– И наконец – зажигательная Лаааамбада! – вновь раздался голос агонизирующего тамады.
Я поднялась из-за стола, тщетно пытаясь найти взглядом супруга. Конвульсии подвыпивших подчинённых под ритмичную музыку начали раздражать. Шум. Гвалт. Вспышки стробоскопов. Липкие мужские руки на женских бёдрах.
С гораздо большим удовольствием я бы сейчас оказалась в лаборатории и закончила исследования мутагенов из последней секции, но… уйти сейчас нельзя. Слишком рано. Пост руководителя научного отдела накладывал негласные обязательства. Да и Валера. Снова скажет, что не умею расслабляться.
– Вы, случайно, не видели Валерия Львовича? – спросила я у немолодой бухгалтерши, с удивительной резвостью танцующей около шоколадного фонтана.
– Как же не видеть? Видела! – сообщила бухгалтерша, подмигивая с заговорщическим видом. – Он наверху, в своём кабинете. И, похоже, не один! Вы бы, Изабелла Вениаминовна, проследили. Жалко мне вас, всё работаете, а он ведь…
Мой Валера. В своём кабинете. Не один.
Она что, действительно намекает на… Нет, мой Валера не такой! Да как у неё язык повернулся?! Распускать здесь эти грязные слухи!
– Довольно! – резко оборвала я. – С каких это пор моя личная жизнь стала предметом вашего интереса?
Вмиг протрезвев, бухгалтерша ошарашено выкатила глаза:
– Простите, Изабелла Вениаминовна, вы не подумайте, я никому… Я ж как лучше…
– Как лучше – это заниматься своим делом. Вы бухгалтер, кажется, а не папарацци из жёлтой газетёнки? Вот и считайте! Считайте... в этом месяце без премии!
Не глядя на бухгалтершу, я развернулась и вышла из столовой. Уже подходя к кабинету, я замедлила шаг и прислушалась. Из-за закрытой двери доносилось мерное поскрипывание и приглушённые вздохи.
Валера стоял спиной ко мне перед массивным столом из африканского чёрного дерева. Перед чертовски дорогим столом, который мы когда-то выбирали вместе.
Теперь на нём извивалось тело вульгарной пышногрудой девицы – кажется, очередной секретарши с высокими амбициями и низкой социальной ответственностью. Мой супруг сосредоточенно сопел над ней, а когда я подошла ближе, повернул голову и посмотрел на меня в упор.
Его взгляд стал свидетельством моего ничтожества. Только сейчас я поняла, что уже давно не ощущала себя женщиной – желанной, любимой. Поняла, насколько мне не хватало этого на протяжении всех десяти лет совместной жизни. Да, я сама не хотела замечать этого! Видимо, мне было так комфортнее – не видеть очевидного. Не замечать того, что может причинить боль.
А теперь… ведь он же даже не пытался скрывать свои похождения! Почему? Настолько плевать на меня и мои чувства?
Мне безумно захотелось ударить супруга по лицу, а потом схватить за волосы его миловидную куклу и с размаху приложить о ту самую столешницу. Из африканского дерева. Я бы могла орать во всё горло, царапаться, биться в истерике от жалости к себе, но не позволила себе сделать хоть что-то из этого списка – лишь молча развернулась и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью.
Вряд ли теперь я смогу кому-нибудь доверять. И кого-то любить.
***
Ноги сами несут меня в исследовательский блок – туда, где всегда тихо и спокойно. Где творится прикладная наука. И где я провела последние десять лет жизни. Десять лет лжи, на протяжении которых я спала в иллюзиях.
В памяти нестройной вереницей всплывают ситуации, обрывки разговоров, смешки и ухмылки подчинённых за моей спиной. Они, конечно, всё знали. Давно. Как же я могла не замечать? Почему была настолько слепой?
Мне отчаянно хочется разреветься в голос, выплеснуть накопленные за десятилетие боль, обиду, сожаление. Я бы обязательно сделала это, если бы умела плакать.
Вместо этого, я перетягиваю руку жгутом чуть выше локтевого сгиба. Сжимаю и разжимаю кулак. Шприц с препаратом в другой руке едва заметно подрагивает. Экспериментальный образец номер пять. Почему бы и нет? Всегда нравилось это число.
Лёгкий холодок распространяется по вене, и я, затаив дыхание, прислушиваюсь к собственным ощущениям. Что я хочу почувствовать? На какой эффект рассчитываю? Осознание того, что именно происходит, ввинчивается в голову гигантским ледорубом.
В этом препарате – синтезированные с помощью квантовых алгоритмов наночастицы, запускающие в клетках избирательные цепи мутаций. Это ещё не тестировалось даже на животных, а на людях – и подавно. Последствия непредсказуемы.
Но уже слишком поздно. Противоядия нет. Я не готовилась к подобным экспериментам. Не собиралась занимать место лабораторной крысы.
Липким коконом окутывает страх неизвестности, и только после этого приходит она – боль. Невыносимая физическая боль, которая заставляет тело выгибаться в чудовищных спазмах. Только она способна заглушить боль душевную.
Кровь закипает. Я судорожно ловлю ртом воздух, хватаюсь за подвернувшиеся под руку предметы, падаю на пол, захлёбываясь в собственных рвотных массах. Но оказывается, это лишь прелюдия.
Когда приходит настоящая боль, меня уже нет…
***
Валерий Мамонтов, владелец сети частных медицинских лабораторий “Спектрум”, сидел в массивном кожаном кресле. Две тонкие женские руки, словно хищные змеи, обвили его за шею и медленно ползли вниз, норовя забраться под расстёгнутую рубашку.
– Валер, ну ты что, расстроился? – спросила обладательница рук. – А может, продолжим в… более интимной обстановке?
