«Сокол» мчался с бешеной скоростью, превращая пейзажи за окном в размытые полосы.
Я сидел в купе первого класса, глядя на мелькающие леса и поля. Четыре часа назад мы с Холмским выскочили из дома Фаберже и помчались на вокзал. Успели на последний рейс.
Николай сидел напротив, уставившись в телефон. Он набирал номер Овчинникова в пятый раз за последние полчаса.
Никто не брал трубку.
— Не отвечает, — пробормотал Холмский. — Да что ж такое…
Он положил телефон на столик, провёл ладонями по лицу. Потом схватил телефон снова и набрал другой номер.
Гудки. Пауза. Гудки.
— Арсений тоже не берёт, — голос Николая надломился.
— Не суетись. Понимаю, что ты беспокоишься. Но подумай сам: на заводе чрезвычайная ситуация. Наверняка Павел Акимович просто слишком занят или где-то оставил телефон.
Холмский наконец-то внял голосу разума и отложил телефон. Бедный аппарат едва не раскалился.
— Наверное… Пожалуй, вы правы. Но если с Павлом Акимовичем что-то случилось…
Я молчал и смотрел на мелькающие за окном пейзажи.
Хлебниковы перешли черту. Я был готов отдать руку на отсечение, что пожар — их рук дело. Точнее, Фомы или кого-то вроде него. Но приказ отдал Хлебников.
Одно дело — воевать с Фаберже напрямую. Мы конкуренты, мы боремся за рынок. Грязные методы? Неприятно, но ожидаемо.
Но они уже во второй раз атаковали моих партнёров.
Сначала попытались уничтожить репутацию Самойловой. Распускали слухи о её магической слабости, пытались сорвать рекламную кампанию.
А теперь Овчинников.
Честный купец, порядочный человек. Согласился на партнёрство, несмотря на угрозы. Рискнул своей репутацией и бизнесом. И получил в ответ поджог завода.
Хлебниковы дали понять: тот, кто работает с Фаберже, станет мишенью.
Это уже не просто конкуренция. Это террор.
— Николай, — сказал я спокойно, — паника не поможет.
Холмский вздрогнул, посмотрел на меня.
— Приедем — разберёмся, — продолжил я. — Главное сейчас — узнать о масштабах катастрофы.
— Да, конечно…
«Сокол» нёсся вперёд, проглатывая километры. Москва приближалась.
Поезд начал замедляться. В окне появились окраины столицы — серые многоэтажки, заводские трубы, железнодорожные пути.
Динамик над головой ожил:
— Уважаемые пассажиры, через пять минут прибываем на станцию Москва, Николаевский вокзал. Просьба приготовиться к выходу и не забывать свои вещи в купе и на пассажирских сидениях…
Холмский вскочил с места:
— Наконец-то!
Он схватил сумку и метнулся к двери купе. Поезд плавно остановился у перрона. Двери открылись.
Москва встретила нас холодным ветром и чёрным небом.
***
Такси остановилось у ворот завода. Я расплатился с водителем и вышел. Холмский выскочил следом.
Картина перед нами была апокалиптической.
Территория завода оцеплена полицейской лентой. У ворот стояли две полицейские машины, ещё три пожарных автомобиля оставались на территории завода, хотя пожар явно уже потушили. Три машины скорой помощи были припаркованы у административного здания.
Запах гари висел в воздухе — едкий, въедливый, пропитывающий одежду и лёгкие.
Литейный цех превратился в почерневшее здание с частично обрушившейся крышей. Некоторые окна были выбиты — чёрные провалы зияли в закопчённых стенах. Дым всё ещё поднимался из-под обломков.
Остальные цеха выглядели гораздо лучше — где-то их подкоптило, но всё уцелело. Пожарные успели отбить огонь, не дали ему распространиться дальше.
На территории завода толпились люди. Рабочие собрались группами — подавленные, с серыми лицами, смотрели на руины. Полицейские в форме опрашивали свидетелей, записывая показания в блокноты. Пожарные сворачивали шланги. Криминалисты в белых комбинезонах готовились к осмотру места происшествия, доставали оборудование из фургона.
У главного входа стояли двое мужчин, разговаривая с третьим — в штатском, но по выправке это явно был сотрудник органов.
Одного я узнал сразу — Арсений Овчинников, старший сын Павла Акимовича. Второй тоже был мне знаком — приказчик Краснов.
Холмский увидел их и бросился вперёд:
— Сеня! Иван Семёнович!
