Он считал себя юным гением, как, впрочем, и сотни других юношей, прошедших мастерскую Андреа дель Верроккьо и подававших в своё время неплохие надежды.
Его учитель отзывался о нём как о молодом таланте, сравнивая с учёными философами древней Греции, заложившими основы европейской мысли, - тогда наука и философия были неразделимы.
Впрочем, такое сравнение доставалось не только ему одному.
Уже в двадцать лет его приняли в гильдию Святого Луки (гильдию художников) тем самым обеспечив общественное признание его мастерства. Флоренция заговорила о молодом гении и юном мастере. Однако, слухи мимолётны и бесплотны. Их не намажешь на хлеб, не съешь и ими не будешь сыт. Прошло всего несколько лет как Леонардо ди сер Пьеро да Винчи отправился в самостоятельное плавание покинув мастерскую своего учителя и наставника Андреа дель Верроккьо. И вот в его дверь впервые постучались кредиторы. Их грозный сток с каждым месяцем становился всё громче и увереннее. Они хотели лишь одного - денег, которые задолжал им молодой художники. Его долги со временем только росли. Это было как сползающий с горы снежный ком во время движения захватывающий всё новые пласты снега, вовлекая в движение уже их и довольно быстро превращаясь в снежную лавину таких размеров, остановить которую не под силу уже никому. Словно трясина, затягивающая неосторожного путника всё глубже и глубже, стоит ему лишь сделать один неосторожный шаг, провалиться в неё и немного промедлить, упустив шанс выбраться при должном усилии пока то было ещё возможно.
Так бывает, когда одно цепляется за другое, а то за третье и вот ты стоишь перед лицом неодолимой силы в лице представителей банкирских домов Барди и Перуции, а также посланников-францисканцев из монте-ди-пьета где уже во второй раз была заложена его скромная мастерская, а где-то там за дверью ждут, поигрывая короткими дубинками обшитыми коровьей кожей, ростовщики-евреи у которых он, к своему позору и вечной неосмотрительности, тоже занял.
Спасти от этой орды могло лишь чудо или сама рука судьбы, как говорили те самые греческие философы.
И чудо произошло!
Дождливым вечером лета 1475-го года, на западной окраине Флоренции, где располагалась небольшая мастерская молодого мастера Леонардо да Винчи раздался стук в дверь заставивший хозяина мастерской вздрогнуть и нахмуриться.
-Che accidente! (Какой несчастный случай! Аналог выражения «Чёрт побери!») -экспрессивно воскликнул мастер, не делая попытки хоть как-то приглушить голос. - С тех пор, как господин Томмазо Альбицини дал мне месяц, прошла едва ли неделя! Вас здесь не должно быть. Слишком рано!
Капли дождя шуршали по крыше не переставая. Стемнело ещё не окончательно, но плотные тучи, окружившие город, создавали впечатление позднего вечера. На столе горели две свечи позволяя Леонардо в очередной раз перечитать последнее письмо от своего отца, Пьеро да Винчи. Полученное ещё три дня назад оно до сих пор лежало на столе и в этот момент, размышляя над тем что ему делать дальше, мастер снова и снова скользил глазами по скупым ровным строчкам написанным твёрдой отцовской рукой читая их в неровном свете свечей.
Пьер да Винчи, юрист и уважаемый нотариус, писал своему незаконнорождённому, но признанному им сыну что полностью разочаровался в нём и более не станет присылать денег на его эфемерные «проекты» или, как он их называл, «эскапады». Если к двадцати, с лишним, годам его сын не научился зарабатывать сам, то он более не желает знать такого сына и жалеет о своём решении отдать его когда-то в обучение мастеру Верроккьо. Как видно ничего путного из обучения не вышло. Отныне ты, мой сын, сам по себе и выкручивайся в дальнейшем самостоятельно. Больше я не пришлю тебе и одного пикколи.
-Che accidente,- повторил Леонардо, но уже тише и обращаясь не только к стоящему за дверью незнакомцу сколько к своему отцу или, скорее, к самому себе.