– Марин, а не пошла бы ты… – мужчина раздражённо скинул с себя руки-змеи и потянулся к стоящему на столе низкому стакану, на дне которого плескалась янтарная жидкость.
– Значит, так, да?! – обиженно воскликнула любовница, надув и без того пухлые губы, от чего те стали казаться гигантскими червяками. – Ну подумаешь, жена. Ты же сам говорил, что она тебя уже давно не интересует как женщина! Разве не так?
– Марин, иди погуляй, а? – отмахнулся Мамонтов. – Сходи потанцуй со всеми, что ли…
– С этой челядью?! – губы девушки изогнулись в презрительной усмешке.
Залпом допив остатки коньяка и со стуком поставив стакан на стол, Валерий прищурился:
– С челядью?! А сама-то давно ли стала голубых кровей?
– Ну котечка, зачем ты так? – заискивающим тоном спросила Марина, усевшись к Валерию на колени и пытаясь заглянуть в его глаза.
– Да, котечка, зачем? – внезапно раздался ещё один женский голос, и любовники удивлённо повернули головы.
В дверях стояла полностью обнажённая девушка. Белокурые волосы волнистым водопадом струились по плечам, прикрывая большую грудь и плоский загорелый живот. Изумрудные глаза в обрамлении густых ресниц маняще поблёскивали. Незнакомка была идеальной, словно богиня, вышедшая из морской пены.
Покачивая бёдрами, она подошла к столу и ткнула длинным наманикюренным ногтем в сторону Марины:
– Кисунь, мне нужна твоя одежда, окей?
– Валера, кто это?! – задыхаясь от возмущения, секретарша перевела взгляд с любовника на внезапную гостью.
– Хотелось бы мне тоже это знать! – Мамонтов резко поднялся со своего места, сбросив с колен Марину и с растущим любопытством разглядывая незнакомку. – Кто ты?
– Не узнал? – ответила “богиня” вкрадчиво. – С нашей последней встречи я несколько изменилась, да?
Мамонтов почувствовал, как кровь стремительно приливает к паху. Он считал себя хорошим любовником и мог похвастаться десятками подвигов на интимном фронте, но такого дикого животного влечения он не испытывал никогда.
– Не узнал. А должен? – выдохнул он, еле сдерживаясь, чтобы не наброситься на незнакомку прямо на глазах у секретарши.
– Ну конечно должен! – звонко рассмеялась обнажённая девушка, намотав на палец длинный белокурый локон. – Я Белла. Десять лет в счастливом браке! Неужели ты меня совсем не помнишь?
Мамонтов содрогнулся и дотронулся до лба, стирая холодный пот.
– Белла?! Так это она наняла тебя! Зачем?
Гостья усмехнулась и небрежно ткнула в сторону остолбеневшей Марины:
– Сначала пусть отдаст мне одежду и выметается. Проследи.
Мамонтов повернулся в сторону секретарши, и от его взгляда та попятилась:
– Валер, ну ты что?! – заверещала она. – Почему ты её не прогонишь?
Марина отступала дальше и дальше, пока не упёрлась в стену.
– Скидывай свои тряпки, – проговорил Мамонтов сквозь зубы и взглянул на любовницу так, что та, оценив фанатичное безумие в глазах начальника, принялась стягивать с себя облегающее чёрное платье.
– Бельё тоже снимать? – осведомилась она с вызовом.
Мамонтов повернул голову в сторону Беллы:
– Оставь себе, разрешаю, – снисходительно кивнула та. – Я не ношу бельё. Тем более, чужое…
Когда дверь за Мариной захлопнулось, Белла медленно облачилась в её наряд. Грудь теперь сочными дынями выпирала из глубокого декольте. Расшитая стразами ткань переливалась и сверкала в свете потолочных ламп.
– Ну вот, так гораздо лучше, правда? – звонко рассмеялась Белла, приблизившись к Мамонтову и медленно ведя пальцами по его щеке. – А теперь расскажи, сколько раз ты изменял мне? Просто хочу знать, сколько их было!
Кожа в местах прикосновений начала саднить.
– Послушай, – Мамонтов ещё пытался сопротивляться, хотя влечение усиливалось с каждой минутой, – она тебе заплатила, да? Сколько? Я заплачу в два раза больше, только скажи, что она хотела!
Губы Беллы растянулись в широкой улыбке, обнажая два ряда ровных белоснежных зубов.
– Медвежонок, ты меня не слушал? – в её голосе послышались капризные нотки. – Сколько повторять? Я и есть твоя жена!
– Моя жена, – из последних сил сцепив зубы, Мамонтов раскрыл ящик стола и вытащил оттуда фоторамку, на которой он обнимал Изабеллу, стараясь выглядеть максимально довольным и счастливым. – Вот моя жена, – он ткнул пальцем в стекло и сунул изображение под нос собеседнице. – Эта фригидная серая мышь в очках с плоской грудью – моя жена!
– Сочувствую, котик, – ответила Белла и резким движением притянула Валерия к себе. – Но люди меняются. Теперь-то я тебе нравлюсь?
Мамонтов мучительно застонал, и его рука потянулась к груди Беллы. С хищной ухмылкой она позволила дотронуться до себя.
– Хочу тебя. Прямо здесь. Сейчас!
– Если это твоё последнее желание, так и быть, выполню его, – прошептала Белла, приблизившись вплотную к уху Мамонтова. – Только потом ты исполнишь… мой приказ.
Валерий больше не мог сопротивляться. Он впился в призывно приоткрытые влажные губы, на некоторое время потеряв связь с реальностью. Ему было уже всё равно, кто эта Белла и зачем она здесь. Лишь одно заботило его – удовлетворить жажду, заключённую в футляр каменеющей плоти.
