Смешное обвинение. Меня хотят судить за убийство Гривина, которого я казнил за реальные преступления у всей деревни на глазах. Впрочем, происходящее явно часть какого-то плана — дознаватель слишком уверен в себе.
— Какое ещё убийство? — отчеканил я. — Гривин вместе с отрядом наёмников устроил засаду на дороге, пытаясь убить меня и моих спутников. И всё это — в результате преступного сговора между ним и старостой Рындиным.
Я достал из кармана два магофона: Макара и Савелия — и продемонстрировал их дознавателю.
— Вот, полюбуйтесь. Здесь вся их переписка, как они обсуждали мои перемещения и планировали «решить со мной вопрос».
За спиной одобрительно загудела толпа. Я обернулся и встретился глазами с Борисом, Федотом и Силантием. Парни смотрели с решимостью, готовые подтвердить мои слова.
— Да и свидетели у меня есть, — я кивнул в их сторону. — Эти трое были со мной, когда наёмники Гривина напали на нас. А уж про жителей деревни и говорить нечего — они все видели, как я допрашивал этих двоих и как те сознались в мошенничестве и сговоре.
— Истинно так! — выкрикнул кто-то из толпы, и его дружно поддержали остальные.
— Вот за это я их и казнил. Напомню, сам князь уполномочил меня вершить суд и расправу на своей земле.
Волков скривился, но быстро вернул на лицо маску презрительного превосходства.
— Забавно, — протянул он. — Вот только у меня тоже есть свидетель. Готовый присягнуть, что это вы заманили несчастного Гривина в Угрюмиху, чтобы лишить жизни и ограбить.
Толпа недовольно зароптала. Дознаватель обвёл всех колючим взглядом и продолжил:
— И этот свидетель своими глазами видел, что купец перед смертью был жестоко избит. В таком состоянии он мог подтвердить что угодно. А переписка в магофонах ничего не доказывает, — Лука язвительно ухмыльнулся. — Там ведь нет прямого «давай-ка убьём воеводу», не так ли?
Люди загалдели, выкрикивая возражения. Я поднял руку, призывая к тишине. Картина складывалась занятная. Во-первых, кто-то решил меня оболгать, да ещё и в сговоре с княжескими ищейками. Что ж, весьма опрометчивое решение с их стороны.
Во-вторых, всё это не походило на беспристрастное расследование. Ни мои доводы, ни готовые свидетельствовать селяне Волкова не интересовали. У него была цель — обвинить меня любой ценой. Действовал он, наверняка, по приказу, ведь сам я ему ничего не сделал.
— И какими же полномочиями вы обладаете, господин дознаватель?
Лука расплылся в довольной ухмылке, явно уверенный в своём превосходстве.
— О, у меня карт-бланш на расследование, боярин. Если установлю вашу вину, смогу на месте вынести приговор. А препятствие следствию лишь подтвердит, что вам есть что скрывать. И тогда… — он сделал многозначительную паузу.
Толпа встревоженно зашепталась. Селяне испуганно переглядывались, не зная, чего ждать. Я ощутил исходящую от драгун угрозу — большинство из них обладали магическими даром. Да и командир их с офицерскими погонами, мужчина лет сорока на сером жеребце, явно был не промах — от него так и веяло мощью Мастера. Против такого отряда у ополченцев Угрюмихи не было и шанса. В одиночку я бы смог унести ноги, но не одержать решительную победу.
— Так что мы начнём допрашивать ваших односельчан. По одному, — в голосе Волкова звучало неприкрытое торжество. — Уж я докопаюсь до истины, не сомневайтесь.
Вот только «истина» ему была не нужна. По глазам дознавателя я понял: он просто подгонит любые показания под нужный ему результат. И как бы я ни возражал, меня всё равно признают виновным.
— Я же, будучи обвиняемым, могу ознакомиться с материалами следствия? Понять, в чём конкретно меня обвиняют и на основании каких улик? А то, может, кто-то хочет меня бесчестно оболгать, — с иронией в голосе уточнил я.
Волков растянул губы в недоброй ухмылке.
