Долгие годы лучшие умы человечества, учёные, философы, священники, размышляли, что такое человек, и так и не смогли прийти к общему мнению. Может, человек — это обезьяна с АКМ и скальпелем? Или разум? Или ощипанная птица, с насмешкой брошенная в Платона великим алкоголиком и онанистом Диогеном: «Вот он, платоновский человек». А может прав тот растаман, что после очередного ба:ŋа, ухмыляясь в тридцать два прокуренных зуба, и сощурив красные словно помидорки глаза, высказал банальную мудрость: "У тебя нет души, ты и есть душа, и у тебя есть тело".
В конце концов, единственный критерий, является ли кто-то человеком, — это то, что этого кто-то
признают человеком другие люди. Это определение само в себе. Сипулька. Ничто, если подумать глубже.
Ладно, человек, может быть, слишком сложный вопрос. А кто такой Я или Ты, мой дорогой друг?
Являюсь ли я набором электрических и химических сигналов в четырех фунтах белка и липидов, что спрятаны в семидесяти килограммах мяса и костей, которые в свою очередь укрыты слоем ороговевших и умерших клеток?
А что, если это тело уберут, отнимут руки, ноги, гениталии, внутренние органы, оставив лишь голову, как в экспериментах доктора Брюхоненко? Останусь ли я собой?
Если нет, то на каком этапе Я перестану быть мной и стану кем-то другим?
Если да, в случае когда сохранится самость без тела, то определение плоти как части меня — излишнее.
Если тело лишнее, мы снимем лицо и скальп, вынем глаза и разберём череп на двадцать три кости и даже вынем три пары слуховых косточек.
Останется ли освежёванный мозг мной, если, например, поместить его в питательный раствор и подключить нервные окончания к искусственным глазам, ушам и телу?
На каком этапе такой разборки я исчезну, и таинственный незнакомец займёт мою обитель, собранную из нейронов и их отростков?
Хорошо, если мозг в банке — это до сих пор я, то давайте пододвинем уровень абстракции и деконструкции дальше от исходного организма.
Начнём деталь за деталью заменять сам мозг, меняя его на искусственные элементы. На каком шаге моя личность станет другой?
А если удастся полностью поменять мозг на искусственный, и я останусь?
Может, я — это просто воспоминания меня обо мне?
Память так ненадёжна и зыбка. Просто ♫ эхо былого. Я уже не помню лица своих дворовых друзей, гладкость шёрстки моего давно ушедшего питомца, объятья умерших родственников и вкус губ первой девушки.
А что, если меня и вовсе нет, так же как и человека в целом?
Я — вещь в себе, а то, что есть только само по себе, и вовсе не существует.
З-з-наешь, что я-я-я тебе отвечу, мой дорогой другкк, т-т-ты пьёшь слишком много водки. В-в-водка дурно влияет на мозг, особенно склонный к такому дефектному у-у-учению, как солипсизм. Ты вещь в себе? Ты не существуешь?
Сержант был коренаст и сильно в годах, ещё не разменял шестой десяток, но уже на самом пороге. В отличие от модных эсов с той стороны баррикад, не курил сигару и не носил широкополую шляпу. Предпочитал простые дешевые «Беломорпуть».
Но сейчас его крепкие жёлтые зубы под седыми усами сжимали трубочку из газетной бумаги, тщательно набитую табаком из окурков былого богатства. Знаешь, где граница тебя и н-н-не тебя? Б-б-боль. Боль от-от-отделяет тебя от ок-ок-ружающего мира. Она, родная, п-п-показывает, что т-т-ты ещё существуешь. Сделав ещё одну глубокую затяжку, серj, ласково называемый в отделении Акакичем (вот такая у его дедушки была фантазия, а его папа был такой терпеливый, что не поменял имя), тыкнул ещё тлеющей папироской в тыльную сторону ладони философа.
Многословный любитель спиртного отдёрнул руку, но с лёгким запозданием, может, этанол, блуждающий в организме, замедлил реакцию, но также все в добровольческом корпусе знали, у ресоцев часто вместе с чисткой памяти заглушали проводимость боли. Иногда белые халаты слишком усердствовали в этом приспособлении к ведению боевых действий, и бывшие люди забывали вынуть руку из огня, случайно отгрызали себе языки, а уж отсутствие пары-тройки пальцев и вовсе считалось стандартом для недобровольных участников боевых действий на стороне Евразийского Социалистического Союза.
