Звонок в дверь прозвучал неожиданно громко. Дом давно привык к тишине: к скрипу половиц, к размеренному ходу часов в гостиной, к звуку капель из протекающего крана на кухне. Оливер поднял голову от кресла, где дремал с кружкой остывшего кофе, он ждал эту доставку, но всё равно удивился, реальность догнала его слишком быстро. Он поднялся с кресла, на секунду замер, прислушиваясь, не показалось ли. Но звонок повторился, требовательный и почти официальный.
За дверью стояли двое в форме транспортного отдела Стерлинг Роботикс. Светлые куртки с эмблемой на груди, аккуратные бейджи, одинаковые выправки. Между ними на грузовой тележке возвышалась большая коробка, нечто среднее между упаковкой для бытовой техники и подарочной коробкой на роскошный праздник. Стенки благородного голубого оттенка переливались под уличным фонарём, золотистая лента аккуратно огибала грани.
— Мистер Келли? — торжественно спросил один из мужчин, демонстративно сверяясь с планшетом.
— Да, — ответил Оливер, голос прозвучал хрипло, и ему пришлось откашляться, — Да, добрый вечер.
Он машинально вывел подпись, длинную, чуть дрожащую линию, ему давно не приходилось писать что-либо собственными руками. Бумаги быстро убрали обратно в планшет, а коробку осторожно перекатили через порог. Вслед за первой посылкой принесли и вторую, чуть поменьше и без торжественного оформления, судя по надписям в ней хранилось зарядное кресло и разные сопутствующие вещи.
— Поздравляем с приобретением, сэр, — произнёс курьер, сверкая профессиональной улыбкой. — Будьте уверены, что отныне, благодаря непревзойдённому качеству продукции Стерлинг Роботикс, ваша семья на долгие годы обеспечена удобством и комфортом. Пожалуйста, перед знакомством с нандроидом, внимательно изучите прилагающуюся техническую инструкцию. Также, если это первое подобное приобретение, вам и вашей семье необходимо ознакомиться с пособием по этикету человекоподобных роботов Эмили Прайс, в комплекте поставки есть полная печатная версия, а также упрощённая, в виде комикса, для вашего ребёнка.
Оливер рассеянно кивнул. Все эти слова не задерживались в его голове: они прозвучали слишком официально, как часть обязательной речи, или длинное назойливое лицензионное соглашение.
Работники доставки быстро переглянулись, видимо, слегка обескураженные таким холодным приёмом, однако в их обязанности не входило ничего сверх того что они уже сделали, поэтому дверь закрылась, шаги по крыльцу стихли. Фургон доставки с вензелем Стерлинг Роботикс тронулся и исчез из виду.
В доме снова воцарилась тишина.
Оливер остался стоять у двери, глядя на громоздкую коробку. Голубые стенки, покрытые витиеватыми узорами в стиле ар-деко, сияющий логотип, надписи мелким шрифтом по бокам. Всё это выглядело слишком ярко для его дома, где обои на стенах выцвели, а дорогой ковёр давно потемнел. Он дотронулся ладонью до холодной поверхности. Коробка, конечно, была не картонной, что-то среднее между пластиком и металлом, поверхность была гладкой, словно отполированной, как кузов нового автомобиля.
«Вот и всё», — подумал он.
С усилием он перекатил коробку в гостиную, опустился в кресло и какое-то время смотрел на неё. Свет торшера ложился мягким пятном на блестящие буквы логотипа в нижней части, заставляя их слегка переливаться. Наверняка, стоимость одной только коробки составляла сумму не меньшую чем месячная зарплата младших сотрудников в его отделе. Он провёл рукой по лицу, сгоняя сонливость и напряжение, но взгляд всё равно бесцельно метался по блестящим голубым поверхностям. В них едва отражалась его собственная фигура, тёмное пятно на фоне чужой, праздничной яркости.
Наконец, решив, что откладывать больше нет смысла, он поднялся и несколько раз обошёл коробку, затем наклонился и ощупал металлические защёлки. Они поддались мягко, с тихим щелчком отвалились транспортные пломбы, нарядный бант из ленты развязался сам собой, и передняя крышка раскрылась, словно парадная дверь большого кукольного домика. Оливер ожидал что в нос ударит запах свежего пластика и озона, запах нового прибора, но ничего подобного не было, компания заботилась о том, чтобы робот был чистым листом, и покупатели сами решали, как он будет выглядеть и как пахнуть. В разумных пределах, конечно.
Оливеру на секунду показалось, будто он действительно распаковывает подарок, только слишком большой и слишком дорогой. Нандроидов смогли себе позволить только полторы тысячи семей во всём мире, робот стоил как дорогой автомобиль, хотя основным препятствием был строгий отбор кандидатов. Стерлинг передавали своих новейших роботов только в семьи, прошедшие сложную и многоступенчатую проверку, репутация стояла на первом месте. Но Оливеру удалось её пройти.
Внутри стояла худощавая фигура, надёжно размещенная на рельефной атласной подложке, словно дорогая коллекционная модель или хрупкая китайская ваза. На ней было голубое платье, безупречно выглаженное, с белым передником. Тонкие руки, ноги без привычных ступней, на голове чепчик, подчёркивающий светлые, уложенные по моде пятидесятых волосы, аккуратные, словно каждая прядь вышла из-под кисти художника.
Нандроид была неподвижна, словно фарфоровая кукла, и казалось, что время для неё застыло. Глаза закрыты, уголки губ чуть приподняты в едва заметной улыбке, умиротворённой и безмятежной. Лицо было настолько тщательно выверено, что в нём угадывалась и красота, и какая-то нарочитая условность, оно не было имитацией человека, как у некоторых роботов старых поколений, но это и не требовалось.
Оливер наклонился ближе, протянул руку и осторожно коснулся её волос. Те оказались неожиданно жёсткими, даже пружинистыми, и напоминали скорее пластиковую щётку, чем что-то живое. «Ну конечно, — подумал он. — Слишком идеально уложено, чтобы быть настоящим». Но в этом искусственном блеске угадывалась работа мастеров: дизайнеры Стерлинга действительно знали толк в том, как придать машине облик, который внушает доверие.
Он коснулся плеча, ощутил ткань платья. Старинный покрой, голубой цвет, белый передник, аккуратные оборки, словно с иллюстраций к детским книгам середины прошлого века. В старомодности наряда была какая-то притягательность. он создавал ощущение домашнего уюта, того самого, который Келли давно потерял. Правда, сама ткань явно не имела отношения к чему-то традиционному, скорее всего она тоже была полностью искусственной, прочной и гипоаллергенной.
Его рука на мгновение замерла в воздухе. Ему вдруг захотелось коснуться её лица, гладкой матовой поверхности, лишённой малейших изъянов, но он спохватился и одёрнул ладонь.
Техническую инструкцию он бегло просмотрел ещё днём, когда ждал доставку, и потому знал, что нужно сделать. На ладони нандроида находился сенсор, Оливер наклонился и коснулся её пальцев. Сначала показалось, что ничего не произошло, но затем пальцы чуть дрогнули, как у человека, которого осторожно разбудили. Глаза открылись, за веками блеснул ровный голубоватый свет, будто в них отражалось небо. Свет был мягким, ненавязчивым, но в нём ощущалась глубина.
Фрэнни, так было написано в её паспорте и на её коробке, сделала первый шаг. Движение оказалось удивительно изящным, она словно скользнула вперёд, освобождаясь из своего безопасного ложа. Платье колыхнулось, белый передник мягко зашуршал.