— Конечно, боярин. У нас всё безупречно, комар носа не подточит. Но сначала, — он поднял палец, — извольте сдать оружие. Не годится обвиняемому разгуливать с глефой.
Действительно, выбегая из дома, я прихватил её с собой, ожидая, что придётся драться.
Демонстративно вздохнув, я положил руку на древко. Драгуны напряглись, готовые к сопротивлению. Вместо этого я просто крутанул оружие в руках, и глефа рассыпалась на части, превратившись в увесистый стальной шар и гладкое древко. Последнее я небрежно бросил под ноги дознавателю.
— Держите. А это… — я подбросил на ладони тускло поблёскивающий шар из Сумеречной стали, заметив, как жадно блеснули глаза Волкова при виде редкого металла, — пожалуй, придётся припрятать, чтобы не искушать слабых духом.
Неторопливо подойдя к колодцу, снял крышку и уронил шар в тёмную глубину. Тяжёлый всплеск эхом отозвался в каменном жерле. Щёлкнул на крышке массивный замок. Ключ отправился ко мне в карман.
— Теперь я безоружен, сударь. Продолжим?
Лука с трудом оторвал взгляд от колодца. Сжал челюсти так, что желваки заходили. Он повернулся к своим людям и скомандовал:
— Петров, Сидоренко, со мной. Остальные — остаётесь здесь, следите за порядком.
Мы направились в дом воеводы и вскоре расположились в гостиной. Я напряжённо следил, как Волков перебирает какие-то документы, пока не выудил из кучи несколько листов и не помахал ими в воздухе.
— Вот, полюбуйтесь. Весьма занятное чтиво.
Дознаватель разложил передо мной несколько исписанных убористым почерком листов. Я взял один из них и начал с интересом вчитываться. Это оказался донос, причём весьма «творческий»…
«Его Светлости, досточтимому князю Владимирскому,
от преданного слуги.
Спешу сообщить Вам тревожные вести о преступлениях, что происходят в дальнем уделе Вашем, деревне Угрюмиха. Новый воевода, боярин Прохор Платонов, оказался безжалостным преступником и головорезом.
Многочисленные деяния его возмутительны!
Вступив в должность, он сразу начал запугивать местных жителей, чтобы подчинить их своей беспощадной воле. На глазах всей деревни он размахивал оружием, едва не зарезав несчастного нашего кузнеца. И произошло это лишь потому, что уважаемый наш покойный староста осмелился подвергнуть сомнению навыки нового воеводы, жестокосердного, охочего до власти человека.
Странные вороны повсюду следят за селянами, особенно невинными девушками, а сам Платонов использует тёмную магию, чтобы держать людей в страхе. Жители не раз видели проявления чёрной его ворожбы, например, когда он в первую ночь в одиночку ни за что покалечил четверых наших искусных охотников, а также вздёрнул уважаемого нашего старосту Савелия Рындина и почтенного купца Макара Гривина. Бесспорно, это пробуждение его нечистого дара, которым он подавил восстание и силой покорил народ.
До его появления жили мы по чести и справедливости, каждый знал свой достаток и имел торговый интерес. А ныне что? Даже честное предложение принять в оплату за лошадей охотничьи трофеи он с презрением отверг, угрожая страшными карами. Будто мельничный жернов, перемалывает он своей гнусной властью всякую возможность честного заработка, не гнушаясь при этом шантажа и запугивания.
В лесах это паскудное отродье без меры истребляет зверьё и рубит деревья, разоряя княжеские угодья, присваивая себе природные сокровища, а позже быстрым обогащением развращает умы впечатлительных селян, заманивая их в свою разбойничью ватагу.
Правду говорю вам, собирает боярин свою дружину из отпетых головорезов. День и ночь обучает их военному делу, наращивая силы. А съездив на торги, привёз целые обозы припасов и дорогих товаров. Где же взял на них средства, ведь прибыл он в Угрюмиху без копейки за душой? Нажился на крови и разбое, истинно так.
Ведь разъезжает он по округе, грабя честных людей. Скольких невинных путников сгубил? Одному Богу известно. Но приехали он и его люди все в чужой крови и хвалились, что перехватили обоз торговца Гривина, получив богатую добычу.
