.

- Вы решили зарезать Рудика? – Обрадовался торговец половиками.

Но юноша не стал ему отвечать и оставив торговца поспешил к

своему домику. А продавец полевиков ему кричал в след:

- Я на вас надеюсь, слышите, синоби? Надеюсь…

Глава 12

Он быстро отдал нужные распоряжения Муми, насчёт стрики постельного белья и других важных мелочей и сразу покинул поместье мамаши Эндельман. И первым делом, нашёл себе место, где ему удалось, наконец, позавтракать. То была совсем убогонькая лавочка, где над едва «живыми» углями жарили шаверму. Мало того, что шаурмист вид имел не самый стерильный, впрочем, как и все известные ему шаурмисты, так юноше, стоя в очереди, пришлось ещё принюхиваться, на предмет свежести мидий. С его стороны было бы очень неразумно, избегая отравления благородными кушаньями из господской столовой поместья, отравиться при этом, в придорожной забегаловке. Ну, во всяком случае, мидии ещё не воняли, а пища готовилась прямо у него на глазах, так что какая-то вероятность, что этот завтрак пройдёт для него без негативных последствий, была.

И снова глядели друг другу в глаза

Два сильных человека

И было у них, что друг другу сказать

Найти резиденцию Рудика, в общем-то не составило для него труда. Стоило юноше немного порасспросить людей и те ему всё с радостью рассказали. И конечно же первый бандит города и области заседал в одном из самых дорогих заведений Кобринского, а называлось оно «Слеза Давида». И уже вскоре молодой человек стоял у больших и чистых ветрин заведения. Тут же перед входом находилось несколько лёгких бричек в которые были впряжены отличные козлолоси. А одна из бричек выделялась и дорогим животным, и этакой такой залихватской вычурностью. Это была явно повозка уважаемого и несомненно ещё не старого человека, что не боится быстрой и опасной езды.

Шиноби, взглянув на шпика, который, как и всегда, сопровождал

его, убедился, что тот на месте и пошёл к дверям заведения. Там-то его и встретили два молодых человека, которые были на два или три года старше Свиньина, вполне себе жиганского вида: то есть в лакированных сапогах, в жилетках, и с золотыми цепочками под расстёгнутыми рубахами, оба были в модных гламурных, чёрных котелках с шёлковыми лентами, из-под которых вились замысловатые пейсы.

- Э-э, - они сразу заметили его и встали в дверях, преграждая путь. – Горемыка, ты это куда намылился?

И один из них с усмешечкой интересовался. – Ты, гой, никак, тут у нас покушать собрался? – А второй сообщил Ратибору радостно. – У нас тут гоев не кормят. Если ты по делам, так зайди с чёрного хода.

- Шалом вам, господа лихие, ах как сверкают ваши сапоги, в их строну смотреть едва возможно, - как можно более вежливо отвечал им шиноби. И после этого молодые бандиты переглянулись немного удивлённо: ты это слышал? А шиноби продолжал. - Здесь пищу принимать я и не думал, а дело у меня как раз такое, что вам о том Рудольфу, лучше доложить. Скажите, что его знакомый, шиноби, что приехал в дом мамаши, желает с ним потолковать немного. И дело то касается Рудольфа.

Эти двое переглянулись, один потом мотнул своим котелком на проход, и второй всё понял, тут же исчез в глубине заведения. А юноша остался ждать у входа. И ждать ему пришлось около пяти минут. Не меньше. Наконец тот бандит, что уходил, вернулся и

произнёс:

- Рудик сказал, чтобы этого, - он кивает на юношу, что ждёт у дверей, - пропустили.

- Э, гой, - говорит Свиньину тот бандит, что оставался с ним. – Иди. – И когда Свиньин проходит мимо него, он добавляет. – Только швайку дай сюда.

При этом он пытается дотянуться до вакидзаси шиноби, но тот изящно и легко отводит его руку, и произносит спокойно всего одно слово:

- Нет.

И это было сказано с такой твёрдостью, что два молодых бандоса, только переглянулись и ни один из них не решился настоять на изъятии оружия у этого необычного гоя. А Ратибор уже шёл по чистым полам в шикарно отделанный зал. Где столы были покрыты белыми скатертями.

Народа здесь было мало, может от того, что сидеть за такими скатертями по карману очень немногим, а может потому, что было утро и все люди, даже состоятельные, были заняты добычей хлеба насущного. В общем шиноби сразу понял, в какую сторону ему идти, так как во всём зале были заняты всего два стола. И за одним из них как раз восседал сам Рудольф, и с ним была парочка людей, одного из которых юноша уже видел ещё при первом знакомстве с криминалитетом города Кобринского.

Все трое смотрели на приближающегося шиноби с интересом и с насторожённостью: ну, и какого хрена он припёрся? И когда юноша подошёл к столу шагов на пять, один из сидевших с Рудольфом за столом, поднял руку:

- Там стой, - на его кулаке была намотана цепь. А под лапсердаком тускло поблёскивала кольчуга. – Ближе не подходи. Говори: чего надо?

И тогда шиноби поклонился бандитам:

- Шалом вам, господа, и пусть шабат ваш будет безмятежен.

- Шалом и тебе, мокрушник. – Отвечал ему Рудольф. Все остальные господа, а были эти типы весьма угрюмы и крупны в размерах, ничего на его приветствие не ответили. И главарь местного криминалитета продолжал. – Ты пришёл, чтобы перетереть за Кубинского, как я думаю.

- Наш разговор пойдёт о нем, конечно, - согласился юноша.

- Ну, а что там трындеть-то, - заговорил тут тот самый спутник Рудольфа, которого тот ещё в прошлый раз называл Яша. – Вылезет этот козлолось из поместья, мы у него товар заберём, а его самого… Да, отпустим мы его… На хрен он нам сдался… - Он оборачивается к

своему босу. – Да, Рудик?

Тот ни словом, ни жестом не возражает, просто смотрит на молодого человека. И ждёт. И тогда Ратибору начинает казаться, что не зря этот человек занимает в свои-то небольшие годы, столь высокий пост. Он не болтает лишнего, не красуется, не понтуется, подобно своим подручным, не упивается важностью своего положение, да и вообще, Рудольф, кажется, понимает, что перед ним не шкет босоногий, не просто гой и не бродячий убийца, а юноша серьёзный. В общем Рудик выглядит не глупым человеком, которого просто обмануть. Тем не менее шиноби не собирается останавливаться, и раз уж пришёл сюда, решает начать дело, для этого юноша выбирает тон, который называется «со значением». Это в искусстве дикции шиноби как раз та манера, которой лучше преподносить важную, или даже тревожную информацию. И он начал:

- Я для того сюда и прибыл, господа, чтоб рассказать о том, что мне известно стало. Меня, признаться, это удивило. И то, о чём хочу вам рассказать, покажется и вам во многом интересным.

