Огонь весело разгорался, набирал силу, потрескивая и пощелкивая ветками, подброшенными на старые угли. Разложенные вокруг кострища сырые чурбаки заметно парили. В сером небе кружилось какое-то подобие снежинок — мелкая противная крошка, легко перекатывающаяся в траве от каждого порыва ветра, как шарики пенопласта.
Лагерь Зоркого жил своей жизнью.
Гирлянда одинаковый форменных трусов, отличавшихся только размером, трепалась на ветру. Броня, Коротыш и Сева возились с оружием. Лось и Малой поправляли упавший ночью тент над столом. Неподалеку от них Локи с видимым удовольствием разделывал тушу молодого оленя, которого спозаранку удалось завалить Джонни, самому старшему члену группы.
Старшему не в смысле звания, а по возрасту. Этот неказистый с виду человек, покрытый шрамами с головы до ног, двадцать лет состоял в легендарной банде Опричников. А когда ее вырезали, попал в плен и еще десять лет сидел на цепи у Черного Майка. Тому доставляло особое удовольствие показывать всем бывшего Опричника как особый трофей своей группы. И делал это до тех пор, пока однажды ночью Джонни, наконец-то, не удалось освободиться и отомстить. Он удавил Майка, перестрелял треть лагеря и сбежал.
Тогда-то его и нашел Зоркий. Не пожалел антибиотиков и бинтов, подобрал и выходил. И взамен получил в верные сотоварищи одного из самых опытных обитателей этой бездонной тюрьмы.
Сейчас Джонни делал вид, будто ему очень нравится пить чай на этом холоде. Впрочем, как и все остальные.
Потому что на территории находились чужаки.
Сам Виктор Зоркий грел ботинки у костра в центре лагеря, разглядывая прозрачную пластиковую коробочку с большой ампулой внутри. Содержимое ампулы цветом напоминало подсохшую кровь.
Присадка 4-А. Товар, который здесь днем с огнем не сыщешь, и за который Берсам пришлось немало заплатить.
Их курьеры с удовольствием перебирали свои новые стволы и боеприпасы, пересчитывая все до патрона.
Наконец, их предводитель, костлявый детина по кличке Щербатый, светловолосый и со шрамом через губу, закрыл крышку ящика и подошел к костру.
— Ну что, все как договаривались, без базара, — усмехнулся Щербатый, оглядывая лагерь. Его взгляд скользнул по Броне, чистящему затвор. По Лосю, расправляющему брезент для тента. По неподвижной, как изваяние, фигуре Джонни, сидящего возле палатки с кружкой в руках. — Лагерь у тебя уютный, надо сказать. Слабовато, конечно, с точки зрения обороны. Холм слишком открытый. Но когда врагов нет, и бояться нечего, верно? — широко улыбнулся он.
Это была неприкрытая провокация.
Локи, покосившись на гостей, отложил окровавленный нож и выпустил клинок из руки. И, широко улыбнувшись, одним взмахом разрубил оленью грудину. Броня отодвинул в сторону Малого, чтобы лучше было видно чужаков. Воздух натянулся, как струна.
— … Так вот, — продолжал Щербатый все с той же улыбкой. — Сильвестр тут спросить хотел, правда ли, что у вас в лагере настоящая баба появилась?
Зоркий не шелохнулся. Только глаза сузились на пару миллиметров.
— Да хоть три. Ему-то что за дело? — с невозмутимым лицом спросил он.
— Да так, одолжить хотел на пару дней. Обращаться будем хорошо, без базара. Праздник у нас большой намечается, хочется, чтобы все в ажуре было. А баб мало. Мы тебе один дефицит, ты нам другой. Глядишь, так и побрататься можно, без базара. Всем врагам назло, — с прищуром проговорил Щербатый.
Зоркий усмехнулся.
— Побрататься — это, конечно, хорошо. Но пытаться трахнуть моих людей — это плохо, Щербатый.
— Но зато очень хорошо уметь делиться.
Зоркий медленно поднялся на ноги. Взгляд стал недобрым и тяжелым.
— Сейчас договоришься, и я тебя поделю. Без базара. И твоих носильщиков в придачу.
Берсы за спиной своего предводителя замерли. Веселье, вызванное новым железом, мгновенно испарилось.
Локи со счастливой улыбкой обернулся к парням.
Выглядел он впечатляюще. Его вечно полуобнаженное, перепачканное кровью тело слегка парило — эффект одной из мутационных способностей, которая при любой погоде поддерживала температуру его тела чуть выше нормы. Клинок вместо руки хищно поблескивал. На губах играла многообещающая улыбка.
