Последнее, чего хотел Санек после двенадцатичасовой смены в щитовой на краю географии, — это чтобы его УАЗик «Буханка» заглох посреди лесов Забайкалья. А последнее, чего он хотел еще сильнее, — чтобы из-под сиденья начал доноситься голос.
— Ну че, электрик, опять обкакался? — прорычал изнутри хриплый бас, который Саня с ужасом узнавал как свой собственный, только прожженный сигаретами и злобой. — Двигатель твой починяй, а то щас я вылезу и всем тут уши повышибаю!
Саня отчаянно ткнул ключом зажигания. Молча. Только ветер свистел за дверьми, да где-то вдалеке завывал шакал.
— Заткнись, Геннадыч, — прошипел он, обращаясь к пустому пассажирскому сиденью. — Не до тебя.
Раздвоение личности — это был такой его личный «бонус» к профессии электрика-вахтовика. Вторая личность, Геннадыч, была воплощением всего, что Саня в себе подавлял: злобного, нетерпимого к дурости циника с тягой к мордобою и дешевому портвейну. Геннадыч просыпался в самые неподходящие моменты, обычно когда Санек был на грани срыва. А смена сегодня была та еще.
Сначала начальник участка потребовал «замутить левую схему» для учета электроэнергии, потом прораб принес пачку обгоревших проводов со словами «санёк, ты ж электрик, почини», а под конец в столовой подали пельмени, которые звенели при падении на пол.
Санек мечтал только об одном: добраться до вагончика, достать из-под койки бутылку «Белочки», напиться в стельку и отключиться до следующего рева будильника. Отдохнуть от этой суеты. От людей. От самого себя.
Но «Буханка» была непреклонна. Саня с матом вылез из кабины. Морозный воздух обжег легкие. Он открыл капот, тыча фонариком в немыслимый клубок проводов. И тут его взгляд упал на поляну метрах в пятидесяти от дороги.
Воздух над ней плыл маревым, как над асфальтом в жару. Только сейчас была ночь, и минус пятнадцать. А в центре этого марева висел... портал. Такой, какие показывают в плохих фантастических фильмах. Фиолетовый, переливающийся, с размером с гаражные ворота. И из него, шаркая клешнями по мерзлой земле, выползало нечто.
Нечто было похоже на трехметрового таракана с глазами-фарами и щупальцами, унизанными шипами.
— Э-э-э... — выдавил из себя Санек.
— Вот бляяя, — с почти профессиональным интересом просипел из-под сиденья голос Геннадыча. — Это че, новый начальник Ростехнадзора приехал?
Саня стоял, вжавшись в холодный металл капота, и молился, чтобы тварь его не заметила. Но одно из фар-глаз медленно повернулось в его сторону. Таракан издал звук, похожий на скрежет шестеренок в мясорубке, и пополз к дороге, ломая по пути молодые сосенки.
В голове у Сани стучало только одно: «Вот же ж блин... Вот же ж блин... Премию за вахту не дадут...»
И тут Геннадыч, который обычно предлагал либо ударить, либо сбежать, сказал нечто совершенно новое.
— Сань, — произнес он без обычной злобы, с каким-то даже деловым интересом. — А он, тварь-то... Она ж из чистого мяса, да? Смотри, какие мускулы на ходулях... Сдадим в столовую — нам за мясо доплата положена. Хватит на ящик «Белочки».
Таракан был уже в десяти метрах. Из пасти капала ядовитая слюна, шипящая на снегу.
— Чего встал, как валенок? — рявкнул Геннадыч. — Хватай монтировку! Работа у нас, электрик, нашла тебя!
— Монтировку? — выдавил Санек, не отрывая глаз от приближающегося монстра. — Ты с ума сошел, Геннадыч? У него клешни, как у экскаватора! Он меня в паштет превратит!
— Превратит, не превратит — хуже, чем в этой дыре работать, уже не будет! — рявкнул внутренний голос. — Хватит нюни распускать! В багажнике канистра с жижой! Спиртом денатуратом, для розжига! Щас я вылезу, мы его обольем и чиркнем зажигалкой!
Саня с ужасом представил, как его тело начинает двигаться само по себе, неуклюже шаркая ногами к багажнику. Идея была, конечно, бредовой, но в панике его мозг ухватился за нее.
— Нет! — просипел он, отскакивая от машины. — Ты мне все волосы опалишь! Есть вариант получше...
