Человечество как материки: сначала был один большущий суперматерик, потом он раскололся на просто материки, а потом они обратно соединились в другой суперматерик, а он тоже потом раскололся. И мы теперь раскололись, но было бы странно, если бы мы не раскололись. Так моя мама говорит. А она умная, она аж в лаборатории работает. И мне говорит, чтобы я полезную информацию впитывала, а не, по её словам, "развлекаловку всякую". Это она так называет книгу Филипа Рива «Хроники хищных городов». А я парирую — да, я именно парирую, а не просто отвечаю, как все остальные! — я парирую, что у ребёнка должен быть период детства и что это психологи давно доказали, так было в книжке. А мама тогда мне говорит: если у каждого будет такой же период детства, как раньше, то города на запчасти развалятся, потому что рук не хватает. И ещё добавляет, что это грустно, но мы живём в постапокалипсисе и поэтому долго быть ребёнком особо не получится. Но это она так, образно говорит. Я-то знаю, что мы ни в каком не в постапокалипсисе, потому что у нас нет ни камер везде, ни тюрем повсюду, и вообще никто нам никаких злых вещей не внушает и нет никаких зомби. Да и к тому же — постапокалипсис на Земле ведь случиться может, а мы — на Марсе! Это пусть у землян там будет «1984» или «Дивный новый мир» с какими-нибудь «Хищными вещами», или как там правильно эта книга Стругацких называется. А у нас всё хорошо.

Я вот не верю, что люди раньше жили в огромном неподвижном супергороде. Или как там, мегаполисе? Это же скука страшная! И нельзя уйти от бури, или от осыпи, или от наползания ледяных шапок, или от повышения радиационного фона, или от метеоритного дождя. И ресурсы добыть тяжело, это же надо далеко от города уезжать, а потом ещё обратно добираться. А везде же пустыня марсианская. Хоть планету мы и тер-ра-фор-мировали, но не все участки стали хорошими, некоторые так и остались пустыней. Мама говорит, что все хорошие участки быстро застолбили, а нам, простым смертным, осталась пустыня. Я не знаю, какие такие непростые смертные живут в загадочных садах, но лично я очень люблю пустыню! Хотя знаю, что она опасная. Огонь вот тоже опасен, и ядерное топливо, и фотоэлементы, если их грызть, и провода, если без изоляции, и солнце, если оно светит слишком сильно или выкидывает пробуртер... протербур... про-ту-бе-ранцы, в общем. А пустыня — она ведь не злая. Просто такая, какая есть. И космос тоже такой, какой есть. Это мы, люди, всякие грандиозные штуки делаем и можем даже планеты менять. Вот, например, мы одновременно и живём, и едем!

Вот был один из дней, когда заловила интерсеть, и я тогда бросилась писать самые разные сообщения, чтобы мне ответили самые разные люди — даже те, кто очень далеко от меня и вообще ни разу меня не увидит, но будет знать, что я, Ирис Мармеладова, есть на этой планете и даже живу в передвижном городе. Причём в самом лучшем передвижном городе — Туле! Вообще правильнее писать "М-Тула", что означает "Марсианская Тула", или, например, "М-Москва" — "Марсианская Москва". И М-Петрозаводск, и М-Восточный, и М-Казань…

Так вот, какой-то человек начал со мной спорить. Он заявил, что М-Тула — отсталый город, потому что берёт энергию от солнечных панелей, а не от реактора. А я тогда ему написала, что солнечные батареи — это круто, потому что они не взрываются, не будут никого облучать и за ними могут ухаживать даже дети. Он мне в ответ тоже много всякого понаписал, но это был очень большой текст, и там местами оказались неприятные слова, типа "дуры" или как-то так, так что я не стала читать это сообщение. Ведь я была права: все наши ребята в перерывах между учёбой, едой, сном и другими занятиями помогали городу, протирая огромные чёрные батареи от марсианской пыли, чтобы они снова были блестящими. К тому же они находились достаточно высоко, стояли в несколько рядов, и поэтому с них, если забраться повыше, можно было увидеть аж целую половину пустыни, хотя взрослые говорили, что на самом деле только ничтожную её часть. Как бы то ни было, именно мы, батарейная детвора, первыми замечали островки культивированных земель и другие города! После спутниковых датчиков, разумеется.