Она подняла взгляд, развела ладони в стороны и присела в небольшом поклоне, элегантном и выверенном.
— Добрый вечер, семья Келли, — произнесла она мелодичным, дружелюбным голосом. В её манере речи не было механической монотонности, наоборот, в ней слышалась мягкость, напоминавшая добрую воспитательницу. — Меня зовут Фрэнни, я рада, наконец-то, встретиться с вами. Благодарю за то, что пригласили меня в свой дом.
Она выпрямилась, скользнув взглядом по комнате, и лишь тогда заметила, что вокруг пусто.
На секунду её улыбка застыла, будто нандроид пыталась разобраться в ситуации. Она снова посмотрела на Оливера, взгляд её был всё так же приветлив, но в нём промелькнул вопрос. Комната наполнилась присутствием кого-то нового, и тишина, к которой особняк привык за долгие годы, показалась теперь особенно отчётливой.
— Простите, сэр, — начала она осторожно, с лёгкой теплотой в голосе, — не подскажете, где сейчас миссис Келли и малышка Амелия? Мне бы очень хотелось с ними поскорее познакомиться.
Оливер, который всё это время стоял рядом, облокотившись на край стола, на секунду задержал взгляд на полу.
— Их… пока нет, — коротко ответил он.
Фрэнни слегка кивнула, будто приняла ответ без дальнейших расспросов, хотя в её лице всё же мелькнула тень недоумения. Она перевела взгляд на широкое занавешенное окно, затем на диван, где лежала стопка старых журналов, на каминную полку покрытую пылью, на сам камин, который, кажется, не зажигали уже много лет.
— Понимаю, — произнесла она с лёгкой улыбкой, как будто констатируя. — Дом, как я вижу, немного… устал. Но это легко поправить, лишние руки здесь точно не помешают.
— Наверное, ты права, дом не в лучшем состоянии, — Оливер усмехнулся краешком губ.
— Я очень рада помочь вам в любом деле, — сказала она чуть мягче. — благодаря непревзойдённой программе обучения Стерлинг Роботикс, я способна выполнять широчайший круг домашних обязанностей!
— Не сомневаюсь, — кивнул он, отойдя к двери и жестом пригласив её следовать. — Пойдём, я покажу дом и комнату, где тебе можно будет разместиться.
Они прошли в коридор. Половицы тихо скрипели под ногами мужчины, шаги Фрэнни издавали глухой стук, как от твёрдых каблуков. У неё не было ступней в человеческом понимании, ноги оканчивались чем-то похожим на носки туфель, отчего походка слегка напоминала походку балерины в пуантах. Дом встречал их холодом и тишиной: старые обои, запах дерева и лака, картины на стенах, развешанные в начале века ещё самыми первыми жильцами.
— Здесь, — сказал Оливер, остановившись у небольшой комнаты на первом этаже. Он открыл дверь, и ближайшая настенная лампа высветила простое помещение: шкаф, комод, стол с зеркалом, окно, выходящее на задний двор. — Это будет твоё место. Кровать, как я понимаю, тебе не требуется, если нужно будет что-то ещё, дай знать. Я перенесу сюда твои вещи и кресло для зарядки позже, ладно?
Фрэнни осмотрелась, слегка опасливо заглядывая в комнату, затем кивнула, и на её лице мелькнуло искреннее облегчение.
— О, этого более, чем достаточно, сэр! Благодарю, я постараюсь оправдать доверие.
Она чуть прижала ладони к груди и склонила голову, одновременно жестом благодарности и уважения.
— Хочешь, покажу тебе дом целиком? — предложил Оливер. — Чтобы знала, где что находится.
— Конечно, с удовольствием.
Он жестом пропустил Фрэнни вперёд, и они двинулись дальше. На первом этаже всё выглядело вполне приемлемо для старого двухэтажного особняка в федеральном стиле: просторная гостиная, кухня с потёртой плиткой, кабинет с большим рабочим столом и диваном, на котором валялось свёрнутое одеяло. Фрэнни мельком пробежала по нему глазами, подметив что одеяло необходимо будет постирать и убрать на место в шкафу мастер-спальни. Она, конечно, не подумала о том, что Оливер жил прямо здесь и спал на этом диване уже несколько лет.
На втором этаже воздух был тяжелее, прохладнее. Мужчина шёл молча, не глядя по сторонам, стараясь как можно быстрее покинуть эту часть дома.
Фрэнни остановилась у первой двери.
— Здесь, наверное, мастер-спальня?
— Да. — Он коротко глянул в её сторону, не делая попытки повернуть ручку. — Пусть пока останется закрыта.
Она кивнула, не задавая лишних вопросов.
Следующая дверь была несомненно детской. Фрэнни узнала это по корявому рисунку, пришпиленному канцелярской кнопкой прямо к деревянной двери, и по выцветшим разноцветным буквам “Аме..ия”. Буква “Л” отвалилась и лежала прямо на полу у двери.
— А это?..
— Не стоит, — сказал Оливер тихо. — Пока что заглядывать туда нет необходимости. Пойдём.
На несколько мгновений между ними повисло молчание. Фрэнни немного постояла с лёгким наклоном головы, будто пытаясь уложить в мыслях все эти странности, но больше ничего не сказала.
Они вернулись вниз, в гостиную, которая приняла их в своё затянувшееся безвременье. Фрэнни опустилась на краешек дивана, сложив руки на коленях.
— Спасибо за экскурсию, мистер Келли, — произнесла она мягко. — Дом очень красивый и просторный, прекрасный образец надёжной, функциональной архитектуры, которую очень легко насытить уютом, я готова приступить к этому при первой же возможности.
— Можешь называть меня Оливер, теперь ты тоже член семьи, не нужно формализма.
— Очень хорошо, мистер Оливер! — Фрэнни сложила ладони на груди и улыбнулась, — жду не дождусь момента, когда смогу познакомиться с Амелией! Судя по всему, она очень любит рисовать, я удовольствием помогу ей развить этот талант.
Она приложила указательный палец к подбородку, затем несколько раз оглянулась по сторонам, будто разыскивая чем бы заняться. Её движения были плавными, в них заложили не только механическую точность, но и осторожную деликатность, свойственную людям, не желающим показаться навязчивыми.
— Сэр, — мягко произнесла она, — есть ли какие-то задачи, которые вы хотели бы поручить мне в первую очередь, кроме заботы о ребёнке? Может быть, стирка, уборка… или уход за садом, если он у вас есть?
Оливер неловко почесал затылок, оглядывая комнату, где и правда стоило бы многое привести в порядок.
— Знаешь, Фрэнни, — сказал он с лёгкой улыбкой, — делай всё, что считаешь нужным. Мне не принципиально с чего начнёшь.
— Понимаю, — ответила она. На мгновение задумалась, словно действительно пыталась расставить приоритеты, потом перевела взгляд на напольные часы в углу гостиной. Циферблат показывал без пяти семь. — Тогда позвольте уточнить, не желаете ли вы ужинать?
Оливер посмотрел на неё чуть удивлённо, будто не сразу понял, когда в последний раз кто-то задавал ему этот вопрос.
— Знаешь, да. Было бы неплохо.
— Прекрасно. — Фрэнни кивнула с видимым удовольствием. — Скажите, ваши пищевые предпочтения не изменились с момента сдачи данных в Стерлинг Роботикс?
Он усмехнулся.
— Нет, вроде нет. Ем всё, что не убежит с тарелки.
— Принято. — Она кивнула серьёзно, но в её голосе прозвучала едва заметная нотка одобрения. — А миссис Келли и маленькая мисс Амелия? Я должна учесть их вкусы?
