Смотрите, как мы развлекаемся! Но когда же и повеселиться, как не в молодости; ведь живёшь только раз, да ещё в Англии; и то, и другое не пустяк, от любой из этих бед можно поседеть в одночасье; потому что, да будет вам известно, нет на свете другой страны, где было бы так много старых дураков и так мало молодых
Хорас Уолпол
(Из книги легенд гномов)
Сумрекс — король гномов, прожил пять тысячелетий под горными хребтами между Альбионом и Айрой. Люди примут сей долгий срок за бессмертие. Однако, тот подходил к концу, а смирение так и не нашло приюта в хрупком сердце. И вот, когда старейший из живущих пал в отчаяние, к нему под покровом луны пришёл Хаосс и сказал, что где-то в горе, скрыта руда, сила которой скрепляет горы, держит два острова вместе и хранит силу, — её следует запечатать в кольце.
Едва встало солнце и наступило утро, зазвенели удары. Горный народ ломал хребет зубами кирок точно старые кости, прибрежные воды облизывали глыбы камней, упавших в них. Гномы работали днём и ночью. Вскоре их дома едва не стали морским дном.
Их усилия не пропали даром. Сумрекс сравнял гору с землёй, но нашёл желаемое. Уставшим от работ гномам предстояло выковать в самой жаркой печи неведомую жилу. Золото — так они прозвали между собой треклятый кусок, — не желало плавиться. На это ушёл весь уголь, что лежал про запас, и уголь, что лежал под горой. Наконец, закончив у себя, гномы пробили ходы к углю на Айру, образовав там три прохода.
Прошла неделя прежде, чем удалось нагреть добытое и залить в форму, но прежде, чем оно затвердело, на землю брызнуло семь капель. Их свет слепил, жар убивал. Едва коснувшись земли, они смешались с золой и, превратившись в воронят, а затем разлетелись, прокаркав проклятья королю и его подданным:
«Никогда не смейте впредь разделять единое. Ты первый король, а седьмой уничтожит всё сущее, ибо только чистый сердцем, рождён править миром, но не ты. Прими своё наказание, Сумрекс! Живи, пока сам не захочешь умереть, смотри, как безумный и прогнивший мир катится в тартарары …»
Молнии заметались по изуродованным шрамам от кирк, земле, дождь топил дома гномов холодным бременем вод. Кольцо вздрогнуло, издав жуткую волну алого пламени, сквозь прорытые ущелья смерть ринулась наружу по обе стороны. С тех пор могилу гномов зовут «Дьявольским мостом», а «Кольцо Семи Королей» ищет последнего хозяина под присмотром семи шептунов. Чистое сердце, что спасёт всех от бури, или же вечная тьма…
«Склонится земля Ирландии перед тем, кто готов править всеми нами во благо. Ибо, укажет длань короля путь наш к спасению от Хаоса и семи его воронов…»
Откровение Левердума «Слепого»
Пролог
Идеальный план рухнул в Айре. Знакома ли вам досада? Нет, то была неимоверная ярость и злость. Находясь взаперти, Хаосс не мог помешать дальнейшему развитию событий. Редманд смог примирить друидов, гномов и эльфов. Земли пополнили люди, искавшие лучшей доли. Новое государство стало называться Ирландией. Раз за разом он ставил на доску новые фигуры, но не достигал желаемого. Судьба упорно препятствовала коварному замыслу. И вот, наконец, он близок к цели!
Заклинание друидов позволяло безопасно носить зловещую реликвию при условии, что та никогда не покинет полуостров. За кольцом Коннахта, в виде золотого дракона, сжимающего в пасти рубин, охотились завистливые соседи, но тщетно. Мирное время длилось два века. Четыре короля, сменяя друг друга, принесли покой на землю Айры.