Арсений обернулся. Лицо его дрогнуло:
— Коля!
Они быстро обнялись. Холмский схватил Арсения за плечи:
— Где Павел Акимович?! Я всю дорогу не мог ему дозвониться.
Арсений мрачно кивнул в сторону дороги:
— В больнице. Отец задержался до позднего вечера, заработался, — продолжил Арсений глухо. — Проверяли готовую партию изделий перед отправкой. Когда начался пожар, он был там вместе с мастерами…
— Боже, — прошептал Холмский.
Краснов вмешался:
— Евдокия Матвеевна поехала с ним в больницу. Не волнуйтесь, Николай Михайлович.
— Как он? Что с ним случилось?
— Вроде стабильно, — Краснов кивнул. — Врачи говорят — повезло. Спасибо мастерам — помогли выбраться из огня.
Всё это время я стоял чуть поодаль, давая Холмскому время поговорить с другом. Но Арсений всё же заметил меня.
— Александр Васильевич! Вы приехали!
Я подошёл ближе, протянул руку. Арсений крепко её пожал.
— Как только узнали — сел на первый поезд.
Краснов тоже поздоровался, кивнув с уважением:
— Благодарим, Александр Васильевич, что так быстро приехали. Павел Акимович будет рад узнать.
Мужчина в штатском, с которым они разговаривали, повернулся ко мне. Лет сорока пяти, с проницательным взглядом и жёсткими чертами лица.
— Вы — Александр Васильевич Фаберже? — спросил он. — Партнёр по бизнесу Павла Акимовича?
— Да, это я.
Он достал удостоверение, показал:
— Майор Сергей Викторович Макаров. Быстро вы добрались.
— Разумеется. У нас совместное дело.
Макаров кивнул и переключился на опрос других мастеров. В следующий миг из-за угла административного здания появились двое молодых людей.
Девушка лет восемнадцати в тёплом пальто, с заплаканными красными глазами и растрёпанными волосами. Татьяна, дочь Павла Акимовича. Рядом с ней — Савелий, младший сын. Губы парня были сжаты в тонкую линию, руки он грел в карманах пальто.
Таня увидела Холмского и замерла на мгновение. Потом бросилась к нему:
— Коля!
Она обняла его и разрыдалась, уткнувшись лицом в его плечо. Холмский обнял её, гладя по спине:
— Тише, Танюша, тише. Всё будет хорошо.
— Я так испугалась! — всхлипывала она. — Когда увидела огонь… Думала, папа там… Думала…
— Твой отец будет в порядке, — успокаивал её Холмский. — Врачи говорят — обойдётся. Он сильный. Переживёт.
Савелий подошёл к брату. Лицо его было бледным, но спокойным — парень держался молодцом, хотя наверняка и ему было страшно.
— Что говорят пожарные?
— Потушили. К счастью, обошлось без новых жертв, — ответил старший брат.
— Хорошо.
Я подошёл к Арсению:
— Чем я могу вам помочь?
Наследник Овчинникова пожал плечами.
— Честно? Не знаю, Александр Васильевич. Но понимаю ваше беспокойство. Вы партнёр отца, пострадали от случившегося не меньше нашего…
Я покачал головой:
— Сейчас важнее ваша семья и завод. Финансы подождут. Если я могу как-то помочь, скажите.
— Конечно. Спасибо, Александр Васильевич.
Таня тем временем отстранилась от Холмского и вытерла слёзы тыльной стороной ладони.
— Извини, — сказала она, выпрямившись. — Расклеилась.
— Всё нормально, — успокоил её Холмский.
Девушка глубоко вдохнула, взяла себя в руки. Посмотрела на группы рабочих, толпившихся по территории завода.
— Нужно что-то делать, — произнесла она решительно. — Люди тут уже несколько часов. Замёрзли, голодные.
Она достала телефон, быстро набрала номер:
— Алло, Аннушка? Это Татьяна. Срочно нужна помощь. — Таня начала диктовать список, загибая пальцы. — Горячий чай и кофе — литров на пятьдесят. Бутерброды, пирожки. Термосы, посуда одноразовая. Привезите всё как можно скорее. На завод, главный вход…
Она отключилась, посмотрела на младшего брата:
— Савелий, поможешь организовать раздачу?
— Конечно.
Он отошёл к группе рабочих, нашёл среди них пожилого мужчину с седыми усами:
— Пётр Ильич, собери людей. Скоро привезут еду и чай.
