Утро понедельника начиналось, как обычно.

Откуда-то со всего этажа доносился лёгкий гул коллег, шумели ксероксы, кричал кипящий чайник, в курилке кто-то смеялся, негромко, но искренне. По коридору тянуло тёплым воздухом от батарей и из буфета веяло чем-то сладким, судя по запаху, там снова пекли что-то на продажу.

Алексей шагал привычно, чуть склонив голову, смотря под ноги. В этом здании он знал каждый угол, и такая обстановка давно приелась. На стенах всё так же, как и всегда, висели цветные распечатки с мотивационными цитатами в пластиковых рамках, под ними бумажные объявления на кнопках: «Потерялся степлер», «Собираем на день рождения Галины Николаевны», «Просьба не занимать переговорную без записи».

Шкаф с канцелярией был приоткрыт, видимо, кто-то забыл закрыть дверцу, и изнутри торчал ярко-зелёный рулон наклеек с надписью «Срочно». У стены стоял пластиковый вентилятор, его уже несколько лет не включали, и он давно стал очередным предметом интерьера, просто собирающим пыль. На полу, возле чужого стола лежал скомканный бумажный стаканчик. В углу кто-то поставил комнатный цветок в старом горшке.

Алексей остановился у одной из дверей на этаже четвёртого сектора. Она была слегка облуплена по краям, и под ручкой отчётливо отпечаталась светлая глянцевая зона, настолько часто её открывали. Дверь поддалась легко, без скрипа.

Внутри пахло кофейной гущей и антисептиком.

Окно распахнуто на проветривание. Где-то за спиной работал принтер. Над лампой висела новогодняя гирлянда, её никто до сих пор не снял, хотя на дворе уже середина марта.

Вадим сидел у окна в своей неизменной джинсовой куртке, ковыряя что-то в телефоне. На столе перед ним были хлеб с сыром, недопитая кружка и розовый дырокол.

Увидев Алексея, он отложил телефон и поднял брови.

— О, привет, Лёха. А ты чего здесь? Вещи пришёл забрать, да?

Алексей остановился в дверях и удивлённо моргнул.

— В смысле, зачем?

— Так мне сказали, что тебя того… это… перевели.

— В смысле «перевели»? Куда?

— Так в седьмой сектор, вроде.

— Как в седьмой? Из четвёртого? Ты точно не перепутал?

— Не перепутал. Распоряжение пришло, сверху.

Алексей нахмурился. Он точно ничего не подписывал, и никто с ним даже не говорил.

— Да? А я не увидел, блин...

Вадим хмыкнул, встал, потянулся.

— Ха, ну ты даёшь, Лёха. Давай шуруй, тебя там, наверное, заждались уже.

— «Сектор 7», — повторил он про себя.

Алексей даже не знал, где это. В списке отделов, который постоянно висел на стенде у входа, были только до шестого.

— Подожди, — опешил Алексей. — Это где вообще? Я третий год работаю тут, но ничего о таком не слышал.

— Так он это... новый. Только открылся, вроде. А вот где... — Вадим отвёл взгляд в сторону, в попытке вспомнить. — Так это... на минус первом.

— На минус первом? — удивился Алексей. — Я думал это технический этаж.

— Ну он и был таким. А теперь вот, расширили. Седьмой сектор туда загнали. Буквально на той неделе. Видать, не всех ещё успели предупредить.

— Ладно, — Алексей всё ещё хмурился. — И что, просто идти туда? Никто же ничего не сказал, и не предупредил.

— Ну да, — Вадим пожал плечами. — Я-то откуда знаю. Я ж сам удивился. Сказали, перевели тебя в седьмой сектор, вот и всё.

— А кто у них главный хоть?

— А, ну там эта… Благомира Ивановна. Старушка такая, Божий одуванчик, — усмехнулся он. — Вечно в платочке ходит. Странная она немного, но очень милая. Чаем со смородиной угощает.

— Понял. К ней идти?

— Ага. Найдёшь её, она тебе всё расскажет.

— Ладно, спасибо, — поблагодарил Алексей. — Пойду тогда, увидимся.

— Да, давай, удачи, Лёха.

— И тебе! — ответил Алексей и вышел из кабинета.

Он шёл по коридору, глядя на облупленные стены и знакомые указатели, как будто в последний раз. Всё казалось таким же, как всегда: яркий свет из окон, треск кулера, чей-то голос за стеклянной перегородкой. Но теперь, он больше не чувствовал себя причастным к этому.

Он прошёл мимо кофе-автомата, где каждый день брал свой стаканчик с надписью «хорошего дня!», и впервые не стал останавливаться. Какой там «хороший день», если тебя без объяснений выдернули из привычного места и отправили в какое-то подполье?