Стук в дверь повторился. Тот, кто проделал столь долгий путь к его мастерской, расположенной на самой окраине, вдобавок по такой плохой погоде, не собирался уходить просто так.
Леонардо поднялся из-за стола поколебав движением свет свечей отчего язычки огня искажались и дёргались в потоках воздуха. Отбрасываемые ими тени также синхронно заплясали на стенах и потолке накладываясь одна на другую. Выпущенное из рук отцовское письмо упало на проект конного памятника. Сам всадник на рисунке изображён довольно схематично, с овалом вместо лица, но зато животное под ним буквально дышало жизнью и необузданной мощью. Напрягшиеся под кожей мышцы, сухожилия, каждая жилка – всё идеально, анатомически безупречно. Прекрасное, в своём правдоподобии, изображение лошади – результат того что почти полгода Леонардо по несколько раз в неделю наведывался на бойню, где изучал скелеты крупных животных, в первую очередь лошадей, рассматривая и зарисовывая для себя как мышцы крепятся к костям, как работают суставы и так далее. Эти усилия позволили ему создавать чрезвычайно реалистичные изображения и скульптуры. Неимоверно жаль, что церковь запрещает вскрывать тела мёртвых людей чтобы художники, скульпторы и механики могли также подробно изучить строение человеческого тела.
Очередной град ударов, обрушившийся на дверь, заставил его поторопиться.
-Мадонна миа! Он точно сломает мне дверь если продолжит так колотить в неё, -пробормотал себе под нос Леонардо зажигая лампу-фонарь от горящей на столе свечи.
Подойдя к двери и уже положив руку на засов, Леонардо громко спросил: -Кто там? Что вам надо? Если вас послал Альбицини то у меня с вашим господином договорённость об отсрочке выплаты до середины следующего месяца!
Он прислушался, ожидая ответа. Рука сама собой переместилась с засова на висевшую рядом с дверью дубинку. Всё же окраины, где поселился молодой мастер, не могли похвастаться спокойствием на улицах, особенно в ночное время. Организуя здесь мастерскую, Леонардо планировал вскоре переехать в респектабельные кварталы центра Флоренции, но не сложилось.
С улицы послышалось: -Откройте, мессер! Я принёс вам письмо от моего господина и заверяю вас, что мой господин не имеет никакого отношения к уважаемому Томмазо Альбицини.
Неужели заказчик? Хороший, богатый заказ сейчас мог бы нет, не спасти Леонардо, но позволить ему продержаться на плаву ещё какое-то время расплатившись с самыми жадными кредиторами. Лицо мастера посветлело, а руки сами отодвинули засов распахивая тяжёлую дубовую дверь.
Дождь и ветер снаружи с утроенной силой ворвались в помещение заставив лампу-фонарь в руках качнуться, а пламя свечи внутри него заметаться и задрожать. Тёмная, закутанная в плащ фигура в дверном проёме шагнула внутрь, слегка наклонив голову чтобы не удариться о верхний край дверного проёма.
Первым делом незнакомец снял шляпу с широких полей которой на пол пролилась добрая пригоршня воды. Неровный свет фонаря высветил узкое лицо с короткими усиками и бородкой подстриженными так, как их часто стригли наёмники. Распахнувшийся плащ позволил увидеть на поясе у незнакомца меч в простых, утилитарных, без каких-либо украшений, ножнах. Холодные, внимательные глаза пристально смотрели на Леонардо.
Он вновь испытал приступ внезапного страха. Пусть гость сказал, что его послал не Томмазо, но что, если он соврал? Или же он мог быть наёмником, нанятым уставшими от ожидания ростовщиками.
-Кто вы? Кто вас послал? -резко спросил Леонардо.
-Позвольте представиться, -скупая улыбка пробежала по губам гостям и тут же бесследно пропала, -Моё имя: Джан Батиста делла Вольпе. Я принёс вам письмо.
Письмо? Какое ещё письмо?
Джан Батиста не спешил, явно ожидая пока его пригласят внутрь. Разговаривать на пороге, под завывания разошедшегося дождя и при открытой двери было бы не слишком удобно.