Н-н-ну а по поводу п-п-переделки э-э-это ты к нашим в-в-врагам иди п-п-поговори. ПЕНДОСЫ, — сержант начал заикаться и выбросил слово из глотки для предотвращения запинок. Отправляют на убой м-м-мозги в банках, а у-у-у нас честные солдаты, к-к-кто доброволец, а к-к-то и ресоц. Но в-в-все в одном окопе. И в-в-все, кто выживет, в-в-вернётся н-н-на гражданку как король. П-п-пять тысяч по в-в-выходу. Сняты все у-у-уголовные дела. З-з-закрыты все долги.
Да... Ноубунага, чьё имя было слишком сложно для сослуживцев и поэтому его называли просто Никита, потянулся как кот. Японская Советская Социалистическая Республика с 1945 так и не избавилась от остатков якудза, и обильно забитая татуировками кожа показывала, что этот солдат, скорее всего, ресоциализированный преступник. С другой стороны, несмотря на любовь к рукопашной схватке, боец был практически целый. И все пальцы, и глаза, и уши. Несколько шрамов не в счёт. Лёгкие ранения были у всех. Может, и доброволец. Тем более что обороняли как раз Сикоку. Выбитые ОАШ, Китайцы и Европейцы не планировали смиряться с потерей последней базы на архипелаге, а местные, полностью заё...ные предыдущими захватчиками, валом записывались в добровольцы. Ведь Советская Армия давала всё, что надо. Еду, одежду, укрытие в непогоду и возможность убивать бывших оккупантов. Так что, может, и добровольно присоединился. Тем более что правило «Не вспоминай, не говори и не спрашивай» запрещало прямо выяснять, кто к какой категории военнослужащих относится. Точно, что не призывник. Призывников на азиатском театре почти не использовали.
Ниппонец улыбнулся только глазами, его овальное, чуть желтоватое лицо никогда не выражало эмоций. Даже когда меч, с которым он впервые появился в отделении, хрустнул, отсекая голову захваченного европейского янычара, не горевал. Просто похоронил осколки клинка, будто бы человека, и теперь ходил с казацкой шашкой, дополнительно удлинив рукоятку изолентой для двуручного хвата клинка.
Как торько выгоним убрюдков с нашия сима-сима, демобиризуюсь. В корхоз пойти в горах. Будет чай выращивать.
Зачем янычаров казнить? Ну, во-первых, нам провиант на передовую сбрасывают в расчёте только на бойцов. Чем пленного кормить-то? Во-вторых, на каждом нечистом из Халифата — взрывной ошейник. Он всё равно не жилец. Как только эфенди вернётся с задачи, пересчитает остатки своего подразделения, да и нажмёт кнопки всем, кто не вернулся. ЕХовцы часто недокладывают взрывчатку, жалеют или воруют. Или просто руки из жопы растут. Насмотрелся я на янычар с полуоторванной башкой. Мучается, орёт, иногда просто ожёг глубокий, когда как. Лучше уж казнить. А Никитка большой мастер головы рубить. Как-то мы обоз с янычарами в гибернации захватили, он на спор с Андрюхой Бандерой башки им и отрубили, кто больше нарубит, спорили. Никита победил, но меч свой тогда и сломал.
Разговоры сослуживцев перед костерком — самое лучшее снотворное. Конечно, если как следует набраться. Корсиканский маньяк Наполеон как-то говорил, что солдат, который не может заснуть под звуки орудий, не хочет спать. Но во времена французского карлика не было гранатомётов 16-го калибра (40 мм) — между прочим, штатное вооружение янычаров первой линии. А сзади эфенди чистоты гонят вперёд своих неполноценных сограждан снайперскими выстрелами и заминированными ошейниками.
Да и китайцы во времена француза не использовали генно-модифицированных собак в качестве сухопутных торпед. Внешне обычная шавка, дворняга, возможно, слишком упитанная для области, охваченной войной, металлодетектором не определяется, но если вдруг вскрыть такую, то видно, что под кожей у кусаки множественные тератомы, заполненные клыками. Когда тварь умирает, включается скоротечный аутолиз, ткани наполняются метаном, и тушка примерно через час буквально взрывается с огнём и осколками, а иногда просто лопается, забрасывая окрестности гниющим мясом.
