Броня у Мирона Карасёва даже не прошлой модификации, а позапрошлой. Лет семь или восемь назад такая была. Аким сейчас и не вспомнит, когда у него была такая же. Шлем у урядника, даже на первый взгляд, больше, угловатый какой-то, фронтальные камеры не загнаны заподлицо, камера задней полусферы вообще торчит почти на макушке, воздушные фильтры на маске выведены в стороны от «бороды», а не вниз, как на новых. Затылочный кабель, что ведёт от батарей к шлему, толстый какой-то, не гибкий.

«Камеры-то у него старые… Случись что - наши ему не подойдут. Даже по форме гнезда и разъёму».

Впрочем, прапорщик не сомневается, что у такого опытного бойца как Карасёв, несколько запасных камер непременно припасено. Саблин бросает взгляд на Калмыкова. У того новый, отличный шлем, маленький, без углов, что называется «зализанный», аккуратный, по сравнению со шлемом урядника.

Радист примостился у станции на второй банке, сидит и сидит, ничего не говорит, копается в настройках. «Конвой-4» станция сложная, там тонкостей куча, настроек всяких много. Долго так сидит, Аким уже начинает думать, что старый казак… Может быть не всё понимает в новой и сложной технике. И мысль эта была неприятной. И тогда прапорщик, чтобы как-то завести разговор и говорит новому знакомцу:

- Мирон, ты РЭБ сразу на приём выставляй. Поглядеть хочу, есть тут кто вокруг.

- Так я сразу всё и выставил. И РЭБ, и рацию. – Откликается урядник, не отрываясь от своего занятия. - Лодка тут недалеко одна, в двух тысячах метров от нас тарахтит… На севере, на течении… Кто-то из наших за щукой, видно, пошёл, - а ещё дрон висит почти в семи тысячах метров на северо-восток от нас. Сигнал устойчивый… Две тысячи двести метров высота.

- Дрон?– Сразу встрепенулся «сидевший на руле» Калмыков.

- Да вот и я удивляюсь! – Отвечает ему Карасёв. – Откель тут, в нашей тишине, дроны? Тут такого отродясь не бывало. Кто тут что искать-то будет?

И в его голосе, даже через систему связи, через микрофоны и наушники, слышится что-то вроде упрёка: чего-то вы мне, браты-казаки, не сказали сразу, когда в рейд звали.

«… отродясь не бывало…». Можно подумать ты, дорогой друг, когда-нибудь по своим дебрям болотным, со включённой аппаратурой ходил».

Да… Может и не ходил урядник Карасёв по округе с РЭБом, но всё равно этот дрон кружит за кармой неспроста. И Аким спрашивает:

- И что он там?

- Болтается из стороны в сторону, - отвечает радист. – Прочёсывает болото на север от хутора. – Он замолкает, что-то опять трогает на панели управления станцией, а потом и спрашивает. – Нас что ли ищет?

- Может и нас, - отвечает Саблин, при том так, чтобы звучало это, как безделица: а, ищут и пусть ищут. – А рация что?

- Тишина, - отвечает урядник. – Приёма нет. Только дрон болтается туда-сюда в небе и всё.

- А мотор всего один в округе? – Уточняет прапорщик.

- Да, и уходит на север.

Всё равно это не нравится Акиму, и он говорит:

- Денис, прибавь-ка…

- Угу, - отзывается тот. – Есть, прибавить.

И прибавляет оборотов. Моторы ворковавшие в режиме экономии,зарычали, а лодка чуть задрала нос и пошла заметно быстрее.

- Э, э… Казаки! – Мирон даже обернулся назад. – Денис, ты железку-то прикрути… Сильно не гони. Тут всё в корягах на километры вокруг. Сплошь коряги. Глубины вроде и нормальные, но после каждого сезона дождей, течение коряги с места на место перекидывает… Тут вода бурная бывает… Бог её знает какая куда легла. Тут гонять не надо, поломаем валы… Таких валов, как ваши, мы потом у наших механиков не найдём… Точить придётся… Туда-

сюда… Время…

И Колмыков, без приказа Акима, снижает обороты моторов, налететь на корягу, поломать вал или потерять

винт…

И опять нехорошие мысли посещают прапорщика. Это всегда неприятно, думать о человеке, что он… Что он оказался не таким, каким ты его считал до этого. И вот сейчас как раз Саблин вспомнил про Милевича. Если поначалу он ещё сомневался в словах Калмыкова, утверждавшего, что молодой радист отправлял кому-то радиограммы, ну, мало ли, может Денис ошибся, всякий может ошибиться, то теперь после появления дрона, эти сомнения начали таять.

«Неужели и вправду радировал кому-то?»

И от этих дурных, расстраивающих Акима мыслей, отвлёк его урядник:

- Денис… Ты сейчас ровно на восток держи.

- Ровно на восток? - Сомневается Саблин.

- Ну, да… Прямо вдоль берега и пойдём, - продолжает Карасёв. – Километров через десять выйдем на старое русло Таза, там уже и врубай свои моторы и гони, там вода хорошая, глубины приличные, ни мелей, ни коряг. Двадцать часов спокойного хода. А с вашими моторами, так и пятнадцать.

Саблин «открывает» карту на планшете. Но на ней разве найдёшь

старые русла рек? Так что нужно слушать того, кто тут живёт. Может быть даже и неплохо, что взяли с собой этого старого ворчуна. И поэтому он спрашивает:

- И так по Тазу мы до самого Енисея дойдём?

- Если бы… Нет, по Тазу до Енисея не дойдем… - Отвечает Карасёв. - Как до плёсов и сопок доедем, русло на северо-запад повернёт, а нам так и придётся на восток идти. Места там глухие, рогоз густой, проток хороших мало, но коряг там уже нет, так что хорошую скорость можно держать. А там уже полсуток хода, и мы

на Большой Реке.

- Эдак мы часов за тридцать дойти до Реки сможем? – Интересуется

Денис.

- Ну, поглядим, как пойдёт, - не уверен урядник.

Аким всё не отрывается от карты:

- А выйдем мы… Ниже Девятнадцатой заставы…

- Конечно ниже. Вёрст на триста ниже. – Уверяет его Карасёв. А потом и спрашивает. – А нам что, ещё ниже надо будет?

- Да, - отвечает Аким, - по Енисею ещё спуститься надо будет.

- До Туруханска, что ли? – Не отстаёт от него радист. Ему всё-таки

нужно знать куда они идут. И радист настроен теперь выяснить это. Хоть и не хочется Саблину сейчас ему о том говорить, но делать-то нечего:

- Нет, до Туруханска не дойдём, уйдём на правый берег.

