Новиков всегда терпеть не мог, когда его вызывали на службу в выходные. Или дёргали из отпуска. Но сейчас очень попросила приехать начальница местного досугового центра (читай – музея). Отнекиваться неудобно, ведь в сельской местности соседям отказывать не рекомендуется даже в самых странных просьбах, потому что завтра и у тебя может образоваться необычная ситуация, и как тогда просить помощи. Этому простому правилу Новикова научили несколько последних лет, проведённых в должности участкового в посёлке Покров.
Так что новый спиннинг остался ждать своего звёздного часа в кладовке, а местный начальник полиции (читай – участковый) плотно позавтракал, оставил жену возиться в саду с гортензиями и отправился в музей. Правда, на всякий случай без формы и даже без удостоверения, выходной как-никак.
Начало июля, тот самый Иван Купала, все сады залиты солнцем. Улицы тонут в цветочно-фруктовых ароматах. Откуда-то доносится сладкий запах кипящего варенья, которое здесь варят на летних кухнях в тазах или даже вёдрах. Ведь уже и вишня покраснела, и налилась клубника, и начала вызревать малина, и даже первые ранние яблоки порозовели. Маленькие такие, ярко светятся среди листвы, очень полезные. У этих яблонь ещё цветки не белые, как у обычных деревьев, а нежно-розовые с пунцовыми прожилками. Говорят, какой-то местный сорт, название которого Новиков забыл сразу же, как услышал. То есть, жена достала где-то саженец, выплясывала вокруг него целых два года и теперь с гордостью снимала первый урожай.
Одно удовольствие прогуляться таким прекрасным летним утром по посёлку. По дороге к музею Новиков порядком разомлел от тепла и ароматов. Пожалуй, лучше было бы только прихватить припасов, да побольше, и в хорошей компании отправиться куда-нибудь на Красное озеро, на Заводь у Скиркудово, да даже на широкую пойму Васильевского ручья. С палатками. На пару дней. Уха, картошка в золе, подсушенный на огне хлеб, свежие компоты, купание в тёплой воде, туманы над речкой. Тишина, только птицы поют. Красота.
Из мечты об отдыхе Новиков вынырнул в шумную реальность. На площади перед музеем оказалось людно и не особенно тихо. Наталья Львовна, директорша досугового центра, что-то поучительно высказывала Антону, топчущемуся у своей «Газельки». Чуть поодаль зачем-то нарисовался отец Павел. Тоже странно перетаптывался, глядя в маленькую книжицу. С другой стороны, он же монах, ему для молитвы особенный повод не нужен.
– Всем здравствуйте! – произнёс Новиков, постаравшись вложить в голос добродушия.
– Фёдор Сергеевич, ну наконец-то, – вздохнула Наталья Львовна. – А то Антон ни в какую один ехать не хочет.
– А вдруг что-то случится, – пробурчал Антон, пожимая руку Новикову. – В компании, да ещё с майором, оно как-то надёжнее.
– Что должно случиться? – спросил Новиков, гадая, зачем тут собралась такая пёстрая компания. Впрочем, он в этой компании уже во что только ни влипал.
– Надо перевезти несколько музейных экспонатов в Кулибин, – протараторила Наталья Львовна. – У них там на днях открывается краеведческая выставка, говорят, даже губернатор и вице-премьер приедут. А по экспонатам недокомплект. Вот и попросили пару единиц напрокат.
– Почему они заранее не позаботились? – кисло спросил Новиков, которому жуть как не хотелось никуда тащиться в свой законный выходной.
Хотя поговаривают, что в сельской местности участковые отдыхают. Ну, может, где-то оно и так, но точно не в Черноречье. Тут только расслабься – сразу или мертвецы из могил полезут, или упыри осиновые колья в труху перетрут, или ведьмы распоясаются…
– Они же не знали, что к ним такая делегация намылится, – вернула Новикова в реальность Наталья Львовна. – В общем, вот у нас тут картина и ещё альбом с фотографиями. Кстати, его нам когда-то подарило ваше ведомство.
И музейная директриса передала Новикову старый фотоальбом с картонными страницами и красной бархатной обложкой, заполненный чёрно-белыми и цветными карточками. На всех были изображены сплошь городские пейзажи. Дома, улицы, сады, панорамы. С разных ракурсов, с деталями и необычными видами.
– Это для экспозиции про Мазыйку, – пояснила Наталья Львовна, перебирая какие-то листы в папке.
– Мазыйка? – поднял взгляд Новиков. – Затопленный город? Эти фотографии оттуда?