Мастер благодарно кивнул:
— Спасибо, Савелий Павлович. Люди совсем измотались.
Холмский тем временем тоже достал телефон, начал звонить. Я слышал обрывки разговора:
— …да, пожар на заводе Овчинниковых… нужна помощь… можете прислать людей?.. Спасибо, дядя Фёдор…
Он переключился на другой номер, повторил просьбу. Потом ещё на один.
Я наблюдал за происходящим со стороны. Московское купечество сплотилось перед лицом беды. Помощь организовывалась быстро, без лишней суеты. Каждый знал, что делать.
В любой момент такое могло случиться с любым из них.
Тем временем майор Макаров со своей группой опрашивал свидетелей. Я подошёл ближе, прислушиваясь.
Один из полицейских записывал показания мастера:
— Да как обычно всё было! Ночная смена — пятнадцать человек. Литейный цех как раз закончил отливку очередной партии. Изделия оставили остывать…
— Где вы были в момент взрыва? — спросил полицейский.
— В соседнем здании, — ответил мастер. — Четверо остались в литейном цехе — следили за процессом остывания. И тут что-то рвануло…
— Вы слышали взрыв?
— Три взрыва, — поправил мастер. — Один за другим.
Другой полицейский опрашивал охранника:
— Вы видели кого-нибудь подозрительного на территории?
Сторож покачал головой:
— Никого. И на камерах никого не видели — только рабочую смену и коллег. Делали обходы — тоже тихо. Всё было спокойно до самого взрыва…
Криминалисты в белых комбинезонах тем временем работали у литейного цеха. Фотографировали место возгорания с разных углов. Брали пробы с пола, стен, складывали образцы в прозрачные пакеты с маркировкой.
Я подошёл ближе, наблюдая за их действиями, но не стал им мешать и топтаться по возможным уликам.
Главный криминалист — мужчина лет пятидесяти с проседью в волосах — подошёл к Макарову с планом здания в руках.
— Господин майор, есть предварительные выводы. Три очага возгорания, — криминалист ткнул пальцем в план. — Один в литейном цехе, один на складе заготовок, один в цехе обработки. Все три рванули практически одновременно. Похоже на взрывные устройства с синхронизацией.
Макаров нахмурился:
— Взрыв с целью поджога?
— Похоже на то, — подтвердил криминалист. — Чтоб уж точно наверняка. Все цеха в одном здании расположены. Потому и пожар такой мощный.
Я подошёл к майору:
— Могу добавить информацию.
Макаров повернулся ко мне:
— Слушаю, господин Фаберже.
— Павлу Акимовичу Овчинникову недавно угрожали.
— Что вам известно, господин Фаберже?
— Конкуренты, — ответил я спокойно. — Не хотели нашего партнёрства. Останавливали Павла Акимовича в поезде, предупреждали не связываться со мной. Он не отреагировал и всё равно заключил соглашение.
— Конкуренты? — переспросил Макаров. — Имена и фамилии назовёте?
— Вы же умный человек, господин майор, — я мрачно улыбнулся. — Понимаете ведь, что угрозы звучали в завуалированной форме и устами незнакомцев. Но есть догадка, что сделано это по поручению господина Хлебникова. Мы недавно вышли на их рынок с новой линейкой продукции.
Лицо майора стало непроницаемым:
— Серьёзное обвинение, господин Фаберже. Хлебниковы — влиятельная московская семья. Нужны доказательства.
— Мой партнёр оказался в больнице. По-вашему, я настроен разбрасываться словами?
Макаров задумался. Потом кивнул.
— Будем копать. Лаборатория исследует пробы, подождём заключения. Опросим всех сотрудников, найдём исполнителей. А там поглядим, на кого выйдем.
Краснов подошёл к нам. На лице его была странная смесь облегчения и отчаяния.
— Александр Васильевич, — обратился он. — Хорошие новости. Вашу партию спасли!
Арсений вздрогнул:
— Правда?
— Успели перенести на второй склад, а он не пострадал, — кивнул Краснов. — Там пять тысяч золотых элементов для браслетов Фаберже. Все целы.
— Слава богу, — выдохнул Арсений.
— Благодарю, Иван Семёнович — добавил я. — Хоть одна хорошая новость.
Краснов качнул головой:
— Но оборудование…
— Насколько всё плохо? — спросил Арсений.
— В литейном цехе одна печь повреждена взрывом, — начал перечислять Краснов. — Прессы искорёжены. Шлифовальные станки тоже повреждены. Ущерб… значительный.