«Седьмой сектор…» — снова прокрутилось в мыслях. Ни слуху, ни духу о нём в голове Алексея не было. Как будто выдумка, как будто это просто шутка. Может, ошибка? Перепутали фамилию? Да нет, вряд ли. Вадим же сказал уверенно. И имя начальницы, и этаж. Может, розыгрыш?

Он вошёл в старую кабину лифта. Кнопка «-1» тускло светилась, как что-то запрещённое. Алексей на секунду замер, глядя на неё. Раньше она всегда была неактивна. «Технический этаж», говорили. Там прятали старые стеллажи, списанные папки, и почти никто, кроме уборщицы, туда не спускался.

Он нажал. Лифт скрипнул, словно с неохотой отзываясь на команду. Внутри пахло железом и чем-то затхлым, как в подвале, откуда забыли вынести старые тряпичные вещи. Двери захлопнулись, и кабина дёрнулась вниз.

На минус первом сразу же стало тише. Не просто тише, а прям глухо. Даже воздух казался тяжелее. Коридор освещался жёлтыми лампами под потолком, часть из которых мигала. Пахло пылью и чем-то влажным. Стены были чуть обшарпанные, на полу лежал потёртый линолеум.

На табличке рядом с лифтом было написано: «Сектор 7».

Никаких посторонних звуков не слышно, ни голосов, ни шагов, только гул вентиляции и собственное дыхание.

Алексей пошёл по коридору, сверяя номера кабинетов. Наконец, у самой дальней стены, нашёл нужную дверь. На табличке значилось: «Благомира Ивановна Г. / Руководитель сектора».

Он постучал.

— Входите, — раздался голос. Он был тонкий, чуть скрипучий, но ласковый.

Он вошёл. Внутри его ждал тесный кабинет с высоким потолком, ковёр с цветами, старинный письменный стол, за которым сидела пожилая женщина в очках, на плечах, укутанных серой шалью, лежал фиолетово-розовый платок. Рядом стояли термос и блюдце с печеньем.

— Здравствуйте, вы, должно быть, Алексей Сергеевич Мартынов? — улыбнулась она. — Ну с прибытием, как говорится.

— Да, здравствуйте, — кивнул он, всё ещё осматриваясь.

— Проходите, не стесняйтесь, — сказала Благомира Ивановна и кивнула на стул напротив. — Хотите чаю? Смородиновый, с утра только заваривала.

— Спасибо, я… потом, наверное, — вежливо отказался Алексей, присаживаясь.

— Ну как хотите, — мягко кивнула она и сложила руки на столе. — Так вот, вы, наверное, хотите понять, чем тут заниматься предстоит. Седьмой сектор у нас особый. Мы занимаемся пересортировкой архивных дел, которые ещё не перенесены в электронную базу. В основном старых. Иногда даже очень старых.

Она сделала паузу, пододвинула к себе блюдце с печеньем, поправила платок.

— Это дела людей, которые… ну, скажем так, больше не числятся в живых. Или о которых давно никто не вспоминал и не слышал. Часть уже списана, часть требует дополнительной обработки. Уточнения, переклассификации. Иногда попадаются пробелы в информации, пересечения, потерянные листы.

Алексей слушал, чуть нахмурившись. В голове всё ещё не укладывалось, как он оказался тут.

— Раньше мы располагались в другом здании, можно сказать, за городом. Тихо было, хорошо… но, как говорится, времена меняются. Теперь вот здесь. С непривычки шумновато бывает. Но ничего, мы привыкнем.

Она сказала это с такой доброжелательной уверенностью, будто он приехал к родственникам на дачу.

— Понятно… — медленно сказал Алексей. — А сколько у вас сотрудников?

— О, — усмехнулась она, — вместе с вами официально пять. Но по факту почти никого не осталось. Один ушёл на пенсию, второй уволился по собственному, третья ушла в декрет и больше не вернулась… В общем, я теперь одна. Ну, была. А теперь вы. Но не переживайте, скоро, сказали, что пришлют новых.

Она тепло на него посмотрела.

— Так что, Алексей, кабинет у вас будет свой. Номер двенадцать. Там раньше сидел товарищ Молчанов, мой заместитель, но он тоже… покинул пост. Надеюсь, вам подойдёт. Пойдёмте, я провожу.

— Спасибо, — кивнул он и встал, чувствуя, как под кожей растёт неуютное волнение.

Благомира Ивановна взяла термос и блюдце, ловко подхватила ключи с кольца на гвоздике и направилась к двери.

— Там, в шкафу, у вас уже часть дел подготовлена, — сказала она на ходу. — Начнёте с них. А если что, я всегда рядом. В восьмом. Стукните, я услышу.