Взгляд Сани метнулся к открытому капоту и моткам проводов в кузове. Идея, дикая и самоубийственная, оформилась в голове с пугающей скоростью. Электрик... Он же электрик, черт возьми!
— Геннадыч, слушай сюда! — скомандовал он сам себе, что звучало совершенно идиотски. — Канистру — в сторону! Бери два медных провода, длинных! И шуруповерт!
— Для чего шуруповерт? Им ему по башке долбить? — не понял Геннадыч.
— Нет! Снимать изоляцию! Быстро!
Пока Геннадыч мысленно матерился, но подчинялся, Саня рванул к «Буханке». Он выдернул провода из-под сиденья, сломал пластиковый корпус шуруповерта и, действуя как опытный монтажник, оголил концы двух толстенных медных жил. Руки тряслись, но мысль о том, что этот тараканий король может лишить его законной бутылки водки и долгожданного отдыха, придавала ярости и решимости.
Тем временем чудовище, издавая тот самый скрежет мясорубки, было уже в паре метров. Запах от него шел сладковато-гнилостный, как от протухшей колбасы.
— Сань, он на нас ползет! — проинформировал Геннадыч с ноткой неподдельного азарта. — Чего делать-то, великий электрик?
— А вот чего... — сквозь зубы прошипел Саня.
Одним концом провода он с силой воткнул в плюсовую клемму аккумулятора «Буханки». Другой конец, с тяжелым медным наконечником, он швырнул, как лассо, на ближайшую сосну. Получился импровизированный барьер. Второй провод он замкнул на массу — на саму раму автомобиля.
— Теперь... заводим! — крикнул он, запрыгивая в кабину.
Ключ повернулся. Двигатель, который пять минут назад предательски молчал, с первого раза заурчал, будто испугался санейного безумия. Генератор заработал.
Монстр, не ведая о коварстве человеческой инженерной мысли, пополз прямо через медный провод. Раздался оглушительный треск, вспышка ослепительного бело-голубого света, и воздух запахло паленой изоляцией и... жареными тараканьими лапками.
Трехметровая тварь затряслась в конвульсиях, ее фары-глаза померкли, и она с глухим стуком рухнула на мерзлую землю, слегка дымясь.
Наступила тишина. Слышно было только, как тикает остывающий двигатель и как у Сани в висках стучит кровь.
— Ну бля... — с почтительным придыханием произнес Геннадыч. — Это ж на сколько ампер его долбануло?
— На все, что генератор выдал, — выдохнул Санек, вылезая из кабины. Он чувствовал себя абсолютно разбитым, но странное чувство гордости начало пробиваться сквозь усталость и страх. Он, Саня-электрик, только что высоковольтным разрядом уложил межгалактического таракана.
Он подошел к обугленной туше, тыкая в нее ногой. Монстр был мертв.
— Ну и воняет же от него, — поморщился Саня. — Как в общаге после выходных.
— А ты клешню эту открути, — деловито предложил Геннадыч. — Мужикам в столовой покажем, скажем, новый деликатес, рак альпийский. Срубим по тысяче с носа.
Пока Саня с отвращением разглядывал клешни, его взгляд упал на грудь монстра. Среди обгоревших хитиновых пластин что-то слабо мерцало. Он наклонился ближе. В небольшом углублении, словно в оправе, лежал идеально ограненный кристалл размером с голубиное яйцо. Он переливался темно-синим цветом, и внутри него будто плавали крошечные звезды.
— Опа... — протянул Геннадыч. — Это что, брильянт?
Саня осторожно, монтировкой, выковырял кристалл. Он был теплым на ощупь и вибрировал едва заметно, словно живой.
— Хрен его знает, — пробормотал Санек, поворачивая камень перед фонариком. — Но смотри, как переливается... Такая хрень... Наверное, дорого стоит.
Мысль ударила в голову с силой разряда в 300 ампер. Деньги. Большие деньги. Не тысяча за клешню, а возможно, столько, что хватит вообще бросить эту чертову вахту.
— Геннадыч... — медленно начал Саня.
— Я уже тут, Сань, — откликнулся голос, и в нем впервые зазвучала не злоба, а чистейшая, неподдельная жадность. — Я уже тут. Похоже, работа у нас с тобой, электрик, нашлась поинтереснее.
Саня зажал теплый кристалл в кулаке, посмотрел на дымящегося монстра, потом на свою «Буханку», которая спасла ему жизнь, и на звездное небо Забайкалья.
Вахта только что стала чертовски интереснее.