А каким был до него наш староста! Мудрый и праведный муж, радевший об общем благе. Тем трагичнее его судьба… Жестокий Платонов и его сгубил, обрёк на позорную казнь. Перед смертью несчастный Савелий даже провозгласил, что не держит ни на кого из нас зла. Настолько кротким и благочестивым человеком он был…
Прохоров, этот ирод, жестоко пытал и также лишил жизни почтенного Макара Гривина, несправедливо обвинив того в нелепом сговоре с Савелием. А всё из-за своей ненасытной алчности, корыстолюбия и желания прибрать к рукам чужое добро.
А ведь этот благородный торговец посещал нашу деревню, выкупая трофеи у охотников, чтобы те могли прокормить свои семьи. Осмелюсь напомнить, что я уже докладывал вам, что эти браконьеры незаконно добывают Реликты и Эссенцию в княжеских угодьях, нагло обкрадывая Вашу Светлость.
Истинно говорю Вам, Прохор Платонов есть разбойник и душегуб, чернокнижник, бунтовщик и злодей. Если его не обуздать, он погубит всю округу, ввергнув её в междоусобицу и кровопролитие. Умоляю Вас, не дайте злодею властвовать над честными людьми! На вас лишь уповаем и в Вашей твёрдой руке видим своё спасение!»
Подписи внизу страницы не оказалось, но я не сомневался, что отправитель сего пасквиля не забыл указать своё имя. Поскольку клеветал не из любви к искусству или, во всяком случае, не только из неё, а в расчёте на награду. Награда же невозможна, если личность отправителя неизвестна.
Чем дальше я читал, тем больше веселел. Всё хорошее, что я делал, беззастенчиво перевиралось и подавалось в извращённом свете. Моя победа над разбойниками выставлялась как жестокая расправа над невинными путниками. Добыча ценных ресурсов преподносилась как разграбление княжеских угодий. Военные тренировки ополчения называли созданием банды головорезов, а поставки с торгов — неуёмной жадностью и желанием набить мошну.
Дочитав последние строки, я откинулся на спинку стула, с трудом сдерживая хохот. Момент вроде как не располагал к веселью, но очень уж потешно выглядело это всё. Странно, что меня до кучи не обвинили в поедании младенцев.
Подавив эмоции, я взял себя в руки и посмотрел на Волкова. Тот сидел с нагло-довольным видом, всем своим существом излучая торжество.
— Вот такие дела, сударь, — протянул он. — Выходит, вы тот ещё злодей. Ну да ничего, от правосудия ещё никто не уходил.
Картина стала необычайно чёткой.
В Угрюмихе завёлся предатель.
Кто-то, знающий детали, известные только местным жителям, и желающий любой ценой от меня избавиться. Этот человек не гнушался лгать и изворачивать факты. Он находился в деревне всё время, внимательно следил за каждым моим шагом. И теперь его ложь стала весомым аргументом в руках княжеского прихвостня.
Пока я был сосредоточен на заботах по укреплению села, враг спокойно точил нож, чтобы воткнуть мне его в спину. С такими «уликами» дознаватель с лёгкостью упечёт меня за решётку или даже вздёрнет хоть сейчас на главной площади. Никто, пожалуй, и не пикнет. Разве что Василиса да Захар расстроятся.
И всё же шанс избежать незаслуженной участи оставался.
Мне нужно выяснить, кто этот предатель. Разоблачить ублюдка, что пытается разрушить всё, чего я достиг. Только вырвав оружие из рук Волкова, я смогу спасти и себя, и Угрюмиху. А в том, что достанется и им, сомнений не оставалось. Не зря же этот злопыхатель повторил про незаконную добычу Реликтов. Именно от него княжеские люди и получили изначально эту информацию.
А я ещё подивился во время разговора с Сабуровым, откуда бы ему знать, чем занимаются в отдалённой деревеньке. Ведь те самые «строптивые браконьеры» вряд ли будут открыто каяться в своих прегрешениях. Каяться не пришлось, нашёлся доброхот, сдавший своих собственных земляков с поличным.
