«Конец лета не всегда означает, что хорошее закончилось»
Наш герой, Алексей Иванович, особенно любил эти немного прохладные, ветреные дни — в них была своя свежесть и спокойствие. Такая погода дарила ему особое вдохновение. Но он не знал, что именно в такой день привычное начнёт раздваиваться, стоит лишь внимательно присмотреться.
28 августа 1986 года. Алексей свернул на узкую заросшую тропинку, понимая, что до цели осталось не так много. Гравий закончился незаметно — его сменили корни, ветки и вязкая почва. Велосипед скользил, цеплялся за обнаженные корни, мокрую глину и прелую листву, будто сама дорога испытывала настойчивость путника. Алексей вёл его аккуратно, почти бережно, стараясь не сбиться с узкой тропы, что появилась меж старых сосен и берёз, уводя всё глубже в лес.
Вокруг было слишком тихо — стояла та особенно глухая тишина, какая бывает только вдали от больших дорог и человеческой суеты. Ни голосов, ни звуков техники, только шелест листвы над головой да редкий крик иволги где-то в верхушках деревьев. Лес дышал медленно, влажно, наблюдал.
Сбоку, за поросшей кустами низиной, слышался едва различимый шум воды — вероятно, это была Малая Кимрка. Её течение скрывалось за зарослями, но само присутствие реки ощущалось: лёгкой сыростью в воздухе, запахом зелени и глины, настойчивой прохладой, пробирающей сквозь ткань рубашки.
Алексей на мгновение замер, чувствуя, как привычный пейзаж скрывается за его спиной, поглощённый чащей. Он был один, по-настоящему один, окружённый живой, молчаливой природой. И это одиночество не пугало, но настораживало. Как будто сама местность, старая, забытая, поросшая мхом, что-то скрывала и не спешила открываться сразу.
Алексею не впервой было ехать по узким старым тропинкам (чаще всего это были прогулки или заказы), но этот путь оказался особенным и неизведанным: до сих пор он не заезжал так далеко, туда, где сегодня предстояло работать. Его главным стремлением оставалась мечта — уехать в Москву и поступить на инженера-механика, чтобы работать в столице, о которой он много слышал по телевизору и из рассказов отца, регулярно ездившего туда по делам. Пока же денег и сил на переезд не хватало, и этот шаг казался далёким. В настоящее время Алексей практиковался и зарабатывал реставрацией в Кимрах и близлежащих посёлках и деревнях.
Сегодня для него важный день — он решил взять последний заказ на лето. В сентябре начнётся курс по механике, который проводил знакомый его деда, и на реставрацию времени уже почти не останется. Долго он сомневался — заказ находился далеко от города, но предложенная сумма была внушительной, 75 рублей, и сама работа представляла особый интерес. Ему предстояло реставрировать радиоприёмник «Океан-302» 1972 года выпуска — именно такую модель ему подарили на его 10-й день рождения. Приёмник был для Алексея настоящим чудом техники; именно с него у него появилась глубокая любовь к инженерии и механике. К сожалению, со временем его собственный приёмник сломался, и починить его уже не удалось, поэтому возможность снова увидеть и отреставрировать такую вещь он не мог упустить.
Он остановил велосипед. На мгновение он сильно запутался в мыслях, усталость била по ногам. Он понял, что чуть не съехал с дороги. Дом, который ему нужен, стоял в 100 метрах. Он был обычным, провинциальным домом того времени: небольшой, одноэтажный, построенный из тёмного дерева. Но участок… Участок был тревожно большим и диким. Он был окружён ветхим, низким забором. Вдоль него рос одичавший малинник, а дальше начинался сильно заросший огород. Всё, что было со стороны леса, было запущено и заросло. Здесь, хоть и угадывались тяжёлые кочаны капусты и бурая ботва свёклы, между ними бушевали высокие, агрессивные сорняки и густой лопух, захватившие пространство.
Однако в центре этой дикости Алексей заметил небольшой, тщательно огороженный участок, около трёх квадратных метров. Земля там была черна, ухоженная и рыхлая, без единой соринки. На нём росло несколько кустов странной травы с мелкими, почти белыми цветками, а также он различил высокие, колоколообразные растения с тусклыми, бархатистыми листьями.
Алексей не знал ботаники, но инстинктивно почувствовал, что эти растения не из мира капусты и свёклы. Это был единственный уголок, который Раиса Петровна аккуратно окучивала и берегла среди всеобщего хаоса.
На краю участка, у забора, копошились несколько тощих кур, а недалеко от крыльца, рядом с небольшим, сколоченным из досок домиком, кот в последних лучах солнца лениво умывался. Его присутствие было единственным нормальным, живым элементом во всей этой картине.
Дом был окружён лесом с восточной стороны и речкой Малая Кимрка с западной. Речка была совсем близко, рукой подать, и её узкое русло создавало ощущение изоляции.
Алексей поставил велосипед у забора и кликнул хозяйку, чувствуя внезапное, резкое сомнение: «Может, уехать сейчас, пока не поздно?» Но он тут же подавил эту мысль. 75 рублей.
— Это реставратор! Алексей Иванович!
Из-за дома показалась невысокая женщина. Раиса Петровна Слепнёва на вид была лет 60–65. На ней было старое, но чистое ситцевое платье, давно вышедшее из моды, поверх которого накинут тяжёлый шерстяной платок, несмотря на конец августа. Она сняла старые, рабочие перчатки, которые были ей велики, и открыла забор, сдвинув деревянный крюк.
— Здрасьте вам, Алексей Иваныч. Проходите, — её голос звучал тепло, но глаза выдавали, что она о чём-то серьёзно думает. В этих глазах, глубоко посаженных и немного мутных, читалась скрытая напряженность.
В этот момент в небе над ними раздался резкий, хриплый голос. Кар-р! Кар-р! — начиналась осень. По телу Алексея прошёл внезапный холодок. Он отметил про себя, что в этой глуши всё, даже крик птицы, казалось громче и значительнее.