***
– И что же ты… хочешь мне приказать? – иронично спросил Мамонтов, откинувшись на кожаную спинку офисного кресла и закуривая.
– Какой правильный вопрос! – улыбнулась Белла, поправляя платье и с растущим интересом осматривая кабинет.
– Что-то ищешь? – осведомился Валерий, выпуская в воздух колечко дыма.
– Уже нашла! – радостно воскликнула Белла, вытащив из настольного органайзера большой канцелярский нож и с улыбкой помахивая им перед носом Мамонтова. – Когда я уйду, сделай вот что...
По мере того как Мамонтов слушал Беллу, печать блаженства сползала с его лица. В глазах промелькнул страх.
– Ну всё, медвежонок, – девушка вложила нож в пальцы Валерия и, покачивая бёдрами, продефилировала к выходу из кабинета. – Адьё…
Лезвие ножа с едва слышным скрежетом скользнуло вперёд. Оно было холодным и острым.
***
Я села в кровати и поморщилась. Моя голова. Возникло ощущение, что она раскололась на части, словно упавший наземь перезревший арбуз. Пространство перед глазами поплыло, как всегда без очков. Странно, но на прикроватной тумбе их не было.
Что же вчера произошло? Бессмысленный корпоратив, престарелая бухгалтерша у шоколадного фонтана, тихие вздохи из-за двери кабинета… Воспоминания кружились в голове разрозненными фрагментами и упорно не желали собираться в целостную картину.
Валера… Господи! Он мне изменил. Изменял все эти годы! Так это был не сон?! Я потёрла виски, стараясь унять боль. И вдруг... запоздало поняла, что кто-то уже несколько минут настойчиво звонит в дверь.
Придерживаясь за стены, чтобы не упасть, я поплелась к выходу и, прежде чем открыть, залипла у большого зеркала. Оттуда на меня взглянула измождённая, уставшая от жизни женщина средних лет. Под глазами залегли тени. Короткие волосы взъерошены и спутаны, кое-где склеены какой-то липкой субстанцией. Господи, а платье! Что за пошлость! Вульгарное и блестящее, как новогодняя ёлка. Короткий наряд был явно велик в груди и висел на мне, словно на вешалке. Откуда оно?
Кое-как пригладив волосы, я подошла к двери. Как раз вовремя, потому что мои нежданные гости явно нервничали. Звонки сменились настойчивым стуком.
– Открывайте, полиция! – раздался грубый мужской голос. – Или на счёт “три” ломаем дверь! Мы знаем, что вы здесь!
Торопливо повернув замок, я потянула ручку и растерянно отступила. На меня смотрело дуло автомата и несколько бравых оперативников в бронежилетах.
Не опуская оружия, один из них шагнул вперёд.
– Строкова Изабелла Вениаминовна, это вы?
– Да, а что, собственно, происходит?
– Майор Дидяев, оперативный отдел уголовного розыска Москвы, – отчеканил он. – Вы задерживаетесь по подозрению в нарушении статьи сто десять Уголовного кодекса: “Доведение до самоубийства”. В отношении гражданина Мамонтова Валерия Львовича.
– Доведение до самоубийства? – переспросила я и инстинктивно попятилась. – Мой муж… умер?!
Я почувствовала, как холодеют ноги. Что же это такое? Как?! Конечно, он оказался последней тварью, но… Это же не повод лишать человека жизни. Я не могла его убить! Ведь не могла же?
Сделав усилие, я ещё раз попыталась собрать в кучу фрагменты памяти. И тогда перед глазами всплыло женское лицо.
Очень красивое лицо со сверкающими зеленоватыми глазами, мягкими большими губами и точёным носом. Белые длинные волосы. Идеальные правильные пропорции. Я смотрела на эту женщину и понимала, что она – вовсе не любовница моего мужа.
Она – это… я?!
– Уверена, здесь какая-то ошибка, – проговорила я, стараясь придать голосу как можно больше убедительности.
На самом деле уверена я была только в одном: в полицию нельзя. Стоит мне туда попасть, жизнь никогда не станет прежней. Впрочем, она уже сейчас изменилась, но будет хуже, много хуже!
– Можно посмотреть ордер на арест? – попросила я, и оперативник, хмыкнув, полез в карман, выудив оттуда сложенный вчетверо листок.
Бегло взглянув на бумагу, я перевела взгляд на дуло автомата, которое чуть ли не упиралось мне в солнечное сплетение.
– Хорошо. Позволите переодеться? – Я расправила плечи, пытаясь не поддаваться панике.
– Под моим наблюдением, – ответил оперативник и, грузно шагая, последовал за мной в спальню, оставляя на ламинате следы из снега и реагентов.
– Думаете, убегу в Нарнию? – мрачно усмехнулась я, раскрыв платяной шкаф.
– У вас две минуты на сборы, – не оценив шутки, пробасил оперативник и замер с оружием наперевес.
– Может, хотя бы отвернётесь?
– Минута сорок пять секунд…
Ну что же, ладно. Быстрым движением я стащила с себя вульгарное чёрное платье, и в этот момент в голове что-то щёлкнуло. В метафорическом смысле, конечно. Как будто в организм проник смертельный вирус Эбола, способный убить тебя за каких-то пару часов. Но, в отличие от настоящего вируса, этот метафорический вброс принёс не симптомы геморрагической лихорадки, а воспоминания.
Это был всего лишь миг, в течение которого я успела осознать весь трагизм, ужас и ирреальность случившегося.