Я глубоко вздохнул, борясь с желанием немедленно ринуться на поиски крысы. Надо было сохранять хладнокровие. Действовать разумно, а не сгоряча. Осталось лишь набраться терпения и завернуть предателя в его же собственные сети.
— Вы, я полагаю, проведёте честное и непредвзятое расследование, господин дознаватель? — холодно спросил, глядя Волкову прямо в глаза. — Ведь нужно тщательно разобраться во всех фактах дела. Не дай Бог окажется, что меня оболгали, верно?
— Безусловно, — хмыкнул Лука. — Я допрошу всех жителей деревни. Слава Богу, их здесь немного. Вот и проверим, чьи показания являются истинными: моего свидетеля или ваших.
— Замечательно, тогда вверяю свою судьбу в ваши руки и полагаюсь на то, что правда восторжествует.
Конечно, восторжествует, потому что я найду вероломную тварь, написавшую этот лживый навет, и заставлю сожрать собственную печень.
— Вы слишком спокойны для человека, которого обвиняют в убийстве, — в голосе дознавателя звучало подозрение, но за показной жёсткостью пряталось лёгкое замешательство.
Прочитать его эмоции и угадать ход мыслей было не сложно. Он ощущал исходящую от меня уверенность, и это его настораживало. Ведь я не испытывал и тени страха, что обычно не свойственно людям, против которых выдвинуты столь серьёзные обвинения.
— Спокойствие — признак чистой совести, — я чуть заметно развёл руками и улыбнулся уголками губ. — Но, если вы очень хотите, я могу устроить истерику. Сыграю не хуже прославленного актера из Владимирского академического театра.
— Посмотрим, как вы будете паясничать, когда вас поведут на эшафот! — предпочёл оставить последнее слово за собой Волков.
— А чего гадать? Я уже на нём стоял. Если мы закончили, тогда я пойду. Дел ещё много.
— Дел? — насторожился Лука насторожился.
— Ну да, мы пни выкорчёвываем вокруг частокола, хотите помочь? Вы — человек крепкий, лишним не будете.
Собеседник с трудом удержался от брани. Все невысказанные слова отразились на его лице. И про мою матушку, и про моего батюшку.
— Не пытайтесь помешать следствию! — донеслось мне уже в спину. — И с сегодняшнего дня в деревне объявляется комендантский час. Если вас или ваших людей увидят на улице после заката солнца, расстреляют на месте!
Последние слова я оставил без ответа.
В голове уже начал созревать план.
Во-первых, стоило узнать, кто вообще из жителей Угрюмихи обучен грамоте. В деревне от силы пять-шесть человек умеют сносно писать. Учитель, мельник со своими торговыми книгами, плотник, работавший раньше в городской артели — хвастался при знакомстве, возможно, бабка Агафья, поскольку училась по старым медицинским книгам — о том сама поведала, и… Василиса.
Как бы ни хотелось безоговорочно верить ей, она тоже под подозрением.
Да и бывший староста тоже мог научить кого-то из приближённых, ведь в магофоне он отбивал тексты весьма ловко.
Хотя… Это ведь только донос мне показали в виде бумажки, а так он мог вполне быть передан на словах.
К тому же почерк в доносе каллиграфический, явно выдающий человека с хорошим образованием. Даже Петрович вряд ли способен писать так изящно — видел я его записи в школьных тетрадях, будто следы раненого паука.
Куда больше меня заинтересовали обороты речи и подробности, выдающие человека, хорошо знакомого с торговыми делами. Особенно эти постоянные упоминания о честной торговле и справедливых ценах, «жерновах» и абсолютно мелочная жалоба на отказ расплатиться за лошадей трофеями. А ведь при том разговоре с мельником присутствовали только я и Захар…
Во-вторых, нужно переговорить со своими людьми. Кто-то из них мог заметить, если один из селян вёл себя странно или явно мне не доверял.
В-третьих, установить способ, которым местный Иуда отправил весточку княжеским людям. Если он использовал почтового голубя, это одно, а если в деревне имелся ещё один тайный магофон, это уже совсем другое.
Так или иначе, я знаю способ, как усложнить неизвестной крысе жизнь и вывести её на чистую воду…