- Худейте меня, - совершенно отчетливо произнес Даниил Григорьевич Шаповалов, человек очень полный, а если выразиться откровеннее - толстяк. Он с трудом умещался на стуле, и его многочисленные подбородки обильно стекали в ворот рубашки, покрытой пятнами пота.
- Простите? - переспросил я, сидя напротив Даниил Григорьевича и занимая ровно такое же кресло, но с гораздо большим комфортом. - Вы сказали…
- Худейте меня, - повторил потенциальный клиент. - Только вы можете мне помочь. Я все пробовал.
Я очень хотел съязвить, что пробовать-то надо как раз поменьше было, но удержался. За то время, что мы работали вместе с Сарой Саммерс в сфере паранормальных расследований, я убедился, что просто так к нам за помощью не приходили ни разу.
Если Даниил Григорьевич приехал в наш офис под N-ском, значит, у него были на то основания. Наверно, дело было в каком-то таинственном фильтре, через который проходил отбор в нашу святая святых, но в это меня напарница не посвящала.
Сара сидела тут же в кабинете и внимательно рассматривала клиента. В отличие от него она была склонна к худобе, узкокостна и подтянута. Я был молод, физически активен и строен, но проблемы господина Шаповалова были мне достаточно понятны.
- Что именно вы пробовали? - продолжил я разговор.
- Подсчет килокалорий. Я ем на детскую смешную цифру - тысячу сто в сутки. Я хожу по пятнадцать-двадцать тысяч шагов в день. Три раза в неделю у меня силовые тренировки. Я консультировался с пятью диетологами, тремя нутрициологами, бессчетным количеством фитнес-блогеров, но вес только растет. Я обследовался в лучших клиниках страны и ездил в Германию. Я делал шунтирование желудка. Я… Я ходил к гадалке. Она сказала, что мне может помочь только ведьма, - тут Даниил Григорьевич бросил такой жалобный взгляд на Сару, что она вскинула темно-рыжие брови, а крылья ее горбатого носа хищно дрогнули от шумного выдоха.
- Позвольте полюбопытствовать, что за гадалка вам меня насоветовала? - спросила Сара, откидываясь на спинку кресла. - И откуда вы приехали к нам?
- Из Питера… - начал было Даниил Григорьевич, но Сара прервала его жестом, вскинув шестипалую руку в знак понимания. Видимо, у нее была только одна знакомая гадалка в северной столице.
- Насчет тысячи ста килокалорий, - встрял я, увлекавшийся в свое время темой правильного питания и баланса КБЖУ в рационе в целях поддержания нужного уровня мышечной массы. – Это меньше затрат на основной обмен, то есть банальную работу органов. Вы уверены в объективности своих подсчетов?
Господин Шаповалов осклабился, почти разочарованно вновь поворачиваясь ко мне.
- Думаете, я себя обманываю? Я вешу сто пятьдесят килограммов. Мне сорок два года, а выгляжу на все шестьдесят. От меня ушла жена. Сын стесняется меня, а после того, как я сел на его котенка, не заметив, и раздавил, Миша отказывается со мной разговаривать и не хочет видеть. У меня болят суставы. У меня одышка после прогулки до туалета. От меня воняет!.. - он повысил голос и затрясся вместе со всеми своими подбородками. - Нет, Николай, я не вижу смысла обманывать себя и дотошно считаю калорийность каждого треклятого огурца, каждой капли масла, каждой карамельки, которую, к слову, я не рассасывал уже три года. Я пью чай без сахара и чистую воду. Меня тошнит от вареной грудки и брокколи. Я ем только понятные продукты с понятным составом, готовлю сам и везде таскаю контейнеры. Но я не худею. Вес стоит, как будто я жру ночами торты и запиваю молочными коктейлями из какого-нибудь макдака. Но я не жру.
- У вас есть камера в спальне? - невозмутимо продолжил я искать рациональное объяснение. Даниил Григорьевич замер как от пощечины.
- Вы мне не верите? Мой холодильник не содержит ничего лишнего. Там одна трава, греческие йогурты, обезжиренный творог да паровые котлеты из индейки. Ночью они не пропадают. Я не луначу, если вы об этом. Квартиру я не покидаю в ночное время.
- Уверены? - не сдавался я. За последний год я перестал отрицать существование чудес, но ожирение мне таковым не казалось.
- Уверен, - ответил Даниил Григорьевич. - Врачи проверили меня с ног до головы. Пичкали таблетками. Делали даже уколы в живот, от которых было тошно и не хотелось есть, но, черт побери, я не худел и, кажется, сдохну однажды, где-нибудь застряв, если инфаркт не убьет раньше.
Мы с Сарой переглянулись. Случай был необычный и весьма любопытный. Других заказов у нас не было, и мы могли браться за любую работу. В случае успеха мы бы спасли жизнь, а при отсутствии оного хотя бы попытались.
- Даниил Григорьевич, а как вы сами считаете, что с вами не так? - спросила Сара. Обычно она с этого и начинала - слушала мнение клиентов. Иногда их догадки подтверждались, но чаще, как говорила порой ведьма, в их словах заключалась канва истории. Я понятия не имел, что это значит, но доверял ей.
- Я думаю, что я проклят, - прозвучал один из самых распространенных ответов. - Мне кажется, на мне лежит печать дьявола.
- Так уж сразу и дьявола, - буркнул я себе под нос, делая пометки на ноуте.
- Мне кажется, что жизнь моя… Она свернула куда-то не туда, куда ей следовало. Знаете, такое ощущение, что путей было два, они были почти параллельны друг другу, но каждый раз, когда требовалось сделать выбор, я делал неверный. У вас никогда такого не было? Ощущения, что вот оно, рядом все то, что тебе нужно, но ты ошибаешься в выборе поворота и идешь мимо своего счастья? Чувствуешь собственное невезение, а когда возраст уже перевалил далеко за Христов, вся жизнь начинает казаться чуждой, черновой, не той, что была тебе предначертана?
- Не той, на которую могла рассчитывать лучшая версия тебя?
- Да, Николай, - обрадовался Даниил Григорьевич. Со мной ему было легче общаться, хотя больше надежд он накладывал на Сару. Я не обижался на это, уже привыкнув: многие шли за помощью к ведьме, но предпочитали говорить с простым, как им казалось, парнем. - Вы меня понимаете.
- Тогда мы все прокляты. Ну, многие… Мне кажется, людям свойственно оглядываться назад и думать, что все могло бы сложиться куда как лучше.
- Верно. Но… Я уверен, что со мной что-то не так.
- В чем выражается?
- Хотя бы в моем ожирении.
- Эм… Это весьма распространенная болезнь.
Господин Шаповалов облизнул толстые и чуть даже вывернутые губы, вжал голову в плечи и, бросив на Сару быстрый взгляд, наклонился чуть вперед, приблизившись ко мне.
- Это не мое тело, - очень тихо сказал он, глядя мне прямо в глаза.
- А вот с этого места поподробней, пожалуйста.
- Мне его подбросили.
- Когда?
- В младенчестве.
- А-а… - сделал я вид, что прекрасно понимаю, о чем речь. Мне становилось все яснее, что господину Шаповалову нужна специализированная помощь и отнюдь не сверхъестественного характера. - И чье же тело вам подбросили?
- Моего близнеца.
- В смысле, он в вашем, а вы в его?
- Он родился мертвым. Сорок два года назад моя мать рожала двойню. Один младенец умер из-за обвития пуповиной. Я выжил, но с тех пор живу в другом теле. Это я должен был умереть, а он - жить. Я живу его жизнь и толстею.
- Допустим, что-то эдакое случилось, и вы действительно поменялись телами. Допустим. Но причем тут ваш вес?
- А вот это вы мне ответьте, - распрямил спину Даниил Григорьевич. - Вы специалисты в этом, и я вам заплачу круглую сумму, лишь бы узнать правду.
- Что приоритетнее? Узнать правду или похудеть? - спросила Сара, скрестив на груди руки. Бессознательно я повторил ее жест, поймал себя на том и уже целенаправленно положил ладони по обе стороны от ноутбука. Вопрос и впрямь был интересным. Иногда желание клиента узнать истину оборачивалось против него самого.
