Строения поражали своей величественной архитектурой – словно титаны древности воздвигли эти монументы на века. Массивные каменные блоки цвета пепельного гранита подогнаны друг к другу с математической точностью мастеров-виртуозов, так что между ними нельзя просунуть даже тончайшее лезвие бритвы. Каждый камень казался отлитым в единой форме, создавая ощущение монолитности всего комплекса.

Центральное здание величественно возвышалось на три этажа, словно древний храм знаний. Его торжественный фасад украшали стройные колонны с невероятно искусной резьбой, изображающей причудливые переплетения экзотических растений и загадочные символы неведомой цивилизации. В узорах угадывались то ли астрономические знаки, то ли формулы забытых наук – каждая линия излучала ауру тайны и мудрости ушедших эпох.

Боковые постройки оказались ниже, но не менее внушительными по своему архитектурному великолепию. Их стены сплошь покрывали искусные барельефы, потемневшие от неумолимого времени до цвета старой бронзы. В старых барельефах просматривались остатки сцен из жизни древней цивилизации: учёные в длинных одеяниях, склонившиеся над странными приборами, воины в церемониальных доспехах, жрецы, совершающие ритуалы у алтарей непонятного назначения. Насчет последних я был совсем не уверен.

Все строения объединяла одна поразительная черта: они казались невероятно древними, словно видели зарождение и закат звёздных империй, но при этом здесь на острове удивительно хорошо сохранившимися. Словно время обошло эти строения стороной, оставив лишь благородную патину веков на поверхности камня.


Мы вошли в центральное здание через массивные двойные двери из тёмного металла, покрытого замысловатыми гравировками. Металл этот не походил ни на что знакомое – он отливал глубоким антрацитовым блеском с едва заметными радужными переливами.

Внутри царил торжественный полумрак древнего святилища, нарушаемый лишь мягким, почти живым свечением загадочных кристаллов. Эти источники света встроены в стены на математически равных расстояниях, излучая холодный голубовато-белый свет, который не слепил глаза, но отчётливо освещал каждую деталь интерьера.

Высокие готические своды терялись в густой тени, создавая ощущение бесконечности пространства. Звуки наших шагов гулким эхом отражались от каменных стен, создавая причудливую акустическую симфонию. Пол был выложен идеально подогнанными плитами из какого-то чёрного камня с золотистыми прожилками, которые образовывали сложные геометрические узоры – возможно, это была карта звёздного неба.

Воздух здесь оказался особенным – он пах металлом и озоном, но ещё в нём чувствовался аромат чего-то древнего и забытого, словно самого времени. По центру величественного зала располагался лифт – цилиндрическая конструкция из того же тёмного металла, что и двери, украшенная спиральными узорами.

На лифте мы стали медленно опускаться в недра земли. Сложно определить, на какую именно глубину мы погружались – счётчик этажей здесь или отсутствовал или вышел из строя, ничего не показывало уровни, а стены шахты мелькали монотонной чередой каменных блоков и металлических панелей. Чем глубже мы спускались, тем отчётливее чувствовался вес толщи земли над головой. Наконец, после того, что показалось вечностью, лифт остановился с едва слышимым пневматическим шипением.

От лифта начинался длинный коридор, уходящий во тьму. По обе стороны находились закрытые двери из потускневшего металла, каждая помечена непонятными символами. Всё вокруг явно постарело и износилось вместе с последним хранителем этого места – это заметно даже неискушённому взгляду.

Некогда блестящие металлические панели потускнели до цвета старого олова, кое-где виднелись рыжеватые следы коррозии, словно раны времени на теле древней техники. Освещение работало с перебоями – некоторые светящиеся панели мерцали нестабильным, раздражающим светом, другие совсем погасли, погружая участки коридора в густую тьму.

Воздух здесь был заметно влажнее, чем на поверхности, и отчётливо пах озоном – характерным запахом работающих энергетических установок. Каждый наш шаг отдавался глухим эхом в металлических стенах, создавая ощущение, что мы идём по внутренностям гигантского механизма.