- Ну, давай, уже… - Вальяжно требовал Яков, - чего ты тянешь, шпендель? Бубни, чего там тебя удивило?

- Я только что, и часа не прошло, как говорил с одним знакомцем общим, он донимал меня уже не первый раз, просил о разрешении конфликта, что сам затеял с вами, между прочим…

- И ты за этого комерса решил зарамсить? – Догадался Яков беря со стола бутылку и наливая себе. Ипродолжил, уже обращаясь к своему боссу негромко. – Я же сказал, что этот шпек барсулений будет за дружка своего хлопотать.

Но и на сей раз Рудольф ничего не сказал, а лишь слегка постучал

вилкой по стакану и кивнул юноше: ну, давай, продолжай…

И шиноби продолжил:

- И тут тот человек, что мне и вам знаком, вопрос вдруг задаёт весьма нежданный, он спрашивает с деланою скукой: а что ты знаешь про Дери-Чичётко? Того, что прозывается Тарасом и в Купчино прекрасном проживает. Вопрос сей удивил меня немало. Так как Тарас известен мне… Слегка. Да и не только мне известен он. На севере, в столичном регионе, Дери-Чичётко видная фигура, среди людей простых, таких как я, таких, что тихим промыслом живут. В местах, где знать его, казалось, не должны… Купец вдруг вспоминает это имя. К чему бы? Я насторожился. Да и купца того о том спросил тотчас. А он ответил, что уже связался с Дери-Чичётко, и что тот готов, сюда приехать времени не тратя, коли ему сполна оплатят вызов. За вызов он просил монет не мало, но и не много, то купцу по силам…

- Сколько? – Перебил юношу Рудольф.

- М… Он сорок шекелей, за вызов попросил… И эту сумму наш купец имеет.

- Вот выхухоль! – С видимой злобой произнёс Яков хлопнув ладонью по скатерти. – Ну, ты глянь какая крыса болотная. Ужом, крутится,- тут он ещё и рукой изобразил как крутится уж, - вертится, лишь бы от косяка отскочить и за базар свой гнилой не отвечать…

Ратибор отмечает для себя, что правильно поданная им

информация, производит нужный ему эффект. Господа бандосы реагируют так, как и было задумано. И бандит Яков продолжает:

- Так выхухоль, он выхухоль и есть… Одно слово - барыга… - Спокойно поясняет тот человек, у которого намотана цепь на кулак. – Они все такие. Что, первый раз что ли?

А Рудик тут поворочает голову к нему и говорит негромко, так, что шиноби едва может расслышать:

- Шломо, ты пошли кого-нибудь, пусть слетают в управление, пусть по картотеке поглядят, кто такой, этот Дери-Чичётко. Может он есть там у них. Тарас Дери-Чичётко. Из Купчино.

- Угу… Значит выяснить про эту Деричечётку… Про Тараса…- соглашается Шломо и встаёт, огромный как шкаф, выбирается из-за стола аккуратненько, чтобы не опрокинуть стаканы и уходит.

А Свиньин тут думает, что если бы он хотел убить босса местного

криминала, это был бы удобный случай:

«Возможно Рудик и не глуп, но и не так чтоб очень сторожен».

А Рудольф тут и спрашивает у него:

- Так Кубинский этого мокрушника из Купчино подтягивает сюда,

чтобы он за него рамсил?

И тут шиноби вздыхает, и тоном весьма доверительным, сообщает ему:

- Я сам так и подумал поначалу, но наш купец, умеет удивлять, уже от безысходности, наверно, иль от предчувствия больших проблем, или же попросту от скудости рассудка, он вдруг спросил меня: а сколько будет стоить… - Тут шиноби сделал паузу чтобы нагнать немного саспенса. – Убрать авторитета, что первый в городе, среди других бандитов.

- А-а… - Заорал Яша, вскакивая со стула. – Рудик, эту выхухоль надо рвать! Клянусь папашиной торой. Рвать его надо, эта краса болотная совсем берега потеряла.

А вот Рудольф, почти ничем не выдал своего волнения, почти… На самом деле, после последних слов молодого человека, он просто поднял руку и стал пальцами как будто разглаживать кожу на лбу. Притом вид он имел задумчивый. А вот Яков не унимался, он сразу начал искать возможности пресечь этот купеческий беспредел:

- Я его сам кончу, возьму с собой Давика и Шнидка, - стал предлагать он. – Перелезем через забор, найдём эту выхухоль там в поместье и кончим её! Я ему тухес разорву, всё сделаю микер-бикицер. (быстро и чисто, комар носа не подточит)

- Хас ве шалом, (Боже упаси) Яша, хас ве шалом! – Рудик смотрит на своего товарища даже чуть-чуть испугано. И потом щёлкает его по лбу и говорит немного раздражённо. – Какой микер? Какой бикицер? Ты что, поц, собираешься… Наказывать барыгу в доме нашей любимой мамы? Яша, ты совсем что ли мишиге коп (тупая башка)? Может тебя проверить на дурость у доктора Ваймана? Думай, что говоришь! Да ещё при гоях… - И потом добавляет нравоучительно. - Не будь поцем, Яша.

- Да не нужно меня у Ваймана проверять! Ну, ты же меня знаешь, Рудик… Я просто… Не знаю… - Отвечает ему Яков комкая рубаху на груди, пылая от возмущения. И, признаться, юноша удовлетворён реакцией этого бандита. – Рудик… Меня просто разрывает этот глупый мамзер… Что он там себе решил? Он что, собрался заказывать приличных людей? Да кто он есть, этот барыга? Да я как подумаю о том, так просто сидеть не могу на месте.Ух, попадись мне этот фаршмак. – Он сжимает кулаки. – Ух… Только попадись… Но Рудольф уже не чешет лба, он глядит на молодого человека:

- И что же ты ему сказал…? Ну, насчёт ваших расценок, на ваши тихие дела?

- Сказал, как есть, - отвечает ему шиноби. – Я вспомнил, что заказ подобный, на сотню шекелей, скорей всего потянет, а в данном случае, возможно, что и больше. – И тут он немного снижает накал повествования. -Купчишка наш, расстроился немного, услуга эта, видно, оказалась не то, чтоб по его карману.

- А-а, - тут Яша даже обрадовался. – У этого мамзера (ублюдка), лавёх нет, как говорит мой папаша, он азазелев шлимазл ( чёртов неудачник) и это аф идише (очень хорошо).

- Да, - тут же продолжает Свиньин. – Нет денег у него, но надо помнить, что он товаром расплатиться может. Товар ему вот-вот отпустят, и тот товар купцы другие готовы выкупить немедля. И

даже с прибылью для нашего героя, чтоб в очереди долго не

стоять.

