— А я всё равно не понимаю, зачем нужно это Военно-научное общество. Здесь. У нас, — с искренним непониманием в голосе проговорил Коля Власов. Он посторонился, пропуская меня. Я внёс в комнату очередной стул, лёгкий, сделанный из гнутой фанеры — модная нынче штука.
Ему ответил, пыхтя от натуги, Олег Воронов. Вместе с Мишей Волковым они перетаскивали невысокий комод, стараясь не задеть косяк.
— Ты… Коля… Не понимаешь… — выдохнул Олег, и они, наконец, опустили тяжёлую конструкцию на предназначенное для него место у стены.
Олег выпрямился, отряхивая ладони о брюки, и продолжил более связно:
— Это же доклады, конференции, обмен идеями и опытом между молодыми учёными, инженерами, да и не только молодыми, с опытными академиками и профессорами. Возможно, их когда-нибудь посетит кто-нибудь из главных конструкторов страны. Это шанс заявить о себе, Коль.
Коля фыркнул и закатил глаза, всем видом показывая своё отношение к этой затее.
— Ну, главные конструкторы… Ты уж больно размахнулся, — пробурчал он.
Миша Волков, прислонившись к комоду, поддержал Олега:
— А что? Он прав. Кто станет в обычной жизни слушать молодого специалиста? А? Никто. И я молчу уже о том, что до важных людей, попробуй ещё дотянись. А с появлением общества нас услышат и заметят. Это же очевидно.
Коля раскинул руки, как тот Вовка из тридевятого царства, и с вызовом произнёс:
— Да и так нормально же было. Вот, Серёга же доносил свою мысль и без всяких обществ. Подтверди, а? — Он посмотрел на меня, ища поддержки.
Но я, если честно, не особо вслушивался в их болтовню. Поставив стул в угол, поправил на стене небольшую репродукцию — яркую, солнечную картину, которая здорово оживила комнату.
Потом отошёл к центру комнаты и оценивающим взглядом окинул плоды наших с ребятами трудов. Взгляд скользнул по светлым стенам с узорчатой накаткой, по расставленной мебели, по тюлевым занавескам на окне. Губы растянулись в довольной улыбке. Получилось вполне уютно.
Я глянул через плечо на парней.
— Ну, как вам? Хорошо получилось?
Ребята окинули комнату взглядом. Олег улыбнулся.
— Отличная детская получилась, Серёга, — он показал большой палец. — Прямо как из журнала.
— Спасибо. Тоже так считаю, — кивнул я и ещё раз окинул взглядом комнату. Мне нравилось.
Коля, позабыв о споре, участливым тоном поинтересовался:
— Как они? Всё в порядке?
Я вздохнул. Эти три месяца были одними из самых тяжёлых в моей жизни. После того как Катя узнала про отца, она чуть не потеряла ребёнка. Нервы, стресс… В общем, долгих девяносто дней она провела в больнице, на сохранении, под капельницами и постоянным наблюдением врачей.
А за стенами больницы вовсю кипели свои страсти: разбирательства, бесконечные проверки, допросы… Непростое было время для всех. Но, к огромному нашему счастью, в итоге всё завершилось благополучно. Даже отец Кати, как ни странно, отделался относительно малой кровью. Чистосердечное признание и сотрудничество со следствием сыграли свою роль. Его отстранили от работы, но удалось избежать тюрьмы. Выяснилось, что его использовали практически вслепую и всей картины он не знал.
Я слабо улыбнулся, отгоняя мрачные мысли.
— Сейчас всё уже хорошо, спасибо. Жизни малыша ничего не угрожает, как заверяют медики. Катя тоже в порядке, окрепла. Через неделю её уже выпишут. И будем праздновать новоселье. Вы, кстати, все приглашены в обязательном порядке.
Парни загалдели, заулыбались, в комнате стало шумно. Коля Власов, мечтательно воздев глаза к потолку, сообщил:
— Мы с Марусей тоже ждём квартиру. Говорят уже скоро. Соседями будем, Громов, — он подмигнул.