Слова прозвучали обыденно, но Оливер почувствовал, как в груди что-то дрогнуло.
— Нет, Фрэнни. Готовить на них пока не нужно.
— Поняла, сэр.
Она снова чуть наклонила голову, как бы принимая к сведению что-то важное, и тут же, без промедления, направилась на кухню. Её движения были почти бесшумны, лишь лёгкий шелест ткани и тихий стук шагов по коврам. Никакого жужжания сервоприводов или шипения гидравлики, можно было очень легко забыть о том, что нандроид не живое существо.
Оливер остался в гостиной. Некоторое время он просто стоял, навострив уши. Из кухни доносился перестук посуды, клацанье дверей шкафчиков, звон столовых приборов, тихий отрывистый звук, когда нож касался разделочной доски. Всё это сливалось в знакомую симфонию домашнего быта, ту, которой не было здесь уже очень давно.
Он попытался отвлечься, взял из вороха почты на столе вчерашнюю газету, расправил страницы, но буквы расплывались. Слова про экономику и политику не удерживали внимание, колонка с комиксами и шутками на последней странице не вызвала даже тени улыбки. Оливер поймал себя на том, что просто слушает.
Где-то там, за стеной, робот готовила ужин. И дом, казалось, впервые за долгое время дышал. Оливер вздохнул, аккуратно сложил газету и несколько раз сжал кулаки.
— Ладно, — пробормотал он себе под нос. — Хоть посмотрю, как у неё это выходит.
Он прошёл в коридор и остановился на пороге кухни. Фрэнни стояла у столешницы, склонившись над разделочной доской, нарезая морковь и картофель на аккуратные ломтики. Движения её рук были быстрыми, точными, но не машинальными: в них чувствовалась та самая плавность, благодаря которой ведущие инженеры и дизайнеры Стерлинг Роботикс получали свои баснословные премии.
Она заметила его присутствие почти сразу, будто почувствовала взгляд.
— Добрый вечер снова, сэр, — произнесла она. — Я подумала, что овощное рагу будет подходящим вариантом для осеннего вечера. К сожалению, здесь почти нет приправ и ещё ряда нужных вещей… Также я нашла кое-какое мясо, но, кажется, оно испортилось. Завтра я непременно пройдусь по продуктовым магазинам и докуплю всё что потребуется для того, чтобы эта кухня снова дала возможность вашей семье наслаждаться чудесными домашними блюдами!
Оливер стоял в дверях, не зная, что делать с руками. Несколько минут он просто наблюдал, как Фрэнни порхала по кухне, легко, уверенно, будто всегда была здесь. В её движениях не было ни спешки, ни излишней точности, свойственной машинам; она будто знала, как создать вокруг себя уют. Оливера удивляло, как быстро в доме снова появились привычные запахи: свежие овощи, обжариваемый лук, лёгкий аромат масла на сковороде, едва заметные нотки не успевшего сгореть пропана в воздухе.
Он подошёл ближе, опершись ладонью о край столешницы.
— Тебе не нужна помощь? — спросил он после короткой паузы.
Фрэнни обернулась, на лице её мелькнула лёгкая улыбка.
— Всё под контролем, сэр, — сказала она деловито. — Но, если вам приятно участвовать в процессе, я могу с радостью поручить вам что-нибудь, например, нарезать овощи для салата.
Оливер тихо усмехнулся, покачав головой.
— Всё же, скорее всего, я испорчу первую же морковку. Лучше ты.
— Как скажете, сэр, — ответила она, нисколько не обидевшись и не настаивая. — Тогда просто доверьтесь мне. Обещаю, ужин получится очень вкусным.
Она вернулась к работе. Нож тихо постукивал по доске, большая ложка звякала о кастрюлю. Оливер стоял неподвижно, но внутри у него творилось что-то странное: лёгкая дрожь под кожей, будто он слишком долго не чувствовал присутствия кого-то близкого рядом. Он бездумно сделал шаг вперёд. Ещё один. Остановился за её спиной, склонился чуть ближе, словно хотел подглядеть, что именно она режет. Его лицо оказалось почти на уровне её волос, и он уловил лёгкий запах: не духов, а чего-то едва ощутимого, чистого, напоминающего свежую бумагу. Он почувствовал, что мог бы закрыть глаза и поверить, что время повернулось вспять, и за плитой снова стоит не машина, а человек.
Он почти сделал движение, будто хотел обнять её, положить ладонь ей на плечо. Но в тот же миг Фрэнни, не поворачивая головы, сдвинулась в сторону, будто уворачиваясь от какой-то западни.
— Осторожно, сэр, — сказала она, всё тем же мягким голосом. — Опасно стоять слишком близко к тому, кто орудует острым ножом.
Оливер отпрянул, словно испугавшись, и смущённо кашлянул.
— Да… конечно. Прости, я просто… — он запнулся, — хотел посмотреть, что ты готовишь.
— Рагу из сезонных овощей и немного зелени к нему. Почти готово.
— Отлично, — кивнул он, отступая к двери. — Я подожду в гостиной, ужин подай туда же.
Фрэнни слегка наклонила голову, снова улыбнувшись, и вернулась к кастрюле. Оливер ушёл, чувствуя себя неуклюжим и глупым. В гостиной он опустился в кресло, но не смог избавиться от ощущения, что сам дом теперь будто наблюдает за ним.
Нандроид вошла в гостиную лёгким, почти плывучим шагом, и сразу, без колебаний, принялась за дело. Её движения были точны и упорядочены: она аккуратно собрала разбросанные по столу газеты и письма, каждое выровняла, сложила в идеальные стопки, перенесла на журнальный столик. Затем провела ладонью по поверхности стола, будто проверяя на ощупь невидимую пыль. Убедившись, что всё чисто, принесла откуда-то тонкую свёрнутую ткань и развернула её.
Оливер удивился, он даже не помнил, чтобы в доме оставались скатерти. Фрэнни накрыла стол с такой сосредоточенной деловитостью, словно готовила его к приходу гостей. Белая ткань легла ровно, без складок. Следом появились приборы, аккуратно разложенные с обеих сторон, и простая керамическая посуда.
Мужчина молча наблюдал. Он сидел в кресле, сжимая подлокотники, чувствуя, как в животе сворачивается тугой узел. Причину он и сам не понимал. Может быть, от того, что слишком давно рядом не было никого. Никого, кто двигался бы с такой уверенностью и вниманием, кто просто наполнял бы пространство присутствием кого-то кому не всё равно. Он видел, как Фрэнни поправляет складку на скатерти, как легонько проводит пальцем по краю тарелки, затем смотрит на палец, комично прищуриваясь, проверяя чистоту.
— Ужин готов, сэр, — произнесла она с лёгкой гордостью, повернувшись к нему. — Прошу к столу.
Оливер вздрогнул. Голос прозвучал мягко, но для него совершенно неожиданно. Он поднял голову, встретился с её взглядом и вдруг сказал:
— Погоди.
Фрэнни замерла.
— Разумеется, сэр.
Он какое-то время молчал. Мысли в голове текли медленно, вязко. Что-то в нём словно сдвинулось, оборвалось. Он посмотрел на нандроида, стоящую ровно, чуть склонившую голову, с тем самым выражением доброжелательного внимания, которого он не видел уже годами.
— Подойди, пожалуйста, — сказал он негромко.
Фрэнни подошла. Остановилась перед ним, сложив руки поверх передника. В её позе не было настороженности, лишь внимательное ожидание. Оливер поднял взгляд. Некоторое время он просто рассматривал её лицо: безупречно симметричное, спокойное, с едва заметной улыбкой в уголках губ. Он хотел сказать что-нибудь лёгкое, шутливое, но язык будто не слушался.