- Не доходя до Туруханска и на правый берег пойдём? – Теперь Карасёв поворачивает шлем к прапорщику и тот, смешно сказать, даже через камеры почувствовал его непонимающий взгляд. И поэтому он начинает объяснять:

- Там должна быть армейская застава.

- Ну, «тридцатая», - сразу откликается Карасёв, - но если от неё пойти на восток, так там нет ничего, дикость одна… Пустыня. Куда мы идём-то, господа казаки? Там река Тунгуска, на ней люди не живут. На ней никто не живёт. Может дарги какие болотные если…

- На Тунгуску мы не пойдём, - успокаивает его Саблин, а потом как-бы подводит черту под разговором, - нам нужно на реку Талую.

- Ну, то немного поприятнее будет… Но тоже… - Ворчит Карасёв. А Аким ждёт, что сейчас Мирон скажет, что знай бы он о таком рейде заранее, так и не пошёл бы. Или что-то типа этого. Но старый казак ничего такого не говорит. Снова оборачивается к станции. Видно, будет думать. Саблин же решает ещё раз просмотреть маршрут, но тут радист докладывает:

- Рация. Единичный кодированный импульс. Пять тысяч шестьсот метров – ровно запад.

Ровно запад, это как раз у них за кормой. Ну и кто тут в этих дебрях будет работать с рацией? Тем более кодированным импульсом. Всем в лодке понятно, что просто так кодированные сигналы по болоту не разбрасывают. Есть передатчик, а есть и приёмник, которому сигнал и предавался. И закодировали, так как импульс намного тяжелее и обнаружить, и выяснить место передатчика. Никому в лодке этого объяснять было не нужно. И посему Аким лишь произносит лаконичное:

- Принял.

А тут Калмыков в свою очередь интересуется:

- А с дроном-то что?

- За нами тащится, но всё время меняет курс…

- Меняет курс? – Не понимает Денис.

- Знают, что мы здесь где-то, а нас найти не могут, вот он и шаландается из стороны в сторону.

- Далеко? – Не отстаёт Колмыков.

- Три восемьсот. – Отвечает Карасёв и, кажется, после этого Денис добавляет оборотов.

«Приблизился».

А Карасёв опять всё хочет знать:

- Слушайте, казаки, а что же это такое? У нас тут сроду лодок с рациями на было, а дронов так тем более… Ну, только когда на поиски выходим, если кто в болоте пропал, тогда да, а вот чтобы так… Кто это тут по нашему болоту ходит?

Вот что ему сказать? Что ответить, если Аким и сам толком не знает.

Контрразведка? Возможно… А может Лена Мурашкина кого снарядила? Могла же? Могла… А может… Охрани Господь… Переделанные? И эти могут быть… И посему Аким отвечает:

- Да я и сам толком не знаю. Любопытные какие-то.

И тогда урядник Мирон Карасёв задает очень правильный вопрос:

- А лодки у этих любопытных, такие же, как и ваша?

- Похуже, - на всякий случай говорит Аким. – Похуже.

Но Карасёв оказывается казаком страшно въедливым, и он не отстаёт от Саблина:

- Странно получается, товарищ прапорщик, говоришь, что тех, кто тут по нашим болотам шастает с рациями ты не знаешь, но зато знаешь, что лодки у них похуже твоей будут.

- Просто такая лодка как наша, она на болоте может быть вообще одна, - отвечает ему Аким.

- А-а… - нехотя соглашается радист. – Ну может и так… - И тут же добавляет. – Ну, всё, нашёл он нас… За нами идёт.

Это Карасёв о дроне. Впрочем, Аким и не сомневался, что так и будет, ведь никакая лодка, даже самая лучшая, не уйдёт от дрона, если оператор имеет хоть какое-то представление, где её искать. А радист и не испугался вовсе, а напротив, он принял правила игры и, не отрывая камер от монитора станции, говорит:

- Денис, ты сейчас левее бери от берега, минут через пять хода будет хороший плёс, на нём прибавим…

Так они и делают, и вправду, через несколько минут, они выходят на длинный плёс.

- Здесь глубоко, нажимай.

И Денис заметно прибавляет «газа». Лодка летит по воде, а Колмыков, со знанием дела, без лишних кренов и виражей, меняя курс заранее, обходит пучки рогоза и пятна чёрных зарослей кувшинок на бурой воде. Лодка хороша, просто летит, моторы отличные. Саблин уверен, что Калмыков ещё и половины их мощности не использует. Но даже на таких моторах от дрона им не уйти, а вот от оператора, который тащится за ними, очень даже можно.

Тем не мнее Аким поднимается, перелазит через банку и встаёт на одно колено, возле Дениса, кладёт ему руку на плечо, чтобы держаться, протирает камеры от пыльцы, и начинает, фокусируя их, искать в небе дрон.

И «выкрутив» зум едва ли не на максимум, находит на фоне, почти белого неба, маленькую точку.

«Вот он. Идёт точно за нами. Боится потерять».

Дальномер камер не выдаёт точного расстояния до цели, цифры на дисплее всё время скачут с большим разбросом, никак не фиксирует дальномер цель: дрон далеко, он очень маленький, да и света слишком много.

- Хлопнуть его хочешь, что ли? – Догадывается Карасёв.

- Думаю, - нейтрально отвечает прапорщик.

«Да, не плохо было бы».

И вправду, было бы не плохо этим… Он толком так и не знает кому, приземлить эту дорогостоящую «птицу». Чтобы не таскались за ним… Саблин не отводит камер от цели. В прошлый раз, когда за ними гнались переделанные, они не могли избавиться от дрона. Тогда у них не было дорогостоящих ракет. А теперь у него полная лодка всякий всячины. Неплохо, неплохо бы проучить этих людей. Но он не будет тратить драгоценный боеприпас в пустую.

«Если бить, то наверняка, а так… Нет».

Тем более, Саблин уверен, что сейчас он удаляется от лодки, в которой находится оператор дрона. Но Аким на всякий случай интересуется:

- Мирон, а ты их моторов не слышишь?

- Нет, хотя аппарат этот твой чувствительный, хороший аппарат, - отвечает радист и добавляет. – Я даже нашего рыбачка ещё слышу, а других моторов в округе не слышно. Видно, далеко они.

Ну, раз так… Саблин не будет рисковать дорогой ракетой.

«Выйдем на русло Таза, там уж точно от них оторвёмся».

А тут и плёс кончается, снова пошли протоки меж стен рогоза, показались отмели, заросшие кувшинкой, и Колмыков не дожидаясь советов снова снизил скорость. А Саблин ему и говорит:

- Мы с Мироном позавтракали, иди в кубрик, покушай. А заодно и

поспи немного. На ночь останавливаться не будем.