- Ну, ты глянь, крыса какая! – Снова негодует подручный босса.

Но Рудольф неожиданно говорит юноше:

- Выпьешь, малой? - И тут же обращается к своем товарищу. – Яша распорядись, пусть ему нальют пива, самогона или что там гои обычно пьют…

- Благодарю вас, я не пью спиртного. – Юноша поклонился бандиту. – Мне не по возрасту и не по нарву так же.

- Ну, ты видал?! – Ухмыляется Яков. – Непьющий гой. Бывает же

такое чудо! Ну, ничего, это он молодой пока что. Хлебнёт этой жизни и забухает ещё как.

- А может быть грибы? Яша, у тебя есть хорошие грибы? – Продолжает босс бандитов.

Но и в этом случае юноша отказывается:

- Спасибо, не употребляю, при ремесле моём, и при моих делах, то на здоровье может пагубно сказаться.

- Во даёт, гой! – Усмехается Яков. – Здоровье он бережёт!

- М-м… - Понимающе мычит Рудольф и с улыбкой интересуется. – Долго жить собираешься?

- Попробую подольше протянуть, но я готов принять судьбу любую.

- Грибов не хочешь, выпить тоже, от еды, наверное, откажешься? –

Рассуждает Рудольф. – Так, чего же ты хочешь, малой? Зачем сюда пришёл и всё это нам тут рассказываешь?

Тут и Яков этим вопросом заинтересовался:

- А, да… Точно. Тебе-то что за цимес со всего этого, гой?

И тут шиноби подумал, что сразу всё выкладывать этим прекрасным людям не следует, рановато ещё. Он решил, что пусть складывающаяся ситуациях их немного… Промаринует. И уже тогда, когда они будут готовы, он и сделает им предложение, а пока…

- Лишь для того я здесь сейчас стою, чтобы у вас, вдруг не возникло мысли, о том, что я причастен к той затее, что наш купец задумал предпринять. На статус, что возложен на меня, пасть не должно и тени подозренья, хочу вас искренне уверить господа: к делам Кубинского я не имею отношенья.

- И что, гой? Вот так всё просто?– Удивляется Яша. – В этих всех

рамсах никакого твоего гешефта?

- Здесь, в Кобринском, я представляю дом известный. Фамилию, что всем давно знакома. И мне никак нельзя ту честь большую, бездумно запятнать ввязавшись в дрязги, что затевают два субъекта местных. Ведь статусу и чину моему, весьма некстати будут всякие разборки. И никакого в них участья, само собой, я принимать не должен. Надеюсь, вам теперь понятно, господа, в чём главный мой гешефт в вопросе этом.

Яков взглянул на своего Босса, а тот, помолчав немного, и произнёс:

- Ну, ладно. Мы тебя поняли. Ты к Кубинскому отношения не имеешь.

В общем разговор был закончен. Он сделал то, что намеревался сделать. Шиноби поклонился и пошёл к выходу. Но не успел юноша и пары шагов пройти, как босс местных бандитов окликнул его:

- Э, малой!

Свиньин остановился и обернулся:

- Имей в виду, я всё проверю.

На что Ратибор сделал жест рукой, который мог обозначать: ну, это ваше право. А Рудик тогда и добавил:

- Спасибо, что предупредил.

Свиньин поклонился ещё раз. Он вышел на улицу, где шёл дождь, и несмотря на ту свежесть, что приносила падающая с неба вода, молодой человек перевёл дух и поправил ворот рубахи. Не просто, не просто было совсем ещё юному человеку, вести такой трудный диалог с очень опасными людьми, и при этом демонстрировать ещё ледяную выдержку и абсолютное хладнокровие. Вообще сохранять хладнокровие почти круглосуточно, дело очень непростое. Даже взрослым и опытным мужчинам далеко не всем подобное по плечу, а уж юноше, внутри которого бушует кровь и гормональные коктейли сменяют другу друга ежеминутно, это было неимоверно трудно. Капли часто падали на его шляпу, но он не стал ждать под козырьком, пока дождь поутихнет и пошёл, ловко перепрыгивая через лужи. Обернулся, отойдя немного, чтобы зафиксировать следящего за ним шпика, и помимо того, уже промокшего до нитки, юноша ещё увидел… Рудольфа. Местный босс, чуть отодвинув гардину смотрел на Свиньина из большого окна ресторана. И взгляд его был внимательный и… Нехороший.

***

Делать ему в городе было больше нечего. Он мог бы, конечно, выпить кофе, но этому приятному занятию Свиньин решил предаться после ужина. Ведь ему сегодня нужно будет как-то скоротать время до темноты. В общем несмотря на то, что возвращаться в свой коттеджик, у молодого человека особого желания не было, он тем не менее направился к воротам поместья, где его ждал… Ну, конечно же его знакомый и колоритный доносчик. Левитан промок до нитки, поля его шляпы свисали весьма уныло, а его брюки были в грязи почти по колено. Тут у ворот поместья десятки телег выезжая и въезжая в ворота во время дождя, превратили дорогу в огромную лужу грязи. Грязь была повсюду, даже мощные големы у ворот и те были ею забрызганы, хотя стояли неподвижно. В общем видок у доносчика был весьма непригляден, тем не менее знакомый юноши был бодр, почти весел.

- А я так и знал, что вы появитесь… - Начал доносчик, протягивая руку шиноби для рукопожатия.

Свиньин не сразу пожал протянутую руку, он чуть помедлил, уж очень сомнительным было это знакомство, но потом подумал, что не нужно отвергать подобные контакты, ибо посланнику всегда полезны люди из разных сословий, ну хотя бы для сбора информации. В общем это было их первое рукопожатие.

- А прикольные у вас перчаточки, - заметил Левитан, выпуская руку юноши.

Да, перчатки его были хороши. У шиноби, вообще вся одежда была качественной, и это была не только дань его должности, так же качество одежды, да и всех вещей было необходимо ему для умения располагать к себе людей. С чистым, опрятным, хорошо одетым человеком люди общаются намного охотнее, чем с каким-нибудь бродягой.

- Сии перчатки произвёл отменный мастер, - согласился юноша со своим знакомым. И, подняв на него глаза, заметил, что у Левитана… Синяк под левым глазом. – О, я вижу эту ночь и утро вы провели не за беседой скучной?

- Чего? – Поначалу не понял доносчик. И тут же догадался, потрогав свою припухшую скулу. Он наклонился к юноше и дыша свежей, недавно выпитой водкой, сообщил доверительно. – А, это… Это мне этот мамзер Фриц навесил ночью.

- Неужто меж товарищей таких прекрасных, разлад негаданно случится может? – С сарказмом поинтересовался молодой человек.