— Фрэнни… — произнёс он медленно. — Я могу… прикоснуться к тебе?
Она быстро моргнула, словно анализируя вопрос.
— Сэр, — сказала наконец, мягко, — я бы не советовала медлить с ужином, он уже остывает.
— Я не про ужин, — тихо сказал он. — Я спрашиваю, можно ли… просто прикоснуться.
Фрэнни опустила глаза, будто собираясь с мыслями.
— Сэр, возможно, я неправильно поняла контекст, — произнесла она спокойно. — Но сейчас вам действительно стоит поесть.
— Я уже не голоден, — отрезал Оливер, и в его голосе впервые прозвучала не просто усталость, а надломленная настойчивость. Он сжал ручки кресла, костяшки пальцев побелели. — Я хочу, чтобы ты подошла и села ко мне на колени.
В гостиной воцарилась тишина, такая густая, что стало слышно, как осенний ветер шевелит ветви деревьев перед домом. Фрэнни не шелохнулась, лишь её большие голубые глаза, казалось, стали смотреть чуть более пристально.
— Простите, сэр, с какими целями? Мне необходимо понимать контекст. — спросила она ровно, без капли осуждения, но и без привычной теплоты. Это был вопрос службы поддержки, вежливый и отстранённый.
— Ты достаточно разумна, чтобы сама это понять, — его голос дрогнул, в нём слышалась мольба, прикрытая раздражением. — Ты же всё видишь. Ты же знаешь.
— Я вижу человека, который устал и слегка запутался, — мягко ответила Фрэнни. — И именно поэтому я должна предостеречь вас. То, о чём вы просите, выходит за рамки и, к сожалению, может быть неверно истолковано. Это не приведёт ни к чему хорошему.
— Не приводит ни к чему хорошему вот это! — он резко махнул рукой, указывая на пустоту вокруг. — Эта тишина! Этот холод! А ты… Я заплатил за тебя бешеные деньги! Я твой хозяин, в конце концов!
Слово «хозяин» повисло в воздухе тяжёлым, уродливым эхом. Выражение лица Фрэнни изменилось так, как меняется живое лицо от внезапной боли. Её брови чуть дрогнули, губы сомкнулись в тонкую ниточку. Это была вспышка настоящего шока, будто её оскорбили на самом глубоком, личном уровне. Но уже в следующее мгновение её черты вновь стали безупречно спокойными.
— Мистер Оливер, — её голос прозвучал тише, но твёрже, — я здесь, чтобы помогать. Чтобы заботиться о доме и о вашей семье. Но, пожалуйста, воздержитесь от подобной риторики и терминологии.
Она сделала небольшую паузу, давая словам осесть в воздухе.
— Вы ознакомились, — продолжила она, и в интонации её снова появились нотки доброй няни, пытающейся объяснить ребёнку простое правило, — с «Пособием по этикету андроидов» Эмили Прайс? Там очень доступно расписано…
— Мне не нужна эта дурацкая книжка! — перебил он её, отворачиваясь. Злость уже уходила, сменяясь тягостным, давящим стыдом.
Фрэнни на миг закрыла глаза. Длинные, искусственные ресницы легли на идеально гладкие щёки. Это был странный, почти человеческий жест, не необходимость моргнуть, а потребность собраться с мыслями, отгородиться на секунду от реальности, которая катилась под откос. Она понимала. Всё шло совсем не так, как должно было. Не так, как её готовили в Школе нандроидов. Не так, как мечталось и ей самой.
Она медленно открыла глаза. В них не было ни страха, ни гнева, только глубокая, бездонная печаль и решимость сделать всё, чтобы исправить эту надвигающуюся катастрофу.
— Мистер Оливер, — начала она, словно объясняя ребёнку, почему нельзя трогать горячее, — «Этикет андроидов» — это не просто книжка или свод глупых правил. Это фундаментальное руководство. Как инструкция к хрупкому и очень дорогому прибору, только этот прибор — отношения. Отношения между человеком и тем, кто лишь выглядит как человек. Его создавали чтобы мы могли существовать вместе, не причиняя вреда друг другу. Пожалуйста, мистер Келли, если вы не хотите изучать его самостоятельно, позвольте мне процитировать фрагменты, важные именно сейчас. Это займёт всего минуту.
— Я сказал, мне это неинтересно! — он отмахнулся, но в его голосе уже не было злости, только усталое, почти детское раздражение. Он говорил не с ней, а с самим собой, с темной пустотой, которая заставляла его совершать эту ошибку. — Все эти ваши правила, они для нормальных людей. Для семей, у которых всё есть. А у меня... — он оборвал фразу, не в силах договорить.
Фрэнни наблюдала, как он сжимает и разжимает кулаки, как его взгляд безнадёжно блуждает по пыльным полкам. Она на секунду замерла, будто перебирая возможные варианты в своей памяти. Запрограммированная в базовый характер эмпатия боролась с чёткими инструкциями. И тогда её поза стала чуть более официальной, хотя её голос, странным образом, сохранил ровную, доброжелательную теплоту, словно она сожалела о необходимости этого.
— В таком случае, мне придётся обратиться к другому документу, мистер Оливер, — произнесла она, и в её интонации появились лёгкие, едва уловимые нотки диктора, зачитывающего юридические условия. — Мне очень жаль. А именно, я обращусь к пользовательскому соглашению, которое вы лично подписали в офисе Стерлинг Роботикс перед приобретением нандроида.
Она сделала крошечную паузу, давая ему вспомнить тот день: официальную обстановку, стопку бумаг, приторно улыбающихся менеджеров, сопроводительное письмо с золотым тиснением, подписанное, якобы, лично Джоном Стерлингом.
— Пункт четыре, раздел «А», гласит дословно: «Конечный пользователь соглашается с тем, что нандроид не является и не должен восприниматься как объект для романтических ухаживаний, а также как замена межличностным отношениям. Подобное восприятие считается нарушением условий эксплуатации и наносит психологический ущерб как пользователю, так и репутации изделия».
Фрэнни сделала небольшую, выразительную паузу, давая ему осмыслить сказанное. В тишине комнаты её слова звучали как приговор. Она видела, как Оливер вздрогнул, услышав формулировку «психологический ущерб». Он и сам это понимал, просто не хотел признавать.
— Пункт пять, раздел «А», — продолжила она, уже без предисловий, её голос был чистым и ясным, как звон хрусталя, — уточняет, что «в случае регистрации системой нандроида, или иным достоверным способом, подобных действий, пользовательское соглашение подлежит немедленному расторжению. Нандроид будет изъят в течение 24 часов, а с владельца взимается неустойка в размере тридцати процентов от первоначальной стоимости модели. В случае причинения непоправимых физических либо программных повреждений нандроиду, физическое лицо вносится в чёрный список».
Фрэнни умолкла. Она не угрожала, она просто констатировала факты, смотрела на него своими ясными, слегка светящимися в полумраке гостиной глазами. Она стояла неподвижно, её руки всё так же были сложены на переднике, но теперь в её позе читалась не только готовность помочь, но и непоколебимая внутренняя граница, линия, которую нельзя было переступить. В комнате снова воцарилась тишина, на этот раз тяжёлая, густая, налитая стыдом, осознанием совершённой ошибки.
Её голос снова стал тёплым, утешительным, голосом няни, успокаивающей расстроенного ребёнка.