Дроны – дронами, а есть-то человеку надо.

- А… Ну, ладно, - соглашается Денис, кажется он не против завтрака, он передаёт руль Акиму.

Денис скинул пыльник, стал снимать жёсткие части брони, чтобы не тащить в кубрик пыльцу. А после специальным шлангом с плоским раструбом, обдувает себя, чтобы сдуть пыльцу с нижнего, эластичного костюма. Компрессор выдаёт хорошее дальние, воздух шипит, очищая любую поверхность. Очистившись, Калмыков скрывается в кубрике. Раз есть герметичный кубрик, нужно его держать в чистоте. Всё-таки поесть и поспать без респиратора это настоящее удовольствие.

А Аким остался с Карасёвым. Шёл, выглядывая чистую воду, держал невысокие бороты. А радист так и не отходил от станции и рации. И тогда Аким и уточняет:

- Слушай, Мирон, а долго нам ещё до русла?

- Так уже почти пришли. – Отвечает Карасёв. – Минут десять и просветы увидим.


Глава 2

«Минут десять» продлились минут двадцать, только тогда он вышел из протоки на большое открытое пространство. Вроде компрессор нагнетает воздух в шлем, так же, как и раньше, а как будто легче задышалось. Сначала от левой стены рогоза до правой было метров пятнадцать, а потом и все двадцать.

Таз.

«Сто лет тут не был, ничего уже и не помню. Да и как упомнить, если каждый год всё вокруг меняется».

Но это ещё и не река. Приток какой-то. Только русло почти без течения, потому то тут, то там, плавают пятна кувшинок, ряска иной раз перекрывает всё русло, но опытному рыбарю сразу было ясно, что глубины тут хорошие, и Аким уверенно прибавляет оборотов. Но как выяснилось, этого было недостаточно:

- Слышь, прапорщик… Мотор.

Саблин думает несколько секунд, а потом и уточняет:

- За нами идёт?

- Ну, а куда…? - Отвечает ему радист. Как будто с ухмылочкой.

Аким вздыхает. Не нравится ему Карасёв, вот не нравится и всё тут. Ведь в каждой фразе урядника, в каждом его слове слышится како-то намёк, упрёк какой-то. Ухмыляется, там, за забралом шлема. Вроде и не видно его, но тон старого казака всё передаёт так, как надо. Словно хочет сказать: ну, и влип я с этими прохиндеями. А рука прапорщика сама собой ещё выкручивает акселератор. Выхлоп из моторов бьёт назад и вверх чёрными струями. И моторы от низкого воркования, переходят к раскатистому рыку.

Таз. Через полчаса хода, русло стало ещё шире, а вода потемнела,

из бурой превратившись почти в чёрную. Ряска ещё лежала кое-где на поверхности, верный призрак отсутствия течения, но кувшинки теперь жались к стенам рогоза. В общем всё говорило о том, что глубины здесь приличные: три-пять-десять метров. И тогда Саблин опять прибавляет. Теперь моторы уже не рычат. Они ревут. А прапорщик, «подкрутив» камеры вглядывается в даль, чтобы заранее увидеть опасность. Но пока поверхность воды ровная, никакой растительности в русле. И через двадцать минут такого хода, Карасёв докладывает:

- Импульса мотора нет. Отстал. Видать моторчик у них слабее твоих. Одни мы теперь.

«Одни!?»

Саблин не удерживается, хотя мог бы и не спрашивать:

- А дрон?

- Этот-то висит. Два километра севернее нас. Идёт нашим курсом. «Надо ещё подержать эту скорость. Оператор должен отстать, отвалиться полностью, тогда и дрон пропадёт».

Впрочем, это было не сложно. Моторы греться даже ещё и не

начинали, а вода впереди была чистой, глубокой. Так что… Аким не снижал оборотов полчаса, прежде чем радист сообщил ему:

- Ну, всё – отвалилась «птичка». Никого вокруг. Берег далеко на юге. Тишина. Даже рыбарей нет.

- Принял, - отвечает Саблин, но обороты всё равно не сбрасывает.

От той лодки, в которой был оператор дрона, надо отрываться как можно дальше.

«Там тоже не дураки, понимают, что мы по руслу пойдём. За нами потащатся, в надежде снова нас найти».

Но всё равно, как понял, что никто за ними не следит, так стало вроде как-то и поспокойнее на душе. Захотелось закурить. Но это через респиратор можно покуривать, чуть его отодвинув, а шлем… Тут забрало нужно полностью раскрывать. Ладно. Потом… Потом… Когда Денис проснётся. А Денис не просыпался ещё три с половиной часа.

Вот теперь он и смог покурить, но прежде, чем встать с банки у руля, он чуть скинул обороты, а Колмыкову приказал:

- Держи так.

Не то, что он не доверял товарищу, просто теперь, как ему казалось, можно было уже так не гнать. И тогда он отпускает Карасёва:

- Мирон, ты давай, иди в кубрик, пообедай, а я за станцией подежурю пока.

- Есть, пообедать, - отвечает радист и встаёт.

Он расправляет плечи. Тянется. Даже в удобном «скелете» брони, облегчающем все движения, от неподвижности мышцы всё равно затекают. Потом начинает «раздеваться». И скрывается в кубрике. И уже через минуту связывается с Саблиным по внутреннему

селектору.

- Слушай, прапорщик, а тут чан какой-то….

- Не трогай там ничего, - отвечает ему Аким. Конечно, радист, рано или поздно, должен был увидать бочку. Так что всё нормально.

- Есть не трогать… Просто индикатор какой-то на ней красным мигает.

- Какой ещё индикатор? – Не понимает Саблин и оборачивается на Колмыкова. И тот всё правильно понимает и говорит, как-будто оправдываясь:

- А… Ну, да… Аким, забыл тебе сказать… Там и вправду мигает что-то.

Саблин идёт к кубрику на ходу скидывая пыльник. Вот только всю броню он не снимает, а начинает обдувать себя сжатым воздухом, и после кое-как, через узкую дверь, протискивается в кубрик.

На пульте среди маленьких прямоугольных кнопок, горящих зелёным и жёлтым, одна мигает красным. Под нею надпись «2Ш».

«Бог его знает, что это…»

Карасёв, места в кубрике мало, чтобы не мешать ему влезает на лежанку у стены с ногами. А Аким, распахнув забрало и скинув перчатки, присаживается возле стазис-станции и открывает дверцу. Голова так и «висит» в жидкости, хорошо закреплённая в зелёно-жёлтой подсветке, и жидкость, вроде, никак не изменилась. Он достаёт свой блокнот с записями.

«2Ш… 2Ш… Что это такое? - Аким наконец находит нужные

пояснения. – «2» это общий баланс электролита в плазме. Символ «Ш» обозначает хлор и магний».