– Ну да, – не глядя на него, кивнула Наталья Львовна. – И ещё вот картина Кристины Сергомасовой. Она когда-то там бывала. В смысле – художница бывала в Мазыйке. Давно, ещё до затопления.
«Было бы странно, если бы Кристина Сергомасова побывала там после затопления», – пронеслось в мыслях Новикова, причём так, будто эту фразу произнёс кто-то совсем рядом с ним.
Участковый даже обернулся. Впрочем, увидел только отца Павла, отчего-то косившегося в их сторону. Но поймав взгляд Новикова, священник быстро вернулся к своим молитвам.
Наталья Львовна тем временем вручила Новикову картину, даже не упакованную ни в какую тару. Примерно метр на метр. Масло, яркие краски. Солнечный день, лето. Прямо как теперь. Белокурый малыш в распашонке и шортиках сидит на корточках в цветущем городском дворике и запускает бумажный кораблик, сложенный из газеты. Кругом лужи, будто недавно прошёл добрый летний ливень. Аж свежий воздух почувствовался, будто вся зелень глубоко вздохнула после полива. А малыш выбрал лужу побольше и устроил там морское путешествие для своего кораблика.
И вдруг Новиков, державший картину двумя руками, будто явно увидел, как кораблик поплыл по неглубокой луже, как колыхались зелёные деревья неподалёку, как качали головками яркие цветы в палисаднике. И всё такое знакомое. Будто он когда-то видел вживую и этот дворик, и мальчика, и его кораблик.
Как будто всё это уже когда-то было.
– Талантливо, правда? – улыбнулась рядом Наталья Львовна. – Изумительная художница. Наша землячка, кстати, нижегородка. Сама нам эту картину подарила. Так что вы уж с ней поаккуратнее. В смысле – с картиной.
– То есть – поаккуратнее? – наконец Новиков сумел отвести взгляд от очень знакомого дворика с малышом. – Я, что ли, её повезу?
– Ну, пожалуйста, – просительно улыбнулась директриса музея. – У нас и времени нет, и рук не хватает, и коллегам помочь надо. Выставка же, гости едут.
– А разве на такой случай у вас не предусмотрены какие-нибудь особенные меры? Охрана, там, упаковка?
– Ну нет у нас времени, понимаете? – И Наталья Львовна снова улыбнулась.
– Мы её прямо так повезём? – нерешительно проговорил Новиков. – Может, хотя бы в обёрточную бумагу упакуем?
– Это, пожалуй, можно, – кивнула Наталья Львовна, повернулась к Антону, и он тут же расправил довольно большой рулон обёрточной коричневатой бумаги.
Пока они с музейной дамой паковали шедевр, к Новикову подошёл отец Павел.
– Хорошая картина, – тихо произнёс монах после приветствия.
– Хорошая, – согласился Новиков. – Не знаете, художница ещё жива?
– Кажется, да, – пожал плечами отец Павел. – У неё необычная биография.
– Слыхал, – кивнул Новиков. – Мой отец с ней знаком.
– Да вы что?! – вскинулась Наталья Львовна, так что от неожиданности Антон, оставшийся с шедевром один на один, чуть его не уронил.
– Ну да, – смутился Новиков, которого отец очень просил особенно о своей биографии не распространяться. Сын долго не понимал, к чему была такая просьба. Пока сам не угодил в Черноречье.
– Расскажете подробнее? – с энтузиазмом спросила Наталья Львовна.
– Да они просто жили когда-то на одной улице в Добромыслове, – промямлил Новиков, стыдясь нарушения обещания. – Недолго, всего пару месяцев.
О том, что отец имел честь проживать с этой чудаковатой художницей в одном доме, в соседних квартирах, подозревал её в серии убийств, и что её саму пару раз чуть не убили, что однажды они даже чуть не сгорели заживо вместе с отцом, удирая от жуткого монстра, рассказывать всё же не стал.
– Ладно, мы потом как-нибудь об этом поговорим. Только не забудьте! – И Наталья Львовна вернулась к упаковке бесценного экспоната.
– С чего бы вашему ведомству дарить провинциальному музейчику какие-то альбомы? – вдруг тихо спросил отец Павел.
Ответа на этот вопрос у Новикова не было, и он только пожал плечами.
– Говорят, этот альбом проходил по какому-то делу. Срок давности вышел, и руководство решило передать фотографии в музей, – медленно произнёс отец Павел.
– Разумно, – снова пожал плечами Новиков, не понимая, к чему вообще клонил монах.