***
Я стою в большой и до неприличия угрюмой комнате. Какой же скучный интерьер! Но... есть здесь и кое-что хорошее. В зеркальной дверце шкафа отражается мужчина в костюме полицейского. Такой брутальный. Такой весь в образе. Неужели эта фригидная мышь Изабелла решила сыграть в ролевые игры? Неплохо для этой заумной серости.
Улыбаясь своему отражению, я провожу пальцами по длинным волнистым волосам. Надо будет записаться на кератиновый уход. Но сначала – займусь этим красавчиком.
Сжимая в руке роскошное платье из последней коллекции Гуччи, я медленно иду к мужчине.
– Стоять на месте! – орёт он, бешено вращая глазами и тыча в меня длинным стволом. – Руки за голову!
Зря он это… Ведь так я могу и не выдержать. И тогда всё случится слишком быстро, а игра будет испорчена.
Я откидываю волосы назад и медленно веду подушечками пальцев по собственному обнажённому торсу.
– Иди ко мне, мой генерал, – с придыханием зову я, и "полицейский" с блаженной улыбкой движется в мою сторону.
– Уф… Какая ты горячая… – задыхаясь, он мечтательно тянется ко мне рукой. – Прямо как пирожок!
Ну это совсем ни в какие ворота!
– Что ты сказал?! Пирожок? Ты назвал меня пирожком?! – восклицаю я, моментально теряя над собой контроль. – По-твоему, я толстая?! Никто не может называть меня толстой! Никто, слышишь?
“Полицейский” пытается отнекиваться, бормочет что-то, извиняется, а под конец вообще падает на колени и начинает ползать вокруг меня, изображая ручную собачку. Он такой нелепый, что, в конце концов, я успокаиваюсь. Мне даже становится его жаль.
– Ладно уж, прощу тебя, – я снисходительно треплю бедняжку по щеке. – Только сначала слегка накажу. Ты был плохим мальчиком, поэтому… Я сейчас пойду в комнату для принцесс, а ты… Дай-ка подумать! – Внезапно взгляд падает на его оружие, и я улыбаюсь собственной идее. – Когда я выйду, досчитай до десяти и просто выстрели себе в рот из этой штуки! Договорились?
Мужчина радостно кивает:
– А можно потом ещё потрогать? – он показывает взглядом на мою грудь.
– Конечно, мой генерал, – я игриво щёлкаю “полицейского” по носу, – но только после наказания…
Я вылетаю из спальни, на ходу надевая потрясающее платье, в котором я чувствую себя настоящей голливудской актрисой.
Убогое пальто Изабеллы не сходится на груди, но другой верхней одежды нет, так что приходится терпеть. Радует только то, что сапоги у нас с этой заучкой одного размера. Конечно, не последний писк моды, но существование такой обуви я ещё хоть как-то могу оправдать…
На лестничной площадке перед дверью дежурят ещё двое бруталов. Справиться с ними ещё легче, чем с первым. Заходя в лифт, я тихонько хихикаю, представляя, что сейчас делают эти серьёзные дяди со своими винтовками. Думаю, теперь они ещё долго не смогут сесть на стул.
Старенькая кабина лифта ползёт так медленно, что за время спуска я успеваю хорошенько поразмышлять о своей жизни. Куда мне идти? Что делать дальше? Я молода, красива. Мужчины меня все до одного хотят и слушаются беспрекословно – это я сразу поняла! Только желательно подойти к ним поближе. А чтоб уж наверняка – ещё и заглянуть в глаза.
А значит, мне не надо работать. Можно ни о чём не волноваться. Хочешь новенький смартком? Машину? Квартиру? Достаточно лишь попросить. А если кто обидит – тоже неплохо. Можно и наказать, и отомстить.
Единственная проблема – это фригидная Изабелла, которая вечно встревает в мою жизнь. Воспоминания об этой очкастой лабораторной мыши расстраивают меня.
Но... я вдруг понимаю, что теперь у меня есть серьёзная глобальная цель – избавиться от этой заумной серости! Пока я не знаю, как буду действовать, но точно приложу все силы, чтобы добиться своего!
Лифт останавливается. Я выхожу в раскрытые двери и...
– Далеко собралась, красавица? – раздаётся хрипловатый голос.
В полумраке передо мной вырастает мужской силуэт.
Я успеваю только повернуть голову на звук и увидеть заросшее щетиной лицо с блестящими в темноте глазами. На первых трёх бруталов мужик не похож – ни камуфляжного костюма, ни даже маленького ствола.
Заглядывая в глаза незнакомца, я уже почти открываю рот, чтобы сделать очередной приказ, но тут же мои губы стягивает полоса скотча. Я дёргаюсь, пытаясь вырваться, но мужик наваливается на меня грузным телом, хватает в охапку и крепко стягивает руки верёвкой.
– Ну что, красивая, поехали кататься? – весело подмигивает он и зачем-то надвигает мне на лоб давно устаревшую широкополую шляпу, выводя под руку в подъезд. – Будешь рыпаться – пристрелю, – сообщает он, наклоняясь ко мне с добродушной улыбкой.
У меня не возникает даже тени сомнения в том, что он способен выполнить угрозу, но чтобы быть ещё более убедительным, он расстёгивает куртку и демонстрирует небольшой пистолет во внутреннем кармане.
Во дворе никого нет, кроме одинокого полицейского, который курит в отдалении около убитой полицейской тачки. Ну почему наши стражи порядка ездят на таком антиквариате? В эту машину приличная девушка не села бы даже за миллион!
К моей радости, к тачке мы не подходим. Вместо этого, поворачиваем направо и углубляемся в арку, где припаркована новенькая "Лада". Ну, это уже кое-что.
– Прошу, – говорит мужик с ухмылкой, раскрывая багажник. – Ваши апартаменты!
Такого я вынести абсолютно не могу! Ехать в багажнике?! Это уж слишком!