Он находит на компьютере таблицы с нужными показателями. Ну, да… Так и есть, они почему-то упали. Аким вручную повышает их до нормы.В принципе, компьютер сам должен был с этим справиться. Это прапорщику не нравится. Из-за этого… Из-за Олега, по большому счёту-то, он и пошёл в этот рейд… А тут уже в самом начале система начинает барахлить. Он оборачивается к радисту:

- Звуковой сигнал был? Пищала станция?

- Нет, - тот качает головой. – Только диод мигал. – Он, несомненно, разглядел голову Савченко.

В критической ситуации станция будет подавать и звуковой сигнал. Раз не было, значит не всё ещё плохо… Но тем не менее… Почему компьютер сам не повысил уровень хлора в плазме? Ещё Саблин замечает, что температура состава выросла на полградуса. И опять же вручную выставляет правильную: тридцать один и семь. После этого захлопывает крышку бака. И после бросает взгляд на старого казака, что так и сидел на лежанке и смотрел на него: ну, что, Мирон, вопросы есть? И вопросы у того, конечно же были:

- Слышь, прапорщик, а там… Ну, тот человек, это кто? – Интересуется Карасёв, кивая на стазис-станцию.

- Товарищ мой старый, – отвечает Саблин и видя удивлённые глаза радиста под кустистыми бровями, больше ничего не поясняет. А

сам, раз уж он тут, в кубрике, просит у того:

- Мирон, а дай-ка сигаретку, мои в пыльнике остались.

- Угу, бери, раз так, - соглашается Карасёв и достаёт из пачки и протягивает прапорщику курево и зажигалку. А когда Саблин закуривает, он и продолжает. - Аким… Ты меня это… Извини, конечно… А чего ты его с собой-то возишь?

- Я его лечить везу, - отвечает Саблин, выпуская дым и отдавая зажигалку радисту.

- Лечить? – Тут Карасёв удивляется ещё больше.

- Ну, да…

- Так у вас в Болотной, вроде, свой хороший госпиталь есть? – Продолжает радист.

- Госпиталь-то… Он у нас есть, конечно… - Соглашается Аким. – Да только в нём такое, - он сигаретой указывает на стазис-станцию, - там не очень-то лечат.

И тогда Карасёв задаёт следующий вопрос:

- А там, куда ты его везёшь, такое лечат что ли?

- Да, вроде должны. – С некоторым сомнением отвечает Аким.

- Это на реке Талой? – После некоторого раздумья уточняет урядник.

- Угу, - кивает Саблин. И смотрит на старого связиста, а тот, мягко говоря, в некотором недоумении. И во взгляде его легко читается мысль: «Рогата жаба… Он же сумасшедший. Или не сумасшедший… Погоня с дроном… Голова в бочке… Прапорщик этот темнит всё время… А может всё-таки сумасшедший…? Рогата жаба, куда же это я завербовался? В какую кугу попал?»

А Саблин по взгляду радиста, как будто всё это понял, засмеялся, и, потушив окурок, говорит:

- Не робей, казак, вернёшься ты домой.

- Да я, особо-то, и не робею, - хорохорится Карасёв.

А тут как раз и красный индикатор на дисплее становится жёлтым: значит баланс солей в плазме восстановлен. Значит всё возвращается к норме. И тогда прапорщик кивает радисту: вот и славно, забирает перчатки, захлопывает забрало и выходит из кубрика.

Но выйдя и поднимая с палубы пыльник, он думает:

«И вправду, куда я Олега везу? Ведь там, на Талой, никогда жизни не было. Может Пивоваровы напутали что?»

Но он отгоняет эту мысль, смотрит на Колмыкова, тот, как и всегда на руле, ведёт лодку с заданной скоростью. И интересуется:

- Ну, что там, Аким?

- Всё нормально. – Отвечает Саблин, идёт и присаживается возле станции РЭБ. Запрашивает отчёт за последние полчаса: не было ли кого рядом с ними на воде или в воздухе?

***

А к вечеру пошёл дождь. Ну, не такой безостановочный ливень, который льёт с неба в сезон воды, нет, конечно, но чуть-чуть покапало. Для Саблина и Калмыкова явление было необычным, а Карасёв и сказал им:

- В это время, чем ближе к реке, тем чаще капает. От океана заносит иногда.

Саблин смотрел, как на выгоревшем рукаве его пыльника появляются почти чёрные пятна от капель. Хотя облаков на небе всего-то ничего. Всё равно ему нравилось. Дождь это здорово. А там, если встать в лодке, то можно увидеть на востоке и тучи. Настоящие. А ещё в русле появилось течение. Не сильное, конечно, но ряска и кувшинки почти исчезли с воды.

- Денис, - говорит Саблин.

- Я, - отзывается тот.

- Прибавь малость, тут вроде чисто.

- Есть, - говорит Колмыков и прибавляет скорости.

Карасёв же замечает:

- Быстро идём, хорошо идём, если и дальше так пойдём, утром можем и на Реку выйти.

- Ну, ночью-то так лететь не будем, - Говорит ему Саблин. – Я рисковать не хочу.

- Нет, ну это понятно, это правильно, - соглашается радист, - всё равно хорошо идём.

- А есть кто рядом с нами?

- Нет. – Отвечает Карасёв. – Пустыня вокруг. Мы на северо-восток идём, а все станицы давно уже на юге остались, берег-то далеко теперь. Километров двести… В общем - тишина…

А ещё до того, как начало темнеть, он и сообщил товарищам:

- Маяк «девятнадцатой» заставы появился.

- Маяк? – Переспрашивает Калмыков.

- Ага, сигнал устойчивый. Восток-восток-юг. А если по прямой, на восток, то до Реки сто восемьдесят семь километров. Если бы не ночь, так за шесть-семь часов до большой воды долетели бы. Правда в дельте гуща пойдёт, ну да ничего и её прошли бы.

- Так что? На маяк идём? – Интересуется Денис.

- Зачем на маяк? Нет, - за радиста отвечает Саблин, заглядывая в офицерский планшет. – Так и держи на северо-восток пока вода хорошая есть. Так и идём по руслу.

- Значит на «тридцатую» заставу идём? – Карасёв видно хочет быть уверен, что Саблин не собирается менять маршрут.

- Туда, - отвечает Аким. И продолжает. – Денис, если хочешь перекурить, я подменю.

- Не… Не хочу. – Отвечает тот.

И Аким снова берётся изучать карту. Теперь, благодаря пойманному сиганул радиомаяка, он точно знает, где они сейчас находятся. Ночь впереди, идти придётся с фонарями, так что лучше дорогу просмотреть заранее.


