Толик посмотрел в зеркало. Ничего не изменилось — он по-прежнему был толстым. Мальчик знал это, над ним подшучивали, но это его не особо задевало. Потому что у Толика была страсть, которая затмевала все. Пока его лучший друг Егорик строил планы по завоеванию мира, а Ленка и Сашка спорили о чем-то неважном, Толик жил в мире моторов, бензина и стремительных линий кузова.

Его комната выглядела не комнатой, а филиалом автомузея. На полках стояли модели автомобилей — от деревянной «копейки», которую он выпилил лобзиком, до сложных, коллекционных литых копий Ferrari и Mustang. Стены были завешаны постерами с разрезными видами двигателей, схемами турбонаддува и пожелтевшими вырезками из старых журнала «За рулем». Толик мог часами рассказывать о том, чем рядная «шестерка» отличается от V-образной, или о том, как эволюционировала подвеска за последние пятьдесят лет.

Он был счастлив в своем мире. Но один случай, произошедший с ним три года назад, когда ему было всего десять, выжег в его памяти бензиновый след, который не выветривался до сих пор.

Это было поздно вечером. Они с родителями возвращались из города, и отец заехал на заправку на выезде из райцентра. Пока родители спорили о том, сколько лить и какой бензин лучше, Толик уткнулся носом в окно, разглядывая огни и разводные ключи на бензоколонке.

Мальчик высматривал что-то на бензоколонке. А после все изменилось. На заправку на большой скорости влетели две иномарки с затемненными стеклами. Из них высыпало человек восемь — здоровые, неприятные типы в спортивных костюмах. Они сразу же начали крушить все вокруг. Один из них, видимо главарь, схватил заправщика за грудки и начал что-то требовать, тыча пальцем в кассу.

Отец Толика резко захлопнул люк бензобака и замер: «Сидим тихо». У них была старая «девятка», бежать на которой было бесполезно.

Толику было страшно. Мальчик прилип к стеклу, наблюдая, как бандиты ломают терминал, выбивают стекло в магазинчике. И вот, в самый разгар хаоса, на заправку, словно из ниоткуда, выкатился мотоцикл. Не современный спортбайк, а старый, классический «Урал», с высоким рулем и каплевидным баком. И на нем…

На нем сидела она.

Высокая, стройная. Лоснящиеся волосы цвета спелой пшеницы, стриженые в небрежное каре, из-под которого выбивались пряди. На ней была короткая кожаная куртка, простые джинсы и кроссовки. На голове — стильное кепи, тень от которого скрывала верхнюю часть лица. Она была красивой, но красота эта была холодной и отстраненной, как у отлитой из металла статуи.

Девушка заглушила мотор, спрыгнула с «Урала» и, не обращая внимания на бандитов, направилась к бензоколонке.

Все застыли. Главарь, отпустив заправщика, медленно повернулся к ней.

— А ты кто такая, красотка? — сипло спросил он.

Девушка не ответила. Она взяла пистолет с колонки, открыла бак своего мотоцикла и… поднесла металлическую трубку. Но не к баку мотоцикла, а к своим губам.

Толик протер глаза. Ему показалось. Не может быть.

Но нет. Она нажала на курок, и струя бензина АИ-98 хлынула ей в рот. Девушка сделала несколько глотков, словно это была ледяная вода в жаркий день, потом опустила пистолет и вытерла губы тыльной стороной ладони. По ее подбородку потекла сверкающая, маслянистая жидкость.

Воцарилась гробовая тишина. Бандиты смотрели на нее с оторопью, медленно переходящей в злость.

— Ты совсем оху… — начал один из них, но не закончил.

Девушка двинулась. Это не было похоже на бег человека. Какое-то слияние скорости и жестокой физики. Девушка не просто била — она сталкивалась с бандитами, и от каждого столкновения они отлетали в стороны, как кегли, с хрустом ударяясь о бетон или асфальт.

Один из нападавших, опомнившись, выхватил из-за пояса пистолет. Другой последовал его примеру. Два ствола нацелились на девушку.

— Стоять! Убьем! — закричал главарь.