— Ты, если что, зови. Мигом поможем обставить квартиру. У нас и опыт уже имеется, — откликнулся Волков, похлопывая по крышке только что принесённого комода.
Я хохотнул. Парни и впрямь здорово выручали меня все эти недели. В выходные и в свободные вечера мы вчетвером превращались в грузчиков и маляров. Без них я один не управился бы, готовя эту квартиру в Звёздном к приезду жены. А ещё в Москве навестил меня Иван Семёнович, который прознал про нашу с Катей свадьбу и решил одарить некоторой мебелью. Ну а четы Королёвых мы получили в подарок кроватку детскую и лошадку-качалку на вырост. Отец же подарил на новоселье туркменский ковёр. По его заверениям, как у Гагарина. Вот!
— Что касается твоего вопроса, Коля, — проговорил я, снова обращаясь к Власову и становясь серьёзнее, — то ты и прав, и не прав одновременно.
Я подошёл к окну, глянул на аккуратные клумбы под окном и молоденькие деревца.
— Да, мне в прошлый раз удалось донести свои идеи до начальства. Но ты не учитываешь один важный момент. У меня есть существенное преимущество — отец. Его должность, его связи, его авторитет. Да, это не всегда мне помогает, а иногда даже мешает. Но эта дверь для меня приоткрыта. У большинства же ребят, — я кивнул на Олега и Мишу, — такой возможности нет. Их голос, каким бы гениальным ни было предложение, просто не будет услышан в общем гуле. Поэтому я и затеял всю эту возню с ВНО.
Я опёрся на подоконник и продолжил развивать свою мысль.
— К тому же я не желаю вечно зависеть от отца. Мне хочется, чтобы каждый, у кого есть голова на плечах и желание что-то изменить, мог выступить со своим докладом и быть услышанным. Я опросил людей в Звёздном, собрал подписи, подобрал нужные аргументы и пришёл со всем этим к начальству. Там мою инициативу сочли интересной и полезной, поэтому и одобрили. Время сейчас такое, стране нужны свежие мысли.
Я не лукавил. Отец после истории с «Союзом-1» и последовавшими разборками стал слишком занят, погружён в свои проблемы и интриги. А после аварии на заводе во Флориде, о которой шептались все, но официально ничего не знали, все наши инженерные умы работали в авральном режиме. Каждый день был на счету, никто не хотел упустить ни минуты из подаренного судьбой времени. Ждать, что отец снова найдёт время и желание вникнуть в мои «прожекты», было наивно. Поэтому я решил действовать иначе.
Мне пришло в голову создать что-то вроде нашего качинского «кружка взаимопомощи», только на новый лад и с более серьёзными амбициями. В Военно-научном обществе (ВНО) мы планировали проводить настоящие, серьёзные конференции, где каждый слушатель или молодой специалист мог бы выступить с докладом. На фоне других докладчиков я мог бы спокойно, без лишнего внимания и подозрений, «подбрасывать» в общую копилку нужные мне идеи, маскируя их под собственные скромные изыскания.
И первый же блин вышел отнюдь не комом. Месяц назад прошла наша дебютная конференция Военно-научного общества. Я выступал последним. Стоял за трибуной в переполненном зале, под взглядами множества людей, и сжимал в руках доклад, который готовил несколько недель, тщательно подбирая каждую формулировку.
Начал я с того, что казалось очевидным, но почему-то до сих пор ускользало от внимания специалистов.
— Коллеги, — сказал я, — при проектировании лунной миссии мы упускаем из виду, пожалуй, самый коварный фактор — лунную пыль.
По залу прокатилась волна шёпота, некоторые переглянулись с недоумением.
Далее я стал подробно обосновывать, что процессы формирования лунного реголита аналогичны тем, что происходят в горнорудной промышленности на Земле.
