- Как тебя зовут?
- Абд.
- Хм. Мои люди поймали тебя в гэльте[1], стоящего над остывающим телом и привели в мой шатер. Ты знал убитого?
- Да. Шли в город, работать.
- Ты убил человека?
- Да.
- Зачем ты убил своего спутника, Абд? - странный пленник, одетый в лохмотья, сидел на полу шатра, облокотившись на центральный шест, стараясь держаться подальше от жаровен. Хоть он и был надежно связан, хмурые хаттиры все равно не спускали с него глаз, сжимая рукоятки саифов.
- Он украл мою воду. - слова перемежались щелчками и скрипом, так, что разобрать было непросто.
- Воровать воду посреди гэльты? У Тихого? Отойди вы на тридцать локтей от воды, я и слова бы не сказал. Но убивать на водопое - харам, Абд! И я волен казнить тебя на месте. Но я сначала послушаю тебя. - Хусейн ибн Хассан ибн Озкан встал с ложа, выбрал грушу посочнее с серебряного блюда, густо полил ее медом, и подошел к гхеддину[2]. - Может, попробуешь еще раз? Я прошу по-хорошему… пока.
Посол падишаха поднял фрукт над головой Абда, капая медом на лицо пленника. Гхеддин рванулся, издавая натужный глухой скрип, нижняя часть лица безобразно разошлась в стороны, обнажая бурые щелкающие жвалы. Крупные фасеточные глаза, на покрытой редкими пучками жестких волос голове, беспорядочно вращались. Разжав пальцы Хусейн ибн Хассан смотрел, как чудовище вскинуло голову, в пару движений превратило грушу в кашу, и, громко хлюпая, втянуло в себя приторно-сладкую жижу.
- Дай… - гхеддина мелко трясло, он утробно жужжал и низко наклонил голову. - Дай мне ещё!
- Все тебе отдам, Абд. - кивнул посол оттирая руки от липкого меда. - Если ты расскажешь мне правду. Можешь начинать.
Пока жуткая помесь человека и муравья сбивчиво, но довольно внятно рассказывала, как очутилась возле крохотного оазиса, Хусейн ибн Хассан думал. О том, как ужасающие чудовища из его детских легенд, сильные и воинственные гхеддины, непревзойденные зодчие, живущие в раскаленном сердце Великого белого моря - Бэль-Сахры, почти без воды и еды, могущественные Тихие, крадущиеся по песку и ходящие под землей, превратились в этих… жалких любителей меда и сахара. Готовых ради горсти белого песка на все что угодно. Как быстро развеивается ореол непознанного и таинственного, после столкновения с жестокостью и несовершенством мира. Сколько легенд оказались по сути выдумками? Пустынные ежи-оборотни - сон упившегося кумысом торговца, утонченные единороги - опасные гиганты, с неспокойным нравом и толстой шкурой... Скольким еще легендам предстоит разбиться?
- Всего лишь легенда… - горько усмехнулся посол.
- Какая легенда? - прервался Абд.
- Неважно. Итак, Абд, напомни мне, зачем ты убил человека?
- Мы шли в город, работать - гхеддин дернул глазастой головой, - он сказал, что знает путь. Он меня обманул. И напал на меня. Дай!
- Какой город, Абд?
- На востоке. Где мертвые говорят тихо. Ты обещал!
- На востоке нет городов, Шепчущий город, о котором ты говоришь - на западе. Зачем на тебя напали, Абд?
- Он хотел плату. Дай! Но мы не пришли в город. Нет города - нет платы. Дай мне! - гхеддин снова мелко задрожал, жвалы приоткрылись, он начал ерзать. Хаттиры чуть освободили саифы из ножен и сделали полшага в сторону пленника.
- Что ты ему обещал? - Хусейн ибн Хассан ибн Озкан неторопливо поднял руку, и стражники отступили. Чудовище медлило и отворачивалось, не желая отвечать. - Что ты ему обещал?!
- Явхару! - Абд поник и осел на пол.
Хусейн ибн Хассан удивился. Сдержать эмоции оказалось трудно, даже невозмутимые хаттиры ахнули. Посол покосился на них и решил не наказывать стражу. Все-таки о драгоценном камне, который каждый из народа пустынных муравьев растит внутри своего тела почти всю жизнь, чтобы преподнести в дар во время брачного ритуала, ходят легенды.
- Знаешь, Тихий… - посол задумчиво мешал палочкой мед в пиале, заставляя Абда не сводить с нее муравьиных глаз. - Я понимаю тебя. Твой спутник нарушил договор, боле того, он знал, что Шепчущий город в другой стороне, и намеренно обманул тебя. А после - вероломно напал. Это недостойный поступок, и ты правильно сделал, что убил его. Развяжите!