Глава 3

Но просто выйти на большую воду из Таза у них не получилось, к двенадцати часам ночи, русло стало сужаться, сужаться… Стены рогоза заметно сблизились, а хороший, широкий канал разбился на множество извилистых проток. Значит и глубина пропала. Появились пучки растительности, что тянутся из воды – отмели, банки. Ясное дело, Денис сразу снижает обороты. Карасёв, он в кубрик не пошёл, видно, ему там не очень понравилось ещё в первый раз, и посему спал радист в броне прямо у банки с оборудованием, и почувствовав, что моторы поутихли, зашевелился, заскрипел сервомоторами, привстал и оглядев то, что попадало в прожектора лодки, сказал:

- Ну, всё - дельта пошла. – Он сразу садится за станцию, а Саблин вертит головой, его нашлемный фонарь освещает плотные стены рогоза, и потом предполагает:

- Тут выдры водятся.

- Их тут жуть сколько… И выдры, и удоды, и бакланы, и репницы попадаются…

- Репницы? – Интересуется Денис. – А это кто?

- А вы что, не знаете? – Сначала удивляется радист. Но потом

вспоминает. – А… Вы-то далеко, вы же на Обь ходите… У вас она там не водится, она… Зараза такая… Очень вредная тварь. Всё больше у большой воды проживает, и как раз где жижа… Ох, надеюсь не увидимся… А то стрелять придётся.

Саблин молча открывает ящик с оружием, двухстволки, что лежит рядом на корме, возле него, ему уже кажется недостаточным. Он достаёт свой армейские дробовик. Новый. Получил его до того, как ему присвоили прапорщика, почти не стрелял, только проверил его на стрельбище и всё. Аким снял оружие с предохранителя, отвёл затвор, проверил заряжено ли, поставил на предохранитель, и лишь тогда успокоился: порядок. И потом спросил:

- Денис? Не устал?

- Не-е… Отдыхал же час назад. – Откликается тот. И опять снижает скорость. Дальше болото идёт трудное.

А Карасёв сообщает им:

- Радиомаяк «девятнадцатой» ещё ловится… Нам до Реки…Тридцать восемь километров. Если курс сменим.

- И всё по этой жиже? – Уточняет Калмыков. Он имеет ввиду сплошные поля ряски с кувшинками, что иной раз полностью покрывают протоки меж стенами рогоза.

- Всё по ней, всё по ней… - Заверяет его урядник. И потом уже говорит, обращаясь к Акиму: - Слышь, атаман, русло что есть, что нету, одна ряска… Нам теперь напрямки быстрее будет… Вот так вот, на восток даже лучше пойти. Так до Реки ближе. Скорее выйдем на чистую воду. А уже по Енисею сразу на север пойдём, да ещё по течению… Там всё потерянное время наверстаем.

Саблин с ним согласен, лучше быстрее выбраться на чистую воду, и он командует:

- Денис, Мирон верно говорит, держи-ка на восток ровно.

- Есть держать восток ровно. – Отзывается Калмыков.

Бакланы бились в рогозе, визжали-скрежетали, почти все пять часов, что они шли до чистой воды. А один раз очень большая выдра, ударила лодку в борт. В том месте лодка шла медленно. Выдра заскрежетала жёсткими своими лапами по пеноалюминию. Аким сразу вскочил, снимая дробовик с предохранителя… Уже светало, но он, включив фонарь, заглянул за борт. И увидал сначала тонкие и прочные как ультракарбон лапы гада, вцепившиеся в металл, закогтившиеся в нём, словно он была чем-то мягким, а потом и огромные, чёрные жвала. Кривые и острые они пытались вцепится в гладкий борт, грызли его, соскальзывали, неприятно скрежеща о метал… Он поднял дробовик, но его нужно было вывернуть за борт, стрелять отвесно сверху, пока вставал поудобнее, пока приноровился, страшный болотный хищник, либо понял, что метал ему не по жвалам, либо увидел человека, в общем отвалился от лодки, мелькнул в воде сегментарным горбом и скрылся, ушёл под поле соседней ряски.

- Чего не стрелял-то? – Едва не с укором интересуется Карасёв.

- Неудобно было. – Отвечает Аким.

- А кто был-то? – В свою очередь спрашивает Денис.

- Выдра.

А рулевой продолжает интересоваться:

- А большая?

- Метра три с половиной, не меньше…

- Ух ты… Вот разожралась-то. – Удивляется Калмыков. – Видно тут есть что ей покушать.

- Да, тут рыбы пропасть, - заверяет его Карасёв. – Пропасть… Ловить - не переловить. Но никто сюда в дельту не ходит, уж больно места дикие. Вот такая вот зараза водится. Не дай Бог в лодку заскочит… Сюда же только в броне ходить…

- Это, да… - Соглашается с ним Калмыков. Но не успокаивается. – Слушай, Мирон, а ведь тут и налим бывает.

-Ну, а то! – Соглашается радист. – Бывает. Здесь у Реки как раз его места, ему тут вольготно.

- Малёк бегемота из Енисея как раз сюда идёт искать себе свободные омуты, вот налим тут и промышляет. – Рассуждает Калмыков, а он в налимах понятие имеет. - Щуку берёт ещё… Тут ведь, и щука должна быть. И прочая большая рыба. Да… Налиму тут раздолье.

- А ты, Денис, я вижу – налимщик? – Спрашивает Карасёв.

- Ну, есть такое дело, - не без скрытой гордости отвечает Денис.

- Тяжёлое дело, - размышляет Карасёв. – Опасное.

- Ну, непростое.

- А сколько же ты добыл налимов?

- Хороших дюжину, - опять Калмыков важничает. -Мелких, незрелых - не считал.

- У-у… Дюжину! – Восхищается радист. – Видно не плохо ты живёшь, Денис.

И тут всё гордыня с Калмыкова спадает:

- Живу? – Он говорит чуть тушуясь. – Да, нет, живу как все.

- Как все? А лодка у вас вон какая… - Не унимается радист.

- Лодка чужая, - пытается поставить точку в этом разговоре Саблин. – Не наша, на рейд взяли.

- Чужая… Вот и я думаю, - не хочет заканчивать разговор Карасёв. – Думаю, такую лодку даже на налимах не заработаешь. Да и на офицерское жалование тоже. Нет, простым казакам такая вещь не по карману.

«По карману, не по карману… Вот какой дотошный человек. Хочет всё вызнать, до всего докопаться».

- Это, да… - Соглашается с ним Калмыков. – Так Аким же и говорит тебе, нам эту лодку на время дали попользоваться.