-Проходите, -решил Леонардо.
Старая дубовая дверь захлопнулась, разом отрезая уличную сырость. Оглушающий грохот дождя превратился в относительно громкий перестук по крыше, впрочем, не мешающий вести беседу.
Джан Батиста снял плащ, под ним он оказался облачён в странный тёмный кафтан скроенный по незнакомой, непривычной моде. На поясе у него, как ранее заметил Леонардо, висел меч, а на противоположенном бедре что-то вроде длинного кинжала в необычных кожаных ножнах. Грудь гостя крест на крест пересекали ремни из тёмной, практически чёрной, маслянисто выглядевшей кожи что смотрелось весьма эффектно, пусть и крайне необычно.
Сдержав рвущиеся из горла вопросы, Леонардо повёл нежданного посетителя вглубь мастерской, к единственному, не заваленному чертежами столу. К тому, где горели свечи и за которым он сам недавно читал письмо от отца.
Мастерская располагалась в старом двухэтажном амбаре, причём пол между этажами был убран так как Леонардо требовался простор. Слабый свет фонаря не доставал до потолка, но порой скользил по незаконченным скульптурам - они, словно призраки, выступали из темноты и пропадали в ней по мере их недолгого продвижения. Конечно, чтобы достойно осветить зал такой величины требовалось много больше свечей, по крайней мере несколько десятков, но мастер, последнее время, по понятным причинам, экономил.
Вот дёргающийся свет ручной лампы-фонаря выхватил свисающий откуда-то сверху макет то ли ангела господня, то ли простого человека с крыльями за спиной. Фигура человека сделана поверхностно, основное внимание уделено огромным, вдвое больше его роста, крыльям хитрым образом, закреплённым у него за спиной и прикреплённым к рукам манекена. Судя по сложной конструкции, крылья могли сгибаться и разгибаться в нескольких местах и похоже автор сего творения больше сосредотачивался как раз на механизмах работы крыла. Как будто мастер и правда вздумал летать подобно птахам божьим и напряжённо размышлял над возможностью полёта, стремясь перенести её с птиц на людей.
Бросив короткий взгляд на крылатого человека, подвешенного к потолку, гость улыбнулся, но пока они не подошли к столу и Леонардо не подал Джану Баттисте второй стул, он не произнёс ни слова.
Леонардо принял решение молчать, вынуждая гостя заговорить первым, но его выдержки хватило буквально на несколько секунд, после чего она рассыпалась подобно замку из пересохшего песка.
-Вы сказали, что у вас письмо. От кого оно?
На сей раз Джан Батиста не стал пытаться напустить тумана, ответив сразу: -Сиё письмо написал лично своей рукой мой государь, Иван Васильевич, царь всей Руси.
Это было совсем не то, чего ожидал Леонардо. Русь? Далёкая северная страна? Он почти ничего не знал о ней. Кажется, она почти такая же дикая как дикое поле, которое её окружает и откуда то и дело приходят в набеги степные варвары. Оттуда вроде бы везут великолепные меха, мёд, золото и прочие варварские товары. Их варварские князья одеваются в шкуры, пьют мёд из золотых чаш и спят на печи. Говорят будто по улицам русских городов свободно ходят медведи и горожане не боятся их потому как сами дики, свирепы, волосаты и даже внешне похожи на разгуливающих по улицам их городов ужасных зверей.
Что могло связывать его с этим диким краем?
-Вот письмо, возьмите его, -Джан Батиста протянул запечатанный воском конверт из плотной серой бумаги. Оттиск печати призванный удостоверить что письмо внутри не было подменено или прочитано кем-либо кроме адресата напоминал двухголовую птицу, державшую в лапах шар с крестом и скипетр. Каждая из голов смотрела в противоположенные стороны и была увенчана собственной короной, а над ними, словно подчиняя их и направляя, возвышалась третья корона. Необычный герб.
Сломав печать, Леонардо достал из плотного конверта листы необычно белой и тонкой бумаги, но сейчас его интересовала не бумага, а то, что на ней написано.