Кадар привёл меня в лабораторию – место, от которого захватывало дух. Это поистине грандиозное высокое помещение, больше напоминающее величественный горный грот. Стены из тёмного камня уходили в высоту метров на двадцать, постепенно сужаясь и образуя естественный купол, теряющийся в полумраке.

Две трети этого огромного пространства занимала машина - конструкция из переплетённых труб различного диаметра, бесчисленных проводов в изоляциях напоминающих гармошку и трех блестящих панелей управления. Машина была одновременно органична и механична, словно выросла здесь естественным образом, подобно гигантскому техно-организму. Трубы изгибались плавными дугами, напоминая артерии и нервы, а панели управления пульсировали мягким внутренним светом.

Когда мы переступили порог помещения, машина словно почувствовала наше присутствие и ожила. На нескольких массивных кристаллических столбах, составляющих основу этой фантастической конструкции, один за другим загорелись индикаторы всех цветов радуги. Они начали медленно менять оттенки – от глубокого сапфирового синего до пульсирующего янтарно-золотого, создавая завораживающий световой спектакль.


– Прошу, – произнёс Кадар торжественным тоном и предложил мне раздеться и лечь внутрь загадочной машины древних.

Передо мной плавно открылась крышка в части машины, удивительно напоминающей футуристическую лечебную капсулу. Внутри виднелась мягкая обивка нежного молочно-белого цвета, а стенки сплошь усеивали тысячи мельчайших датчиков, переливающихся своими гранями, словно россыпь бриллиантов в лунном свете.

Не задумываясь о последствиях, разделся и лёг внутрь, тщетно пытаясь скрыть от Кадара бурю чувств, переполнявших меня в этот судьбоносный момент. Сердце колотилось как бешеное – причудливая смесь первобытного страха, сладостного предвкушения и какого-то странного волнения заставляла кровь пульсировать в висках с удвоенной силой. Что бы ни ждало меня в этой древней машине, пути назад уже определённо не было.


Кадар склонился надо мной, его морщинистое лицо серьёзно и предельно сосредоточенно, словно хирурга перед сложнейшей операцией.

– Сейчас начнётся полная диагностика организма, – произнёс он тихо, но отчётливо. – Не сопротивляйся процессу, каким бы странным он тебе не показался. Машина должна досконально изучить каждую клетку твоего тела, каждую молекулу ДНК.


Крышка медленно и бесшумно закрылась, окутывая меня мягким, почти ласковым голубоватым свечением. Мгновенно ощутил, как по всей коже, побежали лёгкие покалывания, словно тысячи невидимых микроскопических иголочек, одновременно коснулись каждого квадратного сантиметра моего тела.


Ощущения становились всё более интенсивными и необычными. Каждая клетка моего тела словно просвечивалась невидимыми лучами, тщательно анализировалась и методично каталогизировалась в гигантской базе данных древней машины. Попытался расслабиться и отдаться процессу, но странное чувство абсолютной беспомощности не покидало меня. Машина древних изучала меня с той же методичностью и точностью, с какой опытный учёный разбирает подопытную мышь у себя под микроскопом.

– Крайне интересно, – услышал приглушённый стенками капсулы голос Кадара. – Очень и очень интересно. Кто-то уже основательно поработал с твоей генетикой, Рик. И поработал, должен сказать, не особенно профессионально.

И здесь я понял что совсем не ошибся со своими ощущениями.

– Что именно ты имеешь в виду? – спросил, стараясь не шевелиться и не нарушать процесс сканирования.

Ведь я рассказывал ему о том, что меня искусственно изменили. Возможно, не поверил тогда или решил, что лгу. А может, просто забыл – двести лет жизни всё-таки сказываются на памяти даже у таких долгожителей.

– Твои генетические изменения определённо неестественного происхождения, – продолжал анализировать Кадар. – Кто-то крайне небрежно перестроил твой геном, используя технологии, которые даже мне при всём моём опыте, не до конца понятны. Это работа либо полного дилетанта, либо, наоборот, гениального мастера своего дела. Пока не могу определить, что именно.