- Не понял? - искренне удивился господин Шаповалов, обильно потея, хотя в комнате было достаточно свежо. Его толстые щеки дрожали при каждом движении, как и обвисшая женоподобная грудь. Он стал промакивать лицо платком, сверкнув перстнями с черепами и змеями. Вообще, несмотря на лишний вес, он выглядел достаточно холено и ухоженно. - Вы сейчас издеваетесь?
- Отнюдь.
- Я пришел к вам с жалобой на…
- Мы не доктора частной клиники, - неожиданно резко ответила Сара. - У нас нет выше стоящего руководства, обязующего облизывать пациенту пятки. Вы пришли с запросом на что? Уточните. Похудеть? Узнать правду о том, имело ли место переселение душ сорок два года назад? Если эти вопросы связаны, это одно. Если нет - другое.
Господин Шаповалов ошарашенно уставился на нее, а потом мелко задрожал, и его лицо начало интенсивно краснеть. Я испугался, как бы у него не подскочило давление со всеми вытекающими, но, к счастью, все обошлось.
- Я мчал к вам из самого Питера… В эту дыру… - Даниил Григорьевич встал, тяжело дыша, и двинулся к выходу, медленно, с явным напряжением перебрасывая вес с одной ноги на другую. Уже у самой двери он обернулся и застыл огромной веретенообразной глыбой, в которой максимум толщины приходился на необъятный живот, а минимум - на голову и до странного маленькие ступни. Его лицо казалось резиновой несчастной маской в полумраке декабрьского вечера. - Я хочу жить. Неважно чью жизнь. Я должен избавиться от этого.
Он демонстративно содрогнулся всей массой и вышел.
- Эм… - задумчиво протянул я. - Что это вообще сейчас было?
- Мужчина сорока двух лет, убивший своим задом котенка, хочет похудеть, - подходя к окну и прильнув к стеклу лбом, ответила Сара.
- Это я понял. Но почему вы так жестоки? Зачем нужно было?.. - я осекся, тоже выглянув во двор с высоты второго этажа. Наш посетитель уже достиг своей машины и замер возле пассажирского сидения. – Он - что?..
- Вы хотели спросить, ест ли сейчас господин Шаповалов? Да, он ест.
Даниил Григорьевич, распахнув дверь джипа, жадно и очень быстро поедал огромный бургер из фирменного магазина. Будь между нами расстояние чуть поменьше, кажется, мы бы услышали утробное урчание дорвавшегося до куска форели жирного кота, а не взрослого мужчины, питающегося на «тысячу сто килокалорий в сутки».
- Ну… Может, это его единственный прием пищи за сутки, - рассудил я. - С другой стороны, он сказал, что вообще не ест подобное. Хотя, это могло быть исключение из правил. В дороге сложно найти что-то подходящее, не рискуя нарваться на сальмонеллу, например…
Сара, тем временем, распахнула окно и, свесившись из него чуть ли не наполовину, крикнула:
- Даниил Григорьевич! - Тот, продолжая жадно заглатывать огромные куски, поднял на нее полный ненависти взгляд. - Даниил Григорьевич, мы беремся.
- Что? - опешил я от такого поворота событий.
- Мы «похудеем вас». Обещаю!
Господин Шаповалов, бросив картонную коробку от бургера, сел за руль и спешно покинул двор нашего офиса, чуть не врезавшись в каменное ограждение старого кладбища.
Сара захлопнула окно и стремительно помчалась вниз по лестнице. Я побежал следом.
- Смотрите, - поймала ведьма коробку от бургера, пытающуюся сбежать куда подальше под действием дыхания ветра. - Как вам, а?
Коробка была изодрана зубами. Господин Шаповалов жрал бургер вместе с картонкой.
- И что это значит? Очень голоден был? Сахар упал? - предположил я. - Помощь ему нужна, только не наша…
- Наша, Николай. Именно что наша.
- Он вернется?
- Мы сами к нему съездим завтра. Он остановился в N-ске, а достойная такой важной птицы гостиница там только одна.
- Но он обиделся.
- Да не-е-е… - протянула Сара, зачем-то нюхая жеванную коробку. - Просто темперамент такой. Есть мысли?
- Пока нет. Пойдемте-ка обратно, - поежился я, жалея, что на мне лишь толстовка. Сара, вообще облаченная в легкую белую блузку и любимую кожаную юбку с высоким разрезом на бедре, даже не дернулась. Иногда мне казалось, что верхнюю одежду она носила лишь для приличия, не испытывая холода, но в другие дни, напротив, демонстрировала чрезмерную зябкость. - Сара!
- С ним что-то не так, это правда, - задумчиво протянула ведьма, идя по следам джипа. Уже у трассы она остановилась и смяла коробку в кулаке. - И таких будет все больше.
- Странных?
- Нет. Осознавших то, что не должны были. Почувствовавших то, что за гранью.
- Он, правда, мог переселиться в тело своего близнеца?
- Не знаю. Но эта мысль взялась не на пустом месте.
Поземка закружила у наших ног, завыл ветер, унося в сторону кладбища прошлогоднюю листву. Я чуть боязливо приобнял Сару и растер ей плечо, согревая.
- Идем-идем, - ответила ведьма на мою символическую заботу. Она бросила последний взгляд на убегающую в сторону N-ска трассу.
Старинное село Рождество, где располагался наш офис, стояло чуть поодаль от федеральной дороги и редко встречало случайных гостей. Местные, жившие здесь испокон веков, давно сменились немногочисленными дачниками-москвичами, страстно желавшими вложить деньги в чуждую им землю, потому зимой населенный пункт выглядел совсем голо и нелюдимо.
Мы вернулись в дом, и пока кофеварка грела воду, я все пытался найти слова, чтобы вытянуть из Сары информацию про грядущие дни и ее мысли на этот счет. Почему-то как только я открывал рот, он сам собой захлопывался.
Я мог бы решить, что дело в магии, но когда-то давно Сара сказала, что никогда не потратит силы на что-то малозначимое. У меня складывалось ощущение, что к «малозначимому» она относила все, что происходило на планете Земля, ибо я почти никогда не видел ее колдовской силы в действии, даже если дело касалось чьей-то жизни.
- Сара! - позвал я ведьму.
- Да, Николай.
- Эспрессо?
- Да.
Я нажал на кнопку, и крошечная черная чашечка наполнилась до краев. Мы оба любили кофе во всех его проявлениях и пили его в любое время дня и ночи. Я отдал Саре ее порцию и, когда наши пальцы соприкоснулись, выпалил:
- Почему странных будет больше? Из-за апокалипсиса?
- Ткань времен тонка. Тоньше, чем когда-либо. Это долгая старая история, которую я вам непременно расскажу, но не сейчас.
- Думаете, дело в проклятии? Я про Шаповалова.
- Возможно.
- Но кому оно было адресовано? Ему, брату, родителям?
- Не знаю.
- А если не в проклятии?
- Не знаю.
- Скучная вы сегодня.
Сара в три глотка выпила горячий кофе, поставила чашку на блюдце, звонко звякнув фарфором, и пожала плечами.
- Какая есть, Николай. Какая есть. Как думаете, он и правда проходит пятнадцать-двадцать тысяч шагов ежедневно?
- Сомневаюсь, но могу ошибаться. Он выглядел отчаявшемся, а еще – действительно заинтересованным в изменении тела. Меня больше волнует история с близнецами. Как вообще можно было додуматься до того, что в младенчестве их что-то поменяло? Как это можно почувствовать? – сел я на высокий барный стул и отломил дольку горького шоколада. Он приятно растаял во рту, смешиваясь с терпким кофейным вкусом.
- Близнецы – особая каста. Иногда их души так связаны, что гибель одного на всю оставшуюся оставляет глубокий след в душе другого. Даже если речь идет о младенческой смерти.
- Но ведь это ужасная несправедливость.