— Ох, вы, наверно, умаялись с дороги. Проходите в дом, то лучше, чем здесь стоять. Я уж по телевизору слышала, к вечеру гроза будет. Нам бы успеть до дождя. Я вас уж ждала.
Алексей переступил порог. Под ногами у него тут же захрустел гравий, и он почувствовал, как тяжело захлопнулась калитка позади него. Всё. Пути назад нет. Звук закрывшейся калитки прозвучал в тишине окончательно, словно поставленная точка.
Вместо того чтобы сразу следовать за хозяйкой, Алексей инстинктивно направился к ухоженной стороне двора. Он хотел укрыться от вида дикого, заросшего сорняками леса и этого хаоса. Он подошёл к небольшой, аккуратной веранде и остановился, рассматривая её. Он старался найти в окружающей обстановке хоть что-то, что соответствовало бы его привычному миру.
В этот момент, словно привлечённый его бездействием, из-под крыльца вышел рыжий кот. Он подошёл к Алексею и, громко урча, притёрся о его ногу. Алексей наклонился и погладил кота, чувствуя мимолётное спокойствие.
— Ну, привет, дружище. Как тебя зовут? Рыжик, наверное? — прошептал Алексей.
Раиса Петровна остановилась у крыльца и обернулась. На её лице промелькнуло нечто вроде мгновенного, едкого презрения, которое тут же сменилось усталой улыбкой.
— Какой же он Рыжик, сынок? Его Радий зовут. Ты бы, Лёша, знал, что не каждому дано носить имя по первому цвету. Это имя с историей, не просто так. — Она вздохнула, поправляя косынку. — Нам работать надо. Здесь стоять не дело. В доме лучше, там процесс пойдёт быстрее. Я не люблю тратить время попусту, Иваныч.
Усмехнулась она. Алексей кивнул и последовал за ней.
Он поднялся на скрипучее крыльцо. Оно было маленьким, перед ним стояла кресло-качалка, а на круглом столике в горшке цвела душистая герань. От неё тянулся тот самый сладковатый запах, который Алексей, несмотря на его необычайную силу, сразу же узнал и объяснил себе этим цветком. Запах был едко приторным, но он убедил себя, что это просто особенность сорта.
Переступив порог, он почувствовал, как под ногами зазвучала первая половица, а за спиной беззвучно осела тяжёлая дверь, которую Раиса Петровна прикрыла, не хлопнув.
Они оказались в небольшом, тусклом коридоре. Внутри пахло старым деревом и пылью. Дом был старым, но не заброшенным. Казалось, что дом просто замер во времени, сохраняя атмосферу прошлых десятилетий.
Раиса Петровна шагнула вперёд, указывая путь.
Пока она шла, Алексей быстро осмотрелся, мысленно составляя план.
С одной стороны, он разглядел контуры газовой плиты и самовар в проёме — это была кухня. Рядом очевидно, располагались спальни.
Одна из комнат в начале дома была закрыта. Дверь казалась подозрительно глухой, без малейшего намёка на щели.
Пройдя по короткому коридору, Раиса Петровна распахнула дверь в гостиную.
— Вот здесь нам будет удобнее, Алексей. Светлее, — сказала она.
Гостиная оказалась самой просторной комнатой в доме. Мебель — массивная, советская, из той эпохи, когда вещи делали на века. В углу стояла настоящая печь, облицованная белыми плитками, на полу красовался добротный, яркий советский ковёр. Здесь было всё, что нужно для жизни: мягкое кресло, большой буфет, обеденный стол.
Стены были обклеены выцветшими обоями, а на них висели картины, далеко не всегда пейзажи. Большинство изображений — это были портреты. На этажерках громоздились книги, в основном справочники и подшивки журналов.
Его взгляд задержался на одной из картин — черно-белой фотографии в тяжелой раме. На ней была изображена группа мужчин и женщин в строгих костюмах. Они стояли ровным рядом, словно сотрудники крупного НИИ на каком-то торжественном мероприятии. Лица были напряжённые, словно им всем было неудобно позировать. Рядом висела ещё одна фотография, поменьше — пожилая пара, очевидно, её родители.
«Господи, сколько же тут старых бумаг и книг. И эта фотография... Неужели родители работали в каком-то НИИ? Это выглядит как коллектив ученых или чиновников высокого ранга. Неужели она из такой семьи? Ладно, не моё дело. Главное — починить этот приёмник и получить свои семьдесят пять рублей. Надо позвонить Пашке, нашему главному лентяю. Он уже неделю ждёт, когда мы поедем к Степану Александровичу на рыбалку. Всего пару дней осталось, пока не начнутся курсы по механике. Эти дни — точно последний шанс отдохнуть.»
Раиса Петровна тем временем сняла со стола чистое льняное полотенце, открывая объект реставрации.
— Вот, милок, посмотри на него. Дорогая вещь. У нас с семьдесят второго года, когда сын в армию ушел... А теперь вот, тишина. Знаете, Алексей Иванович, я про вас от Наталии Семёновны слышала. Она говорила, что вы не просто чините, вы как будто душу старым вещам возвращаете. А этот мне очень нужен. Чтобы хоть иногда услышать что-то родное в этой тишине. Я не могу без него, Алексей. В тишине здесь слышишь слишком много лишнего.
— Я постараюсь, Раиса Петровна, — Алексей, польщённый, взял инструмент в руки. — Вещь отличная. Сразу видно — качественная. А что с ним случилось?
— Ой, да что там! Погода, сырость, годы... Он перестал говорить, как будто язык проглотил. А мне-то кажется, что проводок какой-нибудь отошёл. Вы же мастер, сразу увидите, где что припаять нужно.