- Да, может! – Не поняв тона Свиньина с жаром отвечал Левитан.

- И что ж причиною конфликта стало? – Скорее из вежливости, чем из интереса интересуется юноша.

- Да он меня так достал, что я его зарезать хотел. Да не получилось… Такой он проворный козлолось… И бьёт так сильно… - Доносчик рукой снова ощупывает скулу. – А феер цоль им трефне (чтоб он сгорел) сволочь!

- Зарезать? – Тут Свиньин уже удивляется.

- Говорю же, он так меня мучает, арс поганый, так унижает… А ведь я из благородных колен. Понимаете? Иной раз душа, просто, пылает от несправедливости, я не выдерживаю… И вот опять этот фашист меня оскорблял… Не буду рассказывать, как… Вот я и схватился за вилку!

- За вилку? – Всё ещё удивляется шиноби.

- Да, я понимаю, понимаю, - стал объяснять Левитан, - без хорошего ножа нету в жизни куража, но этот поц прячет от меня все ножи. А взять с собой какую-нибудь швайку, когда я иду к нему, я всё время забываю. Память! Память - моя главная проблема, она всё время меня подводит в нужный момент.

- Так это память ваша главная проблема. По виду вашему не сразу так решишь, - замечает юноша.

- Да, память… Уверяю вас. Я так часто всё забываю… Вот сижу у нас в конторе, пишу отчёт, вспоминаю, где, кто, что сказал, - сразу оживился доносчик. – И вот, не поверите! Слова помню, морду говорившего помню, где всё происходило помню, а имя этого гнусного типа… Ну, хоть башкой об стену бейся… Не, могу вспомнить и всё тут! Столько хороших дел из-за этого пропало. – Доносчик в расстройстве машет рукой: ой, да пропади оно всё! И заканчивает. – А вы говорите память!

И тут возникла в их беседе пауза, тема казалась исчерпала себя, и нужно либо найти другую, либо терпеть неловкое молчание, но Левитан был не из тех, кому нужно искать тему для разговора:

- Слушайте, господин убийца, а у вас случайно не будет пяти агор? А лучше десяти. - И прежде, чем юноша успел ему ответить отказом. – Он продолжил, желая убедить своего собеседника. – Это не на выпивку. Не на выпивку! Я выпил совсем не давно. На часик мне хватит. Это для души, для искусства. А я так люблю искусство… Так люблю. Понимаете, сердце иной раз так просит, так просит

искусства…

И шиноби был снова удивлён своим знакомцем. «Искусство и донос! Какое диво. Неужто в этом юноше несвежем, способны уживаться лёд и пламень!»

Глава 13

- Я вам покажу место, где выступает одна женщина, она… - Тут он вдохнул чуть нервно. – Она шикарна… Она там распорядителем работает, следит за официантками и во время обеда ещё и поёт песни. А все биндюжники, когда кушают - её слушают. Если ей дать пять агор, можно сделать на песню заказ. – Говорил Левитан, стараясь убедить юношу.

Ну, в принципе… У шиноби было два варианта: согласиться и пойти приобщаться к искусству за пять агор, а может там и пообедать заодно, или вернуться в поместье и сидеть в своём коттедже … До подельника. Без книг и имея в собеседниках премудрую Муми. Но едва юноша вспомнил, что «дома» он будет подвергаться неминуемым визитам продавца придверных ковриков и, пока что ещё, не признанной поэтессы, то сразу принял решение:

- В обычный серый день, когда разверзлись хляби, когда из низких туч, спускается унылая хандра, что ж делать нам ещё, как не придаться забвенью лёгкому, которое сулит бокал вина и песнь прекрасной девы… - Произнёс юноша.

- … и песнь прекрасной девы, - заворожённо повторилЛевитан. И тут же продолжил. – Вот что не говори, а умеете вы ввернуть словцо… Всё вот это вот: унылая хандра… И про прекрасную деву вы это очень точно заметили, хотя девой её, конечно, не назвать. – Он ехидно ухмыльнулся. – Ну, вы понимаете? Да?

Шиноби, несмотря на свою юность всё понимал, и сказал:

- Ну, так веди меня мой проводник проворный, в те самые шатры, где по бокалам, вин благородных влага разлита, туда, где дев

смешливых голоса, разбавлены звучаньем нежной лютни.

- Лютни? - Левитану пришлось несколько секунд стоять и с открытым ртом смотреть на юношу, прежде чем он понял смысл сказанного, а когда понял, доносчик обрадовался: - А, так вы в этом смысле… Ну, тогда пойдёмте, побыстрее, чего под дождём тут торчать, тут недалеко.

Заведение «Облезлый козлолось» несомненно пользовалось популярностью у возниц, кучеров и крепких биндюжников. Это шиноби понял, едва они вышли из проулка на большую улицу, так как улица та была забита телегами, повозками, бричками и, главное, длинными, вместительными возами, в которые были впряжены пары мощныхкозлолосей, в просторечье именовавшимся битюгами. Управлять свирепыми и норовистыми битюгами могли люди только сильные и смелые. И вот именно они и были посетителями той харчевни, в которой приятели собиралась послушать песни, которые исполняла управляющая официантками и по совместительству «шикарная женщина». Едва они вошли в заведение, их упеленала ароматная духота, в которой переплетались запахи стряпни, онуч, и мокрых людских спин, что тяжко трудятся на воздухе и под дождиком.

- Ещё не пела, - голос доносчика передавал близкое к экстазу его состояние. Он глазами искал свободный стол и так увлёкся этим, что не заметил, как к нему быстро подошёл какой-то неприятный тип в засаленной жилетке, не свежей рубахе навыпуск и кипе, сразу поднеся к лицу Левитана кулак он спросил у него:

- Лютик, падла… Чуешь?

- А… - Вся сладкая расслабленность, тут же покинула физиономию доносчика, а на место ей пришла реакция удивлённого непонимания. – Изя, да ты чего? Ты чего это?

- Чего? – Зло говорит Иосиф и хватает Левитана за воротник лапсердака. – Ты, шельма, в прошлый раз напил и посуды набил на одиннадцать агор, сказал, что идёшь в сортир! А сам что?

- Что? – Явно не понимал доносчик.

- Что – что? – Злился Иосиф.

- Что-что-что? Я, не понимаю, Изя ты говоришь ребусами. – Искренне удивлялся Левитан.

- Ты подонок, напил и посуды набил на двенадцать агор в прошлый раз, встал и пошёл, а когда официантка Хяа тебя остновила, ты сказал, что ты ещё не закончил и идёшь в сортир, а сам сбежал!

- Изя, Изя-я… - Левитан сложил руки в молитвенном жесте, - я

вообще не помню такого… Я тебе клянусь! Честное слово.