— Отсутствие атмосферы и эрозии приводит к тому, что частицы пыли сохраняют острые, режущие кромки, — объяснял я, перелистывая страницы с расчётами. — По своей абразивности и потенциальной опасности для дыхательной системы лунная пыль сопоставима с наиболее вредными видами промышленной пыли.
С каждым моим словом я видел, что всецело завладел вниманием аудитории. Некоторые начали кивать с важным видом, а кто-то даже пометки делал в блокнотах.
— Но это лишь первая опасность, — продолжал я. — Вторая, возможно, более коварная особенность — её «цепкость».
Здесь я перешёл к самой интересной части — электростатическому левитированию и принялся объяснять механизм фотоэмиссии. Дело в том, что под ультрафиолетовым излучением Солнца с поверхности пылинок выбиваются электроны и частицы приобретают положительный заряд.
— Расчёт показывает, — я продемонстрировал на доске выведенные формулы, — что возникающих электростатических сил достаточно для отрыва и левитации микрочастиц над поверхностью.
Когда я говорил об этом, в первом ряду шевельнулся пожилой академик, до этого казавшийся равнодушным. Я его не знал, но по тем взглядам, которые на него бросали, понял, что человек этот обладает определённым весом в научных кругах.
Мысленно я поблагодарил учёных из Института космических исследований в своей прошлой жизни. Их работы по моделированию распределения заряженной пыли в приповерхностном слое Луны здорово помогли мне.
Конечно, я не мог воспроизвести все их выкладки — не было под рукой тех вычислительных мощностей, да и подозрения вызвать не хотелось. Но основные зависимости — экспоненциальное убывание плотности пылевого облака с высотой в первые метры над поверхностью — представил вполне убедительно.
— Практическим подтверждением могут служить наземные астрономические наблюдения, — добавил я. — На границе лунного терминатора (1) — между днём и ночью — иногда наблюдаются оптические аномалии, которые можно интерпретировать как рассеяние света на взвешенных пылевых частицах.
Это была тонкая ложь. В 1967 году таких наблюдений ещё не публиковалось, они появятся позже. Но мне нужно было заложить основу для этих экспериментов уже сейчас.
К тому же когда я изучал эту тему в будущем, наткнулся на упоминания, что уже в шестидесятые годы некоторые астрономы высказывали предположения о возможности наблюдений за космической пылью. А это значит, что явление можно подтвердить экспериментально уже сейчас, имеющимися телескопами.
— Таким образом, — подвёл я итог, — мы должны ожидать, что любая поверхность — скафандры, оборудование, иллюминаторы — будет активно покрываться этим абразивным и, вероятно, токсичным материалом. Пыль будет проникать в механизмы, в жилые отсеки, в лёгкие космонавтов. И если она прилипнет, удалить её будет чрезвычайно сложно. И с этим нужно что-то делать, товарищи.
По правде говоря, даже в будущем не смогли полностью решить эту проблему. Но думать о защите от лунной пыли нужно уже сейчас. Особенно когда страна усиленно готовится отправить космонавтов на Луну.
Пока я не был уверен в оптимальном решении, но предложил рассмотреть самые простые варианты. Например, респираторные маски, салфетки для протирки визоров, бахилы для обуви скафандра.
Самый же радикальный способ, по моему мнению, мог заключаться в создании внешнего чехла — сдираемого или надеваемого поверх скафандра. Что-то очень тонкое и лёгкое, возможно, даже одноразовое, что можно было бы оставить на Луне, чтобы не тащить с собой обратно. Или можно такие защитные чехлы изготовить только на самые уязвимые части тела, на руки и ноги.
Когда я закончил, в зале зашумели, последовали аплодисменты. Кто-то из медиков, сидевших слева, оживлённо закивал.
Но что самое приятное, отличился на конференции не только я. Олег Воронов, к моему удивлению, предложил дельное, глубоко проработанное решение по той же Н-1. Что-то связанное с опасностью продольных колебаний.