- Да, - согласилась Сара. – Справедливости вообще крайне мало на свете белом. Порой ее нужно искать… И жертвовать ради нее… Два маленьких тела в одной утробе не общаются в привычном для нас понимании, не ведут бесед о погоде за окном, но развиваются бок о бок в общем для них мире, чувствуют схоже, страдают схоже. Через толщу материнских тканей до них долетает песнь одних и тех же моментов бытия. Через ее кровь к ним идут одни и те же гормоны счастья и горя. Если одни однояйцевые, то переданные им гены – одни и те же. Это один человек, в каком-то смысле, разделенный надвое. Потом они могут пойти разными путями и наполниться совершенно иными смыслами, заиметь противоположные сущности, но вначале в какой-то мере они едины.
- И как это может быть связано с Шаповаловым? Точнее, с его весом? Может… Может второй близнец все еще внутри него? – предположил я, незаметно для себя доедая уже третий кусок шоколада. – И это он жрет что попало?
- Если верить Даниил Григорьевичу, днем он себя контролирует, а ночью квартиру не покидает, холодильник не опустошает.
- Он может врать.
- Верно. Но, кажется, мы сошлись на мнении, что он заинтересован в похудении. Даже если нет камеры в квартире, у него прежде была жена, которая бы заметила лунатизм, а днем, с его слов, он питание контролирует. Если близнец берет контроль над его сознанием – или кто иной берет контроль – он мог бы заметить это.
- Как?
- Еда откуда-то должна браться. С карточки пропадали бы деньги за ее оплату. В случае воровства такого видного дядю наверняка бы заметили… В холодильнике, как он утверждает, нет ничего, что пропадало бы.
- А что, если кто-то приносит ему еду? И… Что если еда вообще иного вида?.. – жуя шоколадку, выдал я нечто совсем нереальное. – Он превращается в кого-нибудь и…
- Улетает гигантским голубем в окно нажирать тысячи килокалорий в сутки? Вероятность не нулевая, конечно… Насчет приносит… Ну, все может быть. Итак, что имеет?
Сара взяла в руки красный маркер и написала на доске следующее:
- Кратко, - хмыкнул я. – И бесполезно.
Тогда от «врет» в разные стороны пошли стрелки к «нам» и «себе».
- Если врет нам, то расследование тупиковое в плане похудания, - прокомментировал я. – Если врет себе, то в чем?
- В контроле над личностью. Мы его не спрашивали, но, наверно, сказал бы. Про близнеца говорил откровенно, как чувствовал, так что и здесь не имело резона таиться, скрывать тот же лунатизм.
- А если смена контроля над личностью происходит почти молниеносно? Если он ее действительно не замечает?
- И улетает в окно питаться манной небесной, с которой и пухнет? Может быть. Кто тогда берет контроль?
- Эм… Близнец. Кто-то другой…
- Кто любит покушать? – съязвила Сара, вертя в руках маркер. Почему-то она предпочитала писать исключительно красными.
- Критикуете? Предлагайте!
- Молчу… Нет, правда. Кто может входить в сознание, чтобы банально поесть чужим ртом? И зачем?
- Червь какой-нибудь…
- И тогда бы он худел. Он был у разных врачей, они ничего не нашли. Я могу сходу накидать вам сотню немедицинских вариантов, почему человек худеет, но не припоминаю ни одного, из-за которого идет набор веса кроме банального профицита калорий и некоторых исключенных заболеваний.
- Тогда возвращаемся к тому, что Шаповалов врун. Или клиент психиатрии. Ладно, оставим ожирение, вернемся к близнецам… Он упомянул возраст Христа. Да, термин имеет место быть, но вдруг он упомянул его не просто так? Вдруг именно в тридцать три года все и началось? А еще печать дьявола…
- Думаю, про последнее он ради красного словца сказал. Метки дьявола все-таки не так проявляются, - вздохнула Сара. – Он из Санкт-Петербурга.
- А еще он убил своим задом котенка. Мы перечисляем факты из его жизни, да? Тогда еще: он был женат, имеет сына, достаточно обеспечен, чтобы ездить на новом джипе и очно консультироваться зарубежом. У него могут быть враги по бизнесу. Ему может мстить жена за что-то. За сорок два года жизни он мог перейти дорогу сотням людей. Сара, вы говорите, что не знаете причин, по которым он может набирать вес, но вы не будете отрицать, что это может быть какое-то особое проклятье?
Я мельком бросил взгляд на обертку благополучно умятой мной в одно ротовое отверстие шоколадки и отметил ее энергетическую ценность свыше пяти сотен килокалорий. Господин Шаповалов, по сути, за день съедал две таких плитки и этим ограничивался.
Сара заложила руки за голову и стала мерить комнату шагами, неторопливо обдумывая варианты известных ей проклятий. Наконец, она застыла и впилась в меня взглядом.
- А он ничего, - сообщила мне Сара совершенно неожиданную умозаключение.
- В смысле? Привлекательный? Ну… Я в мужской красоте как-то не очень… Думаете, опять потомок каких-то фэйри?
- Нет-нет, Даниил Григорьевич обыкновенный смертный. Но у него могла быть отвергнутая любовница…
- Которую он назвал толстой! И она его прокляла! – обрадовался я теории.
- Нет! Все не то! Мы снова ищем источник, переливая с пустого в порожнее… Причин для проклятья могло быть множество, но я не могу ухватить его суть… Структуру. Методику. Утро вечера мудренее. Отбой, Николай. Слишком мало данных.
На том и разошлись. Около девяти утра мы уже стояли возле гостиницы «Альфа» в N-ске, названной так в честь одной из имеющихся там рек, и наблюдали, как Даниил Григорьевич Шаповалов вкушал творог прямо из пачки, стоя на балконе четвертого этажа в банном халате. Зимнее солнце только появилось на небосводе, но уже успело обхватить розово-оранжевым сиянием всю его объемную фигуру. Мне показалось, что за ночь он прибавил еще десяточку кило, хотя это явно было невозможно.
Лицо господина Шаповалова выражало умиротворение и довольство, будто он завтракал вкуснейшим продуктом на свете, а не банальным творогом с жирностью ноль целых и одна десятая от местного производителя. Я узнал эту пачку даже на расстоянии, потому что тоже часто покупал ее к завтраку, сочетая с фруктами по сезону, орехами, греческим йогуртом и добавочным протеином по настроению.
Эта вариация здорового белкового приема пищи осталась со мной с юности и увлечения темой сбалансированного питания, позднее благополучно отправленной в небытие. Тем не менее я понимал чувства господина Шаповалова: он действительно наслаждался этим поеданием творога безо всего.
Когда исключаешь из рациона многое, то, что остается и остается в очень небольшом количестве, начинает приносить удовольствие, даже если прежде ты был к этому равнодушен или даже отрицательно настроен.
Даниил Григорьевич доел несчастную пачку на сто восемьдесят граммов, поплотнее завернулся в халат и собрался было уже зайти в номер, как увидел нас, откровенно пялящихся на него. Сара помахала ему шестипалой ручкой в кожаной перчатке. Даниил Григорьевич кивнул и стремительно скрылся в номере. Через пять минут он выпорхнул из дверей гостиницы уже в пронзительно оранжевом пуховике, который отказывался застегиваться на нем, черном спортивном костюме и салатовой шапке с помпоном.
- Доброе утро! – приветствовал он нас весьма жизнерадостно, будто накануне мы не прощались в дрожащей от напряжения атмосфере. – Я как раз планировал моцион минут на двадцать.
Мне показалось, что он двигался тяжелее, чем вчера, но вообще выглядел бодрее. Видимо, к нам в офис он пришел сразу после дальней дороги и был просто уставшим и скованным от долгого сидения за рулем, а остатки этой усталости перешли и на следующий день.
Пока гуляли по парку, выяснили, что врагов у него открытых и явных не имеется и не имелось, травлей других лиц насчет веса или какой-либо иной он никогда не занимался, любовниц ни отвергнутых, ни добровольно его оставивших у него никогда не было.
- Что насчет возраста Христа? – спросил я, наблюдая, как Даниил Григорьевич делает незамысловатые пассы руками в разминочных целях. – Что-то случилось с вами девять лет назад? Или вы просто так упомянули термин?
Господин Шаповалов, раскрасневшийся и потный, совершил движение, смутно напоминавшие присед сумо, после чего вытер лоб шапкой и нахлобучил ее обратно.