Алексей кивнул, погружаясь в работу. Это было его убежище. Тут была только логика и техника. Он с головой ушел в знакомый мир схем и пайки, отгоняя посторонние мысли.
— Я пока на кухню. Чай поставлю, — прошептала Раиса Петровна. — Только сильно не утомляйтесь, Иваныч.
Она вышла, и только тогда Алексей позволил себе немного отвлечься. Подойдя к окну, он заметил, как дождь усиливается, превращаясь в моросящий поток. Улица, уже казавшаяся заброшенной, стала ещё мрачнее, как негостеприимный уголок мира.
Алексей увидел, как рыжий, худой кот по имени Радий быстро перебежал двор и скрылся под крышей беседки, стоявшей немного в стороне от основного дома. Затем вернулся к приёмнику. Тревога снова коснулась его, не от холода, а от осознания, как далеко он сейчас от цивилизации и как быстро темнеет в осеннем лесу.
Сначала Алексей посмотрел на радиоприёмник — “Океан-302”. Такой же стоял у них дома, когда он только начинал интересоваться механикой и радиотехникой. Тогда он любил слушать утренние и вечерние передачи — спокойные голоса дикторов, сигналы позывных, лёгкую музыку между выпусками новостей. Эти звуки были для него чем-то надёжным, упорядоченным, частью мира, который можно понять, если знать, как он устроен.
Он сел за стол, стоявший с левой стороны от входа в комнату, прямо напротив окна.
Печь хорошо дополняла комнату, и это не выглядело чуждо — комната была очень приятной, и Алексею стало тепло. Весь холод остался за крепким старым, немного помутневшим окном, по которому тихо накрапывал дождь. Стол, за который он сел, видно, раньше предназначался для швейной машинки, что стояла под тёмной тканью под столом. На нём, рядом с приёмником, лежали тяжёлая перьевая ручка в футляре и стопка перевязанных тесьмой толстых учётных тетрадей — видно, хозяйка пользовалась ими для своих записей.
Алексею даже понравилась эта атмосфера, и все сомнения по поводу неухоженности дома ушли. Видно, сын у неё погиб, и она не справляется одна. Тем более лето подходит к концу — и, кажется, Раиса Петровна не видит смысла гоняться за каждой соринкой. Всё равно не так много времени до снега осталось.
Его мысли перебил звон настенных часов — спокойный, мерный, который одновременно и умиротворял, и отвлекал от работы. Радиоприёмник был не в плохом состоянии, но, видно, контактировал с жидкостью — возможно, именно из-за этого перестал работать. К счастью, всё, что нужно, у Алексея было с собой.
Он выполнял работу спокойно и уверенно, пока в комнату не зашла Раиса Петровна с чаем.
— Здравствуйте, Раиса. У меня небольшие новости, — первым заговорил Алексей.
— Ну и что с ним, милок? Я вам чай принесла, сама делала — очень вкусный, помогает с умственной деятельностью. Мне всегда помогает, — сказала она, ставя чашку рядом.
— Благодарю. У вас он, видно, немного пострадал от влаги — падал в воду или под дождь, из-за этого и перестал работать. Поломка не страшная, всё ещё можно восстановить.
— Хорошо, очень хорошо, — кивнула она с улыбкой. — Вы очень хороший мастер. Я сразу увидела — у вас рука надёжная. Вы – человек с золотыми руками, таких сейчас мало. Надеюсь, вы полностью вернете ему голос.
Алексея порадовали её слова. Это дало хорошее настроение и ещё большее желание закончить работу как можно лучше.
Свежий горячий чай издавал лёгкий пар и пах смородиной — густо и терпко. Запах был такой приятный, что он невольно улыбнулся. Аромат был необычайно сильным, словно в чашке была не просто заварка, а концентрированный летний день.
Он не хотел показаться невежливым, поэтому сказал, что обязательно попробует чай, но сначала должен закончить одну из частей радиоприёмника.
Сладкий запах смородины стоял такой сильный, что Алексей закончил буквально за несколько минут.
Поставив инструмент, он наконец позволил себе передохнуть, сел на диванчик и спокойно начал пить чай — с ярким ароматом конца лета.
Пока отдыхал, он решил немного осмотреть дом и сходить в уборную.
Пока осматривал комнаты, понял, насколько хорошо всё устроено. Всё было выполнено с умом и на совесть — явно строилось на века. Дом был полон старинной, но крепкой мебели и техники, намекая на высокий статус бывших владельцев.
Если снаружи это был обычный старый дом, в некоторых местах даже заброшенный, то внутри он выглядел зажиточно, почти по-городскому. Было видно, что женщина когда-то жила богато — возможно, занимала важную должность в молодости или получила наследство. Алексей склонялся к первому варианту: по всему дому виднелись награды, справочники, аккуратно перевязанные папки с документами. Это была не просто зажиточность, а следы серьезной, интеллектуальной деятельности.
Допив чай из элегантного сервиза, он отправился искать хозяйку. Нашёл её довольно быстро — в спальне.
Она сидела на диване и смотрела передачу по телевизору — «В мире животных». На экране диктор рассказывал о зимовке птиц, и его ровный, чуть глуховатый голос разливался по комнате.
— Хорошая передача, — сказал Алексей, заглянув в дверной проём.
— Да, — тихо ответила она. — Иногда животные мудрее людей. Они просто живут, не задавая лишних вопросов.
Он вежливо улыбнулся и спросил, где уборная.
— Вон там, по коридору, направо, — ответила Раиса Петровна, не отрывая взгляда от экрана.
Алексей прошёл по коридору. Половицы под ногами отзывались тихим гулом, будто под домом пустота.
В уборной было чисто, но воздух показался тяжёлым — с запахом влажной земли и чего-то необычного.
Она была пристроена к дому небольшим коридорчиком. Он включил свет — лампа мигнула пару раз, но зажглась. В углу стояло старое зеркало, запотевшее от сырости, а под ним — эмалированный таз и ведро.
