Город Нью-Бордо пахнул дождём и металлом ещё до того, как Линкольн Клейн ступил на влажный асфальт. Ямки в тротуарах помнили шаги прошлых лет, когда город дышал громче и ближе к миру, где долг не просто цифра на бумаге, а тяжесть, которую носишь на себе, пока не вернёшь обратно виновнику. Линкольн вернулся после войны, но не для того, чтобы забыть — он вернулся, чтобы снова почувствовать, что жил когда-то на кончиках пальцев, и чтобы попытаться распознать призраков прошлого в гуще нынешнего.
Он ехал по улочкам Нью-Бордо, где вывески гудели, будто шептались между собой о тех, кто прошёл мимо. В городе ещё звучали истории Вито Скалетто — человека, вокруг которого вокруг, как вокруг звезды, крутилась целая жизнь: долг, дружба, риск. Говорили, что Линкольн должен вернуть кое-что, восстановить дело, которое умерло вместе с теми, кто его вел. Говорили, что дело Вито Скалетто стало не просто расследованием, а связью между поколениями. Около десяти лет прошло с тех пор, как Вито умер, и город, казалось, не перестал держать дыхание в ожидании следующего шага, следующей искры, которая снова заставит всё гореть.
Линкольн вышел на площадь у старого банка — не темного, но холодного здания, которое помнил с детства. В стекле отражались окна домов, чужие лица и его собственное отражение: усталость, решимость, небольшой, почти детский страх перед тем, чем можно окончательно изменить судьбы людей. Рядом, у входа, стоял человек по имени Семми. Он казался обычным посетителем, но в этом обычности чувствовалась тяжесть, которую не скрывала ни улыбка, ни жесткая шляпа на голове.
— Привет, Линк. Я Семми, — сказал он, протягивая руку. — Ты вернулся. Город ждёт, но не всегда рад встрече с тем, кто возвращается.
Линкольн кивнул, не улыбаясь. В его голове заплясали обрывки разговоров и обрывки памяти: улицы, где он когда-то учился разбираться в людях, в лжи и в долге; люди, которые стали ему чем-то вроде семьи; и тень того, что осталось неразрешённым. Он сел на скамеечку у входа, и Семми сел напротив.
— Я не прошу ничего лёгкого, — начал Семми, и голос у него был спокойный, но в нём звучала тревога. — У меня долги. По-настоящему большие. Я знаю, что ты вернёшься не просто ради старых воспоминаний.
— Долги — это груз, который живёт в тебе, — ответил Линкольн. — Но что именно ты хочешь от меня?
Семми опустил глаза и вздохнул.
— Сэл Маркано. Ты знаешь его, да? Он держит условия, которые мне ничего не дадут, кроме ночей без сна. Я хочу взять ситуацию в свои руки, чтобы никто не попал под его глухую экономику. Ты — мой шанс на справедливость, или хотя бы на ещё один шанс.
Линкольн поднял взгляд на город, на неоновое сияние вывески на другом конце площади, на дождевые искры в воздухе. Он думал о Вито Скалетто и о том, как смерть одного человека часто открывает двери для других, которые никогда не знали, что такое умеренный риск. Он думал о том, что “возвращение к делу” может означать не только раскрытие истины, но и повторение того, что уже прошло — и может быть, переплавку того, что не подлежит исправлению.
— Что ты хочешь от меня, Семми? — спросил Линкольн после паузы.
— Помощь. Не щадящую помощь, а честную помощь. Я не хороший человек, но я не хочу, чтобы люди думали, что могут держать меня в руках за горло и заставлять платить чужими поступками. Я хочу, чтобы ты помог мне разобраться с тем, что должно быть разобрано, — сказал Семми мягко, с тем оттенком отчаяния, который не опускал глаза.
Линкольн кивнул, и в его голове снова заиграли старые песни города — песни людей, чьи жизни часто складывались из компромиссов и долгих ночей. Он знал, что Вито Скалетто был не идеальным, что его дела были также теми же тенями, которые прятали в городе силу и страх. Но теперь Линкольн снова стоял у начала пути, который мог привести к развязке прошлого или к ещё более сложной паутине лжи.
Дорога к восстановлению дела Вито Скалетто не была прямой. Это была дорожка, где каждый шаг мог обернуться долгим разговором, новым знакомством, старым знакомством, призраками людей, чьи имена больше не звучали в голосах прохожих, и в то же время — теми, без которых город был бы не тем городом, которым он был. Линкольн понимал, что вернуть могущественные связи прошлого — это не просто найти правду, но и узнать, что именно город намерен скрыть.
— У тебя есть план? — спросил он.
— Мы начнем с базы данных старых дел и воспоминаний, — ответил Семми. — Возможно, найдём место, где делали расчёты. Возможно, найдём людей, которые могли знать, что произошло десять лет назад.
Линкольн кивнул. План был не тем, что можно было расписать на листке бумаги, а набором сердечных выборов: где рискнуть, где промолчать, где говорить правду даже когда значит потерять всё. Он знал, что в этом городе любая правда может стоить слишком дорого. Но если кто-то должен держать удар — то это должны быть те, кто может позволить себе держать удар.
Дерево памяти города шевельнулось. Витал, друг, который говорил ему, что долг — это не только финансовая величина, а слово, которое держит людей в узде. Вито Скалетто. Его дело было похоже на виток в кругу, который никогда не прекращает вращаться. Линкольн решил, что его задача — не просто расследовать смерть или найти виновного — а восстановить связь между тем, что было, и тем, что могло бы быть, если честность найдёт дорогу через лабиринт лжи и интересов.
И вот они шагнули в ночь, где руки тянулись к свету неона и к темноте улиц. Семми говорил мало, но голос его, когда он говорил о долгах, звучал как клятва. Линкольн отвечал молча: он знал, что путь к истине редко бывает безболезненным, но без боли истина зачастую остаётся неразгаданной.
Дни переходили в ночи, а ночь — в разговоры под крышами старых домов, где пахло дождём и историей. Они пялились на архивы и на старые записи, искали людей, которые могли вспомнить десять лет назад — люди, чьи воспоминания были процарапаны временем.
Сэмми рассказывал о долгах, которые стояли перед ним, как каменный забор, и о том, что ни одно слово не может перевернуть сторону ветра, но можно изменить направление ветра, если держать руку на руке нужного человека. Линкольн слушал, и в его памяти всплывали обрывки разговора с Сэмми в детстве, когда тот научил его, что долг это очень плохая история, но все же Линкольн не плохой человек оказался и помог Семми.