У американцев вообще железяки. Глубоко в танке или джипе человеческий обрубок. Без рук, без ног, типичный самовар. Амеры оптимизируют расходы материалов, их техника компактная, кабина миниатюрная, говорят, что пилоты в авиации — вообще одна голова. Не видел летунов, не знаю, но самолеты у них действительно крошечные. Взрослый человек туда не влезет.
И зачем мне эти мысли перед сном. Как там мои родные? Успел только посадить их на транспортник до материка, когда американцы вероломно напали на советские поселения на Хонсю, и в ту ночь простой советский доктор всю ночь и весь следующий день залечивал бесконечные раны нескончаемому потоку пациентов, сначала, когда казалось, что это ненадолго, вот-вот, и орды звездно-полосатых машин дрогнут и побегут, подгоняемые красным штыком. Поэтому лечил каждого, давал время любому пострадавшему, военному или гражданскому. Ближе к концу ночи уже начал отбраковку. Ресоцев, двигал в конец очереди. Они должны расплатиться кровью за прежние преступления против Советской власти и трудового народа. Потом прекратил уход за тяжелоранеными. Шансов у них немного, и лучше потратить время и медикаменты на тех, кому повезло больше. К финалу последнего дня и вовсе вырубился под слезы и причитания мамочки, притащившей сильно обгоревшего младенца. Войска дядюшки Сэма всё-таки решились и ударили тактическим атомом прямо по военнослужащим, окопавшимся на заставе, среди которых было немало опоздавших с эвакуацией гражданских.
На пятый месяц войны почти вся Япония перешла в советскую зону контроля, Сикоку был последним рубежом, и даже подключившиеся в качестве союзников китайцы и европейцы не переломили картину драки. Слишком длинное плечо подвоза подкрепления, морские конвои безжалостно топились советскими подводниками, а у азиатов после того инцидента в уханьской лаборатории и последующего ядерного карантина территорий с населением было всё очень грустно. Гоминьдан заявлял, что у них до сих пор не менее двухсот миллионов человек, но товарищи из Чжунго гунчаньдан смело отвечали, что пятнадцатимиллионный Тайвань давно более населён, чем материковый Китай. И кстати, много отважных китайских коммунистов воевало теперь в Советской армии против буржуев Чан-Кай-Ши. А что до собак, они, конечно, страшные твари, но только в плотной городской застройке. Как назло, оборону на этом малом острове Японского архипелага держали именно в городе. Армии JA, ясно дело, сложнее с их неповоротливыми машинами, а их пехота и морпехи предпочитали не лезть в бой до полного воздушного превосходства. Всё по заветам дядюшки Дуэ. Европейцы с их мясными штурмами тоже откатывались каждый раз, оставляя изорванные крупнокалиберными пулями трупы янычаров. Даже смертники не помогали. Просто дурака в зелёной головной повязке и с безумным криком бегущего вперёд убивали первым. Да что мне в голову эта херня лезет, нет бы о семье думать. Сосед на соседней шконке, видимо считая, что я заснул, а может ему было пофиг, яростно гонял лысого. Молодое тело требовало выплеска, и никакая война не помеха. Вот ведь похабник. Но мало-помалу тяжесть дня давала о себе знать.
Уютная квартира в четырёхэтажном домике. На лавочке сосед, ветеран ещё ТОЙ войны. Одноногий старикан дымит трубочкой. Рядом несколько бабушек. Среди них дед-капитан — настоящий гоголь. Надо быстрее преодолеть тропинку до порога, пока не завалили вопросами про геморрой и боль в коленях. Сакуры осыпают ароматный асфальт розовыми лепестками. Так красиво. Так мимолётно. Гораздо лучше, чем старушки с их вопросами.
Евразийский Союз самое замечательное государство Земли. Да, Япония — новая советская территория, ещё не все пережитки прошлого устранены. Местные луноликие женщины до сих пор, спустя двадцать лет после кровопролитнейшей войны в истории человечества, не видят ничего плохого в домах терпимости. Японская ячейка КПСС долго пыталась побороть этот недуг Республики, а потом плюнула. Просто обложили налогом и стали записывать в трудовой стаж. Так же, как в Кавказском отделении игнорируют местную традицию кражи невест, а в Польском — закрывают глаза на то, что во главе всех колхозов стоят потомки магнатов. Ну получается у ребят управлять сельским хозяйством, и пусть рулят.