- Мишка родился девять лет назад. Сын. Большая веха в жизни, когда есть уже не только ты, но и твое продолжение. Я боялся, что будут близнецы, но он у меня один.
- Боялись, что второй близнец может как-то плохо повлиять?..
- Умереть, - кратко ответил Даниил Григорьевич и тяжело опустился на скамью. Сара аккуратно примостилась рядом, тщательно расправив все складочки своего белоснежного пальто.
- Вы не давали обетов с этим связанных? – поинтересовалась ведьма, снимая с замшевых сапог несуществующие пылинки. – До? После?
- Нет. Но именно тогда я стал толстеть. Смотрите, какой я был…
Он показал с экрана телефона фото, на котором полноватый молодой мужчина держал на руках грудничка. Даниил Григорьевич пролистнул галерею и продемонстрировал более раннюю версию себя самого – худощавого спортивного малого, весело гребущего в лодке на летнем озере. Я с трудом узнал в этом красавце тюленя в оранжевой куртке, сидящего передо мной.
- То есть в тридцать три года вы начали набирать вес? Я правильно понимаю, что до того момента этой проблемы для вас не существовало? – уточнил я.
- Да. Мы начали полнеть вместе с женой, когда она забеременела. Доходило до смешного: Лиза говорила, что рожать будем вдвоем одновременно… Она хотела мороженое, и я покупал его нам обоим. Она хотела халвы, и мы оба уплетали ее… Когда появился Мишенька, Лиза как-то сразу пришла в прежнюю форму, а я продолжил пухнуть дальше.
- Так что насчет обетов?
- Я же сказал, что нет, ничего такого я не давал. Никаких зароков или клятв… Тату хотел сделать, правда, но передумал. Я тогда вес с семидесяти до ста восьмидесяти за год набрал. Все были в шоке. И жена, и родители, и коллеги…. Причем я питался не один, а в кругу семьи. Работа позволяла приезжать на обед и полюбоваться на маленького. Наши мамы постоянно крутились тогда дома, то одна, то вторая, и я был у всех на виду. У меня и мысли не было куда-то заскакивать и перекусывать. - Он тяжело вздохнул и убрал телефон во внутренний карман куртки. – Эм… Ребята, а вы не хотите кофейку?
Через десять минут уже сидели в маленькой и уютной кафешке. Даниил Григорьевич заказал себе американо и какой-то замысловатый желейный десерт с минимальной калорийностью. Я, немного замявшись и бросив на господина Шаповалова виноватый взгляд, заказал синнабон. Свежевыпеченная булочка-завитушка столь волшебно пахла корицей, ванилью, сливочно-сырным кремом и самой сдобой, что в какой-то момент мне захотелось провалиться сквозь землю, но Даниил Григорьевич поспешил заверить меня, что все в порядке.
- Я привык, - пояснил он, - везде видеть соблазны. Я привык так жить. Но - почему и обратился к вам – не понимаю, почему мое тело так себя ведет. Клянусь вам, что вчера, когда вы видели момент моей слабости и обжорства, это был единичный случай! Я накануне не ел сутки. Сутки, понимаете?
Он говорил это с такой тоской и обреченностью в голосе, что мне вновь стало неловко за свой заказ, и тогда я бросил взгляд на Сару: она с большим аппетитом поглощала хороший кусок чизкейка, явно хорошо настоявшегося и достигшего той консистенции, когда творожный сыр и сливки вошли в состояние идеального баланса на ложе из нежного песочного теста. Малина, голубика и клубника дополняли визуальный ряд блюда и выглядели очень привлекательно.
Даниил Григорьевич тоже скосил взгляд на тарелку Сары, и ведьма со свойственной ей непосредственностью пододвинула свой десерт к нему.
- Попробуйте, - предложила она. Господин Шаповалов сначала побледнел, потом покраснел. Пот градом струился с его лица. Зеленое желе в бокале, принесенное ему миленькой официанткой, казалось бледной насмешкой над вкусовыми рецепторами и проигрывало в неравной битве с нашими заказами. Сара еще ближе пододвинула к Даниил Григорьевичу тарелку и почти угрожающе повторила: - Пробуйте! Отрежьте на один укус. Первый на вкус ничем не будет отличаться от второго, так что мы будем с вами на равных в каком-то смысле… Пробуйте!
Даниил Григорьевич сглотнул и осторожно отрезал себе крошечный кусочек, подцепил его десертной вилкой и направил в рот. Когда его губы сомкнулись, и он смог ощутить всю сливочность, нежность и шелковистую структуру чизкейка, из глаз Даниил Григорьевича брызнули слезы.
Он прикрыл веки, дрожа от наслаждения и едва слышно постанывая. Казалось, мир перестал для него существовать: он напрочь забыл, где находится, и плевать хотел на то, какое впечатление производит на окружающих. Был только он, крошечный кусочек сладкого и нирвана.
Сара неотрывно смотрела на господина Шаповалова, а я переводил взгляд с нее на него и обратно. Наконец, Даниил Григорьевич закончил, скинул с себя оцепенение, отер увлажнившиеся глаза.
- Я отлучусь, - сказал он нам и, с трудом покинув столик, направился в сторону туалета.
Как только он скрылся из виду, я в три укуса одолел свой синнабон и откинулся на спинку стола, пережевывая набитое в рот.
- Что думаете? – промямлил я, рискуя подавиться.
- Он давно не ел вволю, - задумчиво ответила Сара. – И давно не ел ничего из того, что считает «неположенным».
- Значит, не врет.
- Получается, что так. Но, черт подери, я понятия не имею, что с ним. Он пухнет как на дрожжах.
- Мне тоже показалось, что он прибавил со вчерашнего…
- Тогда думайте, Николай. Возможно, то, что девять лет добавляло ему веса, решило ускориться.
- Я думаю…
- Самые безумные идеи!
- Эм… Он делал шунтирование когда-то, но оно не помогло. Может, обидел сотрудников больницы? Или когда его жена рожала? Или потом педиатра?
- Не суть, что или кого, главное: как он умудряется толстеть, сидя на диете пятиклассницы?
- Сбил волшебного лося? Съел волшебный боб, и тот в нем растет? В его жировых клетках поселились гномы-алкаши?
- Почему алкаши?
- Ну… Пиво пьют там… Эм… Он возвращается.
Даниил Григорьевич снова сел за стол и принялся за недоеденное желе. Еще около двух часов мы беседовали о его прошлом, увлечениях и мечтах. Мы узнали, что он пишет стихи и публиковал их в сети. Что был влюблен в свою первую учительницу, женщину среднего телосложения. Что он прыгал с парашютом (еще до набора веса). Что считает себя скучным собеседником. Что начал познавать свое тело в шестнадцать, и объектом его страсти выпало стать одной известной певице. Что он обижен на жену, которая должна «и в болезни, и в здравии» быть рядом. Что он стал плаксивым. Что в туалет от ходит как обычно, и объем кала не превышает предыдущие значения.
Под конец я знал о нем гораздо больше чем мне хотелось, но мы так ничего и не выяснили. Мы даже нарисовали его семейное древо до пятого колена, но нам это ровным счетом ничего не дало.
Даниил Григорьевич выглядел измотанным, тяжело дышал и, как мне казалось, еще больше круглел прямо на глазах. Мне начало видеться, что футболка, свободно сидящая на нем, когда мы вошли в кафе и сняли верхнюю одежду, туго обтянула его телеса и буквально лопалась от натяжения в области живота.
- Ладно, ребята. Я в вас верю. Вы моя последняя надежда, - заключил под конец Даниил Григорьевич. – Я понимаю, что вам нужно покопаться в книгах, перелопатить все похожие прецеденты… - Тут мы с Сарой переглянулись, так как крайне редко искали ответы в литературе. – Я всегда буду на связи, но мне завтра с утречка надо возвращаться в Питер. Потребуюсь – звоните, пишите, зовите, сами приезжайте, а я оплачу издержки. Держите в курсе. Пожалуйста. Появляется хоть какая-то теория – сообщайте.
Мы уверили его, что вплотную займемся его вопросом, ни на что не будет отвлекаться и приложим максимум усилий для того, чтобы раскрыть тайны его ожирения.