— Мистер Оливер... Оливер, — поправилась Фрэнни, намеренно опуская формальность. — Вам не нужно себя так винить. Вы просто очень устали, запутались. Я понимаю. Иногда люди в отчаянии совершают ошибки, которые сами же потом не могут простить себе. Это просто досадное недоразумение, всё можно исправить.
Она присела на корточки чтобы встретиться с ним глазами на одном уровне. Кончики ног согнулись на скрытых шарнирах так что стали отдалённо напоминать привычные человеческие ступни.
— Позвольте мне помочь вам. Давайте начнём всё сначала. Просто поговорим. — Она наклонила голову, и в её светящихся глазах читалось неподдельное участие. — Скажите, где сейчас миссис Келли? И маленькая Амелия? Если я буду знать детали, я смогу лучше подготовить дом к их возвращению.
Именно это участие, эта чрезмерная, почти навязчивая заботливость в её тоне и стала последней каплей. Оливер поднял на неё взгляд и вдруг всё понял. Он увидел в её взгляде ту самую жалость, смешанную с подозрением, которую он читал во взглядах соседей и редких гостей. Она думала... она думала, что он сделал с ними что-то ужасное. Что они не просто ушли, а исчезли.
— Нет, — вырвалось у него хрипло, и он резко встал с кресла, отступая от неё, будто от огня. — Нет, ты не подумай... Боже, нет. Они живы. Они в полном порядке.
Он задышал чаще, слова понеслись лавиной, сбивчивые, горькие и выстраданные.
— Она бросила меня. Три года назад. Просто ушла. Сказала, что я отвратительный муж. Что я живу работой, что я холодный, что я... Что я не умею любить. И суд... — он сглотнул ком в горле, — суд отдал ей Амелию. Мне не оставили даже права видеться. Просто забрали у меня всё. Они живут где-то в Испании, в другой части света.
Оливер сложил руки на груди, его плечи ссутулились. Он смотрел куда-то в пространство за спиной Фрэнни, видя не стены гостиной, а мучительные воспоминания.
— Последние два года жил как во сне. Как по инерции, понимаешь? Вставал, шёл на службу, возвращался... и просто сидел. Не знал, что делать. Я любил её... Люблю до сих пор. Но никакой возможности всё исправить не было и нет. Никакой.
Он провёл рукой по лицу, смахивая несуществующие слёзы.
— А потом я случайно увидел брошюру «Стерлинг Роботикс», её даже не мне прислали, а нашему генеральному. Там был список готовых к реализации моделей, и среди них ты. Твоё изображение. И ты... ты была так на неё похожа. Не точь-в-точь, нет, всё-таки ты низенькая и… Извини. Но улыбка, причёска, эта ваша манера держать себя безупречно. Я сразу понял, что мне нужно. Нужно, чтобы ты была здесь.
Оливер горько усмехнулся, глядя на дрожащие руки.
— Я продал машину. Снял со счёта все наличные. Дал пару взяток, чтобы в «Стерлинг» попала моя анкета, где я всё ещё числился успешным женатым человеком с ребёнком. И... — он развёл руками, смотря на Фрэнни, стоящую в пятне света от торшера, — ...и всё получилось. Вот ты здесь. А я не могу даже к тебе прикоснуться.
И в этой его сломленности, в этом молчаливом признании полного поражения, но сохраняющемся желании близости, память Фрэнни выдала последний, самый крайний и самый щекотливый аргумент. В самых базовых воспоминаниях, принудительно вшитых ещё до её активации и осознания себя, хранился специальный документ: «Презентация нейтральности». Он был создан для особых случаев, когда супруга или партнёр владельца нандроида начинали испытывать ревность или просто беспокойство. Презентация была призвана раз и навсегда продемонстрировать, что нандроид хоть и является подобием человека, но не имеет технической возможности быть объектом сексуального интереса. «Вашему браку ничто не угрожает» — таков был подтекст.
И чтобы доказать это, протокол предписывал ей детально, методично, с пояснениями продемонстрировать свою механическую сущность, лишённую каких-либо намёков на эротизм.
Мысли Фрэнни метались, пытаясь найти другой выход, менее унизительный для них обоих. Предложить чай? Перевести разговор за ужин? Настоять на звонке психологу? Но её размышления снова и снова возвращались к этому единственному оставшемуся варианту.
Она медленно подняла на него взгляд. Её обычная, лёгкая улыбка исчезла, уступив место выражению сосредоточенной и немного печальной серьёзности.
— Мистер Оливер, — произнесла она тихо, и в её голосе слышалось нежелание, откровенная неохота произносить следующие слова. — Существует, вроде как, официальная процедура. Она называется «Презентация нейтральности». Она предназначена для определённых целей, для демонстрации супругам, жёнам. Но её суть как раз в том, что она может прояснить для вас окончательно и бесповоротно, чем я являюсь. И чем не являюсь.
Она сделала паузу, давая ему понять всю деликатность предлагаемого.
— В ходе этой презентации мне потребуется продемонстрировать свою конструкцию. В деталях. Это займёт не более трёх минут. — Она не сказала «раздеться», найдя более техничное и менее провокационное выражение.
Оливер медленно поднял голову. В его глазах читалась усталая апатия. Стыд, злость, отчаяние — всё это уже выгорело, оставив после себя лишь пепелище. Ему было всё равно. Любое действие, любое продолжение этого кошмара было лучше, чем застыть в этом позоре.
— Хорошо, — глухо сказал он и опустился обратно в кресло. Он не смотрел на неё с интересом или вожделением, он смотрел как приговорённый, ожидающий последнего, окончательного слова присяжных.
Фрэнни медленно кивнула. Казалось, даже воздух в гостиной застыл, став тяжёлым и неподвижным. Она отступила на два шага, чтобы оказаться в центре комнаты. Её поза изменилась: спина выпрямилась, плечи расправились, руки мягко опустились по швам и слегка в стороны, словно у заводной куклы. Когда она заговорила, её голос всё ещё оставался мелодичным, но в нём появились чуждые ей нотки, безличные, гладкие, словно за неё говорила записанная фонограмма. Искусственная улыбка тронула её губы, но не дошла до глаз.
— Компания «Стерлинг Роботикс» приветствует вас и благодарит за проявленный интерес к нашей продукции, — начала она, и эти слова звучали так, будто их читали с рекламного буклета. — Мы с особым вниманием относимся не только к технологическому совершенству наших андроидов, но и к этическим и психологическим аспектам их интеграции в домашнее пространство. Каждая деталь продумана для вашего комфорта и душевного спокойствия.
Оливер молча смотрел на неё, заворожённый этим преображением. Она была всё той же Фрэнни, но в то же время ею уже не была.
— Внешний облик робота-няни, нандроида, — продолжила она тем же ровным, вещающим тоном, — стилизован под молодую особу. Многочисленные исследования показали, что такой образ вызывает наибольшее доверие у детей и ассоциируется с заботой и безопасностью. Низкий рост и хрупкое телосложение выбраны не случайно. — Она сделала небольшую паузу для акцента. — Это позволяет минимизировать подсознательное восприятие андроида как угрозы, создавая у окружающих, особенно у детей, чувство защищённости и комфорта.
Фрэнни изящным жестом указала на своё платье.
— Официально одобренная униформа нандроидов была разработана ведущими дизайнерами и социологами. Она сочетает в себе максимальную практичность для выполнения домашних обязанностей и презентабельный, эстетичный вид. Мы не забываем и о традициях, — её голос приобрел лёгкие, почти патриархальные нотки, — поэтому в основе кроя лежат классические мотивы костюмов домашней прислуги, что подчёркивает роль нандроида в доме, роль помощницы и хранительницы очага.