Голубоватое свечение заметно усилилось, и ощутил, как что-то удивительно тёплое и живительное потекло по венам. Это не боль – скорее необычное ощущение движения и обновления внутри собственного тела, словно армии крошечных нанороботов-ремонтников принялись за кропотливую работу по восстановлению.

– Сколько времени займёт весь процесс? – поинтересовался у старого учёного.

– Полная диагностика ещё час, возможно, два, – ответил Кадар задумчиво. – А потом... – его голос стал ещё более задумчивым и осторожным, – потом должен буду принять окончательное решение о том, возможно ли в принципе то, что ты просишь.

– А если окажется невозможно?

– Тогда тебе придётся смириться с тем, кто ты есть сейчас, и научиться жить в этом обличье, – честно признался он. – Но искренне не думаю, что дело дойдёт до такого печального исхода. Данные с твоего скафандра поразительно подробные и точные. Система диагностики ДНК на этом костюме воистину передовая. За всю свою долгую жизнь не встречал ничего подобного.

– Это один из самых современных и технологически продвинутых скафандров в галактике, – пояснил с некоторой гордостью.

– Теперь вижу и понимаю, – кивнул Кадар с уважением в голосе.


Время тянулось мучительно медленно, словно часы замедлили свой ход. Покалывания по коже не прекращались ни на секунду, периодически усиливаясь в определённых участках тела. Невероятно странно лежать совершенно неподвижно, прекрасно осознавая, что древняя инопланетная машина в данный момент буквально читает мою ДНК, как увлекательную книгу, изучая каждый ген, каждую хромосому.

Постепенно характер свечения начал медленно изменяться – из холодного голубоватого оно становилось более тёплым, приобретая мягкие золотистые оттенки. Ощущения тоже претерпели изменения: неприятные покалывания сменились приятными волнами целительного тепла, неспешно пробегающими по всему телу от макушки до кончиков пальцев ног.

– Первая фаза диагностики успешно завершена, – торжественно объявил Кадар. – Теперь машина начинает сравнивать полученные данные с информацией с твоего скафандра, сопоставляя текущее состояние с оригинальным. Это самая сложная и ответственная часть всего процесса.

– И сколько времени это займёт...

– Тише, – мягко, но решительно перебил он меня. – Пожалуйста, не отвлекай машину и меня от работы. Мне сейчас нужна абсолютная концентрация и полное сосредоточение.

Закрыл глаза и попытался максимально расслабиться, отдавшись течению процесса. Где-то там, на поверхности, верный Дарс терпеливо наблюдал за островом, готовый в любой момент прийти на помощь. А здесь, в таинственных глубинах древней лаборатории, моя дальнейшая судьба решалась в самом буквальном смысле на молекулярном и клеточном уровне.

Внезапно приятные волны тепла резко прекратились, и почувствовал, как сложная машина начинает постепенно отключаться. Мягкое свечение медленно угасало, словно заходящее солнце.

– Готово, – удовлетворённо сказал Кадар, и в его голосе явственно слышались нотки профессионального удовлетворения. – Все необходимые данные собраны и полностью обработаны.


Крышка капсулы медленно и бесшумно поднялась с лёгким шипением сбрасываемого давления. Осторожно сел и увидел, что Кадар сосредоточенно изучает сложный голографический дисплей, таинственно парящий в воздухе рядом с машиной. На трёхмерном экране с головокружительной скоростью мелькали замысловатые диаграммы, графики и схемы – настоящая симфония научных данных.

– Ну что же? – с нетерпением спросил у него, медленно поднимаясь с капсулы и чувствуя лёгкое головокружение. – Каков окончательный вердикт?

Кадар неспешно повернулся ко мне и увидел в его древних, мудрых глазах причудливую смесь искреннего восхищения и глубокой озабоченности.