Девушка остановилась. И повернула к ним голову. Тень от кепи скрывала ее глаза, но Толику, сидевшему в машине, почудилось, что там, в этой тени, вспыхнул короткий, красный огонек.

— Стреляйте, — сказала она. Голос у нее был низким, хрипловатым, с металлическим подтоном, как у диктора из старого радио.

Бандиты выстрелили. Оба. Почти одновременно. Но… ничего не произошло. Гильзы звонко упали на асфальт, а пули, казалось, растворились в воздухе в метре от нее. Не было ни вспышки, ни рикошета. Они просто исчезли.

Девушка фыркнула, словно от скуки, и снова двинулась. Через десять секунд все бандиты лежали без сознания. Она подошла к своему «Уралу», завела его с полтычка и, не оглядываясь, укатила в ночь. На асфальте ветер разметал купюры за оплату бензина…


С того вечера Толик был одержим. Парень нарисовал десятки ее портретов (правда неумело), пытаясь воспроизвести каждую деталь — изгиб бровей, линию губ, форму кепи. Он стал постоянно торчать на той заправке, выискивая хоть какой-то след. Мальчик спрашивал заправщика, но тот только крестился и бормотал: «Не было ничего, ты все придумал, мальчик». Родители считали, что он пережил стресс и ему все померещилось. Никто не помнил девушку в кожаной куртке с небрежным каре.

Но Толик знал. Он видел своими глазами. Он видел, как она пила бензин. Видел, как пули растворялись в воздухе. Она была не человеком. Девуша стала была воплощением его страсти — духом скорости, механики, силы. Его личным божеством с мотором вместо сердца. Терминатор в женском обличьи.

Годы шли, одержимость не проходила. Как-то, будучи с родителями в гостях у дальних родственников (поселок Солнечный был маленьким, и все были друг другу хоть семиводными, но кузенами), Толик оказался в доме, где жили Женя и его жена Лена.

Толик знал Лену. Все знали Лену. Девушка, которая крутила баранку лучше иного мужика, которая разбиралась в моторах и которая вытащила хромого Женьку со дна жизни. Сидя на кухне, Толик, наевшийся до сыта что редко с ним бывает, начал обсуждать с Леной последние новости автопрома. Лена кивала, поправляла его в каких-то технических деталях, и Толик ловил себя на мысли, что говорит с единственным человеком в поселке, который понимает его.

— Вот была у меня одна история, — не удержался Толик, опустив голос. — На заправке одной. Видел я там девушку… на «Урале». Блондинка. Она… она необычная была.

Он не решился рассказать про бензин и пули. Но Лена вдруг насторожилась. Ее лицо, обычно спокойное, стало напряженным.

— На «Урале»? — переспросила она слишком быстро.

— Ну да. Каре, кепи, кожаная куртка…

В этот момент скрипнула входная дверь. На пороге кухни стояла…

Она.

Толик онемел. Прошло три года, но он узнал ее немедленно. Та же кожаная куртка, те же джинсы. Только волосы были чуть короче, а во взгляде, который она бросила на Лену, читалось нечто серьезное, почти тревожное.

Лена резко встала.

— Оксана, — произнесла она, и в ее голосе прозвучал непроизвольный упрек. — Ты рано.

— Дела, — коротко бросила та, Оксана. Ее взгляд скользнул по Толику, задержался на нем на секунду. В этих глазах не было ни капли узнавания, только холодная оценка, как механик смотрит на деталь.

— Мне надо ехать, — сказала Лена, уже обращаясь к Толику. — Извини.

Женщины собрались и ушли. Оксана вышла первой, Лена последовала за ней, бросив на Толика на прощание сложный взгляд — в нем было и предупреждение, и какая-то жалость.

Толик сидел один за кухонным столом, и в его голове все складывалось в единую, пугающую картину. Лена, которая так разбирается в машинах. Ее сестра, которая пьет бензин и останавливает пули. Они были не просто увлечены машинами. Они были… частью их. Или они сами были машинами? Мысль была безумной, но она объясняла все. Вот тебе и терминатор.


Одержимость вспыхнула с новой силой. Он нашел ее! Вернее, нашел ниточку, ведущую к ней. Егорик со своей бандой и увлеченностью фэнтези не подходил для такой охоты. Это было его личное дело. Его священная миссия.