Сегодня ему предоставлено право ходить первым и наблюдать за действиями противника. Шахматная партия началась. Ожидание сродни пытки. Терпение — не его добродетель, впрочем, у него те отсутствовали напрочь. Камин показывал необходимые образы, что требовал хозяин в полной тишине. Ему пришлось научиться читать по губам, чтобы решить эту проблему. Огромным достижением стала возможность получения информации по данному каналу. Естественно, об этом никто не должен был узнать.
— Возможно, бумажная ссылка скоро закончится, — думал заключённый, смотря в камин. — Провала быть не должно!
Книга заперла алчного демона, в своих бесконечных «страницах-лабиринтах». Других способов вернуться из заточения древнему злу, кроме войны, не было.
Консул Хаосса
Синие небо над головой, а под руками — трава, в которую вцепились слабые пальцы, чтобы сжать кулаки, что было сил. Неужели, так сложно оставить меня в покое? Юрий продолжал лёжа смотреть ввысь, взгляд не мог ничего видеть кроме растянувшийся синевы, смешавшийся с безгранично бездонными белыми небесами. Мама говорила, что за ними свобода, но какая именно — сын не мог понять. Здесь, на прогретой вечерним солнцем земле — далеко до неё. Далеко и до мамы. Что значит свобода? «Небеса в тебе» — шептала она, указывая на него, но как же так, вот же они — думал он. Хотя, глядя на них, и вправду хотелось улететь. Неужели, так сложно оставить меня в покое? Казалось, ещё немного — и он произнесёт эти слова вслух. Страх надёжно запечатывал тайные помыслы, но не слёзы, которые Юрий и не думал смахивать.
Сегодня — последняя ночь, когда он может вот так смотреть на небо и ждать звёзд. Не то, чтобы ему хотелось здесь остаться, но и быть послушником в монастыре — он не желал. К издевательствам старших братьев он привык, а, вот, что будет за стенами Гластонбери? Дадут ли ему навещать семью? Юрий боялся сгинуть, так и не увидев свободы, которая якобы пряталась в нём. Жизнь в деревне и работа в поле давались тяжело: мозоли на ладонях и усталость, валящая с ног — это всё ему знакомо. Ему нравилась его пасека на опушке леса, как будучи в гостях у пчёлка, он возвращался без единого укуса — Юрий не понимал, но добытый им мёд в Рубере ценили. Жаль, лишь, что Господь не наградил младшего сына здоровьем. Вместо этого, он мог неделю пролежать в кровати, за что старшие братья, работающие в поле наравне с отцом — его ненавидели. С уходом матери заступаться стало некому. Возможно, отец поступает правильно — думал младший, когда вырвал клок ржи и со злостью швырнул в краснеющее небо, пытаясь поквитаться с тем за свои обиды. Кровь закапала на землю. Вырванные стебли порезали пальцы. Солнце по-прежнему светило и грело, не замечая страданий и боли мальчишка у него под ногами. Оно не удивится и не расстроится, не увидев Юрия на привычном месте, а просто накинет балахон ночи на белые плечи и уйдёт спать, а утром забудет навсегда. Завтра за ним придёт монах, отсчитает три сильвера и заберёт с собой. Ему не хотелось спать, сон гулял среди звёзд, как вдруг, одна из них будто откололась от неба и понеслась к земле. Она выглядела словно поджавшая крылья птица, сыплящая искрами со своего хвоста. Ему ничего не оставалось, кроме как загадать желание:
— Я хочу, чтобы мне не могли причинить боль… хочу, чтобы меня оставили в покое… хочу силу! Любую, главное — силу!
Юрий, не обращая внимания на холодные ветра, обдувающие кожу до озноба. Ветра воют громче волков, когда рыщут по деревне ища тех, кто не спрятался за деревянными стенами домов. Мальчишка лежал и смотрел вверх, закинув руки за голову и перекладывая во рту языком колосок ржи. Пускай эти твари клацают холодными зубами и бегают по полю, приминая рожь, ему нет до них никакого дела, поскольку это наверняка их последняя встреча. Не найдя никого, «стая» убежала в рассвет.
— Юрий, вставай! Хватит дрыхнуть!
