Этот день едва чем-то отличался от других. Небо из окна кабинета обыкновенно серо, затянуто ровной пеленой облаков. Сколько бы я ни глядел на него, никак иначе, как словом «уныло» мне его не описать. А раскинувшаяся под ним серо-бурая улица с безжизненной землей, где не росли и сорняки, закрепляла стандарты пустоты.
Серо-серые домики, которые слишком уж сильно походили один на другой, не позволяли зацепиться за себя взглядом. Казалось, совершенно различные назначения зданий едва-едва убеждали застройщика вносить правки в проект единственного типового строения. Вот и то, в котором я был, имело довольно маленькие классные комнаты, больше похожие на жилые. Похожи ещё и тем, что учителю было наплевать, слушаю я его и смотрю ли на доску, или же, как в действительности происходило, бессовестно гляжу в окно. Домашняя обстановка – ни тут, ни там до меня никакого дела.
И потому я смотрел в окно. Туда, где помимо бурой земли и серого бетона шныряли невзрачные люди. Всматриваясь в пальто и куртки прохожих, я невольно задавался вопросом – неужели я стану таким же, как они?
Такие медленные и скучные – смотря на вяло текущие из одного места в другое тела, я не находил в них никакого интереса. На незнакомых лицах прохожих не сыскать было мне ничего незнакомого. Одну лишь тоску… точно все они ощущали тоже, что и я. Это невыносимое гудение в голове, не дающая сосредоточиться ни на уроке, ни на чем-либо ещё. Да и не хотелось даже пытаться. Все равно – исход один. Зачем ждать ещё два года, если это лишь оттягивало неизбежное?
– Папа, мама. – окликнул я их, уйдя с уроков пораньше. Они не могли этого не понять, но никакого удивления на их лицах не было. Впрочем, как всегда. – Я не хочу больше ходить в школу.
Заявил я им прямо посреди их рабочего дня. Отец разгружал ящики, мать стояла на кассе небольшого продуктового. В какой-то мере… я надеялся, что они разозлятся. Или расстроятся. А может полюбопытствуют. Но новости не прервали их размеренного темпа. С минуту спустя, опустошив коробку с консервами, он передал её коллеге в фургоне, задвинувшему её в самую глубь кузова. И только тогда, глубоко вздохнув, папа ответил мне:
– Пойдет, Сэм, — махнув рукой, он кивнул, ожидая, пока ему спустят следующий полный деревянный ящик. – Тебе там и правда делать нечего. Начнешь с завтрашнего дня нам помогать, рук здесь лишних не бывает. А там, глядишь, устроят тебя официально.
Глядеть далеко не пришлось. Пару дней расставления товаров по полкам, и вот на мне красовался бейдж с именем «Сэмуэль Браун». Никто не спрашивал меня, и я этим шибко никого не озадачивал – для чего было использовать полное имя, мне было не слишком понятно. Но это даже немного забавило. Пару дней я усмехался, замечая эту надпись в зеркале около стойки кассира. Оно позволяло видеть зал, когда ты поворачиваешься спиной к посетителям. Мама использовала его, чтобы перидически дремать на работе – не показывать вторженцам, что её глаза закрыты, просыпаясь от звука, поправляя прическу и затем высматривая, действительно ли кто-то пришел. И только после оборачивалась для встречи и расчета покупателя.
Тем не менее, такое серьезное и слегка вычурное имя вскоре приелось глазам. Как и банки бобов, супов, сардин в томатах и кукурузы. В этой небольшой лавке было до смешного много рабочих, а потому мне дали заведывать исключительно консервами, как самой тяжелой категорией продуктов. Все же в плане крепости и роста мне некому было завидовать, по крайней мере из знакомых. В свои шестнадцать лет я почти догнал отца и скорее всего собирался перерости его. Но это не вызывало в нем ни гордости, ни чувства конкуренции. Совсем не так, как это описывалось…
А где? Так я и вспомнил-то случайно. После смены, устав слегка больше обычного, возможно из-за накопительного эффекта, я плюхнулся прямо в кровать… но оказалось, что скорее криво. Совсем мимо, впечатавшись подбородком в пол. Стоило тупой боли притихнуть, я заметил под кроватью книжку. Из школьной библиотеки, которую не вернул ещё в начальной школе. И о ней, похоже, не горевали. Хотя стоило. Взяв её, я вытянул над собой в обеих руках, переворачиваясь на спину. Страницы зашелестели, мельком показывая мне чутка яркие картинки. Бумага была серая, текст тоже, порой сливаясь с полотном в нечитаемое решето. Но на мой взгляд эта приключенческая история захватывала.