О подобной проблеме я из своей прошлой жизни не помнил. Видимо, в той истории я с ней либо не столкнулся, либо её решили иначе. А вот Олег, скрупулёзно изучив всё, что было доступно, эту потенциальную угрозу разглядел и предложил свой вариант решения проблемы. Как позже рассказал Олег, с ним даже кто-то из ведущих специалистов беседовал. Выслушав сбивчивое объяснение Олега, он долго хмурился.
— А потом, — с гордостью делился Олег, — он коротко бросил: «Мыслите в правильном направлении, товарищ Воронов. Продолжайте».
В общем, первая же конференция наглядно показала, что этот метод донесения информации очень даже неплох и эффективен. Он снимал с меня часть подозрений в излишней прозорливости и открывал дорогу талантам других ребят.
Скоро должна была состояться вторая по счёту конференция нашего ВНО. И я как раз обдумывал, какую бы ещё «бомбочку» из будущего осторожно вытащить на свет божий. Нужно было что-то не слишком революционное, но важное. Что-то, что мог бы «нащупать» пытливый ум молодого инженера. Возможно, по системам управления или по скафандрам… Или, наоборот, что-то революционное и прогрессивное. Мысли на этот счёт у меня уже были, и я снова с головой погрузился в приятные хлопоты.
***
Москва.
Комплекс зданий на 1-й Останкинской улице.
ЕККП. 1967 год.
Керим Керимов сидел во главе длинного стола и внимательно слушал доклады. В кабинете, наполненном табачным дымом, царила деловая атмосфера. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь окно, выхватывал то одно сосредоточенное лицо, то другое. Шло очередное рабочее совещание в Едином Комитете по Космическим Программам.
Сейчас отчитывался Валентин Петрович Глушко. Он говорил о двигателях для Н-1, о трудностях и прорывах.
— По стендовым испытаниям отдельных блоков идём по графику, — его пальцы, лежавшие на папке с отчётом, слегка постукивали по ней в такт его словам. Он был серьёзен и собран, как всегда, когда речь заходила о деле его жизни. — К осени планируем выйти на комплексные испытания связки. Строительство новых стендов на объекте «В» близится к завершению. Вскоре можно будет приступить к огневым испытаниям полноценных модулей.
Следом выступили и другие представители смежных КБ и институтов. Они сообщили о прогрессе в создании систем управления, о трудностях с производством уникальных материалов, о проблемах кооперации между заводами. Доклады были сухими, насыщенными цифрами и техническими терминами, но за ними стоял титанический труд тысяч людей.
Керимов кивал с непроницаемым выражением лица, изредка задавал короткие уточняющие вопросы и делал пометки в лежащем перед ним журнале.
Василий Громов, сидевший по правую руку от Королёва, мысленно прокручивал в голове свои проблемы: вверенное ему направление буксовало, упираясь в хронический дефицит ресурсов.
Когда последний из докладчиков занял своё место, все замолчали. Слышались лишь редкие покашливания, скрип стульев и шелест переворачиваемых страниц. Керим Аббас-Алиевич отложил карандаш, причмокнул губами и посмотрел на собравшихся. Выражения лиц были разные, но в целом все спокойны и настроены на рабочий лад.
Что ж, то, что он собирался им рассказать, не на шутку встряхнёт их. Сцепив пальцы в замок, он заговорил:
— Благодарю вас за отчёты, товарищи. Картина, в общем-то, ясна. Работаем дальше, — последовала небольшая пауза, чтобы собраться с мыслями. — Но на повестке дня остался ещё один вопрос. Прежде чем приступить к его обсуждению, вам нужно сначала вникнуть в суть. Александр Арнольдович, прошу, — он сделал приглашающий жест рукой в его сторону.
Любопытные взгляды скрестились на Ершове, который неподвижно сидел, откинувшись на спинку стула. Он встал, прочистил горло и неспешно вышел на небольшое свободное пространство у стола.