Он нагнулся к раковине, и в тот момент под полом тихо щёлкнуло — глухо, будто где-то внизу что-то сдвинулось. Алексей замер.
— Наверное, мыши, — пробормотал он, стараясь не придавать значения.
Он умылся холодной водой, вытер руки и вернулся в гостиную. Раиса Петровна по-прежнему сидела за телевизором, а на экране уже шли новости.
Алексей снова подошёл к радиоприёмнику, включил питание — и прибор тихо зажужжал. Жужжание было ровным, обнадеживающим. В динамике послышался лёгкий треск, потом шорох, похожий на дыхание.
Он нахмурился, наклонился ближе и повернул регулятор громкости… Но вдруг радиоприёмник зашипел, коротко треснул — и из корпуса пошёл лёгкий дым. Густой белый дым, пахнущий озоном и горелой изоляцией, заполнил воздух.
Алексей вздрогнул, едва не свалившись со стула. Он никак не ожидал такого — сердце тревожно стукнуло сильнее. Приёмник, который он только что починил, словно отказался работать по чьей-то невидимой воле.
Перед тем как снова заглянуть внутрь, он бросил взгляд в окно. Сквозь стекло пробивался мягкий свет — день клонился к вечеру. Время было без двадцати минут шесть.
Он вернулся к столу, осторожно открыл корпус приёмника. Внутри всё выглядело плохо: оплавленная изоляция, потемневшие провода, сгоревший конденсатор. Алексей нахмурился. Нужных деталей не было, только похожие. Можно попробовать заменить, но не факт, что приёмник вообще заработает. Без оригинальных запчастей ремонт мог затянуться на неопределенное время.
С тяжёлым вздохом он вышел на улицу. Воздух был влажный, свежий, с запахом травы и земли после недавнего дождя. Странно — Раисы Петровны он не заметил. Она пропала из поля зрения, не сказав ни слова.
Он прошёл по влажной земле к беседке и сел. Лёгкий ветерок колыхал листву, солнце всё ещё золотило верхушки деревьев. Вдалеке пели птицы — особенно отчётливо слышалась синица, щебетавшая где-то в чаще.
Алексей посмотрел на дом — когда он приехал, тот казался маленьким и почти уютным. Теперь же, при косом свете солнца, он выглядел высоким, с тяжёлой крышей и глубокими тенями под окнами. Дом казался враждебным, словно наблюдающим за ним. Потом перевёл взгляд на реку Кимрку — она тихо колыхалась, отражая последние лучи.
Он вернулся в дом — старушки нигде не было. Проходя по коридору, заметил дверь, что раньше была заперта. Попробовал ручку — открыта.
Внутри оказалась библиотека. Настоящее книжное убежище: стены от пола до потолка заставлены томами, узкая высокая лестница тянулась почти под самый потолок. Комната была небольшая — метра два на два, но в высоту — почти вдвое выше его. Под ногами лежали мягкие, дорогие ковры, заглушающие любой звук.
Он подошёл ближе, не раздумывая, достал одну из книг. На обложке аккуратным шрифтом было написано: «Квантовая химия и что она из себя представляет». Автор Ф. Фосген. 1961 год. Книга выглядела необычно — словно написана вручную, возможно, в единственном экземпляре. Он пролистал страницы: текст был полон сложных формул и незнакомых терминов.
«Странно… хотя, может, просто редкость», — подумал Алексей, вернув её на место. Он вышел из этого места.
Двигался он предельно тихо, инстинктивно ступая только на края половиц. В этот момент, когда он находился в коридоре, откуда-то из-за стены, отделяющей его от спальни, раздалась музыка.
Из стены раздался голос:
Non, rien de rien...
Non, je ne regrette rien.
Ni le bien qu'on m'a fait,
Ni le mal tout ça m'est bien égal.
Голос звучал чисто и властно, словно обращаясь лично к нему. Это была тихая, приглушённая мелодия; высокий, мелодичный женский вокал пел на иностранном языке. Алексей не знал этого языка, но по аристократичному тону понимал, что песня европейская, возможно, даже французская. Песня была построена на медленных, драматичных аккордах и струнных арпеджио, которые только усиливали её значительность. Он чувствовал, что слышит нечто чужое и неуместное.
Услышав этот жуткий, гордый аккорд, Алексей насторожился ещё больше. Музыка исходила из спальни Раисы Петровны. Он очень осторожно двинулся к ней.
Он приоткрыл дверь. В спальне, на деревянной тумбе рядом с кроватью, стоял старинный проигрыватель. Это был тяжёлый, деревянный аппарат с глянцевым корпусом и огромным раструбом, который усиливал звук, делая его почти оперным. Его игла медленно скользила по чёрной виниловой пластинке. Раисы Петровны нигде не было. Но кто же тогда включил музыку?
Музыка звучала значительно и жутко. Алексей подошел. Он резко, без раздумий, протянул руку и убрал иголку. Игла соскочила. Наступила кромешная, всепоглощающая тишина.
Чтобы прервать это мёртвое молчание, Алексей резко вышел на улицу. Мысль мелькнула — взять велосипед и уехать, оставить всё как есть. Но он отогнал её. Каким он будет мастером, если сбежит, не закончив работу? Он должен был остаться, не только из-за денег, но и из-за профессиональной чести.
Он дошёл до реки и сел на старый рассохшийся пирс. Вода мерцала под светом уходящего дня, лёгкий ветер шевелил траву. «Может, я зря всё это принял так близко к сердцу? Работа — есть работа», — думал он.
К нему подошёл кот — тот самый, что уже обитал здесь. Потёрся о его ногу, тихо мяукнул. Алексей улыбнулся, достал из портфеля бутерброд, разломил пополам и протянул ему кусочек. Кот ел с удовольствием, потом свернулся клубком рядом. Алексей смотрел на реку, на мягкий свет уходящего дня. Всё казалось спокойным.
