Уроки, уроки… Нет, учиться интересно, вот только сидеть полдня на стуле мне, шустрому потоку любознательной энергии, было скучно. Оттого и отхватывал замечания по полной программе. Школьная успеваемость, в общем-то, превосходная, а вот дисциплина хромала, причем, сразу на обе ноги, и те самые обе ноги я не знал куда деть, сидя на низком стуле. Чаще всего во всю длинь вытягивал, но больше сестрицу Камелия ими задевал. Всякий раз она недовольствующе вскрикивала, а мне делалось замечание от учителя с последующим выговором от тети Гретель. В конечном итоге, придумала та мне наказание для самодисциплинированности, ну и чтобы школьную успеваемость в разы улучшил.
Сразу же после обеда меня с учебниками и тетрадями замыкали в чулан. Там мне был предоставлен старенький шатхий столик с керосиновой лампой. Данная лампа была для меня в буквальном смысле лучом света в темном царстве, а заодно и источником хоть какого-то тепла, потому как в чулане, примыкавшим к холодильной комнате для хранения скоропортящихся продуктов, было весьма холодно и довольно сыро. Еще в моем распоряжении имелось ведро для справления естественных надобностей, а заместо семейного ужина - кастрюля холодной манной каши на воде. В воскресный же день та самая манная каша заменяла мне и семейный обед. Отмыкали меня лишь к отходу ко сну.
Сижу я как-то раз горемычный день-денькой в промозглом темном чулане, молю лампу не погаснуть преждевременно, корплю над опостылевшими учебниками, скучаю по своей скрипке, как вдруг вижу: крысы две прямо передо мною возле керосиновой лампы присели. Присели и глядят на меня пристально.
Моя сестрица Камелия до визга крыс боится, даже нарисованных, а я не боюсь, просто никогда их так близко не видел. Сижу, значит, во все глаза рассматриваю, а крысы меня. Я их не трогаю, и они меня. Посмотрели, посмотрели крысы, да и прикорнули у теплой лампы тусклого света. Тощие такие! Одни уши, да лапки.
Вырвал я из тетрадки листочек, положил на пол в уголочке и каши туда положил. Все равно я манную кашу не люблю! Всю кастрюльку выскреб. Тут дверь отомкнулась.
На другой день смотрю: съели крысы кашу! А в скором времени опять ко мне на огонек пришли. Снял я крышку с кастрюльки. Не лезут в кастрюльку крысы за кашей - боятся, что западня. Снова на листочек кашу положил. Едят крысы! Лапочками черпают и едят! Пусть едят на здоровье. Кусочек маслица бы им еще туда, но нет у меня с собой маслица, учебники лишь да тетради, карандаш да чернильница и прочий канцелярский инвентарь для письма и черчения.
Наелись крысы и ко мне на столик к керосинке. Посмотрели-посмотрели и звонко пискнули, мол, здравствуй, друг!
- Salvete, amici (лат. Здравствуйте, друзья)! – кротко киваю им, обрадованный.
А на другой день вижу: лежат у лампы сухари – белые, зажаристые, сахаром пропитанные. Крысы кашу лопают, я – сухари. Так и повелось: я им кашу, а они мне сухари.
Еще крысы мне всякое-разное рассказывали. В основном, про кошек, которых тетя Гретель развела в несметном количестве, а все потому, что однажды мышь в гардеробной завелась и туфли ей погрызла.
Много чего о тех кошках крысы мне понарасказывали! И как полосастая Тарантелла их чуть не придушила. Хорошо еще что Хамсину не попались – тот вообще ловкий охотник! И даже неуклюжий Марципан на зубок их пытался попробовать, при своей-то плоской морде, да пухлые лапки подвели.
Отъелись крысы на каше. Бочка у них выпирают, шубка лоснится. Гладиться даваться стали. Шкурка у них гладенькая, ушки горячие, а хвостики упругие, точно хлыстик. И чего людей их лысые хвосты отвращают? Забавные хвостики, особенно если кончик в рот суют! Наглажу я крыс и уроки учить начинаю. Я читаю, а они мне взъерошенные волосы лапками перебирают - по кудрям-прядкам расправляют, щеки-шею усиками щекочут. Весело мне с крысами было, хорошо и ничуть теперь не одиноко.
Учу уроки и даже не боюсь, что керосин в лампе закончится – в темноте видеть научился, да и к промозглому холоду давно привык. А крысы по ночам в классную комнату захаживать стали. Они не как кошки. Это кошки в благодарность самое ценное нерукотворное свое оставляют, а крысы как люди к нерукотворному добру своему относятся. Чистоплотные зверушки. В отхожее местечко свои дела делают, а вот в пренебрежение вполне себе могут и напакостить, или чтобы предупредить. Например, что вот этот кусок сыра уже несъедобен. Заботливые они и дружные.
Сделали мне крысы подстилку, чтобы на голом полу не сидел: сена-соломы понатаскали, но, в основном, из трухи того, что в классной комнате имелось. А я им гнездо связал. Даже любимую шаль тети Гретель не пожалел! Долго тетя Гретель удивлялась, что за престранная моль завелась. Весь дом тогда нафталином пропах! Больше частью, из-за присутствия тети Гретель.
А в порче шали меня так и не улучили. В углу за то не стоял! Но про уголочек и книгу совсем другая история.