Толик сразу решил, что станет действовать в одиночку. Выбрав ночь, когда родители крепко спали, Толик натянул темную куртку и, крадучись, как только может красться упитанный подросток, пошел на ту самую заправку на выезде из райцентра.

Было дико страшно. Каждый шорох, каждый скрип фонарного столба заставлял его вздрагивать. Он спрятался в том же месте, где тогда стояла их машина, — в кустах за ограждением заправки. Ночь тянулась мучительно долго. Машины приезжали редко, заправлялись и уезжали. Никаких «Уралов». Никаких блондинок в кепи.

К утру Толик продрог и измотался. Энтузиазм сменился разочарованием. Может, он и правда все выдумал? Может, Ленина сестра — просто похожа? Ну, мало-ли блондинок, а каре — так у Ленки тоже волосы стриженные. Он выбрался из своего укрытия, потянулся и, тяжело вздохнув, побрел домой.

Парень уже почти дошел до поворота на свою улицу, как чья-то железная рука схватила его за шиворот и резко оттащила в темный проулок между гаражами.

Толик ахнул и попытался вырваться, но хватка была нечеловечески сильной. Его прижали к холодной кирпичной стене. Перед ним стояла Оксана.

В утренних сумерках она казалась еще более нереальной. Ее лицо было бесстрастным, глаза, теперь он видел их чисто, были светло-серыми, почти серебристыми, и в них не было ни злобы, ни добра. Только холодная концентрация.

— Три года, — тихо сказала она. Ее голос был именно таким, каким он его запомнил — низким, с металлическим резонансом. — Три года ты ходишь по моим следам, толстый мальчик. Рисуешь мои портреты. Зачем?

Толик не мог вымолвить ни слова. От страха у него перехватило дыхание.

— Я… я видел вас на заправке, — просипел он наконец. — Вы… вы пили бензин.

Оксана не удивилась. Не стала отрицать. Она лишь слегка наклонила голову.

— Упорство — это хорошо, — сказала она, и в ее голосе зазвучало нечто, отдаленно напоминающее уважение. — Глупо, но хорошо. Слушай меня внимательно. Ты нашел то, что не должен был найти. Ты увидел то, что не должен был видеть. Забудь. Забудь меня. Не распрашивай Лену. Живи своей жизнью. Гоняй на своих игрушечных машинках. Не лезь, а настоящие.

Девушка отпустила его, и Толик, пошатнувшись, прислонился к стене.

— А если… не забуду? — по-детски, из упрямства, спросил Толик.

Взгляд Оксаны стал абсолютно плоским, безжизненным, как у рыбы на льду.

— Тогда я найду тебя. И искать-тьо не придется. И это будет наш последний разговор. Понял?

Толик молча кивнул, чувствуя, как по его спине бегут ледяные мурашки.

Оксана развернулась, чтобы уйти, но он, собрав остатки смелости, крикнул ей вслед:

— Как вас зовут? Ваше имя настоящее?

Оксана остановилась, на мгновение обернулась. Уголок ее губ дрогнул в подобии улыбки.

— Оксана. Настоящее. А теперь проваливай.

Женщина ушла, растворившись в серых тонах наступающего утра. Толик еще долго стоял в проулке, ощущая на шее холод от ее прикосновения и запах бензина, который почему-то витал в воздухе, хотя никаких машин рядом не было.


Парень не рассказал об этой встрече ни Егорику, ни Ленке, ни Сашке. Эта тайна стала его личной. Иногда, глядя на проезжающий мимо «Урал», он вздрагивал. Иногда, чувствуя запах бензина на заправке, он оглядывался, ожидая увидеть ее.

Но Толик больше не искал ее. Он понял, что его детское божество было не тем, кем он его представлял. Оно не дарило мечты. Оно могло лишь забрать жизнь. И теперь, разглядывая свои модели машин, он видел в них не только красоту и скорость, но и тот холодный, стальной взгляд, который предупредил его: «Не пересекай эту черту».

Мир был полон чудес, но некоторые чудеса были смертельно опасны. И Оксана была именно таким чудом. А чудесам надо соответствовать…