Этому парню только намекни, он всегда готов что угодно и кого угодно поделить. Быстро, весело и эффективно.
Джонни, сидевший спиной ко всем, медленно, с явственным скрипом позвонков, повернул голову. Он не сказал ни слова. Не изменил выражения лица. Но его взгляд, плоский и мертвый, как у дохлой рыбы, уперся в предводителя чужаков.
Щербатый нахмурился. Уголок его рта нервно дернулся.
— Что-то резкий ты очень, Зоркий. Не гостеприимный.
— Отчего же? — пожал плечами Вик. — Мне вот тебе кадык вырвать хочется, а между тем ты все еще стоишь и даже почти улыбаешься. Что это, как не гостеприимство? Пользуйся, пока можешь. Так что забирайте свой ящик и проваливайте.
Щербатый вздохнул. Крякнул, плюнул в огонь и резко развернулся.
— Ладно. Дело сделано. — Он кивком собрал своих. — Тронемся.
Они ушли быстро, без лишних слов, растворившись в серой пелене леса. Только хруст веток под ногами постепенно затих в отдалении.
Лось первым нарушил тишину, с силой вбивая деревянный кол в землю, чтобы закрепить тент.
Все зашевелились, разбредаясь в стороны и наконец-то по-настоящему принимаясь за всякие мелкие насущные дела, которые в полевых условиях превращались в целый ритуал: отмыть общий котел после вчерашнего ужина, починить одежду, нарубить дров для импровизированной бани в одной из маленьких палаток.
А Женька все это время спала.
Ее разбудили только удары Лося по деревяшке, звонко отзывавшиеся по всей округе.
Несколько минут она еще лежала с закрытыми глазами и счастливой улыбкой на лице. Потом натянула комбез и выбралась наружу. Расчёсывая волосы пальцами, направилась к костру.
— Привет, — сказала она Зоркому.
— Привет, — тихо отозвался он, играя пластиковой коробочкой с ампулой в руках.
— Присадка, что ли? — спросила Женька, заметив знакомую жидкость.
— Она самая, — отозвался Вик, стараясь не смотреть на девушку.
Он все еще не простил ей до конца прошедшую ночь. Или, вернее, самого себя. За слабость. За то, что невозможное по ту сторону разлома вдруг стало возможным по эту.
Зоркий снова уселся возле костра, вытянув ноги.
— Откуда? — спросила Женька, решительно устраиваясь рядом.
— У Берсов заказывал. Только что купил.
— Да? А я не слышала… Ну и зачем она тебе?
— Да так. Решил устроить охоту на Золушку.
— Чего? На какую еще Золушку?.. — не поняла девушка.
Вик не удержался от улыбки.
— Не какую, а какого. Так парня прозвали, который клюкву устроил на базаре.
— А, тот самый мифический персонаж, при виде которого наш Броня на базаре зассал? — хмыкнула Женька.
— Броня все правильно сделал, — с укором возразил Вик. — Но — да, он самый.
— А с чего вдруг он Золушка?
— Так ботинки же бросил.
— А, ну да, — протянула девушка. — Логика прямо железная. Как по мне, лучше бы уж тогда Пургеном окрестили. Ну а что. Многих заставил просраться.
Зоркий не удержался от усмешки.
— Поздно. Он бросил ботинки. Точка.
Зеленая вдруг рассмеялась.
— А может, мы тогда нашего Локи в Рапунцель переименуем? И будет тут у нас, сука, сказочная страна, как сказал бы один мой старый приятель.
Ее улыбка на мгновение стала грустной.
— Ну, подойди к нему, — с ехидством в голосе предложил Вик. — Попробуй предложить.
Женька покосилась на Локи хмыкула.
— Шутка засчитана, да. А зачем тебе этот Золушка?
— Пару дней назад он Светляковских зачистил.
— Ой, ну какой хороший мальчик, наконец-то этих мразей кто-то подбрил!..
— А перед этим убил Теплуху из Ангелов. По крайней мере, так говорят.
— Тем более хочу ему руку пожать!
— На него попытались поохотиться пара мелких банд, с гранатами и кислотой. И знаешь какой результат?
— Очевидно, что никакого.