— Товарищи, буду краток, — начал Ершов, намеренно понизив голос так, чтобы все присутствующие внимательно вслушивались в его слова, — в результате проведённой операции нами были добыты не только документация, но и образцы элементной базы американской лунной программы. Конкретно — микросхемы их бортового вычислительного комплекса Apollo Guidance Computer.
По кабинету пронёсся сдержанный шёпот. Ершов, не повышая голоса, продолжил.
— Эти образцы уже переправляются по нашим каналам и в скором времени будут здесь. Анализ показывает, что их использование позволит создать системы управления, превосходящие по характеристикам всё, что мы имеем на данный момент.
Поблагодарив Александра Арнольдовича кивком, Керимов обратился к притихшим подчинённым:
— Итак, вопрос принципиальный. Будем ли мы использовать американские микросхемы в наших приборах или продолжим работать исключительно на отечественной элементной базе?
И тут словно хлипкую плотину прорвало. Кабинет наполнился гулом голосов. Присутствующие мгновенно разделились на два лагеря. Одни горячо доказывали, что в жёсткой конкурентной гонке все методы хороши, и грех упускать такой шанс догнать американцев в электронике. Их оппоненты, среди которых были видные учёные и принципиальные партийные деятели, давили на морально-идеологическую сторону и на то, что советская наука обязана идти своим, самостоятельным путём.
— Это же прямое нарушение всех принципов технологической независимости! — горячился седовласый директор одного из НИИ, его лицо покраснело. — Мы должны опираться на собственные силы!
— А время? У нас нет времени на раскачку! — парировал другой, стуча костяшками пальцев по столу. — Пока мы будем доводить свои микросхемы до ума, они уже на Луне яблони посадят! Использование готовых решений даст нам драгоценные месяцы и сэкономит средства!
— Но это тупиковый путь! — вскочил с места ещё один инженер. — Мы станем технологически зависимыми!
В этой горячей полемике не принимали участия лишь трое: Керимов, невозмутимо наблюдавший за дискуссией, Ершов, вернувшийся на своё место, и с холодной полуулыбкой взиравший на кипящие страсти, и Сергей Павлович Королёв. Главный конструктор сидел, откинувшись на спинку стула, с задумчивым выражением лица. Взгляд его был устремлён в одну точку на столе, будто он взвешивал все «за» и «против» где-то глубоко внутри себя.
Наконец, Керимов, устав от выкриков, с силой стукнул ладонью по столу.
— Тихо! Так мы ни к чему не придём, товарищи, — он разочарованно покачал головой. — Предлагаю голосовать. Поднимите руки те, кто за использование американских микросхем в нашей работе.
Он обвёл собравшихся выжидающим взглядом. Но никто не спешил голосовать первым. И тут, ко всеобщему удивлению, первой поднялась рука Королёва. Василий Громов вздёрнул брови в полнейшем недоумении. Уж он-то был уверен, что друг будет против заимствований и тут такой поворот. Увидев это, Сергей Павлович медленно поднялся с места. В кабинете снова стало тихо.
— Поясню своё решение. Коллеги, предлагаю посмотреть на вопрос с практической стороны. По моим предварительным оценкам, использование этих систем управления позволит уменьшить массу каждого корабля на 25-50 килограмм. Цифры приблизительные и требуют более тщательных расчётов. Если у нас получится при помощи этих микросхем существенно облегчить вес и добиться более высокой живучести систем, то мне глубоко безразлично, каким образом они были добыты. У меня всё.
Он сел. А его слова заставили некоторых задуматься, но многие всё ещё колебались. Следующим, не поднимаясь с места, проголосовал Ершов.
— Хочу напомнить вам, товарищи, — со значением проговорил он, — что совсем недавно мы выловили на наших предприятиях заграничных шпионов и предателей. Кто из вас может гарантировать, что «Сатурн-5» появился на свет без использования наших, советских, наработок? Например, по двигателям? Кто готов поручиться, что пока уважаемые Валентин Петрович и Сергей Павлович… дискутировали о путях развития, — он едва заметно усмехнулся краешком губ, напоминая всем о былых конфликтах между двумя гениями, — конкуренты не умыкнули какие-то наши идеи и не доработали их, тем самым обогнав нас? Я вот поручиться не могу. А я, между прочим, владею всей информацией, касающейся этого вопроса.