- Да понял я, понял…

А вскоре тины и ряски стало меньше, один за другим среди рогоза стали возникать большие плёсы, сначала ещё с кувшинками, а потом и с открытой водой. Калмыков было начал накручивать, но Карасёв его придержал:

- Не гони, Денис, не гони, тут вода, вроде, отрытая, это потому, что течение… Всю траву в Реку вымывает, а на самом деле здесь мелко. Мели, банки сплошняком…

- Принято, - отвечает рулевой, но уже минут через десять хода.

Перед ними, как-то вдруг, сразу открывается, словно распахивается, огромная перспектива чистой воды. Маслянистая, тягучая, бурая от рыжей амёбы, что скапливается в самом верхнем её слое, вода великой реки, на которой бликует беспощадное солнце.

- Вот он, казаки, Енисей-батюшка, - говорит Карасёв так, как будто открыл им эту реку, и после добавляет. – Это вам не Обь.

- Да, не Обь, - соглашается с ним Денис. И тут же спрашивает. – Ну, что, Аким, прибавить?

- Гони, - коротко отвечает тот.

И тогда не спеша, укладывая лодку в длинный вираж, разворачивая её на север, Колмыков прибавляет и прибавляет газа, набирая обороты. Моторы, словно почуяв свободу, начинают сначала рычать, а уже когда лодка вышла на середину реки, то и вовсе взревели высокими нотами. И понесли судёнышко вниз по течению, да так, что видавший виды Карасёв произнёс восхищённо:

- Как бы нам не взлететь, господа казаки!

- Не боись, Мирон, - заверяет его Калмыков и смеётся. – Не взлетим. Зато бегемоты на нас не поохотятся.

- Уж это точно, - соглашается с ним радист.

И едва урядник это сказал, тут же Денис сбрасывает скорость и меняет курс, не очень-то плавно, так что и Саблин и Карасёв теряют равновесие, а Саблин, вглядываясь вперед, понимает его, так как впереди, в воде, происходило какое-то… Шевеление.

- Чего там? Чего? – Волнуется радист.

А лодка как раз проходит мимо непонятного, поначалу, явления. И тут уже Саблин и догадывается:

- Бегемот дохлый.

И вправду, огромное, шестиметровое бревно, в обхват большого мужичины, обычно тёмно-коричневое, плывёт по течению, едва выступая на поверхности одним боком. Туша уже испортилась, стала серой, а её, энергично и деловито, рвут несколько тупорылых мощных щук. Енисейские щуки и сами огромны, присасываются своими мордами к туше, дёргаются резко всем корпусом, и вырывают по солидному куску тканей мертвого исполина, и тут же ещё какие-то рыбы, что никогда в другом случае не подошли бы к щукам, дерутся за крошки.

- Убился значит, - поясняет Карасёв имея ввиду бегемота, когда они миновали тушу. – Кинулся, видать, на баржу, от злобы, да башку

себе об днище и сломал. Тут такое сплошь и рядом.

Да, по Енисею ходят баржи с крепким днищем. И это здесь не редкость.

- А рыбы тут прорва, - замечает Калмыков. – И всё крупняк. Аким, видал какие щуки?

- Видал, видал… - Саблин, думает, что места тут и вправду рыбные. Но сейчас, как бы он не любил рыбалку, ему не до того. – Денис, ты поглядывай как следует.

- Я гляжу, - отзывается тот.

- На сорока километрах, налетим на такого бегемота – расшибём лодку, - продолжает Саблин. Впрочем, это он так, просто… Казаки с ним люди опытные, сами всё знают.

- Понял, буду внимательнее, - уверяет его Калмыков и тут же опять прибавляет оборотов.

Саблин снова «открывает» карту на планшете, смотрит, изучает и зовёт Карасёва:

- Мирон… А мы же остров Хренова ещё не прошли?

- Через час будет, - отвечает тот, потом копается в станции и через пару минут добавляет. – Маяк «девятнадцатой» заставы уже почти не читается… Значит… Да… Нет… Раньше будет. Раньше… Через полчаса или минут сорок, думаю. А потом и «тридцатая» застава.

- Угу, принял. – Саблин делает для себя отметки. И говорит. – А быстро мы идём.

- О-о… - Соглашается с ним радист. – Не идём, а летим, я бы на своей лодчонке, ещё бы по Тазу тащился. А с вами, от хутора до Реки, за полтора дня доехали. Виданое ли дело!

А минут через пять, Аким ещё и планшета не выключил, как урядник и докладывает.

- Два мотора на севере.

- Приближаются? – Сразу насторожился прапорщик.

- Мы их догоняем, - через нескорое время отвечает ему Карасёв. – Саблин встаёт и пробирается по лодке вперёд и, выкрутив камеры на полный зум, пытается рассмотреть, что там впереди. Но ему приходится ждать, пока лодка не зайдёт за поворот реки и лишь тогда…

- Баржи, что ли? – Интересуется у него радист.

- А как угадал? – Удивляется Саблин.

- По импульсам, - отвечает Карасёв. – Частота, больно, низкая…

Так и есть, впереди, перед ними, держатся центра русла две большие баржи.

- Торговцы? – Спрашивает Денис.

Аким всматривается, всматривается и, наконец, разбирает на корме последней баржи … Грузовики… И лишь тогда отвечает товарищу:

- Либо наши, либо армейские…

Они догнали баржи, это и вправду были армейские транспорты, и перевозили они, судя по номерам на машинах, «тридцать первый пехотный».

Когда их лодка поравнялась с баржами, солдаты, что выходили на палубу курить, махали им руками, приветствовали. Саблин махал рукой в ответ, а Мирон так даже и бубнил солдатам:

- Здорова, браты, здорова… Здорова… - Хотя солдаты его слышать, конечно, не могли, так как были без брони, без шлемов.

- Знаешь их, что ли? – Спрашивает у него Калмыков.

- Тридцать первых? Ну, а то! – Сразу откликается радист. – Полк Лазаревский. Крепкие бойцы. Соседи наши вечные, у нас участок на рыкском рубеже, севернее Кроликов, вот «тридцать первые» у нас с левого фланга завсегда стоят. Какой год уже. Да-а… Хорошие бойцы, хорошие… Ребята с призыва идут.

Саблин машет солдатам на носу первой баржи, когда его лодка обходит транспорт, а капитан баржи даёт гудок. Длинный, раскатистый. А едва баржи скрылись за очередным изгибом большой Реки, радист докладывает:

- Радиосигнал «тридцатой».

- Далеко до неё? – Сразу оживился Аким.

- Сто шесть километров. – Сообщает Карасёв. – Но это, сам понимаешь, по прямой. По реке, по изгибам, оно больше будет.

Прапорщик всё понимал.


