Линейка закончилась. Солнце ласково согревало, даря всем весёлый настрой в предвкушении долгожданного лета. Вокруг гомонила толпа выпускников – смех, объятия, неловкие прощания и обещания встретиться. Весь класс, словно по давно утвержденному ритуалу, потянулся к причалу, где их уже ждал прогулочный теплоход. Дмитрий не пошел со всеми. Он стоял чуть в стороне, будто наблюдатель, а не участник этого праздника. Для него последний звонок прозвенел не сегодня, а гораздо раньше.
Весь этот год, каждый вечер после уроков, его путь лежал не домой к учебникам, а к тихим стенам церкви. Прошлым летом, когда другие беззаботно проводили дни, Дмитрий зачитывался книгами о подвижниках-исихастах. Он погружался в их опыт, пытаясь постичь глубины Иисусовой молитвы. Сначала это было просто любопытство, но вскоре стало чем-то большим. Он начал скрупулёзно анализировать свою жизнь, события, закономерности, и ощущал, как что-то внутри меняется, очищается, становится светлее. Порой, среди ночи, Дмитрий просыпался, чувствуя необъяснимую потребность молиться. Слова: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя» текли сами собой, принося ни с чем не сравнимое духовное наслаждение...
Раньше он ходил в церковь бездумно, по привычке, без особого осмысления. Теперь же, когда он стоял на службе, его взгляд устремлялся к образу Спасителя – прямо в глаза, без тени сомнения. Он концентрировался на нём, и мир вокруг расплывался, теряя очертания. Ощущение времени исчезало, а в уме, отгоняя все посторонние мысли, звучала неустанная молитва. Школа, оценки, одноклассники – всё это отходило на дальний план, становилось чем-то далёким и незначительным. Его влекла только бездонная глубина единения с высшими силами.
Удивительно, но это увлечение не мешало учебе. Более того, казалось, что всё складывалось само собой, словно по велению невидимой силы: и оценки были вполне достойными, и билеты на выпускных экзаменах выпадали удачные. Дмитрий знал: сила молитвы работала.
Одноклассники не понимали его. Сначала они пытались подшучивать, подначивать, но, чувствуя его полную отрешённость от материальных интересов, от их бесконечных разговоров о вещах, вечеринках и планах на лето, просто оставили в покое. Он стал для них чем-то вроде странного, но безобидного феномена.
Прошлым летом и зимой, на каникулах, Дмитрий даже жил в монастыре, погружаясь в монашеский быт и уклад. Там он познакомился и подружился с Сергеем, проходящим практику студентом духовного училища. С ним можно было общаться и о высоком, и о житейском, он был на пять лет старше и обладал уже жизненным опытом, отслужив срочную службу в разведроте. Сейчас он готовился стать священником, изучая священные книги и церковные уставы. Сергей заметил, что у Дмитрия неплохой слух и голос, и устроил его осенью петь в храме, где сам проходил практику. Дмитрий с головой погрузился в изучение церковного устава и техник пения, в чём весьма преуспел. Пение стало ещё одним способом выражения его внутренней жизни, подобием медитации.
Вот теперь школа была позади. На выпускной, который гудел где-то в городе, Дмитрий не пошел. Он выбрал вечернюю службу. В этот момент, стоя наедине со своими мыслями, он чувствовал, что его настоящий путь только начинается.
...Дмитрий пришел раньше всех. Храм ещё дышал вечерней прохладой, пах ладаном и старым деревом. Привычным движением он достал из шкафа и открыл богослужебные книги, положил их на аналой, затем присел на скамеечку на клиросе, ожидая начала службы. Дежурный пономарь Олег, вечно улыбающийся и немного странный, уже зажигал последние лампадки, их огоньки мягко вспыхивали в полумраке. Вот-вот должен был прийти священник, чтобы начать всенощное бдение.