Пока из-за спины не раздался тихий, знакомый голос:
— А что вы тут сидите? — спросила Раиса Петровна, подходя ближе. — Вы всё доделали?
— Э… извините, у меня случился казус. Такого со мной ещё не бывало. Я обязательно всё закончу, просто нужно немного больше времени.
— Не переживайте, — мягко ответила она. — Всё вы успеете. А пока можете немного отдохнуть. Хотите, я приготовлю свой фирменный ужин? Я понимаю, техника капризна. Отдых, Алексей, это лучшая подготовка к работе.
Он хотел отказаться, но голод сказал за него.
— Ладно, если не затруднит, — ответил Алексей.
Раиса Петровна кивнула и пошла к дому.
Алексей вместе с Раисой зашли в дом. В прихожей пахло выветренным деревом и чем-то похожим на старую бумагу. Телевизор в гостиной бормотал сам себе — диктор, кажется, читал про урожай в Калининской области, потом пошла реклама чайников. Свет в комнате был тусклый, чуть желтоватый, как бывает под вечерами, когда солнце ещё не ушло, но уже не греет.
Раиса сняла платок, поправила волосы и сказала спокойно:
— Вы пока там, Лёша, подождите, я на кухню пойду.
Он слегка кивнул. Комната с радиоприёмником встретила его слабым запахом пыли и старого лака. Приёмник стоял у окна, на нём лежал тонкий слой пыли, будто кто-то аккуратно присыпал его мукой. Алексей снял крышку, осмотрел детали, провёл пальцем по панели — тёплый налёт времени.
Он наклонился, взял тряпку, начал чистить, и вдруг вспомнились слова Петровича — не как урок, а просто как эхо, брошенное памятью: «Всё, что не работает, возможно, просто тихо ждёт, чтобы возобновить свою работу.»
Он не задумался над смыслом — просто кивнул себе под нос, будто подтвердил, что слышал.
Щёлкнул выключатель, где-то в глубине аппарата проскочила искра — незначительно, но живо. Алексей выдохнул, вытер руки и пошёл на кухню.
Раиса стояла у плиты, подливая суп в глубокую тарелку. От кастрюли шёл пар, пахло грибами и жареным луком.
— Садитесь, — сказала она, ставя перед ним тарелку. — Деревенский, но добрый.
Он попробовал ложку — суп был наваристый, густой, чуть солоноватый, с мягким картофелем и чем-то копчёным, отдалённо напоминавшим лес.
— Хороший, — сказал он, искренне.
— Да я ведь всё больше на глаз, — ответила она. — Когда одна живёшь, всё как-то проще выходит. Готовишь не ради кого-то, а чтоб не забыть, как оно — тепло на вкус.
Она села напротив, чуть прислонившись к спинке стула, и заговорила медленно, без показной серьёзности, будто разговор сам собой нашёл дорогу:
— Знаете, Лёша, мне часто кажется, что жизнь — как старый дом. Всё вроде стоит, а тронь не то место — посыпется пыль, и вспомнишь то, чего не хотел.
Жизнь не терпит чистоты и порядка, в ней всегда есть место пыли.
Алексей слушал, не перебивая. Лишь иногда кивал, да посматривал на старые обои, где из-под рисунка проступали следы старых рам.
Раиса продолжила:
— Один мой бывший приятель, — Раиса Петровна усмехнулась, — любил повторять: "Хаос — это всего лишь порядок, который вы не потрудились понять". На её лице появилась улыбка и нарциссический взгляд, и она села поудобнее. Он верил, что всё, что не поддаётся расчёту, просто ждёт более точной формулы. И жизнь... жизнь ведь тоже материя. И если в ней наступает такой... порядок, как здесь, — она едва заметно обвела рукой тихую, наглухо закрытую комнату, — то это всегда результат очень большой работы.
— Простите, я всё болтаю, а вы, наверное, устали.
— Нет, что вы, — ответил Алексей. — Интересно слушать.
— Интересно… — повторила она, словно пробуя слово на вкус. — Сейчас мало кто слушает, Лёша. Все говорят, никто не слушает. А я люблю слушать. И я рада, что вы оказались здесь сегодня.
Она снова улыбнулась — мягко, чуть снизу вверх, как будто извинялась за лишние слова.
— Ешьте, остынет, — добавила уже тише.
Он ел и ловил себя на мысли, что ему спокойно. В этом доме, где поскрипывают полы, где стены чуть влажные, где по углам висит паутина — было странное чувство укрытия.
За окном начинало синеть. В кухне вспыхнула настольная лампа с жёлтым абажуром, и свет её лёг на стол, на тарелки, на руки Раисы. Она посмотрела в окно, вздохнула.
— Вечер сегодня тихий. Знаете, когда тихо — это не всегда к добру. Но иногда это просто отдых.
Потом, уже будто между делом, сказала:
— А вы останьтесь. Тут и место есть, и утром всё доделаете. Заплачу сто, если хотите.
— Да нет, — начал он, но она махнула рукой:
— Не спорьте. Всё равно уже темнеет. А я к компоту вам что-нибудь сладкое подам, пойдём потом в беседку, подышим воздухом. У нас тут вечера красивые.
Беседка стояла чуть в стороне от дома. По балке висели старые лампочки, и одна мигала чуть в такт ветру. На столе — самовар, блюдце с вареньем и тонкие рюмки под компот. Раиса зажгла свет — мягкий, янтарный, словно из старого фото.
Воздух стал прохладнее, пахло травой и землёй. В саду где-то крякнула жаба, послышался шелест — может, птица, а может, просто лист.
— Вот тут я люблю сидеть, — сказала Раиса, наливая чай. — Когда ночь ещё не ночь, а день уже уходит. Всё живое словно прощается, но без грусти.