Отважный мореплаватель грезил затмить славу своего родителя, не зная даже, жив тот или мертв. Его цель – покорить все моря, обрести богатство и славу, а также найти потерянного в бескрайних водах отца. Всё это, и даже больше, достигалось в битвах с природой, пиратами, врагами. При поддержке верных друзей, непокоряемой в полной мере, точно сама стихия, возлюбленной, и прежних врагов, ставших честными, уважающими его соперниками.
Я прочел её от начала до конца. Все отдельные истории как единую жизнь героя. И перечитал её, несмотря на усталость рук, державших книгу надо мной, и глаз, набегавших, казалось, километры по строкам.
«Море не прощает слабости, но дарит свободу тем, кто осмелится бросить вызов». Я перечитывал эти строки, глядя затем на серые стены своей комнаты. И вернулся к «Путешествию Серебряной Чайки». Так назывался второй корабль капитана Эдрика Стормвелла. Он ненавидел чаек, считая их ворами, но не посмеяться над судьбой – значит не быть готовым выйти в море.
Возможно, я начал читать и в третий раз, ведь проснувшись нашел книжку на своей груди, распахнутую на одном из срединных разворотов. Так я впервые проспал начало рабочего дня.
Тело гудело от сна на холодном и жестком полу. Но в голове стоял шторм мыслей и чувств, твердивших в унисон – «она хороша!» Жизнь отважного героя. За неё и выговор получить не страшно. Да хоть порку ремнем, о чем тоже доводилось читать когда-то. Однако наказания за преступление не последовало. Не случилось моего собственного хулиганского приключения. Никто ведь даже толком и не заметил…
Когда пришел, мне просто сказали, что мои банки меня дождались. Без укора за их простой. Без благодарности за прежний и новый труд. Все обычно… как и должно быть. Как было и будет всегда. В этом я как-то очень сильно уверился. А потому оказался застигнут врасплох робким касанием плеча:
– Простите, вы не подскажите мне, — её голос звучал уверенно, диссонируя с легкостью и мягкостью её кроткого тычка. – У вас найдутся сушенные сверчки?
Такой естественный на слух, но нескромный и даже абсурдный по содержанию вопрос. Он совершенно сбил меня с толку. И я смотрел на неё с минуту, будто обращенный в камень. Её светло-русые волосы слегка небрежно лежали на плечах, переплетаясь всклокоченными воронками путанных локонов. Зеленоватые глаза немигающе замерли на мне с надеждой. Поднятые к груди ладони нервно стискивались в кулачки. Мне очень захотелось ответить ей «да». Чего бы она ни хотела… Однако действительность, в которой мне приходилось жить, трактовала иное:
– Естественно нет, это продуктовый.
Девушка тяжко вздохнула, понурив голову. Я было начал извиняться, но слова не лезли из горла. После такого грубого отношения с моей стороны, я будто потерял моральное право обращаться к ней.
– Да, стоило думать! – вдруг усмехнулась она, легонько стукая себя костяшкой по лбу, прикрыв глаза с улыбкой. – Вряд ли такое хоть где-то в городе есть… Книжкам верить – вечно в дураках ходить.
– Книжкам? – сумел всё же спросить я.
– По уходу за животными, — пояснила девушка. – Там говорилось, что ими обычно кормят домашних рептилий. Вот я и поверила, что где-то их найду. Живые, вроде как, полезнее… Да только отлавливать тяжко!
– Могу представить, – я моргнул пару раз, приглядываясь к ней с неверием.
Точно она мне лишь привиделась. И вот-вот растворилась бы в воздухе, исчезла, стоило отвести от неё взор. Беспочвенно опасаясь этого, я беззастенчиво глядел на её кофточку с длинными, растянутыми рукавами, скатывающимися складками у неё на запястьях.