Стоявший ближе всех к пленнику хаттир осторожно освободил пленника. Абд, дергая головой, непрестанно щелкая и потирая тонкие руки тремя длинными узловатыми пальцами, неуверенно подошел к Хусейну.
- Держи, - пиала перекочевала из рук посла в руки гхеддина.
Муравей не удержал ее, пиала перевернулась в воздухе и мед густым янтарем растекся по ковру. Абд пискнул и упав на колени жадно начал слизывать награду.
- Но с другой стороны… - посол брезгливо смотрел, как у его ног, на четвереньках ползает чудовище, не замечая ничего вокруг, кроме лужицы меда. - Убийство в гэльте - харам! И как посол светлейшего падишаха, представляющий его безграничную власть и справедливейший суд его, я должен казнить тебя. Буду честен с тобой, Абд. Если бы тебя убили в гэльте, я казнил бы убийцу. Несмотря на то, что он человек, а ты гхеддин. Закон равен для всех.
Выхватив саиф у хаттира, Хусейн ибн Хассан одним уверенным движением ударил приговоренного. В последний момент Абд поднял голову и удар пришелся точно между огромных черных глаз. Череп треснул и развалился, словно перезрелый арбуз. Тело гхеддина, пачкая ковер золотистой кровью, кулем осело на пол.
- Омыть и подготовить, принести два кувшина с горячей водой и мой сундук с записями, - посол отер клинок чистой тряпицей со столика и вернул хаттиру. - Я хочу сам его вскрыть. Добавить дров в жаровни и вели подать кофе, ночь будет долгой.
Все-таки, не каждый день ты встречаешь чудо, так почему бы и не убедиться лично в правдивости легенд.
***
Хусйен ибн Хассан ибн Озкан смотрел на перстень, украшавший его правый мизинец и думал. Явхара, вынутая им из казненного гхеддина была небольшой, даже маленькой. Видимо, Тихий был еще слишком молод. Радужное пламя, медленно клубящееся в камне, навевало мысли тяжелые, иногда недостойные, но от этого не менее интересные и, в целом, правильные.
Муравьи, работавшие за дурманящие удовольствия. Как же это похоже на нас, людей… самых низших, но людей. Встреча с народом гхеддинов произошла буквально полвека назад, а они уже носят одежду, неплохо говорят на нашем языке и работают на нас.
Что еще они возьмут от нас? И не принесем ли мы, люди, еще большую сумятицу и раздоры в уклад их жизни? Когда гхеддины станут частью нашего уклада? Начнут ли они сочетаться браком с людьми или, что еще хуже, убивать ради удовольствия или ради наживы? Как хрупок баланс... Достаточно ничтожного вмешательства, словно взмах хвоста пробегавшей в тени бархана пустынной мыши, и начинается хаос... Не предвидел ли это солнцеликий падишах, издавая указ о единстве законов Бэль-Сахры для всех подданных? Столько вопросов, и это только из-за одного несчастного муравья…
Еле слышное покашливание сбило его с мысли.
- Говори, - оторвавшись от камня он пометил в одном из разложенных на столике листов интереснейшее свойство явхары усиливать способность мыслить.
- Господин, прибыл гонец падишаха. - негромко доложил сотник Дустум-бей, чуть приоткрыв полог шатра.
Сотник прекрасно знал, что хозяин не выносит излишней суеты и криков и не любит, когда его размышления грубо прерывают.
- Впусти! - Хусейн ибн Хассан аккуратно накрыл готовые свитки и писчую бумагу плотным цветастым платком.
Полог был бесцеремонно откинут, впуская в шатер безжалостное солнце и жар великой Сахры. Посыльный, роняя песок на многострадальный ковер, все еще хранивший едва заметные пятна меда и крови гхеддина, быстро прошел в дальнюю часть шатра, прямо к столику посла.
- Прошу великодушно простить меня, мой господин, - без приветствия гонец встал на одно колено, низко склонил голову и протянул двумя руками кадию. - Падишах лично велел доставить послание вам, как можно скорее.
- Прощаю. - Хусейн ибн Хассан принял инкрустированный золотом и драгоценностями тубус беленой кожи, сломал печать и вынул свиток. Гонец продолжал покорно и внимательно изучать узор ковра. - Свободен. Дустум!
В шатер немедленно заглянул сотник.