Увы, целую неделю мы проработали впустую, действительно копаясь в книгах, архивах, часами зависая на сайтах, посвященных паранормальному ожирению. Как правило, девять из десяти лиц, страдающих данным заболеванием, искренне верили, что они особенные, и набирают вес от огурцов и одного лишь запаха пирожков. Девять из десяти были уверены, что они «ничего не едят», но магическим образом продолжают толстеть.
Практически никто не верил в законы физики и правдивость терминов дефицита и профицита энергии, зато все охотно делились зельями из имбиря, лимона и куркумы, которые полагалось потреблять вместо ужина в течение месяца. Волшебным образом те, кто придерживался рецепта, действительно худели и активно нахваливали подобные средства, как-то упуская из виду, что зелье заменяло им прием пищи с определенной калорийностью, что, разумеется, способствовало снижению веса.
Мы обработали уйму специфической информации, но нисколько не приблизились к разгадке. Мы даже сами поправились, или нам начало это казаться, потому что все эти дни двигались мало, но активно заказывали пиццу то с пепперони и томатами, то со сладкой грушей и сыром дорблю, то с курицей, ветчиной и большими шапочками моцареллы.
К концу седьмого дня мы сидели в своем офисе в Рождество, изредка перебрасывались комментариями с тех или иных порталов и начинали погружаться в хандру. Доска была сплошь исписана самыми дурацкими идеями, которые только можно представить, и ни одна из них, увы, не была полезной.
Устав от занудной статьи с описанием клинического случая, где барышня набрала сорок кило за три дня и похудела благодаря работе с лимфой, чакрами и фуросемиду, я встал, чтобы вытереть доску и размяться. Мне вспомнился день знакомства с Даниил Григорьевичем и тот страшный голод, что заставлял его есть бургер прямо с коробкой.
- Начнем с чистого листа, - сказал я Саре. – Сначала. Вы всегда говорили, что в словах клиента заключена канва его истории. Чем этот случай отличается?
Ведьма тоже встала, заложила руки за голову и прошлась вдоль стены.
- Вы правы. Надо с самого начала. Какое он произвел на вас впечатление в первый день, Николай?
- Мне было его жаль.
- Самое первое. Когда только вошел.
- Не меняю формулировку. Мне было его жаль. Такой деятельный, вроде, активный, ухоженный, с дорогим парфюмом… Он не казался мне тем, кто запустил себя. Брендовая одежда, перстни, начищенные ботинки…
- Вас впечатлили ботинки?
- Они блестели.
- Потрясающе…
Я так и не понял, к чему была эта фраза, но разговор был тупиковым, как и ход расследования. Я задумчиво попытался надеть колпачок на маркер и только со второй попытки понял, что у меня ничего не получится по причине разного диаметра – колпачок был от маркера другой фирмы. Я повертел их еще в руках и хотел было продолжить поиски соответствующих частей, как Сара остановила меня:
- Стойте!
- Стою.
- Что вы сказали тогда про первое впечатление? До ботинок.
- Эм… Парфюм там, брендовая одежда…
- Нет, не то! Перстни, Николай. Вы сказали, что у Даниил Григорьевича были перстни. Когда мы виделись второй раз, они тоже были?
- Как-то не обратил внимания. Может, да. Может, нет.
- С черепами, со змеей… Обручальное кольцо ведь тоже было, да? – стала уточнять Сара.
- Кажется. Он сказал, что жена ушла, но про развод речи не было. Думаете, надеется ее вернуть?
- Не знаю. Не суть сейчас. Там не было никакой древней ауры или откровенно темной энергии, иначе я бы почувствовала… Наверно, почувствовала…
- Почему вы тогда так резко про кольца вспомнили? – непонимающе спросил я и на автомате снова начал надевать маленький колпачок на маркер большего диаметра. Мысль ускользала, но повиснув в воздухе, уходить не собиралась. – Подождите-ка…
- Когда он начал полнеть, кольца стали жать. Он мог купить новые.
- Или раскатать в ювелирной мастерской, - подхватил я.
- А когда пальцы стали совсем сарделечные, металл могли и переплавить. Проба золота осталась прежней, но вес увеличился за счет добавленного. Вопрос, что послужило донором? Может, что-то не совсем нормальное?..
Я бросился звонить Даниил Григорьевичу и выяснил, что да, действительно, обручальное кольцо он переплавил в одной мастерской девять лет назад, когда и начал активно набирать вес. Позднее он дважды его раскатывал, и, как сказал ему ювелир, больше увеличить кольцо таким способом не получится.
- Снимите его, - выпалила Сара, выхватывая у меня трубку. – Если оно на вас прямо сейчас, то снимайте.
Даниил Григорьевич тут же уверил ее, что он сейчас его снимет, но в течение десяти последующих минут мы слышали кряхтенье и комментарии по поводу упорства кольца, потом тихие ругательства, потом нецензурную брань. Наконец, мыло помогло господину Шаповалову освободиться от металла, чему он был очень рад.
- Обычно оно нормально снимается. Даже если пальцы отекают, - с нескрываемым воодушевлением в голосе по третьему кругу повторял Даниил Григорьевич. – Неужели из-за него?
- Пока только теория, но мы скоро приедем. Не прикасайтесь к нему, - посоветовала Сара.
Через два дня мы были в Питере и сидели на уютной кухне господина Шаповалова, а его матушка, худощавая женщина лет семидесяти, кормила нас оливье, мясом по-французски и пышной шарлоткой с антоновскими яблоками. Даниил Григорьевич задерживался на работе.
- Тамара Васильевна, очень вкусно, но в меня больше не влезет, - пытался протестовать я.
- Николай, Сара, вы такие худенькие! Ешьте, пока Данечка не пришел!
Справедливости ради, я заглянул мельком в холодильник господина Шаповалова и не обнаружил там никаких колбас, жирных сыров, сливок, сладостей, полуфабрикатов и прочих калорийных вещей. Хлеб в доме имелся цельнозерновой, зато были фрукты и овощи в большом количестве. Чувствовалось, что живущий здесь человек строго следит за своим рационом, а предложенные Тамарой Васильевной блюда инородные элементы и, скорее, залетные гости, нежели постоянные жители.
- Я с ним не живу, конечно. Зачем я ему? Он молодой, ему женщина нужна, - горестно вздохнула Тамара Васильевна.
- А что насчет Лизы, его жены? – бестактно спросил я.
- Эх… - махнула рукой Тамара Васильевна и тему развивать не стала.
Даниил Григорьевич явился только через два часа, когда мы уже вдоль и поперек изучили его детские фотографии, включая те, где он гордо сидел на горшке. За дни, что мы не виделись, он нисколько не изменился, но с его слов, как только он снял кольцо, то начал худеть.
- Это Лиза виновата! – заявила Тамара Васильевна и тут же захлопнула рот ладонью.
- Мама! Не лезь! – рявкнул на ее Даниил Григорьевич.
Они больше напоминали двух женатиков, чем маму с сыном: он, большой и грузный, казался старше своих лет, а юркая маленькая Тамара Васильевна обладала фигурой и размерами подростка. Даже ее блузка с брошью в форме лилии и брючки, вышедшие из моды лет двадцать назад, ситуацию не улучшали – из далека она казалась кудрявым мальчонкой-сорванцом.
- Нет, я все-таки скажу! – набравшись храбрости, пискнула Тамара Васильевна. – Это она! Сама как тростиночка, а ты!.. Она тебя прокляла. Она. И Мишеньку против тебя настраивает!
- Маман, уймись, - буквально вытолкал ее из комнаты Даниил Григорьевич. – Извините. У родителей сейчас ремонт, она у меня живет, а папа в санатории… Посмотрите на меня, ну! – Он повертелся перед нами, демонстративно прихватывая рубашку вокруг талии. – Минус пять кило и семь сантиметров. Класс, да?
Он выглядел вполне счастливым, и мы не стали разуверять его, что не ощущаем большой разницы. С другой стороны, за ту неделю, что мы искали рабочие теории, он мог немного набрать, а за два дня без кольца – скинуть.