Я обожаю, когда мы стыкуемся с другими передвижными городами! Потому что в своей Туле я уже почти всех знаю, нас всего полтысячи. А мне ужасно нравится знакомиться с новыми людьми! Только не с теми, кто называет меня дурой, или мелкой, или как-нибудь ещё. А вообще, если бы я хотела каждый раз встречаться с новыми людьми, мне тогда надо было жить с папой на водоколонке, которая качает воду из пространства между водоупорными слоями, очищает её и разливает по бакам всем проезжающим мимо городам. Это очень тяжёлая и важная работа, и папа говорит, что вообще-то детям там не место. А мне грустно, что из-за его работы мы с ним очень редко видимся.

Моя мама тоже с ним редко видится, потому что в основном сидит в своей лаборатории. Но иногда ей надо что-то проверять далеко за пределами нашего города, и тогда она вместе с другими взрослыми садится на челнок и улетает. Иногда очень надолго, и тогда я по ней начинаю скучать. Но она всегда прилетает, и всё снова становится как раньше.

Но на этот раз всё было не так. На этот раз она взяла меня с собой. Прямо так и сказала:

— Ирис, мне нужно лететь к мегаполису. Оставить я тебя не могу, не хочешь ли со мной полететь?

Разумеется, я ответила "да"! А кто не захочет полететь к тому самому покинутому супергороду? Тем более раз мне можно, потому что моя мама может с кем угодно договориться! Я ведь уже большая, и даже летала на челноке! Но ещё ни разу я не была там, в этом самом настоящем мегаполисе, как те, что бывают на Земле. И я его наконец-то увижу! Хотя мама почему-то сказала, что я разочаруюсь.

Марсианская пустыня с высоты совсем не такая, как из Тулы. Она быстро-быстро проносится внизу, даже не успевает надоесть. Мама разговаривает с остальными умными взрослыми, мне нельзя вмешиваться в их разговор. Поэтому я просто смотрю на окружающие пейзажи. Наверное, когда я стану взрослой, мне будет всё понятно.

Я всегда думала, что этот мегаполис очень далеко от нас. Как очень далёкое прошлое, как что-то сказочное и потому ненастоящее. Но не прошло и двух часов, как на горизонте показалась длиннющая тёмная полоса. Ни один город на колёсах не сравнится с такой громадиной! Теперь я понимаю, почему он неподвижен: это сколько же колёс нужно, чтобы он сдвинулся с места?

Я с нетерпением жду, когда уже мы прилетим в сам город. Разумеется, там никто не живёт и никто не будет радостно нас встречать, чтобы спросить, из какого мы города и хорошо ли нам живётся. Но я очень хочу осмотреть город! Знаю, что он очень большой, но обычно города довольно просто устроены. Общежитие, столовая, водный пункт, медпункт, лаборатории, ещё по мелочи, а всё остальное — мастерские и техпомещения.

Наконец-то садимся! Вокруг меня — всё незнакомое. Уговариваю маму разрешить мне погулять, но она не отпускает по очень странной причине:

— Здесь в половине районов радиационный фон зашкаливает так, что ты мгновенно подхватишь лучевую болезнь, если ещё раньше не подорвёшься на мине.

Я озадачена. Откуда в городе радиация? И тем более мины? Но слушаюсь, ведь мама умней. В итоге мне разрешают гулять только на той территории, которую мамина команда будет исследовать.

Сначала я подумала: это же скука смертная! Всё равно что сидеть на месте. Но я очень сильно ошиблась. И, наверное, заколебала маму вопросами.