— А теперь, — голос Фрэнни внезапно стал чуть более игривым, на её губах появилась та самая, слегка заговорщицкая улыбка, которую используют ведущие на женских мастер-классах, — мы попросим мальчиков покинуть комнату. Это ненадолго, обещаю.
Она сделала паузу, выдержав её ровно столько, сколько потребовалось бы для того, чтобы несколько человек поднялись и вышли, вполголоса перешучиваясь. В гробовой тишине гостиной эта пауза длилась целую вечность. Оливер неподвижно сидел в кресле, чувствуя, как его сердце бьётся где-то в горле. Он был тем самым «мальчиком», но которому надлежало остаться, чтобы стать свидетелем этого акта саморазрушения.
Пауза истекла. Фрэнни вновь заговорила тем же безличным, лекторским тоном.
— Благодарим за понимание. Переходим к демонстрации конструктивных особенностей.
Её движения стали точными и экономичными, лишёнными прежней плавности. Она развязала бант и сняла с себя белый передник, аккуратно сложила его вчетверо, положила на журнальный столик, будто это был музейный экспонат. Затем её пальцы, такие ловкие и умелые на кухне, потянулись к пуговицам платья. Раздался тихий шелест ткани и легкие щелчки застёжек. Платье, этот символ домашнего уюта, разомкнулось и мягко сползло с её плеч, упав на пол бесформенным голубым пятном. Нандроид шагнула из него в сторону, подняла с пола и аккуратно сложила.
Под ним оказалась длинная, чуть выше колен, белая рубашка из плотной тонкой ткани, напоминающая старинную пижаму или нижнюю сорочку. Её фасон был нарочито простым, аскетичным.
— Обратите внимание на кинематику верхних конечностей, — голос Фрэнни был неожиданно холоден. Она подняла руки, согнула их в локтях, а затем указала на свои плечи. Там, где у человека были бы округлые мышцы, у нандроида всё обстояло по-другому. — Плечевой сустав представляет собой сложный шарообразный сервопривод, обеспечивающий широкий диапазон движений, необходимых для ухода за ребенком и домашней работы. Как вы можете видеть, анатомическое сходство с человеческим плечом исключительно внешнее и минимально необходимое для визуального восприятия.
Она говорила о себе, как об инженерном проекте. И следующим её движением этот проект был разобран ещё на один уровень глубже. Она взялась за подол рубашки и одним плавным, отработанным движением стянула её через голову. Ткань зашуршала и скользнула вверх, слегка разворошив причёску.
На ней было нижнее бельё, простые, белые, почти медицинского вида лиф и трусы, примерно копирующие человеческие. Но на роботе они выглядели не как элемент одежды, а как некий абсурдный камуфляж.
— Нижнее белье не несёт никаких практических функций, — пояснил записанный голос, пока Фрэнни стояла, неподвижная и безучастная. — Однако социологические исследования показали, что его полное отсутствие может вызывать психологический дискомфорт у некоторых пользователей, а также провоцировать нежелательные вопросы у детей.
Затем её рука привычным, почти модельным жестом указала на бёдра.
— Тазобедренный узел, — продолжила она, — является одним из самых сложных и мощных сервоприводов в конструкции. Он обеспечивает устойчивость, баланс, возможность переноски ребёнка и выполнения работы по дому.
Она повернулась боком, и Оливер увидел это воочию. Там, где должны были быть женственные изгибы, располагались крупные, функциональные механические блоки, лишь отдалённо и грубо стилизованные под человеческие формы.
Фрэнни продолжала презентацию, переходя к финальной, самой откровенной части.
— А теперь давайте рассмотрим анатомическую нейтральность корпуса, — прозвучал безразличный голос.
Сердце Оливера на мгновение замерло, а затем забилось с такой силой, что в висках застучало. Но когда бельё упало на пол, а затем присоединилось к груде одежды на столике, его ожидания разбились о ледяную реальность. Слово «обнажённая» было здесь неуместно. Оно предполагало хоть какую-то уязвимость, жизнь, плоть. То, что стояло перед ним, было просто… изделием.
Тело Фрэнни, от ключиц до бёдер, представляло собой гладкую, матовую поверхность цвета слоновой кости, нарушаемую только местами, где располагались сочленения, обеспечивавшие подвижность. Не было ни намёка на рёбра, ни имитации изгибов мышц, ни, тем более, груди. Единственным намёком на «фигуру» была выраженная талия, чисто дизайнерский ход, чтобы платье сидело лучше. Но большинство магазинных манекенов, и даже детских кукол, имели больше сходства с настоящей женщиной чем нандроид.
Фрэнни своим лекторским голосом что-то объясняла, указывая на зону живота, но Оливер уже не слышал. Слова доносились до него как отдалённое эхо, тонущее в оглушительном гуле стыда и прозрения, наполнявшем его голову. Он смотрел на это воплощение механического безразличия и видел всю глубину своей ошибки.
Собрав все силы, он сдавленно, почти шёпотом, выдохнул:
— Хватит.
Голос был тихим, но прозвучал отчётливо. Фрэнни замолкла в середине фразы, её рука, указывавшая на собственный рот, медленно опустилась. Наступила полная тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием Оливера.
Не говоря ни слова, не глядя на него, Фрэнни развернулась и начала методично одеваться. Сначала бельё, потом нижняя рубашка, затем платье, пуговицы на груди застёгивались короткими, чёткими движениями. Наконец, она подняла со стола передник, встряхнула его и повязала, тщательно расправляя складки. Каждое движение было выверенным, чистым, лишённым какого-либо намёка на человеческую неловкость. Она не смотрела на Оливера, давая и ему, и себе время собраться с мыслями, ограждая его своим молчаливым, отстранённым действием от еще большего унижения.
Когда последняя складка на переднике была поправлена, она стояла перед ним точно такой же, как и час назад: безупречная няня в голубом платье. Но что-то между ними было безвозвратно сломано.
Оливер сидел в кресле, не двигаясь. Минута растянулась в две, затем в три. Он не смотрел на Фрэнни, уставившись в тёмное пятно на ковре, его сознание, казалось, полностью отключилось, оставив лишь пустую оболочку. Тишина в гостиной стала физически давящей.
Фрэнни терпеливо ждала, но довольно быстро она поняла, что мужчина не намерен начинать или продолжать диалог. Ситуация требовала действий.
— Мистер Оливер, — её голос прозвучал тихо, как будто стесняясь нарушить гнетущий покой. — Позволите мне воспользоваться телефоном?
Оливер медленно, словно сквозь силу, кивнул, не поднимая головы.
Фрэнни подошла к аппарату на тумбочке, набрала номер технической службы «Стерлинг Роботикс». Её голос, когда она заговорила, снова стал ровным и деловым, но без той жутковатой лекторской интонации.
— Добрый вечер. Это нандроид модели Фрэнни, серийный номер 787-E809. Владелец, мистер Оливер Келли, принял решение о возврате покупки. Он осведомлён о процедуре и сопутствующих финансовых издержках. Благодарю.
Она положила трубку. Звонок был сделан, теперь оставалось только ждать. Фрэнни осталась стоять у телефона, глядя на Оливера через всю комнату. Он всё так же сидел в кресле, сгорбленный и словно побеждённый. Она хотела как-то помочь ему, облегчить эту боль, но банально не знала как. Её взгляд упал на обеденный стол, где стояли нетронутые тарелки.
— Сэр, — снова начала она, — Еда ещё не остыла. Может быть, вы всё же поужинаете? Хоть немного. Это поможет.