— К тому же у нас уже имеются прецеденты… — весомо заметил Николай Петрович Каманин, проголосовавший третьим. — Обратную сторону Луны мы фотографировали на американскую плёнку, добытую из разведывательных зондов. Обрезали по формату — и в дело. Когда нужно решить стратегическую задачу, иногда приходится идти на компромиссы.
После его слов обсуждение было окончено. Вокруг зашушукались, и, наконец, руки стали подниматься одна за другой без прежних сомнений. Василий Громов неподвижно сидел, сцепив пальцы на столе, и упрямо поджимал губы. Он был одним из немногих, кто так и не поднял руку.
— Вот и славно, — подытожил Керимов, с удовлетворением отмечая про себя изменение в настроении собрания.
Но у него было предложение, которое устроило бы обе стороны. Для первых пусков можно использовать американскую элементную базу, обеспечивая необходимый запас по массе. Но и разработку отечественной электроники не забрасывать, чтобы не потерять технологическую независимость в будущем. А позже, когда уже слетаем на Луну, можно будет пойти уже третьим путём и разработать свои микросхемы на базе американских. Об этом он и сообщил своим подчинённым.
Это предложение встретили более благосклонно. И даже самые недовольные успокоились. Все, кроме Василия Игнатьевича. Он по-прежнему продолжал сидеть с сумрачным видом и смотрел прямо перед собой. Керим Аббас-Алиевич мысленно вздохнул.
«Вот упрямец! Ну что за порода…» — подумал он с некоторой досадой, но не без доли уважения.
Глядя на Громова, он вспомнил о другом документе, что принёс ему сегодня утром курьер из Звёздного городка.
«Яблочко от яблоньки,» — лёгкая, азартная улыбка тронула его губы.
— Василий Игнатьевич, — позвал он. В его голосе послышалась смешинка. Громов-старший вздрогнул от неожиданности и посмотрел на своего начальника из-под сведённых к переносице бровей. — Хватит вам хмуриться. А то от вашего вида даже у коров молоко скиснет. Лучше послушайте вот что…
Он открыл верхний ящик массивного стола и вынул оттуда несколько листов, скреплённых скрепкой. Громов-старший с нескрываемым любопытством взглянул на бумагу, но со своего места не смог разобрать текст. Керимов, наслаждаясь моментом, развернул документ и начал неторопливо зачитывать вслух, чётко выговаривая каждое слово:
«РАПОРТ
Председателю Единого Комитета по Космическим Программам (ЕККП), генерал-лейтенанту Керимову Кериму Аббас-Алиевичу от космонавта-стажёра ЦПК № 1, лейтенанта Громова Сергея Васильевича.»
Он прервался и взглянул на Громова-старшего поверх листов. Услышав первые строчки, Василий напрягся и слегка подался вперёд. Остальные же, зашептались и начали переглядываться. Всех однозначно заинтересовало содержание рапорта. Керимов, убедившись, что добился эффекта, на который рассчитывал, продолжил:
«По сути вопроса: Повышение эффективности лунной пилотируемой программы
Настоящим докладываю, что по результатам моих исследований эффективность и надёжность планируемой лунной пилотируемой программы могут быть значительно улучшены путём замены клёпаных и сварных конструкций обтекателей и сухих отсеков системы Н1-Л3 многослойными конструкциями из композиционных материалов. Эти конструкции при обеспечении того же уровня прочности и жёсткости могут иметь на десятки процентов меньшую массу, что позволит получить от десятков до сотен килограмм запаса массы на всех элементах комплекса Л3 даже без изменения конструкции ракеты Н1.
Конструктивные схемы вариантов таких конструкций, расчёты прочности и жёсткости, а также предлагаемые технологические схемы их производства, конструктивные схемы требуемого оборудования, а также оценки длительности и стоимости производства таких конструкций приведены в Приложении 1.