Я яростно мычу и мотаю головой. А потом у мужика в руке появляется маленькая вещица, похожая на шокер.
***
Никогда не доводилось путешествовать в багажнике, да ещё со связанными руками и заклеенным ртом. Интересно, что эта чокнутая натворила на этот раз? Лежать здесь холодно и неудобно. Стразы на платье, которое, похоже, меня теперь будет преследовать до скончания века, больно царапают кожу. Руки и ноги затекли, а тело ломит так, будто по нему проехал каток.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем машина плавно затормозила и остановилась. Послышался хруст снега, мелодичный писк.
– Ну здравствуй, красивая, – произнёс бородатый здоровяк, раскрыв багажник. – Вот, значит, как мы умеем. Неплохо, неплохо…
Лицо здоровяка расплывалось перед глазами, и я не могла детально разобрать его черты. Видела только, как он выудил из внутреннего кармана куртки складной нож и, поигрывая им, наклонился ближе:
– Ты же ведь более здравомыслящая, чем твоя… кхм… альтернативная версия, правда? Ты не заставишь меня заниматься членовредительством?
Я отрицательно мотнула головой, и тогда здоровяк быстрым движением сорвал полоску скотча со рта, дав мне возможность говорить. Острая боль обожгла губы, кожу защипало.
– Кто вы и зачем похитили меня? – спросила я первым делом.
– Может быть, пообщаемся в более… комфортных условиях? – ответил незнакомец и галантно протянул руку, помогая выбраться из багажника.
Некоторое время потребовалось на то, чтобы восстановить кровоток в затёкших ногах. Играя роль радушного хозяина, здоровяк подал мне локоть, предлагая взять под руку. Так мы прошли через ворота пропускного пункта, пересекли заснеженную площадку и оказались около приземистого бревенчатого сруба.
Внутри приятно пахло деревом, горящими дровами, ароматными травами. На полу по центру комнаты лежала огромная бурая шкура с головой медведя. Из раскрытой пасти поверженного зверя торчали клыки. У камина суетился невысокий мужчина азиатской наружности – насколько я могла рассмотреть без очков.
– Привет, Марат, – здоровяк пожал руку азиату.
– Здравствуйте, Иван Иваныч. Как доехали?
– Хорошо, Марат, хорошо… Ты можешь пока идти, только это, – понизив голос, здоровяк наклонился к уху азиата и сказал ему что-то ещё.
Я не расслышала, что именно, но поняла, что говорили обо мне, потому как азиат вдруг указал в мою сторону и радостно закивал.
– Ну, будем знакомы? – сказал здоровяк, опустившись на медвежью шкуру.
– Будем, – ответила я, осторожно усевшись с ним рядом и одёрнув злосчастное короткое платье, которое так и норовило подняться выше, чем допускали правила приличия.
– Меня зовут Иван Коротков, – представился здоровяк и, глухо кашлянув в кулак, продолжил: – Можно просто Ваня. А вы, я так понимаю, Изабелла Строкова – дочь известного пианиста Вениамина Строкова, талантливый микробиолог, генетик и, наконец, заведующая научным отделом частной лаборатории “Спектрум”, руководителем которой до недавнего времени являлся ваш ныне покойный супруг? Ничего не забыл?
Я покачала головой. Осведомлённость Короткова меня нисколько не удивила. Изначально было ясно, что этот человек не так прост, и если он заинтересовался мною, то, конечно, не за красивые глаза. А перечисленные факты я никогда не скрывала: по сути, любой желающий без труда смог бы раскопать всю эту информацию.
– Нет, не забыли, – ответила я сухо, – продолжайте...
В этот момент деревянная дверь со скрипом распахнулась, впустив Марата и клубы морозного воздуха. Азиат бросил на пол несколько клетчатых пушистых пледов, а мне протянул небольшой футляр.
Открыв его, я обнаружила овальные очки в тонкой оправе. Вот это было уже неожиданно. Я примерила их, и мир моментально приобрёл чёткость.
– Вы даже знаете, какие у меня диоптрии?
– Конечно, – пожал плечами Коротков. – Это как раз несложно выяснить.
Теперь я могла более детально рассмотреть его широкое лицо с крупными чертами и аккуратно подстриженной короткой бородой. Лукавые серые глаза в обрамлении морщин-лучиков светились умом и проницательностью. Избавившись от дутой куртки, которая придавала ему несколько бандитский вид, Коротков остался в синем свитере грубой вязки и воплощал теперь этакий собирательный образ брутального русского учёного.
– Так зачем вы меня похитили и привезли сюда? – повторила я вопрос.
Коротков помолчал, пожевал губами.
– Я полагаю, вы понимаете, что с вами происходит? – осторожно спросил он.
– Догадываюсь, – ответила я без лишних подробностей, лихорадочно соображая, как следует себя вести.
Сидящий напротив человек оставался тёмной лошадкой, хотя, нужно признать, он умел расположить к себе. Только вот мой лимит доверия людям был окончательно исчерпан.
– А хотите знать, как умер ваш супруг? – спросил Иван внезапно, прощупывая меня оценивающим взглядом.
– Нет, – резко ответила я, – не хочу!
– Он взял канцелярский нож, отрезал… кхм… свой мужской орган и, стиснув зубы, смотрел, как кровь идёт из раны. Смерть была мучительной. Никакого болевого шока и потери сознания – все два с половиной часа он понимал, что жизнь покидает его капля за каплей, но не смел позвать на помощь. Он чувствовал, как коченеют ноги, как остывает тело.
– Довольно! – прервала я. – Зачем вы мне это рассказываете?!
– Хочу понять ваше отношение.