- Вот оно, - протянул он Саре пакет на вытянутой руке. – Забирайте. Делайте, что там положено в таких случаях.
- А вы не хотите узнать всю правду? – спросила ведьма, принимая пакет.
- Хочу. Разумеется. Вдруг… Вдруг оно – не знаю даже, что именно – проросло во мне? Вдруг оно уже не только в кольце?
- Разумно, - согласилась Сара, поднимая пакет с кольцом до уровня своих глаз и покачивая его прямо перед собой. – Нам нужен адрес той мастерской…
***
Уже ближе к закрытию «Золотого тельца» мы ошарашили его хозяина вопросом, от которого он отшатнулся и стал боязливо тереть лысину.
- Вы знаете, кто мы? – спросил я, а Сара подсунула ему под нос раскрытые документы в кожаной обложке. – Вы понимаете, что с нами надо сотрудничать?
Сколько я ни пытался, у меня ни разу не получалось увидеть, а что именно было в тех заветных корочках, что хранила Сара во внутреннем кармане верхней одежды. Для меня там всегда было одно и тоже – чистые страницы. Как я понимал, то была какая-то простецкая манипулятивная магия, заставлявшая жертву выкладывать все по чести и совести.
Когда я однажды предложил использовать ее на клиентах, чтобы избежать с их стороны лжи, Сара только фыркнула. Позже мне удалось добиться пояснений, дескать, клиент и так знает, кто перед ним, потому фокус бесполезен.
Ювелир же, Ромович Виктор Адамович, видел нас впервые и, по идее, понятия не должен был иметь, что «с нами можно и не сотрудничать». Когда-то его салон процветал, у него было несколько помощников, но не так давно отбушевавший ковид поставил бизнес на паузу, а потом и вовсе заставил начать сокращения.
- Девять лет назад к вам приходил мужчина, чтобы переплавить обручальное кольцо. Позднее он дважды его раскатывал у вас же, - очень тихо, но отчетливо проговорил я. Виктор Адамович внимательно посмотрел на протянутое ему золотое изделие, но никак его не прокомментировал. Впрочем, было бы удивительно, если бы он вспомнил свою работу почти уже десятилетней давности. – Возьмите его. Возьмите в руки.
Я держал кольцо в кожаных перчатках, тогда как у ювелира на коже рук ничего не было. Я практически насильно всучил изделие Виктору Адамовичу и тот застыл с протянутой ладонью.
- Чувствуете? Вы много металла в руках держали… И вы отлично знаете, что у каждого украшения своя история. У этого она тоже есть. Греет кожу, правда? Как-то по-особенному. Как-то не так, - пытаясь говорить как можно более вкрадчиво, продолжал я. Сара молчала, но я уже успел за время работы с ней научиться этому трюку, заставляя жертву на подсознательном уровне поднимать из пучин памяти те воспоминания, о существовании которых человек уже практически забыл. – Девять лет прошло, но вы помните…
Виктор Адамович буквально лег на стойку, нас разделявшую, и со всей внимательностью, на которую был способен, со всех сторон стал разглядывать обручальное кольцо господина Шаповалова.
Прошло не меньше десяти минут, прежде чем он выпрямился и вынес вердикт:
- Идите в жопу. Мы закрыты.
Он собрался показать нам направление в сторону двери, но Сара схватила его за руку своей правой и с силой, которую Виктор Адамович не мог в ней предполагать, подтащила к себе поближе, стремительно схватив за горло цепкой шестерней левой руки. Ювелир ударился пахом о стойку, за которой стоял, охнул, лицо его налилось багровой краской. Свободной рукой он попытался нашарить тревожную кнопку под столом, но как-то внезапно обмяк, потонув взглядом в глазах ведьмы.
- Ты знаешь, кто я? – стальным голосом спросила Сара. – Вижу… Знаешь…
- Я понял! Я все понял! – прохрипел Ромович. – Я ошибся! Простите! Простите…
Сара брезгливо отпустила его, и ювелир мешком с костями рухнул на стойку, звонко стукнувшись о нее локтями и еле удержавшись на ногах. Он долго кашлял, сплевывал мокроту в платок и старательно не смотрел в нашу сторону.
- Ну? – поторопила его Сара. – Ты помнишь и того пухляша, что пришел к тебе, и то золото, которое примешал к его. Небось и нагнул его, да?
- Нет! – огрызнулся Виктор Адамович. – Я нигде его не обманул. Я не обманываю клиентов... Помню, да, пухляша этого. Он с каждым разом все круглее и круглее был. Зад еле в дверь вошел. Что касается кольца… Та же проба, только другое изначальное изделие.
- Какое?
- Перстень без камня. Старый. Работа еще дореволюционная, местная. Мне уже приносили подобные на чистку, явно из той же мастерской. Во всех были большие цейлонские рубины, у этого уже не было.
- Кто и когда принес?
- Бабка столетняя. Вся прозрачная уже от старости, трясущаяся, голова из стороны в сторону качается, рот беззубый. Одуванчик, на который подули. Принесла примерно за несколько месяцев до визита пухляша и продала. Сказала, что пусть в дело пойдет. Перстень лежал у меня без дела. Рука тянулась к нему, но что-то останавливало. Что-то изнутри. Вы ведь понимаете, о чем я? – посмотрел он на Сару исподлобья. Та кивнула. – По нему сразу было понятно, что он с историей. В смысле, тяжелой. Той, что отпечаток оставляет… И рубин этот. Может, помните, как у Гумилева было? «Теплотою живого тела твой перстень понравился нам»?
- «С человеческой кровью схожий понравился нам твой рубин», - дополнил я ход его мысли. Страшную историю про то, как девушка уронила перстень в колодец, и он достался тритонам и ундинам, иногда напевала моя мама, когда особенно долго готовила что-нибудь к праздникам. Это было так давно, что внутри неприятно кольнуло от осознания собственного возраста.
- Да, именно. Те перстни, что мне приносили, его явные собратья, были красивы и притягивали взгляд, но, конечно, не из ряда вон. Не для царской ручки, попроще.
- Почему именно пухляшу достался тот металл? Он же принес свое на переплавку.
- Перстень так захотел, - сказал Ромович и поджал губы.
- Так и сказал?
- Да. Он лежал в дальнем углу, а когда я собрался работать над обручалкой пухляша, перстень оказался прямо у меня в руках. Я сам не понял, как и когда взял его. Я вернул его на место и хотел приступить к работе, но ситуация повторилась. Я так понял, что то, что сидело в нем, намекало таким образом – время пришло. Когда через несколько лет пухляш вернулся с просьбой раскатать кольцо, я сделал это сразу же. Мне не хотелось хранить подобную вещь у себя. Мне потом снились кошмары. Я слышал голос… Ее голос…
- Старушонки, которая принесла золото?
- Нет. Другой. Мертвый. Голос из прошлого. Странно, но до пухляша этого не было. Когда он принес кольцо в третий раз, я сказал, что это будет последняя раскатка. На самом деле, оно выдержало бы еще, но я солгал.
- Но один заказ все же взяли, - заметил я.
- Да, последний. Мне хотелось… Хотелось зачем-то подержать его в руках. Я спросил пухляша, нравится ли ему это кольцо. Он ответил, что вполне, что оно греет кожу. Больше комментариев не было, и я так понял, что оно его никак не беспокоило. Он жив? Почему вы пришли ко мне?
- Жив, - ответила Сара. – Но нам нужны ответы. Что насчет старушонки? Ой, только не ври, что не знаешь.
- Она померла, поди. Ей реально лет сто на вид было.
- Данные. Ты ведь хранишь все данные клиентов, чтобы позвонить по готовности. У тебя на витрине прямо написано, что возможна доставка курьером.
- Так то было почти десять лет назад. Вот только не надо на меня так смотреть!
Я бросил взгляд на Сару и с удивлением обнаружил, что она улыбается. Ромович поискал под стойкой и извлек потрепанного вида записную книжку. Он долго листал ее, слюнявя страницы, и где-то ближе к последней трети нашел то, что искал.
- Она? – чуть не вывернув шею, чтобы максимально много увидеть, спросил я.