Руки неизвестного ему русского царя были тверды выписывая текст на беглой, но грамотной латыни. И начинался текст письма не с перечисления пышных титулов и не с самовосхвалений коими у власть предержащих принято начинать любое обращение к нижестоящим, а с цитаты.
Тот, кто предаётся практике без науки, подобен кормчему, вступающему на корабль без руля или компаса
Молодого мастера бросило в пот, а по спине побежали мурашки. Ведь это была та самая фраза, слово в слово, которую он бросил в лицо своему учителю Андреа дель Верроккьо в их последнем споре полгода назад. Бросил скоропалительно, в присутствии других его учеников, тем самым намертво лишая себя возможности забрать свои слова назад, примириться и принять помощь бывшего учителя. Впрочем, юный мастер не отказался бы от этих слов даже сейчас, зная, что они приведут его в долговую яму без надежды выбраться из неё.
Леонардо был гордецом. Он осознавал этот свой порок, но отказаться от него было выше его сил. Признать собственную неправоту, тогда как на самом деле ты прав. Смириться перед авторитетом, а не перед доказательствами. По чужой воле отказаться от своей мечты? Нет, тысячу раз нет!
Но откуда царь далёкой северной страны мог знать сказанное им слово в слово? Невозможно! Или всё происходящее гигантская мистификация? Искусный и подлый обман? Но зачем?
Немного успокоившись, Леонардо впился глазами в письмо справедливо полагая что только в нём сможет найти ответы если не на все, то на многие свои вопросы.
По крыше продолжал барабанить дождь. За столом, напротив него, сидел незнакомый человек свободно расположившись на старом, потрескивающем под его весом стуле. Но ничего из этого не беспокоило молодого мастера. Он полностью увлечён чтением письма, написанного русским царём.
О, это было со всех сторон необычное письмо.
После точной цитаты его собственных слов брошенных Леонардо в лицо своему бывшему учителю и послуживших причиной глубокой размолвки между ними вынудившей его покинуть мастерскою Верроккьо и попытаться основать собственную шло краткое, но весьма исчерпывающее описание человеческой кровеносной системы. Далее следовали рисунки, наглядно показывающие направление потока крови, раскрывающие функции сердца и работу клапанов – тему, которой сам Леонардо уделял много внимания.
Увы, церковный запрет не позволял вскрывать тела умерших людей и многие свои изыскания Леонардо, как и прочие пытливые медики, скульпторы, живописцы и механики заинтересованные в изучении внутреннего устройства человеческого тела - величайшего из божьих творений, вынуждены были проводить тайно, под постоянным страхом поимки и крупного штрафа, а может быть суровой епитимии или даже казни.
В скупых строках пояснений к сделанным им рисункам русский царь с невозможной уверенностью доказывал, что кровь не производится в печени и не потребляется органами как считало итальянское медицинское сообщество середины пятнадцатого века. Вместо этого он описывал циркуляцию крови по замкнутой системе, где насосом и движителем выступает сердечная мышца. Северный царь писал, что мужская эрекция вызывается притоком крови, а не воздуха, как учил Леонардо его бывший учитель Андреа дель Верроккьо.
Самое удивительное то, что юный мастер много размышлял на эти темы и самостоятельно пришёл к подобным выводам, но в гораздо более смутой, неоформленной, наполовину интуитивной форме. Тогда как точности формулировок в письме мог бы позавидовать даже острейший из клинков способный разрубить падающий на него волос. Рисунки и наброски, сделанные царём, выдавали в нём великого мастера и опытного механика. Ни единой лишней или даже неровной линии. Точность, доведённая до автоматизма. Красота заключённая в простоте. Совершенство.
Но письмо не ограничивалось одним только описанием механизма работы кровеносной системы. Дальше следовали чертежи удивительных механизмов движимых, Леонардо не мог в это поверить, силой пара или ещё более удивительной силой, которую автор письма называл электричеством.