– Вы ошибаетесь, если думаете, что я начну изливать вам душу.
Некоторое время мы пристально смотрели друг на друга.
– Поймите вы, я не из полиции, да и вообще далёк от официальной власти… в её привычном понимании, – сказал он наконец. – И я вам совсем не враг, а, можно сказать, потенциальный союзник.
Я иронично усмехнулась:
– Отличный спич. Вот теперь я готова продать вам тело на органы! Вы же этого добиваетесь? Разобрать меня по винтикам, да?
Коротков усмехнулся в ответ:
– Но вы-то сами как – уже разобрали себя? По винтикам?
Я молча сверлила собеседника взглядом, прикидывая, насколько много он знает. И есть ли смысл играть в шпиона? Может, он и вправду мне не враг?
– Ставить опыты на себе, – продолжил тем временем Коротков, – что это? Фанатизм учёного? Какая-то особая этика? Или, может, изощрённая попытка суицида? Что вами двигало, когда вы вкалывали себе этот… экспериментальный препарат?
– Неплохая попытка, – ответила я, – но, знаете ли, откровения с местными бандитами не входят в мои планы.
Коротков разочарованно качнул головой и нехотя поднялся:
– Ну что ж, придётся это исправлять, – сообщил он и, лукаво подмигнув, направился в смежную комнату, вход в которую закрывала тяжёлая тканевая драпировка. – Кстати, мы сейчас находимся на закрытой базе, и здесь вокруг на десятки километров нет ни одного поселения – это на случай, если вы решите сбежать…
Последние слова Коротков говорил уже из соседней комнаты. Я не ответила. Бежать куда-то сейчас хотелось меньше всего. Хотя, возможно, в моей ситуации это был бы и лучший вариант.
Коротков вернулся, держа в руках низкий столик, на котором стояли небольшие стопки и тарелки с тонко нарезанной колбасой, сыром, солёными огурцами. Из широкого накладного кармана брюк торчало горлышко бутылки. Поставив столик передо мной, Иван вытянул бутылку из кармана и принялся с заговорщическим видом её откупоривать.
– Решили меня споить? – не удержалась я от саркастичного комментария.
– Честно, хотел сегодня обойтись без этого, – развёл руками собеседник. – Но вы ведь по-другому не хотите.
– Вообще-то, я не пью. Тем более водку, – отрезала я, но Короткова, похоже, это уже мало волновало.
– А с чего вы взяли, что это водка? – снова подмигнул он, наполняя прозрачной жидкостью стопки. – Вы попробуйте. Не волнуйтесь, это не алкоголь.
Одну из стопок он пододвинул ко мне, другую взял сам. И тут произошло нечто странное. Я точно помнила, что не собиралась пить. Я уже даже раскрыла рот, чтобы отказаться, но вместо этого взяла стопку и опрокинула её в себя. Залпом. На одном дыхании.
Что за помутнение? Проделки Беллы или…
Взглянув на Короткова, я поняла: “Нет, это не Белла… это – нечто другое. Он... знал, что я не смогу отказаться!”
Горло обожгло и перехватило, хотя это действительно не походило на алкоголь. Не было характерного запаха, да и по вкусу, скорее, напоминало простую воду. И всё же, я чувствовала, как жар распространяется по пищеводу, разносится кровью по венам. На глаза навернулись слёзы, и я принялась часто моргать.
– Господи! Что это за дрянь?!
Коротков выжидательно наблюдал за моей реакцией.
– Ну что, теперь вы мне расскажете, зачем вы ввели себе препарат? – вновь спросил он.
– Вы ведь знаете, что такое состояние аффекта? – неожиданно для самой себя спросила я. – Когда ты совершаешь что-то, не вполне отдавая отчёт в своих действиях. Знаете, я как-то не планировала становиться подопытным животным. И не собиралась убивать себя. И его тоже…
Внезапно мне стало плевать на осторожность и больше жизни захотелось выложить собеседнику всю подноготную, обнажить душу, максимально искренне ответить на его вопросы, какими бы они ни были. Спустя некоторое время Коротков во всех подробностях знал о случившемся.
– Так ты хочешь избавиться от своего… кхм... альтер-эго, я правильно понимаю? – спросил он, задумчиво приглаживая бороду.
– Конечно, хочу, – без колебаний ответила я. – Белла как обезьяна с гранатой – большие возможности, но никаких представлений об ответственности и морали. Ты думаешь, я в восторге от того, что она сделала с Валерой? Он, конечно, причинил мне боль, но это не даёт права на убийство. Или, может, я должна благодарить её за то, что меня теперь ищет вся полиция города? И это Белла ещё пока не до конца поняла свои способности! А что будет, когда поймёт?
– Могу помочь избавиться от неё при условии, что ты поможешь мне… использовать возможности Беллы.
Я с удивлением приподняла бровь.
– Так, давай-ка по порядку. Сначала – как ты поможешь мне убрать эту сумасшедшую?
– Это долгая история, – ответил Коротков. – И сейчас я не буду грузить тебя подробностями. Буду краток. Как я уже говорил, я не являюсь представителем властных структур. Официальных. Но помимо них есть и другие организации. Так вот. Ты что-нибудь слышала о компании "ЗАСЛОН"?
Изабелла напряглась, пытаясь вспомнить, откуда ей известно это название. Точно! Ведь именно у них лаборатория "Спектрум" закупала генераторы наночастиц "Смартскан-12". Именно на их базе и шла разработка того самого экспериментального препарата.
– Вы... амбассадоры инноваций, верно?
Иван одобрительно посмотрел на собеседницу с сдержанно кивнул.
– Да. И это... накладывает на нас определённые обязательства по отношению ко всему человечеству, если хотите...