Опять сон ушёл в кошмар. Тоненькая дверь из ДСП, отгораживающая наше жильё от лестничной площадки, приоткрыта. Сашка, маленький хулиган, опять ходил до лабаза и забыл закрыть замок. Впрочем, чего боятся в самой безопасной и мирной стране?
В тесной прихожей темно, и дверь из рифленого стекла не решает проблему. Пол заляпан чем-то липким. Суп чтоли пролили. Каждое утро я фиксировал, что виденье пришло ещё раз, но во сне никогда не помнил продолжения. Хоть и видел его многократно. В уютной гостиной жена и дети в лужах красного. Незнакомый мужик стоит на коленях, его руки и лицо измазаны. Гнев застилает глаза. Зачем у меня молоток? Зачем молоток. Подлетаю к убийце и бью его, бью, бью, бью... Ты не должен жить. Ресоциализация слишком мягко для такого зверя. Умри, умри, умри...
Странный сон всегда заставлял проснуться, а пять месяцев непрекращающейся битвы приучило не кричать, не подскакивать. Только открывать глаза. В углу сержант при свете самодельной лампы работает с бумагами. Почти не спит, танкистский шоколад перепадал иногда и пехотинцам. Тем более что танки особенно и не нужны на японском ТБД.
Нелепые грёзы ускользали, кошмар был глуп, противоречил реальности. Родные садятся на экранолёт в Находку. Семья мертва, в лужах крови посреди семейного гнёздышка. Первый раз это приснилось после первого человека. Или не человека. Вместе с другими бойцами СА смогли подбить из РПГ Феникса, американский двуногий киборг с огнемётом. Подстрелили пендоса рядом с нашим Т-64, амер спрыгнул сверху на советскую машину, поддерживающую пехоту. Смелый гад. Сорвал люки и сжёг экипаж. Когда расковыряли американцу оболочку, там девка чернокожая, губастая. Ни рук, ни ног. Вся в каком-то дерьме навроде солидола извожена. Голая. Кто-то из бойцов, вроде даже сержант, предложил пустить её по кругу. Но лейтеха за ТТ схватился. Не позволено такое для советского солдата. Тут его снайперская пуля и накрыла. Бойцы переглянулись, но е..ть тушу из ОША желание пропало. Бросили её на пылающий советский танк. Как она визжала. И воняло будто шашлычком.
На котлах только три. Ещё бы пару часиков поспать, но сон будто рукой... Сержант бывалый вояка. Говорят, в корейскую войну добровольцем ходил. Тогда на стороне американцев, против орд Чан Кайши. Когда у Чана были нескончаемые потоки людей. Впрочем, замечательный закон «не вспоминай, не говори и не спрашивай» ограничивал возможность узнать правду прямо у Акакиевича. Да если вдруг он рес, он и сам не знает, истину ли говорит, или только думает, что говорит правду. Видя мое пробуждение, командир отделения протянул квадратик, завернутый в алюминиевую фольгу. Непроизвольно отдёрнул руку. Дурак всё-таки наш сержант, и его солипсистские шутки — дурацкие. Всё равно ж-ж-же не заснешь теперь. Поможешь с расчётом боеприпаса и провизии для по-полнения. К нам новеньких в «рабство» п-п-прислали. Говорят, в-все после мозгомойки, н-н-ну сам увидишь. Всё же доктор, справишься. А я сползаю до-до-до секретов, посмотрю, всё ли в порядке.
Чёрный комочек отправляется в рот, руки слегка затряслись. Это нормально. Тусклый свет самодельной лампадки стал ярче. Теперь я чётко вижу записи бугра. Вот тут он накосячил. Исправляю и быстро пересчитываю всё до рассвета, отправляю данные по радио.