- Пока я готовлю ответ нашему светлейшему падишаху, присмотри за гонцом. Дай ему нового коня, смену одежды, напои, накорми, снабди провиантом в дорогу.
Дустум-бей кивнул и, дождавшись пятившегося гонца, запахнул полог, отрезая путь в шатер солнечному свету. Воздав Аллаху за скорые вести, и совершив положенное приветствие, посол развернул небольшой свиток.
«Мир тебе и милость Аллаха, любезный мой Вали Альримал[3]! Как здоровье твое? Всего ли в достатке? Полны ли пиалы твои влагой и вином? Прошу тебя, дражайший, на обратном пути, загляни в Шепчущий город и проведай нашего общего друга, визиря Ханбека, давно не видел его. Справься о здоровье его достопочтенных родителей, передай наши самые наилучшие пожелания. Погости пару дней, дай отдохнуть своим людям и коням, и, как будет свободный день от трудов праведных, навести меня и поведай что творится в необъятном мире по воле Аллаха, что нового выдел ты в Великом белом море. И помни, Хусейн ибн Хассан, для тебя на моем столе всегда будет стоять чай. Падишах Мурад Первый Мудрейший»
Хусейн ибн Хассан ибн Озкан уже знал, каков будет ответ светлейшему падишаху. Несмотря на довольно дружелюбный и милостивый тон письма, в нем без труда угадывалась встревоженность солнцеликого нарастающей мощью и влиянием Шепчущего города. Все чаще торговые караваны делали крюк на запад, визирь Ханбек ибн Юлдус исправно отдает ушур, но вот закят[4]... Закят он выплачивает с перебоями. Опять же, казненный гхеддин вряд ли был исключением, по-видимому в Шепчущем городе активно ведется строительство, требующее выносливых и сильных рабочих. Все-таки падишах Мурад не зря зовется Мудрейшим. Город давно напрашивался на визит казначея.
- Придется прилично пройтись, - посол падишаха, Хусейн ибн Хассан ибн Озкан откинул платок со столика. Нехорошо улыбаясь, он снял крышку с чернильницы, обмакнул перо и придвинул к себе чистый лист пергамента. - Дустум!
***
Две недели спустя Хусейн ибн Хассан ибн Озкан подъезжал к Шепчущему городу. Оставив караван позади, он тайком решил пробраться в город, чтобы без лишнего внимания осмотреться. Лошадь храпела и порывалась ударить в галоп, но воля всадника и короткие поводья были сильнее. В каменную кладку стен, окружавших город кольцом, были вмурованы тысячи мертвецов. Кладка, высотой в десять конных воинов, на три ряда вверх щерилась неупокоенными.
Раствор, обволакивая все тело мертвеца ниже груди, держал крепко. Уж об этом стража визиря позаботилась. Говорят, несколько нерадивых мастеров составляли компанию каторжникам, убийцам и насильникам в стене. Все они тянули иссохшие грязные руки и раскрывали свои рты, издавая тихие стоны и порывались схватить идущего мимо путника. Собственно, поэтому город и прозван Шепчущим. Стоны и вздохи не смолкали ни на мгновение.
Посол падишаха удивился прозорливости визиря. Если город возьмут в осаду, то близко к стенам будет не подойти - сожрут живьем. А умершие пополнят армию нежити. Главный сахир[5] визиря, Нешера Альсаахир, не просто балуется запретным знанием, а погружена в него полностью. Надо будет узнать, не состоит ли она в родстве с покойным колдуном Мазенратом, владыкой страны Чёрного песка. Хоть предок светлейшего Падишаха разгромил армию маммелюков, эхо давней войны все ещё иногда встречалось в Великой Сахре.
Проехав в ворота, посол так же отметил и толщину внешней стены. Три арбы с упряжью, не меньше. Решив немного покружить по городским кварталам, а не ехать сразу ко дворцу визиря, Хусейн ибн Хассан был удивлен еще больше.
Во дворе цеха плотников кипела работа над очередным осадным орудием. Конструкция выглядела несколько необычно. И зачем успешно торгующему городу осадные орудия вместо оборонительных? Связано ли это с работой гхеддинов? И где же они? Тайное строительство, вдали от глаз?
Шепчущий город... Вопросы сыплются из тебя, как песок из пробитого кувшина. По всей видимости, беседа с падишахом сильно затянется. Если она состоится, конечно.
Рядом с осадной машиной, в огороженном загоне, лежало два шевелящихся шара. Заряды. Посол подъехал ближе. Настоящая каша из неупокоенных, крепко перемотанных канатами. Интересно и пугающе. Решив больше не испытывать судьбу, Хусейн ибн Хассан направился ко дворцу.