– Что ты хочешь этим сказать? – не поняла Изабелла.
– Спектр наших целей и задач очень широк, – туманно пояснил Коротков. – Если в двух словах, то "ЗАСЛОН" объединяет светлые головы, которые определяют векторы развития человечества. Это – почётная, важная и… опасная миссия.
– Опасная?
– Видишь ли, не все инновации выгодны держателям золотых акций… назвовём так, Мировой корпорации. Конечно, позже я расскажу всё подробнее, если сработаемся.
Чем дальше я слушала Короткова, тем сложнее мне было ему поверить. Хотя за последние дни я уже убедилась в том, насколько зыбкими могут быть границы нормального.
– Хорошо, – сказала я наконец, – допустим, это правда. Но я так и не услышала ответа на свой вопрос. Как ты поможешь мне избавиться от альтер-эго?
– Терпение. Я как раз подводил к этому. Дело в том, что "ЗАСЛОН" владеет многими технологиями, которые пока ещё не введены в массовое производство. Некоторые из них находятся на стадии разработки, другие… были отклонены пока что, по морально-этическим соображениям. Таково положение дел. Так что помочь тебе будет несложно, думаю. У меня есть нужное оборудование. И оно здесь, на этой базе.
– Хорошо, сделаю вид, что поверила, – сказала я, не отрывая взгляда от проницательных серых глаз. – Допустим, ты сможешь помочь, но что требуется от меня?
– Небольшое содействие. Сделать Беллу управляемой и уговорить выполнить одно задание.
– А если конкретнее? – с сомнением прищурилась я.
– Дело в том, что через несколько дней состоится Саммит для членов той самой Мировой корпорации. Там, грубо говоря, будет решаться вопрос о будущем человечества. Белла должна будет проникнуть в резиденцию и раздать несколько приказов радикально настроенным держателям акций. Это позволит добиться изменения политики в благоприятную для человечества сторону.
– Ничего себе, – усмехнулась я. – Всё настолько серьёзно?
Коротков пожал плечами:
– Понимаю, звучит это, наверное… слишком пафосно, но таково положение вещей. Саммит состоится через неделю, и за это время мы должны подготовиться…
Я недоверчиво посмотрела на Короткова, переваривая информацию.
– Ладно. Пусть так. Допустим. Но… дело в том, что я никак не могу её контролировать! Я вижу похождения Беллы уже постфактум, перед очередной трансформацией. Мне только остаётся надеяться, что она не убьёт кого-нибудь в очередной раз.
Коротков как будто ждал такой реакции.
– Всё уже продумано, – сказал он, довольно хлопнув себя ладонями по коленям. – Первый шаг – научиться вызывать её. Я подключу тебя к прибору. Он разрабатывался для людей с диссоциативными расстройствами, но… почти уверен, в твоём случае он тоже сработает. Прибор позволяет создать единое ментальное пространство, в котором вы сможете спокойно поговорить… Когда это случится, ты должна убедить её посотрудничать. Но первое, что тебе надо сделать – наладить с ней контакт, уговорить появляться не спонтанно, а тогда, когда ты подашь ей сигнал.
– И что это должен быть за сигнал?
– Какой-нибудь маркер. Любой, но что-то уникальное. Чтобы ни с чем нельзя было спутать. Может быть, какие-нибудь определённые духи или украшение, определённая одежда…
– Вот это подойдёт? – спросила я, выудив из кармана платья небольшой цилиндрический предмет. Уже некоторое время назад я нащупала его случайно и крутила в пальцах, пытаясь определить, что это.
Колпачок с характерным щелчком пополз вверх. Ярко-оранжевая помада. Не знаю, каким образом она оказалась у меня, но сейчас это было и неважно.
Коротков с улыбкой кивнул.
– Подойдёт, – ответил он. – Так что, попробуем?
Я кивнула в ответ. Удивительно, но, рассказав Ивану обо всём, что случилось, я ощущала не разочарование, а скорее наоборот, возрастающую симпатию, готовность верить, несмотря ни на что. Неужели это всё – воздействие какого-то вещества из той бутылки?
– Слушай, Вань, а что в ней было? – спросила я, указав на початую ёмкость. – Сыворотка правды?
– Нет, – качнул головой Коротков. – Обычная вода. Но дело не в ней. Дело…
Он сел рядом и попытался обнять меня за плечи.
– В тебе? – закончила я за него, удивлённо вскинув глаза и позволив Короткову дотронуться до себя. – Это какой-то гипноз? Почему я не смогла отказаться выпить с тобой? Ведь я собиралась. И тут словно какое-то помутнение.
– Не только у тебя есть сверхспособности, – добродушно рассмеялся Иван.
Я прижалась к нему, ощутив удивительное душевное тепло и тягу к этому человеку. Мы подошли друг к другу, словно детали пазла. Такого прилива нежности и страсти с Валерой я не испытывала никогда. А он, между прочим, был моим первым и единственным мужчиной.
Мы двигались всё быстрее, приближая высшую ступень близости, когда я с ужасом вновь почувствовала это… То самое ощущение, как будто прорывает невидимую плотину в голове. На короткий миг я увидела всё, что произошло с Беллой в последней её фазе активности. Про смерть оперативника, про то, как Коротков поймал её в подъезде.
Затем всё пропало.
***
– Ого, медвежонок! Вот это я вовремя! – томно говорю я, глядя на мощную фигуру партнёра.
Она наваливается прямо на меня, и я понимаю, что ему уже не остановиться.
А Изабелла не такая уж и фригидная. Этот мужик – настоящий гигант!
***
Я в комнате. Темнота окутывает меня со всех сторон, но глаза постепенно привыкают, и впереди проступают полутона. Кто-то сидит на стуле вполоборота. Это женщина. Она резко поворачивается ко мне, и я вижу её лицо, длинные белые локоны. Слышу звонкий смех.