– У меня нехорошее предчувствие, – вдруг произнёс отец Павел, глядя участковому в глаза.
– Вы живёте в Черноречье, – напомнил Новиков. – Тут если у вас нет такого предчувствия, то вы обделены воображением, или у вас начисто отключен инстинкт самосохранения.
Отец Павел помолчал, потом отвёл взгляд и прошептал:
– Может быть.
– Давай-ка начистоту, – не выдержал Новиков. – Что стряслось?
Монах молча взял альбом, который держал Новиков, перевернул несколько страниц и показал ему одну из чёрно-белых фотографий. Городская площадь Мазыйки, галерея арок, вроде торговых рядов. Чуть поодаль – храм с высокой колокольней. Людей не много, стоят группками, шагают поодиночке.
– И что? – вздохнул Новиков.
– Вот на этого гражданина посмотрите. – И отец Павел указала на одну маленькую фигурку.
Лысый коренастый мужчина вполоборота. Одет по тогдашней моде – широкие тёмные брюки, рубашка в завёрнутыми рукавами. Чем-то знакомый персонаж. Очень знакомый.
– Да ладно, – усмехнулся Новиков. – Просто похож.
– Никто никогда не видел себя со стороны таким, какой есть, – медленно и чётко проговорил монах. – Я же вижу вас каждый день.
– Хочешь сказать, это я? – усмехнулся Новиков. – В Мазыйке? Затопленном городе? В... какой тут год?
– Конец пятидесятых, – подсказала Наталья Львовна, продолжая возиться с картиной.
– Этого не может быть, – просто сказал Новиков. – Всего лишь похожий человек. Может, какой-то дальний родственник.
– Хорошо, если так, – прошелестел отец Павел, закрывая альбом. – И всё равно. У меня нехорошее предчувствие. Мы же в Черноречье.
– Думаете, здесь можно провалиться во времени? – улыбнулся Новиков.
– Здесь всё можно. Ваша дочь вот в мир мёртвых неоднократно проваливалась.
Новиков сжал зубы. Он терпеть не мог, когда посторонние брались рассуждать о его семье. Даже если это отец Павел, который как-то спас Василисе если не жизнь, то здоровье точно. И всё же.
– Будьте осторожны, – произнёс монах, вручая Новикову альбом с фотографиями.
– Обязательно, – проскрипел Новиков.
– Я серьёзно.
Новиков выдохнул. Отец Павел, ведь правда, отчего-то за них сильно беспокоился. Можно было списать всё это на излишнюю мнительность, но… он ведь прав. Они в Черноречье.
– Обещаю смотреть по сторонам, – серьёзно проговорил Новиков.
Отец Павел наконец кивнул и отошёл в сторону, чтобы снова открыть свою книжицу. Тем временем Наталья Львовна и Антон наконец завернули картину, перетянули пеньковым шпагатом, и начальница музея вручила участковому папку с бумагами.
– Вот, отдадите директору Кулибинского музея. Не потеряйте. И будьте, пожалуйста, осторожны. – Наталья Львовна сердито глянула на Антона, который, устраивая картину в салоне «Газельки», ударил углом рамы об дверь.
– Будет исполнено, – пообещал Новиков, мысленно сетуя на чрезмерную мнительность окружающих. И заодно на свою излишнюю отзывчивость. Возили бы сами свои картины, с хорошей охраной.
Ведь у него же прекрасное настроение было. Но нет – сначала отец Павел воду замутил, теперь Наталья Львовна ещё страху нагнала. И правда, как-то тревожно стало. Что-то он начал уж слишком чутко реагировать на настроения посторонних. Профдеформация, что ли, проявилась. Негоже полицейскому быть таким чувствительным, так и поседеть недолго. Впрочем, Новикову это не грозило по причине давнего и полного отсутствия волос на голове.
Ну, хотя бы отвлёкся, пусть и всего лишь на размышления о лысине.
Вдвоём с Антоном они загрузились в «Газель» и покатили прочь из посёлка. Легендарная машина. Путешествуя в ней, вспоминались даже те молитвы, которых в жизни не знал. Хорошо, что нецензурные слова из головы вылетали, едва там появившись. Жуткая тряска и грохот не давали им сформироваться и быть произнесёнными вслух.
Позади остался посёлок, аккуратная и довольно ровная дорога, пряничные домики Растяпинска. За городом начались дачи и леса, а потом «Газель» застряла в пробке. Оказалось, на мосту плотины отчего-то снова ввели реверсное движение.
