Сентябрь 82 года, психоневрологический диспансер №2
- Пётр Петрович? – спросил этот гражданин с чугунной какой-то физиономией.
- Точно, - ответил я, - и не надо меня за руку держать, никуда я не денусь.
Гражданин неуловимым движением раскрыл перед моим носом корочки удостоверения и тут же спрятал его обратно.
- Вам придётся проехать с нами.
- Куда? – наивно спросил я, не ожидая ничего конкретного в ответ.
- Там увидишь, - зловеще пообещал гражданин и показал рукой в противоположную от трамвайной остановки сторону, где был припаркован зелёненький почему-то жигуль-пятерка, - садись в машину.
Я вздохнул и залез на заднее сиденье, этот чугунный мужик сел рядом, а водила, очень похожий на этого первого, рванул с места по Заводскому шоссе. А привезли меня, как это ни странно, не в заведение на Малой Воробьевской улице, как я ожидал, а совсем даже к родному институту, но не остановились у входа, а завернули на параллельную Литвинова.
- Выходи, - сказал первый, открыв дверь жигулёнка, - руки назад и пошёл в эту дверь.
Дверь оказалась до боли знакомой – не так давно мы с Аскольдом тут джинсы себе выбирали. Да-да, это был задний вход психо-неврологического диспансера номер два. Внутри меня встретили два дюжих санитара (не те, что нам джинсы продавали, другие) и препроводили в какую-то каморку без окон. Стены тут не были, как мне представлялось, обиты мягкими материалами, обычные кирпичные стены были, покрашенные в светло-зелёный цвет. Я ещё успел спросить у одного санитара, за что меня сюда и на какой срок определили. Ответом было угрюмое молчание…
Ну раз мне не отвечают, то и я помолчу, подумал я, в эту игру и вдвоем играть можно. Так мы играли в молчанку битых четверть часа, я уж успел изучить весь интерьер этой комнатушки и всё то, что за зарешёченными окнами было доступно взгляду. А потом вошёл врач в белом-белом халате, кажется даже накрахмаленном, и в белой же шапочкена затылке.
- Василий, - мягко сказал санитару, - погуляй пока, а мы тут побеседуем с товарищем, эээ… - он заглянул в какой-то журнал на столе и вытащил оттуда, с кем он будет беседовать, - с товарищем Балашовым.
Санитар Василий ничего в ответ не произнёс, а только окатил меня с головы до ног подозрительным взглядом, а потом закрыл дверь с той стороны.
- Итак, вы у нас Балашов эээ… Пётр Петрович, верно? – начал он собеседование.
- Можно просто Петя, - вырвалось у меня, - и объясните, наконец, почему и на сколько меня задержали?
- Петя Петрович, значит, - задумчиво отвечал врач, - а я Арнольд Викторович.
И тут он повернулся направо за какой-то бумажкой, так что его лицо представилось мне в профиль, и я его узнал… это был тот самый хрен, который прятался за мешками с импортным барахлом, когда мы с Аскольдом выбирал здесь джинсы. Ну и что ты теперь с этим узнаванием делать будешь? – спросило меня моё второе я. Есть такое мнение, - ответил я ему, - что надо засунуть его, узнавание, в дальний ящик мозга, а то ещё хуже будет.
А Арнольд этот самый Шварц… Викторович то есть, опять повернулся ко мне передом и заявил буквально следующее:
- Ты, Петя, случайно угодил под экспериментальный вид излучения, исследуемый в вашем ИППАНе, и поэтому сейчас должен подвергнуться процедуре обследования на предмет последствий этого излучения.
- А почему это исследование происходит в психушке? – вырвалось у меня само собой, - а не в специализированном медицинском центре, например?
- Потому что наш психоневрологический диспансер, который ты совершенно напрасно называешь психушкой, и есть тот самый медицинский центр. Интегрированный с ИППАНом, кстати, если ты до сих пор этого не понял.
- Хорошо, - вздохнул я, - исследуйте, только не слишком долго - у меня мать в реанимации лежит, хотелось бы к ней заехать.
- Заедешь, - пообещал Арнольд, - сейчас ты ответишь на мои вопросы, потом у тебя возьмут анализы и в конце будет ещё одна небольшая процедура. Всё вместе часа на полтора – потом свободен.
Вопросы были дурацкими на мой скромный взгляд, среди них блистал идиотизмом такой – «были ли у вас половые контакты с лицами мужского пола?». Но я справился. Анализы тоже достаточно быстро взяли, хотя сперму, например, у меня до сих пор никто не исследовал. А заключительная процедура прошла во сне – вкололи мне в вену чего-то сильнодействующее, в результате чего я очнулся не пойми через сколько времени, но в целом чувствовал себя неплохо – был исключительно в здравом уме и трезвом рассудке.
- На этом всё, - ласково сказал мне Арнольд, - наши подозрения не подтвердились, можешь идти в больницу к матери.
- А что за подозрения-то? – хмуро уточнил я.
- Не имею права, подписку давал, - отговорился врач и опять повернулся боком.
Тут уж я не стал молчать и брякнул:
- Арнольд Викторыч, а это не вы случайно стояли за штабелями шмоток в кубовой комнате? Пару дней назад?
Ответом мне был приложенный палец к арнольдовым губам… ну я человек понятливый, продолжать и углублять тему не стал, а просто вымелся на улицу имени наркома Литвинова. Который каким-то чудом уцелел в советском ареопаге после чисток и открытых процессов 30-х годов. Остальные почти все канули в бездну.
- О, Камак, - сразу же услышал после поворота на Луначарского, еще одного совпартдеятеля-старожила, - ты чё тут делаешь так поздно?