Они пили компот. Алексей рассказывал про занятия по механике, про старого Петровича, про то, как всё детство разбирал часы. Раиса слушала внимательно, как будто каждая мелочь имела вес.
— Вы упомянули Петровича. Ваш наставник. Расскажите о нём побольше. В наше время редко встретишь таких... постоянных людей.
Алексей немного расслабился. Разговор о Петровиче всегда был приятен.
— Он ветеран войны, фронтовик, но без лишнего шума. Он работает над государственными проектами, очень закрытыми и важными. Можно сказать, он почти лично знаком с Горбачёвым. Он друг нашей семьи, можно сказать, как крёстный. Я с самого детства всегда что-то ломал и чинил, и увидев мой интерес к механике, он просто взял меня на обучение. Не просто как ученика, а как продолжение его дела, его рода деятельности, поскольку... сына у него не было. «Почувствуй, Лёша, как работает материя», — любил он говорить. Я с тех пор с ним. Он не просто чинит приёмники. Он, знаете... он ищет логику там, где все видят хаос.
Раиса Петровна слушала очень внимательно, не отрывая взгляда. Она слегка наклонила голову.
— Полезная склонность, — спокойно констатировала она. — Значит, он научил вас не просто чинить, но видеть структуру. А главное... научил отличать порядок, который создали вы, от хаоса, который просто ждёт более точной формулы.
Алексей улыбнулся.
— Он часто говорил, что всё, что сломано, не обязательно испорчено.
Раиса кивнула.
— Умные слова. Только мало кто их понимает.
Она на секунду замолчала, глядя куда-то вглубь сада. Лампочки отражались в её глазах, и казалось, будто там шевелится живое пламя.
— Знаете, Лёша, — сказала она вдруг, тихо, — иногда, если долго живёшь в тишине, она начинает говорить с тобой.
И не всегда то, что говорит, нужно слышать.
Алексей не нашёлся, что ответить. Он только кивнул, глотнул компота — тёплый, сладкий, с малиной — и почувствовал, как вечер плотнее лёг на плечи.
Раиса поднялась, поправила шаль и добавила, уже легко, почти по-домашнему:
— Ну всё, пойдёмте.
Она пошла к дому, а он остался на минуту. Вокруг стояла тишина — густая, настоящая. Только лампочка мигала, словно глаз старого дома.
Он остановился. Раиса уже ушла в дом, а он остался на улице, ощущая свежий ветер, который резко просвистел между деревьями. Свет в доме был выключен, теперь единственным источником света оставались небольшие лампы, мягко подсвечивавшие окна. Здесь было совсем иначе, чем в городе — он ещё никогда не находился так далеко от цивилизации. Ближайший посёлок, если смотреть через речку, прятался более чем в километре, почти невидимый. Светового загрязнения здесь не было, и Алексей с удивлением разглядывал миллионы ярких звёзд, рассыпавшихся по ночному небу.
— Интересно, я один вижу эту красоту… — прошептал он себе. — Какая реакция была бы у этих почти пяти миллиардов человек?
Он ещё немного постоял, вдохнул свежий воздух, а затем зашёл в дом. Дверь слегка захлопнулась за ним. Теперь он не ощущал отчуждённости Раисы; перед ним стоял обычный человек с трагическим прошлым. В доме было тепло — печь уже хорошо прогрела комнаты. Раиса ушла на кухню заниматься своими делами, а Алексей направился в комнату, где ему предстояло спать — это была гостиная, та самая, в которой он сегодня работал и где ещё будет продолжать работу.
Раиса расстелила постель прямо на печи. Ему предстояло спать на печи — воспоминание из детства, что казалось одновременно приятным и уютным. Алексей взглянул на часы: 20:17. Солнце почти зашло, и на улице скоро воцарится мрак. Это его успокаивало — он уснёт, а завтра, 29 августа, будет дома с солидной оплатой: сто рублей за несколько часов работы. Это одна из самых больших сумм, что ему удалось заработать за один день; больше было только однажды, но тогда работа была куда сложнее, вспоминал он.
До отхода ко сну оставалось не так много — ровно в десять он планировал лечь, чтобы не сбивать график. В этот час он уже не мог заниматься радиоприёмником — лишь испортит то, что завтра будет делать аккуратно. И тут у него появилась мысль: у Раисы Петровны много книг, а он любит читать. Может, попросит книгу на время. Если что-то будет непонятно, среди множества томов наверняка найдётся и для него что-то интересное.
Он спрыгнул с печи, надел тапочки и направился на кухню. Раиса сидела за столом, слегка усталая, но с бодростью в глазах. Болезнь, которая время от времени давала о себе знать (слабость, периодическая одышка), всё ещё ощущалась в её движениях, но она справлялась, словно старалась скрыть недуг. Достала из шкафчика одну из книг — старую, с потёртым переплётом.
— Попробуйте, Лёша, — сказала она, протягивая том. Почитайте что-нибудь серьезное. Это полезнее, чем слушать телевизор.
Алексей поблагодарил её, вернулся в гостиную и уселся на печь. Печь тихо потрескивала, издавая мягкий тепло-согревающий звук. Он открыл книгу и увлёкся чтением. Перевернув 43-ю страницу, он обнаружил свёрнутый, тонкий листок, на котором был старый план дома. На одной стороне — план помещений, а на другой — текст, написанный словно послание:
«Здравствуйте, Госпожа Ф. Я очень благодарен вам за помощь, оказанную нам. В знак благодарности мы дарим вам этот дом. Он расположен далеко от других поселений, и вас никто не раскроет, как вы просили. Дом недалеко от города Тверь, где вы родились и провели детство. Поскольку вы скрываетесь, здесь безопасно. В доме есть большой подвал, в котором вы можете продолжать заниматься химией».
Алексей перевернул листок — на плане действительно был большой подвал, а дом точно соответствовал описанному. Он перевернул лист ещё раз и продолжил читать:
«Где находится этот дом, знаете только вы. Мы подписываем контракт о неразглашении. Федеральная полиция вас здесь не найдёт. Ближайший городок — более десяти километров отсюда».