Глава 4

А на Енисее было людно. Они встретили ещё одну большую баржу, на этот раз она шла вверх по течению им на встречу, то была торговая баржа. Кроме барж, встречались и лодки. Большие солдатские, тяжёлые, гружёные, торговые, дорогие и быстрые старательские, и даже рыбачьи попадалась. За четыре часа хода, они встретили или обогнали одиннадцать таких.

Каждую такую встречу Аким ожидал с настороженностью, хотя и понимал, что опасаться ему нужно тех, кто их догонял, но таких-то как раз не было, так как их лодка шла быстро. А когда Денис решил отдохнуть и у руля оказался сам прапорщик, так он ещё прибавил оборотов. В общем двигались они очень хорошо. Едва ли не в два раза лучше запланированного. Но даже при таком хорошем движении, Саблин каждый час спрашивал у дремавшего, кажется, Карасёва:

- Мирон, ну что там…? Дронов нет?

Тот приходил в себя, оглядывался, и потом сообщал:

- Никаких дронов. Моторы только… Один удаляющийся, и… Ещё один идёт нам на встречу. Больше никого. – И прежде, чем Саблин успевал задать ему следующий вопрос, сообщал. - А до «тридцатой» тридцать семь километров.

- Принял, - отвечал прапорщик и вел лодку дальше.

А когда время шло уже к семи, когда отдохнувший Калмыков вылез из кубрика, и уселся возле него на ящики, и стал неспеша крепить наголенники брони, радист и говорит им:

- «Тридцатка» вот уже. Запросить их насчёт постоя? Ночку можем там скоротать. А по утру и дальше пойдём.

Но Акиму не хочется этого делать, он побаивается, думает, что контрразведка могла сделать запрос и на заставе их могут ожидать... Могут задержать, а то и конфисковать груз, даже лодку… Во всяком случае, на месте контрразведчиков он сам бы так сделал… Но вот так, вот, напрямую об этом говорить своим товарищам он не хочет… Стесняется, что ли, поэтому и придумывает отговорку:

- Да там и мест в казармах, наверное, нет. Видели сколько народа по реке ходит? Поспать на кроватях не получится.

- Да в лодке поспим, - не соглашается с ним Денис. – Зато поедим за столом, у них там кухня… И помоемся ещё…

- Да, помыться – не плохо… - Соглашается с ним Карасёв.

Правы казаки: снять броню, поесть за столом, покурить, помыться -это, конечно, очень приятно, даже если не найдётся на заставе свободных коек, так можно и в лодке поспать. Нет места на реке безопаснее мощной заставы… Но Аким… Тревожится.

- На обратном пути, казаки. – Произносит он и никто больше ничего у него не спрашивает. В рейде слово атамана – закон.

Расстроил он казаков. Ну, да ничего. Должны понимать, что это не прихоть, а предосторожность. Про дрон, ведь, они не забыли. И уже вскоре он получает косвенное подтверждение правильности принятого решения.

Застава высилась на правом берегу реки. Двадцатиметровый бетонный колос над рекой, заросший рыжим лишайником до самого верха, крыша которого заставлена десятком самых разнообразных антенн. В красных лучах заходящего солнца застава выглядела багровой, величественной и даже мрачной.

И вот когда они ещё не дошли до неё, индикатор на рации стал помигивать, и Карасёв тут же докладывает:

- Аким, тут запрашивают с заставы: спрашивают кто идёт? И куда?

В общем-то, это было делом почти обычным, заставы иногда этим интересовались. Не всегда, но, когда дежурному было не лень, интересовались.

- Скажи Второй пластунский. – Он немного думает и потом решает соврать. – А мы идём на Туруханск.

Мирон набирает текст и отправляет его. И через несколько секунд снова докладывает:

- Аким, говорят, что у них есть место у крытых пирсов и свободные койки, говорят, что могут нас принять.

- Скажи, что рады-бы да некогда. – Отвечает Саблин. – Хотим до утра быть в Туруханске.

Вот, казалось бы, и весь разговор, что тут ещё говорить, но не прошло и половины минуты, как снова рация пискнула и снова замигал индикатор приёма:

- Ну, что они там? – Интересуется Калмыков.

- Говорят, что у бегемота гон начинается. Что сейчас по темноте ходить опасно.

Видно те, кто это им писал, не очень хорошо понимали, что в лодке, уходящей вниз по реке, сидят люди опытные, и они прекрасно понимают, что как раз ночью, бегемоты не опасны. Они из-за темноты из своих омутов, не очень хорошо видят, что над ними кто-то проплывает. И одного шума мотора, для нападения, чудищу маловато.

- Напиши им, что мы будем осторожны. – Говорит Аким.

Мирон отправляет радиограмму, а потом и сообщает товарищам:

- У нас бегемоты иной раз паскудствуют, беда с ними.

- До нас тоже, нет-нет, да и доплывёт какой очумелый, - отвечает ему Денис. – Вон Аким за ним ходил.

- Ходил за бегемотом? – Спрашивает радист с интересом.

- Пару раз, - нехотя отвечает Саблин. Он не хочет говорить об этом. Карасёв понял тон прапорщика, больше о том и не спрашивал. А меж тем и темнота спустилась, пришлось снизить скорость и включить фонари, и носовые прожектора и кормовой тоже. Теперь в ночной тиши их было далеко видно. Тут Аким попросил Дениса взять руль, а сам включил планшет и стал в который уже раз изучать карту. И не отрываясь от неё, говорит Карасеву:

- Мирон, как отойдём от заставы на десять километров, так дай мне знать.

- Есть дать знать, на десяти километрах от заставы.

- Нет… - Саблин всё ещё разглядывает карту. - На восьми. На восьми километрах.

- Принял. На восьми. – Отзывается радист. – И покопавшисьв станции РЭБ, добавляет вдруг. -Слышь, Аким… Опять дрон.

И в лодке повисает пауза. И Калмыков, и Саблин, и сам Карасёв… Всё молчат некоторое время.

Дрон!

«Откуда он. Неужели нас нагнали те…? – Но Акиму в это не верится. – Нет, не могли, мы же по реке просто летели. Почти весь день прошли на высокой скорости… Не могли они нас нагнать… - И тогда ответ напрашивался сам собой. – С заставы запустили».

- И что, он за нами идёт? – Интересуется наконец Калмыков.

- За нами, тысяча двести метров запад от нас. Идёт параллельным курсом. – Почти бесстрастно отвечает Карасёв.

«Вот рогата жаба… И сбить-то его в темноте не просто будет».

- Ладно, пусть идёт, - наконец произносит Саблин. – Ты, Мирон, только скажи мне, когда восемь километров от заставы пройдём.

- Радиосигнал от заставы чёткий, я тебе до метра всё определю, - обещает радист.