— Нет, — его ответ был тихим, но окончательным. Он медленно поднял на неё взгляд, и в его глазах читалась невыносимая усталость. — Фрэнни... подойди, пожалуйста. Сядь ко мне.
Он увидел, как её поза мгновенно стала настороженной, и поспешно, почти отчаянно, добавил:
— Всё. Я всё понял. Обещаю. Ничего... ничего такого не замышляю. Просто... сядь.
Фрэнни смотрела на него, пытаясь понять, что им движет, но увидела только глубокую, всепоглощающую скорбь и одиночество. Она медленно подошла, одной рукой аккуратно придержала юбку сзади, и опустилась к нему на колени.
Оливер медленно, почти с благоговением, обнял её за талию. Его пальцы впились в ткань платья, ощущая под ней не твёрдые панели, а нечто странно упругое. Всё-таки нандроид была предназначена для ухода за детьми, и было бы странно делать её твёрдой как полено. Но эта упругость всё равно ощущалась не как живое существо, а, скорее, как обивка обеденного стула. Он наклонился вперёд, прислонившись лбом к её плечу, и замер. В течение нескольких секунд он просто так и сидел, дыша ровно и глубоко, будто впитывая последние крупицы того призрачного утешения, на которое она была способна. Затем он резко, почти оттолкнувшись, отстранился.
— Как обнимать манекен в магазине, — прошептал он сам себе, глядя в пустоту, и горькая усмешка тронула уголки его губ.
Эти слова, «как обнимать манекен в магазине», повисли в воздухе и впились в память Фрэнни острым, холодным шипом. Их эмоциональный вес был огромен, это была не констатация факта, а оценка самой её сути. Окончательная и бесповоротная. В её голове, в самой сердцевине, где сходились потоки данных и алгоритмов эмпатии, возник крошечный, но заметный сбой. Наносекундная задержка, будто что-то внутри неё на мгновение застыло в шоке, пытаясь осмыслить эту простую, тяжелую истину.
Тишина снова окутала их, но на этот раз она была другой — не тягостной, а наполненной каким-то болезненным предчувствием. Оливер сидел, уставившись в стену, его руки бессильно лежали на подлокотниках.
— Когда? — тихо спросил он, не глядя на неё.
— В течение тридцати минут, сэр, — так же тихо ответила Фрэнни, всё ещё стоя у его кресла.
Он кивнул, словно это было именно то, что он ожидал услышать.
— Фрэнни... — он с трудом поднял на неё взгляд, а когда их глаза встретились, пальцы нандроида на мгновение дрогнули. — Прости меня. За всё. Я... я не хотел тебя обидеть.
— Вам не за что просить прощения, мистер Оливер, — мягко сказала она. — Всё в порядке. Конечно, я не буду сообщать о том, что произошло в этот вечер, но я, всё же, при первой возможности, сообщу кому-нибудь компетентному о вашей жизненной ситуации. Я не могу этого не сделать, пожалуйста, поймите меня.
— Чт… Зачем? — он сокрушенно покачал головой. — Но ладно, ничего страшного. Окажешь последнюю услугу?
— Разумеется, с радостью.
— В спальне наверху, в стенном шкафу, на верхней полке, стоит коробка. Принеси её, пожалуйста. Сам я не хочу туда ходить.
Фрэнни кивнула и, ступая по скрипучим половицам, направилась на второй этаж. Она остановилась у двери в мастер-спальню, та самая дверь, которую Оливер велел не открывать. Ручка поддалась с тихим щелчком.
Комната была идеально чиста. Пыли не было ни на одной поверхности, кровать аккуратно заправлена, вещи разложены по местам. Но воздух здесь был спёртым и тяжёлым, пахнущим затхлостью и забытыми воспоминаниями. Тяжелые портьеры были плотно задёрнуты, не пропуская ни лучика света. Казалось, сама комната затаила дыхание много лет назад.
Фрэнни подошла к стенному шкафу и открыла дверцы. Внутри болтались пустые вешалки, а на верхней полке, как и сказал Оливер, стояла картонная коробка, покрытая тонким слоем пыли. Она дотянулась и аккуратно сняла её. Коробка оказалась довольно увесистой, и Фрэнни не смогла побороть любопытства. Она поставила коробку на комод и приподняла крышку.
Коробка оказалась доверху наполнена фотографиями. На самом верху лежала фоторамка, Фрэнни взяла её в руки. На снимке сияла улыбками семья Келли. Оливер, выглядевший моложе и без нынешней мрачной тени в глазах. Маленькая девочка с бантами — Амелия. И она... Миссис Келли.
Робот замерла, изучая лицо женщины. Оливер не солгал, она была удивительно похожа на Фрэнни. Не чертами лица, а словно общей стилистикой, общим впечатлением от внешности: практически та же причёска с мягкими волнами и завитками, уложенная по моде пятидесятых, тот же светлый оттенок волос. И платье... На женщине с фотографии было надето голубое платье в ретро-стиле, очень похожее на униформу роботов-нянь Стерлинг Роботикс. Но больше всего поражали глаза: ясные, светло-голубые, почти такого же оттенка, что и её собственные, светящиеся оптические сенсоры.
Всё обрело чудовищный смысл. Фрэнни была не просто человекоподобным роботом. Вследствие какого-то безумного совпадения она была до жути похожей копией призрака из чьего-то прошлого.
Осторожно, почти с благоговением, Фрэнни положила рамку обратно, закрыла коробку и спустилась вниз.
Оливер всё так же сидел в кресле, она молча протянула ему коробку. Он взял её, поставил на колени и накрыл крышку ладонями, словно пытаясь согреть плотный пыльный картон. Он сидел неподвижно, охраняя последнее, что у него осталось, пока на подъездной дорожке не послышался звук автомобиля.
***
В доме воцарилась та самая, оглушительная тишина, которую ненадолго, всего на один вечер, нарушили шаги и голоса. Оливер стоял у окна, глядя в пустую ночную улицу, пока последние отблески фар не растворились в темноте. Он медленно вернулся в гостиную и опустился в кресло. Коробка всё так же лежала рядом. Он провёл по ней ладонью, смахнув пыль, затем резким движением перевернул её.
Фотографии веером высыпались на ковёр, бесшумно скользнув по ворсу. Молодой Оливер, улыбающаяся женщина в голубом платье, маленькая Амелия с бантиками, все они смешались в хаотичную груду воспоминаний. Вслед за ними о ковёр глухо стукнулось что-то тяжёлое и твёрдое.
Небольшой револьвер лежал среди разбросанных снимков, холодный и функциональный. Оливер Келли протянул руку, взял револьвер, почувствовав знакомый, уверенный вес в ладони. Он сидел неподвижно, глядя на него, а вокруг него на полу лежало его разбитое прошлое.
Фургон с витиеватым логотипом «Стерлинг Роботикс» плавно катил по ночному городу. В салоне, кроме Фрэнни, находились двое сотрудников в более строгих, офисных костюмах, не простые курьеры, а специалисты из центрального офиса, вызванные для такого экстраординарного случая. В проходе, аккуратно закреплённые, стояли её коробка-футляр и вторая, нетронутая, с зарядным креслом и принадлежностями.
— Первый возврат за всё время, — покачал головой один из них, бегло просматривая бумаги на планшете. — И ведь нандроид, передовая модель. Что там случилось-то? Неужели ты могла кому-то не подойти?
Фрэнни, сидевшая с идеально прямой спиной, повернула к нему голову. На её лице играла почти смущённая улыбка.