В тишине раздался легкий скрип деревянных половиц, а за ним – знакомый, отчётливый стук каблучков. Дмитрий сразу, ещё до того, как силуэт появился из-за перегородки, по звуку шагов определил, кто идёт. Сердце, против его воли, взволнованно забилось, ускорив свой привычный, размеренный ритм.
В следующем мгновении она появилась. Длинная узкая черная юбка мягко облегала невысокую, стройную фигурку. Скромный платок не скрывал лица, на котором сияли веселые зелёные глаза, а из-под него выбивалась и лежала на спине длинная до пояса толстая русая коса. Звонкий, непринужденный смех, услышанный им еще до того, как она вошла на клирос, вызвал у Дмитрия неконтролируемую, счастливую улыбку.
Это была Алёна, студентка последнего курса духовного училища, на несколько лет старше его. Для Дмитрия она была идеалом красоты и привлекательности, воплощением какой-то земной, но при этом светлой гармонии. Он испытывал почти религиозный трепет, когда она просто стояла рядом, когда её голос сливался с его в церковном пении, когда она непринужденно говорила или смеялась.
От природы стеснительный, Дмитрий даже не позволял себе мечтать о ней, гнал эти мысли как нечто недостойное его призвания. Но он всегда, каждый раз, ждал ее прихода, как глоток воды в пустыне. Если её не было на службе, он чувствовал внутреннее расстройство, которое старался подавить, боясь даже себе в этом признаться. Он тут же отметал эти мысли как искушение, как преграду на его духовном пути.
"Ничего, скоро я уеду учиться в семинарию, – убеждал он себя, – и некогда будет отвлекаться на земные вещи". А потом, возможно, и вовсе в монастырь. Родители были категорически против этой идеи, но втайне Дмитрий лелеял мечты о духовных подвигах, о полном отречении от мира, чтобы всецело посвятить себя Богу. В такие моменты, глядя на Алёну, он чувствовал, как эти два начала — земное и небесное — беспощадно сталкиваются в его юном, ищущем сердце.
Наконец скрипнула дверь ризницы, и в храм вышел священник – отец Андрей, мужчина средних лет с добрыми, проницательными глазами. Он подал возглас, и служба началась. Дмитрий, погруженный в привычный ритм, начал читать предначинательный псалом, его голос звучал чисто и ровно, наполняя пространство храма.
В этот момент, когда слова псалма уже полились, раздалась лихорадочная дробь каблуков. В последнюю секунду, буквально влетев на клирос, появилась Марина – сопрано, молодая женщина, чей муж работал водителем троллейбуса. Симпатичная, она, на взгляд Дмитрия, была слишком суетливой и ветреной. Едва отдышавшись, Марина тут же начала что-то рассказывать Алёне, её слова сыпались без умолку, а сама она то и дело отвлекалась на что-то вокруг. Это немного раздражало Дмитрия, нарушая его сосредоточенность, но при этом ему нравилось слышать голос и смех Алёны. Поэтому он снисходительно относился к этой женской болтовне, продолжая читать богослужебные тексты, пока они разговаривали. Так продолжалось уже полгода, что, к слову, способствовало быстрому развитию его навыков чтения на церковнославянском языке.
Время на службе для Дмитрия текло по-особому – быстро и незаметно, когда он был поглощён молитвой и пением. Незаметно заканчивалась служба, и прихожане начинали расходиться по домам. Церковнослужители перекусили в трапезной и, поблагодарив повариху тоже двинулись по домам. Алёна снимала квартиру неподалеку от храма, и когда служба заканчивалась затемно, Дмитрий и Сергей иногда провожали её до квартала. По дороге они непринуждённо шутили и смеялись, рассказывая забавные случаи из церковной практики и учёбы, заряжаясь хорошим настроением.
Потом, идя домой в одиночестве, Дмитрий ещё некоторое время оставался под действием очарования от её присутствия, от её смеха, от ощущения её близости. Но привычные будни, мысли о предстоящих делах, о будущем, которое манит и пугает одновременно, скоро уносили его прочь от этого мимолётного, обволакивающего чувства. Он возвращался к себе, к своему внутреннему миру, к духовной практике, которая давала ему опору в этом мире земных привязанностей.