— Он их без единого выстрела убрал. И гранаты с кислотой с собой прихватил. Таких людей, Женя, надо держать или в друзьях, или под землей. Без вариантов. И судя по тому, что он даже не пытается присоединиться к какой-нибудь группе, предпочтительней второе. Поскольку я сомневаюсь в здравой картине мира в голове этого персонажа. Единственное, что мне не нравится — для этого дела нужны компаньоны. А я не люблю решать такие дела в одной упряжке с кем-то.
Женька нахмурилась.
— Думаешь, своими силами не справимся? Ты, я, Локи, Броня, Джонни. Может, еще Крот успеет вернуться.
— На самом деле думаю, что справимся. Но при таком раскладе цена может оказаться слишком дорогой. А я не готов потерять никого из своих измененных.
Девушка пожала плечами.
— А может, ничего этого и не надо? И просто оставить, как есть? Пойдем в катакомбы, о которых рассказывал Джонни. Обустроим там все, переживем зиму…
— Если эти катакомбы вообще существуют, — задумчиво проговорил Вик. — Это во-первых. Понимаешь, когда-то здесь планировали построить настоящую тюрьму. Но потом решили, что это лишняя трата ресурсов и отказались от идеи, но не ломать же все то, что уже было построено. Так в рифте появились строения. Но катакомбы в сотне километров от точки входа? Серьезно? Да какой идиот стал бы там что-то строить, если даже здесь все бросили на полпути? Или, может быть, ты знаешь мутацию, с помощью которой кто-то из заключенных смог бы голыми руками построить подземный лабиринт?
На этих словах Женька как-то странно посмотрела на Вика. Вздохнула.
— Есть многое на свете, друг Горацио, что неизвестно нашим мудрецам… — пробормотала она, вспоминая пирамиды, богиню и пещеры… — Долго объяснять, но на самом деле я ему верю. Так, а что второе?
— А второе… Просто представь, что кровавая Золушка станет одним из Ангелов. Или Цепешей. Ужаснись и пойми — такого допустить нельзя.
— Нуу… — девушка почесала затылок. — Здесь я, пожалуй, с тобой спорить не стану.
Тут Локи вдруг замер. Опустив нож, медленно всем корпусом развернулся в противоположную от оленя сторону. Его ноздри дрогнули, словно у шакала, учуявшего падаль. На его губах расплылась хищная, влажная улыбка.
— Слышишь, Лосяш? — просипел он, не отрывая взгляда от леса. — Сопит кто-то. Сопит, как мышка в норке. Думает, его не никто не почует.
Лось, не поднимая глаз от работы, буркнул:
— Мне твои мышки до одного места. Тащить ведь его потом снова мне! Вонючего…
— О, так, а ты не нюхай! Или ты просто надорваться боишься? Что, уже на прямой: немощь-импотенция-маразм? — принялся его подначивать Локи, играя клинком. А потом сделал преувеличенно грустное лицо. — Жаль, дружок. Жаль. Придется, видимо, мне одному порядок в холмах наводить…
Лось тяжело вздохнул. Медленно, с наслаждением потянулся, хрустнув шеей.
— Ладно, черт с тобой. Размяться, так размяться. Но если он воняет, как последняя падаль, прочь от лагеря ты его сам утаскивать будешь. Ясно?
— Договорились! — Локи радостно щелкнул языком и, как тень, рванул от лагеря вниз, к зарослям кустарника. Следом за ним тяжело потрусил Лось с топором в руках.
Женька проследила за этой странной парочкой взглядом, теряя нить разговора.
Локи не ошибся. «Теленок» действительно был. Тощий, в рваной телогрейке, он пробирался сквозь колючие заросли, в наивной надежде или от отчаяния следуя за запахом костра.
Сначала перед ним, как черт из табакерки, появился Локи. Он не бежал — он стлался по земле, перетекал между стволами, его полуобнаженное тело парило в холодном воздухе, оставляя за собой легкий дымный след. Его улыбка была самой пугающей частью — широкая, честная, детски-радостная.
— Мышка, мышка, куда бежишь? — пропел он тонким, насмешливым голоском.
Затем из-за дерева возник Лось. Странно, но он не сильно опаздывал по сравнению с быстрым и юрким Локи. Или тот играл не только с «теленком», но и с собратом? Лось шел прямо, не таясь, сгибая молодые деревца плечом. Его массивная тень накрыла «теленка». Тот затрясся, попятился и упал в заросли папоротника.
— На что спорим, что первый кусок будет мой? — прокричал Лось, но в его голосе уже слышалось азартное нетерпение.