- Ах, он не помнит, а вот хромой Хае, пришлось вносить эти деньги за тебя, сволочь, - зло продолжал мужик с кулаком, - у неё муж чахоточный и трое детей. Они и так не жируют.

- Да я не помню… - Продолжает удивляться доносчик.

- Позвать Хаю? – Коротко интересуется Иосиф. – она сегодня не работает, но я пошлю за ней если ты, бобр-курва вонючий, хочешь.

- Ну, зачем, - как-то тушуется доносчик, и говорит потом, - не нужно звать Хаю, пусть отдыхает.

- Отдашь деньги, козлолось? – С угрозой интересуется Иосиф.

- Ну, конечно! – Убеждает его Левитан. – Честное, благородное…

- Благородное, - кривляет его Изя, - отдаст он… А сейчас ты опять без денег припёрся?

- Я без денег? – В голосе Левитана слышится обида и он кивает на молодого человека, который стоял чуть поодаль и молча наблюдал за этой не очень-то приятной сценой. – Да вот же… Вот, Изя, разуй глаза, я с другом! Вот же он… Посмотри! Посмотри!

И тут первый раз за весь диалог свирепый взгляд Иосифа отрывается от жертвы и устремляется в сторону юноши, изучает его несколько секунд и лишь потом решает удостовериться:

- Вы с этим что ли?

В этом вопросе удивления было больше, чем пренебрежения, и после чего шиноби отвечает ему, несколько нейтрально, как-бы не говоря ни «да», ни «нет».

- Сюда, пришёл я пение послушать, мне о певице чудной рассказали, и рассказал о ней как раз вот тот человек, - юноша покосился на доносчика, - которого сейчас вы за грудки держали.

- Ну, видишь! – Восклицает Левитан, приходя в себя и вырывая

полы своего лапсердака из крепкой руки Иосифа. – Говорю же, это мой друг, а ты не разберёшься и драться ещё лезешь!

- Да? – Продолжает удивляться Изя. – Ну, ладно, выбирайте любой свободный стол, господин убийца. Роза скоро будет петь. – И тут же снова обращается к доносчику, - а ты, бобр-курва, даже и не думай отползти, вернёшь все, что должен до гроша.

- Изя… - устало отвечает доносчик, и даже вздыхает, - Аз-ох-н вэй (в этом случае «да Боже же ты мой!»), ну конечно же отдам, я всё отдам. Разве я когда-нибудь не отдавал?

- Отдашь, отдашь, даже и не думай, что отползёшь, - с заметной угрозой говорит Иосиф и уходит, оставляя товарищей.

А Свиньин тут и интересуется:

- Мне даже это интересно стало: а есть ли в Кобринском одно хоть заведенье, где нет желающих… Слегка вас отмутузить?

- Ой, да не берите вы в голову, - отмахивается Левитан с пренебрежением, а сам оглядывает почти битком набитый посетителями зал, - подумаешь, одиннадцать агор, ничего, переживут… - И продолжает обрадовавшись. – О, вон столик освобождается. Пойдёмте… Быстрее, господин убийца, быстрее, а то займут.

Они уселись за один стол, который потная женщина наскоро вытирала грязной, влажной тряпкой. Она собрала посуду на старый поднос и спросила:

- Чего будете, господа хорошие?

- Я был бы рад обычной чашке чая, - ответил шиноби, усаживаясь и снимая свою сугэгасу.

- Мне тоже, - добавил Левитан. – Хотя водку с грибами лучше не мешать… - он склоняется к шиноби и добавляет. – Я от этого просто дурею.

- С чёрным грибом? – Уточнила женщина.

Тут юноша, покосившись на своего спутника и подумав, что в данной ситуации, им правильнее будет довольствоваться чем-то, что не содержитдурманящих веществ, и говорит:

– Я думаю, нам лучше травяного.

А официантка, смерив молодого человека взглядом полным презрения и заявляет:

- Пойла для козлолосей и мудаков не держим.

- Тогда два чая с двойным чёрным грибом, - заканчивает заказ Доносчик, прежде чем юноша успевает ответить. И кажется он доволен, так как понимает, что молодой человек эту ядовитую бурду пить не будет, а значит ему достанутся обе чашки. Официантка уносит грязную посуду, а шиноби оглядывается ещё раз. Ну, да, время обеда. Свободных мест почти нет и в помещении одни мужчины.

- Вот она! – С придыханием говорит Левитан и похлопывает юношу по руке.

– Идёт, идёт…

И юноша видит женщину средних лет, в ярком обтягивающем… Хорошо обтягивающем её фигуру платье. Женщина явно происходила из благородных, она имела заметный бюст и всякий иной полагающийся дамам шарм. Её тёмно-каштановые волосы были уложены в «башню», губы ярко накрашены, а нос… Ну, а нос был вполне гармоничен с её сценическим образом. С собой певица несла гитару. Едва она появилась среди публики, как по залу прокатилась волна оживления, жующий народ стал отрываться от

своих тарелок и поднимать головы:

- О, Роза! Розочка…

Раздались редкие хлопки.

- Розалия. – Тихо произнёс Левитан с благоговением, он повернулся к молодому человеку. – Она не замужем. – И он перешёл на шёпот. – Я как-то ходил её провожать, после окончания работы. Ну, пару раз… Знаю где она живёт. – И тут он многозначительно подмигнул

молодому человеку: ну, вы поняли, да?

Шиноби только кивнул в ответ, хотя ничего он и не понял. А Розалия тем временем взобралась на небольшое возвышение типа сцены и громко спросила:

- Заказы и пожелания будут?

Тут Левитан снова обернулся к юноше:

- Ну, что? Закажем песню?

- Давайте подождём немного. – Не стал торопиться молодой человек, он не отрывал глаз от происходящего.

- Если не дать ей денег, она не будет петь, - начал хныкать доносчик, но юноша указал ему, как человек, весьма могучих кондиций, встал и протянул певице что-то.

- «Ухажёра». – Заорал один из посетителей, что сидел от товарищей за соединим столом. – «Ухажёра», давай!

- «Ухажёр» не оплачен! – Громко кирнула Розалия в ответ хорошо поставленным голосом и потом объявила: - Песня, «Страсть!»

Раздались не частые хлопки и одобрительные выкрики, публика готова была слушать эту песню.

Певица уселась не принесённый Изей стул, и взяла первый аккорд на гитаре. Проверила. В столовой стало тихо, официантки перестали сновать по залу и сгрудились возле выхода на кухню, и тогда Розалия начала:

«Я дразнила страстно, а порой нахально…

Я была опасна, и чуть-чуть брутальна…»

И надо признаться пела она… Неплохо. Лучше, чем подыгрывала себе на гитаре. Музыка была пошловата, это были какие-то вариация на тему плохого, пылкого танго, а вот слова были забористы, казалось, что автор этих строк будоражил свой гений изрядным количеством разнообразных грибов.