Перед молодым мастером как будто распахнули дверь в неведомое. Ту самую дверь, в которую он стучался и пытался открыть с начала сознательной жизни. За одну возможность заглянуть в замочную скважину этой двери многие учёные бы, не задумываясь, отдали правую руку. И эту дверь перед Леонардо обещал раскрыть варварский царь далёкой серверной страны. Как такое было возможно? Невероятно! Но единственным доказательством служит письмо в руках задумавшегося юноши. Удивительное письмо.
-Кто это написал? – спросил Леонардо.
-Мой государь, - повторил Джан Батиста, не изменившись лицом и никак не показав недовольства из-за того, что приходится снова и снова отвечать на один и тот же вопрос, -Иоан третий Васильевич - великий князь московский. Господарь всея Руси.
-Кто он такой?
-Величайший из людей, -с убеждённостью истово верующего ответил Джан Батиста. -Многие считают его божьим посланником или даже одним из ангелов принявшим человеческий облик и сошедшем на землю. Он знает и умеет то, что не знает и не умеет более никто. Даже будущее частично открыто мою государю.
Мастер автоматически возразил: -Никто не может знать будущего.
-Действительно ли так, мессер Леонардо? -улыбнулся Джан Батиста. -Действительно ли так?
Ничего не ответив, молодой мастер вернулся к чтению загадочного письма. Заканчивалось оно словами:
Мессер Леонардо, знание, которое вы ищете и будете искать всю жизнь, лежит за горизонтом вашего мира. Я построил мастерские, где металл покоряется воле разума, и обсерватории, где звёзды становятся ближе. В моих лабораториях нашли способ заменить плоть металлом, а металл срастить с плотью.
Ваш гений томится в клетке условностей и заблуждений, подкреплённых авторитетом мёртвых учёных.
Я обещаю вам ключ от этой клетки. Обещаю открыть знания, которых вы не найдёте больше нигде.
Если согласны, мой посланник, Джан Батиста делла Вольпе, обеспечит всё остальное. Решайте быстро. Будущее не ждёт. Оно наступает — с нами или без нас.
Леонардо хрипло спросил: -Зачем простой итальянский художник и недоучившийся механик понадобился русскому царю?
-Мой господарь полагает ваш талант критически недооценённым. Он видит за вами большое будущее.
-Он правда может видеть будущее? -поинтересовался Леонардо.
-Да, -просто, но уверенно ответил Джан Батиста. -Его предсказания сбываются. Всегда сбываются. Вы сами убедитесь в этом, мессер, если решитесь последовать за мной.
-Бросить всё? Уехать на чужбину?
-Разве вас здесь что-то держит?
-Se Dio vuole... (если бог захочет), -Леонардо вздохнул. -La volontà di Dio è misteriosa (воля божья непостижима).
Он ещё не мог решиться. Слишком необычное предложение и слишком резкое, буквальным образом переворачивающее его жизнь с ног на голову.
-Dio lo vuole! (так хочет бог!) – парировал Джан Батиста процитировав девиз воинов-крестоносцев. В его голосе звучало искреннее убеждение в том, что непостижимая божья воля, хотя бы в такой малости, но может быть полностью известна ему. Впрочем, если он серьёзно называл русского царя божьим посланником или даже его ангелом, то он и правда мог так думать.
-Решайте сейчас, -поторопил Джан Батиста.
Взгляд Леонардо пробежался по его мастерской, тонущей в темноте, но он слишком хорошо знал, что и где в ней находится. Разум и память дорисовывали невидимые глазом детали. В дальнем углу, накрытый холстиной, незаконченный памятник Фердинанду Первому, правителю Арагона. Увы, но заказчики отказались оплачивать работу из-за того, что он несколько вольно обошёлся с их требованиями. Дальше стоит проект механической лошади. Разумеется незаконченный. С помощью металла, дерева и корабельных канатов Леонардо сумел изготовить точную копию лошадиного скелета с движущимися суставами, но не нашёл того, что могло бы двигать и управлять свитыми из тонких канатов искусственными мышцами. Мастер пытался решить задачу с помощью гидравлики, но пока даже не приблизился к созданию рабочего прототипа. Быть может тот удивительный движитель, что русский царь назвал паровым двигателем сможет ему помочь?