— Сколько понадобится на восстановление?
— Пока считаем, Арсений Павлович. Но это точно простой на пару недель. И десятки тысяч рублей на ремонт…
Я молчал, анализируя ситуацию.
Ударили точно. Выбрали московский завод — золотой цех, основное производство браслетов. Уничтожили оборудование, остановили выпуск продукции.
Цель очевидна: наказать Овчинникова за неповиновение и развалить наше партнёрство.
Очевидно, следующий удар будет по заводам в Костроме и Калуге.
— У вас же здесь хорошая охрана, — задумчиво проговорил я, глядя на здание.
— Конечно, — кивнул приказчик. — Несколько постов, обход территории, система сигнализации, видеонаблюдение.
— Как же тогда поджигатели проникли?
Краснов нахмурился:
— Вот и мы об этом думаем. Чужих по камерам не увидели. Кто-то своих?
Арсений мрачно добавил:
— У нас система электронных пропусков с разными уровнями допуска. Система записывает, кто и во сколько пришёл, какие двери открывал и в каких помещениях был. Будем проверять всех, Александр Васильевич. И если это кто-то из своих, то мы его найдём.
Тем временем Таня с Савелием организовали раздачу горячего чая и еды. Рабочие выстроились в очередь — молчаливые, измотанные. Угощали и медиков, и полицейских.
Атмосфера чуть потеплела. Люди ожили. Заговорили тише, но хоть заговорили.
Я наблюдал в стороне. Холмский и Савелий помогали разносить чай. Таня улыбалась рабочим, подбадривала.
Хорошие дети у Овчинникова.
Арсений подошёл ко мне. Небо над Москвой уже светало — наступало утро.
— Александр Васильевич, вы же даже не ложились со вчерашнего дня? — сказал он. — Вы где остановились?
Я пожал плечами:
— Ещё не решил. Забронирую номер в гостинице.
— К чёрту гостиницу, — перебил Арсений. — Вы партнёр отца. Почти семья. Оставайтесь у нас.
Он повернулся к Холмскому:
— Николай, ты тоже. У нас всем места хватит.
Холмский благодарно покачал головой:
— Спасибо, Сень, я лучше у родителей переночую. Всё равно рядом, доеду за десять минут, если что.
— Ну, как знаешь.
Я посмотрел на Арсения:
— Благодарю за гостеприимство. Но не хочу обременять вас в такое время.
— Никакого обременения, — отмахнулся он. — Наоборот, нам всем будет спокойнее. Сейчас нужно держаться вместе.
Отказываться дальше было бы невежливо. Да и смысла не было — нужно было оставаться на связи с семьёй Овчинниковых.
— Хорошо. Благодарю вас.
— Тогда поедем к нам. Людей я сейчас отпущу — автобус за ними уже приехал. А нам с вами нужно хотя бы пару часов передохнуть.
***
Мне предоставили гостевую комнату на втором этаже в доме Овчинниковых. Просторная, с высокими потолками и тяжёлой мебелью из тёмного дерева. Был соблазн сразу рухнуть на кровать под забавным балдахином в цветочек, но я слишком хорошо себя знал — глаз сомкнуть не удастся.
Дети Овчинниковых разошлись по своим комнатам. Все устали. Все переживали за Павла Акимовича, а слуги дежурили у телефона.
Я повесил пиджак на спинку стула и опустился на кровать.
День был тяжёлым, но это только начало. Хлебниковы дали понять — они не шутят. Нужен план. Быстрый и эффективный.
Я достал телефон из кармана. Хотел позвонить домой, узнать, как себя чувствовала Лидия Павловна. Артефакт работал хорошо, но я всё равно волновался.
Но решил не беспокоить вымотанного отца в такую рань. Просто написал сообщение Лене и попросил перезвонить через два часа.
Но телефон зазвонил сам.
«Номер скрыт».
Настороженность мгновенно сменила усталость. Я принял звонок и поднёс телефон к уху.
— Слушаю.
— Добро пожаловать в Москву, Александр Васильевич, — донёсся низкий мужской голос.
— С кем имею честь?
— Вашего партнёра предупреждали по-хорошему. Объясняли, что не стоит связываться с вами. И вот результат.
Он сделал паузу.
— Если вы и правда порядочный человек, — продолжил голос, — откажитесь от сотрудничества с Павлом Акимовичем. Иначе вся последующая кровь будет и на ваших руках.