«Целовала нежно, топором грозила

Я могла от страсти разорвать Годзиллу...»

- Офигенная женщина. И её нос её совсем не портит. – Шептал доносчик и снова тряс руку юноши. – Вы согласны? – Ему было необходимо, чтобы и молодой человек признал талант его кумира.

- Талантом не обделена, то несомненно. – Согласился тот. А насчёт носа певицы, он счёл допустимым не отвечать.

А когда она закончила, зал взорвался аплодисментами,несомненно, публике песня понравилась. Но потом посетители снова принялись кушать своих мидий и игуан.

- Ну, господин убийца, - оживился Левитан, - вы обещали пять агор. Ну, давайте, давайте ей заплатим. А? Ну, пусть она ещё споёт…

В общем шиноби был не против послушать ещё одну песню, он достал и отдал медный пятак своему знакомцу.

И тот схватив деньги вскочил, и спотыкаясь, задевая углы столов, извинясь, побежал к сцене, где, вручив деньги певице, стал что-то ей говорить, и та вежливо слушала его до тех пор, пока злобный Изя не подошёл к ним и весьма бесцеремонно не отпихнул доносчика от сцены: да иди ты уже на своё место. Чего привязался, отдал деньги – отвалил…

Только после этого Левитан вернулся к Свиньину за стол. И сообщил

ему радостно:

- Она будет петь «Ухажёра».

А тут и официантка подоспела: принесла две не очень-то чистых чашки с мутной коричневой жидкостью. Ценитель шарма и вокальных данных сразу, едва плюхнулся на своё место, схватил одну из чашек и неимоверным глотком, за секунду, ополовинил её. И после проговорил:

- Ах, какая фемина, какая фемина, Боже ж ты мой!

А в зале снова стали тише жевать и звенеть посудой, и фемина, мечта доносчика, запела. И это уже было не какое-то там легкомысленное танго, на этот раз обеденное пространство заполнял настоящий, душераздирающий и пошлый, как и положено этому виду искусства, романс:

«В камышах задышав перегаром,

На болотах запел ухажёр

Растревожилось сердце кудряво-о

Жар желаний по ве-е-енам попё-ор».

Глава 14

И тут, как раз во время второго куплета, когда все присутствующие в зале люди заворожённо замерли, шиноби краем глаза зафиксировал какое-то движение слева от себя, и сразу решил уточнить, что это там шевелится, и, конечно, обернулся…

Поначалу, на какую-то секунду, юноша даже решил, что увидел

человека из своего цеха, но едва он сфокусировал взгляд и первое впечатление тут же растаяло, так как перед ним стоял довольно хлипкий субъект с тонкой шеей, на вид такой же подросток, как и сам Свиньин… Только вот с едва заметной жиденькой бородкой и такими же усами. Была на нём шляпа, как раз такая, что носят богоизбранные, а из-под неё свисали не очень ухоженные, не завитые в спираль пейсы. И ничем бы та шляпа не отличалась от всех иных, что носят богоизбранные, если бы не длинное, белое перо, торчащее откуда-то из тульи. Что добавляло во внешность этого человека утончённого гротеска.

А вместо чёрного, приличного лапсердака поверх белой рубахи, он носил простой гойский армяк, и к тому же под армяком у него неожиданно имелся широкий пояс, из-за которого торчала… Длинная рукоять вакидзаси. Но слишком уж разукрашенная и вычурная, чтобы представлять настоящее оружие. Как раз армяк и пояс с оружием и смутили поначалу Свиньина. А ещё выдавали в этом типе человека благородного, который вовсе не бродячий убийца, и аккуратные галошики, надетые поверх нитяных белых

носочков.

Кажется, искусство мало интересовало подошедшего, песню он не слушал, а смотрел на юношу и доброжелательно улыбался ему, явно имея к Ратибору какое-то дело. И когда шиноби в знак приветствия, кивнул этому человеку головой, тот сделал к юноше шаг и протянул шиноби белый квадрат плотной бумаги. Свиньин

взял тот кусочек бумаги снова кивнул и прочитал:

Максим «Чингачгук» Коц: «Когда интеллект острее томагавка».

Быстрые займы под залог ваших, а также и чужих внутренностей: деньги вперёд и сразу.

Лекции по менеджменту: как разводить гоев, чтобы они вам верили всегда. (Большой опыт)

Иные консультации.

- Благодарю вас, но пока что, так сильно в средствах не нуждаюсь я,

– произнёс юноша, прочитав информацию. И он даже подумывает

вернуть бумажку её владельцу.

- Так вы не зарекайтесь, - улыбается Максим «Чинагачгук» Кац, и визитку забрать не торопится. Причём улыбается он весьма зловеще, – Знаете, как бывает… Сначала у них всё хорошо идёт, этакие прожигатели жизни: нам ничего не нужно, мы на вершине мира, а потом раз… В общем потом по-разному бывает. – И тут всё с той же улыбочкой обращается к Левитану. – Ну, а у вас, уважаемый Лютик, тоже всё хорошо?

Шиноби вдруг взглянул на Левитана и… Сразу поразился тому, как изменилось лицо доносчика. А оно изменилось… Физиономия у него превратилась в маску ужаса, только что окаменевшую маску. Глаза выпивохи остекленели, и из них уже выветрилось всё пьяное наслаждение искусством. Кажется, он уже и не помнил про певицу и песни, весь мир для него в данную минуту был сфокусированна этом хлипком человечке в калошиках и шляпе с пером. А тот, видя, что доносчик никак не может вымолвить ни слова в ответ, снова спрашивает:

- Так вам нужны деньги, господин Лютик?

- Мне… А-а-а… - Левитан всё ещё не может прийти в себя. – Да зачем… Зачем мне они? Нет, нет… Мне деньги вообще не нужны… Вообще… - Он делает пассы руками и те пассы обозначают: нет, нет, нет… Мне деньги даже даром не нужны. - И чтобы как-то объяснить свой отказ он поясняет. – Мне и заложить-то нечего, я же очень употребляю… Очень… Ну, вы же сами знаете, господин Чингачгук, ну… Не первый же день знакомы… У меня все органы ну никакие! Печень… Почки… А лёгкие… - тут он начинает покашливать. – Лёгкие тоже не к чёрту. Всё плохое, всё… У меня последнее время весь организм в разнос пошёл. Просто вразнос… Вот не поверите… Хожу по улицам, хожу, а сам чувствую, что разваливаюсь с каждым шагом…

- Да? – Зловеще улыбается Максим Коц. – А глаза? Глаза ваши, как? И тут Левитан даже немного обрадовался, он махнул на Коца рукой: - Ой, да что вы, тут и говорить не о чем… Мы с Митяем-толстоногом, на той недели пили настоянный на корягах самогон, так наутро встали слепыми… Вы не поверите, ходили всё утро на ощупь, зрение еле прорезалось к полудню… - тут он сделал жест как будто ощупывает что-то. – Я и вас сейчас… Вот вижу, как-то смутно, только по голосу понимаю, с кем говорю…

- Да? – Не очень-то верит Коц. – Значит ничего в вас ценного? – Но говорит он это всё ещё с каким-то нехорошим подтекстом. И тут же продолжает. – Вообще-то, чтобы вы знали, Лютик, в наших землях, растёт благосостояние богоизбранных людей…

- Ну, так и должно быть, - разумно замечает Левитан. – На то мы и богоизбранные.