***

После того как солнце совсем скрылось на востоке, над рекою повис гул. Шум, привычный казакам. Мелкие насекомые роились над водою, издали создавая иллюзию тумана. Только чёрного.

- А всё равно мошки тут поменьше, чем у нас, - замечает Калмыков. Смахивая надоедливых тварей с фронтальных камер.

- Меньше. – Соглашается с ним Аким.

- Ну, да есть такое дело… - Говорил Карасёв. – В рогозе им раздольнее, чем на открытой воде.

Моторы негромко тарахтели на небольших оборотах, а Река жила своей ночной жизнью, то и дело до их микрофонов долетали всплески. А иной раз, что-то попадало и в свет прожекторов. Много мошки падало в липкую воду. А разнообразная и неизвестная им речная живность лакомилась ею в чёрной воде великой сибирской Реки. Но это всё не представляло большой опасности для лодки, так как размеры рыб были явно не исполинские, так, мелочь всякая, до полцентнера.

Саблин перешёл на правый борт лодки, и не выключая планшета через ПНВ всматривался в черноту берега, но почти ничего не мог различить, кроме стены зарослей… Слишком большое расстояние, да и тучи мошки серьёзно мешали.

- Денис, держи ближе к берегу.

- Есть, ближе к берегу… - Отзывается Калмыков и лодка уходит со стремнины в медленные воды.

Но в принципе ничего особо не изменилось. Сплошные заросшие лишайником и разной растительностью камни, выступающие из воды. Берег всё так же был угрюм и неприветлив.

«Где-то должна быть протока… Не пропустить бы… Где же мы с Савченко тогда проходили на восток, ведь до Тунгуски доходили… Вспомнить бы… Да, чёрта лысого тут, в темноте, что вспомнишь. Когда это было? Да и меняется тут всё каждый год».

Так и шли они неспеша, пока Карасёв не сообщил:

- Аким, восемь тысяч метров от «тридцатки».

- Принял. – Саблин опять смотрит в планшет. А потом и говорит, - Денис, давай-ка к берегу. Поближе подходи… - И когда Калмыков подводит лодку к берегу метров на пятнадцать Аким командует. – Малый ход…

Сам он лезет во внутренний карман пыльника, расстёгивает его и достаёт оттуда небольшой кусочек бумаги. Потом обращается к радисту:

- А ну-ка, Мирон, давай вот это в эфир запустим…

- А что там?

Аким читает ему цифры и буквы, пока радист набирает их у себя в дисплее, как цифры были набраны, Карасёв спрашивает:

- А частота?

- Не знаю, давай широкой полосой.

- Широкой полосой? – Удивляется Радист. – А код?

- Нет кода.

- Не кодировать и гнать в открытую по всем частотам? – Ещё больше удивляется радист.

Но у Саблина кроме этого набора цифр, больше и нет ничего, и он продолжает:

- Да. Давай три импульса.

Но перед тем, как запустить передачу, урядник его предупреждает:

- Три импульса, принял. Но имей ввиду… Перехватят на заставе, мы же рядом с ними совсем.

- Это понятно… Давай, запускай. – настаивает Саблин.

И тут же Карасёв докладывает:

- Передача прошла.

- Принял, - отвечает Саблин, и больше ничего не говорит. Лодка неспеша идёт вдоль чёрного берега. Ночь на Реке. Только чуть слышно урчат моторы на малых оборотах, гудит мошка, да время от времени слышатся всплески воды. И лишь минуты через три, Саблин спрашивает:

- Мирон, а дрон-то тут ещё?

- Да, куда он денется… Вон, болтается… Тысяча двести метров на

север от нас. Следят.

«Следят. И Саблин почему-то теперь уверен, что дрон этот запустили с заставы. А зачем армейским это делать? Не иначе как по чьей-то убедительной просьбе. – Ладно, отойдём километров на тридцать, придётся им птицу свою приземлить. В самом деле, ну не пошлют же они за нами лодку с оператором».

И опять тянутся и тянуться минуты. Саблин понимает, что его товарищей беспокоит этот дрон. Особенно радиста. И поэтому говорит:

- Денис, прибавь малость, и держи так же у берега.

- Есть, прибавить и держать у берега.

Лодка пошла быстрее и шла так минут десять, но ответа на радиограмму не было.

- Мирон, дай-ка ещё разок.

- Понял, - отвечает Карасёв и нажимает одну кнопку на рации.

И снова тянутся минуты. Все молчат. И Мирон, и Денис не знают, что и кому отправляет прапорщик, но понимают, что сейчас происходит что-то важное. Вот только ничего так и не произошло. Десять минут минуло, как в эфир ушла вторая радиограмма.

И Саблин вспоминает: «… подойдёте к Енисею – дадите код в эфир, Вас по нему опознают и назначат место встречи».

«Мы уже почти сутки по Енисею идём к точке, неужели раньше надо было сигнал подать?»

И тут Карасёв оживился, зашевелился у рации и сообщает:

- Аким, радиограмма. Есть приём.

- Что там? – Саблин тут же перелазит через ящики и садится рядом с радистом.

- Канал сто шесть девяносто семь, частота четыреста двадцать МГ. – Бубнит радист, фиксируя частоту на будущее.

- Ну, пишут-то что, показывай?

Но Саблин был разочарован, радиограмма была… Сплошь из каких-то закорючек. Он переводит взгляд на радиста:

- Не декодируется что ли?

- Нет, - отвечает тот, - стандартные декодеры, что «зашиты» в рацию, этот код не читают.

Вот так вот. Вот и прокатились по Енисею. Три дня в одну сторону ехали, и что? Всё зря что ли?

Саблин выругался:

- Ядрёный ёрш! Вот зараза, а…

Ну, как так… Как он сам-то об этом не подумал. Ведь нужно было сразу, сразу сообразить, понять, раз дело тайное, значит Савченко должен был иметь свой код. Свой декодер. И Пивоваровы тут не при чём, какой с них спрос, они же медики. Откуда им про все такие тонкости знать.

А тут его Денис и окликнул:

- Аким?

- Ну? – Чуть раздражённо спрашивает он.

- Рогоз, протока справа, кажись… - Докладывает Калмыков.

Саблин отрывается от дисплея рации, встаёт и смотрит на правый берег Реки. Там действительно камни отвесные, как будто расступились, и начинается рогоз. Он сначала пучками, а потом и сплошной стеной уходит вглубь берега.

«Может и вправду протока… Похоже… По карте тут, где-то должна быть. Едва не прозевал… Вовремя Денис её заметил…»

- Давай-ка, Денис, посмотрим… Держи туда.

- Принято, - отзывается рулевой. И неспеша разворачивает лодку к первым пучкам рогоза.