Ниже стояла дата: 4 марта 1954 года.
Алексей задумчиво положил книгу на колени, чувствуя, как странная смесь любопытства и тревоги наполняет его мысли. Его сердце забилось чаще. Это был не просто старый дом, а убежище, и Раиса Петровна — не просто старушка.
Он ещё раз посмотрел на часы, но в темноте стрелки сливались — будто время само отказалось двигаться. Десять? Одиннадцать? А может, час? Он не понял.
Взгляд упал на радиоприёмник. «Может, я всё придумал… Завтра всё доделаю, заработаю свои сто рублей — и домой. Всё будет хорошо», — подумал он.
Но тело не слушалось. Он лежал, будто прикованный к месту, лишь дыхание выдавало, что жив. Мысли спутались, как провода. И вдруг всплыло — Госпожа Ф. Да. Он уже видел это имя. В библиотеке — автор книги по квантовой химии. Всё бы ничего, просто писатель-химик. Но от чего она скрывается?
И ещё — тот странный угол в уборной, где под стопкой старых газет он заметил заголовки: “Пропажа в Тверской области”, “Исчезновение под Кимрами”, “Леонида Еремченко не могут найти вторую неделю”. Годы разные, но все — о пропавших.
Алексей почувствовал, как что-то ледяное подступило к горлу. Все его попытки рационализировать происходящее рухнули. А если она замешана? Слишком много совпадений.
И тут — скрип. Отчётливый, тянущийся, где-то у начала дома. Он замер. В доме стояла абсолютная, звенящая тишина, прерываемая лишь стуком его сердца. Только дождь. Только дождь, что усиливался с каждой минутой. Нужно уходить. Сейчас. Пока всё не стало хуже.
Он осторожно сполз с печи. Пол скрипнул, но негромко. Сердце билось в горле. Он глянул в коридор — пусто. Хотя… тень. Нет. Просто усталость. «Мне это показалось», — повторял он, будто молитву.
Он схватил портфель, накинул на плечо. Нужно просто выйти, взять велосипед — и к городу. На кухне никого. В спальне никого.
Доска под ногой взвизгнула, как живая. Алексей вздрогнул — колени подогнулись. Он подошёл к двери. Заперта. Дверь была заперта на тяжелый засов, который он не видел раньше.
Тревога вспыхнула резким жаром, будто кто-то стоял за спиной и молча смотрел. Он резко обернулся — никого. Но дверь в библиотеку… открыта.
Он шагнул ближе — и увидел. Люк. Открытый. Прямо посреди пола. Из люка тянуло влажным, тяжелым воздухом и тем самым металлическим запахом. Дыхание перехватило.
Он резко метнулся на кухню, стараясь не шуметь. Схватил нож — обычный, кухонный, но сейчас это было всё, что у него есть. Попробовал открыть окно. Оно не поддавалось — будто приросло к раме. Паника. Он почувствовал, как адреналин сжигает его изнутри.
Он огляделся и вдруг вспомнил одну из формул из книги — про давление и упругость. “Каждая ось ищет новую опору…”
Он упёр лезвие ножа между рамой и балкой, надавил под углом — и услышал, как треснула древесина. Окно поддалось.
Он вылез, сорвав куртку, и упал в мокрые кусты. За несколько секунд промок до костей. Дождь лил стеной. Вдали, на мгновение, вспыхнул тусклый свет — фонарь у беседки.
Он рванул туда, туда, где стоял велосипед. Но велосипеда не было. Просто исчез. Алексей понял, что она знала о его планах. Может, не видно в темноте… а может — его больше нет. Холод пробежал по спине.
Он побежал — через двор, через мокрую траву. Перепрыгнул забор, упал, вмазался в грязь, но сразу поднялся. Бежал, не разбирая дороги. Лишь редкие вспышки молний выхватывали куски поля, застывшие деревья, мокрые следы. Он не оборачивался. Не хотел видеть, идёт ли кто-то следом. Он просто бежал.
Ночь уже почти закончилась, только редкие проблески света сквозь тучи, земля вязла под ногами, обувь пропитывалась водой и грязью. Силы постепенно покидали его, дыхание было резким, в ушах звенело.
...
— Эй… парень… слышишь меня?
— Господи, живой ведь! — сказала женщина, торопливо и с облегчением.
Алексей открыл глаза, всё казалось мутным, искажённым, раздвоенным. Голоса сливались в ком, лица расплывались. Он отполз к дереву, стараясь сесть. Перед глазами постепенно проявились двое — мужчина и женщина среднего возраста, явно супруги. Мужчина был в тёмном пальто, женщина в лёгком пуховом плаще, волосы слегка растрёпаны. Рядом стоял старый «Москвич», модель начала 1980-х.
— Что с тобой случилось? — спросила женщина, голос всё ещё дрожал.
— Я… я бежал… — пробормотал Алексей.
— Ну, точно, наркоман какой-то! — сухо добавила она.
— От кого бежал? — спросил мужчина.
Мысли возвращались постепенно. Алексей вспомнил дом, листок, ночной дождь, странные книги и странные сигналы. Он замолчал, а потом неуверенно сказал:
— Меня хотели похитить и ставить опыты.
Мужчина выдохнул:
— Я вижу, тебя сильно потрепало. Мы едем в столицу. Можем подбросить тебя туда, куда скажешь.
— Столицу? — переспросил Алексей.
— Да, — сказал мужчина. — Но если нужно, можем заехать по пути, куда скажешь.
Алексей осторожно встал, садясь на заднее сидение. Ощущение страха ушло, но недоумение оставалось. Через некоторое время он сказал:
— Можете, пожалуйста, довезти до Кимр?