- Гадючкина Муза Ивановна. Телефон есть домашний. В старых справочниках сами адрес найдете. Если не померла, конечно…
Мы спешно покинули «Золотой телец», от всей души надеясь, что больше никогда не встретимся с Виктором Адамовичем.
- Почему не сработали корочки? – задал я беспокоящий меня вопрос.
- Потому что он догадался кто я, а вы, Николай, эмоционально не дожали его в начале.
- В смысле, что вы ведьма?
- Да. У работающих со стариной нюх на такие вещи. Они чуют артефакты, амулеты и проклятые вещицы за версту. А приносят их частенько отнюдь не самые простые девушки… Подобно подкованы прежде были доктора, а теперь они все больше в бумажках понимают, чем в душах человеческих.
По старому номеру телефона и данным фамилии в телефонной книжке выпуска начала девяностых мы нашли адрес той самой старушонки, о которой говорил Ромович, обнаружив, что по случайному совпадению квартира Даниил Григорьевича расположена примерно в двадцати минутах ходьбы от места проживания госпожи Гадючкиной.
Домофон в доме был отключен по причине неисправности, и мы беспрепятственно добрались до искомой двери. Я позвонил, и секунд через двадцать нам открыла женщина средних лет в очках с толстенными линзами.
- Здравствуйте. Мы из… - Сара распахнула корочки, и женщина тихо ойкнула, прочтя там что-то для себя пугающее. – Гадючкина Муза Ивановна здесь?..
- Да-да, проходите. Я соцработник. Можно просто Ирина, - с явной готовностью сотрудничать ответила женщина. – Я недавно покормила ее, и она теперь отдыхает. Если вы хотите поговорить с ней, то, боюсь, это будет затруднительно.
Нас провели в спальню, где на специальной кровати с бортиками лежала самая старая бабушка из всех, что мне приходилось видеть. У нее почти не было на голове волос, так, остатки пуха, кожа ее была очень белой, сухой и настолько морщинистой, что я впервые понял смысл «как печеное яблочко». Бабулька была маленькой, неподвижной, тонула в рубашонке с сиреневыми цветочками и памперсах и, честно говоря, производила впечатление только что отошедшей в мир иной.
- Оставьте нас, - попросила Сара. Ирина покорно покинула комнату, явно рассчитывая, что Муза Ивановна останется в надежных руках.
Сара присела на стульчик возле кровати напротив бабульки. Та не подала признаков жизни. Ее глаза были закрыты, подбородок усеян жесткими черными волосками, а шею покрывали многочисленные папилломы.
- Ничего не говорите, - бросила мне Сара и накрыла старческую руку на постели своей шестипалой. Я видел, что она не сделала ей больно, лишь легко прикоснулась, но Муза Ивановна как-то забеспокоилась и слабо зашевелилась, после чего снова замерла. Дальше пошли минута за минутой без разговоров, вопросов и ответов в привычном понимании. Я уже присутствовал однажды при подобном и наблюдал, как Сара «общалась» так с умиравшим.
Музе Ивановне было сто двенадцать лет, и всего девять лет назад она на своих двоих зашла в «Золотой телец», чтобы самолично продать золотой перстень без камня. Что двигало ею? Почему нельзя было это делегировать кому-то? Почему нельзя было это сделать раньше? Что это вообще была за женщина?
Прошло не меньше получаса. Ирина к нам не заглядывала, видимо, не беспокоясь за подопечную. Наконец, Сара прервала связь и обратилась ко мне:
- Он здесь. В этой квартире.
Я позвал Ирину и попросил помочь в поисках рубина. Она сразу же поняла о чем речь и притащила деревянную шкатулку из другой комнаты. Он лежал на самом дне в отдельном мешочке, запрятанный между янтарных бус и коралловых ожерелий.
- Я с Музой Ивановной уже давно. Она мне почти как родственница… Дальняя… Она слегла буквально год как и сразу стала никакая. У нее внук погиб тогда с семьей. Трагедия ужасная. Сразу перестала разговаривать, есть отказывалась, но потом как-то выровнялось все. Кушаем, спим, сами можем с боку на бок повернуться. Хорошая бабушка. Жизни в ней почти уже нет, тень одна… А год назад еще, помню, сядет и требует, чтоб роман ей какой почитала, радио включила. Слепая она лет восемь как, но слух удивительно хороший был долго. Сейчас-то все, конечно. А рубин этот она часто прежде вертела в руках. В кулачок сожмет – и сидит. Серьезная какая-то становилась. Я ее спрашиваю, что за камень-то, а она только отмахивалась. У нее еще прежде перстень был гольный, без камня. Может, и от него, но она их никогда вместе не хранила и строго следила, чтобы я их рядом не держала. Говорит вдруг как-то, лет десять назад, давай, мол, вообще золотую часть выбросим. Еле уговорила продать, а деньги в доброе дело пустить – на помощь бездомным котикам. Но рубин себе оставила. Чудная была, но хорошая.
Ирина погладила лежащую бабульку по голове, и я подумал, что не смог бы вот так запросто посвятить десять лет своей жизни старческим причудам совершенно чужого человека.
- Вы его изымаете, да? – спросила Ирина, будто речь шла о чем-то самом по себе разумеющимся.
Я молча кивнул. Мы с Сарой оделись и покинули квартиру.
До самой гостиницы мы не проронили ни слова: я боялся сбить Сару с мысли, а она редко когда начинала говорить со мной первой. В номере мы положили на стол рубин и обручальное кольцо Даниил Григорьевича. Камень переливался в лучах искусственного света и казался кровавым.
- И что вы узнали? – спросил я.
- Перстень подарил Музе Ивановне жених, когда ей было шестнадцать. Жениха вскоре убили.
- Эм… Все? Я думал, что она вам сказала больше.
- Она уже ничего никому не скажет. Приди мы хоть неделей раньше… Старое сильное сердце продолжает биться, не отпуская, но душа далеко. Ей было немного страшно, и я побыла с ней там.
- Там?
- На краю, - тихо сказала Сара, все еще погруженная в свои мысли.
- Вы там уже были раньше? – На самом деле я не надеялся на ответ. – На краю?
- Я была и дальше… Ладно, к делу, - встрепенулась ведьма. – Есть основания полагать, что жених, умерший почти сто лет назад, не был пай-мальчиком. Муза догадывалась, что он бандит, а перстенек краденый, но доказательств у нее не было. Так ни разу и не надела рубин: перстень разломался в тот же день, когда убили ее Сереженьку. Она что-то чувствовала исходящее от него, как и ювелир Ромович, но так и не поняла что.
Сара провела пальцем по верху кольца, впервые притрагиваясь к нему голой кожей, потом решительно положила себе на ладонь, а внутрь золотого круга поместила рубин.
- Все как обычно. Готовы, Николай?
Я кивнул. Она сжала кулак, закрыла глаза и какое-то время не шевелилась.
Я стоял рядом, готовый ловить ее, если потребуется, защищать или, даже, помочь умереть в случае крайней необходимости (мы как-то обговаривали сей вариант).
- Сара, - позвал я. – Сара, что вы видите?
Мышцы ее лица дернулись, гримаса неприязни и отвращения исказила на мгновение черты, потом она странно качнула головой вправо, потом снова, закусила губу.
Золото и рубин что-то рассказывали ей, шептали свою темную печаль (добро, почему-то, ни один из встреченных мною артефактов, не излучал) и медленно погружали в свою реальность. На подобные вещи у меня был определенный протокол – ждать три минуты и прерывать контакт. Время истекало, а Сара все слушала и слушала, не реагируя.
- Сара! – снова позвал я и попытался расцепить кулак ведьмы. Ее хватка была каменной, застывшее в одной позе тело даже не дрогнуло, и мои потуги успехом сразу не увенчались. – Сара!
Мне пришлось сделать ей больно и до крови травмировать пальцы, впиваясь в плоть ногтями. До переломов, к счастью, не дошло, но я был уверен – если надо будет спасать жизнь такой ценой, колебаться не буду.
Я отогнул три ее пальца и коснулся составных частей перстня. Про перчатки я как-то не подумал, и голая кожа вошла в контакт одновременно и с золотом, и с рубином, нагретыми ладонью Сары. Возможно, если бы я просто их потрогал, я ничего бы и не почувствовал, но так попал в информационный канал, выловленный Сарой из всего многообразия бытия.