По пути он думал. Хвала Аллаху, что визирь Ханбек ибн Юлдус подданный нашего светлейшего падишаха. Ибо в другом случае, война с Шепчущим городом обещала быть долгой, изнурительной и, может быть, не очень успешной. А ещё, послу не терпелось воочию убедиться в правдивости слухов о жене визиря. Будто бы она может повелевать мертвой материей и грезит с духами о грядущем. Хотя, даже малой толики увиденного хватило Хусейну ибн Хассану что бы поверить в большинство сплетен.
Миновав пару кварталов, посол вышел к дворцовой площади. У фонтана его уже ждал посыльный от Дустум-бея. Пока визирь не заметил отсутствие важного гостя в караване, посол присоединился к своему отряду. Спустя еще четверть часа вереница верблюдов и конных хаттиров вошла во дворец Ханбека ибн Юлдуса через восточные ворота. Пред ними возвышалось величественное строение, купающееся в закатных лучах солнца.
В далеком уже детстве, Хусейн ибн Хассан видел, как разделывают верблюда. Воспоминание всплыло внезапно. Но почему-то, у него упорно возникало неприятное чувство, словно он входил в чье-то развороченное нутро...
В главном обеденном зале были накрыты низкие столики. Пир по поводу приезда уважаемых гостей из казначейства самого падишаха порядком затянулся. Пивший только воду и кофе Хусейн ибн Хассан с нескрываемым отвращением смотрел, как визирь Ханбек ибн Юлдус, вместе с первым помощником, забыв о приличиях и гостеприимстве, елозили руками по огромному блюду с остатками плова, заливая в глотки вино, кувшин за кувшином. Особо отметил «казначей» и гневные выкрики о невероятном могуществе, бесстрашии и грядущей славе как Шепчущего города, так и лично Ханбека ибн, чтоб его ишаки драли, Юлдуса.
- Кофе, господин? - едва слышно спросил слуга, учтиво поднеся кувшин с тонким носиком.
Посол глянул в свою чашку с остатками напитка. Еще кофе хотелось отчаянно, но пить четвертую чашку подряд было оскорбительно. В таком обществе приходится слишком усердно думать об этикете. Скорбно вздохнув он перевернул ее вверх дном, громко стукнув о блюдце.
- Только чай! - и, повернувшись в сторону горланивших хозяев пиршества, повысил голос. - Любезный Ханбек ибн Юлдус, да будут полны твои колодцы и кладовые, твое угощение сделает честь самому падишаху, но мои люди устали с дороги, прошу дозволения покинуть столь гостеприимный пир.
- А? - осоловевший визирь, невидяще уставился на гостя. С губ капал жир, вперемешку с вином, в жидкой бороденке застрял рис. Подлетевший слуга наклонился и повторил просьбу. Визирь утерся и махнул рукой. - Убирайтесь!
Встав из-за стола и, отвесив необходимое количество поклонов, посол вышел из зала и облегченно вздохнул. Добравшись до покоев, посол слегка оторопел. У дверей стояло вдвое больше хаттиров. Половина из них была в черной одежде - личная охрана посла, а вторая - в зеленой с золотом. Личная охрана жены визиря. Стража сверлила друг друга взглядами, но не двигалась с места. Съедаемый любопытством Хусейн ибн Хассан открыл дверь…
Два часа спустя Нешера Альсаахир вышла из покоев посла падишаха. Разговор останется в тайне, она была в этом уверена, точно так же, как и в том, что Хусейн ибн Хассан не казначей падишаха. Слишком хороша у него стража, слишком хорошо он уходит от ответов и слишком хорошо задает вопросы. Пришлось выложить ему практически все, и насыпать столько песка в глаза, что хватит на два бархана. Наплести про могущественного врага, копившего силы дальше на западе и завтра показать несколько цехов, иначе он сам начнет вынюхивать и до добра это не доведет.
Стремительно спускавшись по лестнице, она думала о том, что пора бы уже серьезно поговорить с ее мужем. Слишком заносчив он стал, для мелкого придворного. Следует напомнить ему, каким образом он получил титул визиря.
Ворвавшись в тайную комнату под северной башней, она яростно сбросила грубую ткань, испещренную бурыми подтеками с верстака. Вид огромного яйца тайиннара несколько успокоил ее. Янтарные чешуйки плотно прилегали друг к другу. Их резкие края словно были обведены сурьмой. Яйцо излучало едва уловимый свет. Нежно проведя рукой по выступам, Нешера запустила ее в стоявший у верстака чан. Выудив оттуда крупную явхару, главный сахир Шепчущего города улыбнулась.