...Приехав домой, Дмитрий открыл дверь привычным, почти бесшумным движением. Его тут же встретила мать, Светлана Михайловна, невысокая женщина с усталыми и заботливыми глазами. Она стояла в дверном проёме кухни, откуда доносились запахи недавнего ужина.
"Дима, вернулся? Иди ужинать, я борщ свежий сварила", – сказала она мягко, но в её голосе сквозила лёгкая, привычная тревога. Она всегда ждала его, беспокоилась, когда он задерживался в храме.
"Мам, я в церкви поел", – ответил Дмитрий, снимая кроссовки и ставя их аккуратно у порога. Он говорил искренне, без задней мысли о том, что это может задеть. В храме после службы часто оставались те, кто помогал, и небольшой ужин с батюшкой и хористами был обычным делом.
"Опять своей постной едой наелся?" – в её голосе послышалась легкая досада. Светлана Михайловна искренне не понимала, как можно добровольно отказываться от домашней еды. "Будешь только чай?"
"Да, мам, только чай, пожалуйста", – кивнул Дмитрий, проходя в свою комнату. Он чувствовал, как мать неодобрительно качает головой, но спорить не стал. Он привык.
Отец же... Отец жил отдельно, недавно они с матерью развелись... С сыном их общение сводилось к минимуму. Василий Иванович, преподаватель, а теперь декан местного вуза считал увлечение сына блажью, чудачеством, которое должно было пройти с возрастом. Он мечтал, чтобы Дмитрий пошёл по его стопам – получил "серьёзную" профессию, занялся учебой, поступил в университет. Церковь, молитвы, какие-то "исихазмы" – всё это было для него пустым звуком, пустой тратой времени, отвлекающей от реальной жизни. Он не скандалил, не запрещал, но его молчаливое неодобрение, его отстранённость были для Дмитрия тяжелее любых слов.
Дмитрий включил свет в своей маленькой комнате. На столе лежали аккуратные стопки книг – учебники, которые теперь уже были не нужны, и несколько потрёпанных томиков святых отцов. Этот вечер был началом чего-то нового, неопределённого, но для него, Дмитрия, это был не конец школьного этапа, а лишь следующий шаг на его собственном, выбранном им Пути.
Образ Алёны не отпускал. Он метался в сознании Дмитрия, то смеясь звонко, то отбрасывая прядь русых волос, то просто смотря этими зелёными, такими живыми глазами. Дмитрий чувствовал, как земное, обыденное, словно липкая паутина, пытается опутать его мысли, уводя от привычного внутреннего покоя. Чтобы отвлечься, он протянул руку к тумбочке, взял свой старый, потрепанный молитвослов.
Он открыл его наугад, или, быть может, по велению той самой невидимой силы, которой так доверял, и начал внимательно читать канон Пресвятой Богородице. Слова ложились на душу ровно, привычно, словно прохладный бальзам на разгорячённое сознание. Он вчитывался в каждое слово, стараясь не просто произносить, а впитывать его смысл, отпускать земную суету и погружаться в святость.
Это помогло. Медленно, но верно образ Алёны стал отступать, растворяясь в строках молитвы. Сердце, которое ещё недавно билось от воспоминаний, постепенно успокаивалось, возвращаясь к своему размеренному ритму. Он почувствовал, как напряжение уходит, а на смену ему приходит привычное умиротворение. Вскоре, утомленный долгим днём, насыщенным событиями, Дмитрий заснул с молитвословом в руках.
Но и во сне его путь продолжался. Он знал, что через несколько часов, когда весь дом будет спать глубоким сном, он проснётся на молитву – к своему ночному бдению, к своему "умному деланию", которое стало неотъемлемой частью его жизни. Ведь его Путь только начинался, и каждый день, каждая ночь были его продолжением.
От автора