– Белла, давай поговорим!
– А, серая мышь собственной персоной! И что ты здесь делаешь? – плотоядно усмехается она. – Хочешь избавиться от меня?
– Нет. Просто… хочу поговорить. Да, мы с тобой слишком разные. Твоя проекция личности выделилась из всего, что долгое время было вытеснено в подсознание, а препарат помог завязать эту проекцию на цепь избирательных мутаций. Это сложно объяснить, но…
– Не пытайся. Вряд ли я что-то пойму, – скашивает она уголок губ в ухмылке. – Ведь у меня только одно на уме. Так ты думаешь, да?
Я отрицательно мотаю головой.
– Нет. То есть, да, но… Послушай, да, мне не нравится твоё поведение! Ты не думаешь о последствиях, ты считаешь, что вправе распоряжаться человеческими жизнями!
– Твой благоверный заслужил такую участь, не находишь?
– Заслужил, но ты не должна была вот так. Жизнь – это высшая ценность, мы не вправе её отбирать, что бы не случилось… А тот полицейский? Он-то тебе что плохого сделал? – я неосознанно повышаю голос. – Просто подвернулся под горячую руку? Ты думаешь, такое поведение принесёт тебе счастье? Или, может быть, любовь?
Белла опускает голову, и я вижу, как по её щеке катится скупая слеза.
– Не принесёт, – всхлипывает она. – Прости меня. Я… дура. Самая настоящая…
Я подаюсь вперёд, чтобы утешить её, но в этот момент Белла поднимается и одновременно тянется в мою сторону, делая выпад правой рукой.
– Ах-ха! Думаешь, я идиотка? Поверю твоим уловкам? – смеётся она.
Её пальцы разрывают одежду и застревают в моём плече. Белла улыбается, глядя на мои мучения, и снова тянется ко мне – уже левой рукой. На этот раз её пальцы протискиваются между рёбрами, добираются до сердца и сдавливают его. Мне становится трудно дышать.
Мы стоим друг напротив друга, связанные через руки Беллы. Правая рука – правое плечо. Левая рука – сердце. Я чувствую, как в местах проникновения что-то движется, растёт, перетекая из одного состояния в другое.
И в этот момент ко мне приходит простое и ясное понимание.
– Нам не нужно ни о чём договариваться. Ты – это и есть я, – отвечаю, стиснув зубы и стараясь не кричать от боли.
– Не совсем, – отвечает Белла. – Я – всего лишь часть тебя. Всё то, что ты годами подавляла в себе, вышло наружу.
– Ты делаешь мне больно...
– Я знаю. Но это хорошо. Когда хирург пришивает оторванную руку, тоже бывает больно, наверное, – говорит Белла и неожиданно добавляет: – Коротков обещал мне, что в конце останусь только я.
Я усмехаюсь сквозь боль:
– Мне обещал убрать тебя…
– Кажется, он играет на два фронта, – говорит Белла.
– Разве это важно? – вскидываю я глаза. – Ведь мы вместе можем теперь так много. Мой ум учёного, твоя красота и способности. Всё это может работать на благо людям! Мы будем продвигать инновации в этом мире, мы будем бороться с теми, кто хочет отбросить человечество назад из-за своих денежных интересов…
Белла грустно улыбается.
– Думаешь, у меня получится?
Наши тела соприкасаются и прорастают друг в друга, связываясь сотнями, тысячами нейронов. Уже в следующую секунду мы обе теряем способность говорить, зато получаем возможность ощущать внутреннюю связь. Мы уже не можем скрываться, врать, пытаться выгородить себя – все мысли, чувства, эмоции обнажаются. Многие из них чужды для меня. Но это – мои чувства и мои эмоции. Неотъемлемая часть души, с которой не нужно бороться, которую не нужно прятать в чулан подсознания.
***
Первое, что я увидела, открыв глаза – встревоженное лицо Короткова. Он светил мне в глаз фонариком, вероятно, пытаясь определить реакцию зрачка.
– Ты вернулась! – воскликнул он и принялся поспешно отстёгивать меня от медицинского кресла. – Как ты себя чувствуешь? Голова не кружится? Встать можешь?
Я прислушалась к своим ощущениям. Голова не кружилась. В теле практически не было усталости.
– Нормально, – улыбнулась я, – даже, можно сказать, хорошо.
– Я рад, – ответил Коротков вполне искренне. – Рад, что у нас всё получилось…
– Что получилось? – спросила я, прищурившись. – Ты врал нам обеим. Зачем?
– Просто мне нужны вы обе, – улыбнулся он и зачем-то протянул мне пресловутую помаду. – Вместе, а не по отдельности.
– Вот как?! – я взяла помаду и задумчиво подошла к небольшому зеркалу над умывальником. – Ты что же, рассчитываешь, что мы после этого захотим с тобой сотрудничать?
Красящий пигмент мягко ложился на кожу губ.
– Очень на это надеюсь, – сказал Коротков, с интересом наблюдая за моими действиями.
Когда губы стали полностью оранжевыми, короткие тёмные волосы начали отрастать, а формы – трансформироваться.
***
Белокурая девушка, похожая на вышедшую из пены богиню, кокетливо подмигивает Короткову и подходит ближе, покачивая бёдрами. Он смотрит на неё с тревогой, готовый в любой момент к кардинальным действиям.
– Ну что, красавчик, – она останавливается совсем рядом и некоторое время молчит, выдерживая театральную паузу, – когда там этот ваш Саммит мирового правительства?
Коротков улыбается с явным облегчением.
– Через неделю. И у нас совсем мало времени…