- Вскройте еще десять муравьев, мне понадобятся силы! - бросила она слугам...
Посол падишаха катал в руках пиалу с остывшим чаем и думал. Как он и предполагал, визирь был всего лишь ширмой. Среднего роста, темноглазая, русоволосая, чуть полноватая, на его вкус, но, тем не менее, Нешара с умением и достоинством поддерживала разговор. Украшения были подобраны подобающе платью и в соответствии с должностью главного сахира.
Всем в городе заправляла Нешера Альсаахир. В том, что у такой властной, красивой и деятельной женщины полно секретов он не сомневался. И дело не в том, что в великой Бэль-Сахре смотрят на женское самоуправство несколько… традиционно. Нет, Мурад Первый Мудрейший видел в женском поле, пусть несколько несвободных в некоторых моментах, но все же равноправных членов общества. И все-таки, как же она ловко пыталась перевести мысли посла в нужное русло.
Сделав вид, что поддался ее чарам, Хусейн ибн Хассан выторговал себе инспекцию по ремесленным цехам. Очень хотелось посмотреть, как уважаемая Нэшера будет вести себя дальше. И все больше посол недоумевал, как и где в городе можно спрятать буквально толпы гхеддинов? Кстати, надо бы поговорить с Дустум-беем, о достопочтенном визире Ханбеке ибн Юлдусе. Возможно ли, ведя такой разгульный образ жизни, совершенно случайно, поперхнуться горстью плова или оступиться на крутой лестнице, возвращаясь пьяным к себе в покои с очередного пира?
***
Дустум-бей закончил очередной обход дозорных и дал себе небольшую передышку. Сидя с наветренной стороны бархана он смотрел вдаль, прикрыв лицо выцветшей куфией[6]6. Последний раз цепко оглядев бесконечные волны песка, сотник устало прикрыл светло-зеленые глаза и прилёг на песок. Четверти часа вполне хватит.
Ветер с едва уловимым шелестом носил песок с гребня на гребень. Сквозь сон Дустум слышал журчание песка под ногами посыльного.
- Чего тебе? - не открывая глаз буркнул сотник.
- Прошу милости, мой господин... Хозяин зовёт тебя. - поклон вышел неуверенным - ноги кула7[7] вязли в песке, ему с трудом удавалось держать равновесие.
Дустум кивнул и не двинулся с места. Кул переминался с ноги на ногу.
- Ты ещё здесь?
- Хозяин просил поторопиться. - раб все же не устоял, упал на песок и покатился вниз.
Одним резким движением Дустум-бей вскочил с песка и, отряхнув вездесущий песок с серых одежд, спустился за посыльным вниз...
В шатре Хусейн ибн Хассан ибн Озкан пил вечерний кофе и размышлял. Поведение визиря ему очень не нравилось, слишком много вольности и вина позволяет себе Ханбеке ибн Юлдус. И жена его, скрытная и властная женщина. Того и гляди, как бы чего худого не вышло.
Полог шатра едва заметно шевельнулся.
- Входи.
- Приказывай, господин! - Дустум-бей прошёл в шатер и опустился на одно колено.
- Не мешало бы нам, дорогой Дустум, проведать нашего друга, визиря Шепчущего города, досточтимого Ханбека, чтобы под ним его конь издох, ибн Юлдуса. И снаряди завтра со мной надёжных хаттиров, десятка два. Уважаемая Нешера соизволила показать мне свои мастерские. Надеюсь, обойдётся без сюрпризов, но подготовится не помешает.
- Слушаюсь, мой господин. - сотник поклонился, и сделав положенные три шага назад, покинул шатер.
Десятки Вали и Урека отлично подойдут в качестве споровождающих. Насчёт визиря пара мыслей у Дустума была, самая пора их проверить...
[1] Гэльт – небольшой оазис в пустыне
[2] Гхеддины - человекоподобные существа, напоминающие муравьев. Обладают развитой культурой, зодчеством, общественным строем. Иногда их называют Тихие, за скрытность и умение бесшумно передвигаться
[3] Вали Альримал - дословно: Наместник песков, Хозяин пустыни (араб.)
[4] Ушур и закят, виды налогов. Ушур – десятина с дохода, закят - налог на бедных, неимущих, праведные дела.
[5]Сахир - дословно «колдун» (араб.)
[6] Куфия – Традиционный мужской головной платок. Используется для защиты от солнца и песка.
[7] Кул – невольник, раб.
От автора