Взгляд сам собой упал на макет крылатого человека. Изначально Леонардо планировал чтобы пилот управлял крылом с помощью своих рук, также как птица правит крылом, но несколько неудачных экспериментов поколебали его уверенность в правильности изначального подхода.
Как можно бросить все плоды его труда, все разработки, даже незаконченные или неудачные?
Взгляд Леонардо вернулся к письму, которое он продолжал держать у себя в руках. Машинально перевернув последний лист, он увидел то, чего не замечал прежде – лёгкий, едва заметный рисунок человека, парящего на странном треугольном крыле и изображённые вокруг него потоки воздуха, как если бы это были водяные потоки.
Дождь наконец прекратился и ритмичный стук по крыше практически стих. Только отдельные крупные капли ещё падали вызывая глухие удары и шорох потрескавшейся черепицы.
Флоренция – великолепная Флоренция! Город, сотканный из контрастов. Море красных черепичных крыш, тянется вдоль изгиба реки Арно. Лабиринт узких, тесных улиц. Массивные дома-крепости состоятельных родов подпирают небо зубцами башен. Это город-мастерская, город-банкир, город-проповедник. И наконец – город, который он перерос.
-Я готов, -ответил Леонардо. -Когда отправляемся?
-Сколько вам потребуется времени чтобы собраться? -задал вопрос Джан Батиста.
Леонардо вытащил из-под бумаг старый кожаный ранец. Вместе с ним он, годы назад, поступал в мастерскую Верроккьо. Ранец, который когда-то давно подарил его отец. Внутрь отправилась кипа чистых бумажных листов, набор карандашей и мелков для рисования на поверхности камня. Малый походный набор инструментов скульптора, а также кисти и краски. Чуть позже к ним присоединились линейка и циркуль. И, разумеется, написанное русским царём письмо.
Мастер повторил: -Я готов.
Больше ему ничего было не нужно. Все знания, которые имели значение, ждали его на севере. В стране, где правил человек знавший о мире больше, чем, возможно, сам Господь.
И Леонардо горел желанием понять кто он такой на самом деле?
-Тогда не будем терять времени, -подвёл итог Джан Батиста. -Выступаем не откладывая, прямо сейчас.
Леонардо накинул походный плащ. Джан Батиста облачился в свой и закрыл голову шляпой.
Дверь распахнулась в ночь. Из открытого проёма оглушительно пахнуло травой, землёй, мокрой черепицей и почему-то дымом. Выглянув, Леонардо заметил толпу людей с факелами, торопливо идущих вниз по улице, по направлению к его жилищу.
-Ваши знакомые? -поинтересовался Джан Батиста.
-Не те знакомые, с которыми я хотел бы разводить долгие прощания, -ответил Леонардо. Не стоило приглядываться слишком внимательно, чтобы различить в свете факелов традиционные одеяния еврейских ростовщиков чьё терпение, по-видимому, окончательно лопнуло именно сегодня.
-Отсюда есть другой путь?
-Да, за мной! – поторопил Леонардо шагая в ночную темноту. -Попытаемся отвязаться от них в нижнем городе. В конце концов это ведь просто ростовщики. Они обнаружат пустую мастерскую и быть может даже не погонятся за нами дальше.
-Простые ростовщики? -переспросил Джан Батиста. -Может быть и так, но не слишком рассчитывайте на это.
-Кто это может быть ещё? -удивился Леонардо.
-Ваша персона могла заинтересовать многих… -туманно отозвался Джан Батиста. -Мой государь предупреждал меня о том, что могут возникнуть проблемы.
За разговором они оба торопливо петляли между старых, частично разрушенных, домов. Выглянувшая из-за начавших расходиться туч луна сильно облегчила беглецам их задачу. Но кроме того она помогла и преследователем заметить их. Раздавшиеся сзади крики подтверждали намерение ростовщиков или кем были преследовавшие их люди, загнать и поймать ускользнувшую из-под самого носа добычу – двух человек в закрытых плащах спешащих, уже почти бегущих, по улицам нижнего города, где обычно селились одни бедняки.