Марк знал, где притаился младший, посему вышел из ангара, размахивая палкой, которая посвистывала при каждом махе. Перемахнув через невысокий лаз, средний брат зашагал от изгороди в поле, прежде, чем заметить спящего — босая нога угодила в ловушку из переплетённых между собой кос ржи. Споткнувшись, тот выронил палку:
— Ну, погоди!
Через двадцать шагов нашёл лежащего, как ни в чём не бывало — брата. Он пнул Юрия, но, тот успел схватить нападавшего за ногу, и они вместе покатились по ржи, вцепившись в друг друга как псы. Маркус быстро сориентировался и ударил в живот несколько раз, а затем изловчился и сделал захват, загорелые руки принялись душить брата. Голый торс покрыла испарина, к которой тут же прилипла сухая земля и солома. Юрий барахтался, бился, вырывался, тщетно пытаясь ослабить хватку.
— Отец… велел не бить тебя, — процедил Маркус сквозь зубы. — Но про душить... ничего не сказывал...
Лицо краснело, глаза стали закатываться за веки, Маркусу пришлось освободить задыхающегося, впрочем, тот всегда знал, когда следует выпускать жертву:
— Горазд же ты придумывать. Ловко поставил ловушки. Надо их запомнить. Без тебя Георг за меня возмётся.
Глаза слезились, горло жгло болью, дыхание вернулось и заполнило грудь воздухом.
— Беги.
—Что?
— В монастыре. Тебя свяжут клятвой. Беги от монаха. Эти пчёлы хуже собак кусают.
— Откуда знаешь? — горло Юрия щипало, будто проглотил гнутые гвозди, но всё же говорить он мог, ,как-то раз он показывал свою пасеку отцу, но тот не смог даже приблизиться к поляне.
— Папа вчера спьяну проболтался. Думаю. Нарочно. Не зря же он меня послал. А не Георга. Тот только махать кулаками умеет.
— Там друиды.
— Люди им безразличны, — средний брат встал, чтобы отряхнуться. — Выведут обратно. Считай — повезло. Ты умён. Отыщешь способ сбежать от монаха. Иначе — ты не мой брат, — Маркус обернулся, чтобы посмотреть в глаза Юрию, на тонких губах Юрия он увидел редкую улыбку, Маркус ответил тем же. — Сюда вернуться не сможешь. Может, оно и к лучшему. Этот мир не для тебя.
Юрий спрятал улыбку за маской серьёзности:
— Ты прав… брат... — от подобного обращения Маркус вздрогнул, стараясь скрыть тревогу от сказанного в глубине души.
Больше братья не проронили ни слова об этом. Зайдя в ангар, Юрий почувствовал, как по-особому пахнут доски, и пошатнулся. Нахлынувшие чувства терзали память, перед ним будто проплыли воспоминания из детства: он увидел зерно пшеницы, уронил взгляд на погреб, где часто прятался, возведя искусство бегства и пряток в Абсолют. Парень считал этот огромный склад своей крепостью. Казалось, из-под ног выбивали опору, заставляя вступить на неведомый и чуждый ему путь.
— Закрой за мной дверь, я ухожу…
Маркус так и сделал, оперевшись на дверь, молча провожал брата взглядом, тот прошёл скотный двор и замер на подходе к высокому частоколу с зубчатым гребнем, скрывающим крышу со всех сторон. Добротный, крепкий дом, как-бы подпирал собой деревянные брёвна. Рубер — не большая деревня, но покидать её и бросать пассику в чаще леса — не хотелось, о ходе к пчелиной тропе к поляне он когда-то рассказал... Оставалось надеяться, что семья позаботится о них. Отец не смотрел на него, Георг же напротив, смерил младшего довольной улыбкой, его рука не выпускала топор, которым тот колол дрова, что-то, а рубить с плеча ему нравилось. Старшой мог стать неплохим воином или разбойником. А может даже сборщиком налогов для лорда и набивать, его характер вряд-ли позволит стать личным охранником. Георг Даффи не слыл добродушным человеком, семь с половиной футов не позволяли другим шутить с ним. Отец едва доходил ему до плеч, но был шире и рельефнее. Маркус почти догнал отца, но какой-то мощью не выделялся, однако, сложен был как надо, если учесть разницу в три года с Георгом. Юрий же воспринимался не помощником, а нахлебником, но оно и не мудрено.