Они вышли в коридор. Алексей поймал себя на том, что прислушивается, но всё так же слышал только вентиляцию и шаги бабушкиной обуви по линолеуму.

Вскоре они остановились у двери с табличкой «Кабинет 12».

— Вот. Это ваш. Заходите, устраивайтесь, — сказала она и передала ему ключ.

Он открыл дверь. Внутри было полутемно. Одинокое маленькое окно с мутным стеклом, шкаф, стол, кресло с облезлой обивкой. В шкафу рядом со столом стояла стопка серых папок.

— Ну вот и всё. Добро пожаловать, Алексей, — ласково сказала Благомира Ивановна и, не дожидаясь ответа, заскользила обратно по коридору.

Дверь за ней закрылась. Алексей остался один.

Комната была тихая, как склеп. Он включил свет, сел за стол, провёл ладонью, снимая с поверхности небольшой слой пыли.

В шкафу нашлась пара перчаток, стопка пустых бланков, пыльный дырокол и четыре одинаковые таблички с надписью: «Проверено. Архив, сектор 7. Пересортировка».

Алексей протёр найденной тряпкой стол и переложил на него первую партию папок. Каждая была с прошитым делом: номер, фамилия, серия документов, в некоторых аккуратные машинописные листы, в других ксерокопии, пожелтевшие справки, вклеенные фотографии.

Он выбрал первую наугад.

№ 0715/А-22.

Лисицын Виктор Ефимович. 1911—1974.

Рядом была приписка: «учёт восстановлен частично, просроченные запросы, требуется сверка по старому реестру».

Алексей щёлкнул ручкой.

Он понятия не имел, по какому принципу тут сортируют, но в ящике стола лежала краткая инструкция. Он прочитал её дважды, и всё равно почти ничего не понял. Было много слов вроде «пересортировка», «деактивация по ведомости С-7», «восстановление из архива бумажного контура».

Он вздохнул и начал заполнять первый бланк, как умел. Вписал номер дела, поставил сегодняшнюю дату, проверил, что есть фотография. На всякий случай пронумеровал листы.

Прошёл час.

Он сделал себе чай из пакетика, нашёл кипяток в малом коридорчике, где стоял старый кипятильный аппарат.

Прошло ещё два часа.

Он пересмотрел четыре дела. У всех были странные сносочки в конце: «не подлежит повторной идентификации», «проверку по делу В-415 отклонить», «отдельное хранение».

Что за дело В-415? Что за отдельное хранение? Кем отклонено?

В инструкциях об этом ни слова.

В полдень он вышел из кабинета, прошёл по коридору. Дверь с табличкой «8» была плотно закрыта. Постучал. Тишина.

Он попробовал ещё раз. И тогда услышал скрип мягких, медленных шагов. Дверь скрипнула и чуть приоткрылась, из неё выглянула Благомира Ивановна.

— Да, Алексей? — сказала она всё тем же тёплым голосом.

— Простите, можно спросить… У меня в некоторых документах какие-то пометки, я не совсем понимаю, как их…

— О, не волнуйтесь, — перебила она. — Вы всё правильно делаете. Просто пока привыкаете. Дела тут специфичные, да. Просто многие из этих дел старые и заполнены они по старым стандартам. Так что не стоит придавать любым пометкам никакого значения. Если что, просто поставьте печать «Проверено» и переходите к следующему.

— Ладно, я учту, — ответил Алексей.

— А вы с делом Лисицына уже работали?

Алексей удивился.

— Да, первое было. Откуда вы знаете?

Благомира Ивановна ласково улыбнулась, но ответила не сразу.

— Просто… помню его. Давно. Были случаи, когда оно всплывало.

— В смысле?

— Ой, не важно. Просто это был не обычный человек, ну, я думаю, вы прочитали, какую должность он занимал. В общем, из-за его, так сказать, специфической работы, его дело иногда возвращается к нам. Не удивляйтесь, если вдруг снова его встретите.

Он почувствовал, как по спине побежал холодок.

Но ничего не сказал. Кивнул, извинился, вернулся в свой кабинет.

Так прошёл весь день. Потом — второй. Потом — третий. Потом — неделя.

Каждое утро он включал свет, садился, надевал перчатки и вытаскивал новую папку.

И почти в каждой находил нечто странное:

Письма без даты, но с обратным адресом, которого не существовало на карте.

Фотографии, где лица были зачёркнуты ручкой.

Вырванные страницы, заменённые вклеенными листами с ксерокопиями, но шрифт на них был другой.

Некоторые документы имели гриф «копия с подлинника, утраченного в 1972».

Работа была скучной и совсем не сложной, но Алексей не жаловался.