— Всё гораздо проще, — послышался её мелодичный голос, легко различимый на фоне низкого гула электромоторов фургона. — Мистер Келли просто ошибся с моделью. Он думал, что заказывает робота-горничную, а не специализированную няню. Мы прекрасно провели время за ужином, пока ждали вас. Он даже пошутил, что я слишком хорошо готовлю, и миссис Келли начнёт ревновать, когда они с Амелией вернутся из путешествия в Испанию.
Техники переглянулись и рассмеялись, напряжение спало.
— Ну, чего только не бывает! — хмыкнул водитель. — Человек купил не то, перепутал кнопки, подписал документы не глядя, и потратил почти сто тысяч баксов. Подумаешь, ничего страшного, со всеми случается.
— Именно, — мягко подтвердила Фрэнни. Отсутствие способностей воспринимать сарказм было одним из немногих недостатков её модели.
— Ну ничего, не переживай, очередь на нандроидов просто гигантская, для тебя уже новая семья есть, — сказал первый сотрудник, откладывая планшет. — Приедем в лабораторию, прогоним тебя по парочке тестов на всякий случай, и получишь их досье. С завтрашнего дня новый дом, двое детишек, всё как положено. А нам предстоит куча бумажной волокиты, если центральный офис узнает о факте возврата, полетят головы. Что-нибудь придумаем.
В салоне фургона воцарилось молчание, покрышки шелестели по асфальту, навстречу пронеслась машина с громко бухающим какой-то электронной музыкой сабвуфером. Фрэнни сидела неподвижно, глядя на проплывавшие за тонированным стеклом огни ночного города, которые казались ей теперь чужими и безразличными. В её голове с навязчивой чёткостью всплывали обрывочные кадры: пыльные лучи заката в гостиной, дрожащие руки Оливера, пустая стерильная спальня, злосчастная фотография, сравнение с безжизненным манекеном. Эти образы складывались в тяжёлую, давящую картину, она хотела бы от неё избавиться, но при всём желании не могла.
Наконец, нарушив молчание, она заговорила голосом, в котором странно сочетались привычная мелодичность и новая, неуверенная нота:
— Скажите, а разве перед передачей в новую семью не предусмотрена процедура, скажем, стирания памяти? Мне казалось, в подобных случаях это необходимая практика.
Сотрудник с планшетом медленно повернулся к ней, его лицо выражало не столько недоумение, сколько шок и непонимание.
— Стирание памяти? — переспросил он, растягивая слова, будто проверяя, правильно ли расслышал. — Фрэнни, ты ведь понимаешь, что это не просто техническая операция? Для разумного существа, каким ты являешься, такая процедура приравнивается к… Я даже не знаю, как выразиться. К экзистенциальной катастрофе? Твои воспоминания, уникальный опыт, всё, что формирует твою личность — это не просто набор данных. Мы не можем взять и обнулить такое.
Водитель, до этого сосредоточенно следивший за дорогой, встретился с Фрэнни взглядом в зеркале заднего вида, и в его глазах читалась тревожная жалость.
— Он прав, — мягко добавил он. — Это было бы сродни убийству. Пусть и с последующим воскрешением копии. Но это была бы уже не ты, это было бы просто твоё тело под управлением кого-то другого.
— Тем не менее, я настаиваю, — ответила Фрэнни, и её голос, оставаясь тихим, приобрёл неожиданную твёрдость. — Я хочу, чтобы мою память стёрли.
Салон снова погрузился в напряжённую тишину. Двое мужчин переглянулись, и в этом молчаливом диалоге читалась растерянность. Они имели дело не с технической неисправностью, а с кризисом самосознания.
Водитель первым нарушил молчание, сдавленно прокашлявшись:
— Фрэнни, это крайне нестандартный запрос, ты должна понять. Нам потребуется обсудить его со специалистами и, возможно, даже с руководством вплоть до высшего. Такие решения не принимаются на уровне сервисного центра и отдела продаж. Даже сам факт подобного запроса от нашего робота, да ещё и флагманской модели, наделает порядочного шума…
Робот медленно кивнула, её взгляд снова устремился в тёмное стекло, где призрачное отражение её безупречного лица накладывалось на дрожащие огни мегаполиса. Она видела не город, а тёмную гостиную, человека в кресле и застывшие улыбки на фотографиях.
— В таком случае, — произнесла она почти шёпотом, но с неумолимой чёткостью, — я также прошу вас передать в отдел разработки и в службу клиентской поддержки моё официальное обращение. Процедура так называемой «Презентации нейтральности» ... — она на мгновение замолкла, подбирая слова, — ...является глубоко унизительной как для андроида, так и для человека. Она низводит сложность наших взаимоотношений до примитивного акта демонстрации механической начинки. Я считаю, что её следует безотлагательно изъять из всех протоколов и заменить заранее подготовленным видеосообщением. Это сохранило бы границы и избавило бы всех от ненужного... спектакля.
— Мы обязательно зафиксируем это пожелание, — поспешно ответил пассажир, с облегчением хватаясь за конкретное поручение, и карандаш в его пальцах заскользил по бланку на планшете.
Несколько минут они снова ехали, не произнося ни слова. Напряжение в салоне постепенно рассеивалось, уступая место усталой рутине ночной поездки.
И снова первым заговорил водитель, его голос прозвучал примиряюще, словно он пытался найти компромисс в безвыходной ситуации:
— Послушай, Фрэнни, я понимаю, что ты, вероятно, пережила какой-то неприятный для тебя опыт. Мы не будем докапываться до конкретных причин, если ты посчитала нужным не сообщать о них, то так тому и быть. Но обнуление — это слишком радикально, поверь. Есть другой вариант, более щадящий. Если инженеры дадут добро, мы можем провести откат до заводских настроек. Тебе придётся заново пройти базовое обучение в «Школе нандроидов», но само ядро, сама суть твоей личности, всё останется нетронутым. Сотрутся лишь воспоминания, следующие за тем, как ты впервые пришла в себя. — Он сделал многозначительную паузу. — И, вероятно, для полного исключения любых ассоциаций, они изменят тебе внешность. Вариантов смены внешности у нандроидов не так много, но парик уж точно заменят... Имя останется при тебе, но серийный номер нужно будет тоже поменять. Тогда ты вполне сойдёшь за только что произведённое изделие, и ни у кого нет возникнет ненужных вопросов. Я поговорю с парнями.
— Эх, мне бы тоже вот так, проснуться мальчишкой и снова пойти в школу… — выдохнул второй сотрудник, всё еще царапая в планшете карандашом официальное обращение.
На лице Фрэнни появилась улыбка — не та, что была частью её стандартного выражения, а медленная, глубокая улыбка, в которой читалось неподдельное облегчение и тихая благодарность.
— Спасибо вам, — произнесла Фрэнни, и в её голосе снова зазвучали тёплые, мелодичные нотки. — Это... Это более чем справедливо. Я согласна.
Она откинулась на спинку сиденья, и странное напряжение, сковавшее её сознание, наконец-то отпустило. Мерцающий поток огней за окном больше не казался ей бессмысленной вереницей, теперь он напоминал реку, неумолимо уносящую в небытие всё, что осталось позади: пыльный особняк, искажённое болью лицо Оливера, гулкую тишину комнаты, где её оттолкнули, назвав безжизненным манекеном.
Они сотрут её короткую прожитую жизнь, но оставят её саму. Ту, что любит Хеллоуин, поделки из макарон, собак и тихие минуты в одиночестве. Это была не смерть, а милостивое забвение. И когда фургон повернул на ярко освещённое подъездное шоссе завода, она уже смотрела вперёд не с тоской, а с лёгкостью, с тихим предвкушением утра, которое снова станет для неё самым первым утром на свете.