Это был мсье Ишаченков, комсомольский лидер и профи-программист в одном лице.
- Дела были, - ответил я, - а ты сам-то чего так припозднился?
- Ты не поверишь, но сидел над твоими задачами, - сказал он. – Ты домой сейчас?
- Ну а куда ж ещё, - ответил я, - хотя ещё надо в больницу заскочить.
- Так поехали, подвезу, я примерно в той стороне живу, - и он гостеприимно распахнул пассажирскую дверь ушастого Запорожца.
- Оба-на, - удивился я, - а раньше у тебя вроде бы машины не было.
- А теперь появилась, - не стал он детализировать этот вопрос, - так ты едешь или что?
И я без дальнейших разговоров уселся на переднее сиденье… мда, советский автопром самый советский в мире, колени сразу упёрлись в торпеду, а кресло назад сдвигаться отказывалось категорически. Повозившись немного, устроился более-менее удобно.
- Много проблем с этим транспортом-то? – попытался завязать я автолюбительскую беседу, но Игорёк на контакт в эту сторону шёл слабо, а вместо того начал развивать тему программ для Ай-Би-Эм ПиСи.
- Ты знаешь, старик, - говорил он, ловко выруливая с нашей Луначарского на соседнюю Сусанинскую, - эта твоя идея с четырьмя кубиками проста до гениальности. Я сегодня полдня резался в эту игрушку и не надоело. Шедевр, ничего не скажешь…
- А насчёт остального как? – срулил я с этой темы.
- Остальное двигается, но с некоторыми напрягами… - отвечал он, - хотя Диггер в принципе почти готов. Только это обычная глупая бродилка в отличие от Тетриса.
- А с помещением у нас что? – перепрыгнул я к следующему вопросу, - хотелось бы более быстрого продвижения.
- С помещением вопрос решается, - нахмурил брови Игорь, - как говорил один литературный персонаж, скоро только кошки родятся. А тут явно кошками даже и не пахнет.
Ну надо ж, какой начитанный, внутренне восхитился я, 12 стульев наизусть цитирует, но вслух сказал вот что:
- Знаешь, Игорь, с кошками тоже вопрос не такой простой, как на первый взгляд кажется – была у меня одна кошка, так она рожала целые сутки как-то раз, орала благим матом на весь дом. Ладно, решается, значит решается. А нам ведь туда ещё и материальную базу потребуется подводить – на чём-то посетители нашего клуба должны играть, верно?
- Шурик, кажется, вчерне смастерил прототип игровой консоли, - подумав, ответил Игорь, - запчасти нам обещали в институте выдать, а вот с телевизорами пока затык.
- Ладно, забей, - мне этот разговор уже надоел, поэтому я быстро свернул его. – Решим и с теликами. Вон там меня высади, пожалуйста, - и я показал на угол Прокофьева и Даля.
- Ты же в другом месте живёшь, - удивился Ишаченков.
- Так в больницу надо зайти, мать навестить, - ответил я и пожал ему руку, а когда выбирался с этого ужасно неудобного места, зацепил ногой торпеду, и оттуда свалилась мелочь, медяки и никель, не знаю, зачем Игорь держал их в таком месте.
- Смотри-ка, - углядел зорким глазом он, - а чего это монеты у тебя к рукам прилипли?
- Особенность организма, - попытался отговориться я, отцепляя пятак с двушкой от тыльной стороны левой руки, - притягиваю металлические предметы… не всегда, раз в полгода может – сейчас как раз такой период.
Игорёк выслушал мои объяснения с очень кислой миной, но сделал вид, что поверил. А я перепрыгнул через трамвайные рельсы и поскакал в приёмный покой сороковой больницы. На этот раз я даже на маскировочный халат наплевал, а взял и бочком-бочком просочился в реанимацию. В палате рядом с мамой положили ещё какую-то бабку, но слава богу, она в отключке валялась и помешать никак не могла.
- Привет, - сказал я, усаживаясь на колченогий стул рядом с койкой, - как жизнь молодая?
- Спасибо, сынок, - чуть слышно пробормотала она, - кажется отпустило.
- Давай сюда руку, проведу ещё один сеанс мануальной терапии, - ответил я.
- Какой терапии? – не поняла она.
- Да неважно, - отмахнулся я и положил её левую руку между двумя своими.
Сначала у меня ничего не получалось, но через пару минут я нашёл нужный режим и перед глазами у меня запрыгали разноцветные картинки… не знаю, почему и зачем, но сеансы эти у меня теперь сопровождались таким вот образом. Через десять минут картинки прыгать перестали, я понял, что пора закрывать лавочку и приготовился прощаться. Но не тут-то было – в дверь просунулась та самая злющая медсестра, которой больше подошло бы название «медстерва».
- Опять ты тут, - немедленно заорала она, - а ну пошёл на выход, зараза! Убирайся потом за тобой!
И тут я разозлился и автоматом, сам не знаю как, включил что-то глубокое и внутреннее – медсестра (я так и не узнал, как её зовут), вдруг резко застыла, лицо её даже как бы посерело, а потом она чётко повернулась через левое плечо и строевым шагом вышла из палаты.
- Чего это она? – удивилась мать.
- Сам не знаю, - пожал плечами я, - наверно осознала пагубность своего поведения и пошла писать заявление по собственному желанию.
- А кто ж тогда за мной ухаживать будет? – задала логичный вопрос мама.
- Да, - почесал я в затылке, - это я как-то не додумал… щас решим вопрос. Ну я побежал? Да, больше к тебе никто не заходил сегодня?
- Заходил, - ответила она, - физрук наш – апельсины вот принёс.