Монах Бэрк смерил будущего послушника недовольным взглядом, хитрая ухмылка натянула изуродованное оспой лицо в некое подобие дружелюбной гримасы. Ему будто - то вонзили иглу в сердце и он не мог скрыть страданий. Рук священнослужителя из-за длинных рукавов чёрной рясы не было видно, без обуви ноги собрали всю грязь с дорог на пути к Руберу. Смотреть на провожатого не хотелось, Юрий думал о словах брата, который зашёл в дом за вечерним пирогом с картошкой и луком, ему следовало захватить пару старых рубашек, что скоро будут ему не в пору.
— До монастыря Гластонбери путь не близок, брат Бэрк. Примите от нас этот пирог и краюху хлеба.
Маркус поклонился и вынес завёрнутый в тряпку пирог, сложенный на рубашки.
— Дурак! — отец подошёл и приподнял хлеб, чтобы пощупать отдаваемое, — ты другого найти не мог?
Георг громко захохотал, когда отцовская рука отвесила подзатыльник нерадивому сыну. Младший покинул дом, средний попал в немилость, для него день никогда не начинался так хорошо. Юрий поднял руку, чтобы заступиться, но быстро понял, что не может. Он сделал три шага навстречу, чтобы взять ношу, стараясь никому не смотреть в глаза. Сердце ныло не от тоски и не боли, а от страха покинуть этот двор. Как не храбрился, но не мог унять подступающий ком к горлу.
Монах откланялся и вышел за ворота, босые ноги не приминали траву, казалось — это не праздный священнослужитель, а отшельник, познавший суть бытия. Георг смотрел на кучу брёвен и дров, родной брат его мало интересовал, Маркус застыл на месте и молча стоял за спиной отца. Юрий держал в руках хлеб и тёплую одёжку, не в силах ступить вслед за своей судьбой.
— Ступай с богом, — голос отца не дрогнул и не обмяк, а по-прежнему бил хлыстом по спине.
Юрий развернулся на месте и ринулся прочь, он захотел забыть это место и братьев, захотел стать для них ходячим мертвецом, обрубить единственную связь, ведущую его по жизни. Тяжело шаркая своими кожаными ботинками, он поплёл вслед за отцом Бэрком, идя сзади — юноша увидел плешь и тихонько прыснул. Впрочем, монах не придал этому действию никакого внимания, а продолжал идти по дороге из Рубере, не оборачиваясь. Мирские дела его не волновали, а церковные он выполнил и теперь мог мерно вышагивать. Оставалось удивляться, как его ноги не поднимали ни одной пылинки, но меж тем ступни грязные свинячих копыт. На пути им встретился мельник со своими задиристыми сыновьями, отец не останавливаясь кивнул головой, Юрий поступил также, радуюсь, что ему не придётся с ними здороваться. Он как мог изображал покорность и смирение, впереди их поджидал лес, несомненно, тот знал многие его развилки и тропы. Это шанс избежать уготованного.
— Смотрю, те люди не по душе тебе, — проронил брат Бэрк, не удосужившись повернуться к Юрию.
— Не к чему водить дружбу со всеми подряд.
— Не к чему, — подтвердил монах. — Но и вражда достойна не всех, — изрёк он и указал на золотую от солнца пчелу, что кружила возле него.
Сюда никто не заходил, рой без разбора жалил всякого, кто набирался смелости ступить на поляну. Впервые Юрий увидел, как кто-то кроме него смог так близко подойти к пчёлам.