Меня оглушило потоком того, что исходило от составных частей когда-то цельного перстня, я зажмурился как от дуновения сильнейшего ветра, встал как вкопанный, словно вывалившись из одной реальности куда-то на границу другой. Я ничего не чувствовал, ни о чем не думал – сознание вдруг стало кристально чистым и свободным ото всего. А потом – через миг или вечность - смог познать то, что было прежде продемонстрировано Саре.
Я ничего не увидел, зато отчетливо услышал, как если бы присутствовал там. Никогда не задумывался, есть ли у камней и металлов что-то вроде «ушей» и «глаз», но я как будто стал перстнем, я был внутри него.
В определенный момент меня даже как будто сдавило – как если бы кто-то попытался силком стащить перстень с пальца, потом меня оставили в покое на какое-то время и снова тянули… Я слышал ее, я слышал ту, что любила меня (перстень?) и дорожила мной (перстнем?), но ничего не мог, сам растворяясь в этом сгустке боли, унижения, злости и отчаяния.
…Когда все закончилось, меня снова буквально выплюнуло в номер гостиницы, и я обнаружил себя сидящим на полу возле кровати. Сара сидела рядом, прокручивая рубин между пальцев перед глазами.
- Целы, Николай?
- Ментально? Думаю, да.
- Хорошо.
- Они убили ее после?..
- Да. Перстень снят уже с мертвой руки. Вы расслышали ее проклятье?
- «Подавитесь, чтоб вы никогда сыты не были, вам всегда ведь мало», - дословно процитировал я слова хозяйки перстня, попавшей в руки бандитов почти сотню лет назад. – Перекликается с ожирением Даниил Григорьевича. Он никогда не бывает сыт, но, вроде, не подавился еще... Вопрос времени?
- Не думаю. Проклятье не всегда дословно повторяет сказанное. У несчастной явно были какие-то магические задатки, но не настолько мощные, чтобы воплотить в жизнь все ее пожелания. Опять-таки, когда перстень достался Музе Ивановне, он не стал причинять ей вреда и даже развалился на две части. У камня больше своей энергии, он самодостаточен в этом плане, новая хозяйка была ему симпатична, а вот золото оказалось своенравным. Если бы не истончение ткани бытия, которое прогрессирует с каждым новым рождением человеческой души, проклятье и вовсе могло истлеть, но господину Шаповалову не повезло, он оказался чувствительным к подобного рода делам.
- Но вся эта история не объясняет, откуда тело Даниил Григорьевича берет энергию, чтобы откладывать столько жира, - вставая на ноги и помогая встать Саре, заметил я.
- Ну, тогда будем придерживаться самого очевидного варианта.
- Кто-то врет?
- Именно.
***
Вечером мы снова приехали домой к Даниилу Григорьевичу, чтобы окончательно все разложить по полочкам. Тамара Васильевна поила нас чаем с конфетами. Даниил Григорьевич косился на вазочку с лакомством, периодически нырял в нее, долго разглядывал улов и отправлял его обратно, улыбаясь. Я хотел заметить, что от одной конфеты ничего страшного не случится, если господин Шаповалов будет пребывать в суммарном дефиците калорий благодаря питанию и физической активности, но промолчал, поняв, что он разбирается в этой теме не хуже меня самого.
Когда краткая беседа в рамках тайминга, отведенного на условности и вежливость, закончилась, мы приступили к делу: рассказали клиенту историю перстня, поведали о долгожительнице Музе Ивановне и нюансах взаимодействия ювелира Ромовича с обручальным кольцом господина Шаповалова.
Тамара Васильевна охала, Даниил Григорьевич хмурился, задавал вопросы, а мы с Сарой по очереди терпеливо и развернуто отвечали.
- То есть всё, - сказал Даниил Григорьевич. – Причина найдена, а вы сможете её ликвидировать. Замечательно.
- Да, мы уничтожим остатки магии в золоте, и оно больше не причинит вам вред. С того момента вы будете полностью управлять своим телом и лично понесете ответственность за его трансформацию, - ответила Сара.
- А если не получится? Вдруг проклятье останется со мной?
- Во-первых, получится, но, если боитесь - не приближайтесь к кольцу, вы чувствительны ко всяческим артефактам. Во-вторых. Вы начали полнеть еще до того, как оно попало к вам в руки…
- Но я в тот момент мало двигался и много ел. Признаюсь в этом честно. Я не из тех, кто будет отрицать столь очевидную причинно-следственную связь. Потому и пошел переплавлять кольцо, что сильно набрал.
- Верим. Но профицит энергии это проклятье не могло взять из ниоткуда.
- Вы полагаете, что я все-таки поджираю где-то? – округлил глаза Даниил Григорьевич, багровея. Тамара Васильевна тут же повисла у него на руке, боясь вспышки гнева своего монументального чада.
- Нет. Не вы, - спокойно сказала Сара. – Старое и слабое проклятье – относительно, конечно – нашло свою цель в виде вас, носителя золота. Но есть еще один человек, на которого оно действует, не видя между вами разницы.
- Какой еще человек?
- Тот, у кого точно такой же набор генов.
- Ничего не понимаю… Кто он?
Сара вместо ответа кивнула на Тамара Васильевну. Та сжалась в комок подле сына и стала шмыгать вмиг покрасневшим носиком.
- Данечка, - прошептала она и повторила: - Данечка!
- Что все это значит? Мама, почему ты плачешь?
- Я не знала… Я думала, что так будет лучше…
- Мама, что ты сделала? Миша как-то замешан? Лиза?
- Данечка, мы с папой очень сожалели об этом… Очень-очень! – словно не слыша сына, говорила Тамара Васильевна. Я от напряжения смял фольгу от конфеты, и этот хруст был подобен грому. – Мы вообще не хотели, чтобы ты знал, но ты чувствовал это… Не знаю как… Ты стал задавать вопросы, много вопросов, и мы решили, что лучше сказать, что он умер…
- Кто умер, мам?.. – растерянно гладя Тамару Васильевну по руке, все никак не мог понять Даниил Григорьевич. Он поймал мой взгляд и открыл рот, сразу все осознав. – Мой близнец жив? Но я был на его могиле… Он лежит в ногах у тети Пеи…
- Там девочка. До вас у меня была мертворожденная девочка... Мы с папой не говорили тебе. Могилка безымянная, поэтому ты так сразу и поверил.
- И где он сейчас? Мой брат-близнец?
- Я подписала тогда отказ. Из роддома мы привезли тебя одного. О, как я жалею! Я каждый день жалею, но мы бы не справились с двумя малышами. Я тяжело восстанавливалась, папочка все время по командировкам, а бабушек и дедушек ваших уже не было в живых. Его забрала бездетная пара, и они вскоре уехали из Ленинграда. Я потом узнавала… Они живут в Казахстане. Жили.Я потеряла связь после распада союза, но так… Так легче…
- То есть, у меня в другой стране живет брат, который все это время ел за нас двоих?
- Это единственное объяснение, - быстро ответил я. – Проклятье, будучи несколько туповатым, действовало неумело, влияя сразу на вас обоих как на сообщающиеся сосуды. То, что вы описывали как ощущение чужого тела и иного пути жизни, было частью действия его, хотя, возможно, вы могли замечать что-то и до него, просто не столь ясно и интенсивно. Один из вас, близнецов, вероятно, никак не может набрать вес и ест в три горла, а второй…
- А я второй, - закончил Даниил Григорьевич. – Надо найти его!
- Ищите. Но мы здесь уже вам не нужны. Мы разрушим проклятье, оно несложное. Да, Сара?
- Да, - согласилась ведьма. – А нам пора на поезд.
Так закончилась эта удивительная история одного ожирения. Мы действительно разрушили проклятье (оно само практически истаяло), Даниил Григорьевич нашел утраченного было брата, и оба они вскорости вернулись к нормальному индексу массы тела, о чем господин Шаповалов отчитался нам спустя полгода.
А что же мы? О, нас ждало еще множество приключений! Хотите еще послушать?