Расчёты показывают, что с внедрением предложенного типа конструкций существует реальная возможность доработки лунного экспедиционного комплекса с целью обеспечения высадки на поверхность Луны двух космонавтов вместо одного при одновременном повышении надёжности. Это позволит многократно увеличить объём научных исследований, безопасность экипажа и эффективность выполнения поставленных задач, а также поддержать международный авторитет страны в условиях, когда США планируют высадить на Луну также экипажи из двух космонавтов.
Я осознаю всю сложность поставленной задачи и её стратегическое значение для нашей страны. В связи с этим, готов взять на себя полную ответственность за реализацию предложенного мною проекта в части разработки технологии производства многослойных конструкций и оборудования для её практической реализации в течение одного года с начала работ при наличии необходимых оборудования, материалов и коллектива разработчиков, требования к которым приведены в Приложении 2.
Прошу Вас рассмотреть моё предложение и предоставить необходимую поддержку для дальнейшей проработки и внедрения данных решений.
Также прошу в случае успешной реализации поставленной задачи рассмотреть мою кандидатуру на включение в состав первого экипажа, высаживающегося на Луну для личного испытания разработанных решений, подобно тов. К. В. Феоктистову. Считаю, что мой вклад в разработку и знание особенностей системы позволят мне наилучшим образом выполнить эту историческую миссию.
Лейтенант Громов Сергей Васильевич 25 июля 1967 года.»
Пока зачитывался рапорт, в кабинете воцарилась абсолютная тишина, но теперь она была иного качества — изумлённой, почти неверующей.
Керимов читал ровно, без явной демонстрации эмоций, но в его голосе отчётливо слышались отголоски внутреннего веселья. Когда он дочитал до конца, кто-то из присутствующих поперхнулся и закашлялся. Предложение было революционное! Поэтому сложно было поверить в то, что молодой парень смог найти решение такого сложного вопроса.
Василий Громов окаменел. Он слушал, и на его лице быстро сменялись самые противоречивые чувства. Щёки его покрылись пунцовыми пятнами. Он одновременно испытывал приступ гордости за сына, за его смелость, граничащую с безрассудством, и яростное желание придушить его. Эта авантюрная самоуверенность сына восхищала и бесила его до дрожи.
Керимов положил рапорт на стол и внимательно посмотрел на Громова-старшего, без труда прочитав всю бурю эмоций на его выразительном лице. Взгляд его скользнул к Ершову. И тут он увидел нечто, что заставило его по-настоящему заинтересоваться. Бывший сотрудник КГБ, всегда такой холодный и невыразительный, смотрел на рапорт с широкой, совершенно несвойственной ему улыбкой.
А ещё он не демонстрировал ни капли удивления или тревоги. Только уверенность с налётом отеческой гордости. Керимов понял, Ершов знает о лейтенанте Громове нечто такое, чего не знает даже его собственный отец. И раз человек, чьё мнение о людях всегда было взвешенным и подкреплённым фактами, так уверен в успехе, значит, в этом дерзком рапорте есть рациональное зерно.
Азарт, чувство, которое Керимов давно в себе не испытывал, приятно защекотал нервы. Он снова посмотрел на взволнованного Василия Громова и принял окончательное решение.
— И знаешь что, Вася? Я, пожалуй, подумываю согласиться. Очень уж любопытно мне, что из всего этого получится.
Примечание (1):
Терминатор — линия, разделяющая освещённую и неосвещённую части поверхности.
Некоторые особенности терминатора:
Во время растущей Луны он указывает место восхода Солнца, а в период убывающей — захода.
Вблизи терминатора солнечные лучи падают под низким углом, что создаёт длинные тени и подчёркивает рельеф, делая кратеры, горы и другие геологические образования более заметными.
Линия терминатора постоянно изменяется по мере вращения Луны вокруг своей оси и её орбитального движения вокруг Земли.
От автора