— Пчелам было жалко отдавать людям свой мёд, и они явились к богу с просьбой дать им силу поражать жалом всякого, кто подойдет к их сотам. Бог рассердился на них за такую злобу и сделал так, чтобы, ужалив кого-нибудь, они тотчас теряли жало, а вместе с ним и жизнь.
— Бог жесток.
— Жесток не Бог, а люди. Ведь ты хотел, чтобы они напали. Хотел их смерти, ради своего спасения.
— Не хотел.
— Но всё таки завёл нас сюда.
— Я не понимаю… брат Бэрк… зачем ты пошёл за мной этой тропой.
— Любая, даже не гожая и узкая дорожка обязательно куда-нибудь, да выведет. Садись — это доброе место для обеда. Разрежь хлеб ножом, что у тебя в одежке спрятал отец.
Юрий стянул вещи и увидел маленький нож с кривоватым лезвием, таким, разве что, рыбаки орудуют. В подтверждение своих домыслов он увидел рукоять в виде рыбы. Несмотря на внешний вид, этот нож слишком острый, стоило его взять, как тот резал ладонь и пил кровь. Отец пугал им нас, рассказывая жуткие истории о злом духе жившим в нём. Лучше оторвать ломоть, чем добровольно нанести себе увечья, редкий меч острее и коварнее, раны от него не заживают неделями. Сглотнув, парень взял нож, рука замерла и резко полоснула краюху хлеба пополам. Странно, но хотелось резать и резать, сладостная дрожь от возбуждения охватила тело целиком. Бэрк взял обе половины и воздал молитву небесам, поднимая хлеб над собой. Рукава скатились, оголив сначала ладони, а затем и уродливые руки по локоть, Юрию сделалось дурно, змеиная кожа святого брата сползала кусками, оголяя плоть до мяса, заставляя вздрогнуть от увиденного.
Пчёлы вылетели из пассики и мчались к Бэрку, роняя на хлеб нектар. Юрий не мог отвести взгляд от этого зрелища, пусть он и боялся по-прежнему рук монаха, когда мёда оказалось достаточно — монах опустил рукава, от чего смотревшего ослепило яркое полуденное солнце.
— Это чудо! — восхитился будущий послушник.
— В том нет хитрой науки. Бери и делись, — с этими словами, тот вручил Юрию его половину.
Хлеб быстро впитывал тёплый мёд и заметно тяжелел, не проронив ни единой капли подношения полосатых братьев — он откусил кусок, приятная вязкость обладала пряно сладостной энергией солнца. Владелец пассики не мог похвастать подобным вкусом. Как может сладость утолять голод и жажду?!
— Стань моим учеником и я научу, — монах подмигнул и захохотал. — Тебе нет нужды бежать. Мы не держим путь в Гластонбери.
— Тогда кто ты? Куда мы идём?
— Сейчас я за правду брат Бэрк. Сам видел, что дела мои плохи. Нам нужно направить стопы в глубь леса к старому колодцу.
— Зачем?
— Тебя там ждёт дельце.
— Какое?
— Я расскажу, а ты внимательно слушай.
***
Как и сказал монах, Юрий набрёл на выложенный из камня колодец спустя три дня. Возле него стоял бесплотный призрак. Дух не мог отойти дальше, чем на три фута. Достав из свёрстка соль, что вручил монах, он тут же кинул щепотку в его сторону, тот, став скелетом — рухнул грудой костей, которые стали собираться в дым, но ждать, пока силы вернутся к стражу — смерти подобно, поэтому, напавший без лишних раздумий прыгнул в воду колодца. Воды в нём не наблюдалось, сначала летящий замер. Юрий мог поклясться, что под ним пронесся «мост Дьявола», горные хребты… Едва тот успел подумать, что придётся грузно падать с высоты на верхушки деревьев, как тело прошло насквозь, не ударившись о траву, что росла подле другого колодца, что стоял в какой-то деревне. Маленькие домики покрывали крыши из хвороста, из которых испуганно высыпали просто одетые люди.