– Теоретически, возможно, – медленно и взвешенно произнёс он. – Но процедура будет исключительно сложной и крайне опасной. Тот, неведомый мастер, а если быть точнее - дилетант, который кардинально изменил тебя, использовал технологии, применение которых, похоже, сам не понимал до конца. Ему удалось не просто поверхностно изменить твою внешность – они в буквальном смысле переписали значительную часть твоего генома, создав совершенно нового человека.

– Это хорошо или плохо для моих планов? – уточнил у него.

– И то и другое одновременно, – Кадар задумчиво почесал подбородок всеми четырьмя руками. – Хорошо то, что вижу чёткие и логичные паттерны всех изменений. Они определённо не случайны или хаотичны – каждая генетическая модификация тщательно спланирована и продумана до мелочей. Плохо то, что для полного возвращения к твоему оригинальному состоянию мне придётся буквально переписать тебя заново на клеточном уровне. Хорошо то, что создатели твоих изменений, видимо, изначально заложили теоретическую возможность обратной трансформации. Судя по всему, это планировалось с самого начала.

– Какие риски? – прямо спросил, готовясь к неприятным новостям.

– Они существенно возрастают, – честно и открыто признался старый учёный. – Изначально говорил о десяти процентах вероятности летального исхода. Теперь, учитывая сложность твоего случая, это двадцать пять, а возможно, и все тридцать процентов.

Риск действительно весьма значительный, но...

– А если процедура пройдёт успешно? – настойчиво поинтересовался у него. – Действительно стану в точности прежним?

– Да, абсолютно точно, – твёрдо и уверенно заявил Кадар. – Данные с твоего скафандра содержат исчерпывающую генетическую карту в мельчайших подробностях. Если машина древних справится с задачей, ты вернёшься к точно такому же состоянию, какое у тебя было в момент последнего сканирования тебя скафандром.

– Когда мы можем начать процедуру? – решительно спросил.

– Завтра с рассветом, – ответил он после краткого размышления. – Мне необходимо время на тщательную подготовку программы трансформации. Это исключительно сложный процесс, где нельзя допустить даже малейших ошибок.


Мы поднялись на поверхность по тому же лифту, и Кадар показал мне уютную комнату, где мог спокойно переночевать. Это небольшое, но очень приятное помещение со скромной, но удобной кроватью и широким окном, выходящим прямо на бескрайнее море. Всё здесь идеально чисто и аккуратно, словно к приёму гостя готовились заранее.

– Постарайся хорошо выспаться, – искренне посоветовал мне Кадар. – Завтра тебе понадобятся абсолютно все силы без исключения.

Когда он ушёл, медленно подошёл к окну и долго смотрел в сторону соседнего острова, где терпеливо ждал мой верный спутник. Где-то там, в ночной темноте, Дарс неусыпно стоял на страже, готовый в любой момент прийти на помощь. Активировал портативную рацию.

– Дарс, слышишь меня?

– Слышу превосходно, – мгновенно отозвался он бодрым голосом. – Как дела? Всё идёт по плану?

– Пока всё нормально. Завтра на рассвете начинаем основную процедуру.

– Ты абсолютно уверен в своём решении? – с нескрываемой тревогой в голосе спросил Дарс.

Помолчал несколько секунд, задумчиво глядя на мириады звёзд над тёмным морем.

– Да, полностью уверен. Если что-то пойдёт не так...

– Ничего не пойдёт не так! – резко и категорически перебил меня Дарс. – Ты же везунчик, помнишь? Всегда и во всём выходишь победителем из самых безнадёжных ситуаций.

– Искренне надеюсь, что ты прав, как всегда.

– Конечно, прав, без всяких сомнений. Спи спокойно и набирайся сил. Тут надёжно стою на страже.

Связь прервалась с лёгким треском, и остался совершенно один в звенящей тишине ночной комнаты. Завтра абсолютно всё изменится кардинально. Либо стану самим собой – настоящим, подлинным, либо... Лучше об альтернативе сейчас вообще не думать.