- Да-да… На то, на то… - Соглашается Чингачгук, он кивает своим

длинным пером, - но с благосостоянием растёт и продолжительность жизни у людей. Живут людишки теперь долго.

- Это очень хорошо, - заявляет доносчик.

- Конечно хорошо, вот только у стриков случаются проблемы с костями, дорогой господин Лютик, особенно с шейками бёдер. А у вас я вижу… - Чингачгук замолкает и глядит Левитану прямо в глаза, словно гипнотизирует того.

- Что у меня вы видите? – Едва ли не шёпотом интересуете Левитан. Тут Коц наклоняется к доносчику и говорит тому прямо в лицо:

- Я вижу, что у вас очень хорошие бёдра.

- Очень хорошие? – Переспросил доносчик, а потом и заорал. - Да вы что! – Заорал так, что многие посетители, слушавшие уже третью песню певицы, на него обернулись, и поглядели нехорошо. – У меня бёдра? У меня? Да это рвань какая-то, а не бёдра. Да я хожу еле-еле… Вы вообще видели, как я хожу? У меня ещё и прострелы в пояснице… - И тут он кидает последний козырь. – И деньги мне не

нужны.

И тогда Максим Коц, по прозвищу Чингачгук и говорит ему:

- Да как же вам не нужны деньги, нутрия вы зловонная, когда вы должны этому заведению одиннадцать агор. – Тут он указывает рукой на дверь. - И пока вы их не отдадите, вас отсюда не выпустят. И снова маска ужасал легла на лик доносчика. И пока он находился в шоке, в состоянии интеллектуальной грогги, Чингачгук достаёт из внутреннего кармана бумагу и карандаш, и улыбаясь кладёт это на стол и спрашивает:

- Ну что, договорчик заполнять будем? – И видя, что Левитан всё ещё не придёт в себя и сидит одеревеневший, Коц небрежно шлёпает его по щеке пару раз, чтобы привести в чувства. – Да не бойтесь вы, Лютик, у меня всё по-честному, без мелких шрифтов. Ну, берите карандашик, берите… - Он снова шлёпает доносчика по лицу. – Ну, давай-давай просыпайся, уже… - Он вздыхает. - Вот какие же они все слабенькие…

А тут ещё и выступление закончилось, певица ушла, столовая ожила, народ снова принялся жевать, а официантки суетиться, и Левитан вернулся из короткого забытья, он вцепился в рукав молодого человека и заговорил с необыкновенным, почти горячечным жаром:

- Господин убийца, господин убийца… Я вас умоляю, умоляю… Не дайте сгинуть за понюх табаку! Прошу вас… Дайте мне сейчас же одиннадцать агор, чтобы я смог отдать долги… Не хочу погибнуть в мои-то молодые годы, за одиннадцать каких-то вонючих агор. У меня мама старушка, кто её похоронит? Я вам отдам, тем более что у нас с вами такие дала, такие перспективы… Дайте, умоляю… Говоря это, он так держал молодого человека за рукав, что удивлял того силою своей хватки. И всё происходящее не было похоже на хитрую аферу мелких мошенников, что решили развести незадачливого лоха на деньги. Во-первых, потому что… Одиннадцать агор не та сумма из которых нужно разыгрывать целый спектакль, а во-вторых, ну уж необыкновенно натурально «играл» Левитан. Страх сквозил во всех его движениях и всех словах, что он произносил. В общем, всё было очень и очень натурально. И поэтому юноша ответил доносчику, не без труда отрывая от себя его руки:

- Ну, будет, будет вам, ну что вы в самом деле… Какой же вы… Необычайно цепкий! И если силы столько в вас, ей Богу… Возможно прав усердный Чингачгук, что в вашем теле заинтересован. – Он оторвал от себя руки Левитана. И когда тот снова попытался схватить его за одежду, юноша закончил. – Уймитесь, наконец, и наконец позвольте достать мне деньги и покончить с этим. – И только после этого он достал монеты и, отсчитав, протянул их доносчику:

- Держите.

Тот сразу схватил деньги, едва не подпрыгнув с лавки и даже не думая взглянуть в сторону стоящего тут же Коца, стал искать глазами Иосифа. И как нашёл, так закричал тому:

- Изя, Изя, я хочу рассчитаться. – Он стал пробираться к нему между столами, приговаривая самому себе, - ну и где он там, вечно нужно его искать…

А Чингачгук Коц, всё ещё улыбаясь, тут и говорит юноше:

- Вот так вот, да? Приехали к нам сюда, значит, мы вам, вроде как, и

рады, а вы приличным людям бизнес ломаете? Некультурненькополучается.

- Прошу прощения нижайше, - отвечает ему шиноби.

- Он что вам, родственник что ли? – Не унимается Чингачгук. Кажется, он этого не понимал. - Вы же гой, а он из наших, чего вы его взялись выручать? Он же вам никогда не отдаст денег…

- Скорей всего, - соглашается юноша, - но, честно говоря, я о возврате средств не помышляю.

- Вы потеряли деньги и ничего не приобрели. - Замечает Чингачгук и качает головой. - Никогда я вас, гоев, не понимал, никогда не понимал.

– У нас, у гоев, так заведено, - молодой человек пожимает плечами, - когда о помощи взывает кто-то, мы мимо просто так ,пройти не можем, и в помощи посильной не откажем.

- Ну-ну, пройти они не могут, - скептически заметил господин Коц. А

потом покачал головой. – Вы, гои, точно необучаемые. И я всё-таки вам скажу: вы спасли Лютику сегодня его скальп, но это не ваша заслуга, это просто моя недоработка.

И тут же появился Левитан, и прикладывая руки к груди и чуть униженно кланяясь, стал уверять Коца:

- Уважаемый господин Чингачгук, все претензии Изи насчёт денег я урегулировал, можете у его спросить, он ко мне больше денежных вопросов не имеет.