— Что за…
— Оставь вопросы на потом. К нам гости надумали пожаловать, — Бэрк выпрыгнул из тени Юрия и встал перед ним.
Мужчины, в красных рубахах — похватали топоры, а отроки, в белых — длинные двухконечные вилы с закалёнными на огне концами:
– Оставьте дурную затею, и ступайте с миром восвояси.
— Друиды… — тихо промолвил Юрий. — и обычные люди... живут вместе?
Шагающий во мрак и обратно, вытянул руки, с которых сошли последние ошмётки кожи, сжав правые костяшки в кулак — он стал бить по левой, ещё целой — ладони. От каждого такого хлопка жутко содрогалась земля, а жители падали по десять за раз... без дыхания... один за другим. Тридцать три удара - оставили мертвецов вокруг, слушать тишину внезапно вызвавшего ветра. Смерть под солнцем, обернулась кромешной ночью с полной луной, в котором утонула гладь колодца.
— Твой черёд.
Второй пришелец успел вынуть нож и подняться, осталось развернуться, чтобы выполнить обещанное, но лежащие вокруг тела заставляли смотреть на жуткую картину. Он силился повернуть голову, ладони обжигала кровь, Юрий посмотрел на них, они были чисты, но всё же смерть пришла к ним его шагами.
— Ты не говорил...не говорил, что убьешь их…
— Все умирают. Можешь воздать молитву. Приступай, иначе не видать тебе ни отца, ни братьев. С ними я поступлю этой же милостью.
Из-за одного дома выглянули испуганные дети. Их разум не мог поверить глазам, но страшнее всего — что они и не думали бежать или прятаться. Бэрк направил костлявые руки в их сторону, Юрий моментально сжал нож и воткнул монаху в спину.
— Что ты творишь?! Сам сгинуть желаешь? Подобно этим упрямым глупцам? Как пожелаешь, но сначала ты исполнишь сделку.
Рука соскользнула с рукояти, изо рта брызнула кровь, ему тут же пришлось сплюнуть её на землю. Он вытер рукавом губы, брат Бэрк, стоял и ехидно смотрел на нарушившего клятву. Облик занявшего тело монаха разительно менялся: красные, злобные глаза, бледная кожа нехотя вернулась на тощее синие тело, уши вытянулись, рот безобразно изогнулся от кровожадной ухмылки, зубы сменили кривые клыки, руки и пальцы вытянулись, тёмные, грязные волосы свисали до плеч из-под балахона. Юрий отступил к краю колодца, чтобы не упасть от упадка сил. Внизу, что-то плескалось, создавая небольшие гребешки волн, на коих катались упавшие туда засохшие листья. Карп выпрыгнул из колодца, обернувшись девой, она схватила за шею Юрия и коснулась губами лба, а после растворилась.
— Сестра... — монах схватил нож за рукоять, но не смог вынуть. — Вытащи его! Вытащи сейчас же!
— Хаосс, забыл, что дарим гармонию? Мой черёд, братишка. «Lex convallis mundi!» (право равновесия мира)
Юрий поднимал и опускал руки, луна становилась с каждым разом краснее и ярче, пока не превратилась в пылающее огнём солнце. Тела стоящих покрылись корой, ноги пустили корни, руки потянулись ветками, которые заключили в объятия своего единственного пленника, ослабленный ножом — тот силился поднять ладони, но тщетно.
— Мертвецов нельзя оживлять! — сорвался на крик Хаосс. — Эти… эти… их никчёмные жизни не могут быть поводом!
— Обманул короля гномов. Расплавил золото. Создал семерых шептунов. Отныне друиды, которых обрёк на погибель — древо тюрьмы. Хотел тайных знаний? Что ж… ты их получишь. Добро пожаловать, в лес «тридцать три несчастья». Наслаждайся созданной библиотекой, из которой никогда не выберешься. Пусть путами станет тайные знания, что ты впустил, а силой его держащей — кольцо седьмого короля.