Мы сели не на площадке аэродрома, а на пло-ща-ди! Это такое свободное пространство в центре города, где может собраться много людей на праздники. У нас в Туле — в нашей М-Туле — не было площади, хотя праздники были. Наверное, у нас было очень мало праздников, поэтому нам не нужна была для этого площадь.

Рядом с площадью находилось очень красивое здание. Мама сказала, что это был музей искусства. У нас в городе не было никаких музеев, потому что для него не нашлось бы места. Ещё на площади находилось другое красивое здание, очень торжественное, и оно оказалось правительственным. Я вообще не знаю, что это значит, но наверняка что-то важное.

От площади во все стороны лучами расходились широкие улицы. И на улицах тоже стояло много домов, очень-очень разных. А ещё там росло много деревьев — к сожалению, сухих и мёртвых. На одном из широких зданий я нашла запылённую вывеску с надписью "Школа №17".

— Мам, а что такое школа?

— Это когда много ребят разных возрастов собираются по классам, и учителя преподают им предметы, — ответила мама. — Я успела поучиться в школе и скажу, что это не намного лучше дистанционного обучения, как у тебя и других ребят.

— А они прям все вместе учились? — удивилась я.

— Да, сидели за партами, вместе проходили программу. А не на батареях сидели.

Эта информация мне мозги взорвала. Настоящая школа, прямо на Марсе!

— А почему я тогда не хожу в школу? — Но я сама ответила на свой вопрос: — Потому что её негде строить, да?

Мама кивнула.

— Мы все живём отдельными городами, у нас не получится построить общие музеи, школы, университеты, парки аттракционов и многое другое. Всё это получилось реализовать в этом большом городе — но кому теперь это всё нужно?

Мне стало очень грустно. Хотя этот мегаполис был таким и до того, как мы сюда прилетели: красивым и пустым, уже начавшимся разрушаться и уже частично занесённым марсианской пылью. Но мне показалось, что сейчас он разрушился ещё больше.

И тут мне захотелось задать вопрос, который давным-давно вертелся у меня на языке, но я всё не решалась это произнести.

— А почему люди всё-таки бросили этот город, раз он такой замечательный?

Мама отвернулась и посмотрела куда-то вдаль.

— Люди — ужасно склочные существа. Не надо выдумывать никаких поводов, чтобы мы сцепились друг с другом и в итоге, не сумев поделить один большой город, понастроили из него города поменьше и разъехались, обещавшись стыковаться лишь со своими. Ты не погуляешь по М-Берлину, не залезешь на смотровую площадку М-Нью-Йорка и не попробуешь знаменитую жареную утку в М-Пекине, которую городу доставляют аж с Земли в сублимированном состоянии. Слишком много трудностей, проще жить раздельно. Этот разномастный мегаполис, все особенности которого ты не можешь пока понять, строили буквально всей планетой. Вот и не достался он никому, и всё, что мы с таким трудом построили и высадили, умерло. Теперь город исчезнет под песком раньше, чем следы от заражения окончательно развеются.


Домой в Тулу я летела в ужасном настроении. В самом ужасном из всех настроений, что у меня были. Никогда расставание с другим городом не вызывало у меня подобных чувств, даже если я успевала завести там друзей. А этот город, в котором когда-то были все, а сейчас никого не было, этот мёртвый город... Эх, почему бы нам, человечеству, снова не собраться воедино, как когда-то собирались континенты? Я бы тогда хотела бы в школу, и музей, и обменивалась бы книгами с ребятами, и много бы общалась. И папа тогда бы с нами жил. И всё было бы совсем по-другому.

Вот так и живём мы на Марсе — маленькие точки, которые движутся через бесконечную пустыню одиночества, пытаясь сохранить свои клочки большого оазиса.

Впрочем, мама же у меня умная: она сказала, что наше поколение, когда подрастёт, сможет вернуть человечеству цветущий Марс, потому что мы уже с малолетства многому научились. Но только для этого надо полезную информацию впитывать, а не развлекаловку всякую…