Тарахтит кукурузник, дешёвая этажерка сбросит на передовую позицию продовольствие в соответствии с моими цифрами. Второй мотор, опять звуки парашютов. Ресов часто сбрасывают на позиции, словно груз. Осваивать тонкости управления хлопушкой их мозг может, но смысл? В настоящие десантники их не берут, пробовали сначала, но с резьбы часто слетают после нескольких прыжков, если не сильно голову прочистили, а тех, кого глубоко обрабатывают, нельзя к оружию допускать. Слишком медленные, неповоротливые. Мозг пластичный, через несколько лет всё приходит в норму, но кто же даст время на войне прохаживаться неспешно?
Принял новобранцев. Как есть типичные ресы. Ханурики, почти все в бандитских наколках. Некоторые со свежими фингалами. Под ноль бриты. На затылках сертификат Морзе набит. Что-то новенькое. Точно ускоренный курс. За таким только гляди теперь. После вспышки рядом вспомнит, что совсем недавно фабричную кассу обносил или там мужикам под хвост заправлял, да и устроит дружественный огонь. Кстати, в переулке метрах в ста глаза светятся, может, обычный бобик, но скорее хуаŋу. Демоновы отродья не любят людей, а других собак просто ненавидят и убивают всегда, когда встречают. Здоровенные надпочечники мразей делают их просто безумно быстрыми и сильными в критический момент. А что после пары лет жизни у них связки и мышцы как у пятнадцатилетних псов — не проблема. Впрочем, я подозреваю, мало кто из шавок переживает два года. На всякий случай прицелился и зарядил очередь из ППШ. Калаши как-то быстро истратились все, и армия опять перешла на оружие тридцатилетней давности. По крайней мере, рядовые подразделения. Благо на складах папаш море накоплено, да и третий пистолетный (7,5 мм, примерно аналог 7,62×25 мм ТТ) — до сих пор самый популярный пистолетный патрон... в мире. В переулке взвизгнули, но проверять не стал. Тварюга, даже сильно раненая, очень опасна.
После обеда шоколадка метаболизировалась, и спать захотелось. Серj, помня помощь и, видимо, немного чувствуя вину за то, что прервал мой пьяный монолог вчера, подрыхнуть отправил. Сон — это хорошо, сон нужен. Нырнул в Морфея как в омут. Только кошмар нагнал повторно, на этот раз с продолжением. Приснилось мне не только как мою семью убили и что я с разбойником поквитался, но и как судят меня за это. Чтож, справедливо. Человек, который не в силах эмоциями управлять, не достоин коммунистического будущего. Хорошо, что реальный, не сонный я — совсем другой.
Выстрелы меня разбудили, видимо, хватит бок пролёживать. Враги согласовали общий штурм, сначала волна хуаŋу, а как только с собаками покончили, Першинг попёр на нас.
Тяжёлая хреновина. Место, которое мог бы экипаж занимать, занято мощными движками, тяжеленной бронёй и увеличенным запасом выстрелов. Три искалеченные тушки где-то в середине конструкции да аппарат заряжания — вот и вся команда танка. Рядом янычары, как всегда в парадных красных штанах, белоснежных, хоть и запылённых и пропитанных потом рубашках. Смертников, опоясанных взрывчаткой, нет, только бойцы. Оружие у них паршивое, но мощное. Эфенди и сейчас на поле не вышли, наблюдают издали с биноклями и снайперками за действиями своих подопечных.
Танковая гусеница наехала на одну из дохлых псин, и с легким хлопком собака расплескала содержимое на пехоту сопровождения, газы уже начали скапливаться, но миной труп не стал. Мерзко, если подумать. Заработали стволы с обоих сторон.
Рядом соседнее подразделение, молодой командир, зелёный, только из учёбки, руководит отделением. Лейтенант на сержантской должности. Может, так плох, а может, нет никого кроме него. Попадание Першинга поблизости. Неприятное ощущение, скажу я вам, ливер как будто перетряхнуло. У соседского пиджака осколком живот разорвало. Ревёт, слёзы пускает. Часы золотые протягивает, другой рукой кишки пытается внутрь заправить. «Солдатик, вытащи меня, пожалуйста». Говном воняет, не жилец офицерик. Я вам как врач заявляю.
А когда стрельба прекратилась, на позиции посыпались снаряды, тут уж не до раненых. То ли артподготовка врага запоздалая, то ли наши перепутали координаты и накрыли своих же. Ох уж эти артиллеристы, говна коричневые. Кстати, Неправдицин как раз в артиллерии служил. Как говорится, каков приход — таков и поп.
