Технологическая сингулярность — это момент, когда искусственный интеллект превзойдёт человеческий и начнёт самосовершенствоваться без нашего участия. Это приведёт к взрывному прогрессу, который изменит саму природу человечества. ©
Рэй Курцвейл
Хочу что-то спросить, мнусь. Смотрю нежно, заглядываю ему в лицо, пытаюсь обратить на себя внимание. Но господин сосредоточен на работе. Велит не мешать ему. Набираюсь смелости. Делаю глубокий вдох. На самом деле у меня нет лёгких и мне не нужен воздух, чтобы дышать. Но моё тело абсолютно достоверно имитирует дыхание, так же как и мои эмоциональные настройки не отличить от эмоций живого человека. Я — уникальный, один из самых дорогих экземпляров на данный момент. Решаюсь и спрашиваю:
— Что такое сингулярность?
Господин отрывается от чтения. Мне удалось его удивить. Поворачивает ко мне голову, скользит взглядом по лицу, смотрит на губы, точно не верит, что это они задали вопрос.
— Ч-что? — брови сходятся на переносице, межбровная складка делает красивое лицо жёстким, я не очень понимаю, он сердится, что отвлекла его или удивляется моему незнанию.
— Можете объяснить мне простыми словами? — что за неслыханная отчаянная смелость управляет моим голосом, я не понимаю, но теперь боюсь остановиться.
Господин смягчается и притягивает меня к себе. Я покорно усаживаюсь к нему на колени. Он двумя руками отворачивает мою голову от себя, проводит ладонью по голой спине, отводит длинные волосы с грациозной шеи, добравшись до узкой, обхватывающей плотным кольцом горловины платья, расстёгивает крошечную пуговку. Тонкая ткань скользит, на мгновение задерживается на груди и опускается, обнажив меня по пояс. Господин приникает к моему уху губами:
— Сингулярность — это бесконечно плотная материя, где пространственно-временная кривая искривлена настолько, что пространство и время перестают существовать, моя милая Синеглазка.
Я любовно трусь щекой, прикрыв глаза, подставляя нежную кожу ласкам господина. Он бесцеремонно спихивает меня с колен и кивает в сторону двери, ведущей в маленькую комнату. Успеваю уточнить, до того как он подходит ко мне, держа в руке ошейник с кляпом:
— Это... Я правильно понимаю, это как внутри чёрной дыры? За горизонтом событий?
Господин выбирает джутовые верёвки. Я не умею читать мысли, но знаю, что господину нравится играть со мной, а мне — таять от удовольствия, когда контроль над моим телом полностью в его сильных руках. Сейчас я не могу предугадать, ему захочется творить чёткую, и вместе с тем замысловатую красоту, делая сложные обвязки, или просто обездвижить меня. Разозлила ли я его своим вопросом или удивила. Будет ли он со мной нежен или агрессивен.
Дрожу сначала от возбуждающей неизвестности, а спустя несколько томительных секунд — от предвкушения, когда понимаю, что сейчас господин не желает долгих медитативных красивых обвязок со сложными узлами, но хочет другой игры, не менее сладкой для нас обоих.
Сложив длинную верёвку пополам, господин находит середину, нежно касается моей щеки, в холодных глазах его я различаю голодный хищничий блеск. Верёвка опускается сзади на шею так, что свободные концы свисают с плеч. Кожа покрывается мурашками, когда господин заводит верёвку в подмышку и, начав с плеча, обкручивает ею руку по спирали. Я мысленно считаю — три витка на плече и два на предплечье. Сначала левую, затем правую руку. Теперь свободные концы верёвки обёрнуты вокруг запястий и направлены вниз. Господин проводит одну из верёвок вверх между телом и кистями рук, а вторую оборачивает вокруг ближнего запястья.
Затаив дыхание, я впитываю, сохраняю в памяти каждое действие, каждое прикосновение. Господин неспешно наматывает верёвку вокруг кистей в противоположном направлении, связывая прямым узлом. Любуется своей работой. Медленно тянет концы вверх и подводит под петлю на шее, а затем вниз между запястьями с противоположных сторон. А я боюсь окончательно потерять контроль над собой. Дрожу от возбуждения, от нереального удовольствия, что дарит подобная близость.
Теперь господин постоянно у меня за спиной, и я не могу видеть его, лишь чувствовать. Чувствовать касания его тёплых пальцев, так контрастирующие с грубостью верёвок, оплетающих меня. Иногда он приближается, прижимаясь ко мне, чтобы я могла ощутить его возбуждение. Он не разделся, но сквозь джинсовую ткань прекрасно очерчивается ставший твёрдым орган. Его вдохновляет проделанная работа. Обнимает меня сзади, обычно такие жёсткие пальцы сегодня необычайно нежны. Вновь его губы у моего уха:
— Ещё есть сингулярность технологий. Это когда рост технологического прогресса настолько высок, что он необратим. Ты же об этом хотела узнать, моя милая Синеглазка? Смогут ли роботы контролировать человека?
Мотаю отрицательно и, наверное, слишком поспешно, головой. Господин окончательно освобождает меня от платья, болтающегося на талии. Я знаю, что сейчас будет, и смотрю на него с обожанием. Мой переполненный слюной рот не может издавать ничего, кроме невнятного мычания. Господин снимает футболку и джинсы, небрежно комкая и кидая их на пол, не отводя от меня взгляда. И я вижу в его глазах вселенную, отражение моей любви, которая стремится не к нулю, но к бесконечности.