– Ой, довольно мне вас отвлекать! – девушка застенчиво опустила руки, коротко поклонившись. – Что же поделаешь… пока светло всё же прогуляюсь подальше по дороге. А то в городке ни полей, ни жучков!
– Ага, — её замечание откликнулось во мне. – Упадок, каков он есть. Ничего нет лишнего, а всего, говорят, хватает.
– Правда? – удивилась она, почти недовольно поджав тонкие губки. – Так говорят?
– Ну да, — покачал головой, как бы дополнительно подтверждая слова, которые доводилось слышать пару раз о нашем городке.
– Похоже, мне этого не понять, — слегка печально протянула девушка. – Ведь всегда хочется чего-то ещё. И его никогда здесь нет.
– Здесь? – указательным пальцем обвел я полки магазина.
– Здесь! – усмехнулась она, показывая большим пальцем позади себя. На дверь. – Тут и там. Всюду!
Её слова звучали честно. Словно всюду она и была. Всегда, точно выйдя из магазина она уже будет на краю городка, собирать насекомых. А в следующий миг станет приручать ими неведомую зверушку. Как это и происходит в приключениях. Авантюрах на страницах книг. Но это была реальность. Такая манящая.
– А можно… – взглянув на забитые до отказа полки с консервными банками, я спросил, не сильно думая над тем, куда это меня могло привести, – я с тобой?
– Это… – девушка неуверенно осмотрела меня с ног до головы, – очень странно.
Я посмеялся. И она тоже. Точно хорошо понимали, что говорим вздор, планируя нечто причудливое. Не зная друг друга и пяти минут. Я – сбегая с работы. Она – доверяясь абсолютному незнакомцу. И тем не менее… мы пошли.
Я провел большую часть своего трудового дня, отлавливая насекомых близь дороги из города. Голыми руками стараясь закрыть их в клетку ладоней. Чаще всего теряя их, когда проверял, удалось ли схватить. Да и отчего-то тех, кого получалось запереть, мне очень хотелось выпустить из рук. Как можно скорее убрать в её банку. Хотя бы так… И это не стало самым странным в этом казавшимся ещё утром совершенно обычном дне. Незаметно задержавшись допоздна, что не так уж и трудно в городке, где небо ночи едва отличимо от дневного, мы стали свидетелями того, чего сами до конца не поняли.
На уезжающих из Упадка фургонах, пронесшихся по дороге мимо нас, кто-то был. Прицепившись к грузовым контейнерам по бокам и сзади, покидали город. Очевидно, что это не водители, которых всегда было только двое на грузовик. Ведь этих фигур было не менее шести. Немногим меньше жучков, пойманных мной.
Загадка… но вовсе не такая, какая бы заинтересовала героя того рассказа. А если бы и был интерес – что с ним делать? Не бежать же по дороге, в безумном порыве догнать колесное судно! Я оторвал взгляд от дороги, когда то совсем растворилось за горизонтом.
– Вот бы они могли сказать тем, кто привозит продовольствие… – немного устало вздохнула девушка, отряхивая свое платьице.
– Что? – поинтересовался я.
– Привезти каких-нибудь кошачьих лакомств! – мечтательно протянула она. – Или специальных «косточек» для собак. Не может же все это быть выдумкой!
– Не может, — не столь уверенно вторил я, просто не желая расстраивать её.
Ведь улыбка, с которой она осмотрела результаты наших трудов, заставила сердце биться чаще. Забыть об усталости, которой в тот день накопилось больше, чем в трудовые будни. Видя её увеличенные глаза через стекло банки, я поражался – они точно стали куда зеленее. Более зелеными, чем трава на этой окраине. Более зелеными, чем что-либо, что я раньше видел.
– Спасибо тебе, Сэмуэль Браун! – кладя крепко закрученную баночку в наплечную сумку, она помахала рукой на прощание.
Я немо удивился, на что девушка тыкнула себя чуть выше груди, подсказывая ещё и опустившемся по мне взглядом. Бейдж! Я поправил его, отвечая:
– Просто Сэм, – и понял, что за столько времени даже не подумал спросить её имени: - А тебя… как зовут?
– Чаще всего, без слов! – усмехнулась она. – Хейзел. Хейзел Гринвуд.
***