Тиннитус, словно мерзкий комарик, перекрыл собой все звуки мира. Никита с бледным лицом перевязывает лейтенанта, только время зря теряет, часы не стал брать, блестящая вещица до сих пор в окровавленной руке. Вряд ли этот якудза мозгомойку проходил. Слишком правильный, хотя говорят, из прошедших ресоциализацию и получаются самые надёжные строители коммунистического будущего, если, конечно, крыша не протечёт. Рядом со мной присел ресоц-новичок. Из ушей, носа и глаз лысика юшка подтекает. Всё лицо в крови, так похож на того хера, которого я во сне молотком заколотил. Мир распадается калейдоскопом и собирается в новую картинку. Днём я уважаемый советский доктор, да, без семьи и не самый общительный, а по вечерам гуляю по пригороду уютного Саппоро. При свете дня лечу человеческие болезни, а под солнцем ночи лечу болезни человечества. Вот притон бля...й. Ресоц к ним не применяют. Московские старпёры считают, что это местная традиция, и она сама закончится с приходом коммунизма. Только отмечают в трудовой книжке стаж, хоть в партию всё-таки не берут. Даже детишки их бля...ие, если приживутся от е...ря, и то полноценные советские малыши. Учат их в школе, летом отправляют в Артек или в Hotel Warnemünde. Лишь бы учились хорошо. Даже в комсомольцы принимают. Мамка шлюха, а сынок салютует перед бюстами Ленина и Такамацу Нобухито. Хрясь молотком по башке с пергидрольными кудряшками. Не будешь больше разносить порок в Моей Советской Родине.
В соседнем доме вообще мужик, офицер, между прочим, из наших переселенцев женился на такой, первого ребёнка нагулянного своим признал, и второго заделал. Да, баба ушла с панели, но грязь... Грязь просто так не отмыть. Сложный случай. Ночью примерный муж дома ночует, график дежурства офицеров доктору никто не скажет. А узкоглазая потаскуха эта в магазине продавщицей теперь. Впрочем, что была продажной, и теперь... Даже советский продавец всё-таки барыга.
Уютный четырёхэтажный домик. На лавочке дед, наверное, ветеран ещё ТОЙ войны. Одноногий старикан дымит трубочкой. Рядом несколько бабушек. Среди них герой ВОЙНЫ — настоящий гоголь. Надо быстрее преодолеть тропинку до порога, пока не завалили вопросами про геморрой и боль в коленях. Сакуры осыпают ароматный асфальт розовыми лепестками. Так красиво. Так мимолётно. Гораздо лучше, чем старые грымзы с их вопросами.
Самое замечательное государство Земли. Тоненькая дверь из ДСП, отгораживает квар от лестничной площадки, приоткрыта. Жильцы забыли закрыть замок. Впрочем, чего боятся в самой безопасной и мирной стране?
В тесной прихожей темно, и дверь из рифленого стекла не решает проблему. Пол безупречно чистый, и обувь сложена на полочке. В уютной гостиной проститутка читает книжку своим ублюдкам, старший мальчик узкоплёночный, а младшая девочка беленькая, словно одуванчик. Гнев застилает глаза. Зачем у меня молоток? Зачем молоток. Женщина сначала улыбается, но, понимая, что это не её муж-рогоносец, пытается вскочить. Подлетаю к порочным и бью их, бью, бью, бью... Вы не должны жить. Ресоциализация слишком мягко для таких. Умри, умри, умри... Суд... Советский суд самый гуманный в мире. Они поймут, что я всё сделал правильно. В зале тот офицер, муж, теперь уже вдовец шалавы, явно вижу, что он не очень-то и похож на моего подопечного, новенького ресоца из отделения. Так, пара общих черт.
Объявляю приговор Гражданское Коллегии Суда Союза ССР города Саппоро.
Приговор
Именем Союза Евразийских Советских Социалистических Республик.
Гражданская Токийского Суда Союза ССР города Саппоро в составе:
...
Чикатило Андрей Романович, 1936 года рождения,
— всех в преступлениях, предусмотренных ст. 102 УК ЯССР
...
Приговариваем к высшей мере...
Ресоциализации.