– Туристический сезон, – пробормотал Антон, доставая смартфон и утыкаясь в экран.
Может, и так.
Новиков же в свою очередь достал альбом, когда-то подаренный местному музею его ведомством. Начал переворачивать страницы, детально рассматривая фотографии. А ведь и правда, странноватые это были снимки.
Галерея торговых рядов, колокольня. Днём, утром и вечером, с одних и тех же ракурсов. Потом нашлась карточка со старинным домом, то ли дворянским, то ли купеческим. Только вот он почему-то съехал на бок снимка, а центр занимала панорама с речкой в низине.
Ага, это, стало быть, здесь потом и будет водохранилище, на дне которого и окажется город Мазыйка. Всё равно странный снимок.
Торговый дом, он же универмаг. И снова – утром, днём и вечером.
Сады, улицы. Люди. Жители в садах, у киосков, в парке. Целая галерея снимков рабочих профессий – от мороженщицы до токаря. Почтальоны. Даже кошки и собаки. Голуби на крышах и площадь перед собором.
Новиков специально избегал рассматривать карточку, где отец Павел якобы увидел его самого. Зато на других снимках нарочно выискивал людей, похожих на себя. Но так походя, будто между прочим. Будто за ним кто-то наблюдал, и нельзя было выдать своего любопытства.
Хорошо, что двойников на снимках больше не нашлось. Да ладно, чего разнервничался. Это просто похожий человек. Всего-то на всего. У каждого человека есть двойники, и в своём времени, и в прошлом уж точно. Так что нечего нагнетать тревожность.
А она сама отчего-то нагнеталась. И пробка стала раздражать. Да ещё пришло сообщение о возможных ливнях и грозах по всей Нижегородской области в ближайшие часы.
Новиков убрал смартфон, захлопнул альбом и уставился в окно, где уже открывался вид на гладь водохранилища, в которой теперь отражалось лазурное небо и светлые косматые облачка.
А ведь пару лет назад именно в этот день, на Ивана Купалу, Василиса с компанией тоже отправилась в этот самый Кулибин, и тоже по каким-то музейным делам. Потом их искали два дня. Потому что они, видите ли, угодили в шторм и забрели… лучше и не вспоминать, куда. А отец Павел вот зачем-то вспомнил. Напомнил папаше года, как его дочка провалилась где-то в этих местах в мёртвый город.
Новиков прикрыл глаза, глубоко вдохнул, потом шумно выдохнул, надув щёки. Что-то он стал психовать на ровном месте. Нехорошо.
Достал бумажный платочек, промокнул вспотевшую лысину. Толкнул локтем Антона, залипающего в смартфон. Дорогу для них наконец открыли, и появилась возможность спокойно проехать по мосту плотины.
Пока «Газель» катила сначала вверх по горбатому мосту, потом вниз, Новиков всё смотрел на водохранилище. Ведь сейчас, под толщей воды, на дне до сих пор оставались дома, стены, фундаменты того самого очень красивого города Мазыйка.
Старинный купеческий город, богатый, довольно большой. Туда даже императоры приезжали. В Советское время стал торговым и транспортным центром, да ещё курортом. Говорят, у областной верхушки были здесь дачи с садами и даже бассейнами. И теперь всё затоплено. Жаль, конечно.
Но ведь построена ГЭС. А куда без электричества?
Но самое интересное-то не в этом. А в том, что Мазыйка до сих пор передавала приветы со дна Горьковского моря. Уровень воды упал и открыл остатки той самой высокой колокольни на площади, а ещё скелеты куполов церквей. Больше того, в засуху, когда уровень воды ещё больше снижался, проглядывали даже верхушки стен и остовы крыш. Всё обветшалое, потёртое и жутко мрачное.
Зато туристам нравилось. Даже специальный маршрут разработали и катали к этим развалинам на катерах. Чтобы блогеры выкладывали фоточки в соцсетях.
Так, Новиков, ну-ка соберись. Сновала распсиховался, а теперь ещё разозлился на пустом месте. Надо держать себя в руках.
Да-да, Новиков, соберись, возьми себя в руки. У тебя сегодня долгий и трудный день.
– Что? – округлил глаза Новиков.
– Что – что? – переспросил Антон, глядя на дорогу.
– Ничего, – буркнул Новиков. – Показалось.
Снова вдохнул и выдохнул. Сложил руки на альбоме, который держал на коленях.
Кто-то только что пообещал ему долгий и трудный день. Тот же самый, кто недавно рассуждал о визите Кристины Сергомасовой в Мазыйку до затопления и после.