Супружеская пара переглянулась:
— Ну… мы как раз по пути проезжаем Кимры, можем подкинуть, — сказал мужчина.
Алексей аккуратно достал листок со схемой и посланием — мокрый и помятый — и спрятал его в кармане. Он чувствовал облегчение, но сердце всё ещё колотилось.
По пути он наблюдал, как утренние лучи солнца медленно окрашивают мокрую землю и дорогу. Туман поднимался, россыпью блестели капли на траве. Холод пронизывал насквозь, но уже не было паники — лишь усталость и лёгкое напряжение от пережитого.
— То есть вы хотите сказать, — протянул дежурный, сжимая карандаш, — что какая-то старушка хотела с вами расправиться?
— Да, — кивнул Алексей. — Мне кажется, у неё тяжёлая психическая болезнь. И… она как-то связана с пропажами людей в Кимрском районе.
Милиционер — капитан Сидоров, широкоплечий, с усами, — нахмурился.
— Доказательства есть?
Алексей достал измятый листок.
— Вот. Я нашёл это в её доме.
Капитан внимательно посмотрел, потом спрятал в папку.
— Ладно. Разберёмся. Отдыхай, парень. Мы всё проверим.
Алексею оставалось только ждать.
Месяцы шли долго, без изменений.
Алексей вернулся к привычной жизни: продолжал обучение у Сергея Петровича, иногда подрабатывал, помогая ему с частными заказами, читал технические журналы. О пережитом он никому не говорил. Наставнику и другим знакомым он сказал только, что потерял велосипед. О том, что произошло в тот день, он решил умолчать.
Эти обычные, монотонные дни прервались 10 ноября, когда в дверь постучали. Перед тем как открыть, Алексей быстро поправил себя. Этим солнечным ноябрьским утром его светлая кожа блестела, подчёркивая тонкие, миловидные черты лица.
На пороге стояла женщина — необычная, одетая в безупречный, строгий костюм, с лёгкой, сдержанной улыбкой.
— Здравствуйте, Алексей, — сказала она тихо, ровно. — Я сотрудник Отдела особых расследований. Нам нужно кое-что уточнить.
Алексей провёл её в зал. Они сели за кухонный стол. Разговор был коротким и напряжённым.
— Давайте будем прямы, — начала она, положив руки на стол. — Вы попали в крайне жуткую ситуацию, которую мы не смогли предотвратить. Вы справились. Но самое главное: та женщина, что была в доме, считалась погибшей уже очень давно. Раиса Петровна — это псевдоним.
Она взглянула на него с холодной, аналитической оценкой.
— Нам известно, что она обладает очень важной информацией. Сейчас она помещена в психиатрическую больницу закрытого типа и угрозы не представляет.
— Теперь о вас, — продолжила она ровным, безэмоциональным тоном. — Вы предоставили нам необходимую и важную информацию. Мы подтверждаем, что Объект Ф. ликвидирован, а его угроза полностью локализована. — Ваше участие было неосознанным, но вы продемонстрировали высокую степень адаптации и структурного мышления.
Она достала тонкую папку с документами.
— Перед вами акт о неразглашении. Это документ о том, что вы не должны рассказывать никому о случившемся в доме и о нашем сегодняшнем разговоре. Вы должны его подписать.
Алексей взял ручку. Его рука не дрогнула. Он подписал.
— Всё, что вы видели и знаете, не должно покидать пределы расследования.
Она ушла так же тихо, как пришла. Алексей остался сидеть за кухонным столом, чувствуя на ладони вес подписанного акта.
В начале декабря Сергей Петрович получил премию в области точных механизмов и инженерии.
За достижения в сфере механики ему была вручена награда и денежный приз, значительная сумма для того времени. Он понимал, что талант Алексея не должен пропасть, поэтому часть премии передал ему, доверяя его способностям и видя в нём наследника дружбы и опыта семьи. Благодаря этому подарку и поддержке, Алексей смог подготовиться к поступлению. В один из декабрьских дней он сел на зимний поезд и отправился в Москву, чтобы продолжить образование. Он поступил на специальность, о которой мечтал, в столичный университет. В дороге он смотрел на снежные поля за окном, ощущая, что прошлое остаётся позади, а впереди — новая жизнь, новые знания, новые возможности. И всё же, где-то среди заснеженных ветвей, тот дом всё так же стоял. Никто не знал, какие тайны он хранил, какие истории остались невысказанными, и какие шепоты прошлого ещё дрожат в его стенах.
Официальный Отчёт (Сводка)
"Отдел Особых Расследований"
По информации, поступившей от полицейских города Кимры, дело было передано в Отдел Особых Расследований. По координатам, переданным Белозёровым Алексеем Ивановичем (23 года) в полицию, отдел незамедлительно собрал рабочую группу и выехал на место. Все слова Алексея подтвердились и даже больше: в доме действительно проводились опыты и расправы на протяжении долгих лет, в подвале была оборудована лаборатория. Женщина не оказывала сопротивления из-за признаков прогрессирующего психоза. Все животные на территории были переданы в надёжные руки: кот — в заботливую семью, куры — одному из местных фермеров.
О решении умолчать о подробностях случая было принято на одном из заседаний, чтобы не вызвать паники и не подорвать доверие граждан. Женщина была помещена в психиатрическую больницу города Тверь под именем Раиса Петровна.
Изменено: По сведениям Главного психиатрического учреждения города Тверь, Слепнёва Раиса Петровна скончалась 21 февраля 1987 года.
Автор: (Vane) Владимир Федоров
Если понравилась книга, можешь отправить донат на любую сумму. Это ускорит выпуск новой книги!
Ссылка на донат и мой Telegram-канал будут в описании рассказа. В моём Telegram-канале вы сможете узнать больше о моём творчестве, первыми получать новости о премьерах новых книг и рассказов, отправить донат, а также быть в курсе других важных событий и новинок. Буду признателен за ваши отзывы данному произведению.