На борту звездолёта «Жемчужная», среди гулких палуб, вечно пульсирующих светом навигационных панелей и строгой симметрии коридоров, все было по-другому, но дружба — вот она не меняется, ни при каком ускорении.
— Ты опять проспал построение, — сказал Сергей, подталкивая плечом своего товарища.
— Я медитировал, — отозвался Красный Осенний Лист, поднимаясь с койки. Его кожа отливала серовато-зелёным, а глаза были узкими и ярко-янтарными. Он двигался с грацией водоросли в тихой воде.
— Медитация у вас — это то же самое, что у нас дрыхнуть, да?
Тот промолчал, только уголок его тонких губ приподнялся в тени улыбки.
Они были кадетами, зелёными и ещё не обжитыми на корабле, но у каждого уже была своя слава. Сергей — за смелость и честность, порой граничащую с глупостью, Лист — за точность в навигации, холодный ум, и за то, как он один раз спас половину экипажа, просчитав траекторию астероидного поля, пока все остальные паниковали.
Но дисциплина — она как гравитация: действует всегда, даже если ты герой. Когда Лист по ошибке вмешался в процедуру капитанского доклада, капитан Тихонов решил показать, кто на корабле командует.
—Поместить кадета Красного Осеннего Листа в карантинный отсек Б-4 на 12 часов, — произнёс он.
— Борис Натанович, — подался вперёд Сергей. — Он ведь... Ему ведь...
— Отставить, кадет. Это — урок. Для всех.
Отсек Б-4 был использован под временное хранение аварийных фонарей и модулей сигнальной окраски. Красные панели. Красные ящики. Красные стены. Плотный цвет, как кровь на снегу.
Красный Осенний Лист вошёл туда с прямой спиной. Камеры не передавали звук, но Сергей, который позже прокручивал запись на планшете, видел, как его друг застывает в центре комнаты, словно споткнулся о невидимую преграду. Глаза его дёрнулись, дыхание — ускорилось. Он опустился на пол и закрыл лицо ладонями. Соммерийцы испытывают боль при виде любого красного пятна или даже блика, это известный каждому факт.
Когда отсек открылся, и Лист вышел, Сергей ждал его. Тот шел медленно, точно каждый шаг был сделан босыми ногами по стеклу.
— Ты в порядке?
— В пределах допустимого, — сухо ответил гуманоид.
— Почему ты не упросил капитана изменить наказание? Он ведь добряк на самом деле.
— Это было бы проявлением слабости. А мы, листья Соммерийских ветров, не демонстрируем боль. Мы просто переживаем её.
Они шли в тишине до спального отсека, когда Сергей вдруг остановился.
— Послушай… мне просто не даёт покоя… Почему, если вам так больно смотреть на красное, тебя зовут Красный Осенний Лист?
Лист взглянул на него, и в его глазах вспыхнуло что-то — то ли ирония, то ли тоска, трудно было сказать.
— Осенью листья на Соммерии всегда красные. Даже если смотреть на них — больно. Но мы на них все равно смотрим.
Он прошёл вперёд, не оборачиваясь.
А Сергей стоял посреди коридора, медленно понимая, что у каждой боли есть имя, и не всегда его можно выбрать.