— Ага, щас! — Локи, словно кошка, играющая с мышью, подскочил к одиночке и молниеносным ударом отрубил подбородок — так, как будто там и вовсе не было кости.
Бедолага завизжал. Обеими руками схватился за кровавую рану.
— Один-ноль в мою пользу! — весело крикнул он Лосю. — Видишь, Лось? Он моя игрушка!
— Один-один! — взревел Лось и, сделав неожиданно резкий для своей массы рывок и взмахнул топором.
Раздался отвратительный хруст.
Визг перешел в вопль…
— Есть что курить? — спросила Женька, с отвращением сплюнув себе под ноги.
Вик кивнул. Вытащил из внутреннего кармана портсигар с самокрутками. Помог прикурить. И, поколебавшись, взял еще одну для себя.
Девушка с силой затянулась самокруткой, стараясь больше не смотреть в ту сторону, откуда доносились крики боли, перемешанные с довольным урчанием Лося и гиканьем Локи.
Между тем никто в лагере не обращал на происходящее никакого внимания. Каждый занимался своими делами с самым будничным видом.
— Зачем они это делают? — вполголоса спросила она, невольно закашлявшись от едкого дыма. — Локи и Лось?
Вик похлопал Женьку по спине. И его рука так и осталась лежать на ее тощих лопатках, будто поддерживая ее.
— Затем, что в невозвратный рифт никого не отправляют просто так.
— Почему ты им не запретишь это делать? Ты же можешь!
Виктор покачал головой. Его рука всё ещё лежала на её лопатках, тяжёлая и тёплая.
— Можно научить тигров не жрать друг друга и дрессировщика. Но нельзя научить его не жрать мясо. Я не могу их переделать, — сказал он тихо, глядя в сторону зарослей, где вопли уже стихали. — Правила работают, только если они регламентируют потребности. Если же правила их полностью запрещают, вместо контроля ты получишь революцию. А мне революция не нужна.
— Но это же мерзко, — прошептала Женька, содрогаясь от очередного влажного хруста, донёсшегося из чащи. — Они просто издеваются над беднягой!
— Беднягой, — хмыкнул Вик. — Нет, Женя. Бедняг здесь нет. Просто сильный и здоровый Локи убивает свою более слабую и больную версию.
Он глубоко затянулся, выпуская струйку дыма в сырой воздух.
— Вот такая здесь жизнь, — так же тихо ответил Зоркий. — Каждый выживает, как знает, и убивает, как умеет. Они умеют рвать. Я умею направлять их зубы в нужную сторону. На тех, кто не относится к нашему лагерю. Кто не важен. Кто слабее нас. На тех, кто пришёл бы нас резать, если бы мы были слабее. Это и есть наша сделка. Я даю им цель и кров. А они… остаются собой.
Тут из леса вывалился Локи, с окровавленными по локоть руками. Он счастливо улыбался, его глаза блестели диким восторгом.
— Размялись! — радостно крикнул он, подходя к костру. — Не беспокойся, Лось оттащит его подальше, так что койоты и белогривы к лагерю не придут.
— Не смей в таком виде даже подходить к мясу, которое я буду жрать, не то чтобы трогать его руками! — взвизгнула Женька, с угрожающим видом поднимаясь с бревна у костра.
Локи обиженно скривился. Потом молниеносно подскочил к Женьке, схватил кровавыми руками за щеки и звонко чмокнул остолбеневшую девушку в лоб.
— Дядюшка Локи этими руками сейчас приготовит для тебя такой стейк, какого ты еще в жизни не пробовала, клянусь! — воскликнул он, подмигнул, и, совершенно довольный жизнью и собой, буквально телепортировался к разделанной туше. — Эй, где мой деревянный молот для мяса?
— Помойся сначала! — крикнул ему через плечо Вик. Потом достал из кармана большой и мятый клетчатый платок и принялся вытирать ей перепачканные кровью щеки.
А Женька так и осталась стоять, как вкопанная, застряв между яростью и удивлением.
— Как… как в нем это все сочетается?
— Ну… в сущности, они как дети, — проговорил Вик, убирая платок в карман. — Только очень, очень злые.
Невозвратный тюремный рифт — отдельный мир со своими особенностями, традициями и правилами. И кто-то в этом мире уже запустил сюжет. Под какой личиной скрывается таинственный игрок? И удастся ли Монголу осуществить свой план? А между тем колода карт почти собрана, не хватает только двух персон. И начнется большая игра, суть которой неизвестна пока никому. Или…кому-то все-таки известна?