И ничего не ответил ему Коц, а молча повернулся и неспеша ушёл, а доносчик упал на лавку рядом с юношей схватил недопитую чашку с грибным отваром и залпом осушил её. И лишь после этого выдохнул более-менее спокойно и произнёс мечтательно:

- Ах как славно было бы зарезать этого подлеца. Как было бы

приятно! Ну, согласитесь!

- Сдаётся мне у вас есть целый список людей с кем вам хотелось бы покончить. – Заметил ему шиноби. – Уверен я, тут, в городе, найдётся не менее десятка человек, что вам частенько омрачают будни. Кого вы много раз уже мечтали в загробный мир успешно переправить.

- Ну, а что делать?! – Вскликнул Левитан. – Что делать порядочному человеку, если вокруг него одни подлецы и сволочи? Ну и гои ещё. – Он взял новую, непочатую ещё чашку чая с грибом, и отпив из неё

немного, стал шептать юноше:

- Но этот… Чингачгук… Это страшный тип. Страшный, уверяю вас, господин убийца. Он настоящий… Упырь. Из людей добывает почки, кости, глаза и прочие кишечники… - Доносчик снова отпивает из чашки. - У него большие связи в поместье, он для тамошних господ добывает импланты… Его в городе никто не трогает, ни Фурдон, ни бандиты, никто… - Тут Левитан замолкает на секундочку, а потом наклоняется к юноше и интересуется: - Интересно, а такого зарезать… Сколько будет стоить?

На что шиноби отвечает ему лишь укоризненным взглядом. И тогда доносчик продолжает:

- Он таскается там, у болот. Ну там, на выезде из города, где дом этого подонка Фрица. Я его там два раза встречал. Бродит там один, скотина… Хрен его знает, что он там у болот делает. На людей жутинагоняет. Может из тамошних гоев мослы какие за долги выдирает, а может и ещё что… В общем не понятно. – Продолжает шептать Левитан, тиская в ладонях чашку с грибным отваром. - И очень странно.

И на это юноша ему ничего не сказал. Он вообще не хотел вникать во всякое такое. Это было не его дело. У шиноби на ближайшее время, как говорится, был план. И он собирался строго его придерживаться.

И подумав немного Свиньин решает, что неплохо было бы ему как следует поесть, но так как заказывать еду напрямую у официантки он побаивается, ну мало ли… Вдруг на кухне, прибежав за ним следом, а может сидел тут заранее и ждал, пока по договорённости Левитан приведёт шиноби сюда, какой-нибудь грамотный человечек, и теперь отслеживает заказы, и когда узнает, что посланник заказал, то в этот заказ прибавит пару капель такого, от которого юношу будет «полоскать» пару, а то и тройку дней не хуже, чем Муми в прошлый раз. И до понедельника, до важного дня, шиноби после такой еды не выздоровеет. Так что…

Свиньин просто остановил официантку, что несла тарелки с едой и заглянул на поднос :

- Прошу прощенья, дорогая, а что это за блюда вы несёте? Они… Так

аппетитны с виду.

- Так это клубни тростника жареного на сале барсуленя, а это мидии с луком. Обычная еда, для извозчиков. И хлеб. И водка. Вот и всё. –

Она показала ему поднос.

- А можно это всё у вас я заберу? – Интересуется юноша и достаёт серебряную монету.

- Так это за седьмой столик, - отвечает юноше женщина немного удивлённо. – А я вам повторю заказ. Сейчас принесу.

- Нет, - твёрдо говорит молодой человек и берёт у неё поднос, - я этот заберу заказ, а вам за то я дам цену вдвое. – И он протягивает ей серебряную монету. – На стол седьмой, вы после принесёте.

Ну, что тут поделать, женщина с опаской взглянула на седьмой стол, не будут ли там ругаться, а потом спрятала деньги в разрез на блузе… В район бюстгальтера. И стала выставлять еду с подноса перед молодым человеком, а тот пододвинул тарелки к себе, а перед доносчиком поставил стакан с самогоном: ну, а это вам.

Этот поход за искусством, обошёлся ему, что называется, в копеечку. Десять агор за обед, двойная переплата… Ну, Бог с ним,допустим обед оказался питательный, не противный, а главное безопасный, и вообще стоил заплаченных денег. Но две чашки грибного чая, стакан самогона, которые вылакал Левитан, пять агор за песню, да ещё одиннадцать агор долгов доносчика, которые пришлось взять на себя шиноби, всё это было заметным ударом по его финансам. А пока юноша ел и посчитывал про себя сегодняшние расходы, его приятель дошёл до определённой кондиции.

Зрачки доносчика после двух двойных чашек грибного варева стали чёрными дырами, а немалая стопка самогона поверх всего, сделала его сентиментальным и даже немного фамильярным:

- Выручил ты меня, конечно… Что тут сказать… Выручил. Деньгами… В смысле… Да и поговорить с тобой можно… А почему? А потому, что ты хороший человек… Да-а… Вот так вот жил-жил, жил-жил, жил-жил, - говорил Левитан, кладя руку на плечо юноши, - и вдруг понял, что поговорить по душам, с теплотой, по-человечески, можно только с убийцей. И вот, что я тебе скажу… А я ведь тоже мечтаю кого-нибудь убить. У тебя есть кто на примете? Ну, может там у тебя какое дело наклёвывается, так ты можешь на меня рассчитывать. И ты не думай, что я не помню про долг… Долг, для порядочного человека – это святое. И заметь, я не смотрю, что ты гой. Вот все благородные люди считают, что благородный человек, гою ничего не должен, никогда… Никогда… Наоборот. Это гой всегда должен благородному… - Тут он энергично машет пальцем пред лицом юноши. – Нет, это не моя концепция. Понимаешь? Я умею признавать свои долги… Даже перед всякими гоями. У меня скоро жалованье. Да, уже в среду… – И тут он отвернулся от юноши и стал глазами искать официантку, приговаривая… - Надо взять ещё чего-нибудь… А то душевность из разговора начинает пропадать… Но шиноби к тому времени уже всё доел, он кинул на стол пару медяков, и встал. Потом под локоть бесцеремонно вытащил упирающегося доносчика из заведения, чтобы тот снова не наделал долгов, и повёл его по улице. Левитан, которому на улице, под дождиком, стало полегче, всё пытался вызнать у него цель их движения:

- Слушайте, а куда вы меня тащите? Что за спешка? Ведь так хорошо сидели!

Но определённой цели у молодого человека не было, он просто хотел увести пьяницу подальше от трактира, и когда отвёл на приличное расстояние, остановился и сказал ему:

- Вам нужно полежать, домой ступайте.

Левитан хотел что-то возразить ему, даже кричал ему в след, но

шиноби оставил его, свернул на маленькую улочку, и исчез в пелене дождя.